Текст книги "Инженер магии"

CLVII

– Стереть город с лица земли! – приказывает Стирол, глядя на зажатый в руке почерневший амулет.

– Весь город? Людей, сдавшихся и принявших знамя Фэрхэвена?

Глаза рыжеволосой волшебницы расширяются.

– Мне плевать на людей, пусть убираются куда угодно! Речь идет о самом городе. Здесь пал Высший Маг, и само существование этой дыры есть оскорбление для Фэрхэвена. Я хочу увести весь домашний скот и все запасы зерна. Урожай должен быть убран, после чего поля будут прожжены огнем и засеяны солью. Здания – до единого! – следует сравнять с землей, волнорез разрушить, а гавань засыпать камнями.

– Вот уж не думала, что ты так любил Джеслека.

– Я его ненавидел, но в этом ли дело? – бархатным голосом произносит Стирол. – Мир должен знать, что покушение на Высшего Мага влечет за собой страшную кару!

– Понятно. А как насчет объявления о награде за этого Черного мага? Ты хочешь...

– Свет, конечно же, нет! Неужто я должен тебе все растолковывать? Мы объявим награду, и всем, кто хоть как-то связан с ним, придется теперь жить с оглядкой. Конечно, никто не помешает этим идиотам с Отшельничьего забрать своего выкормыша обратно.

– Мне кажется, Дженред затевал нечто подобное насчет Креслина. И чем это обернулось?

– Нынче все обстоит иначе. Дженред не учел, что у тех, кого он изгнал из Кандара, не было выбора. Но скажи, ты и вправду веришь, будто лицемерные трусы с Отшельничьего примут того, кто использует машины, черную сталь и гармонию для создания орудий уничтожения?

– А если он их принудит?

– Какими силами? У него всего один волшебный корабль и горстка приверженцев.

CLVIII

Гармония в чистом виде не может питать жизнь, ибо живое нуждается в росте, а процесс роста являет собой постоянную борьбу за выведение гармонии из хаоса.

Когда лесные пожары уничтожают великие леса Закатных Отрогов, гармония немедленно восполняется множеством проростков, стремящихся вновь покрыть склоны.

Когда воздвигается каменная стена, жара и стужа расшатывают кладку. Сказанное о доме может быть отнесено и к семье: она рушится, когда нарушается гармония сердечных отношений.

Функция гармонии заключается в том, чтобы поддерживать жизнь, каковая самим своим существованием гармонизирует хаос. Именно в этом ее цель и смысл.

Функция хаоса состоит в разрушении гармонии. Но вне гармонии не может существовать ничто целостное – ни строение, ни мужчина или женщина, ни растение, ни даже земля, по которой мы ходим. Вне гармонии не существует ни самых ярых приспешников хаоса, ни каких-либо его материальных проявлений, и, стало быть, полный триумф хаоса стал бы и его окончательным поражением, и концом мира как такового.

Однако, поскольку мир есть и будет, в нем всегда пребудут и гармония, и хаос. Ни то ни другое начало не сможет восторжествовать полностью. Мир нуждается и в том и в другом в равной мере, и Равновесие в мире должно поддерживаться и сохраняться, ибо без него не будет ни жизни, ни мироздания вообще.

Мир наш разделен на сушу и море.

Многие полагают что море, именуемое еще и водной стихией, по своей природе хаотично, однако сие суждение неверно. В вечных глубинах и волнах, в приливах и отливах, в непрерывной изменчивости, сочетающейся с неизменностью, сокрыта великая гармония.

Сушу же, в силу ее кажущейся неизменности, люди почитают оплотом гармонии, но под поверхностной упорядоченностью таится ужасающее, наполненное демоническим пламенем горнило хаоса.

Люди, связавшие свою жизнь с морем, должны преисполниться гармонии, ибо таковая сдерживает поверхностный хаос океанов и перекликается с их глубинным порядком.

Приверженцы же хаоса привязаны к суше, ибо гармония моря грозит обратить их в ничто.

«Начала Гармонии»

Выдержка из Раздела II.

CLIX

По мере того как стынет топка, струйка дыма над трубой пришвартованного к одному из причалов Края Земли «Черного Алмаза» становится все тоньше. Угля в ларях осталось совсем немного.

