Текст книги "Странные люди"

Глава 18
Шанс на спасение

«Как не бояться, когда страшно?»

Такого блага, как умывальная комната, у них не было. Может, она находилась в другом, намертво закрытом крыле, но выламывать дверь и искать ее там пока никто не додумался. Умывались и чистили зубы непосредственно в душевой или пользовались ржавым, на ладан дышащим рукомойником в предбаннике туалета. Сегодня Кит выбрал первый вариант.

Он как раз лениво выдавливал на щетку пасту, когда лестница загудела от чьего-то топота. Наверное, следовало бы занервничать и выглянуть, но веселенькая ночка лишила возможности отоспаться, и поэтому Кит был вялый и апатичный. В таком состоянии ему было плевать не только на Тук-тук-тука, а и на Апокалипсис, если бы тот внезапно начался с их лагеря. Он только-только успел сунуть зубную щетку в рот, когда услышал голос Немо, зовущий его. Хочешь не хочешь, а пришлось реагировать.

Немо была в коридоре не одна. Когда Кит, хмурый от того, что потревожили с утра пораньше, приблизился к ней, она как раз беседовала со Спящей. И это был не просто разговор о погоде.

– Я не могу больше! – Голос Спящей дрожал совсем так, как ночью, и она зябко обнимала себя руками за плечи. – Я хочу нормально спать и ничего не бояться! А тут не получится, видимо…

– Но раньше же получалось, – растеряно возразила Немо, переводившая взгляд со Спящей на ее сумку и обратно.

– В самом начале – да. Но это в прошлом. Все, я не хочу это обсуждать. – Последнее прозвучало почти виновато.

Спящая заметила Кита, так и застывшего со щеткой за щекой, и покачала головой: мол, не смей уговаривать.

– Было замечательно, я была рада с вами со всеми познакомиться, но… – Она выдохнула, и под длинными ресницами блеснули зарождающиеся слезинки. – Я больше не могу это терпеть. Я не хочу здесь находиться… Простите.

– А сила твоя? Не хочешь научиться лучше ею управлять? – Немо поморщилась, видимо, понимая, что этот аргумент не подействует. – Я бы тебе помогла ее освоить. Помнишь, как мы обсуждали? Время, место…

– А давай созвонимся потом? Встретимся где-нибудь в городе! Я тебе сейчас телефон запишу. Я же не на Луну улетаю, я просто возвращаюсь домой. Хочешь, поехали вместе!

– Пакость знает? – вздохнула Немо, никак не отреагировав на ее последние слова. Она стояла вся поникшая, погрустневшая, притихшая.

Мятная зубная паста уже смешалась со слюной, и рот Кита горел, но он ничего не делал, чтобы это прекратить. Стоял столбом и таращился. В голове не укладывался такой простой факт, что каждый из них и правда может уехать в любой момент. Физически может, да. Но разве получится вырваться из этого места и вернуться в реальный скучный мир, где таких, как Лис, обижают, таких, как Пакость, ненавидят, а таких, как Немо, игнорируют? Он жил тут всего ничего – четвертый день, а уже не мог представить, как их пятерка может лишиться одного элемента.

– Никто не знает. – Спящая снова покосилась на Кита, взглядом прося никого не звать. – Я потом вас всех найду… Не могу я больше. Мне уже этот Тук-тук-тук снится…

Кит сделал героическое усилие и проглотил пасту вместе со слюной, возвращая себе возможность говорить. Бегать к умывальнику было некогда. Рот горел, горло горело, но все это было не заслуживающими внимания мелочами. Он только что вспомнил свой сон. И их разговор со Спящей.

– Он тебе снился? Ты говорила ночью, что тебе снилось, как его рисовали, так?

– Ну… было что-то такое, – неохотно отозвалась она, давая понять, что не желает ничего вспоминать о минувшей ночи.

