Текст книги "Инженер магии"

XXI

Плоскогорье содрогается.

Одинокую, облаченную в белое фигуру окружает ослепительное свечение.

Рокочет гром.

Холмы, окружающие белокурого мага с сияющими, как солнце, глазами, трясутся, над их вершинами поднимается дым.

Рокот разносится повсюду и наполняет собой все.

Река выплескивается из своего ложа, и серебристый водяной вал устремляется на юг, затопляя то, что недавно было лугами. Дальние каменные строения содрогаются, и некоторые крыши обрушиваются на головы несчастных жителей.

Холмы вздымаются все выше, так что фигура вспучившего землю мага начинает казаться совсем крохотной. Однако этот чудовищный катаклизм ничуть не угрожает ни ему, ни тянущейся на запад поблескивающей полосе белого камня.

За Восточным Океаном пятеро одетых в черное мужчин и женщин, угрюмо качая головами, смотрят в зеркало.

– Он воздвигает горы, чтобы прикрыть их дорогу.

– И остается в безопасности посреди этого...

– Не является ли это результатом наших излишеств?

– О чем ты? Мы используем магию лишь в необходимой мере и уже платим за это слишком высокую цену! – заявляет темноволосая женщина, глядя на рослого мага.

– Он станет следующим Высшим Магом, – говорит тот в ответ.

– Станет. Но получить амулет легче, чем удержать его, – отзывается женщина.

Дым в зеркале клубится вокруг точки слепящей белизны.

XXII

Чего ему ждать от Вергрена?

Эта мысль не отпускала Доррина на протяжении всего пути по почти безупречно чистым улицам, за ужином и во время почти бессонной ночи, проведенной на пыльном полу «Трех Дымоходов».

Спать на твердом полу чердака рядом с Бридом и Кадарой – само по себе удовольствие сомнительное, но еще и слышать, как эта парочка обнимается и воркует, – и вовсе радости мало. Хорошо еще, что у них хватает такта не заниматься любовью, пока он не уснет.

Он расчесывает под мышкой укус блохи, сожалея о слабости своих целительских навыков. Днем ему удается не подпускать к себе кровососов, но стоит вздремнуть – и они тут как тут. А вот искусные магистры способны удерживать охранные чары, даже когда спят.

Когда они поутру выезжают, Вергрен утопает во влажном тумане, отчего прохожие кажутся призраками. В этом мареве глохнет словно бы каждый звук.

– Как тихо, – произносит Брид.

– Вчера ты говорил то же самое, – указывает Кадара.

– Потому что вчера тоже было тихо.

Доррин не улавливает ничего, кроме невидимой белизны, заполняющей весь город и вызывающей ощущение невысказанной печали.

Неужто во всех городах, подвластных Белым, царит такая же тишина?

Или же чахнет именно дух Вергрена? Потому что Монтгрен помогал Основателям? Либо это происходит из-за неосознанной тяги людей к гармонии и порядку?

Доррин качает головой – должен же и у Белых магов наличествовать ХОТЬ КАКОЙ-ТО элемент порядка! Невозможно, чтобы они были целиком проникнуты одним лишь хаосом, особенно с учетом того, что Фэрхэвен успешно правил большей частью Кандара на протяжении веков после бегства Креслина с материка!..

Однако Вергрен пронизан белым и источает отчаяние.

Меривен тихонько ржет и огибает кучу навоза.

– Доррин!

– А? Что?

– Да то, что надо следить за дорогой, а не думать о машинах и прочей ерунде.

– Да следил я... – ворчит Доррин, однако выпрямляется в седле и поглаживает Меривен по шее.

Даже после того, как оставшиеся позади стены Вергрена утопают в тумане, самыми громкими звуками на дороге остаются стук копыт и голоса троицы с Отшельничьего. Овцы похожи на плывущие по влажным лугам на склонах холмов белые облачка. Брид с Кадарой тихо переговариваются.

– Спидларские клинки слишком тонкие...

– А вот скользящее парирование тут не годится...

– Что ни говори, а по-моему, короткий клинок удобнее...

– В гуще схватки – наверное. Но в бою один на один длинный надежнее.

Доррин зевает. «Дундят всю дорогу о своих клинках, – думает он, – и еще хотят, чтобы человек не заснул на лошади». На окрестных холмах – ничего, кроме овец, мохнатых собак да изредка лисиц.

