Текст книги "Найди меня, любимый"

– Да, о том, что дети греха гораздо легче попадают в лапы дьявола, чем те, у которых родители – богобоязненные прихожане, – сказала Лили, и ей вдруг захотелось, чтобы Фарли и Фэрфакс взяли и ее тоже. – Говоришь, Тристрам должен был изображать призрака?

– Да, госпожа. Понимаете ли, Фэрфакс нашел старую кабанью голову. Они раскрасили ее так, чтобы ее можно было принять за голову дракона. Фэрфакс собирался размахивать перед собой факелом, будто у дракона из пасти идет огонь, а Фарли должен был спрятаться под одеяло за спиной Фэрфакса и держать господина Тристрама на плечах. Они взяли кирасу и шлем с этого рыцаря в холле и все это должны были надеть на Тристрама. Они даже взяли с собой щит и меч. Он должен был быть точь-в-точь святой Георгий, дерущийся с драконом, – рассказывала Тилли.

– Остается надеяться, что Тристрам не снесет Фэрфаксу голову, – заметила Лили.

Если что-то не получится (а в том, что так и будет, сомневаться не приходилось), всем троим придется худо.

Вдруг Тилли вскрикнула и подбежала к окну.

– Что случилось?

– Разве вы не слышали? О нет! – зарыдала она и схватилась за голову.

Лили прислушалась. Все спокойно.

– Чего ты испугалась? Это всего лишь птица.

– Просто птица? Это же кукушка! – в отчаянии воскликнула Тилли. – И она прокуковала шесть раз! Боже, что мне делать? Я теперь никогда не выйду замуж! Шесть лет мне одной куковать. А потом будет уже поздно!

– Тише, Тилли, успокойся, – сказала Лили, но служанка продолжала плакать, и рыдания ее с каждой секундой становились громче. – Тилли, прошу тебя, перестань! Ты что хочешь весь дом поднять на ноги? Не было никакой кукушки. Тебе показалось. Ну все, утри слезы, – уговаривала она служанку. – На, возьми мой платок.

– Вы уверены, что мне показалось? – всхлипнула Тилли.

– Конечно, – заверила ее Лили. – Я ведь ничего не слышала. Но почему ты так встревожилась? Что с того, что ты не выйдешь замуж? Да и потом, ты ведь такая молодая. Ты еще найдешь себе жениха.

– Есть поверье. Мэри Лестер рассказывала мне. Она услышала в полнолуние перед Пасхой кукушку и так никогда замуж и не вышла. И я тоже слышала. Шесть раз! Значит, мне ждать по меньшей мере шесть лет. Так оно и будет, – снова зарыдала Тилли, – я теперь точно знаю!

– Да выйдешь ты замуж! Я думаю, что вы с Фарли непременно поженитесь уже в этом году. – Лили хотела приободрить служанку, но, увидев, как у той вытянулось лицо, поняла, что сказала что-то не то.

– Теперь, когда я услышала кукушку, он на мне не женится. Может, он меня больше не любит, теперь, когда у нас… Ой, я несчастная! – Тилли опять залилась слезами. – Может, сегодня с ним что-то случится. Может, он с моста упадет. Или еще что-нибудь! И теперь никто, никто на мне не женится! Никто, раз у меня в животе ребенок Фарли! Хозяин выгонит меня из дому. Уж он-то скоро обо всем узнает. Его кухарка только и делает, что сует нос во все дыры. Спрашивает меня, почему это меня тошнит по утрам. Сказала ей, что это оттого, что приходится смотреть на ее безобразную рожу с утра пораньше! Мне придется бежать из деревни, как только они об этом узнают. Может, даже привяжут меня к позорному столбу и забросают тухлыми яйцами и гнилой капустой. Ой, что же мне делать, госпожа Лили? Мне и идти-то некуда. Что мне делать, госпожа Лили?

– Что случилось с Тилли? Я ее плач из своей комнаты услышала. – В комнату вошла Дульси. Раф, конечно, бежал за ней. – Хочешь тартинку, Тилли? – Она протянула служанке кусочек пирожного.

– Пракк! Плуты и мошенники! Хо! Душегубы! Двиньте-ка! Пошлем их всех к дьяволу на дно! Пракк!

Тилли в недоумении взглянула на девочку, потом на попугая и снова принялась плакать.

– Я что-то сделала плохо, Лили? – спросила Дульси, глядя на пирожное. – Я пошла на кухню и нашла в буфете чуть-чуть печенья. Я знала, что они не могли все кончиться, как говорила кухарка.

