Текст книги "Место, которое зовется домом"

Глава семнадцатая

Мистеру Дженкинсу, хозяину автозаправки, разместившейся на главной улице города, требовался работник для заливки топливом баков. Проходя мимо, Клара случайно заметила это объявление, напечатанное коричневым шрифтом; оно висело на двери рядом с фотографией Уинстона Черчилля, как всегда курившего сигару.

Оказалось, что прежний помощник мистера Дженкинса уехал в Уэльс, где ему предложили должность подмастерья. Вероятно, даже сонный Лавенхэм казался ему чересчур оживленным. Клара и мистер Дженкинс чудесно поболтали – Клара, вдыхая бензиновые пары, вдруг ощутила явственную тоску по Лондону, хотя обычно никакой тоски по этому городу не испытывала.

Возвращаясь домой, Клара заметила, каким пружинистым вдруг стал ее шаг – впервые с того ужасного дня неделю назад, когда вернулся отец Алекса. Она шла и думала, как обрадуется Джо этому неожиданному дополнительному заработку, особенно если учесть приближающееся Рождество. Ему и с доставкой газет управиться будет нетрудно. Клара ничуть не возражала, когда Джо у них обедал или ужинал, а он всегда старался помочь ей, чем только мог, но, ей-богу, в такие трудные времена им будет гораздо легче, если у парня будет постоянная зарплата.

Мало того, как пообещал мистер Дженкинс, в итоге Джо сможет выучиться на механика.

– И чаевые ему, конечно, пригодятся, – говорил он. – Их, кстати, дают обычно те, от кого меньше всего ожидаешь; такие-то клиенты и есть самые щедрые. Как известно, богатым не станешь, коли будешь деньги направо-налево раздавать.

И сейчас Клара с удовольствием представляла себе, как просияет Джо, когда она ему все это расскажет. За последние несколько недель она многое сумела узнать и о жизни Джо, и о том, с какими неудачами ему пришлось столкнуться. А то, как он сумел выкарабкаться из своего кошмарного окружения, и вовсе было достойно восхищения. Он всегда был готов помочь, поддержать – не только Морин, но и других детей. Теперь он казался Кларе совершенно непохожим на того нагловатого, хмурого, вечно что-то насвистывавшего подростка, с которым она когда-то познакомилась. Конечно, в ее обязанности заведующей детским домом Шиллинг-Грейндж не входил поиск работы для этого парнишки, но Клара отнюдь не воспринимала это как нечто обременительное – на самом деле ей было даже приятно сделать для него что-то, не входившее в число этих обязанностей, по собственному желанию. Это оказалось очень приятно. А то, что Джо страшно обрадуется, станет для нее просто вишенкой на торте.

И Клара, пребывая в радостном настроении, решила на минутку заглянуть к семейству Кардью. Анита порадовалась насчет работы для Джо, но куда больше любопытства проявила в отношении Виктора и все интересовалась, «сделал ли он уже свой первый ход». Английский язык Анита учила в основном по американским фильмам, и Кларе показалось, что это выражение чем-то сродни Джулиановым «рандеву».

– Пока нет, он все еще в Германии, – сказала она.

Анита нахмурилась.

– Это никак его не извиняет.

– Однако я получила от него несколько чудеснейших писем.

Анита презрительно фыркнула. И тут же заговорила о детской, которую как раз сейчас обустраивает, и о книге Мэри Стоупс, которую сейчас старательно прорабатывает. Эту книгу доктор Кардью называл «жутко действующей ему на нервы», но Анита считала, что это произведение «полностью изменило ее взгляды на жизнь». Клара пыталась сделать вид, будто и ей интересны бесконечные рассуждения о воспитании младенцев, о ликвидации «растяжек» у кормящих матерей и важности прогулок с ребенком на свежем воздухе, но все это отнюдь не относилось к числу ее излюбленных тем, и она вскоре засобиралась домой.

Морин сидела в саду, все еще не сняв школьной формы, а Стелла устроилась у нее на коленях.

Клара, сияя, бросилась к ним со словами: «Я как раз Джо ищу!» Она надеялась, что Морин сразу же спросит зачем. Не так уж часто ей удавалось принести хорошие новости.

Но Морин зевнула и лениво потянулась, заложив руки за голову. Иногда она была больше похожа на кошку, чем Стелла.

– Джо? Так он уехал.

– Что? Когда?

