Текст книги "Обыкновенное чудо"

Глава 9

Выступление Фергюса длилось уже около пятнадцати минут, когда Кейси внезапно поднялась со своего места.

Вероника вопросительно взглянула на нее, но Кейси приложила палец к губам и ушла по направлению к дамской комнате. Вероника проводила ее участливым взглядом, в это время взрыв хохота прокатился по залу. Она не расслышала, что именно сказал Фергюс, что так развеселило членов Европейского финансового союза, но это наверняка заслуживало ее внимания. Смех продолжался еще около минуты. Вероника снова и снова поглядывала на дверь.

Возможно, у Кейси заболела спина из-за того, что она долго просидела на одном месте. Или ей захотелось подышать свежим воздухом, а вдруг она встретила кого-то из поклонников своей передачи и заболталась. Вероника попыталась сконцентрироваться на теме, которую развивал Фергюс. Но вскоре и Ник озабоченно поглядел на дверь, их взгляды пересеклись. Уже не дожидаясь вопроса с его стороны, она пошла проверить, что произошло с Кейси.

Вероника обнаружила ее в дамской комнате, лежащей с приподнятыми ногами на позолоченном диване. Скомканное мокрое платье валялось на полу неподалеку, а Кейси была целомудренно прикрыта полотенцами.

– Кейси! Что случилось?..

– Я еле успела, пока воды не отошли, – попыталась улыбнуться та. – Не волнуйся… – Не волноваться! – Уборщица очень помогла. Она пошла вызывать «скорую», все не так плохо.

– Ника позвать?

Кейси с усилием вздохнула.

– Я решила, что сначала «скорую», – проговорила она так медленно, что Веронике показалось, что прошла целая вечность. – Но ты скажи ему… – Ее лицо снова исказилось от боли.

Между схватками должны быть перерывы? Сначала 10 минут, потом 5? Вероника посмотрела на циферблат, смутно сознавая, что надо по часам проследить частоту схваток, но для чего именно, вспомнить она не успела.

– А давно ты чувствуешь спазмы и боли в спине? – спросила она, когда Кейси потянулась и вцепилась в ее руку, потому что очередная волна схваток подступила, достигла своего пика и постепенно спала. – Я спрашиваю какие-то глупости, – ответила она сама себе. – Ты не боишься оставаться одна, пока я схожу за Ником?

– Иди, – настаивала Кейси, но Вероника никак не решалась.

Тут как раз вернулась уборщица.

– «Скорая» выехала? – спросила Вероника.

– Постараются как можно скорее, но… Веронику не интересовали эти «но».

– Побудьте с ней, а я схожу за ее мужем. – Она побежала обратно в банкетный зал.

Когда Вероника ворвалась туда, Фергюс как раз закончил свою речь и его слушатели с энтузиазмом хлопали. Он заметил, как она быстро лавирует между столиками и что ее разгоряченное лицо выражает крайнюю озабоченность и нетерпение.

Наконец, аплодисменты стихли.

– Ник, срочно иди к Кейси.

Он привстал.

– А что случилось? О, Господи… Где она?

– В дамской комнате. Уже вызвали «скорую». Но, по-моему, осталось очень мало времени.

Реакция Ника была мгновенной и правильной.

– Быстрее получится, если я сам отвезу ее в больницу…

– Тогда я поведу машину, – сказала Вероника, впервые в жизни радуясь, что кто-то другой взял на себя контроль над ситуацией. – А ты будешь с ней.

– Вы оба должны быть с ней, – неожиданно вмешался Фергюс и, пользуясь моментом затишья, обратился к аудитории:

– Среди присутствующих есть врач? – Присутствующие недоуменно переглянулись. – Подготовь ее, я подгоню ко входу машину, – попросил он Веронику.

Погода тем временем значительно ухудшилась. Мокрые листья и прутья, сорванные с деревьев, неслись по дороге, мешали проходу, липли к одежде, когда Фергюс, пригнув голову и подняв воротник, ринулся навстречу ветру, сквозь дождь прокладывая себе дорогу к парковке. Он наступил в лужу, зачерпнув полный ботинок воды, но не обратил на это внимания. Задним ходом он загнал машину под широкий навес центрального входа. Потом открыл дверь и поспешил в здание.