Сестренка подошла к камину. Раф – за ней.

– Ты расскажешь мне сказку, Лили? – Дульси откусила пирожное и отломила кусочек для Рафа. – Про белых коней и про то, как они расправились с колдуном, когда попали в Англию. Королеве тоже понравится эта сказка, правда, Лили? Так как же она начиналась? «На острове среди сосен и пальм, где волны плещут о берег…»

Огонь в камине почти догорел. Остались лишь маленькие красные угольки, когда снаружи послышались шаги. Зевая, Лили потянулась.

Все, кроме нее, спали. На кровати сопели Дульси и Тилли.

Свернувшись клубочком в кресле, Лили думала о Тилли. Надо будет поговорить с Фарли. Она заставит его жениться на бедной девушке.

Лили зажгла свечку и вышла из комнаты. Пришел брат или нет? Она не стала стучать и открыла дверь в его комнату. Тристрам сидел на кровати, опустив голову. Услышав скрип, он вскочил.

– Я очень рада, что ты цел. Что с Фарли и Фэрфаксом?

– Ты знаешь? – спросил Тристрам. – Уже проще. Не надо ничего объяснять и оправдываться.

– Что произошло в деревне?

– Ох, Лили, – с воодушевлением начал Тристрам, – хотел бы я, чтобы ты все это видела! Фарли сделал из одеяла настоящего зеленого дракона и накинул его на Фэрфакса, а сам спрятался за ним под тем же одеялом. На голову ему надели кабанью голову, только ты бы ни за что не подумала, что это кабан, – самая настоящая драконья голова. Я в полном вооружении сидел на плечах у Фарли. Мы пробежали по кладбищу, затем ворвались на церковный двор. Фэрфакс держал перед мордой дракона факел, только его руки не было видно под одеялом, я резал воздух саблей, а Фарли стонал и рычал на все лады. Ты бы видела, как эти деревенские бросились с церковного двора! Преподобный Баксби споткнулся о ту злюку, госпожу Фортхэм. Она, наверное, решила, что дракон ее утащит. Завизжала как ненормальная и схватила лопату. Ну там, возле ограды. Она как размахнется да как даст преподобному прямо по заду!

Лили старалась сохранить серьезный вид, но не выдержала и рассмеялась.

– Вот с этого момента все и пошло наперекосяк. Фэрфакс споткнулся, одеяло зацепилось за ветку и сползло, – признался Тристрам, виновато глядя на Лили.

– Значит, вас узнали?

– Боюсь, что да, Лили. Я слышал, как кто-то крикнул имя Фарли, а Фэрфакса и так все знают – он самый здоровый парень в округе. Его трудно с кем-то спутать.

– На тебе был шлем, так что тебя трудно было узнать, Тристрам.

– Я уронил щит, а на нем был наш герб, – угрюмо сообщил проказник. – Боюсь, меня ждут крупные неприятности. Теперь дядя отправит меня в школу.

Лили обняла брата.

– Ты понимаешь, что вы не должны были этого делать? – спросила она. – Бэзил бы не одобрил вашего поступка. Да и папа тоже. И мама.

– Они заслужили это, Лили! – ответил Тристрам. – Ради того, чтобы посмотреть, как эти глупые прихожане кинулись врассыпную, я готов вытерпеть все что угодно – даже школу. Я думаю, отец бы сегодня посмеялся, Лили. Он никогда не позволил бы им говорить о тебе и Дульси то, что они говорят. И он бы защитил нашу честь, как и я. Может быть, только по-другому.

Лили вздохнула. Ну что на это сказать?

Вдруг отчаянный вопль прорезал тишину. Затем раздался испуганный визг, за ним – дикий лай, а потом крики: «Насилуют! Убивают!» и «Лили, помоги!»

Лили чуть не уронила подсвечник. Тристрам уже со всех ног несся по коридору в комнату сестры. Она побежала за ним. В дверях оба застыли, не веря собственным глазам.

Тилли стояла на кровати, прижимая к груди ночную рубашку, которую дала ей Лили и которая теперь была разодрана надвое от ворота до подола. Попугай, испуганно крича, метался по комнате. Колпачок взобрался на столб, поддерживающий полог кровати. Дульси сидела на подушках и удивленно смотрела на голые ноги Хартвела Барклая, торчащие из лохани. Раф трепал тапку, упавшую с ноги врага.