– Сегодня! – И Морин весело улыбнулась, тряхнув кудрями.

Неужели я слишком уж к нему приставала? – думала Клара. Ведь если Джо с раннего детства никто не любил, мое теплое отношение уже могло показаться ему чрезмерным. Мне надо было действовать осторожней. Может, я его подавляла? Дорога в ад, как известно, вымощена благими намерениями, однако Клара и подумать не могла, что поступает с Джо как-то неправильно.

Она вспомнила, какой разговор состоялся у нее с мистером Дженкинсом не более двух часов назад.

«Мне нужен кто-то надежный, мисс Ньютон».

«Джо вас не подведет».

Морин спихнула с колен Стеллу и встала – теперь это было воплощение гордости и презрения.

– Это я сказала, чтобы он уходил.

«Что же все-таки случилось? Неужели Джо чем-то обидел Морин?»

– Даже так?

– Мы не ладили. – И на лице у Морин вновь появилось знакомое отсутствующее выражение.

А Клара думала о том, как Джо был добр с детьми, какими влюбленными выглядели они с Морин, прощаясь друг с другом. Всего лишь сегодня утром Джо разнес свои газеты, а потом пошел провожать Морин в школу…

«Что же происходит?»

– С каких это пор?

Что-то явно не складывалось, хотя вроде бы и должно было. А может, это вовсе не ее дело – складывается или нет. В конце концов, есть какой-то предел ее возможностям, да и Морин уже почти взрослая, ей пятнадцать, и это ее дело, кому назначать «рандеву». Хотя в последнем Клара была совсем не уверена.

– Всегда, наверное. Я ведь и раньше пыталась разорвать с ним отношения. И шансов всяких дала ему предостаточно.

– Ну, хорошо, – сказала Клара, хотя вопросы так и роились у нее в голове. – Скажи, это имеет какое-то отношение к тому… что в прошлом году случилось?

При упоминании о том выкидыше Морин наконец проняло: губы у нее задрожали, глаза наполнились слезами.

– Вы же мне обещали, мисс Ньютон: никаких разговоров об этом!

Кларе совсем не хотелось расстраивать Морин, но она никак не могла понять, в чем дело. И Морин, конечно, может сколько угодно притворяться, будто с ней ничего такого и не случалось, однако любое событие твоей жизни способно настигнуть и укусить тебя именно в тот момент, когда ты меньше всего этого ожидаешь.

От мыслей о Джо Кларе было особенно трудно сейчас отказаться. И мистеру Дженкинсу был очень нужен помощник! И она была так рада, что сумела с ним договориться!

– Я ведь ему работу нашла, – теперь уже гораздо осторожнее начала Клара. – На автозаправке. Он мог бы начать работать уже с завтрашнего дня, если бы захотел…

– Нет, – твердо заявила Морин. – Он больше не вернется ни в Грейндж, ни в Лавенхэм.

Совсем приуныв, Клара решила сходить в мастерскую Айвора, чтобы во всем убедиться. Да, Морин сказала правду: Джо уехал. Все было тщательно прибрано, нигде ничего не валялось, мусор выброшен, посуда вымыта, белье выстирано. Можно было подумать, что он там никогда и не жил. И все-таки ей было обидно, что Джо так и не зашел к ней попрощаться; она понимала, что не следует думать, будто ее обманули, обошли, стремясь нанести удар с запрещенной стороны, но ощущение у нее было именно такое. Ведь она возлагала на Джо столько надежд!

Господи, да ведь она ведет себя, как одна из тех мамаш, что бойфренда дочери любят больше, чем родную дочь – она часто читала подобные истории в разделе всевозможных советов в журнале «Чего достойна женщина». Эти женщины, не испытывая ни малейших угрызений совести, во всем предпочитают мужчин. Но Клара так поступать не собирается. И для нее на первом месте всегда будет ее девочка.

Да нет, дело совсем не в этом. Просто ее постоянно терзает страх за Морин – это как занавес, который то упадет, скрыв одну сцену, то поднимется, и перед глазами возникнет совсем другая сцена, вот только эта новая «сцена», по ощущениям Клары, Морин совсем не подходит, да она и не готова в этой «сцене» участвовать.

