Текст книги "Инженер магии"

CXXIV

Потерев плечо, Доррин ставит кружку на столик для мытья, в который раз сокрушаясь по поводу нехватки времени. Дождя нет, но небо затягивают тучи.

Приезд Гастина с предписанием Гильдии заняться ковкой ежей хоть и огорчил его, но не стал неожиданностью. А вот за Кадару и Брида юноша тревожится: падение Элпарты повергло весь юг в сумятицу, и достоверных сведений об уцелевших пока нет.

Правда, ему кажется, что смерть Кадары он бы почувствовал... но где же она?

Возвращаясь к мысли о ежах, Доррин качает головой. Единственный выход для него – договориться с Яррлом. Может быть, просто заплатить старому кузнецу? В любом случае сейчас ему нужно или возвращаться в кузницу, или ехать к Яррлу и толковать насчет ежей, но вместо этого он только садится и снова потирает плечо левой рукой.

– Что, свело? – спрашивает Лидрал, поднимая голову от счетных книг, разложенных на другом краю кухонного стола.

Доррин качает головой.

Привстав со стула, женщина, чуть прихрамывая, подходит к нему сзади и начинает пальцами разминать ему плечи.

Доррин стонет.

– Я все время машу молотом, и плечи иногда немеют, – признает он. – Но это ерунда.

– Тебя огорчает предписание Гильдии?

– Да. Ежи – острое оружие. А им нужно шесть десятков штук за две восьмидневки. Придется поговорить с Яррлом... обменяться с ним работой или заплатить ему.

– Можешь заплатить. Деньги есть, – говорит Лидрал.

– Только благодаря тебе, – отзывается Доррин, стараясь расслабиться под ее пальцами и наслаждаясь тишиной, которая закончится с возвращением Мерги и Фризы.

– Может, все-таки благодаря нам обоим?

– Ладно, путь так. Мне просто хотелось бы...

Больше всего ему хотелось бы иметь возможность по-настоящему, не на миг, заключить ее в объятия.

– Мне тоже. Но Рилла меня обнадеживает.

Имя целительницы напоминает Доррину о том, что ему нужно заниматься делами.

– Тебе пора идти?

– Почему ты так решила?

– По лицу видно. Тебе нужно возвращаться к работе. Кроме того, тебя по-прежнему тревожит судьба твоих друзей.

– Да. Но что я могу сделать? Я ведь не солдат! Тьма, мне и со своими-то делами никак не справиться.

– Я ведь договорилась о регулярной продаже бринна в Сутию. Одна партия принесет нам двадцать золотых. Это поможет?

– Конечно. Но его нужно еще вырастить.

– У тебя в погребе запас года на три. Первую партию мы должны доставить через две восьмидневки, – говорит Лидрал, уже снова уткнувшись в книги.

– Ты просто творишь чудеса.

– Одно плохо, что мы зависим от чужих кораблей.

– Я над этим работаю. Кстати, благодаря твоей подсказке.

Лидрал, держа тяжелую кружку, словно хрустальный бокал, отпивает глоток и ставит сосуд на стол. Доррина восхищает изящество этого движения.

– Какой еще моей подсказке? – спрашивает она.

– Как-то раз у нас зашел разговор о том, что в торговле важны быстрота и способность попадать туда, куда не добираются конкуренты. Вот я и подумал: корабли движутся туда, куда дует ветер, а лопасти вентилятора приводят в движение воздух. А что если заставить их двигать воду? Вода плотнее воздуха, и судно поплывет куда угодно, хоть прямо против ветра.

Лидрал поднимает брови, но молчит.

– Ну, веслами ты делаешь почти то же самое, хотя не совсем. Сначала, кстати, я хотел приделать к своей машине именно весла, но это было бы слишком сложно. Вот колесо с лопастями или что-то в этом роде... – он усмехается. – Теперь ты понимаешь, почему я мастерю игрушечные суденышки.

– По словам Рейсы, ты работаешь над ними чуть ли не с самого прибытия в Дью.

– Да, времени на это ушло немало. Но теперь двигатель почти построен.

– И все же я не понимаю, почему добротный шлюп...