– Он напал на меня! – кричала Тилли, показывая пальцем на Хартвела. – Выскочил из темноты как демон! Прыгнул на кровать и навалился на меня. Он пытался… Он всю меня обслюнявил! Я сначала подумала, что это Раф. Но собаки-то не разговаривают. Ох, госпожа Лили, он говорил ужасные вещи! И он думал, что я – это вы! Он был пьян, хозяйка. Говорил, что эти Уайтлоу не наложат свои грязные лапы на его деньги. Сказал, что не допустит, чтобы Саймон на вас женился. Сказал, что после этой ночи вы выйдете за него, если не хотите быть опозоренной! Сказал, что он скорее умрет, чем даст вам выйти за кого-то, кроме него самого.

– Лили! – Тристрам тронул сестру за руку. – Как ты думаешь, он мертв?

– Я его не убивала! Я не убийца! Это пес! Он прыгнул на кровать, когда госпожа Дульси закричала. Я думала, он разорвет хозяина на куски, честное слово. Хозяин заорал и выпрыгнул из постели. Затем раздался плеск, потом бульканье, и все.

Медленно Лили подошла к лохани.

– Госпожа! – закричала Тилли. – Помните, что я говорила про вдову Хабс и Дона Бауэра? Вы не думаете, что хозяин утонул?

Лили смотрела на бледную физиономию Хартвела.

– Он мертв, Лили, – сказал Тристрам. – Завтра утром сюда придет констебль, а может, и сегодня – из-за того, что случилось в церкви. Нас заберут, а эти деревенские непременно потребуют, чтобы нас судили.

– Но он напал на Тилли. Она просто защищалась. – Лили словно оправдывалась перед властями. – Он напился до одури. Он мог бы убить Тилли, или меня, или Дульси.

– Ты думаешь, они нам поверят? – спросил мальчик. – После сегодняшнего происшествия они не станут тянуть с отправкой Фарли и Фэрфакса, и меня с ними заодно, в Ньюгейтскую тюрьму. Лили, прошу тебя, послушай! Они подумают, что ты убила Хартвела. Они подумают, что ты его убила за то, что он был твой опекун. Они повесят тебя, Лили. И они заберут меня и братьев Одел. Что нам делать, Лили?

– Мы расскажем правду. У нас есть друзья, и они нам помогут.

– Никто нам не поможет. Валентин в море. Артемис вышла замуж, к тому же она в Корнуолле. У нее будет ребенок. Не поедет она нас выручать. Помнишь, мы на той неделе получили письмо от Квинты? Она в Шотландии. Она даже не узнает о том, что нас собираются повесить, пока дело не будет сделано. Слышишь, Лили?!

– Они не должны повесить Лили, не должны! – закричала Дульси и вцепилась в сестру.

– Кто нам поверит, Лили? Кто нам поможет? Никто. Никто, Лили.

Глава 17

Есть холм в лесу: там дикий тмин растет,

Фиалка рядом с буквицей цветет,

И жимолость свой полог ароматный

Сплела с душистой розою мускатной;

Там, утомясь веселою игрой,

Царица любит отдыхать порой;

Из сброшенной змеей блестящей кожи —

Для феи покрывало там на ложе.

Уильям Шекспир[39]39
  Пер. Т. Щепкиной-Куперник.


[Закрыть]

В день святого Варфоломея в Лондоне открылась ярмарка, которая так и называлась – Варфоломеевская ярмарка. Акробаты, жонглеры, музыканты, циркачи и просто мошенники и нищие, одетые в отрепья, наводнили площадь. Певцы и музыканты старались поднять покупателям настроение. Предлагалось на продажу все – от театральных костюмов и лошадей до скобяных товаров и драгоценностей. Тут же, как полагается, были и астрологи, и хироманты, и травники, и чародеи. А также воры и карманники.

На свободном пятачке на натянутом канате балансировал канатоходец. Толпа зевак здесь собиралась немалая.

Привлекала внимание и девушка с попугаем на плече, сидящая на белом коне. Серебряные колокольчики, вплетенные в гриву лошади, мелодично позванивали. Позади девушки восседала мартышка в колпачке с бубенчиками и в зеленом камзоле. Девочка, темноволосая и тоненькая, танцевала перед конем, аккомпанируя себе на бубне. Ее легкие ножки едва касались земли, когда она кружилась в танце вокруг большой собаки с огромным нелепым бантом на шее. Паренек, идущий следом, не переставая жонглировать, собирал монетки, которые летели к ним из толпы.