Впервые за долгое время Клара оказалась в мастерской Айвора одна. Она ласково проводила рукой по рулонам тканей, представляя себе, что Айвор по-прежнему сидит там и вдумчиво работает. Она действительно очень любила бывать в мастерской. В этих тканях, мотках пряжи, катушках ниток, коробках с пуговицами было нечто успокаивающее, жизнеутверждающее. Создавать что-то новое, зашивать прорехи, что-то чинить или восстанавливать – все это было так свойственно Айвору.

Однажды он рассказал ей, с чего началась история обивочных материалов и ремесла обойщиков. Кстати, он отлично ладил со словом, сшивая свой рассказ точно прочными стежками, и из слов создавая прекрасные вещи. По его словам, все началась с палаток – но не с походных палаток, а со средневековых шатров, которые устанавливали и на полях сражений, и во время ристалищ. Великолепие, яркие цвета – красный, золотой. И еще с гобеленов, которые вешали на стены в сельских усадьбах. Как это было в его собственной семье, Айвор не знал – он, как и Пег, был найденышем, – но порой представлял себе, как его прадеды, деды, бабки сидели за прялкой или за ткацким станком. Разве фамильная память может бесследно кануть в бездну времени?

Иногда Кларе хотелось понять: какую же память оставили о себе ее собственные родители? И вдруг на глаза ей навернулись слезы, хоть она не смогла бы толком сказать, по кому плачет: по Айвору, Джо, Морин или по самой себе.

Но где же все-таки Айвор, скажите на милость? У него ведь нет никаких таких родственников, к которым он мог бы поехать, в этом Клара была совершенно уверена, так куда же он все-таки делся? А потом она сказала себе: на самом деле мне все равно, куда бы он ни направился! Этот вопрос, собственно, никогда перед ней и не стоял; главным для нее было другое – ей хотелось понять, любят ли он и Руби друг друга. И это его молчание, это отсутствие от него писем воспринималось ею как жестокость.

Она знала, что теперь вполне может обойтись и без Айвора – он перестал быть для нее таким уж необходимым, – но вот хотела ли она без него обходиться, это совсем другой вопрос.

В задней части мастерской по-прежнему стоял его телескоп – точно одинокий часовой на посту. И ей снова вспомнилось, как в тот вечер Айвор держал ее за плечи и поворачивал так, чтобы ей удобнее было любоваться восхитительной россыпью звезд. Наверное, именно тогда она и стала постепенно в него влюбляться, хотя сперва даже мысли об этом не допускала. Он, собственно, всегда ей нравился, казался очень привлекательным, однако в тот вечер у нее впервые возникло ощущение, что между ними возможно и нечто большее. Ах, если бы она чуть раньше решилась рассказать ему о своих чувствах, все сейчас могло бы выглядеть иначе.

Клара посмотрела в телескоп, но ничего не увидела. Потом вспомнила, что объектив закрыт крышкой, посмеялась над собственной глупостью и решила ее снять; каких-то два-три поворота, и крышка легко снялась, однако и тогда она не сумела заставить телескоп что-то ей показать. Еще чего-то явно не хватало. Чего-то существенного.

* * *

В тот вечер на собрание издателей «Шиллинг-Грейндж ньюз» дети явились уже не в духе, а когда Клара сообщила им, что Джо уехал, настроение у них совсем испортилось. Они принялись спорить насчет того, следует ли назначать Алекса главным редактором («Но имейте в виду: вы будете делать то, что я скажу!») и стоит ли считать такой уж новостью визит отца Алекса. (К счастью, со всеми вопросами Алексу удалось справиться самостоятельно, так что Кларе вмешиваться не понадобилось. «И поскольку теперь я главный редактор…») Едва Алекс предложил вставить материал насчет конкурса комиксов, в котором принял участие Питер, тот мгновенно взорвался: «Но я же еще результатов не знаю! Ты только все сглазишь!» Рита очень хотела написать что-то о своем участии в предварительных прослушиваниях к «Фестивалю Британии».

– Это же не последний выпуск газеты, Рита! – рявкнул Алекс. – Эти прослушивания еще бог знает сколько продлятся. А фестиваль, может, еще и вообще не состоится…

– Зато я, возможно, на этих прослушиваниях буду самой лучшей! – парировала Рита.

Пег тоже хотела внести свою лепту в создание газеты и принесла засушенные цветы. Но ей сказали, что это не годится, и она убежала в слезах, что было для нее совсем не характерно. Джойс заявила, что если уж они намерены публиковать в газете «всякий допотопный хлам», то и она запросто может написать о своем «дурацком полиомиелите»; и страшно удивилась, когда Алекс сказал: «Здорово! Пожалуйста, Джойс, напиши!»

