Текст книги "Гордая и непреклонная"

– Это правда. Но мне все же претит мысль о том, что меня хотят силой выселить в городской особняк по соседству. – Она обвела широким жестом комнату, которая быстро наполнялась посетителями. – Мне больше нравится здесь, где жизнь бьет ключом.

– Бьет ключом? Мама, прошу тебя! – перебил ее Лукас с умоляющим выражением лица.

Эммелин рассмеялась. Элис тоже не могла удержаться от улыбки при виде благонравного выражения на далеко не благонравном лице мистера Хоторна.

Обернувшись к Элис, Эммелин произнесла:

– У вас такой прелестный смех и такой застенчивый.

От смущения Элис не знала, что и ответить. Эммелин подхватила ее под руку, словно они были знакомы уже целую вечность.

– Вы мне нравитесь. Я уже сейчас могу это сказать.

– Благодарю вас, миссис Хоторн.

– Эммелин, – поправила ее дама, увлекая за собой назад к стойке бара. – Пойдемте, я хочу вам кое-что показать. Мой сын не слишком одобрительно отозвался о выбранных мной красках и обоях.

Лукас последовал за ними.

– Твой сын не в силах видеть роспись стен, которая явится нарушением всех устоев, – пояснил он.

Эммелин фыркнула, чем немало удивила Элис.

– Да, – произнесла Эммелин с театральным вздохом. – Он хочет кремовые обои, а я – красные. Он хочет скромные, но прочные полы из твердого дерева, а я – из красного и черного мрамора. Я хочу побольше экзотических растений, а он…

– Сады с цветниками, окруженные красивой оградой. Последнюю фразу произнесла Элис, и Лукас удивленно поднял на нее глаза, а Эммелин смерила ее испытующим взглядом.

– Судя по всему, наша Элис питает склонность к цветам и оградам.

– К садам, полным роз, – прошептала Элис, сопровождая свои слова застенчивым смешком, после чего одернула себя: – Независимо от того, что происходит в этих садах, такой дом будет выглядеть очень красиво.

– В таком случае, дорогая, вам следует жить там. Я нисколько не сомневаюсь, что дом и впрямь выйдет великолепным, когда все работы в нем будут закончены. – Неожиданно ее лицо приняло серьезное выражение. Вся радость куда-то исчезла, взгляд стал отстраненным. – Но я прожила всю свою жизнь в роскошной и благопристойной обстановке и никогда не чувствовала, что в моем существовании есть какой-то смысл. Теперь я намерена жить так, как хочется мне самой. – Она сосредоточила все внимание на сыне: – Неужели в этом есть что-то дурное?

Они смотрели друг на друга, и Элис чувствовала себя крайне неловко оттого, что стала свидетельницей этого сугубо личного разговора.

– Нет, мама, – произнес Лукас с искренней нежностью в голосе, обняв Эммелин за плечи, – в этом нет ничего дурного. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты была счастлива.

Эммелин посмотрела Элис в глаза.

– Есть много причин, почему я уверена в том, что мой сын не убивал ту женщину, мисс Кендалл.

Элис не могла не заметить волнения, охватившего Лукаса.

– Главная из этих причин заключается в том, – продолжала Эммелин, – что мой дорогой сын всегда помогал женщинам, попавшим в беду.

Последнее заявление совершенно ошеломило Элис. Кроме того, ей с трудом в это верилось. В конце концов, он ведь управлял мужским клубом с полураздетыми танцовщицами!

Словно прочитав ее мысли, Лукас тут же прервал Эммелин:

– Довольно, мама.

– Но ведь это правда!

Он покачал головой и улыбнулся своей обычной беззаботной улыбкой, словно все это не имело к нему никакого отношения.

– У моей матери добрая и поэтическая душа, – произнес он, мягко усмехнувшись и с нежностью поцеловав ее в висок. – Нет ничего удивительного в том, что она слишком преувеличивает достоинства своего сына.

Лицо Эммелин вытянулось – то ли она была разочарована тем, что ошиблась в Лукасе, то ли тем, что он оказался слишком бойким на язык.