– Прошу тебя, даже если я пока и не могу убедительно объяснить почему, доверься мне. А сейчас, – он встает, – я и вправду пойду. Как ни крути, а мне надо потолковать с Яррлом.

– Только не задерживайся, – с улыбкой говорит Лидрал. – По-моему, собирается дождь.

Седлая Меривен, он улавливает усиление ветра, но это его не тревожит. Ехать до Яррла недалеко, а лошадке не помешает размяться.

Ваос машет ему рукой с грядки, где он помогает Мерге и Рилле срезать для сушки последние травы.

Начинают падать первые капли, а к тому времени, когда юноша подъезжает ко двору Яррла, дождь уже льет как из ведра.

– Эка прорвало! – говорит ему оказавшаяся на пороге кузницы Рейса. – Да так неожиданно! Это часом не чародеи натворили?

Доррин тянется чувствами к низко нависшим облакам, но ощущает лишь чистые, холодные ветра.

– Нет. Обычное ненастье, никакой магии.

– Как Лидрал?

– Неплохо. Она вымоталась больше, чем сама понимала, но сейчас восстанавливает силы.

– А Яррлу приходится работать на Совет. Повинностями нынче обложили и тех, кто не входит в Гильдию.

Рейса делает жест в сторону светящегося огня горна, и Доррин замечает ушибы на ее руке.

Он тянется к ее запястью. Она сначала отстраняется, потом хрипло смеется:

– Что это я! Ты же целитель.

Доррин касается ее кожи: синяки не опасны, но пусть они сойдут поскорее.

– Вы с Петрой помогаете ему, – говорит он. – Ты работаешь левой рукой.

– А что нам остается делать? Ты ведь слышал про Элпарту.

Доррин кивает:

– Да. Но на зиму они этим и ограничатся.

– А весной продолжат наступление?

– Да. Скорее всего, двинутся реками, чтобы занять Клет и Спидларию.

Крыша кузницы содрогается под напором ветра.

– Ты пришел повидаться с Яррлом?

– Да. Хотел спросить, не согласиться ли он поменяться со мной заказами или повинностями.

– Это из-за того, что ты не можешь ковать оружие?

– А ты откуда знаешь?

– Так ведь ты целитель и если даже дерешься, то посохом, – смеется женщина. – Ладно, иди к Яррлу, а потом заходи перекусить. Я как раз хлеба напекла.

Вступив в отбрасываемый горном круг света, Доррин наблюдает за тем, как Рик управляется с мехами, в то время как Яррл, то выкладывая железный брус на наковальню, то возвращая его в горн, ловко и умело выковывает из него четырехконечную железную звезду с острыми лучами. Положив ее на кирпичи у горна, рядом примерно с полудюжиной таких же, кузнец опускает щипцы и молот.

– Хватит, Рик, – говорит он пареньку у горна. – Сходи попей воды.

Переводя взгляд с Яррла на Доррина, парнишка ковыляет к открытой двери.

– Славный малец, – говорит, кивая ему вслед, Яррл.

– Я рад, – отзывается Доррин. – А это, – он указывает на остроконечные звезды, – твоя повинность?

– Она самая. Ежи, против конницы. Шипы отгибаются в разные стороны, и эти штуковины разбрасываются на пути у конницы. В грязи они незаметны, так что для лошадей это сущая беда.

– Жестокое оружие, – говорит Доррин. – А как ты думаешь, Белые нападут этой зимой?

– Кто их поймет? А что говорит твоя рыжеволосая подруга?

– Ведь я ни ее, ни Брида давно не видел... Хочется верить, что они уцелели после падения Элпарты. Город все равно был обречен.

– Да, после падения Аксальта все этого ждали.

Доррин вспоминает знакомого Лидрал, аксальтского капитана, уверенного в несокрушимости своей твердыни.

– А это, – юноша указывает на ежи, – ты делаешь по просьбе Совета?

– Точнее сказать, по приказу. Всем кузнецам велено сдавать по сто штук каждые две восьмидневки.

– Знаю, – сухо отзывается Доррин, – как раз по этому поводу у меня и возникли кое-какие затруднения. Я не могу ковать ежи.

– Ты? Что за вздор! Это проще, чем делать дверные петли.

– Яррл, я же целитель!

– Ох... Тьма!