К сходням доставлены две бочки пресной воды, однако внизу выставлен караул из четырех Черных стражей.

– И что теперь, мастер Доррин? – спрашивает Тирел.

– Подождем, – устало отзывается юноша. Он пытается вытереть лоб и морщится – опять забыл о сломанном пальце. Хорошо еще, что плечо заживает, да и приступы головной боли случаются все реже.

– Долго ждать не придется, – замечает Лидрал, указывая на открытый экипаж под флагом начальника порта, доставивший к пристани нескольких людей.

При виде одного из них – рослого, худощавого Черного мага – Доррин глубоко вздыхает.

– Дерьмо! – негромко, но вполне разборчиво произносит Кадара.

Несколько одетых в черное людей направляются к кораблю. Лидрал крепко держит Доррина за руку.

Рослый маг делает знак стражам, и те, отсалютовав, покидают пост. Маг поднимает глаза и, глядя прямо на Доррина, говорит:

– Всем вам предоставлено право свободного пребывания на Отшельничьем. Предпочтительно, чтобы вы пока не удалялись от Края Земли, но это лишь пожелание, а никоим образом не приказ. Учитывая, что вы... побывали в передряге, мы предлагаем вам разместиться в двух гостевых домах за старой гостиницей. Комнаты в самой гостинице будут отведены Доррину и его... супруге. Лошадей, – Оран указывает на палубные стойла, – можете поставить в конюшню.

– Мы крайне признательны вам за великодушие, – отзывается Доррин. – Но не сочтете ли вы возможным направить к нам целителя? Один из нас, Пергун, был серьезно ранен в голову. Мне удалось предотвратить самое худшее, однако... в последнее время у меня было слишком много неотложных дел.

– Ты все сделал прекрасно, мастер Доррин! – пытается возразить Пергун, тяжело опирающийся о бортовое ограждение. Впрочем, говорит он тихо, глотая слова, и никто, кроме стоящей рядом Мерги, его слов не разбирает.

– Мы постараемся оказать всю необходимую помощь, – вежливо отвечает Оран. – Надеюсь, попозже мы еще увидимся, – маг встречается взглядом с сыном. Доррин не отводит глаз, пока Оран не делает это первым.

Постепенно пристань пустеет. Тирел с командой, Пергун, Мерга и Фриза уходят к гостевым домам. На палубе остаются Лидрал, Рейса, Яррл и Петра. Кадара держится особняком.

Лидрал окликает стоящего у трапа Доррина, и тот, обернувшись, усмехается, ибо все происходящее сильно напоминает военный совет. Он садится на доски рядом с Лидрал и с удовольствием подставляет лицо свежему ветерку.

– До сих пор ты не особо распространялся о том, что мы будем делать дальше, – замечает Лидрал.

– Не могу сказать, чтобы этот вопрос был у меня толком продуман, – отзывается юноша. – Поначалу-то я просто хотел построить машину, а покидать Спидлар не собирался. И уверенности в том, что нас примут на Отшельничьем, у меня нет. Машины здесь не жалуют.

– Но ведь остров страдает от морской блокады, – говорит Лидрал, – а твой корабль – это прекрасная возможность ее прорвать. Неужто она их не заинтересует?

– Нет! – слышится холодный голос Кадары. – Они скорее умрут, чем изменят свои драгоценные убеждения.

– А кто сказал, что их придется менять? – встревает Рейса. – Мы могли бы строить корабли и защищать их. Им не нужно ничего менять, пусть только нам не мешают.

– Ну, – пожимает плечами Кадара, – попробуй их убедить! Но я лично сомневаюсь в их способности прислушиваться к доводам разума. Они могут счесть, что вы представляете опасность для здешнего уклада жизни и можете пагубно повлиять на других.

– Неужели они так жестоки и непреклонны? – восклицает Петра.

– Жестокими их не назовешь, – качает головой Доррин, – но что касается непреклонности... Однако, возможно, нам удастся основать поселение на южной оконечности острова. Там есть фьорд и бухта, где можно устроить гавань, а неподалеку – плато с плодородной почвой. Место это так далеко от Края Земли, что у властей просто не дошли руки до его освоения. Людей там живет всего ничего, и как раз они-то, по-моему, ничего против нас иметь не будут.