– Ну что, не видно «скорой»? – спросил он у испуганного портье.

– Я только что звонил, чтобы узнать, сэр. Оказывается, два трейлера столкнулись на окружной дороге, произошла авария и затор…

Фергюс не дослушал.

Уборщица приоткрыла дверь на его стук.

– Машина ждет. Вы готовы? – спросил он, когда она впустила его.

Ник посмотрел на него, он был бледен как полотно.

– А «скорая» не приехала? – Фергюс отрицательно покачал головой.

– Дорогая, я сейчас отнесу тебя в машину. Тебе не о чем волноваться. В считанные минуты мы будем в больнице.

Ник взял Кейси на руки, а Вероника укрыла ее своей накидкой.

– Возьмите на всякий случай. – Уборщица сунула Веронике стопку полотенец. – Удачи вам, пожелала она, пока Фергюс придерживал дверь, а Ник выносил жену на руках.

Люди начинали толпиться у выхода, но гул затих, все расступились, освобождая им проход.

Ник уложил Кейси на заднее сиденье, а сам сел у нее в изголовье, взял за руку и гладил ее. Вероника села рядом с ними и захлопнула дверь.

Фергюс оглянулся на них.

– Можем ехать? Ник кивнул ему.

– Осторожно, Фергюс, – совершенно напрасно предупредила Вероника. И лоток с надтреснутыми яйцами нельзя было везти более аккуратно, чем это делал Фергюс, управляя машиной.

Но Кейси была другого мнения.

– Не надо осторожно, – настойчиво попросила она. – Пожалуйста, быстрее… – ее речь сменилась протяжным стоном. Фергюс послушался ее, он старался быть предельно внимательным на дороге.

Но даже для его крупногабаритного «мерседеса» вероломство порывов ветра ураганной силы не могло остаться незамеченным. Особенно жестоко они атаковали, когда автомобиль проезжал сквозные проемы между домами, заливая водой лобовое стекло чаще, чем успевали срабатывать стеклоочистители. Фергюсу пришлось мобилизовать все свои силы и внимание, чтобы не наехать на бурелом, заваливший все дороги. В то же время он с отчаянием вслушивался в крики Кейси, которые становились все более частыми и душераздирающими.

– Стой, Фергюс! Остановись, – велела Вероника.

– Что, прямо сейчас? – встревожено спросил он. – Здесь?

– Мы не успеем.

Фергюс затормозил, включил аварийную световую сигнализацию, сообщил по мобильному в больницу об их местонахождении. Потом обернулся к Веронике:

– Чем я могу помочь?

На мгновение их взгляды встретились.

– У тебя есть фонарик?

Он нагнулся, достал фонарь и протянул его Веронике.

– Будешь держать Кейси голову, хорошо? А Ник мне здесь поможет.

Фергюс перешел на место Ника, приподнял Кейси, чтобы она могла обо что-то упереться, и ободряюще пожал ее руку. Хотя, как ему казалось, в этот момент она плохо сознавала, кто рядом с ней и что делают.

– Кейси, уже головка показалась. Скоро все закончится. – Вероника говорила спокойным голосом. Наверное, она напугана не меньше Кейси, думал Фергюс, но виду не показывает. За исключением короткого момента отчаяния в банкетном зале. Вероника проявляла незаурядную твердость характера. – Потерпи еще немного.

– Тебе легко говорить. Вот окажешься на моем месте, тогда узнаешь… – Кейси задохнулась от боли. – Помни это, Фергюс, когда ты…

– Тужься, Кейси, – велела Вероника, и пальцы роженицы больно сжали ладонь Фергюса. – Еще разок, Кейси. Вот так, хорошо, молодец! Вот и родилась головка. Давай, Ник. – Она взяла фонарик из его рук.

– Что?

– Туда смотри!