Красивый молодой человек в зеленой куртке и в белоснежной льняной рубахе стоял перед палаткой, украшенной цветами.

– Всего через четверть часа, – кричал он, – не опоздайте! Не пропустите! Занимайте места поближе! Совсем скоро начнется очередное представление «Белых коней»! Подходите пораньше, не то мест может не хватить! Самое лучшее представление на ярмарке! Всего через четверть часа! Не забудьте!

Кивнув тем, кто уже успел занять места, он отошел от палатки.

– Ром! Ром! Подожди! – окликнула его молодая женщина. Тот бросил взгляд через плечо, но шага не замедлил.

– Ром!

Досадливо вздохнув, Ромни остановился. Дорогу ему преградили ребятишки.

– Ты что, не слышал? – спросила женщина, задыхаясь от бега, и взяла его под руку.

Он улыбнулся:

– Да разве здесь услышишь что-нибудь, в таком шуме? Разве я из тех, кто будет отворачиваться от красивой женщины? А ты редко когда бываешь так хороша, как сегодня.

Черноглазая цыганка была одной из самых красивых женщин, которых он знал.

– Давно я не слышала от тебя ничего подобного, – прошептала Навара.

– Я повторяю лишь то, что говорят все, – насмешливо ответил Ромни.

– Но только твой голос я хочу слышать. Ром. – Навара пыталась удержать его, но тщетно. Ромни отвернулся. Он искал кого-то в толпе.

Навара скривила губы.

– Ты ведь ее ищешь, Ром? Послушай лучше меня, Ром. Забудь о ней. Она не для тебя. Я прочитала это по ее руке. Едва она появилась у нас, над нами нависла угроза несчастья. Говорю тебе, нам надо от нее избавиться, Ром. Пока не поздно.

Он засмеялся и вырвал руку.

– Ты думаешь, что я стану слушать всю эту ерунду? Не смеши меня! Дури головы толстосумам, а меня понапрасну не дергай. Ты просто завидуешь, Навара. Когда Лили Франциска едет на коне, все смотрят на нее. Поэтому и монет она собирает больше. Ты да и другие должны быть благодарны ей за то, что она привлекает публику к нашим шатрам. Но ты не должна быть такой жадной, любовь моя, потому что своими танцами ты уже заработала куда больше, чем за предыдущие несколько лет. Увы, времена меняются. Скоро малышка с бубном станет получать больше, чем ты, – ядовито усмехнулся Ромни. – Дульси тебя переплюнет. Я заметил, что ты в последнее время больше ходишь, чем танцуешь. Может, ты стала уставать, а, Навара? Надо бы нам сменить тебя на кого-то посмелее. Слышал, что Вебе ищет девушку, чтобы разносила пиво в его палатке.

– Свинья! – Навара хотела хлестнуть Ромни по щеке, но тот успел перехватить ее руку.

– Не смей поднимать на меня руку, Навара. Ни на меня, ни на тех, кто со мной.

Девушка плюнула ему под ноги.

– Ты решил, что эта Лили Франциска будет твоей? Смотри, я смеюсь тебе в лицо, Ром! Я буду смеяться и тогда, когда она разобьет твое сердце. А в том, что она это сделает, я не сомневаюсь. Ты думаешь, что ты пара такой, как она? Ха, ты просто замечтался, парень! Подожди, Ром. Ты для нее ничто. Попробуй возьми ее… Если только тебе удастся миновать этих ее сторожевых псов, что держат всех на расстоянии. Я не знаю, кто из них хуже: тот, что на четырех ногах, или двое двуногих, – сказала Навара. – Но если тебе даже удастся завладеть ею, Ром, и ты узнаешь ее так, как знаешь меня, тогда мы посмеемся оба, Ром. Только веселого в том будет мало для тебя, парень. – Она прищурилась. В глазах ее была ненависть. – Ты не веришь мне, да, Ром? Ты думаешь, она улыбается только для тебя? Да она так же точно улыбается и последнему нищему!

– Замолчи, Навара.

