Текст книги "Колокол"

11 глава

Фабьен захлебнулся табачным дымом. В глазах всё плыло – черви, трефы, пики… Одна мелочь, в последнее время только она ему и попадалась. Он перестал ездить по карточным клубам, окончательно решив, что там одни шулеры, что там все в заговоре, все хотят обдурить его, все играют краплёными картами… Поэтому пригласил всех к себе, они играли его колодой. Фабьен проигрывал уже третий раз подряд.

– Чёртова мелочовка, – бурчал он.

Под столом кто-то тёрся о его ноги.

– Хватит меня лапать, Густав, – сказал Фабьен.

– Кому ты нужен, – заржал тот, и все тоже заржали.

Фабьен заглянул под стол.

– А, это ты…

– Скоро уже? – спросил Жоэль.

– Нет ещё, подожди.

Фабьен и забыл, что сын пришёл к нему полчаса назад, просился играть, а после залез под стол.

– Вылезай оттуда, – сказал он.

Хотел сказать ещё что-то, но тут ему выпал червовый король.

Фабьен не знал, сколько времени прошло, пять минут или пять часов. Когда Ирен зашла к нему, он спал за карточным столом. Никого в комнате уже не было.

– Жоэль не у тебя? – спросила жена.

Странно, почему она не спросила, какого чёрта он пьян, и не отчитала его за сигарный смог. Фабьен плохо соображал. Ирен тоже плыла у него в глазах. Он хихикнул, и улыбка растянулась на все тридцать два его коротких зуба.

– Что ты смеёшься, болван? – Она зашла в кабинет, отмахиваясь от дыма. – Жоэль у тебя?

– У меня… – Фабьен икнул. – Вон он сидит под столом. – Наклонился посмотреть и чуть не упал со стула. – Ой, а его и нет. – Он посмотрел на Ирен. – Где же он?

– Это я тебя спрашиваю, где он! Его нигде нет!

– Не волнуйся, дорогая. – Фабьен встал со стула, потянувшись потными руками к Ирен. – Он дома, где ему ещё быть…

– Да не трогай ты меня! – Она оттолкнула его руки. – Нет его дома, протрезвей ты уже, наконец! Нет!

В комнату заглянул Юбер.

– Я осмотрел все сараи и конюшню, мадам; мальчика и след простыл.

– Да что же это такое! – Ирен схватилась за голову и медленно осела на стул Фабьена.

– Нужно искать в лесу, мадам; скоро уже стемнеет.

– Он бы никогда, никогда не пошёл в лес один…

– Других вариантов нет.

Юбер побежал вниз по лестнице, за ним еле поспевали Ирен и Фабьен.

– Мальчика так и не нашли? – подошла к Ирен тётка Кларис. Старый доктор озабоченно выглядывал из-за её спины, то и дело поправляя пенсне.

– Нет, – Ирен ломала пальцы, – мы думаем, он может быть в лесу.

– Ах, какой ужас! – Кларис всплеснула руками.

Все вышли на крыльцо. Люсинда нервно теребила передник, Ирен кусала губы, Кларис со старым доктором только вздыхали.

– Я пойду в лес на север, – сказал Юбер. – Вы, месье Лоран, ищите в другой стороне, а вы, – он посмотрел на старого доктора, который выглядывал из-за спины Ирен и уж точно не хотел бегать по лесу, – пойдёте на северо-запад.

– Хорошо-хорошо, – засуетился Фабьен.

Вечерний воздух уже почти отрезвил его тяжёлую голову. Он видел лишь, как убегал в сторону леса Юбер и как плёлся за ним старый доктор. Ирен стояла на крыльце, ломая дрожащие пальцы.

– Я пойду вместе с вами! – крикнула она.

– Не надо, мадам, – обернулся Юбер, – не пришлось бы и вас потом искать…

– Да-да, женщинам лучше остаться дома, – махнул на них доктор в пенсне.