И когда высвободилось сначала одно, а потом и другое плечико, она уступила Нику место, позволяя ему самому принять новорожденного. Он вытер личико младенца чистым полотенцем, которое дала ему Вероника – Кейси! – выговорил он наконец. – Она такая красивая. На тебя похожа. – Вероника видела, что его глаза полны слез. Это были слезы радости и гордости, которые распирают мужчину так, что ему хочется кричать изо всех сил. – Спасибо. – Голос Ника дрожал от переполнявших его эмоций.

Фергюс приподнял Кейси еще немного, чтобы она смогла рассмотреть девочку, а Ник положил младенца ей на грудь, чтобы она могла к нему прикоснуться.

Фергюс видел, что и по щекам Кейси текут слезы, он сам еле сдерживался. Синие проблесковые маячки «скорой помощи» отвлекли его.

– А вот и подмога, – сказал он, выходя из машины, чтобы не мешать Нику, который обнял жену.

– Какая вы быстрая, мамочка! – весело заметил один из врачей, удаляя послед, и перерезал пуповину. Потом он передал новорожденную в руки матери. – Видите, все легко и просто.

– Почему это мужчины считают, что это просто? – возмутилась Кейси. – Если это так просто, почему бы им самим не попробовать?

– Нам это не дано, – сказал он, перекладывая ее с помощью Ника на носилки. – Удобно? Прекрасно. Не волнуйтесь, скоро окажетесь в кровати и будете пить чай.

– Вероника! Фергюс! – позвала Кейси, когда ее поднимали в «скорую». – Хочу, чтобы вы были крестными родителями…

– Обязательно, – крикнул в ответ Фергюс. Дверь захлопнулась, и машина унеслась в направлении госпиталя, подмигивая голубыми огоньками. – Должен признаться, Вероника, что приглашая мужчину на свидание, ты точно знаешь, как сделать этот вечер незабываемым… сказал он, оборачиваясь к ней. И вдруг понял, что не только дождь струится по ее щекам, но и слезы тоже. – Вероника? Ты что?

– Не надо ничего говорить. – Она отстранилась, когда он попытался приблизиться к ней. – Не надо, пожалуйста. Я хочу домой.

Это была уже не просьба, а требование. Что-то было не так, и это было очень серьезно. Но место было не совсем подходящее, чтобы выяснять. Он открыл переднюю дверь машины и подождал, пока она усядется. Потом сел за руль, включил зажигание и медленно поехал к ее коттеджу.

Может быть, это была запоздалая реакция на случившееся. Шок. Он взглянул на Веронику. Ее мокрые волосы прилипли к голове, скулы выступили, и черты лица заострились. Как будто она сознательно старалась стереть всякое выражение со своего лица, не выдать своих чувств. Конечно, она переживала, но это были не радостные переживания.

Скорее, это была боль. Такая острая и невыносимая, что Вероника пыталась ухватиться за что угодно, чтобы она не вырвалась наружу, чтобы никто и никогда не узнал истинную причину этой боли.

И когда он заподозрил, в чем может быть причина этого, ему тоже стало вдруг невыносимо горько.

Он припарковал машину у ее дома.

– Не провожай меня… – Он был готов к такому повороту.

– Мне нужно руки помыть. – Он вышел, открыл дверь с ее стороны и поддержал Веронику под локоть.

Она, как робот, пошла к входу. Открыла дверь, отключила сигнализацию.

– Ванная прямо, – коротко сказала она.

Ему хотелось приласкать ее, обнять, сказать ей, что она самая лучшая, что он любит ее всем сердцем. Но ощущение было такое, что между ними встала невидимая, непреодолимая преграда.

Она посмотрела на свои руки, все еще хранившие память о происшедшем таинстве, и со стоном побежала вверх по лестнице.

Фергюс снял мокрый плащ, помыл руки и сбрызнул лицо холодной водой, потом вернулся в прихожую. Вероника не появлялась, но сверху доносился шум воды.

Он прошел в гостиную, в буфете он обнаружил бренди и налил немного в стакан. Ее все не было, и он решил подняться наверх.

Дверь в ванную была приоткрыта, но свет не включен, был слышен только звук бегущей воды.