– Если бьешься верхом, щиты только обременяют...

Доррин снова зевает: ему кажется, что этот тоскливый путь не кончится никогда. Каждый склон похож на другой, и каждый усеивают совершенно одинаковые с виду овцы.

– Как можно отличить одну овцу от другой, – уныло ворчит юноша, въезжая на очередной гребень.

Дорога – полоса утрамбованной глины – беспрерывно идет то вверх, то вниз, пока наконец не сбегает по длинному склону к замаячившему впереди городку.

– «Вивет», – читает Доррин на придорожном столбе у правой обочины. – Здесь, что ли, шерсть делают?

– Наверное, – рассеянно отзывается Брид, глядя на обступившие дорогу низкие каменные загоны. – По-моему, ее стригут и прядут по всей округе.

– Но мы-то зачем туда едем?

– Сам знаешь – нам нужно попасть в Фэрхэвен, – отвечает Кадара, подбрасывая меч в воздух и ловя его за рукоять.

– Показуха, – фыркает Доррин. – А я как раз и спрашиваю, зачем нам этот Фэрхэвен?

– Затем, что мы обязаны побывать там, если хотим вернуться домой.

– А кто тебе сказал, что нам позволят вернуться? – спрашивает Доррин, трогая посох. – Много вы видели вернувшихся?

– Лортрен, – отвечает Брид.

– А кроме нее?

Доррин только сейчас понимает, что его товарищи и впрямь могут надеяться на возвращение, конечно, после того, как покаются и выразят безоговорочное согласие с целями Братства. Ведь они бойцы, как и светловолосая магистра.

А чего потребуют от него? Отказа от мечтаний о машинах и признания иррационального представления Братства о гармонии?

– Фелтар, – добавляет Кадара.

– Ага, тоже боец.

– А при чем здесь это?

Доррин подавленно молчит.

– Кадара, – вмешивается Брид, – Доррин хочет сказать, что целители не возвращаются почти никогда.

– Но почему?

– Я не знаю, – уныло отвечает Доррин. – Но это правда.

Сказать на это нечего, и все трое, проезжая мимо бесчисленных пасущихся овец, молча спускаются к Вивету.

XXIII

Весеннее солнышко, отражаясь от белого полотна дороги, слепит глаза, и Доррин едет прищурившись, полагаясь не столько на зрение, сколько на чувства. Но, дотянувшись до лежащего внизу города, он начинает тревожно ерзать в седле, прибегая то к зрению, то к чувствам попеременно.

– В чем дело?

– Слепит.

– С чего бы это? – недоумевает Кадара, бросив взгляд на утреннее солнышко.

Доррин продолжает болезненно щуриться.

Впереди, в пологой долине, белые, беспорядочно разбросанные строения перемежаются белыми дорогами, зелеными газонами и затеняющими крыши деревьями.

– Не больно-то высокие тут дома, – замечает Брид, окидывая взглядом окрестности. – Я надеялся, что у чародеев имеется хотя бы пара зданий повыше.

– Возможно, в центре Фэрхэвена они и найдутся, но не думаю, чтобы их было много. Высокие постройки плохо согласуются с хаосом.

– Почему? – любопытствует Кадара.

– Потому, – поясняет Доррин, – что внутренний хаос снижает прочность любого материала, а чем выше постройка, тем сильнее нагрузки. Вот почему нам следует создавать машины.

– Опять ты за свое! – качает головой Брид.

– Он только о машинах и думает, – подхватывает Кадара.

– Но ведь это правда, – настаивает юноша. – С помощью внутренней гармонизации мы можем придавать машинам самую высокую прочность. Сделанные из хорошего черного железа, они смогут противостоять воздействию хаоса. А неспособность сил хаоса пользоваться подобными устройствами могла бы дать нам преимущество.

– В теории звучит неплохо, – говорит Брид, щурясь на движущуюся по дороге повозку. – Но если машины хороши, почему же Братство возражает против них и даже спровадило тебя сюда?

– Они боятся машин, потому что не понимают их. Машины могут делать лишь то, для чего они построены.

– Доррин, – перебивает его Кадара, – все это мы уже слышали, и переубеждать нас тебе нет никакой надобности.