– Доррин! – восклицает Лидрал. – Это действительно выход. Добейся разрешения. Только не отступайся!

– Не знаю, получится ли, – пожимает плечами юноша.

– А что, в этом есть смысл! – воодушевляется и Яррл.

– Мы все будем за тебя горой! – подхватывает Рейса. Кадара молча качает головой.

– В общем... – Доррину не удается подобрать нужных слов, и он машет рукой. – Ладно, сейчас-то мы всяко на юг не отправимся, так почему бы нам не пойти и не воспользоваться предоставленными удобствами? – он не добавляет «пока у нас есть такая возможность», хотя подобная мысль приходит ему в голову.

Уже с пристани юноша оглядывается на оставленное судно. Опасаться нечего, насчет воровства на Отшельничьем можно не беспокоиться. Точно так же – тут он усмехается – как в Фэрхэвене. Удивительно, как могут сходиться крайние противоположности.

Оставляя «Алмаз», он задраил все люки и откачал воду из трюмов. Течь из трубопровода особой опасности не представляет, но систему все равно придется периодически прокачивать. До тех пор, пока он не найдет способ обеспечить более надежную изоляцию.

– Самый ухоженный порт, какой мне доводилось видеть, – замечает Яррл.

Причалы и впрямь безукоризненно чисты, каменные плиты мостовых великолепно подогнаны и скреплены раствором, а склон холма украшен гармоничной мозаикой черепичных крыш. Воздух свеж, и здесь удивительно легко дышится. Над портом господствует сторожевая башня. На флагштоке перед одноэтажным зданием управления порта реет черно-белое полотнище – копия знамени Основателей.

– А где эта гостиница?

– Надо обойти управление порта слева и подняться по переулку. Там будет двухэтажный дом – это и есть гостиница.

Перед гостиницей их встречает паренек в чистой кожаной одежде, с нарукавной повязкой цветов портового флага.

– Мастер Доррин, – с поклоном произносит он, – рад приветствовать тебя и твою почтенную супругу. Барла проводит вас в ваши покои. О вечерней трапезе возвестит колокольчик.

– А нам-то место найдется? – ворчит Кадара.

– В каждом гостевом доме, – снова поклонившись, отвечает юноша, – имеется четыре отдельные спальни и вдосталь воды для умывания.

– Слышал я, что они здесь помешаны на умывании, – тихонько бормочет Яррл.

– Тебе это пойдет только на пользу, – отзывается Рейса.

Доррин, опять забыв про сломанный палец, открывает дверь, чтобы пропустить Лидрал, и морщится от боли.

– Добро пожаловать, – говорит немолодая женщина, поднявшаяся им навстречу из-за маленького стола. – Вы ведь Доррин и Лидрал?

– Да.

– Меня зовут Барла. Позвольте проводить вас в ваши покои.

Широкая лестница приводит их на второй этаж. За площадкой начинается длинный коридор, но Барла останавливается и, повернув бронзовую ручку, открывает самую первую дверь.

– Прошу, – говорит она с искренней улыбкой. – Это ваши комнаты. Скоро позвонят к обеду.

Барла уходит. Доррин закрывает за ней дверь. Лидрал с любопытством осматривает помещение. Они стоят в просторной гостиной, на дальнем конце которой находится широкий балкон с двумя креслами. Обстановку гостиной составляют стол с четырьмя стульями, наполовину заполненный книжный шкаф и два больших резных кресла, стоящие перед камином. В камине разведен огонь.

Лидрал проходит в спальню, где видит широкую кровать красного дерева, туалетный столик и два шкафа для одежды. Кровать застелена настоящими простынями и покрыта серо-зеленым покрывалом, узорчатым, но без кружев.

– Сдается мне, тебя здесь принимают всерьез, – замечает Лидрал. – Возможно, добиться своего тебе будет легче, чем ты думаешь.

– Если хочешь, прими душ первой, – несколько невпопад отзывается Доррин.

– Душ? Такой же ледяной, какой был у тебя?