– Вероника? – Ответа не последовало. Он открыл дверь пошире – она сидела на полу, лицо ее было белое как полотно, мокрые волосы спутаны. Она горько плакала.

Он вложил стакан в ее мокрые, дрожащие от холода руки.

– Пей, – попросил он настойчиво, приложив к ее губам стакан.

Вероника глотнула и закашлялась. На секунду искорка жизни снова заблестела в ее глазах, но боль в них осталась.

– Объясни, в чем дело? – попросил он, прежде чем она успела прийти в себя и снова отгородиться от него непробиваемой стеной отчуждения.

– Что не так? Это все из-за Ника? Ты влюблена в него? – с отчаянием спросил он.

– Нет! Нет! – Нелепость вопроса поразила ее. А смысл ее ответа мгновенно дошел до Фергюса, принося огромное облегчение. Значит, дело не в этом.

Она покачала головой.

– Как ты мог подумать обо мне такое? – негодовала Вероника. Ник был приятен ей как коллега, как друг.

«Я люблю тебя», хотела произнести Вероника. Вместо этого она уткнулась в его влажную рубашку и еще горше заплакала, рыдания сотрясали все ее тело. Он обнял ее, крепко прижимая к себе, опустив свое лицо в ее волосы.

«Я люблю тебя», мысленно произносила Вероника. Но он об этом не узнает. Могучий порыв ветра ударился в окна, она жалобно всхлипнула и плотнее прильнула к нему. Какое-то время они молча неподвижно стояли. Наконец он немного отстранился от нее, чтобы окончательно не потерять способность к здравому размышлению.

– Успокойся, – сказал он. – Давай снимем с тебя это платье, и ты ляжешь.

– Оно совсем испорчено, – ответила Вероника.

– Ты насквозь мокрая.

– Ты тоже. – Она положила свою ладонь на его холодную мокрую рубашку. Под ней билась жизнь, тепло, пульсировала кровь, она взмахнула ресницами, слипшимися от слез и дождя, и прямо посмотрела на него.

Он перевел дыхание.

– Тебе надо переодеться во что-то теплое. Вероника.

– Я должна тебе что-то сказать. – Она посмотрела на кровать, а потом прямо ему в лицо. – Не оставляй меня одну, Фергюс. Останься со мной на ночь.

Остаться с ней на ночь. Это, наверное, эмоциональная реакция на появление новой жизни или на стихию, разбушевавшуюся за окном. Фергюс понимал это, понимал, что не оставит ее одну в эту дождливую ночь. Он взял ее лицо в ладони, заглянул в глаза. Она нуждалась в нем. Почему именно, он не знал, в тот момент ему было все равно, он руководствовался голосом сердца, а не разума.

– Я не уйду, дорогая, ни сегодня, ни потом, никогда. – И его губы приникли к ее губам с неподдельной, торопливой, головокружительной страстью. С притворством и изысканной игрой было покончено. Он любил ее, и в этот момент был только один способ показать силу своего чувства.

Она мгновенно оттаяла в его руках. Ее губы, горячие и настойчивые, рождали в нем ответное нетерпение, неудержимый порыв желания, которое переполняло его, струилось по венам как раскаленная лава. Она смяла ворот его рубашки, обрывая несколько пуговиц. Он спустил бретельки ее вечернего платья, снимая мокрую материю с тела, добрался до застежки ее бюстгальтера. Фергюс расстегнул его, тот упал на пол, а его рука теперь ласкала и согревала нежный холмик ее груди. Его язык исследовал влажную, теплую глубину ее рта. Другой рукой Фергюс поддерживал ее спину, прижимая к себе с нарастающей силой.

Она изогнулась, податливая в его руках, и, изнемогая, попросила:

– Фергюс…

– Знаю, дорогая, знаю…

И они неистово освобождались от одежды, а шторм бился о стены коттеджа. Где-то за садом раздался оглушительный треск, и отключилось электричество. Испугавшись, Вероника вскрикнула, но его губы перехватили крик. Он притянул ее к себе, и она почувствовала пульсирующий ритм его нарастающего желания. И крик ужаса сменился сладострастным стоном неутоленного желания, не менее горячего, чем его собственное. Он взял ее на руки и понес на кровать.

