Текст книги "Крокодил или война между добром и злом, случившаяся в царствование Людовика XV"

Песнь четвёртая
Продолжение рассказа с мыса Горн. Мнение духа морских глубин

Дух морских глубин так начал свою речь:

– Я первым прошу слова, дабы предложить средство пригодное, как мне кажется, для выполнения той задачи, что нас собрала здесь. Конечно, вы знаете, глубокоуважаемые

собратья, что среди всего того, что образует Вселенную, морские просторы – один из важнейших уделов нашего владыки, и немалое благо для нас то, что он властно правит и морями, ибо с их помощью мы усмиряем и удерживаем тот огонь, что непрестанно угрожает нам и заставляет нас считать воды эти, по правде говоря, чуток солоноватыми… Ну, ладно, тихо (chut) – не будем об этом.¹[70]70
  См. примечания к Песне четвёртой на стр. 370.


[Закрыть].

Тут дух, произносивший речь, приложил палец к губам, а затем продолжил:

– Итак, мы должны с нежным благорасположением относиться к английскому народу за то рвение, с каким он стремится править морской стихией, лучше, чем ко всем иным народам, ибо благодаря этой свой склонности он самым прямым путём становится орудием изволений нашего владыки и словно бы управляющим этого его владения. Вот почему мы не должны пожалеть ничего, чтобы вывести флот адмирала Ансона из того сложного положения, где он ныне пребывает. Однако мы едва ли чего-то достигнем, непосредственно воздействуя на само море, пытаясь его сделать покорнее, а ветры – не столь вредоносными, ибо, боюсь, поменять направление ветров или утихомирить их будет выше наших сил, учитывая то, какого грозного врага мы имеем перед собой, согласно словам уважаемого председателя. Если же мы не можем подчинить себе их – эти ветры – то должно попытаться свести на нет их возможное действие! И вот, какую хитрость я изобрёл: известен рассказ Ксеркса, когда после своей смерти он снизошёл в нашу обитель, про то, что во время своих войн с греками, он высек железной цепью Средиземное море, чтобы сковать его². В своём замысле он совсем не преуспел, ибо действие по подчинению с его стороны было движимо лишь ребяческим озлоблением, а к нашей помощи он не прибегал. Однако с тех пор, как эта цепь находится на дне морском, благодаря едкому воздействию морской соли, выпавшей в осадок в холодной среде, цепь обрела новое свойство, могущее её сделать очень пригодной для наших задач. Как вы знаете, дно морское – это моя область, и я предлагаю: поручить мне немедленно отправиться в то место, где находится эта цепь, и доставить её сюда так скоро, как я смогу. Нисколько не сомневаюсь, что тяжело опускаясь на бушующие с таким неистовством волны, она их успокоит достаточно для того, чтобы позволить английскому флоту продолжить свой путь.

Песнь пятая
Продолжение рассказа с мыса Горн. Мнение духа Луны

Дух Луны сказал так:

– Не ожидал я, что предыдущий оратор представит нам столь нелепое для духа предложение.

Здесь в собрании начался и шум и ожесточённый шёпот предыдущего выступающего, но установилась тишина, и дух Луны продолжил.

– Без сомнения, железная цепь, о которой идёт речь, смогла бы получить на дне морском то качество, что упомянул предыдущий оратор, но лишь если влияние моей области смогло бы проникнуть в столь глубокие места, где эта цепь покоится. Она бы воздействовала на едкость соли, выпавшей в осадок в холодной среде, о чём оратор нам и повествует. Но ему должно быть ведомо то, что если когда-то Луна, под палящим действием Солнца, каждодневно обретала жажду, заставляющую её меняться каждый день, впитывая в себя летучую и лёгкую часть морской воды, то теперь это поглощение не доходит даже до поверхности морской. Теперь в приливах и отливах Луна уже не имеет прежнего влияния. Это знание, которое сообщили нам мудрецы среди смертных, иначе мы бы не смогли это узнать, ведь без открытий этих мудрецов мир был бы тем же, каким привык быть. Я, и правда, готов в какой-то мере простить невежество предыдущего оратора, ибо область его – в глубине вод, и ему дозволено быть не в курсе того, что происходит и на поверхности их и в них самих. Но чего я ему не прощаю, так это того, что он предал забвению те права, что неотъемлемо связаны с нашей сущностью (essence), весьма превосходящие те, которыми может обладать или же которые может заполучить любой вид телесного вещества кроме нас. Да, ему следовало бы знать, что мы не преуспеем скорее в деле, собравшем нас здесь, чем с помощью материалов, исходящих от самой субстанции нашего бытия, и вот, что я на этот счёт предлагаю. Многие мореплаватели на опыте убедились, что с помощью масла получается успокоить волны во время самых яростных штормов¹[71]71
  См. примечания к Песне пятой на стр. 370.