– То-то и оно! Я хотел узнать, не сможем ли мы с тобой обменяться работой или еще как договориться? Ваос еще не навострился делать такие вещи достаточно быстро.

– Его по-прежнему тянет к лошадям?

Доррин ухмыляется.

– Что я тебе и говорил. А вот Рик любит металл, даром что хромой. Ну, а касательно твоей просьбы... сейчас подумаем... Вот – Фентор заказал мне плужный лемех. Ты делаешь его из своего железа, а я кую... сколько на тебя навесили?

– Благодаря игрушкам я числюсь в Гильдии ремесленником, так что мне велено сделать шестьдесят штук за две ближайшие восьмидневки.

– А материал-то у тебя есть?

– Найдется. Тут ведь годны любые отходы.

– Ладно, договорились. Ты делаешь лемех за десять дней, а я беру на себя твои ежи.

– Спасибо, – говорит Доррин с легким поклоном. – Как сделаю плуг, привезу его тебе.

– Это мелочи, приятель, – откликается Яррл и поворачивается к двери: – Эй, Рик! Пора за работу.

– Иду, мастер Яррл.

Мальчик, прихрамывая, идет к мехам, а Доррин поворачивается к выходу.

– Всего доброго, мастер Доррин, – говорит Рик.

Яррл перебрасывает в горн заготовку для очередного ежа. Юноша выходит под ледяной дождь.

– Доррин! – окликает его Петра, жестом приглашая зайти на кухню.

– Возьми с собой! – она вручает ему покрытую навощенной парусиной корзинку. – Тут кое-что для твоей подружки, должно ей понравиться.

– Но... – пытается возразить Доррин.

– Возьми, отвези и отдай ей, – не терпящим возражений тоном заявляет Рейса.

Снаружи завывает ветер, дом содрогается под его напором. Потом слышится треск и глухой удар. Центральное из трех росших по краям луга деревьев сломалось. Крона упала на землю, оставив торчать высокий, неровно обломанный пень.

– Ну и ну! – качает головой Рейса. – Давненько я не видела такой бури. Не завидую тем, кого она застала в пути.

– Радости мало, – соглашается Доррин, принимая корзинку.

– Может, переждешь? – спрашивает Петра.

– Нет, со мной ничего не случится.

Конечно, по пути домой он промокнет до нитки, но ему не хочется в такое ненастье оставлять домашних без пригляду. Вроде бы погода все едино не в его власти, но у него такое чувство, что лучше ему быть дома.

CXXV

– Ты доволен работой у Хеммила? – спрашивает Доррин, роясь в ларе с обрезками в поисках кусков красного дуба, годных для игрушек. Работа с деревом кажется ему более трудной по сравнению с работой в кузнице. Или – что более вероятно – работа по металлу дается ему все легче и легче, чего о столярном деле не скажешь.

– Хеммил хороший хозяин, – отвечает, пожав плечами, темноволосый подмастерье. – Правда, лесопилка все равно перейдет к Волкиру и вообще... Но о Хеммиле я дурного не скажу. Он человек справедливый.

– А ты не подумывал о том, чтобы обзавестись собственной лесопилкой? Заказов, думаю, хватило бы на всех. Я сам слышал, как Хеммил говорил, что завален работой и не сможет распилить какие-то бревна самое раннее, чем спустя восьмидневку.

– Доррин, – отвечает Пергун с натянутой улыбкой, – с лесопилкой я бы управился, благо всему, что требуется, Хеммил меня выучил. Но где мне взять денег, чтобы ее купить?

– А как насчет того, чтобы ее построить? – спрашивает Доррин, добавляя еще одно маленькое полешко к кучке уже отложенных дубовых обрезков.

– А что я буду есть, пока идет это строительство? Да и вообще, откуда у меня деньги на стальные пилы, на обкладку камнем протока для водяного колеса, на приобретение участка земли с проточной водой?

– Ответить на самые простые вопросы бывает труднее всего, – улыбается Доррин. – Но мне думается...

– Кончай, на нас Хеммил смотрит, – Пергун делает паузу, но, не вытерпев, спрашивает: – Так что там тебе думается?

– Так... А вот скажи, ты всегда хотел работать на лесопилке?