Фабьен разгребал заросли трав, цеплял все корявые ветви, звал Жоэля, проклинал себя. Лес возвращал лишь шум листвы – и больше ни звука, ни шороха. Фабьен останавливался каждые пять минут и стоял не дыша, надеясь услышать хотя бы писк, хотя бы шёпот Жоэля. Как он мог не заметить, как тот ушёл, как он мог просмотреть его?.. Прошло уже больше часа. Фабьену казалось, что он ходит по кругу; уже и не слышен был голос Юбера, никто никого не звал. Он опять окликнул сына – и опять ничего.

У него загудело в ушах. Голова трещала от боли, и через эту боль Фабьен вдруг услышал чьи-то шаги и шелест листвы, треск поломанных веток – кто-то пробивался сквозь лес. Шаги отдалялись, уходили всё дальше, в сторону дома. Фабьен повернул назад и побежал. Давно он уже так не бегал! Ноги его гудели от боли, заросли жгучих трав обжигали руки, но ему было всё равно. Чёрный большой силуэт скрылся в кустах и уже выходил на дорогу. Это Юбер!

Фабьен окликнул его, но тот не оглянулся – бежал с Жоэлем на руках. Да, у него был Жоэль; Фабьен узнал его тонкие ножки, болтающиеся из-за широкой спины Юбера. Удушающий страх напал на Фабьена – что, если поздно, что, если всё? Почему он бежит? Никогда он не видел раньше, чтобы Юбер так бежал. Фабьен сильно отстал; ещё немного, и он свалится прямо здесь, посреди дороги. Сквозь ветвистые кроны уже виднелся их дом. Фабьен отдышался, разогнул уставшую спину и двинулся вперёд; бежать он уже не мог.

…В дверь постучали.

Фабьен Лоран разомкнул глаза. Через спутанные ресницы проступал тусклый свет.

– Месье Лоран… – Он услышал голос Люсинды, увидел потолок своей спальни – и понял, что опять заснул. – Вы ещё не спите, месье?

– Что такое, Люсинда? – Он нехотя поднимался, потирая затёкшую руку.

Та вошла со стаканом молока.

– Опять? – Фабьен нахмурился, усаживаясь поудобнее.

– Мадам Лоран сказала, у вас больные кости, – протараторила служанка, – доктор посоветовал пить больше молока.

– У меня всё больное, Люсинда… – Он взял стакан и отхлебнул из него. – Ты можешь идти.

Люсинда ждала стакан, Фабьен ждал, когда она уйдёт, и пришлось выпить всё. Служанка вышла, Фабьен посмотрел на часы. Какого чёрта он заснул под вечер; теперь всю ночь не сомкнуть глаз… Он до сих пор не мог отдышаться. После таких снов Фабьен всегда просыпался еле живой. Он не хотел возвращаться в своё дряхлое, измученное временем и страданиями тело. С того самого дня он заметно сдал, будто и не пять лет прошло, а целая вечность, полная сожалений. Фабьен не хотел возвращаться в дом, где вместо живого сына лежит его полумертвое тело, без единой надежды на хороший исход. Он почесал свои седины, заскрипел кроватью, надел тапки, хрустнул коленями и встал. Переваливаясь с боку на бок, подошёл к окну и отдёрнул шторы. Всё тот же высокий лес шумел перед домом, и не было ему никакого дела ни до Фабьена, ни до каждого, кто жил рядом с ним. Деревья клонили свои кривые ветви, щекоча и задевая друг друга, путались костлявыми пальцами, возводя руки к небу, будто что-то прося.

«Если б повернуть время назад, – думал Фабьен, не сводя взгляда с неба, – я бы не потерял тебя…»

Он смотрел на безразличное небо, на проступающие сквозь вечер нечёткие звёзды, на пушистые кроны древесных мачт, на стволы деревьев, врастающие в землю, на змеевидные корни, выползающие из земли, на мальчика возле этих корней…

Мальчик улыбался и махал ему рукой. Месье Лоран, не в силах вздохнуть, тоже хотел помахать; он уже поднял руку, растопырил дрожащие пальцы, но мальчишка отвернулся и побежал. Опять побежал в сторону леса…

– Нет, – крикнул Фабьен, – только не туда! Вернись! Я сейчас. – Он суетливо надевал халат. – Я скоро, – вдел ноги в остроносые тапки, – подожди меня…

Он чуть не поскользнулся на лестнице, чуть не сшиб на пороге Люсинду, чуть не слетел с крыльца. На улице никого. Только лес, будто застывший в усмешке. Фабьен поднял голову к небу – серое, промозглое, оно падало на тёмные ветви, переходя в такой же вязкий и тёмный туман.