Морин, задержавшись в офисе «Робинсона, Брауни и Уайта», к началу собрания опоздала и влетела в садовый сарай, насвистывая «O sole mio». Завитые волосы у нее были уложены локонами, короткая юбочка так и разлеталась, и из-под нее выглядывали кружева нижней. Она выглядела чрезвычайно веселой и показалась Кларе чем-то похожей на героиню американского фильма, эксцентричной комедии, где вокруг одной девушки образовался целый клубок любовных интересов.

Еще больше, похоже, Морин развеселило то, что у всех такие мрачные физиономии.

– В чем дело?

– Джо уехал! – сказал ей горестно поникший Билли. Близнецы очень любили Джо, который возился с ними, как старший брат, и учил их разным футбольным песенкам и кричалкам.

– А газета без него будет полная дрянь! – поддержал его Барри.

– Мама! – тут же испуганно прошептала Рита.

– Вот так всегда! Все они в конце концов уходят! – с яростью воскликнула Джойс, и все с ней согласились. У каждого была своя причина для мрачного настроения.

– Ой, да все у вас получится! Все будет хорошо! – И Морин гордо выложила на крышку пианино горсть монет. – Вот мой взнос в нашу общую копилку. – Несколько монеток скатились на пол, и все с визгом бросились их поднимать.

Клара схватила Морин за руку, но та сразу вырвалась. От нее сильно пахло духами; запах был Кларе незнаком; для Морин эти духи были явно чересчур взрослыми, и запах у них был слишком сильный и, пожалуй, несколько несвежий. Клара отошла на пару шагов. Она ни в коем случае не должна терять самообладание, ни в коем случае!

– Откуда столько денег? Как это ты ухитрилась так много заработать?

– Но вы же говорили, что хорошо бы нам, старшим, побольше вносить в общий котел, верно? И при этом «вести себя как следует!» – прибавила Морин, подражая Кларе.

– Но как тебе удалось?

– Мистер Брауни весьма щедр.

Клара так и уставилась на нее, однако Морин избегала смотреть ей в глаза. Потом, поправив свои локоны, сообщила:

– Просто я теперь еще и за его мальчиком присматриваю, за Мартином.

Клара почувствовала, как стрелы ее гнева сами собой прячутся обратно в колчан. Н-ну ладно…

– Но если… ты не только за мальчиком присматриваешь, тебе придется оставить эту работу.

– Какого черта?! Я же всего лишь пытаюсь помочь! – возмутилась Морин и убежала, хлопнув дверью.

Глава восемнадцатая

Джо ушел, но газеты, которые он должен был разнести в шесть утра, так и валялись грудой у кухонной двери, целых четыре здоровенные пачки.

Клара и кошка Стелла озадаченно смотрели на них. Особенно это не нравилось Стелле, потому что газеты занимали почти все ее любимое солнечное крыльцо.

– Придется кому-то из вас их разнести, – сказала за завтраком Клара.

Морин тут же заявила, что у нее уже есть работа, а этого она делать не будет, спасибо большое. Джойс не могла – «моя нога!» – куда ей. Ивлин исчезла еще до того, как вопрос о газетах был задан. Алекс сказал, что ему слишком много задают на дом, да и пост главного редактора требует времени. Риты на кухне вообще не было, она, как всегда, занималась в своем сарае. Пег подняла руку, давая понять, что готова быть волонтером, но ее сочли слишком маленькой. Питер поморщился и буркнул: «Ну, не знаю… У меня только на комиксы времени и хватает», и это, пожалуй, была чистая правда.

Значит, оставались Билли и Барри.

Клара взяла одну из газет. В передовой статье рассказывалось, по какой схеме выращивают арахис в Африке. Британское правительство истратило там миллионы на какую-то очередную безумную затею. Клара свернула газету пополам и принялась складывать пачки газет в тележку Джойс. Близнецы растерянно за ней наблюдали.

– Важно научиться ценить любую работу, даже самую тяжелую, – приговаривала Клара, успешно игнорируя несчастное выражение лица Билли. – Это поможет вам стать достойными гражданами своей страны и избежать глупых поступков.

Барри поскреб землю носком ботинка.

– Если мы по-прежнему будем разносить газеты, то это, скорее всего, поможет нам здесь остаться! – вытащила Клара свой последний козырь.