– А что я еще могу? – бормочет Пергун и, ни с того ни с сего, добавляет: – Мерга славная девушка.

– Она женщина, у нее дочка есть, – смеется Доррин. – А ты частенько к ней наведываешься?

– Ты против?

– Совсем нет. Пока ты ее не обижаешь.

– Да кому придет в голову обидеть женщину, находящуюся под твоим покровительством?

Доррин только машет рукой и обвязывает обрезки дерева ремнями.

– Это все. Сколько с меня?

– Я бы рад отдать за медяк, но...

– ...но Хеммил запросит самое меньшее три, – со смехом заканчивает за него Доррин. – Бери два, и по рукам.

– А для чего тебе эти деревяшки?

– Для того, для чего и раньше – игрушки мастерить, – отвечает Доррин, протягивая две монеты.

– А Квиллер не злится? – интересуется Пергун, приняв деньги.

– Я стараюсь не делать таких вещей, как он, и его покупателей не отбиваю.

– Пергун! Заканчивай там! Нам нужно поменять лезвие, – разносится над штабелями досок и бревен зычной голос хозяина.

Доррин перекладывает обрезки в притороченные к седлу корзины. Он мог бы взять повозку Лидрал, но дерева для игрушек нужно не так уж много, а ему больше нравится ездить верхом, чем править вожжами.

Кобыла, конечно, не в восторге от дополнительного груза. Под холодным мелким дождем Доррин направляется к дороге.

Правда, по дороге текут ручейки ледяной воды, так что Меривен предпочитает трусить по траве за обочиной.

То здесь, то там валяются поваленные недавней бурей деревья. В городе появились слухи насчет выброшенной на берег близ мыса Девалин шхуне. Интересно, в каком она состоянии? Мысли о корабле не дают Доррину покоя.

Впереди дымит труба. В доме Доррина тепло, а вот снаружи холодает. Похоже, всех снова ждет суровая, долгая зима.

Которая сменится кровавой весной.

CXXVI

Здание Совета находится близ центрального причала.

Кутаясь в тяжелый плащ, Доррин стряхивает с волос ранний снег и открывает тяжелую дубовую дверь. Ступив внутрь, он обивает сапоги посохом и моргает, чтобы приспособиться к неяркому свету масляной лампы, свисающей с потолочной балки. Бронзовый корпус лампы давно потускнел, некогда белая штукатурка на стенах коридора сделалась желтовато-серой. Обе выходящие в коридор первого этажа двери – левая, с табличкой «Начальник Порта», и правая, за которой, судя по надписи, находится таможня, – закрыты.

Чтобы найти открытую дверь, юноше приходится подняться по старым скрипучим ступеням на второй этаж.

– Чем могу служить, целитель? – спрашивает сидящий на табурете чиновник, поднимая на него глаза. – Если ты к начальнику порта, то это внизу.

– Спасибо, но я ищу Гилерта.

– Можно узнать, по какому делу?

– По торговому. Меня зовут Доррин.

– Прошу прощения, почтеннейший, – говорит писец, вставая и склоняя голову, – сейчас я ему доложу.

Темные сальные волосы чиновника, собранные на шее в скрепленный медной застежкой хвостик, подпрыгивают, когда он спешит к двери в глубине помещения.

Доррин остается в приемной, обстановку которой составляют маленькая чугунная печь, два письменных стола с табуретами для писцов и два невысоких шкафчика из красного дуба с запирающимися на замки окованными железом дверцами. Есть и еще один стол – за ним, скорее всего, никто не работает, так как он покрыт толстым слоем пыли.

– Господин Гилерт будет рад видеть тебя, почтеннейший, – говорит возвратившийся в приемную писец, отвешивая очередной поклон.

Доррин проходит во внутреннее помещение и закрывает за собой дверь.

– Добрый день, мастер Доррин, – произносит поджарый мужчина с заметной лысиной. Его письменный стол развернут так, чтобы, взглянув с рабочего места в одно из трех окон, можно было увидеть один из трех причалов. Правда, сейчас из-за плохой погоды два окна были закрыты ставнями, но и у двух причалов никаких судов нет. Подвешенная к потолку лампа не столько освещает кабинет, сколько наполняет его запахом масла и копоти.