Она лежала среди подушек в завитках мокрых волос, налипших на лицо, и, освещенная вспышкой молнии, походила скорее на девочку, чем на искушенную женщину, которая морочила ему голову своей шляпной коробкой, подшучивала и флиртовала. Зловещий ураган бушевал над ними. Я люблю тебя, мысленно произнес он. Ты никогда не узнаешь насколько сильно, потому что мне не найти таких слов, чтобы объяснить тебе. Да таких слов и не существует…

Она потянулась к нему. Обвила руками сначала его грудь, потом плечи, шею, пока не коснулась лица, и взяла его в свои ладони.

– Люби меня, – прошептала она.

За окном снова сверкнула молния, в резком свете он увидел ее глаза, не серые и дразнящие, но темные, как свинцовые тучи, такие же, как те, которые разразились грозой на ними и плакали ливнем.

– Люби меня, и будь что будет.

Ураган стих. Фергюс зажег свечи и, приподнявшись на локте, наблюдал, как она спит.

Вероника спала сном младенца, тихо и спокойно, улыбаясь во сне. Спустя некоторое время она заворочалась, потянулась, а когда случайно задела его ступней, широко распахнула глаза. Когда она окончательно проснулась, улыбку на ее лице сменило выражение глубокой грусти, и он поспешил сказать:

– Ты понимаешь, что теперь просто обязана выйти за меня замуж.

Она словно оцепенела.

– Замуж за тебя?

Он сделал что-то не то. Он это почувствовал.

– Ну после того, как ты соблазнила меня, я должен остаться благородным человеком. Мои сестры будут настаивать. И если что, встанут за меня горой.

По ее лицу Фергюс понимал, какую гамму чувств она переживает: разочарование, печаль и, пожалуй, облегчение от сознания того, что он всего лишь подшучивает над ней. Потом усилием воли она заставила себя улыбнуться, чтобы хоть как-то отреагировать на его болтовню.

– Если ты им не скажешь, как же они узнают?

– А я им всегда все рассказываю.

– Да, но не все, что ты им рассказываешь, правда. Как, например, когда ты сказал им, что мы помолвлены, – напомнила Вероника.

– Но это соответствует действительности. – Он взял ее левую руку и повернул так, чтобы было видно сверкающее на пальце обручальное кольцо. – Вот и доказательство.

– Фергюс, ты прекрасно знаешь, что все это недоразумение. – В ее тоне прозвучала какая-то безнадежность. Это вселило в него уверенность, что стоит проявить настойчивость.

– Да, произошло недоразумение, нас не правильно поняли посторонние люди. – Он поцеловал ее пальцы, ладонь, запястье. – Но я-то все это время прекрасно понимал, что делаю.

– Не надо! – Она села, отнимая свою руку. Бриллиант сверкнул где-то на уровне ее подбородка. Она смотрела перед собой немигающим взглядом. – Прости.

– Неужели я был так плох?

– Что? – обескураженная, обернулась к нему Вероника.

– Признаю, мне потребовалось время, но ведь, как в любом деле, нужна сноровка… – Он замолчал, заметив, что ее глаза снова наполнились слезами. – Ну, ну, перестань. – Он тоже сел, придвигаясь к ней поближе, и нежно обнял так, чтобы она поняла, что он хочет всего лишь успокоить ее. – Поппи с Дорой не такие уж плохие. Поверь. Конечно же, они не заставят тебя выйти за меня замуж. Даже если я забеременею…

Это была всего лишь глупая шутка; он хотел рассмешить ее. Вместо этого последовала противоположная реакция. Должно быть, она слишком долго сдерживала себя, потому что вначале слезы просто текли по ее неподвижному лицу, теперь же всю ее сотрясали рыдания, которые окончательно прорвали плотину ее самообладания, сдержанности, и она ухватилась за него, как будто боялась утонуть.

Он прижимал ее, баюкая, а она плакала, и, казалось, конца этому не будет. Фергюс пытался что-то сделать, шептал ей нежные, бессвязные слова, гладил по волосам, целовал лоб, ощущая ее боль, и страдал, потому что не в силах был помочь ей.