Эммелин обернулась к Элис:

– Не позволяйте ему ввести вас в заблуждение, мисс Кендалл. По причинам, которые я до сих пор не могу понять, Лукас тратит много времени и сил, чтобы заставить людей думать о нем только самое худшее. Однако на самом деле он совсем не такой, каким хочет казаться. Докажите это перед судом и добейтесь оправдания моего сына. – Тут она заколебалась: – Вы ведь сможете сделать это, не так ли?

Выражение лица пожилой леди было одновременно и умоляющим, и полным решимости. У Элис вдруг промелькнула мысль, что обвинительный приговор может убить ее. Но как доказать, что Лукас на самом деле лучше, чем думают о нем люди?

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ваш сын вышел на свободу.

Лукас встретился с ней взглядом, и она знала, что он превосходно понял скрытый смысл ее слов. Был ли он лучше, чем хотел казаться, или нет, не имело отношения к делу. Только преступление имело значение.

– Но вы полагаете, что вам это удастся? – не отступала Эммелин.

В уме Элис впервые за многие годы всплыли былые сомнения и тревоги. Она мысленно проклинала Кларка за то, что тот заронил в ней неуверенность в себе. Однако в глубине души она понимала, что дело тут было не только в отказе Кларка, но и в ее неудаче на слушаниях перед большим жюри. Сможет ли она помочь Лукасу? Сумет ли добиться успеха в жизни самостоятельно, а не как дочь своего отца или племянница своего дяди? Последняя мысль пугала ее, но вместе с тем, как ни странно, воодушевляла. Она должна это сделать – хотя бы для того, чтобы преподать хороший урок им всем.

Элис повернулась к собеседнице и пожала ей обе руки:

– Думаю, что да.

Глава 9

Элис сидела за длинным деревянным столом при тусклом свете газовой лампы на стене. Здесь, в цокольном этаже здания суда, были свалены в беспорядке целые горы папок с делами.

Перед ней лежала папка с делом «Содружество против Руперта Хеннесси» – архивные документы одного из судебных процессов, которые ее отец выиграл за последние пять лет. Обвинение было построено безукоризненно. Впрочем, как и всегда, ее отец был блестящим юристом.

Элис от усталости несколько раз ударилась головой об стол, прежде чем выпрямиться в кресле. Этим утром она в первую очередь направилась в здание суда и затребовала все дела за последние пять лет, в которых ее отец выступал обвинителем, в надежде найти уязвимые места. Она уже допустила одну ужасную ошибку, но больше этого не повторится.

В здании суда она столкнулась на лестнице с Грейсоном, и они условились регулярно встречаться, чтобы обсуждать ход дела.

Однако ее надежда на успех таяла на глазах по мере того, как она год за годом просматривала материалы судебных процессов, в которых участвовал ее отец. Результаты не должны были ее удивить, и в любом другом случае она могла бы просто гордиться – у отца не было уязвимых мест. Содружество вообще редко проигрывало судебные процессы. Но на этот раз в качестве обвинителя выступал Кларк, и это была ее единственная надежда.

Вспомнив свою последнюю встречу с ним, Элис слегка вздрогнула. После бессонной ночи, проведенной в терзаниях из-за того, что Кларк не находил ее привлекательной, она проснулась утром с одной очень ясной мыслью. Как он смел не находить ее привлекательной? Она была умна, добра и далеко не дурна собой. Для него было бы большой удачей взять ее в жены. По крайней мере, именно это она повторяла себе последние несколько часов.

С облегчением закончив кропотливою работу, она покинула здание суда, перебирая в уме различные идеи, которые помогли бы ей выиграть этот процесс. Солнце на западе клонилось к закату, бросая на город оранжевые отблески. Судя по всему, было уже около пяти часов пополудни, а в шесть ее дядя накроет стол к ужину. Однако сейчас ей ни с кем не хотелось встречаться. Потратив пятицентовую монету, она купила у уличного торговца горячую сосиску и съела ее по пути домой. Все еще погруженная в раздумья, она приблизилась к городскому особняку Кендаллов из традиционного красного кирпича, расположенному на Сидар-Лейн-Уэй, и незаметно проскользнула через боковую дверь во двор, направившись прямо к флигелю вместо того, чтобы приветствовать своих родных в большом доме.