– Добрый день, господин Гилерт.

Чиновник указывает Доррину на стоящее перед столом кресло.

– Ты сказал, что пришел по торговому делу?

– Да. Верно я понимаю, что коль скоро команда выброшенного на берег судна погибла, снятием его с мели займется совет грузоотправителей?

– Верно. Во всяком случае, как только погода позволит, мы разгрузим судно, а также снимем паруса и оснастку.

– Подводы предоставит Гонсар?

Чиновник кивает.

– А в чем твой интерес, мастер Доррин? Хочешь сделать заявку на участие в торгах по распродаже груза?

– Нет. Меня интересуют мачты и корпус.

– Хм...

– Насколько мне известно, сведущие люди считают, что этот корабль восстановлению не подлежит. А если так, это хлам, и стоит – после снятия груза, парусов и канатов – не больше чем куча дерева и железного лома.

– Ну, я бы так не сказал!

– И тем не менее...

– Ты подумываешь о том, чтобы стать судовладельцем? Хочешь заняться грузоперевозками?

Доррин поднимает руку:

– Не для того, чтобы перевозить такие грузы, какие отправляешь ты. Шхуна не скоростная, да и вместимость у нее маленькая.

– А, ты, наверное, хочешь приспособить ее для перевозки пряностей?

– Возможно. Я обещал Лидрал...

– Это та молодая женщина из Джеллико?

– Она самая. У меня есть перед ней кое-какие обязательства.

– Ты известен своей честностью и справедливостью, – понимающе кивает Гилерт. – Не скажу, чтобы нынче эти качества приносили барыш, но я их ценю. Другой заломил бы больше, но все мы понимаем, что «Хартагей» для дальнего плавания не годится. Может быть, сто золотых.

– А еще больше уйдет у меня на новую оснастку, – с улыбкой возражает Доррин. – Это при том, что мне вообще удастся снять судно с мели. А ведь это обязанность портовых властей, так что, можно сказать, я буду выполнять вашу работу.

– Ты точно никогда не занимался торговлей?

– Точно. Тридцать золотых по-моему будет в самый раз.

– Если разобрать его на дрова, они и то будут стоить дороже.

Доррин громко вздыхает.

– Договоримся так: двадцать золотых я плачу за право до лета снять корабль с мели, еще двадцать заплачу, приведя его в порт, и еще десять перед уходом в первое плавание.

Гилерт хмурится и смотрит в окно.

– Диссеро говорит, что эту шхуну из песка не вытянуть, – продолжает Доррин. – Вот и получается, что Совет избавится от лишних хлопот, да еще и получит деньги.

– В отличие от Диссеро я склонен думать, что ты с этим делом справишься – придумаешь какую-нибудь хитрость. Послушать Гонсара, так ты прямо чудотворец. Он ведь тебя боится, знаешь? Но к делу... почему бы и нет? Если твоя задумка удастся, все мы только выиграем.

– Тогда пусть твой писец составит договор.

– Ты ведь читаешь на языке Храма, верно? – интересуется Гилерт.

– Да.

– По правде, так я и не сомневался, а спросил потому, что так положено. Но прежде чем приступим, я хотел бы удостовериться насчет первого взноса, тех двадцати...

Доррин достает кошель и отсчитывает двадцать золотых.

– Запасливый... А сколько ты всего приготовил?

– Двадцать пять, – непроизвольно срывается с языка юноши.

– Взнос за оформление документов составляет как раз пять золотых.

Доррин открывает рот, чтобы возразить, но уловив в глазах чиновника блеск, машет рукой.

– Взнос так взнос.

CXXVII

– Добрый день, целитель, – говорит Гонсар, кланяясь Доррину.

– Добрый день, – отзывается юноша и, указав жестом в сторону моря, спрашивает: – Можешь ты мне сказать, кто отвечает за это судно?

– Торговый Совет представляет Варден. Ты его легко узнаешь – худощавый, черноусый малый в камзоле с пурпурной прорезью. Он сейчас на борту, командует разгрузкой, – Гонсар переводит взгляд с Доррина на Лидрал, а потом внезапно громко кричит: – Эй, Носкос, ты как мешки кладешь! Наваливай ближе к середине! – и извиняющимся тоном добавляет, поворачиваясь к Доррину: – Нелегко таскать тяжелые грузы по грязи. Те остатки муки и зерна, которые еще не испортились, запросто могут промокнуть.