Кит, однако, был слишком взволнован, чтобы обращать на это внимание. Знакомый призрак с ледяными ладонями снова приобнял его, и перед глазами замелькали картинки.

Белое дрожащее пятно света среди абсолютной темноты. Фонарик, да, это фонарик, который держит в руке самый высокий из собравшихся здесь мальчишек. Их трое. Им лет по одиннадцать-двенадцать. Тихо повизгивает фломастер, скользя по покрашенной стене. Рисует мелкий, вихрастый, курносый паренек. Рисует старательно, прикусив губу, и тихо посмеивается. Они довольны затеей. Шепчутся, советуются, толкаются и оглядываются назад, не смотрит ли на них кто… Фломастер визжит, и на стене медленно проявляется большой белесый глаз.

– Его рисовали три пацана, да? – с жаром выпалил Кит, как только реальность вернула его обратно. Немо и Спящая смотрели на него с одинаковой тревогой. – Ночью, при фонарике, боясь, что их поймают. Да? Ты это видела?!

– Ну… Да…

– Это был мой сон!

– А как я?…

– Не знаю. – Кит выдохнул и заговорил уже спокойней.

Он вспомнил! Его вчерашние мучения были не напрасными. Он вспомнил и получил нормальное объяснение появления странного рисунка. А остальное уже можно додумать. Ужасы пережитой ночи сразу как-то поблекли и отступили. Логика и скепсис снова вступили в борьбу с необъяснимыми страхами.

– Ты же перемещаешься по фотографиям, может, то, что ты видела рисунок и думала о нем, как-то повлияло? И ты… увидела мой сон. Как-то так. Я не знаток этого.

Спящая взглянула на него недоверчиво, но слезы ее высохли, да и страх, видимо, отступил. Пальцы затеребили конец толстой косы.

– Я не знаю, могу ли так…

– Какая сейчас-то разница? Главное, мы теперь знаем, как он появился…

Что-то холодное коснулось волос Кита на затылке и тут же вцепилось в шею. Сердце его трепыхнулось и ухнуло в пятки. Поддавшись порыву совершенно необъяснимого страха, Кит выбросил руку с кулаком назад и попал во что-то мягкое и колючее…

– Твою ж мать! Нервный какой, – проворчал Пакость, потирая подбородок.

Будь он хоть немного ниже, кулак расквасил бы ему нос.

– Пошутить уже нельзя…

Кит едва не врезал ему повторно, но сдержался. Не хотелось расстраивать только-только успокоившуюся Спящую. Немо бросила на него виноватый взгляд.

– Прости, не успела предупредить…

– Пацаны какие-то нарисовали, говорите?

Комната Пакости находилась через комнату от спальни Спящей, и он, разумеется, отлично все слышал. Парень встал между Немо и Китом, все еще держась за небритый подбородок, и, несмотря на полученный удар, вид у него был довольный.

– Думаете, он ожил, что ли?

– Никто не оживал, – мрачно отмахнулся Кит, у которого лимит принятия необъяснимого был исчерпан на год вперед. Теперь он пообещал всему искать научное объяснение.

– А стуки? – поморщился Пакость.

– Старое нежилое здание. Мало ли чего. Сквозняки, мыши, грунтовые воды. Да миллион причин можно назвать.

– А мобильники вчера?!

– Техника барахлит. Всякое бывает.

– Одновременно?!

– Может, какие-то вспышки на Солнце.

– А лампочка?

– Они тут часто взрываются.

– А стуки? Те самые стуки вчерашние? Как объяснишь?

– Да как угодно! – взвился Кит. – Всему должно быть научное объяснение!

– Ага! Стая дятлов случайно залетела на первый этаж ночью и внезапно решила подолбить в двери? Или у тараканов был танцевальный фестиваль, от которого все двери чуть не вывалились? – Пакость зло сверкнул глазами, но тут же отвел взгляд, понимая, что может сделать.