Даже улегшись в постель, она все еще продолжала размышлять. Во всех делах, в которых участвовал ее отец, обвинение было построено безупречно. Но не было ли оно слишком безупречно? Последняя мысль поразила ее, вызвав невольный приступ вины. Ее отец был превосходным человеком, честным и порядочным и никогда не стал бы совершать противозаконных действий.

На следующее утро, едва проснувшись, Элис принялась торопливо собираться на работу. Ей необходимо срочно выработать план действий! Наскоро умывшись, она уже было отправилась по делам, но как раз в этот момент появился ее отец, держа в руках салфетку. Он окликнул ее, и Элис, тихо застонав, вынуждена была повернуть обратно.

– Где ты была вчера вечером? – осведомился он, сердито наморщив лоб.

– Дома.

– Я не заметил, чтобы в твоих окнах горел свет.

Тут в комнату вошел ее дядя.

– Я вернулась рано и тут же легла спать. Доброе утро, дядя Гарри.

– Доброе утро, дорогая. Похоже, сегодня нас ожидает чудесный день.

– Да, погода просто превосходная, – согласилась она.

Последним появился Макс, как обычно, опаздывавший на работу в банк.

– Привет, сестренка. – Он наклонился и чмокнул ее в щеку. – Как продвигается твое крупное дело?

– Хорошо. Видишь ли, я…

– Кто-нибудь вообще собирается меня слушать? – вмешался в их разговор отец.

Макс криво усмехнулся.

– Я бы узнал этот тон где угодно. Пока, Элис.

С этими словами он схватил какой-то сверток и бросился к выходу. Элис не без зависти смотрела ему вслед.

– Если ты вернулась домой рано, – возвысил голос Уокер, – тогда почему тебя не было за ужином?

Усилием воли она сосредоточила внимание на отце и терпеливо объяснила:

– Просто я очень устала. Кроме того, я уже взрослая. Ты не можешь и дальше следить за каждым моим шагом.

– Нет, могу – до тех пор, пока ты живешь под моей крышей!

Элис застыла на месте, а Гарри тихо выругался себе под нос.

– Ну, знаешь, Уокер, это уже слишком!

– Отец, я не живу под твоей крышей.

– Во флигеле в заднем дворе. Тоже мне разница!

– Я теперь занимаюсь адвокатской практикой, так же как и ты. Сколько раз ты засиживался за каким-нибудь делом допоздна, а то и до самого утра? И сколько раз тебя не было дома за ужином?

– Я не знаю, что такое на тебя нашло в последнее время, – наконец произнес Уокер холодно, – но хотя ты и получила диплом адвоката, ты все же остаешься моей дочерью, и будешь делать все так, как говорю я!

– Я буду делать так, как говоришь ты? – переспросила Элис недоверчиво.

– Да! Я твой отец и обязан заботиться о твоем благополучии, чему вряд ли способствует беготня по городу ради защиты какого-то убийцы.

Элис чуть было не поперхнулась.

– Вот именно, – заявил Уокер зловещим тоном. – Я прекрасно осведомлен о том, что ты до сих пор занимаешься делом Хоторна. Я не потерплю этого Элис! Слышишь? Не потерплю!

Она гордо вскинула голову.

– Я прекрасно слышала тебя, отец. – Она швырнула свою сумку на стол с такой силой, что металлические пряжки с угрожающим стуком ударились о дерево. Сердце ее отчаянно билось, но какая-то неведомая сила неудержимо влекла ее вперед. – А теперь ты послушай меня. Нет, я не собираюсь отказываться от этого дела, и тебе не удастся меня запугать. – Кровь стучала у нее в висках, но она, похоже, не в состоянии была остановиться. – Более того, я твердо намерена добиваться победы.

Вряд ли она могла бы поразить своего отца сильнее. Ну, может, если бы вдруг разделась и плясала на столе в обнаженном виде. Об этом легко было догадаться по его лицу.