– Это больно, Ром? Больно сознавать, что она относится к тебе не лучше, чем к тем полудуркам, что сторожат ее? О да, она тебя любит! Но только как друга! Вернее, как слугу или как одного из ее животных. Не как любовника! И никогда не полюбит, Ром! Лили Франциска! Какое красивое имя! Словно она не женщина, а цветок. Но цветы быстро вянут, Ром! Вспомни об этом, когда надумаешь лезть к ней в постель. Она все еще невинная, Ром. Женщина в ней еще не проснулась, да и никогда не станет она той женщиной, которая могла бы удовлетворить такого грубияна и повесу, как ты. Честная девушка останется девушкой, пока не встретит своего мужчину. Но ты не ее герой, Ром. Я замечала, как она смотрит, когда думает, что никто не видит ее. Она мечтает о поцелуях и объятиях. Но не о тебе, Ром. Не твое лицо представляет она. Она не создана для нашей грубой жизни. Что можешь ты предложить ей? Ты не в силах обещать ей даже верности! Тебе слишком нравятся женщины. Ты даже мне не мог хранить верность, так ведь, Ром? Хотя я тебе нравилась больше других. И ты веришь, что можешь быть верным ей? Нет, Ром. Если бы был жив ее отец, как ты думаешь, позволил бы он тебе подойти к его дочери? Он ведь был джентльменом, не так ли? Да и мать тоже была леди. Я же вижу, с какой осанкой ездит она на этом своем белом коне. Такая холодная. Такая недосягаемая. Такая недоступная для тебя. Ты дурак, Ром! Разве ты не видишь, что она околдовала тебя? Ты мечтаешь о том, чему никогда не суждено сбыться!

Ромни оттолкнул от себя Навару.

– Ну что же, ступай к ней! Но ты еще приползешь ко мне, Ром. И я буду ждать тебя, как всегда. Я люблю тебя и всегда буду любить. Ты думаешь, что я все это говорю лишь из ревности? Да она просто не сможет удержать тебя. Я не боюсь этой гаджо[40]40
  Пренебрежительное название женщины-нецыганки у цыган.


[Закрыть] с бледной кожей. Не я одна считаю, что она и те, что с ней, принесут несчастье. В таборе много говорят об этом, и найдутся те, кто…

Ромни схватил ее за плечо:

– Что за сплетни ты распускаешь, Навара? Если я узнаю, что ты задумала дурное для Лили Франциски, я…

– Что, что ты можешь со мной сделать, Ром? Я не сказала ничего нового, ничего, что бы уже не говорили другие. Ты слеп, Ром. Ты не видишь, что они отбивают наш хлеб. Может, потому, что ты берешь себе половину их заработка? Конечно, ты чувствуешь себя прекрасно. Но есть и такие, кто не один год путешествует с нашим табором и кто сейчас бедствует из-за них. Она не принадлежит нашему роду, и она никогда не станет одной из нас. Она отнимает хлеб у тех из нас, кто по-другому не может заработать себе на пропитание. Ты считаешь, это справедливо, Ром? Мне некуда больше идти. Но она… Она другое дело. Неужели ты думаешь, что она станет голодать? Что она позволит терпеть лишения своей черноглазой сестренке? Что она спокойно отнесется к тому, что ее брат станет воровать? Нет, она побежит обратно – к своей семье. Она наследница состояния. Очень скоро ей надоест, и тогда она уедет отсюда. Уйдет, чтобы угодить прямо в объятия какого-нибудь богатого джентльмена, который оденет ее в шелка и обрюхатит. Если ты думаешь, что будет по-другому, ты и вправду ослеп, Ром. Пойди спроси у кого-нибудь помудрее, у старой Марии, например. Что она скажет тебе о твоем прекрасном цветке? Тебе придется ей поверить, Ром. Мы с тобой оба знаем, что Мария видит будущее. Старая никого не дурачит. Спроси ее. Ром, если у тебя достанет храбрости.

Сказав это, Навара пошла прочь.

Ром тут же забыл о ней. Он шел к артистам, сидящим в тени около шатра.

Они обедали черствым черным хлебом, сыром и фруктами. Огрызки яблок валялись возле растянувшегося на траве здоровенного парня. Детина мелодично храпел под звуки рожка, на котором пытался играть мальчик.

– Он съел мой реквизит. Ром, – с широкой улыбкой пожаловался Тристрам, кивая на огрызки у ног Фэрфакса.

– Ты отлично работал сегодня, – похвалил цыган мальчишку. – Скоро начнем тренироваться с огнем.

– Правда, Ром? – воскликнул Тристрам.

– Правда, если будешь хорошо себя вести, – ответил Ром.

– Ромни, нет, это очень опасно, – встрепенулась Лили.