Но близнецы все еще не были до конца убеждены. «Господи, что бы такое еще им сказать?»

– И потом, мальчики, эти физические упражнения помогут вам укрепить свои мускулы. – И она уверенно прибавила: – Все футболисты разносят газеты.

Близнецы, раскрыв от удивления рот, переглянулись и хором сказали:

– Ладно, договорились.

И, как бы заключая сделку, Клара пожала им руки, а вечером описала эту сцену в своем очередном отчете о том, как «процветают» дети в Шиллинг-Грейндже. Нет, ей-богу, ее отчеты стали выглядеть совсем неплохо!

* * *

Теперь, когда Рита с особым усердием готовилась к прослушиванию, они с Анитой стали заниматься несколько раз в неделю – в основном у Аниты дома, но иногда и в сарае. Плату за уроки Анита по-прежнему брать отказывалась. Мало того, стоило Кларе осторожно высказать опасения, что Рита в последнее время слишком много занимается, они тут же с тревогой переглядывались и начинали убеждать ее, что на самом деле Рита занимается даже недостаточно.

На этот раз Анита пришла с букетом розовых роз и сказала, что хочет все-таки сообщить Рите о своем интересном положении. Клара все старалась «еще немного» оттянуть этот разговор – «пока все как-то не уладится», – но не знала, как объяснить свое желание Аните, ведь та считала, что они и так слишком с этим затянули. И ее тоже можно было понять: она так долго этого ждала, и теперь ей хотелось со всеми поделиться своей радостью. Клара бережно поставила цветы в фарфоровый кувшин, жалея, что сама не испытывает по этому поводу никаких восторгов.

В общем, когда Рита появилась на кухне, Клара уже пребывала в весьма напряженном состоянии, но Анита, явно ничего такого не замечая, с сияющим видом тут же провозгласила:

– Я беременна, Рита!

– Ну, Рита, как тебе эта новость? – спросила Клара, хотя уже прочла ответ на вопрос по лицу Риты.

Рита не ответила, и Клара, что было совершенно бессмысленно, пояснила:

– У Аниты будет ребенок.

– Видимо, в марте, – с улыбкой прибавила Анита.

– Уже весной? – воскликнула Клара, думая: «О господи, так скоро!»

Рита по-прежнему молчала.

– Ого! – сказала Анита, еще больше оживляясь. – Вон, как он брыкается! Хочешь пощупать, как он ножкой бьет?

– Я лучше сама как дам ему ногой! – прошипела Рита.

Возникла ужасная пауза. Затем Клара крикнула, чтобы Рита убиралась вон и больше из своей комнаты выходить не смела.

– Сегодня у тебя урока не будет! И чая тоже! Да как ты посмела?!

Рита на цыпочках попятилась от стола, взмахнула руками и ухитрилась перевернуть кувшин с цветами. Вода моментально разлилась по полу и застыла, похожая на огромное кровавое пятно. Упавшие на пол цветы, казалось, застыли в изумлении. А Рита, разрыдавшись, выбежала вон.

Хотя Клара и подозревала, что ничем хорошим этот разговор не кончится, подобной катастрофы она все же не ожидала. Анита изо всех сил старалась не показать, что потрясена случившимся, однако ей это никак не удавалось.

– Почему она так сказала? – все спрашивала она, машинально прикрывая рукой свой драгоценный живот. – Неужели из-за наших уроков? Неужели она боится, что я перестану с ней заниматься?

– Я не понимаю, в чем дело…

Клара вытерла лужу на полу, собрала розы и снова поставила их в кувшин, но сделать это столь же удачно, как в первый раз, ей не удалось.

Лишь через какое-то время Клара, прихватив с собой ломоть хлеба, щедро намазанный маслом, поднялась в Ритину комнату. Она знала, что поощрять ребенка после подобной выходки никуда не годится – а уж что сказала бы мисс Бриджес! – но считала, что все же несправедливо наказывать Риту, не разобравшись толком, что с ней происходит. И потом, она испытывала к девочке определенное сочувствие. Для Ивлин, может, это и не так, но для Риты, как и для самой Клары, младенцы совершенно определенно не являлись самой интересной вещью в мире. Кларе всегда казалось, что Анита и понравилась ей прежде всего тем, что была не слишком зациклена на материнстве.

Клара присела на краешек Ритиной кровати и спокойно сказала:

– Я не уйду, пока не получу ответы на кое-какие вопросы.