– Те свидетельства, которые у вас есть, в лучшем случае неубедительны. Помимо всего прочего, отец, ты знаешь присяжных лучше кого бы то ни было. Вряд ли им будет понятно, зачем молодому человеку из состоятельной семьи понадобилось убивать проститутку, а затем оставлять на ее теле клеймо при помощи перстня с печаткой, благодаря которому он стал известен всему городу. Ни одно жюри во всей стране его не осудит, если вы не сможете доказать мотив преступления. Мотив! А между тем, насколько мне известно, как раз его-то у вас и нет.

– Я вижу, ты неплохо усвоила свои уроки, – отозвался Уокер недовольным тоном. – Вот уж никогда не думал, что доживу до такого дня, когда мне придется выслушивать наставления от родной дочери!

Он отшвырнул свою салфетку и в гневе покинул комнату. Ее дядя тяжело вздохнул:

– Что ж, по-моему, могло быть и хуже.

– А, по-моему, хуже некуда, – не то рассмеялась, не то простонала Элис.

Подобрав сумку, она направилась к двери. Гарри последовал за ней. Элис улыбнулась, подошла к нему и, как делала это уже не раз, обхватила руками его талию, положив голову ему на грудь.

– Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, не так ли?

Он погладил ее по голове и вздохнул.

– Да, знаю.

Она отстранилась от него и заглянула в глаза.

– И ты доверяешь мне, да?

Он снова вздохнул и кивнул.

– Да, и это тоже.

– Что ж, тем лучше. Потому что я действительно знаю, что делаю.

Спустя несколько минут Элис остановилась возле первого из тех мест, которые намеревалась посетить в тот день, – конторы коронера. Вряд ли ей удастся узнать что-то новое, но она хотела допросить его, чтобы убедиться в том, что впереди ее не ждет больше никаких сюрпризов.

В помещении царил резкий запах химикалий и мертвых тел, и ей едва удалось подавить приступ тошноты.

– Могу ли я вам чем-нибудь помочь? – осведомился высокий худощавый мужчина.

Лоб его прорезали глубокие морщины, тонкие губы были неодобрительно поджаты.

– Да, мое имя мисс Элис Кендалл, эсквайр, – ответила она, особо подчеркнув свое звание адвоката, – и я здесь в интересах моего клиента…

– Дамам сюда входить не позволено.

– Да, но к адвокатам это не относится, а ведь я адвокат.

– Прежде всего вы женщина.

– Весьма любезное замечание с вашей стороны, – отозвалась она сухо. – Но любой адвокат имеет право задавать вопросы государственным служащим относительно их находок. Вы ведь государственный служащий, не так ли?

– Да.

– В таком случае, я имею полное право задать вам несколько вопросов в интересах своего клиента.

Он стоял в воинственной позе, явно не собираясь уступать.

– Разумеется, если возникнет необходимость, я могу отправиться прямо к судье, ведущему дело, и заставить вас поговорить со мной.

– Как вам будет угодно, – ответил коронер и собрался уходить.

Она надеялась на совсем другой исход. Мозг ее лихорадочно работал.

– Что ж, отлично. Я сейчас же еду в суд, и мне придется упомянуть, что у вас здесь накопилось много трупов, – она чуть отступила в сторону, чтобы лучше видеть заднюю комнату, – на разных стадиях… разложения. Полагаю, это не лучший способ обеспечить сохранность как самих останков, так и улик.

Ее последние слова подействовали должным образом. Он обернулся к ней с яростью.

– Что вы хотите узнать? – осведомился он язвительно.

– Я хотела бы видеть клеймо на теле жертвы в деле «Содружество против Лукаса Хоторна».

– Боже правый, леди! Та девушка была убита несколько недель назад. Неужели вы думаете, что у меня вместо конторы мертвецкая? Жертва давно похоронена!

– Гм… В таком случае покажите мне зарисовки этого клейма, которые вы сделали.

– Леди, я приложил их к полицейскому протоколу.

– Вы хотите сказать, что существует полицейский протокол, к которому приложен рисунок с изображением отметки от перстня? – переспросила она.