– Ну, то у меня... Давай посмотрим, – зайдя в душевую Доррин пробует воду. – Теплая... Бак на крыше нагревается солнцем. Я подожду на балконе. Как вымоешься, дай мне знать.

Юноша выходит через гостиную на балкон и садится в кресло лицом к гавани.

Легкий, пахнущий соленой водой бриз ерошит его волосы. У линии северного горизонта редкие облака касаются океана. Темно-зеленые, с белыми шапочками пены, волны бьются о темный камень мола, тогда как внутри гавани волнение почти незаметно. Доррин с удивлением отмечает, что у причала стоит лишь «Черный Алмаз», хотя никогда прежде гавань не пустовала. Где же все суда? Надо полагать, после того, как Фэрхэвен отрезал остров от восточного Кандара, капитаны ищут другие торговые пути.

Наблюдая за чайкой, вьющейся вокруг «Алмаза» в надежде поживиться съестным, Доррин теряет представление о времени, и глаза его закрываются.

– Доррин!

Встрепенувшись, он оборачивается на голос и видит стоящую на пороге Лидрал. Она завернулась в полотенце.

– Мне показалось, я слышала что-то вроде колокола.

– А я ничего не слышал.

– Ты просто устал.

Доррин поднимается и потягивается. Взгляд его, скользнув по мокрым каштановым волосам, опускается к голым плечам над полотенцем, а потом и к голым ногам.

– Боюсь, ты еще не готова.

– Я тоже.

Сделав шаг вперед, Лидрал касается губами его губ. Он обнимает ее, но спустя мгновение отпускает.

– Мне нужно принять душ...

Доррин никак не может заставить себя выбраться из-под теплых струй воды, поскольку давно не получал такого удовольствия и не чувствовал себя по-настоящему чистым. Однако почему ему оказывают такой радушный прием, остается не совсем понятным.

Услышав второй колокол, Доррин выключает воду и, быстро одевшись, выходит на балкон. Лидрал смотрит, как удлиняются тени на воде гавани.

– Здесь так... мирно и гармонично. Теперь я понимаю, чем твой дом отличался от прочих и почему он был таким. Но как могло случиться, что ты, выросший в таком месте, пришелся здесь не ко двору?

– Не я один. Некоторые находят такую жизнь скучной.

– И ты тоже?

– Я – нет. Мне просто хотелось строить машины.

– А они из-за упрямства и приверженности старине были против?

– Все не так просто. В двух словах не объяснишь, а нам, кажется, пора спуститься.

Через гостиную они выходят на площадку.

– Никаких замков, – отмечает Лидрал. – Только щеколды изнутри, на случай, если не хочешь, чтобы тебя потревожили. Это о многом говорит.

– Да... здесь так. А теперь о машинах. Чтобы заставить паровой двигатель работать, нужно сжигать уголь и нагревать воду до такой высокой температуры, чтобы она превращалась в пар. Горение есть проявление хаоса, да и горячий пар тоже, – поясняет Доррин, пока ведет Лидрал по лестнице, а потом к столовой. – И это не единственная проблема. На изготовление машин уходит уйма железа, а в топках сжигается уйма угля. Остаются шлаки, зола и прочие отходы, загрязняющие землю и воду. А загрязнение тоже есть проявление хаоса.

Стоит Лидрал и Доррину ступить на порог столовой, как им машет рукой уже сидящий за столиком Тирел:

– Должны быть, тебя тут любят, мастер Доррин. Рыбу здесь готовят – пальчики оближешь, да и пиво у них забористое.

– У меня теперь своя кровать. Отдельная, мягкая кровать! – возбужденно тараторит Фриза.

– Рад за тебя, – с улыбкой говорит девочке Доррин.

– Завтра Пергуна осмотрит здешняя целительница, ее Ребекка зовут, – сообщает Мерга. Сам помянутый ею Пергун бормочет что-то не совсем разборчивое.

– А мама сказала, что мы, может быть, сами со временем обзаведемся таким же чудесным домом. Это правда? – не унимается Фриза.

– Ну... я пока не знаю.

– А я знаю, ты нам это устроишь. Ты все можешь.