Доррин закрывает глаза. Навстречу путникам ползет повозка. Скрипят несмазанные колеса, крестьянский фургон тащит мышастая лошадь.

– Но... пшла... – доносится с козел тусклый, лишенный выражения голос. Внешне возчик выглядит не старше Брида, но в свете чувств, порой говорящих о действительности больше, чем зрение, кажется дряхлым старцем.

Доррин взмахивает поводьями и ускоряет шаг лошади – заглядевшись на странного возчика, он отстал от Кадары и Брида.

Но прежде, чем ему удается догнать их, мимо, обогнав его, галопом проносится гонец в белой тунике с красной полосой на груди.

Впереди – пара приземистых башен из белого камня.

Доррин внимательно рассматривает сооружение, бросает взгляд на бледно-зеленую листву подстриженных кустов и деревьев за воротами, потом снова присматривается к выбеленному граниту сторожки и мостовой. Чувства его напряжены, кровь пульсирует в висках. Он ощущает несомненную угрозу и хочет понять, в чем она заключается и почему исходит от самого Белого Города – центра всего того, что было, есть и будет Кандаром.

На самом въезде в Белый Город тракт разделяется надвое зелеными посадками, превращаясь в подобие бульвара. А город и впрямь белый. Его белизна слепит сильнее, чем полуденные пески на восточных пляжах Отшельничьего. Белый и чистый, с гранитными мостовыми, сверкающими на солнце и светящимися в тени.

Проследовав за Кадарой и Бридом мимо старых и пустых башен, Доррин окидывает взглядом долину, изумляясь сочетанию белого и зеленого. Легкий ветерок шелестит листьями в облачно-зеленых кронах деревьев, разделяющих улицы надвое. Улочки переплетаются самым прихотливым манером, однако главные тракты, идущие с востока на запад и с севера на юг, словно два белокаменных меча, четко разделяют город на четыре части.

Хотя еще далеко не лето, здесь очень тепло. Даже теплее, чем в Тирхэвене или Вергрене. Но никаких красок, никаких цветов, кроме белизны и зелени, вокруг не видно. Повозки и верховые, направляющиеся в город, движутся по правой стороне бульвара; выезжающие – по левой. А по внешним краям устроены дорожки для пешеходов. Чем ближе к центру, тем ярче становится белизна и тусклее зелень; в самом же центре одиноко высится каменная башня.

Набрав дыхания, Доррин направляет чувства к ветрам, и... едва не выпадает из седла. Наполняющая долину марь – клубящаяся, белесая, с красными прожилками – терзает все его естество. Он утирает рукавом выступивший на лбу пот. В этом городе славно потрудились и каменщики, и садовники, но суть его составляет белая магия.

С трудом приходя в себя, он, словно издалека, слышит обращенные к Бриду слова Кадары:

– Ну, и что мы здесь будем делать? И как нам продолжить путешествие? Чем дальше мы заезжаем, тем выше цены. Не знаю, как у тебя, а у меня осталась всего горстка монет. Кто знает, сколько времени нам придется проторчать в Кандаре? Может быть, целый год!

Доррин снова утирает лоб, тянется за фляжкой с водой и делает большой глоток.

– Как – что делать? – отзывается Брид. – Наймемся в купеческую охрану или что-то в этом роде.

– Ага, это при том, как они платят. И при том, как здесь относятся к женщинам-бойцам!

– У тебя есть идея получше? Ты, кажется, первая забеспокоилась насчет деньжат.

– Должен быть лучший выход.

– Я не могу остаться здесь на ночь, – вмешивается в их спор Доррин.

– Почему? Ты не можешь то, не можешь это, а можешь только смотреть невесть куда и придумывать свои дурацкие машины!

– Слишком много хаоса, – говорит Доррин и ежится, снова ощущая ползущие отовсюду нити белизны.

– Доррин, но ведь это чистый, ухоженный город, – говорит Кадара, указывая на выстриженный газон. – Почему бы и не провести здесь некоторое время?

– Ну и оставайтесь, а я не могу. Давайте назначим место встречи.

– Доррин, глупее этого...

– Кадара! – обрывает ее Брид и обращается к Доррину: – Можешь ты объяснить, что тебя здесь не устраивает, помимо хаоса?