Коронер явно чувствовал себя не в своей тарелке.

– Я не помню. Нет, по правде говоря, мне в голову пришло совсем другое дело.

– Вы в этом уверены? Сокрытие подобных сведений может рассматриваться как нарушение федерального законодательства, сэр.

– Я ничего не скрывал, слышите?

Элис присмотрелась к нему внимательнее.

– Хорошо. Тогда, пожалуйста, нарисуйте это для меня.

Сначала ей показалось, что коронер ответит ей отказом, но в последнюю минуту он все же вырвал листок бумаги из блокнота, взял карандаш и воспроизвел в общих чертах рисунок – изображение летящего соловья. По спине Элис невольно пробежала холодная дрожь.

– Вы уверены в том, что не передавали эти сведения моему дяде… то есть в полицию?

– Я уже говорил вам, что не вспоминал об этом рисунке до тех пор, пока меня не вызвали на слушания перед большим жюри. Ну а теперь, леди, у меня много дел, и если вы хотите задать мне еще какие-нибудь вопросы, обращайтесь в суд. Всего хорошего.

Он демонстративно удалился, захлопнув за собой дверь. Охваченная тревогой и чувствуя полный сумбур в мыслях, Элис покинула контору коронера. Ей очень хотелось вернуться к себе и спокойно во всем разобраться, но Элис понимала, что сначала должна сделать еще одну остановку – на месте преступления.

Переулок оказался узким и мрачным. Странное ощущение охватило Элис, пока она следовала от дома к дому. Здесь не было заметно никаких признаков борьбы – ничего, что указывало бы на то, что на этом самом месте была убита женщина. Пробираясь по изрытой глубокими колеями дороге, Элис внимательно осматривала задворки домов. Сюда, в переулок, выходило множество калиток из задних дворов четырехэтажных зданий, окруженных чугунными заборами. Кое-где их заменяли высокие стены с толстыми дубовыми воротами, ведущими в небольшие садики. Она прошла переулок до самого конца, затем вернулась назад, вряд ли понимая, что именно ищет.

Некоторое время спустя она завернула за угол, чтобы осмотреть фасады зданий. Первым на пути ей попался публичный дом, упомянутый в полицейском рапорте в качестве места работы жертвы и известный под названием «Фламинго». Затем она приблизилась к «Найтингейл-Гейту». Казалось бы, чисто случайное совпадение, однако на таких совпадениях хороший юрист мог построить свою аргументацию. И конечно, оставался вопрос о перстне с печаткой в форме соловья.

Вернувшись к себе в контору, Элис перечитала полицейский рапорт с места преступления, затем протокол допроса при аресте и документы, полученные в конторе окружного прокурора, и попыталась сопоставить все это с тем, что сама видела в переулке. Сосредоточившись, Элис набросала схему переулка и прилегающих улиц, отметив место преступления, а также обведя кружком мужской клуб, находившийся всего в нескольких шагах от него.

Что-то тут явно не сходилось. Но вот что именно?

С помощью пунктирной линии Элис обозначила на схеме предполагаемый путь жертвы от публичного дома, расположенного в конце квартала, до места преступления как раз напротив соседнего здания. Но и это мало что прояснило. Наконец, порывшись в груде полицейских бумаг, она пробежала взглядом сведения, которые читала и перечитывала столько раз, что успела выучить наизусть.

Люсиль Руж покинула «Фламинго» около полуночи, затем направилась пешком по переулку. Согласно показаниям свидетельницы, преступление произошло без четверти часа ночи. А это означало, что между тем моментом, когда Люсиль покинула место работы, и ее убийством прошло сорок пять минут, то есть достаточно большой промежуток времени.

Глядя на короткое расстояние между двумя точками на схеме, Элис все больше убеждалась в том, что либо Люсиль покинула «Фламинго» не в полночь, как о том сообщалось в протоколах, а позже, либо она сначала зашла куда-то еще. Но если так, то куда?