– Я найду тебя, – он пошёл к дороге, – найду, только не убегай далеко…

Фабьену подумалось, что он вышел из разума, или разум вышел из него, и вот уже перед ним сон, а не явь. Но это не важно, совсем не важно… Месье Лоран торопился. Он прибавил шагу, пошёл быстрее, потом побежал. Он точно видел Жоэля, и мальчик видел его. Фабьен задохнулся и захрипел; бронхи свистели от быстрого шага, в ушах зазвенело, к лицу прилило. Он весь вспотел. Уже не было слышно Жоэля, только звук повозки вдали…

– Кто-то едет, – испугался Фабьен и замер. – Кто-то едет… – Он попятился. – Я потом вернусь, – он весь трясся, – я потом отыщу тебя, Жоэль…

Страх сковывал ноги, челюсть дрожала, зубы бились о зубы. Это точно за ним. Они нашли его, они сейчас придут… Фабьен зашёл в дом, запер за собой все замки и припал к окну, почти не дыша. Он простоял так около часа.

– Кого-то ждёте? – спросила Люсинда.

– Уйди-уйди, – замахал он на неё.

Никого не было. Ему показалось. Фабьен сполз по стене и заплакал.

– Я опять потерял тебя, сынок… – Он встал. – Опять потерял… – Пошёл, хромая, на кухню. – Прости меня…

Там откупорил бутылку и приложился к ней дрожащим, плачущим ртом. Люсинда нашла его через четверть часа спящего пьяным на кухонном столе.

12 глава

Я открыл глаза. Комнату наполняло солнце. Я проспал рассвет – и, кажется, свой приступ тоже проспал. Впервые я не чувствовал боли, только сердце заходилось как сумасшедшее. Отдышавшись и упершись головой в деревянную спинку кровати, я перевернулся на бок – и чуть не слетел. Высокие перины отпружинили меня и вернули обратно; я прижался к стене. К деревянной стене… Подскочил и оглядел комнату. За окнами вместо леса из мачт и набегающего моря шумел настоящий лес; сосны поднимались до неба, огораживая всю видимость живым забором. Я был не в Сен-Мало, этот ублюдок напоил меня и перевёз в другое место. Но сколько я спал? Я пытался вспомнить вчерашний день. В номер я пришёл после полуночи… получается, в распоряжении у него было около четырёх часов. Я не мог ничего разобрать, где нахожусь и почему. Вдруг женский голос кого-то позвал – какого-то доктора, – и моя дверь открылась. В комнату скользнула хрупкая девичья фигура в длинном платье, подпирающем грудь. Мы были незнакомы, но она вела себя так, будто у меня отшибло память. Нет, я точно её не знал.

– Вы уже встали, доктор? – спросила она.

Я огляделся по сторонам, но никакого доктора не увидел. Да и вообще никого здесь больше не было, кроме нас двоих.

– Отец сказал, вы плохо спали ночью, под утро он слышал стоны… – Девушка села рядом и приложила ладонь к моему лбу. – Но жара у вас нет.

Так это я – доктор? Это она ко мне?

Какое пышное у неё было платье, длинное, в пол… Такие я видел только в книгах и на выгоревших фото, покрытых паутинками мелких трещин, ободранных по краям. Женщины на этих фото сидели в креслах, бархатных, с резными деревянными ручками, похожих на это. Я посмотрел перед собой – высокое кресло, похожее на музейное, стояло рядом с рабочим столом. И стол был огромный, высокий, из цельного дерева, с маленькими резными ящичками под ним. Боже, я будто в музее… И платье у неё было всё в рюшах, старомодное, как и прическа, как и она сама.

– Мне и правда нехорошо, – соврал я. Хотя почему соврал? Ничего хорошего в моём положении точно не было. Быть не зная где и не зная кем… Этот тип в белых перчатках, куда он делся, чёрт возьми?