– Тихо-тихо, – робко вмешалась Немо, на время перепалки торопливо отошедшая в сторонку. – Все немного не так. Я с Лисом говорила! Он сказал…

– Да отстань ты со своим Лисом! – рыкнул на нее Пакость.

– Не отстану! – огрызнулась Немо, снова и очень вовремя перехватив его эмоции. – Так тяжело выслушать? Это важно! Лис сказал, что часто видит нечто подобное, но Тук-тук-тука он видит особенно четко, и точно такого, как на рисунке. Он говорит, это оттого, что мы все его видим и представляем именно так. Это имеет значение. Тук-тук-тука нарисовали, когда лагерь еще работал, значит, его видели и представляли очень многие… Я… я не знаю, что точно это нам дает, но суть не в том. Мы должны научиться относиться к нему как Лис, и тогда он нас не потревожит. Вы зря его не послушали вчера. Подумайте только, Лис совсем Тук-тук-тука не боится и, наоборот, стремится с ним поговорить, и тот его избегает. А мы все его боимся, и он нас регулярно навещает. Значит, нам просто надо не бояться.

Выдав всю эту недопустимо длинную для нее речь, Немо убрала волосы со взмокшего лба и моментально стушевалась под тремя внимательными взглядами. Она торопливо отступила еще дальше, словно желая спрятаться.

– Легко сказать «не бояться»… – пробормотала Спящая. – Как не бояться, когда страшно?

– Думать о чем-то хорошем. Отвлекаться. – Немо скованно пожала плечами и скрестила руки на груди, так что они закрыли волчью морду на ее некогда черной футболке. – Нужно подумать.

– Погодите, – вмешался Кит, еще не привыкший к тому, как в этом месте легко верят в любые странности. – Вы хотите сказать, что вот так просто поверили в детскую страшилку? Монстр, которого от нечего делать придумали три сопляка, ожил и питается нашим страхом? Вы издеваетесь? Этого просто не может быть!

Немо покачала головой и посмотрела на него откровенно устало.

– «Как же, как же, я имел удовольствие встретиться с этим молодым человеком на Патриарших прудах, – процитировала она нарочито низким голосом. – Он едва самого меня не свел с ума, доказывая мне, что меня нету!»

– А это тут при чем?!

Немо уже его не слушала. Повеселевшая, она направилась обратно к лестнице, не желая продолжать разговор.

– Может, в том-то и фишка, что оно ожило из-за того, что в него куча народа верила, – протянул Пакость, то ли чтобы досадить Киту, то ли и правда так думал.

И только теперь он увидел сумки Спящей и растерянно нахмурился.

– Эй… А ты куда это собралась?

– Уже никуда, Пакость, – вздохнула та, ногой запихивая сумку обратно в комнату. – Уже никуда.

Глава 19
Падение

Omnibus homnibus moriendum est

Подсохший хлеб пах сосновой смолой. И даже немного горчил. Собственно, он и составил их обед. Потому что в такой солнечный, а впоследствии и жаркий день никто не удосужился ничего приготовить. Всем было лень, а в первую очередь Пакости, который раньше спокойно взваливал на себя готовку. Но никто не жаловался. По очереди заглядывали на кухню, рыскали по холодильнику и буфету, хватали чего-нибудь съестное и убегали обратно в духоту и зной.

Пятеро расползлись по лагерю, затерявшись, как муравьи в траве, отдыхая от облупленного потолка над головой, от скучных стен и друг от друга. И от теней, таивших ночные кошмары. В первую очередь от них. Когда над головой сияло голубизной небо и солнце жарило так, что хотелось отрегулировать его мощность, все ночные звуки казались просто одним коллективным кошмаром.