– Здесь повсюду что-то... вроде невидимых медуз со жгучими щупальцами. У меня слезятся глаза, а порой просто нечем дышать, – Доррин смотрит на мостовую, потом поднимает глаза на приземистые дубки с бледной корой. – Деревья здесь, и те какие-то... неправильные.

– Ты должен уехать немедленно или мы сначала потолкуем с каким-нибудь торговцем?

– Надолго мне здесь лучше не задерживаться.

– Замечательный парень! Теперь к его дурацким машинам добавились немыслимые медузы и неправильные деревья.

Доррин и Брид оборачиваются к Кадаре.

– Вообще-то, Кадара, я вполне доверяю его чувствам. Ты уж как хочешь, а я предпочел бы отправиться в путь вместе с Доррином.

– Прости, – бормочет Кадара, уставясь в гриву своей лошади. – Просто во все это трудно поверить.

Доррин, несмотря на резь в глазах, ухмыляется:

– Я бы сам не поверил, не будь мне так больно.

– Так дело всего-то навсего в хаосе? – уточняет Брид.

– «Всего-то навсего»? – кисло переспрашивает Доррин.

– Уел ты меня, Доррин! – смеется Брид.

– Все вы, мужчины... заодно, – ворчит Кадара.

– Но так ли, этак ли, а торговцев поискать надобно, – говорит Брид. – Как думаешь, можно найти кого-нибудь близ центральной площади?

Доррин кивает. Площадь ничуть не хуже всех прочих мест, а следовать сквозь сплетения хаоса за Бридом куда легче, чем в одиночку.

Еще одна повозка, поскрипывая, проезжает мимо в направлении Монтгрена.

– А почему бы не спросить у кого-нибудь, где тут рынок? – ворчит Кадара. – Вы, мужчины, вечно корчите из себя всезнаек и стыдитесь задать простой вопрос.

– Вот ты и спроси, – отзывается, покраснев, Брид.

– С удовольствием.

Фыркнув, Кадара опережает своих спутников и подъезжает к людям, разгружающим подводу перед каким-то зданием.

– Уважаемые, не могли бы вы сказать мне, где тут останавливаются торговцы?

Пузатый малый с шевелящимся на ветру пушком светлых волос поднимает глаза лишь после того, как сгрузил на тачку мешок муки.

– Вольные торговцы или лицензированные?

– Не знаю. Те, которые в городе.

– Значит, лицензированные. Езжай к торговой площади.

– Это та площадь, что впереди?

– Нет, та – чародейская.

Второй возчик, даже не взглянув на всадников, сплевывает на обочину и берется за очередной мешок.

– А где торговая?

– Езжай по улице мимо Белой башни, а как дорога раздвоится, сверни направо. Потом сама увидишь.

И он принимает на брюхо следующий мешок.

Направляясь к центральной площади, спутники встречаются с отрядом одетых в белое воинов. Все как один устремляют на проезжающих холодные взоры, и Доррин вынуждает себя выдержать взгляд окутанного хаосом предводителя, силясь произвести впечатление обычного любопытствующего путника. Всадники – и Белые стражи, и троица с Отшельничьего – разъезжаются в полном молчании.

Чем ближе к площади Белых чародеев, тем сильнее становится ощущение хаоса. Деревьев здесь уже нет. Всю зелень составляют низкие кусты да трава.

Неожиданно на узкой боковой аллее появляется тачка, которую толкает прикованный к ней человек, одетый в рубище. За тележкой следуют еще один малый в лохмотьях и женщина в белом, окутанная аурой хаоса, а позади них – двое Белых стражей.

Поравнявшись с кучей мусора, женщина делает жест, и с ее руки с шипением срывается огненная струя. Как только оставшийся от сора белесый пепел оседает на камни, человек в лохмотьях сметает его в совок и высыпает в тачку.

Мусорщики следуют дальше.

Теперь ясно, отчего улицы Фэрхэвена столь чисты, а вот метод очистки объясняет неприязнь Доррина к Белому Городу. За годы каждодневной уборки мусора с помощью энергии хаоса Фэрхэвен, безусловно, пропитался мельчайшей белой пылью, сохранившей печать хаоса.

– Похоже, тут растрачивают магию попусту, – тихонько бормочет Брид.