С трудом не поморщившись – слишком уж безоглядна ее вера, – Доррин поглаживает Фризу по плечу. Мерга улыбается, а Пергун смотрит на служанку, расставляющую тарелки.

– Тебе, кажется, туда, – говорит Лидрал, указывая на единственный стол, накрытый на двоих.

Все столы в зале изготовлены из полированного красного дуба, столовые приборы – из олова, а высокие стаканы – из голубоватого дымчатого стекла.

– Пиво, вино или сок? – спрашивает немолодая, но без проблесков седины женщина.

– Пожалуй, вина, – говорит Лидрал.

– А тебе сок, не так ли?

Доррин кивает, и женщина уходит.

– Откуда она знает?

– Наверное, это сразу видно.

– Допустим, то, что ты работаешь с гармонией, и впрямь видно сразу. Но как это связано с предпочтением тех или иных напитков?

– Черные в большинстве своем не приемлют никакого спиртного. Надо думать, спиртное – это тоже своего рода проявление хаоса. Очень тонкое, но все же...

– Хорошо, что я не Черная.

Не успевает Лидрал договорить, как служанка возвращается с двумя кувшинами.

– Угощайтесь. Сегодня у нас сиг с жареной куиллой, а на сладкое медовые коржики, – с этими словами женщина исчезает.

– Расторопная, – замечает Лидрал.

– Это своего рода проявление гармонии.

– Ты нервничаешь, правда? – говорит Лидрал, пригубив из бокала. – А вино хорошее.

– Да, нервничаю, – признается Доррин. – А ты бы на моем месте не нервничала?

– Я – другое дело. Но ты-то здешний!

– Здешний-то здешний, но много ли от этого радости, если родной отец отправил меня в изгнание за одни лишь мысли, когда я ровным счетом еще ничего не успел сделать?

– Мне все-таки непонятно, почему.

– Наверное потому, что я ничего не принимал на веру безоговорочно. Порой он бывал прав, но я никогда не хотел воздать ему должное. Вот и он ни за что не желал признавать, что в чем-то могу быть прав и я.

– Но сейчас-то ты понимаешь, кто и в чем прав?

– Вроде бы, – смеется Доррин. – Но от этого не легче.

На столе появляется рыба.

– Коржики принесу попозже, – объявляет служанка перед тем, как исчезнуть.

– Откуда здесь мед, если остров отрезан от мира? Мед должен быть очень дорог!

– На Отшельничьем свои пасеки, и меду много. Пчелы тяготеют к гармонии. Как, впрочем, и злаки и цветы.

– Неудивительно, что на материке не жалуют Отшельничий, – произносит, наконец, Лидрал.

Доррин поднимает брови, но ничего не говорит, дожевывая хрустящую куиллу, вкус которой уже почти позабыл. Согласно преданиям, раньше она росла повсеместно, но теперь ее собирают лишь на самых высоких холмах.

– Гармонично, спокойно, богато – и сытно.

– Мне так из всех наших благ дороже всего водопровод.

– Я оценила это раньше, чем попала сюда. Правда, там мне казалось, что ты такой несусветный умник, что додумался до водопровода сам.

Лидрал отпивает вина.

– В известном смысле так оно и было. Я сам додумался и до того, что не худо бы провести в дом воду, и до того, как это сделать. Но придумать что-то совсем не трудно, а вот воплотить свою придумку в жизнь – совсем другое дело.

Блюда из-под рыбы уносят, но на их месте тут же появляются тарелки поменьше. На каждой красуется медовый корж.

– Какая роскошь... – бормочет Лидрал.

– И какое искушение, – с усмешкой вторит ей Доррин, принюхиваясь к восхитительному аромату меда и орехов карна.

– Ты так циничен?

– Может быть, – отзывается юноша, откусывая чуть ли не половину коржика.

– Ты и правда думаешь, что они тебя искушают?

– Может быть, просто кое о чем напоминают.

– Напоминают о том, как хороша жизнь в царстве гармонии? – уточняет Лидрал.

– А заодно устраивают показуху для всех наших.

– Ты действительно намерен позаботиться об остальных?

– Конечно.

– А тебе не кажется, что это малость смахивает на подкуп? Возможно... возможно, ты им просто нужен.