– Ну, у тебя дело налажено как надо, – одобрительно говорит Доррин и вместе с Лидрал направляется к отмели, скрытой за густым кустарником.

– Он явно тебя боится, – замечает Лидрал. – Что ты ему сделал?

– Исцелил в его доме ребенка.

По вязкой тропке, протоптанной сквозь кустарник, они спускаются к пляжу. Лидрал внимательно присматривается к работникам, проносящим мимо них грузы, – точнее, к бочонкам и мешкам на их плечах.

– Ну, и о чем тебе говорит груз? – спрашивает Доррин, проследив ее взгляд.

– О том, что в трюме твоего корабля плещется вода.

– Ну, это я поправлю. Дай только время.

– Порой мне кажется, что ты способен поправить что угодно, – со смехом говорит Лидрал.

Возвышающаяся над мутной мелкой водой корма «Хартагея», похоже, намертво засела в песке. Несмотря на холод, над побережьем висит запах выброшенных штормом на берег водорослей, в которых копаются чайки. Во время бури волны докатывали чуть ли не до сосняка, а когда схлынули, то оставили на мелководье корабль, а вместе с ним – водоросли, раковины и всяческий мусор.

Варден стоит на мокром песке возле дощатого трапа и следит за тем, как с палубы скатывают бочки.

– Эй... полегче! – кричит он. – Держи ровнее!

Заметив новоприбывших, представитель Совета поворачивается к ним:

– Что вам угодно? Груз поступает в распоряжение Совета.

– Знаю, я не насчет груза. Меня зовут Доррин. Думаю, господин Гилерт...

– А, ты тот самый! Ну что ж, на разгрузку у нас уйдет еще день, да и то если гонсаровы подводы не увязнут в грязи. Жаль, что прибрежная дорога не вымощена, как главный тракт.

– Могу я подняться на борт?

– Тьма, почему бы и нет! Ты ведь вроде как метишь в судовладельцы, и уж всяко имеешь на это не меньшее право, чем любой другой, – отзывается Варден, подкручивая черный ус, и тут же орет работникам: – Кому было сказано – скатывать по одной бочке! По одной! Или вы доски сломать хотите?

– По условиям договора и кормовая, и носовая лебедки должны остаться на судне, – замечает Доррин, после того как несколько бочонков аккуратно скатываются вниз.

– Там они и останутся, – усмехается Варден. – Это, кстати и в моих интересах. Я побился с Гилертом об заклад – поставил десять к одному на то, что не снимешь его с мели. Эй, бездельники, да сколько можно!.. – Представитель Совета вновь орет на рабочих, а Доррин по веревочной лестнице взбирается на палубу. Лидрал следует за ним.

Паруса – те, что остались, – изорваны в клочья, часть бортового ограждения, от носа до середины судна, выломана, но более крупных повреждений не видно. Обойдя открытый люк, через который работники на кожаных стропах поднимают из трюма бочки, Доррин проверяет штурвал, вращающийся на удивление легко. Дальнейший осмотр показывает, что тянущиеся к рулю канаты порваны. Возможно, это случилось, когда судно село на мель... А возможно, как раз из-за этого оно и село. В любом случае Доррину следует разобраться с данным вопросом до начала работ по освобождению корабля из песчаного плена.

– Что скажешь? – спрашивает он Лидрал.

– Что тебе придется повозиться. Еще как повозиться, чтобы сделать эту лохань пригодной хотя бы для каботажных плаваний. Крушение крушением, но корабль и до того пребывал в плачевном состоянии.

– Да, этой зимой придется работать не покладая рук, – говорит Доррин, глядя на ковыряющихся в водорослях чаек.

– Не могу сказать, чтобы я с нетерпением дожидалась весны, – откликается Лидрал, на мгновение взяв его за руку.

– Я тоже, но весна настанет, хотим мы того или нет.

Бочки, подскакивая на досках, с грохотом скатываются на песок. Над побережьем с криками кружат чайки.