– Лили! Как еще я смогу стать настоящим жонглером, если не буду упражняться с горящими факелами? Потом я хочу научиться ходить по канату. Может быть, я даже смогу жонглировать на канате! Представляешь, как будет здорово! И толпа будет обязательно, Лили! Эй, Фэрфакс, послушай. – Тристрам толкнул светловолосого гиганта в бок. – Фэрфакс, ты не спишь, а, Фэрфакс?

– Он гораздо храбрее меня. – Ромни сел рядом с Лили. Сорвав цветок, он вдохнул его аромат. Лаская взглядом нежные щеки девушки, ее губы, такие мягкие и розовые, молодой человек думал, что она похожа на только что проснувшегося ребенка. Цыган вспомнил слова Навары и нахмурился.

– Что-то не так? – Лили дотронулась до него.

Ромни посмотрел на ее тонкую кисть, затем бережно взял ее руку и поднес к губам.

– Нет, все хорошо, Лили Франциска. Больше того, сегодня наш лучший день. Никогда не видел, чтобы возле нашего шатра собиралось столько народу. Представление скоро начинается.

– Какие сборы? – по-деловому спросил Тристрам, и Ромни улыбнулся – смышленый растет паренек, все схватывает на лету.

– Сейчас уже и стоять негде перед шатром. Осталось минут десять, не больше, – предупредил он, неохотно вставая. Если бы только можно было сидеть рядом с этой девушкой вечно, вот так, перед шатром, на зеленой травке в тени – деревьев. «И катись к чертям весь остальной мир», – подумал Ромни, глядя на красавицу.

– Ты будешь смотреть представление? – спросила Лили.

– Я еще ни одного не пропустил, – ответил Ром. Он укололся шипом дикой розочки и поморщился. Машинально цыган сжал цветок в ладони. Капелька крови показалась из ранки. Со странным выражением смотрел он на лицо Лили, так похожее цветом на только что смятый цветок.

– Тебе больно? Дай посмотрю. – Лили протянула руку.

– Ничего, – пробормотал Ромни и разжал ладонь. Безжизненный цветок упал на землю. – Пора, Лили. Мне не хочется потерять зрителей.

– Я не опоздаю, Ром. Ты такой хороший друг! Не знаю, что было бы со всеми нами, если бы не ты…

– Ты никогда не забудешь о том, чем мне обязана, да, Лили? – пробормотал парень.

– Никогда, – заверила его Лили, озадаченная странным тоном друга. Что с ним сегодня случилось?

Ромни поднялся и, улыбаясь чему-то, пошел к шатру.

– Лили, когда мы поедем к королеве? – спросила Дульси, протирая глаза. Она задремала, устроившись возле своего любимца Рафа.

– Не скоро, Дульси.

– Почему? Она нас больше не любит? Я почти закончила для нее подарок.

– В это время года ее нет в Лондоне, – попробовала отговориться старшая сестра. Не объяснять же девочке, что королева не принимает у себя преступников. Их, наверное, уже ищут. Если они попытаются встретиться с королевой, чтобы объяснить ей, что произошло той ночью, их могут схватить прямо на месте и упрятать в Тауэр еще до того, как они успеют рот раскрыть.

– Где она?

– Не знаю точно. Может быть, в Гринвиче, а может, в Ричмонде или Виндзору. У нее много дворцов, Дульси. А может быть, она сейчас путешествует по своему королевству. Летом ее величество не любит оставаться в Лондоне.

– Она однажды была в Хайкрос, да?

– Да, но это было давно, – ответила Лили.

– Мы еще будем здесь, когда она вернется в Лондон?

– Сомневаюсь, Дульси.

– Куда мы поедем?

– На север.

– Туда, где живет Мэри Лестер?

– Да.

– Мы снова будем с ней?

– Надеюсь. Для этого мы и присоединились к табору, Дульси. Мы едем к няне. Мэри подскажет нам, как быть. Она нам поможет.

– Мне так нравятся ярмарки, Лили. Я люблю танцевать. Я не хочу возвращаться в Хайкрос.

Лили вспомнила ту ночь, когда они сбежали из дома, – ночь, когда погиб Хартвел Барклай.

Все было как в кошмаре. И сейчас еще в ушах у нее стояли вопли Тилли, Голые пятки Хартвела торчали из воды. Циско сидел на краю ванны и выкрикивал ругательства вперемежку с жутким хохотом. Дульси смотрела на него огромными глазами. Тристрам говорил, что их повесят. Колпачок соскочил с полога, подбежал к ванне и принялся изучать палец на ноге у Хартвела. И в этот момент раздался душераздирающий вопль.