– Похоже, такая форма подкупа тебе по нраву, – ухмыляется Доррин.

– Точно. Я намерена насладиться ею в полной мере.

Завидев проходящую служанку, юноша подзывает ее, подняв руку, и, потянувшись к кожаному кошельку на поясе, спрашивает:

– Сколько с меня?

– Ничего. Все расходы взял на себя Совет.

– Основательно они расщедрились! – замечает Доррин, обращаясь к Лидрал.

– Ну что ж, – откликается та. – Может быть, другие члены Совета не так сильно настроены против тебя и твоих машин, как твой отец.

– Не исключено... – бормочет Доррин, потирая подбородок. – Пока речь шла только обо мне, его мнение никем не оспаривалось... но коли дело касается судьбы всего Отшельничьего...

– Имей это в виду, – говорит Лидрал, глядя на дверь, где появились три облаченные в черное фигуры. – Кстати, вот и они.

По приближении троих в черном Доррин встает.

– Позвольте представить вам Лидрал, – говорит он. – Она занимается торговлей, и без ее помощи мне никогда не удалось бы построить «Черный Алмаз».

Лидрал тоже поднимается и слегка кланяется.

– Доррин, Лидрал, магистра Эллна и магистр Видельт, – представляет Оран своих спутников, и те склоняют головы.

Доррин отвечает им поклоном.

– Знакомство с вами для меня честь, – говорит Лидрал. – Я уже собралась уходить, так что...

– Хорошо, что мы явились вовремя и можем попросить тебя принять участие в нашей беседе, – прерывает ее Оран. – Твои соображения могут оказаться полезными. Прошу, – он кивает в сторону стоящего в углу большого стола.

Все пятеро направляются туда под пристальными взглядами Мерги и Риллы. Проходя мимо, Доррин слышит шепот старой целительницы: «Вот уж воистину сильные мира сего...»

Пергун, Мерга и Фриза неспешно наслаждаются едой, тогда как Тирел и молодцы из его команды воздают должное зеленому бренди. Доррин при виде бутылок с этим напитком морщится: бренди с Отшельничьего славится своей крепостью.

За исключением трех членов Совета, в столовой находятся лишь приплывшие на «Черном Алмазе».

– Мы понимаем, Доррин, – начинает Оран, как только все пятеро рассаживаются, – что ты предпринял героическую попытку спасти Спидлар...

– «Героическую» – это всего лишь одно слово, – отвечает Доррин. – А как насчет «обреченной», «безумной» или «кровавой»? Порой я сильно сомневался в разумности своих действий.

Все трое Черных молчат. Наконец Оран поднимает глаза:

– Ты думаешь, что постройка двигателя была неразумным шагом?

– Нет. Насчет разумности и необходимости постройки машины у меня сомнений нет. Я имел в виду использование своих знаний и умений для защиты Спидлара.

– Будь добр, поясни свою мысль, – просит темноглазая магистра.

– Большинству простых людей Белые ничего худого не делают. Более того, они устанавливают лучший порядок, нежели тот, что существовал до них. У них прекрасные дороги, чистые улицы и почти никакой преступности. При этом они находятся в своего рода западне. Их власть основана на мощи хаоса, однако для сохранения ее им необходима гармония. Им приходится лавировать, ибо усиление гармонии для них гибельно, а держава, основанная на одном лишь хаосе, просто не может существовать.

Оран внимательно слушает.

– Боюсь, – продолжает Доррин, – что мне не удастся сформулировать свою мысль достаточно ясно, но суть дела сводится к следующему. Получилось так, что, применив совершенную тактику и новейшее, изобретенное мною оружие, мы добились лишь того, что убили великое множество ни в чем неповинных людей, а еще большее число обрекли этой зимой на голод. Белых чародеев пострадала лишь горстка. В результате наших действий старые торговые пути будут заброшены, а использование новых нанесет ущерб всему восточному Кандару к выгоде таких земель, как Сарроннин или Сутия. Отчасти, – тут он смотрит на троих в черном, – в этом виноваты и вы.

Оран открывает рот, но черноволосая Эллна поднимает руку:

– Дай ему закончить.