– А по-моему, это наказание для чародеев, – отзывается Кадара. – Причем наказали, кто бы сомневался, женщину.

– А нам никак не объехать эту площадь? – жалобно спрашивает Доррин, когда тележка уже скрывается из виду.

– Мне бы хотелось на нее посмотреть, – говорит Кадара.

– Я встречу вас на дальней стороне.

– А ни на что не нарвешься? – спрашивает Брид.

– Да по мне что угодно лучше, чем это... – Доррин машет рукой в сторону Белой Башни, источающей хаотическую энергию, но все же ухитряется выдавить улыбку, уловив тончайшие черные линии, скрепляющие блоки из белого гранита. Даже здесь, в цитадели Мастеров хаоса, не обойтись без некоторых элементов гармонии.

– Но все-таки, а вдруг что-нибудь?

– Я постараюсь ни во что не вляпаться, – обещает Доррин, поглаживая кобылу по шее. – Ничего со мной не случится. Надеюсь, – добавляет он уже про себя, когда Брид направляет своего гнедого ближе к Кадаре.

Чувствуя на спине взгляд Брида, он сворачивает в боковой проулок, стараясь не наехать на кого-нибудь из жмущихся к стенам пешеходов, из-под ног которых поднимается тончайшая белая пыль. Ни один из них не поднимает на него глаз.

Поворачивая в нужном, как ему кажется, направлении, он едва не сталкивается с тележкой торговца, а потом минует лоточников, торгующих рыбой, мясом и выпечкой. И снова ни один из них не поднимает глаз на одинокого всадника. К тому времени, когда, обогнув площадь, он возвращается на аллею, Брид и Кадара уже там.

– Нам пришлось тебя ждать.

– Так ведь вы ехали прямым путем. Видели что-нибудь интересное?

– На площади почти пусто, – отвечает Брид. – Может быть, люди боятся магов?

– Зачем бояться тех, кто содержит город в чистоте и пресекает преступления? – пожимает плечами Кадара, трогая лошадь с места.

– Возможно, такая концентрация хаоса сама по себе вызывает у людей беспокойство, – бормочет под нос Доррин, пристраиваясь позади Кадары.

На торговой площади толпится десятка два народу, ворота окаймляющих ее каменных зданий пропускают повозки. На фасаде одного из таких строений, сложенного, как и почти все прочие, из белого гранита, красуется вывеска с выведенными храмовым начертанием словами: «Купец Герриш» и нарисованными темно-зеленой краской подводой и лошадью.

Краска не облупилась, и линии достаточно четкие, но, на взгляд Доррина, рисунок грубоват.

– Ну что, сунемся туда? – спрашивает Брид, соскальзывая с седла с завидной для Доррина легкостью.

– Надо же с чего-то начать, – отзывается Кадара, так же легко спрыгивая со своей кобылы.

Пока Доррин привязывает Меривен к коновязи, его спутники уже успевают стряхнуть с одежды висящую в здешнем воздухе мельчайшую пыль. Доррин следует их примеру. Свой посох оставляет притороченным к седлу. Глупо тащить в лавку четырехфутовую орясину.

Сквозь полуоткрытую дверь они входят в маленькую комнату, где стоящий у стола грузный загорелый мужчина внимательно рассматривает развернутую и придавленную по краям камнями с кулак величиной карту. Справа находится заставленный бочонками проход, за которым видна конюшня.

– Ты, Гирл? – рассеянно спрашивает он вошедшего и лишь потом поднимает глаза. – Э, да ты не Гирл! Чего тебе надо?

– Ежели ты Герриш, – говорит Брид с открытой улыбкой, – то хочу спросить: не нужны ли тебе охранники?

– Ну... – качает головой купец. – Ты-то, конечно, парень крепкий. Но какой прок от твоих спутников?

– Не скажи, почтеннейший. Думаю, Кадара владеет мечом лучше любого из твоих людей.

Кадара смотрит купчине прямо в глаза и тот, не выдержав первым, переводит взгляд на Доррина. Рыжеволосый паренек скучно пялится на стену.

– Охранники? – повторяет купец. – Зачем мне охранники?

– Тогда прошу прощения, – пожимает плечами Брид.