Элис наскоро записала эти вопросы на отдельном листе бумаги. Затем она составила график времени, в верхней части которого поместила показание Лукаса о том, что он всю ночь провел у себя в клубе, а в нижней – предполагаемое время смерти жертвы. Пустое пространство между двумя строками таблицы говорило о том, какую огромную работу ей предстояло проделать, чтобы заполнить его подробностями того, что произошло в ту ночь. Но, так или иначе она это сделает. Единственная возможность для нее выиграть дело заключалась в том, чтобы предвидеть и опровергнуть каждый пункт обвинения.

Тут у нее снова возникло смутное ощущение, что она что-то пропустила, просматривая дела своего отца за последние пять лет. Но, увы, ей так ничего и не пришло на ум. Покачав головой, Элис поместила исписанные листы бумаги на гладкую белую стену, которую большинство юристов использовали для того, чтобы выставить на всеобщее обозрение свои награды. И, пока она смотрела на обескураживающие факты, в дверь ее конторы постучали.

Лукас вошел в контору и увидел, как Элис уселась в свое скрипучее кресло и подняла на него глаза. На ней был все тот же невыразительный костюм с белой блузкой, который она носила словно щит. Если бы он уже не держал ее в объятиях, то вряд ли заподозрил, какие великолепные формы скрываются под этим унылым облачением. Все чувства его обострились до предела, едва он вспомнил ощущение, которое испытал тогда, обнимая ее. Строгая, деловая женщина-адвокат вдруг превратилась в робкую юную девушку, которая обхватила руками его плечи и держалась за них, словно не хотела отпускать. Хотя в конце концов, она это сделала так резко, как будто ей нужно было уйти как можно скорее. Как будто в ее глазах это было не просто нарушением приличий, но и проявлением слабости.

Ее белокурые волосы были уложены на затылке в пучок, и внешне все выглядело по-прежнему, если не считать темных кругов под глазами, словно она не спала всю ночь. Интересно, было ли причиной этой бессонницы его дело или он сам?

Он заметил в ее глазах тот же мрачный блеск, который вспыхивал всякий раз при его появлении. Не чувствовала ли она при его появлении страстное желание, то же, что и он? А может, она прикидывала в уме, мог ли он кого-то убить или нет? Эта мысль причиняла ему невыносимую горечь, за которой следовали муки уязвленной гордости. Он хотел, чтобы она желала его, а не задавала ему вопросы. Лукас презрительно усмехнулся про себя. То-то повеселился бы Грейсон, если бы узнал, что после того, как он столько лет воздвигал стены между собой и женщинами, которые пытались завлечь его в свои силки, теперь он мысленно проклинал стены, которыми окружила себя Элис.

Он вынужден был признать себя побежденным, когда она с видимой охотой вышла из дела. Теперь же он хотел, чтобы его оправдали, хотел покончить со всем этим как можно скорее. Но как помочь своему защитнику, не сболтнув при этом лишнего? Слишком много он знал о том, что произошло в ту ночь, и чувствовал бессильную ярость из-за того, что не смог предотвратить беду. Однако он никому не станет рассказывать о той ночи – даже своему адвокату. Он просто не может этого сделать. Неужели ему и впрямь не терпится пойти ко дну?

Жизнь под одной крышей с матерью не пробуждала в нем подобных чувств. Рядом с Эммелин он чувствовал себя защищенным – и выбитым из колеи, подумал про себя Лукас с мрачной усмешкой. Однако, находясь рядом со своим адвокатом, он почему-то испытывал желание вобрать в себя эту невинность. Познать ее смысл. И в то же время он хотел, чтобы она тоже желала его – человека, знакомого с самыми темными сторонами жизни и теперь не знающего, как от них избавиться.

В первый раз с того памятного дня, когда он начал носить перстень с печаткой в форме соловья, им овладело желание узнать, что такое чистота. И он готов был сделать все, что в его власти, чтобы разрушить ту стену, которой окружила себя Элис. Он хотел предаться с ней любви, разбудить в ней ту страстность, которая, как он был в том уверен, скрывалась под ее вполне благопристойной внешностью. Сможет ли он порвать с прошлым ради нее?