– Вы вышвырнули меня, – продолжает Доррин, – а Белым не понравилось то, чем я начал заниматься. К западу от Закатных Отрогов Черных, особенно Черных мужского пола, не жалуют, так что податься мне, кроме Спидлара, оказалось некуда. А коль скоро Спидлар приютил меня, я счел себя обязанным его защищать. В результате тысячи людей погибли, а я снова оказался здесь, перед вашим судилищем. Не могу сказать, что все мои действия свидетельствуют о благоразумии и прозорливости, но, по-моему, эти качества в большей степени должны быть присущи не кузнецу или целителю, а Совету.

– Что правда, то правда, – бормочет Видельт, почесывая короткую бородку.

– Ты наглядно показал, что морская блокада Белых может быть прорвана, – замечает Эллна.

– Но только с помощью Дорринова корабля, – вмешивается Лидрал. – Это не понравится ни Бристе, ни Хамору.

– В любом случае, – говорит Доррин, стараясь вернуть разговор в прежнее русло, – ответственность за произошедшее лежит и на вас, и на мне, а стало быть, нам стоило бы вместе поискать способ исправить положение. Если, – тут он хмуро улыбается, – вы не решили все заранее.

– Совет еще не пришел к окончательному решению. Нам казалось, что сначала следует поговорить с тобой.

Доррин вытирает лоб, дочерна загоревший за почти восьмидневку, проведенную на палубе. Несмотря на душ, он до сих пор чувствует себя грязным, словно угольная пыль въелась в его кожу.

– Похоже, – говорит он, – вы надеетесь услышать от меня какой-либо совет, однако по-прежнему не уверены в том, что я для Отшельничьего свой, а стало быть и в том, что этот совет вам подойдет.

– Твои предположения недалеки от действительности, – признает Эллна. – А ты и впрямь можешь предложить выход?

– Без машин, подобных моему кораблю, Фэрхэвен задушит Отшельничий. Или, по крайней мере, изолирует. Вас это устроит?

– Совет заботит... – начинает Оран.

– Нас это более чем заботит, – перебивает его Эллна. – Однако мы не можем позволить себе пренебречь ради выживания всем, на чем зиждется Отшельничий. Во времена Креслина Черные в восточном Кандаре согласились сотрудничать с Белыми ради гражданского спокойствия и хороших дорог. Кончилось это плохо. Мы не хотим создавать машины или устройства, которые поведут нас по тому же пути.

– Любая эффективно действующая машина по определению воплощает в себе хаотическую энергию, – вставляет Оран.

– Так же как и любая форма жизни, – возражает Доррин. – Нет гармонии вне хаоса и хаоса вне гармонии. Важно другое – что преобладает.

Он не уверен в том, что такая прямота пойдет ему на пользу, но и кривить душой не хочет.

– Но на заданный вопрос ты так и не ответил, – замечает Видельт.

– Я высказал свое мнение, – говорит Доррин. – Вы вправе высказать свое, но дело не в том, кто из нас что думает. Многие детали моего двигателя изготовлены из черного железа, и любой из вас в состоянии установить его гармоническую природу.

– Хаос может использовать силу гармонии...

– Я не собираюсь навязывать свои машины вам. Возможно, будет лучше, если вы позволите мне построить кузницу и верфь на южной окраине. Там все равно ничего нет.

– Но какой толк тебе от этого места? Там ведь нет и гавани?

– Там есть маленькая бухта. Для «Черного Алмаза» этого достаточно. Позднее мы сможем ее расширить.

– Мы не можем согласиться, чтобы хаос угнездился на самом Отшельничьем! – восклицает Оран. Кровь отхлынула от его лица.

– Я бы воздержался от таких заявлений. Ни машины, ни химические вещества сами по себе никакого отношения к хаосу не имеют. Да и сам я – вы прекрасно это знаете – не способен иметь с хаосом дела.

– Ты изменился...

– Вероятно, недостаточно.

– Оран, – мягко вмешивается Эллна, – почему бы нам, вместо того чтобы спорить, не испытать предложение Доррина на практике? Пусть он основывает свою мастерскую, а мы оценим результаты его работы. Он получит передышку, что-то вроде испытательного срока, а там видно будет.