– Тебя, парень, я бы, может быть, и взял. Грузчиком, за один медяк в день, – произносит толстяк. – А остальные мне не нужны.

– Чудно это слышать, – откликается Брид, глядя на него с высоты своего роста. – Мы столкнулсь с разбойниками чуть ли не на окраине Тирхэвена, а тебе не нужна охрана.

– Парень, мои повозки не раскатывают по захолустным проселкам. А главные тракты патрулируют Белые стражи.

– А что, дороги магов проходят повсюду? – осведомляется Доррин.

– Конечно, нет, – фыркает торговец. – Они соединяют главные города, но как раз там живет много народу. А чем больше народу, тем больше выручка.

– А разве такая выручка не привлекает разбойников? – не унимается Брид.

– Нет, если им дорога жизнь, – отмахивается торговец. – Ступайте себе дальше. Мне не нужны охранники, тем более чужаки и женщины. Вооруженная охрана вечно машет мечами, а кровопролитие не на пользу делу.

– Ладно, – говорит Брид, кивая и отступая назад. – Но ведь кто-то, наверное, разъезжает и по проселкам?

– Можешь поспрошать на улицах, приятель. Но люди с мозгами такой ерундой не занимаются.

– А как насчет вольных торговцев? Где их стоянки – за городом?

– Хоть за городом, хоть где угодно... Серьезным людям нет дела до всякого сброда, – бросает толстяк и демонстративно отворачивается к своим бочкам.

– Спасибо, почтенный купец, – произносит Брид с легким поклоном. Кадара отворачивается, держа руку на рукояти меча. Доррин, которому сначала хотелось попрощаться вежливо, чтобы этот человек почувствовал неловкость, в конце концов решает ограничиться кивком.

– Ну и куда теперь? – спрашивает Кадара, когда они выходят к коновязи.

Доррин озирает торговую площадь, окруженную белокаменными зданиями. Самый высокий из них – двухэтажный. Прямая как стрела аллея открывает вид на главную площадь, где находится окруженная очень ухоженным садом чародейская резиденция. Возле нее даже растет несколько больших белых дубов. А вот на торговой площади, как и по всему городу, растительность состоит, главным образом, из короткой жесткой травы да аккуратно подстриженных хвойных кустов с сине-зелеными иголками.

Юноша понимает, что здесь высаживаются растения, лучше всего способные противостоять хаосу, а настоящих цветов, надо думать, не сыщешь.

Двое мужчин и женщина в синих туниках, по виду торговцы, заходят в здание, откуда только что вышли спутники.

– Ну так что же все-таки? – повторяет свой вопрос Кадара. – Сунемся еще в один из этих домишек?

Доррин качает головой:

– Торговец не может платить всем и каждому, а здешние покупают лицензии у Белых магов. Может, я и ошибаюсь, но, по-моему, от купца Аллигаша, – юноша указывает на вывеску напротив, – мы можем услышать лишь то же самое.

– Так что же нам, оставить попытки? – спрашивает Кадара, тиская пальцами рукоять меча.

– Нужно поискать нанимателя за городской чертой, – говорит Доррин.

– Но прежде, – отзывается Брид, с хмурой усмешкой глядя на висящее над крышами солнце, – нужно поискать место для ночлега. Вряд ли здесь разрешается спать прямо на улице.

– Наших денег надолго не хватит, – напоминает Кадара.

– Может, за городом и переночуем? – предлагает Доррин. Спутники оборачиваются к нему, и тут со стороны главной площади доносится перестук копыт.

Ругнувшись, Кадара кладет руку на седло, но попытки сесть на лошадь не делает.

По аллее на торговую площадь выезжают облаченные в белое стражи – мужчина и две суровые с виду женщины. Их клинки из белой бронзы окружает искрящаяся белизной и кровью аура хаоса.

– Так куда двинем? – спрашивает Брид, взявшись за поводья, но не отвязывая их.

– Из города, на запад, – предлагает Доррин.

– Эй, вы там! – окликает старший из стражей, мускулистый мужчина с сединой в волосах и крючковатым носом.

Брид поворачивается к нему, не выпуская поводьев.

– Чужестранцы?

– Да, мы не из Фэрхэвена, – учтиво отвечает молодой богатырь.