Пакость бродил по «Ецу» целый день, навещая уже виденные места и открывая для себя новые. Как ни странно, тут они еще остались. Почти у самого забора он наткнулся на длинное одноэтажное здание, оказавшееся чем-то вроде административного корпуса. В его пыльных кабинетах сохранилась еще кое-какая мебель и даже папки с пожелтевшими документами, а у входа, под старой, вот-вот грозившей расщепиться надвое ивой, – позеленевшая от времени, но целая скульптура, изображающая двух читающих пионерок. В шаге от них, прямо на ступеньках, словно сошедшая с постамента ожившая третья пионерка, сидела углубившаяся в книгу Немо. Пакость прошел совсем рядом с ней, но она настолько погрузилась в книгу, что даже не среагировала. Он хотел ее подколоть или испугать, но все же решил не тревожить и резко свернул направо, держа курс на детскую площадку.

Там на качелях он обнаружил дремлющего Кита с наушниками в ушах, но тоже, вопреки своей натуре, решил ему не мешать.

Их было всего пятеро, но все равно «Ец» больше не представлялся Пакости заброшенным и пустующим. Птицы трещали без умолку, как будто боялись, что об их существовании забудут. Тысячи звуков, прятавшихся от дождя, выползли наружу, и лагерь скрипел, свистел, щелкал, щебетал и шелестел и никак не мог наговориться.

Невдалеке по лужайке между столовой и летней эстрадой пронеслась белка. Секунды через две в том же направлении и с той же скоростью промчался Лис, держа в руках кроссовки. Пакость проводил его взглядом и двинулся дальше. У домиков для вожатых и персонала, на спортивной площадке он столкнулся с бесцельно бродящей там Спящей. Пакость, возможно, и здесь прошел бы мимо, но она сама его окликнула. И он, воспользовавшись чудесным моментом, когда вокруг в кои-то веки никто не крутился и не мешал, пригласил ее прогуляться в Беседку. И Спящая согласилась.

Правда, до Беседки они так и не дошли. В тени сосен было достаточно прохладно и пахло так, что хотелось идти и идти между этих рыжеватых вытянутых стволов, касаясь их руками, и не сворачивать.

– Где б я еще так побродила… – Спящая опустилась на корточки и подняла с земли шишку. Находка оказалась подгнившей, и она разочарованно зашвырнула ее подальше.

– Ты никогда в лесу не была? – уточнил Пакость.

– Была, но не так. Одно дело организованная прогулка в санатории, а другое дело так, когда никто тебя не контролирует. – В волосах ее застряли сосновые иглы, но Спящая только потрогала их и не стала вытягивать. – Ни с чем не сравнить.

Они оказались на грани той неприятной темы, которую никогда не затрагивали. Пакость знал о болезни Спящей со слов Немо, но никогда не задавал никаких вопросов. Что-то внутри не позволяло выпытывать даже через кого-то. Все же то, о чем не знаешь почти ничего, намного легче отрицать.

– Да, скукота, наверное. – Это было все, что он мог сказать в ответ. Ну, почти все. Боясь затронуть запрещенную тему, Пакость ухмыльнулся и пальцем ткнул спутницу в плечо. – Вот и гуляй, пока есть где. Нечего дезертировать!

Спящая бросила на него укоризненный взгляд, но не обиделась, а беспечно отмахнулась. Они тут все, кроме Кита, были на удивление не обидчивыми. Другие б уже возненавидели.

– Ты заметил…

Иголка попала в босоножку, и Спящей пришлось остановиться. Пакость держал ее за плечо, пока она разувалась и трясла босой ногой.

– Ты заметил, как наши силы взаимодействуют?

– Наши? – Пакость даже споткнулся и невольно прислушался к себе. Единственное, что с ним происходило необычного – ныл пустой желудок.

– Я сейчас обо всех нас. Сегодня я была во сне Кита. Или в прошлом благодаря его сну. Или…

– Или это просто совпадение, – скептически поморщился Пакость, перепрыгивая через торчащий узловатый корень. – Все думали об этом рисунке, вот вам и вышло.

– Но я никогда так раньше не делала. У меня все происходит по-другому. – Спящая снова махнула рукой. И снова добродушно. – Не веришь – не надо. А Лис и Немо? У нас такое творилось, а Немо спала и чувствовала только Лиса.