Но, так же как и гроза за окном, которая ушла вслед за ночью, ее душевная гроза тоже постепенно ослабла, иссякла, и напоминанием о ней были только непроизвольные всхлипы и вздохи. Потом она потянулась за уголком простыни и вытерла лицо.

– Прошу прощения. – Он молчал, плотнее укутывая ее в одеяло, и снова придвинулся к ней поближе, чтобы она посмотрела на него. – Это не из-за тебя. Ты тут вообще ни при чем.

– Я понял. Это из-за Кейси и ребенка… – нет, похоже, дело было в другом.

– Я не могу иметь детей, Фергюс… – Она сказала это так тихо, что вначале смысл фразы не дошел до него. Но спустя мгновение его мозг обработал информацию, все, наконец, объяснилось.

Сама она знала об этом давно, сжилась с этой мыслью, ушла с головой в работу. Никто на свете не знал, какую боль она прятала глубоко внутри. А в это вечер провидение решило внести свои коррективы, от придуманного образа не осталось и следа.

– А как же твоя мать… Эти разговоры про биологические часы…

– Часы сломаны, а починить их невозможно. Он отстранился, с удивлением глядя на нее.

– Господи, так твоя мать не знает, да? Она утвердительно кивнула головой.

– Это всего лишь ее способ обвинять меня в том, что я не выхожу замуж, что я несостоятельна как дочь, как женщина… – Ее слова разрывали ему сердце. Вот, оказывается, что ее так терзало!

– Так пусть себя обвиняет! Зачем она это делает?

– Я воспитывалась в пансионе, а они с отцом все время путешествовали по миру. Она слишком любила его, Фергюс. Какой смысл корить ее за то, что она просто хотела быть с ним. В любом случае, теперь уже ничего не изменишь….

– Ты можешь рассказать мне?

Мерцание свечей отразилось в ее серых глазах, когда она подняла тяжелые, опухшие от слез веки, чтобы посмотреть на него и еще раз убедиться в его искренности. Потом она тяжело вздохнула.

– Я уже рассказывала тебе, что собиралась выйти замуж за человека по имени Джордж Глендейл.

– Это тот самый, с титулом?

– Мы познакомились в университете. Я училась на первом курсе, а он уже заканчивал взрослый, респектабельный, перспективный. Спустя время мы встретились в Лондоне. Я тогда только основала свою компанию. Он был умный, талантливый, делал стремительную карьеру в банковском деле. Мы были прекрасной парой, и впереди рисовалось блестящее будущее. Потом он получил назначение в Нью-Йорк, а так как не хотел расставаться со мной, сделал предложение.

Она взглянула на Фергюса, как бы желая убедиться, стоит ли продолжать.

– Продолжай.

– Мы поехали в Шотландию познакомиться с его матерью, графиней Глендейл.

– В замок?

– Ему давно пора бы развалиться, но он еще держится. – Она попыталась улыбнуться.

– Графиня оказалось очаровательной, и мы сошлись по-семейному. Ну ты понимаешь, альбомы с фотографиями, рассказы о том, где и когда Джордж, будучи мальчишкой, поставил свои первые синяки… Как однажды его срочно увезли в больницу с аппендицитом.

Что-то в ее голосе подсказало ему, что сейчас речь пойдет о главном, о том, что всему положило конец.

– Аппендицит?

– Мне это показалось смешным, забавным, понимаешь, потому что со мной в детстве случилась такая же история.

Правда, не совсем такая. Ее родители были за границей, она – в школе-интернате. И когда Вероника пошла к директрисе, жалуясь на боли внизу живота, та напоила ее финиковым сиропом и посоветовала не паниковать по пустякам. Вероника и не стала паниковать. Просто через два дня прямо на уроке потеряла сознание. Диагноз: перитонит.

– Мать Джорджа никак не прореагировала, пока мы не остались наедине. А когда такой момент наступил, настоятельно порекомендовала мне посетить гинеколога и пройти обследование. Фергюс нахмурился.