– Впечатляюще, – произнес он вместо этого, не решаясь высказать вслух то, что было у него на уме, – слова, которые наверняка заставили бы ее спрятаться от него как можно дальше. Лукас понимал, что сначала ему придется завоевать ее. Найти какой-нибудь способ заслужить ее доверие. До сих пор он не привык сдерживать себя, когда хотел чего-либо добиться, но ради нее он попытается быть терпеливым – вернее, настолько терпеливым, насколько это вообще было для него возможно.

Элис в замешательстве приподняла голову.

– Я обо всех этих графиках и схемах. – Он жестом указал на стену. – Похоже на военный совет перед решающей битвой.

Замешательство исчезло с ее лица, сменившись уже знакомым ему выражением угрюмой решимости.

– Довольно удачное сравнение, – ответила она. – Нам предстоит настоящая битва. И наша первая линия обороны заключается в том, чтобы вы помогли мне заполнить пустое пространство на графике, чтобы со стороны сложилось впечатление, что вы не совершали этого преступления.

– Мне казалось, что мы пытаемся доказать мою невиновность.

– Если в деле нет еще каких-нибудь обстоятельств, о которых вы не удосужились мне рассказать, доказать вашу невиновность вряд ли удастся. Впрочем, это не так уж важно. Все, что от нас требуется, – это вызвать у присяжных обоснованные сомнения в вашей виновности, что, на мой взгляд, вполне осуществимо.

Он уселся в кресло перед ее письменным столом.

– И как мы сможем это сделать?

– Для начала вы должны объяснить мне некоторые вещи. Например, зачем свидетельнице называть ваше имя, если вы не причастны к убийству?

Та женщина наверняка видела кого-то в ту ночь в переулке, например человека, который только что покинул «Найтингейл-Гейт». Однако Лукас не произнес ни слова. Вместо этого он положил руки на подлокотники кресла и попытался изобразить на лице невозмутимое спокойствие.

– Потому что ей не понравились мои волосы. По-видимому, она решила, что они слишком длинные. – Он заставил себя усмехнуться, подавив приступ горечи, вызванный этим нелепым ответом. – Бедняжка даже не догадывалась о том, что все, что от нее требовалось, чтобы заставить меня их подстричь, – это насесть на меня как следует, запугать до полусмерти, а потом пригрозить бросить на произвол судьбы.

Элис вскипела от ярости:

– Сейчас не время для шуток, мистер Хоторн.

– У вас покраснели щеки, мисс Кендалл. С чего бы это? Вы и не представляете себе, какой становитесь привлекательной, когда сердитесь.

Он ожидал, что она пролепечет в ответ что-то бессвязное или начнет запинаться. Но вместо этого Элис с решительным видом поднялась с кресла:

– Откровенно говоря, мне ровным счетом все равно, даже если вы проведете весь остаток своих дней в тюрьме.

Тут Лукас тоже поднялся с места, положив руки на стол и слегка подавшись вперед. Он тут же заметил в ее глазах настороженность, однако природное упрямство не позволяло ей отступить. В любое другое время он наверняка бы улыбнулся, но сейчас ему хотелось выругаться при мысли о той ужасной переделке, в которую он попал.

– Но вы сами втянули меня в это дело, – продолжала Элис сквозь стиснутые зубы, – и я не намерена спокойно оставаться в стороне и смотреть, как вы губите себя из-за собственной самонадеянности и привычки играть с огнем. Рано или поздно вы все равно окажетесь в проигрыше, и я не хотела бы быть рядом, когда этот день наступит.

– Коль скоро вы считаете себя таким знатоком по части человеческих душ, мисс Кендалл, ответьте мне на один вопрос. Если я играю с опасностью, почему вы сами прилагаете столько усилий, чтобы ее избежать?

– Я ее не избегаю. В противном случае разве я находилась бы тут, рядом с вами?

Лукас усмехнулся и затем с намеренной и откровенной неспешностью смерил ее взглядом с головы до ног. Она густо покраснела, и он был уверен в том, что ее одолевало сейчас желание скрестить руки на груди.

– Что правда, то правда, – согласился он.