Иголки шуршали у них под ногами не хуже снега.

– Ну, это в Лисе дело. У него все это… – Пакость неопределенно покрутил руками, пытаясь найти слова. – Как это назвать можно? Излучение мощное, во! Он всех других для Немо глушит собой. Так что не придумывай.

– Как знаешь. Я не настаиваю…

Они некоторое время шли молча, вороша колючий душистый ковер. Удивительное было место. Ни бумажек, ни бутылок, вообще никакого хлама, и вроде бы же место не сказать что от цивилизации отдаленное. Прохладный душистый запах сосны пропитывал кожу, одежду, волосы, и Пакость даже забыл о сигаретах в кармане. Слишком уж здоровски пахло.

Лес стал гуще, но пока еще был знакомым. Редкая трава под ногами тонула в рыжей трясине игл и шишек.

– А ты как сюда попала? – спросил Пакость, обогнав Спящую у кривой изломанной сосны. – В смысле как тебя сюда пригласили?

– Да как и всех, – пожала плечами Спящая. – Гуляла в сквере рядом с домом. Отдыхала от переводов своих. Я этим подрабатываю сейчас. Подошла та женщина, которая нас тут встречала, сказала, что знает о моих путешествиях, и пригласила сюда. Обещала научить управлять своей силой. Дала время на раздумье. Я с родными это обсудила, собрала вещи, взяла такси и приехала.

– Обсудила с родными? – Пакость даже остановился. – Они в курсе? И тебя в психушку не запихнули?

Спящая опустила голову, и русые пряди закрыли порозовевшие щеки.

– Я им не совсем правду сказала… Сказала, что летняя школа психологическая с аутотренингами и прочим, йога, медитации на свежем воздухе. Меня когда-то такое увлекало. Оплатила якобы из заработанных денег. Знаешь, то, что я буду летом жить за городом и общаться с людьми, стало для них главным аргументом. Я постоянно домой звоню, чтобы не волновались… А ты?

Пакость поморщился. Все было честно. Она была с ним откровенна, а теперь его очередь рассказывать о себе. И так невыносимо было осознавать, что там, в той жизни, за границей «Еца» как-то не находилось ничего такого, о чем хотелось бы вспомнить.

– Не, я не звоню. Я сказал, что уехал, и все. Ей как-то не до меня сейчас…

Он нахмурился, вспоминая тот день, когда к нему прицепился на улице странный незнакомец. Пакость тогда в очередной раз потерял работу и был злой как черт. Он бы, наверное, раз десять проклял приставучего типа, если бы не его странные слова о том, чего не мог знать никто. Решение он принял быстро, и отведенное на раздумывание время было невыносимо томительным. Когда он запихал вещи в спортивную сумку и направился к двери, мать как раз болтала по телефону на кухне. Судя по наигранно-веселым интонациям и фальшивому смеху – с очередным воздыхателем. Она, должно быть, и не услышала, что он ей сказал. Только помахала на него рукой: мол, иди, не мешай. И Пакость ушел.

– Если бы с работой как-то наладилось, я бы уже давно свалил. – Признание, сказанное вслух, было продолжением его воспоминаний, и он не успел прикусить язык. – Угол бы где-нибудь снимал.

– А с работой плохо?

– Не выходит у меня нигде задержаться. То не платят ни фига, то характер мой мешает… – Он мрачно усмехнулся. – Я так, болтаюсь по всяким сервисам не особо крутым, где берут с неоконченным высшим.

– Ты где-то учился? А чего не закончил?

– Да я так учился… Поступил только потому, что технарей сейчас не хватает и берут всех подряд. Может, там чему-то и учили, но мне просто корочка была нужна, и я не парился… То, что я умел до поступления, я и сейчас умею. Бакалавра получил и свалил. – Пакость сунул руки в карманы. – Может, дурак был и надо было поднапрячься… Не знаю. Меня больше подработки интересовали тогда.