– Зачем? Я не понимаю.

– Я тоже не поняла. Тогда, в детстве, никому и в голову не пришло предупредить меня, что после перенесенной операции у меня могут возникнуть проблемы по женской линии.

А графиня об этом знала.

– Существовала вероятность, что из-за воспалительного процесса повреждены фаллопиевы трубы.

Она старалась объяснять очень доходчиво, чтобы Фергюс понял насколько это все серьезно.

– Это означает, что мои яйцеклетки не могут быть оплодотворены.

– Неужели это могло иметь какое-либо значение? Ведь он любил тебя?

– Джордж был и остается графом. Графиня Глендейл очень четко дала понять, что, при условии, если я не смогу родить наследника, мой брак с ее сыном будет невозможен.

Он с трудом подавил накатившую волну негодования.

– Появление потомства нельзя гарантировать, Вероника. И даже когда ребенок появляется, ровно половина шансов, что это будет девочка.

– Все шансы, Фергюс. Этого она хотела для Джорджа. А не отсутствие таковых.

– А если бы до свадьбы это не прояснилось? Сколько бы она ждала, прежде чем потребовать развода? В каком веке она живет, черт возьми? А что же милашка Джордж думал по этому поводу?

– Я ничего не говорила ему. Подумала, что ему лучше не знать об этом, если даже все обойдется. После выходных я вернулась в Лондон. Все рассказала своему врачу, и он организовал для меня специальное обследование. Графиня, как выяснилось, прекрасно владела предметом. – Веронику передернуло.

– Ты замерзла? – Ее лихорадило не от температуры. Они легли, и он крепко обнял ее.

– Все хорошо, ты все мне можешь рассказать.

– Больше нечего рассказывать. Я объяснила Джорджу, что при сложившихся обстоятельствах он может выбрать свободу.

– И он выбрал? – выдохнул Фергюс. Ему казалось невероятным, что можно быть таким жестоким. – Господи, да неужели одной тебя ему было недостаточно?

– Не суди его строго, Фергюс. В его положении…

Он прикрыл ладонью ее рот.

– Больше никогда даже не упоминай о нем в моем присутствии. Я люблю тебя. Я хочу жениться на тебе. На тебе. Вероника. Мне нужна ты. Вероника. Я хочу жить с тобой, вместе идти по жизни независимо от того, что она принесет нам: горести или радости.

– Жениться на мне?

– Я в тебя влюбился, – сказал он. – Чего и следовало ожидать.

– Но твоя фамилия…

– Ты считаешь, в мире не хватает Каванагов? Она покачала головой. Она совсем не то имела в виду, и он это понимал.

– А как же Марлоу-корт? «Каванаг индестриз»? – перечисляла она. – Кто займет твое место?

– «Каванаг индестриз» – общественная компания. Ей не нужен именно Каванаг, чтобы выжить. А что касается Марлоу-корт, то у меня две сестры. У Поппи есть сын; у Доры будет приемная дочь, как только она выйдет замуж. О грядущем поколении уже позаботились. Есть еще какие-нибудь возражения?

– Есть, конечно. Мы едва знаем друг друга. Еще и недели не прошло, как мы познакомились. Ты просто не можешь хотеть жениться на мне.

Она не сказала «да», но и «нет» она тоже не сказала. И она не сказала, что не любит его.

– Это отличительная черта Каванагов, – заметил Фергюс. – Я не пытаюсь ее понять, но и игнорировать ее нельзя. – Он посмотрел на нее и улыбнулся. – Не волнуйся, у тебя в запасе целых шесть месяцев, чтобы привыкнуть к этой мысли. Ноябрь, – напомнил он ей. – Твоя мама уже по уши в работе по организации свадьбы.

– Но это же все было… – Он приложил палец к ее губам. – Нет. Но это просто… – он попытался поцеловать ее, —..смешно, – пробормотала Вероника.

– Тогда почему ты не смеешься? – Ждать ответа Фергюс не стал. Снова поцеловал ее, на этот раз с уверенностью, что надолго положил конец всем возражениям с ее стороны.