Элис потребовалось некоторое время, чтобы справиться с собой. Она чувствовала себя слишком возбужденной, к тому же загнанной в угол. Его запах был одновременно свежим и терпким – пленительное сочетание мыла и полевых трав.

– Перестаньте смотреть на меня так, – произнесла она раздраженно.

– Как «так»?

– С выражением, которое не имеет никакого отношения к делу.

Он криво улыбнулся, и Элис отступила на шаг.

– Хорошо. Итак, – она с усилием отвела от него взгляд и перевела его на бумаги, – на данный момент мне известно следующее. Люсиль Руж, женщина легкого поведения, работавшая в нескольких ярдах от мужского клуба, была задушена в переулке как раз напротив «Найтингейл-Гейта».

В течение всей своей небольшой речи она не сводила глаз с лица Лукаса, пытаясь уловить на нем хотя бы малейший проблеск какого-нибудь чувства. Однако его выражение оставалось совершенно непроницаемым.

– Да, это похоже на правду.

– Вы, вероятно, также слышали о том, что кончики пальцев жертвы были отрезаны.

На сей раз он сделал гримасу, хотя и едва заметную. Элис постукивала пальцами по столу.

– Моя догадка состоит в том, что жертва перед гибелью поцарапала своего убийцу.

– А зачем понадобилось отрезать ей пальцы?

– Чтобы полиции не пришло в голову искать человека с царапинами на теле. Мы могли бы доказать, что на вас нет царапин, если бы знали это наверняка. У вас ведь их нет, не так ли?

Он развел руки в стороны:

– Кожа чистая и гладкая, как у мла…

– Довольно, – прервала она его.

– Если угодно, я покажу вам кое-что еще. – Он коснулся пуговицы на рубашке.

– Не стоит себя утруждать, мистер Хоторн. Улыбка на его лице стала тонкой и лукавой:

– Я просто хочу помочь вам доказать мою невиновность, мисс Кендалл.

– Благодарю вас. Я буду иметь это в виду. А пока что учтите, что эти царапины являются не более чем предположением с моей стороны. Но именно такие мелочи нам с вами и предстоит выявить. Самая ничтожная деталь может полностью изменить ход расследования. Поэтому давайте начнем с того, что нам уже известно. Жертва: мисс Руж.

Лукас вернулся в свое кресло, и она снова заметила, что губы его чуть вздрогнули. Что это было – сожаление из-за того, что он убил Люсиль? Не обманывала ли она себя, полагая, будто он не способен на столь грязное преступление? Ей просто необходимо было это выяснить, поскольку ее не покидала мысль, что ее отец никогда не стал бы преследовать невиновного человека.

– Люсиль Руж всегда проходила по этому переулку?

– Да.

– Откуда вы это знаете?

От внимания Элис не ускользнул проблеск удивления на лице Лукаса, однако он быстро сумел его скрыть.

– Всем вокруг известно о том, что Люсиль жила в соседнем квартале. Она могла попасть домой только через этот переулок.

– И вы когда-нибудь видели, как она возвращалась домой? Лукас пожал плечами.

– Да, иногда. – Он, похоже, обдумывал свой ответ, после чего добавил: – По правде говоря, я видел ее в ту самую ночь, когда она была убита.

– Боже правый! Почему же вы сразу мне об этом не сказали?

– Я опасался, что меня неправильно поймут.

– Где вы ее видели?

– В коридоре, примыкающем к черному ходу. Она разговаривала с Брутусом и выглядела очень расстроенной.

Элис с трудом верила собственным ушам.

– И чем же она была так расстроена?

– А вот это уже не ваша забота.

Кровь стучала у нее в висках.

– Черта с два! – На языке у Элис вертелось еще множество куда более крепких выражений. – Никаких личных тайн отныне у вас быть не может, мистер. Если вы хотите, чтобы я успешно защищала вас в суде, вы обязаны сообщить мне все, даже самые мельчайшие подробности вашей жизни. Где вы живете, с кем вы встречаетесь и о чем с ними беседуете. Итак, попробуем еще раз. Чем именно была так огорчена мисс Руж?