Спящая слушала его внимательно и спокойно. Не осуждала, не смотрела укоризненно, а просто слушала и понимающе кивала. И когда он замолчал – перехватила эстафету.

– А я заочно закончила. Переводчик с английского и французского. Правда, университетом все не ограничилось. Я и на курсы ездила, и с репетиторами занималась. Вот сейчас работаю удаленно. Хотя, знаешь, я бы с удовольствием погрузилась в ту рутину, которая есть у большинства. Чтобы работа-дом, работа-дом, а если получится – отпуск где-то за пределами города, а еще лучше – страны. – Она немного погрустнела, но все еще продолжала слабо улыбаться. – Вот я и ухватилась за эту затею с «Ецем». Это шанс выбраться из четырех стен и попробовать что-то новое. Пока меня опять в больницу не запихнули.

Птицы притихли, и деревья даже перестали скрипеть. Спящая танцевальным движением развернулась на носочках и прижалась спиной к теплому сосновому телу. Подняла голову, ловя лицом пробивающиеся между ветвей солнечные лучики. Пакость стоял рядом с ней напряженный и задумчивый. День уже не казался таким уж хорошим. Мерзкая жара, духота, смола эта повсюду…

– И часто тебя запихивают?

– Частенько, – отозвалась Спящая и повернулась к нему.

В глазах у нее появилась какая-то отчаянная решимость.

– Хорошо, что я не дезертировала. Хорошо, что остановили. Правда.

– Да я ж просто… – начал отнекиваться он.

– Все верно ты сказал. Я просто слишком трясусь над своей жизнью, видимо… Нет, не то что я умереть боюсь. А то, что стараюсь все свое время наполнить чем-то хорошим по максимуму, а от плохого убежать. Дура, да? Вот я сейчас это как никогда понимаю. Поэтому, когда я сильно испугалась, решила убежать и от этого. А ведь жизнь – это и плохое, и хорошее. И не надо ее превращать в сплошной сахарный сироп.

Голос Спящей звучал ровно и спокойно. Она прижималась к теплому дереву, пачкая волосы в смоле, щурилась на солнце и рассуждала о близости смерти так, словно у них была философская беседа. Пакость это взбесило. Именно неуместность этого тона и ее такое искреннее спокойствие.

«Она вообще слышит, что несет?»

– Ты говоришь так, словно завтра умрешь, – буркнул он, не зная, куда деваться.

Хотелось или убежать, или прикрикнуть и потребовать заткнуться.

– Не завтра, – спокойно уточнила Спящая. – Мне двадцать два, и пока состояние вполне хорошее. Может, через три года. Может, через восемь лет. Может, даже через десять. Ну это если мне очень повезет. Не смотри так, я привыкла уже давно… Период истерик уже ушел в прошлое. Omnibus homnibus moriendum est – «все люди смертны».

Она улыбнулась раздражающе бодро, и Пакость не смог ей ответить. Одно дело ничего не знать и тешить себя какими-то иллюзиями о том, что девушка преувеличивает и все не так страшно, другое – услышать из ее же уст неутешительный прогноз. Да, десять лет – это все же немало, но если это максимум… Он не знал, как реагировать. Погода не изменилась, но Пакости казалось, что небо почернело, а воробьи заорали хриплыми вороньими голосами. Мир растрескался, теряя свой праздничный наряд, и стал таким, каким он видел его туманным дождливым утром. Живая иллюстрация к слову «безысходность».

Надо было что-то ответить, а слова не шли. Пакость сейчас почти ненавидел Спящую за то, что она рассказала ему все это. За эту неловкость, которая его сковала, и он боялся, что каждое его слово будет неуместным.

– Жизнь, она такая, да… Кому угодно кирпич на голову свалится в любую секунду, и все… – выдавил наконец Пакость, приправив это кривоватой усмешкой. – Устала небось? Пошли обратно…