– Ручаюсь, это очередная шайка желторотых бродяг с Отшельничьего, – негромко произносит темноволосая женщина, восседающая на рослом мерине.

– Они представляют больший интерес, чем единобожцы, паломники из Кифриена, – добавляет третий страж, крепко сбитая блондинка.

За этими словами Доррин ощущает некоторую напряженность.

– Куда направляетесь? – спрашивает старший страж, слегка свесившись с седла.

– На запад. Через Рассветные Отроги и дальше, – без уверток отвечает Брид.

– Звучит правдоподобно, – воин слегка хмыкает, а потом, покосившись на каменный лабаз, пожимает плечами:

– Дерла, мне нужно заглянуть к Герришу. Последи за этими... путешественниками, – он привязывает коня рядом с мерином Брида и, стуча сапогами, уходит в лавку.

– Итак, что привело вас в Фэрхэвен? – спрашивает Дерла, расположив своего мерина так, что Доррин оказывается отрезанным от Брида и Кадары.

– Обычное дело, – отвечает Брид. – Нас послали повидать Кандар и мир.

На столь близком расстоянии Доррин отчетливо ощущает, что напряженность женщины порождена болью. Он ежится, гадая, как ему поступить. Она ведь Белый страж и прислужница хаоса.

– Что скажешь? – Дерла смотрит на свою темноволосую соратницу.

– По мнению Зерлат, этот здоровенный – прирожденный боец. А рыжий – маг, однако далеко не Креслин. Он едва способен касаться ветров, но целитель неплохой.

У Доррина перехватывает дыхание: теперь ясно, что встреча на площади – вовсе не простая случайность. Он протискивается бочком к Дерле и касается ее ноги. Как бы то ни было, юноша чувствует себя обязанным облегчить ее боль. Несмотря на бьющееся вокруг воительницы невидимое белое пламя, внутри сохраняются элементы гармонии, которые он и укрепляет. Правда, это соприкосновение повергает его в дрожь. Отшатнувшись, юноша с трудом переводит дух.

Кадара быстро успевает закрыть разинутый было рот... но не настолько быстро, чтобы он не успел уловить ее неодобрение.

– Тебе не следовало этого делать, – бросает страж. Повисает молчание.

– Видишь ли, малый, – снова заговаривает Дерла, подавая мерина назад, – мне осточертело проливать кровь по всему континенту ради того, чтобы какой-нибудь придурок смог обзавестись ребенком и потешить тем свое дурацкое самолюбие.

– Прости, – говорит Доррин.

– Не извиняйся. Ты мужчина, а с мужчины что взять? Не твоя вина, что вы все малость обижены по части мозгов.

Женщина смеется и поворачивается к своей соратнице.

– Что будем с ними делать?

Темноволосая качает головой:

– Совет не любит островитян, а Джеслек утверждает, будто Отшельничий похищает наши дожди, а стало быть, и урожаи на протяжении столетий.

– А приказы изменились?

Обе усмехаются.

– Молодой человек... Доррин или как там тебя... На твоем месте я убралась бы из Фэрхэвена быстро и без шума. И прихватила с собой приятелей.

Брид с Кадарой переводят взгляды со стражей на Доррина, после чего здоровяк вскакивает в седло. А вот Кадара продолжает меряться взглядами с темноволосой.

– Ты слышала, что я сказала, мастерица клинка? Если хочешь и впредь размахивать своей игрушкой, лучше тебе убраться отсюда, да не мешкая, – говорит блондинка и, обернувшись к темноволосой, добавляет: – Трудно поверить, что они ведут род от Креслина. Больно уж скучные...

Доррин улавливает исходящее от Кадары смешанное чувство недоумения, досады и гнева. Усевшись в седло, он поворачивается к стражам и учтиво им кланяется. Дерла краснеет, хотя выражение ее лица остается холодным, словно у мраморного изваяния.

Трое спутников трогают коней. Едут в молчании, пока площадь не остается позади.

Наконец, Кадара смотрит через плечо, а потом на Доррина:

– То, что они...

– Кадара... – тихо, но твердо обрывает ее Брид.

– Перестань меня кадарить!

Брид переглядывается с Доррином.

– И хватит переглядываться!

Оба молодых человека почти одновременно пожимают плечами.

Дорога ведет их на запад.