– И сколько потребуется времени? – спрашивает Видельт.

– Самое меньшее два года, – отвечает Лидрал, и Доррин радуется тому, что она его опередила. Сам он запросил бы куда меньший срок, поскольку знает, что в состоянии построить новый корабль гораздо быстрее.

– А не слишком ли это затянется? – сомневается Видельт.

– Если ничто не помешает, можно управиться быстрее, – признает Доррин. – Однако большое дело редко проходит без сучка без задоринки. Нам ведь придется создать условия для жизни, жилье построить, то да се...

– Подозреваю, что у нас найдутся желающие предложить тебе помощь, – сухо замечает Оран.

– Возможно, – пожимает плечами Доррин. – В таком случае вы сможете ознакомиться с результатами моих трудов раньше.

– По-моему, предложение честное, – высказывается Эллна. – Это и в наших интересах.

– Вот как? – поднимает брови Оран.

– Оран, они оборудуют еще один порт. Каким образом это может нам повредить? Ты сам неоднократно сетовал на то, что Край Земли не может принимать корабли зимой.

Рослый волшебник кривится, словно надкусил кислый ябруш, однако кивает.

– Еще одно, – подает голос Доррин. – Мне потребуется железо. В достаточном количестве, чтобы построить корабль.

– Еще один? – едко спрашивает Оран.

– Этот я не построил, – объясняет юноша, – а просто снял с мели и поставил на него машину. Если вы хотите оценить мою работу по-настоящему, дайте мне возможность построить корабль так, как я нахожу нужным.

– Это справедливое требование, – соглашается Эллна. – Испытание должно быть честным.

– Но, надеюсь, ты не рассчитываешь, что мы оплатим...

– Думаю, – прерывает отца Доррин, – что у нас найдется, чем заплатить за железо. Кроме того, мы привезли кое-какие товары и могли бы предложить их здешним посредникам.

– Хмм...

– Впрочем, мы можем обратиться и к прибывшим сюда бристанийцам.

– Их тут немного, – цедит сквозь зубы Видельт. – Это ваше дело, а вот насчет железа мы выдадим вам разрешение Совета. Без него такие покупки не разрешаются. Ты не знал?

– Не знал, – улыбается Доррин, – но это меня не удивляет. А как насчет угля?

– Углем торгуют свободно, так что договаривайтесь сами.

– Когда мы можем приступить к делу? – спрашивает Доррин, чувствуя, что, хотя разговор тянется не так уж долго, он основательно устал.

– Завтра утром ты получишь письмо Совета с разрешением на покупку железа и освоение южной гавани, – с улыбкой отвечает Эллна.

Доррин неожиданно зевает.

Эллна поднимается первой, двое других Черных следуют ее примеру, однако Оран ловит взгляд сына и тот понимает, что отец хотел бы поговорить с ним наедине.

Лидрал, поцеловав Доррина в щеку, поднимается по лестнице.

– Хотелось бы надеяться, что ты изменился, – говорит Оран.

– Если и изменился, то не так, как хотелось бы тебе, – резко отвечает Доррин. – Возможно, как раз поэтому вы уступаете Белым магам.

– Креслин уничтожил Дженреда, а ты – Джеслека.

– Ты так и не понял, – качает головой юноша. – Джеслек являл собой средоточие хаоса, именно поэтому он мог вздымать горы. Я уничтожил точку сосредоточения сил, но сами-то силы остались! Рано или поздно появится новый Джеслек... и так будет, покуда Отшельничий воплощает в себе гармонию.

– Ты подходишь к этому механически. Высшие соображения гармонии...

– Ерунда это все! – хмыкает Доррин. – Креслин ради основания Отшельничьего продал свою душу – ну не душу, так зрение, на большую часть жизни. Джеслека породил отнюдь не я, а сосредоточенная здесь гармония. И при этом вас пугает возможность строительства на дальнем конце острова нескольких основанных на гармонии машин. Машин, которых точно так же опасались и Белые.

– Это ты так и не понял! Как раз поэтому мы не можем позволить себе еще большую концентрацию гармонии.

– Так чего же вы хотите? Чтобы я со своим кораблем и своими идеями убрался в Хамор? Или в Бристу?