В дверях стояла кухарка.

– Вы убили его! Хозяин умер! Ты ведьма! Всегда знала, что ты принесешь в дом несчастье! – орала она, указывая пальцем на Лили.

– Но я… – Лили шагнула к кухарке.

– Не подходи ко мне, убийца! Тебя за это повесят! Не подходи ко мне! Убийство! Убийство! – Она побежала по коридору.

– Убийство! Убийство! Ведьма! Праккк! – вопил попугай.

– Черт побери, что здесь происходит? – На пороге возник Фарли. Он ошалело глядел на развернувшуюся перед ним картину. – Эта дура едва не сбила меня с ног.

– О Фарли! Он пытался меня изнасиловать! Только хотел он не меня, а госпожу Лили. О Фарли, у меня будет ребенок! – запричитала Тилли, бросаясь к жениху на шею.

Парень впервые в жизни растерялся.

– Эй, Тилли, малышка, успокойся, – наконец произнес он. – Так рано это не может быть известно.

– Не-е-е-ет! – рыдала Тилли. – Это не от него, это твой ребенок! Твой, Фарли!

– Мой? – тупо переспросил Фарли.

– У меня будет ребенок от тебя, но они подумают, что от него и что я его убила, а не госпожа! Они нас обеих повесят!

– Убила? Так он мертв?

– Господи Боже, Фарли! Какого черта тут делается? – Фэр-факс заглянул в комнату. – Я думал, ты просто заскочил сюда сказать Тилли, что мы сматываемся.

– Что? Вы сматываетесь? Вы убегаете без меня? О, Фарли, как ты мог поступить так со мной?! Ты же сказал, что любишь меня? Как ты можешь бросить меня?! Ведь я беременна от тебя!

– Смотри, что ты натворил, Фэрфакс, – пробормотал Фарли.

– Это не я заварил кашу. – Громила подошел к лохани. – Господи! Господин Барклай! Что это он тут делает в ночной сорочке? – спросил Фэрфакс, надеясь, что брат все ему объяснит. Но Фарли был занят другим – пытался урезонить Тилли.

– Ты хочешь сказать, что пришел сюда за мной? Чтобы забрать меня с собой и Фэрфаксом? – Тилли вытерла слезы.

– А как же! За кого ты меня принимаешь, Тилли? Как не стыдно так плохо обо мне думать. – Он укоризненно глядел на подругу.

– Так, значит, я теперь буду Тилли Одел? Да, Фарли? – спросила Тилли.

– Так-то лучше будет, – ответил за брата Фэрфакс. – Не хочется, чтобы мой племянник рос, как уб… – начал он, но густо покраснел, вспомнив про Тристрама, которого тоже никто не считал законным сыном капитана Кристиана.

– Так что мы будем делать, Лили? – Тристрам смотрел па дядю Барклая. – Кухарка считает, что ты его убила. Я говорил, что никто тебе не поверит. И констебль тоже. Нас и так все здесь ненавидят. Они повесят тебя, Лили, а после сегодняшнего, после того, что натворили мы, они, наверное, и нас повесят тоже.

– Они не могут повесить Лили! – закричала Дульси, а Раф залаял.

– Но меня непременно должны выслушать. – Лили смотрела на Фарли и Фэрфакса. Однако выражение их лиц убедило ее в обратном. – Я расскажу им правду. Они должны поверить мне, – тихо повторила Лили, хотя прекрасно понимала, что никто ей не поверит.

Только сейчас ей по-настоящему стало страшно. Кто ей поверит? Тристрам прав – никто.

– Госпожа Лили, – прервал ее размышления Фарли, – мы с Фэрфаксом это… ну… уходим из Хайкроса. Теперь нам больше ничего не остается. И вам стоит пойти с нами. Эти деревенские скорее сровняют дом с землей, чем дадут вам возможность объяснить все.

– Госпожа Лили, послушайте его. Фарли говорит правду, и я за вас боюсь тоже, – поддержал Фэрфакс брата.

И девушка решила последовать их совету.

Быть может, если им удастся убежать из этого гнилого места, те все настроены против них, они смогут найти способ объяснить все властям и будут услышаны.