Девушка всё ещё сидела на кровати и недоверчиво смотрела на меня.

– Наверное, вам нужен покой, вы тоже устали, в этом доме всем нужен покой, с того самого дня…

– Простите, – перебил её я, не понимая, о чём она говорит. – Вы не видели здесь человека? Такой высокий, в тёмном пальто и белых перчатках, у него ещё зубы такие белые, что ослепнуть можно…

Девушка молчала.

– Ну, так не видели? – переспросил я.

– Кого? – Она будто опомнилась.

– Человека в белых перчатках…

– Мало кто ходит в белых перчатках, – сказала девушка и встала с кровати. – Но у нас таких нет. – Она оправила платье.

– У нас – это у кого, простите?

– В доме. Вы же знаете, как у нас скучно; гостей уже давно не было, да и на что нам собирать фуршеты…

Она подошла к окну и встала напротив света. Наконец я мог разглядеть её, не щурясь. Тонкая фигура, прозрачные запястья, вся такая хрупкая… Кого-то она мне напоминала.

– Что вы ищете? – спросил я.

Девушка рылась в старом саквояже, что стоял у окна.

– Снотворное, – сказала она, – вы разрешили взять…

– Конечно, берите.

Она оторвала листок чистой бумаги из лежавшего на столе блокнота, сложила лист в треугольный конверт, открыла баночку и высыпала в него горсть таблеток.

– Вы сказали, много их пить нельзя.

– Сказал, да. Я подумал, что это вполне разумно.

– Но от одной таблетки мне не становится лучше, доктор; я вроде и засыпаю, но каждый раз вижу тот же кошмар.

– Не думаю, что снотворное чем-то поможет от кошмаров.

– Да, вы это уже говорили.

– Вы знаете, мне и самому не помогают таблетки, – зачем-то сказал я.

– Вы тоже не можете уснуть?

– Нет, у меня мигрень, я постоянно слышу… Я постоянно мучаюсь от боли. Наверное, от нее ещё не изобрели лекарств.

– Наверное, не изобрели…

Девушка ещё недолго постояла у окна, всматриваясь куда-то в даль, потом повернулась ко мне. Лицо, это её лицо, было таким знакомым…

– Но это лучше, чем ничего, не правда ли? – сказала она.

– Правда, – согласился я.

– Так я пойду?

– Идите.

Её платье зашуршало по полу и скрылось за дверью. Я уткнулся лицом в подушку. Всё, что случилось, не укладывалось в голове. Интересно, Маргарет тоже здесь?

– Нет, её здесь нет, – сказал тот же голос.

Я соскочил с кровати. Он стоял у окна, держа руки в белых перчатках скрещенными за спиной и смотрел куда-то вдаль, не говоря больше ни слова.

– Это вы…

– Тихо, – сказал он, – сейчас начнётся.

– Начнётся что?

– То, что всегда меня волнует.

– Вас может что-то волновать? – Я хотел встать, но ещё плохо управлял этим телом и потому остался сидеть. – Может, вас волнует смерть той девушки или…

– Нет, смерть той девушки меня нисколько не волнует. Я удивлён, что она волнует вас. Это правда очень забавно.

– Забавно?

– Конечно, хотя, может, вы всё ещё не пришли в себя.

– Конечно, не пришёл. Как я могу прийти в себя, если я не в себе? Это не моё тело!

– Какие мелочи…

– Что?

– Вам не нравится это тело?

– Вы издеваетесь?

– Бывают тела и похуже.

– Что вы мелете, чёрт бы вас подрал?!

– Но это очень мило.

– Мило что?

– Что вас волнует смерть той девушки. Вы и правда ничего не заметили? – Он улыбнулся.

– Не заметил что?

– Не переживайте, всему виною разница во времени…

– О чём вы говорите?

– Не шумите. Сегодня они опять опоздали.

Он смотрел вдаль, не отрываясь от окна.

– Кто они?

– Те, кто должен бить в колокол.

– В какой колокол?

Я встал с кровати и подошёл к окну. За густыми кронами беспросветного леса ничего не было видно.