– Почему все вечно должно меняться? – пробурчала Рита из-под одеяла. – Джо уехал. Мэрилин уехала. Айвор уехал, Терри уехала. А теперь…

Самое смешное, думала Клара, что раньше, когда все они были здесь, Рита, похоже, ни капли внимания на них не обращала!

– Анита никуда не уезжает, дорогая. А Мэрилин непременно к нам вернется. И Айвор тоже когда-нибудь вернется… – Она помолчала, думая: «А сама-то я в этом уверена?» – И Джо, возможно, тоже… Некоторые вещи и впрямь меняются, но не все; некоторые остаются неизменными.

Клара заставила себя остановиться. Если продажа их дома все-таки состоится, вот тогда перемен будет, конечно, гораздо, гораздо больше.

– А вы всегда будете обо мне заботиться? – спросила Рита, выбираясь из-под одеяла и протягивая Кларе насквозь мокрую шерстяную мышку Молли. Должно быть, она ее мусолила.

– Так долго, как только смогу. – Клара чувствовала себя так, словно пережила сильное потрясение. И вспомнила, как ее мать порой, нервно вздрогнув, говорила: «Кто-то по моей могиле прошел».

– А что, если какая-нибудь замечательная семья захочет тебя удочерить? – спросила она, стараясь сменить тему.

Рита наморщила нос. Замечательные семьи ее никогда не интересовали.

– Хочешь, я тебе почитаю? – предложила Клара.

Любимый Кларин сборник поэзии открылся на той странице, где было полное любви стихотворение Энн Тейлор «Моя мать». Нет, только не это, тут же решила Клара. Они же обе просто утонут в слезах.

Должно быть, это было следствием пережитого потрясения, но едва Клара начала читать стихотворение Джейн Тейлор «Бедность», как Рита крепко уснула, сунув в рот большой палец.

А на следующий день после школы Клара повела Риту в хирургию – извиняться. Анита так и не встала им навстречу, а осталась сидеть в кресле, удобно пристроив ноги на скамеечку. Она сказала, что у нее отекли лодыжки (хотя Кларе показалось, что ее изящные лодыжки в идеальном состоянии; Анита вообще всегда выглядела идеально); выражение лица у нее, впрочем, было слегка настороженным. У Клары в душе был полный хаос. Она надеялась только, что Рита не превратится в непреодолимое препятствие и не разрушит окончательно ее хрупкую, пока еще неустойчивую дружбу с Анитой. Но Рита с такой искренностью принесла свои извинения, какой Клара от нее совсем не ожидала, и раздражение, вызванное вчерашним поведением девочки, ее покинуло. Анита, милостивая как всегда, приняла извинения Риты вполне сердечно, хотя, может, и несколько прохладным тоном.

– Ты будешь нашей «особой тетушкой», Рита, – сказала она.

Рита попятилась.

– Если честно, младенцы меня не очень интересуют…

– Ничего, это нормально, – поспешила вмешаться Клара, опасаясь, что Рита может ляпнуть что-нибудь еще. – Я уверена, что со временем ты полюбишь этого малыша. А когда ему исполнится, скажем, лет шесть – а тебе тогда будет уже шестнадцать, – вы с ним станете друзьями, верно ведь?

– Ну, если никого другого не найдется…

В тот вечер Рита примчалась из своего сарая с кипой нотных листов и сообщила:

– Я написала для этого ребенка песню.

– Можно мне прочитать?

Но оказалось, что она написала музыку, а не стихи, так что Клара ничего прочесть не смогла. Рита сказала, что это подарок Аните, которая сможет сыграть мелодию на скрипке.

– Анита наверняка будет в восторге, – сказала Клара.

– Спасибо. – Рита помолчала. – Мне Анита очень нравится, но все-таки она не моя мама.

– Я тебя понимаю.

– Я хочу сказать, она не настоящая мама. Не единственная.

Как важно понять, что это именно так, подумала Клара. Можно очень любить кого-то, но он, возможно, так и не станет для тебя единственным. Возможно, именно поэтому Морин так безжалостно поступила с беднягой Джо. Возможно, именно поэтому и сама Клара так относится к Виктору Брейтуэйту. Хотя, вдруг решила она, Виктору можно все-таки дать еще один шанс. За три недели она получила от него три письма – и потом, тот профессор ведь все-таки добился Джозефины Марч!