Пока Фарли и Фэрфакс уносили в конюшню сундук с вещами Лили, та помогла брату и сестре собрать все необходимое на ближайшие несколько недель. Мысль отправиться к Мэри Лестер пришла ей в голову в тот момент, когда она лихорадочно искала красную тапочку Дульси. Только няня могла помочь им и подсказать, что делать дальше.

Фарли и Фэрфакс запрягли в тележку волов и покатили к воротам. Тристрам, Дульси и Тилли забрались на сундуки и узлы. Туда же прыгнули Колпачок и Раф. Циско продолжал хохотать как безумный.

Фарли и Фэрфакс не сообщили хозяйке, отчего так гладко прошло все в конюшне. Им повезло – конюха там не оказалось. Должно быть, кухарка отправила его в деревню известить о происшедшем. Кухарка заперлась в своей комнате и орала как ненормальная: «Убийцы! Убийцы!» На случай, если она вдруг расхрабрится и надумает выбраться из своей комнаты, братья Одел закрыли входную дверь на засов.

Свидетельницей их бегства из Хайкрос была лишь бледная луна.

Счастливо избежав неприятностей в деревне, они двинулись на север. Беглецы ехали наобум – лишь бы подальше от Хайкрос. Луна поднялась совсем высоко, когда они достигли мельницы. Внезапно путь им преградил человек. Волы остановились. Все настороженно вглядывались в незнакомца.

Им оказался Ромни Ли. Он возвращался из «Дубов» к сестре на мельницу, но, услышав скрип колес, решил посмотреть, кто это ночью уезжает из Ист-Хайтворда. Цыган даже не удивился, увидев старых знакомых. Ром знал, что произошло на церковном дворе. Однако когда парень увидел Лили, то удивленно присвистнул.

Надеясь хоть кого-нибудь убедить в своей невиновности, девушка рассказала молодому человеку о том, что произошло в Хайкрос. Цыган только головой качал, слушая ее историю. Убедив беглецов, что до рассвета, когда деревенские кинутся их искать, все равно далеко не уехать, Ромни настоял на том, чтобы спрятать телегу на мельнице до следующей ночи. И только тогда отправляться в путь.

Тот день показался Лили нескончаемо долгим. Они все прятались за мельницей, вздрагивая от каждого шороха. Ромни оставил их, а сам ушел в деревню – посмотреть, что там происходит. Он не поленился дойти и до Хайкрос, а когда вернулся, Лили по выражению его лица поняла, что оправдались ее худшие опасения.

Но Ромни Ли не бросил их. Более того, он предложил им помощь: пригласил присоединиться к цыганскому табору, с которым путешествовал сам. Фарли и Фэрфакс сначала не соглашались. Они не доверяли Ромни, но тот умел убеждать. В конце концов братья сказали «да».

Где найти лучшее место, чтобы спрятаться? Кто станет искать их у цыган? К тому же ехать безопаснее с табором, чем маленькой группой. Куда они направляются? На север? Долгий путь, точно. Деньги у них есть? Нет? Где же они думают останавливаться по ночам? Где будут скрываться? Фарли и Фэрфакс переглянулись. Ромни Ли действительно предлагал лучшее решение.

Узнав о толпе рассвирепевших деревенских, прибывших в Хайкрос, и об их кровожадных призывах спалить ведьму на костре, не дожидаясь суда, Лили согласилась с планом Ромни.

Она до сих пор удивлялась, как смогла решиться на этот шаг. Даже сейчас палатки и шатры вокруг казались призраками из другого мира. Невероятным было и то, как легко они привыкли к кочевой жизни. Приняли их недружелюбно. Было много подозрительных взглядов и перешептываний, но, когда они стали платить за себя и привлекать публику, с их пребыванием в таборе примирились. Но Лили знала: скоро здесь их станут ненавидеть.

Друзья ни у кого ничего не просили. У них была собственная повозка, где они хранили пожитки и где она, Дульси и Тилли спали по ночам. Пока было тепло, Тристрам, Фарли и Фэрфакс ночевали снаружи. Лили старалась не думать, что будет, когда наступят холода или когда Тилли родит. Но пока волы были крепкими и упитанными. Еще ни разу из-за них не пришлось задерживаться.

До недавнего времени их основным занятием было привлечение покупателей к лоткам и палаткам других цыган, но по совету Ромни, услышавшего раз сказку, рассказанную Лили младшей сестре, они соорудили небольшую ширму, сделали кукол. Получилось нечто вроде кукольного театра. Теперь они давали представления. С каждым разом народу собиралось все больше – их сказка пользовалась успехом у публики.