– Там же ничего нет, – сказал я.

– Если вы чего-то не видите, мой друг, это ещё не значит, что этого нет. Подождите, сейчас начнётся.

И правда… Началось. Из глубин соснового леса доносился колокольный звон. Это был он, точно, это был мой колокол. Вон он там, за окном, за лесом… Я рванул к двери.

– Куда вы? – Норах не обернулся.

– Мне нужно увидеть его, мне нужно увидеть мой колокол, – я набросил халат поверх тонкой пижамы.

– Боюсь, это невозможно.

– Что? Почему?

– Вы ещё не готовы.

– Не готов к чему?

– К тому, чтобы увидеть его.

Я вылетел из двери, не дослушав Нораха, и чуть не навернулся на лестнице. Высокая, крутая, она возникла передо мной как пропасть. Я осторожно спустился; доски нещадно скрипели. Колокол всё ещё звенел. Он был там, за лесом или в лесу, я точно не понял; ещё немного, и он перестанет бить, и тогда я не найду его. Я решил идти на звук.

Внизу, на кухне, пахло чем-то жареным.

– Добрый день, вы уже встали? – спросила девушка в фартуке.

– Добрый день, встал, – бросил я, не оборачиваясь.

Звон, хоть и уже отдалённо, но всё же был слышен. В доме были закрыты все окна; кухня наполнилась паром от варева, из-за которого почти ничего не было видно.

– Где здесь церковь? – спросил я.

– Там же, где и всегда, – ответила девушка; похоже, кухарка.

Я ждал, что она ответит, где же это всегда, но она только мешала, перемешивала и убирала наваристую пену с верха кастрюли.

– Там же, где и всегда? – переспросил я.

– Да, – сказала она и продолжила мешать.

Я побежал к двери. Она была заперта, большие замки закрыты на все обороты. Открыл один, другой…

– Хотите замолить грехи, доктор? – спросил женский голос.

Я обернулся. Где я её видел? Точно, это она была в баре, это она принесла мне пиво. Но почему…

Мадам подошла ко мне.

– Мой муж сказал, вы стонали во сне.

Она положила мне руку на грудь. Я отшатнулся.

– Что-то тревожит вас, доктор? – спросила женщина.

– Меня? Мне нужно в церковь.

– Помолиться решили?

– Решил. – Я перебирал замки.

– Вы думаете, я дура? – Она подошла ближе и обняла меня со спины.

– Ни в коем разе, мадам, я не думаю, что вы… Вы слышите? – Мне показалось, я слышал выстрел, там, откуда-то с улицы. Я припал к двери.

– С кем вы встречаетесь там? – Голос её стал на тон выше.

– Не понял… Вы не слышали?

– Не слышала что?

– Выстрел на улице.

– Не заговаривайте мне зубы, дорогой. Так с кем? У вас свидание?

– Нет, что вы!

Она никак меня не отпускала.

– Тогда зачем вам идти в эту церковь?

Я не знал, как вырваться, колокол уже не звенел. Его бой исчез вместе с выстрелом. Тонкие пальцы мадам опоясали меня. Я облокотился на дверь; ноги не слушались, тело хотело заснуть.

– На вас же лица нет, – испугалась она. – Идите к себе, я принесу вам цветочный чай.

Он не звенел, уже не звенел… Я поднимался по лестнице.

– О, вы уже встали, месье Бёрк? – спросил тучный господин, встретив меня наверху.

– Да, я…

– Как вы себя чувствуете, любезный?

– Голова болит, – ответил я, желая пройти, но мужчина перегородил собой весь проход.

– Конечно-конечно, – он кивал двумя подбородками, – конечно, болит, я так и думал… Знаете, месье Бёрк, в своём доме я не потерплю ничего запретного, вы слышите меня? Я не Ирен. – Он смотрел на меня. – Я всё знаю!

– Знаете? – не понял я.

– А вы думали, я вчера родился?

– Нет, месье.

– Я не позволю, чтобы врач моего сына был, простите, – он понизил голос, – наркоманом. Я знаю, что вы принимаете морфий!

– Но я не…

– Фабьен, – раздался голос мадам, – оставь доктора в покое.

Тот сразу замолчал, надул свои толстые щёки и отошёл от прохода.

– Прошу вас, – уступил он мне, не сводя с меня взгляд своих заплывших глаз.

В комнате уже никого не было. Видно, тот докторишка был тот ещё прохиндей… По-видимому, его любила жена хозяина дома. Что за игру затеял этот Норах? Я не успел ничего спросить, нужно было вытрясти из этого типа всё, но этот колокол… Я так и не дошёл до него.

– Простите моего мужа, доктор, – сказала мадам; её платье волнами ходило по полу. Она принесла крепкий чай.

– Он решил, что я принимаю морфий, мадам?

– Фабьен – идиот. – Женщина улыбнулась и закрыла за собой дверь. – Как ваша голова, доктор? – Она развязывала атласные ленты на груди пышного платья.

– Позвольте, но сюда могут зайти, – отстранялся я.

– Никто не зайдёт, – приближалась она. – Фабьен сел за пасьянс, а вечером я дам ему то, что вы прописали.

– Я?

– Вы уже не помните?

– Помню…

Мадам дотронулась губами до моего лба, потом до губ; я не ответил.

– А вы и правда больны сегодня, mon cher, – сказала она, отходя от меня.

Я упал на подушку. Шорох её пышного платья отдалялся, исчезая в дверях. Я лишь хотел проснуться в Сен-Мало.

– Ваш чай остыл, – сказал знакомый голос, когда я открыл глаза.

Норах стоял у окна и улыбался мне.

– Как спалось? – спросил он. – Вы так быстро умчались и даже ничего не спросили…

– Который сейчас час? – Я приподнялся с постели.

– Это имеет значение?

– Мне нужно успеть, колокол звонит два раза в день. Утром и вечером в шесть.

– Как? Вы разве не успели? – Он усмехнулся.

– Вы же знаете, что нет.

– Знаю. Но я предупреждал…

– Меня задержали.

– И так будет всегда.

– Что?

– Вы обещали помочь мне, мой друг, а я обещал помочь вам.

– Я ничего вам не обещал.

– Хорошо, но вы уже в деле, а значит, не выберетесь отсюда, пока не спасёте их.

– Спасу? Кого, всех?

– Именно. Каждый из них на пороге греха.

– Каждый? Но эта девушка…

– О, вы узнали её?

– Узнал?

– Ещё нет? – удивился Норах.

– Я хотел сказать, она так мила…

– Да, но она хуже всех.

– Не может быть.

– Позже вы поймёте всё.

– Я стал доктором – и не понял ничего.

– В вашем распоряжении его комната и все вещи. Вы же можете пораскинуть мозгами.

– Я не понимаю, чем могу помочь…

– Видите ли, в чём дело, мой друг: в первой половине жизни мы совершаем грехи, а во второй пытаемся их искупить. Или не пытаемся. От этого и зависит исход.

– И?..

– Они же не успели ничего – и застряли между. Каждый день они вспоминают, что совершили, что исправить уже нельзя, и каждый день проклинают себя. И так целую вечность. Каждый из них заперт в своём страхе или в своём грехе. Это хуже любой тюрьмы, мой друг.

– Но почему они не успели?

– Злой рок помешал им.

– Злой рок? То есть даже не вы?

– Нет-нет, это случайность, я не могу контролировать подобное.

– Контролировать что?

– Подобное.

– Понятнее мне не становится.

– Вы должны всё переиграть.

– Переиграть? Но я даже не знаю, что именно!

– Узнаете, мой друг, узнаете. Иначе они так и останутся там, – он ухмыльнулся. – А вы останетесь здесь.

– Но мы так не договаривались! – подскочил я.

– Мы никак не договаривались, однако игра начата. Неужели вам не хочется спасти их, увидеть Маргарет и этот ваш колокол?

Норах пошёл к двери.

– Вы хотите, чтобы я поверил, будто вы желаете кого-то спасти?

– Я? – Он обернулся и блеснул белоснежным оскалом. – Этого хотите вы, мой друг. Вам же нужна ваша Маргарет, не мне.