[Закрыть]. Без сомнения, и английский флот прибегнул бы к этому средству, если бы длительная продолжительность плавания не истощила бы даже эти материалы первой необходимости. Нам-то и надлежит восполнить эту недостачу, но вместо того тяжёлого и телесного масла, которого они ныне лишены, давайте же воспользуемся своей властью выжать (exprimer) из своей собственной сущности масло и более обильное и более действенное! Я думаю, что средство это столь результативное, что наше собрание без колебаний даст на него согласие.

Песнь шестая
Продолжение рассказа с мыса Горн. Мнение духа Эфиопии

Дух Эфиопии заявил следующее:

– Если то средство, которое выступавший передо мной успешно оспорил, ему не без оснований показалось нелепым, скажу вам, что предлагаемое им взамен ещё более нелепо.

Тут в собрании начался шёпот и всеобщее возбуждение, впрочем, сопровождаемые и знаками одобрения.

– Прежде чем предлагать подобное средство, ему бы следовало подумать о природе наших тел – как о свойствах, которых тела наши лишены, так и о тех, что им по праву принадлежат. Да будет ему известно, что хотя мы и способны выжимать из нашего тела самые различные вещества, – масло, тем не менее, в их число не входит. Нет, наши тела не могут ни превратиться в масло, ни его производить, ибо зачаток (germe) этого вещества в корне (racine) нашего бытия более не находится, оно циркулирует вокруг нас, но дать ему доступ в наше тело мы можем разве что через кожу. Мы-то, эфиопы, не можем этого не знать, мы, чья кожа, как и у стольких людей из наших краёв, всегда светится мраморным загаром. Если бы в нашем распоряжении оставалось это масло, мы бы смогли прибегнуть к свершениям и более славным и более значимым, чем те, что нас сейчас занимают. Но не будем бросать взгляд на прошлое – что касается настоящего момента, оставим в стороне это средство, которое у нас так или иначе использовать возможности нет. Однако же я далёк и от того, чтобы отринуть наше предприятие. Нет, думаю я вот как: вместо масла нам нужно выделить из своего существа (essence) некое водное испарение в форме лёгкого дождя, чем мы могли бы успешно воспользоваться, ведь общеизвестно, что маленький дождь пересиливает сильный ветер.

Тут говоривший это дух снова уселся на место, смеясь и аплодируя сам себе за то, какое хитрое средство он выдумал.

Песнь седьмая
Продолжение рассказа с мыса Горн. Мнение духа вулкана Тейде

Дух вулкана Тейде высказался так:

– Дабы оспорить мнение того, кто выступал передо мной, я ни в коей мере не стану использовать неприличные выражения, коими оба предыдущих оратора оскорбили мой слух. Причина же моей сдержанности в орудии, которым я воспользуюсь – единственном, достойном почтенного собрания, и смею верить, что воспользуюсь я им успешно. Выступавшему передо мной непозволительно не знать, что стихия, господствующая в нас, огненная и что она воде ещё более чужда, чем маслу. Ведь кто знает вещи более друг другу противоположные, чем вода и огонь? Вот та причина, по которой мы по сути не можем образовать никакой соли, ибо летучее и твёрдое для нас всегда разделены. На самом деле, предлагать нам обратиться водой – это то же, что просить, чтобы животное, заражённое бешенством, излечилось, испустив из себя фонтан воды, в то время, как оно и испить из близлежащих фонтанов не в состоянии!¹[72]72
  См. примечания к Песне седьмой на стр. 371.


[Закрыть] Хотел бы думать, что только по рассеянности от предыдущего оратора ускользнула его ошибка, но даже при этом она всё равно остаётся ошибкой. Да, да! Нам нужно признаться себе, как это ни унизительно, что весьма далеки мы от того, чтобы по своему желанию управлять (dominer a notre gré) стихиями, нет, это мы находимся под их властным игом. В тех областях, где нас считают духами стихий (génies), на самом деле мы лишь их рабы и жертвы законов их бытия. Все они, непрестанно держа нас в огне гораздо более могущественном, чем наш, испаряют на^ сцеживая капля по капле (nous distillent), что для нас тем неприятнее, что они испаряют нас, не возгоняя, нам же остаётся лишь переносить тяготы этой операции без всякой надежды достичь какого-либо ухода от неё или же освобождения².

Только воздух, благодаря своей подвижности (mobilité) имеет некоторое сходство с нами, так что к нему мы и должны обратить свои взоры. Нам нельзя пренебречь никаким средством, чтобы попытаться в свою очередь испарить его. Тем не менее, нужно направить наши усилия не на саму совокупность ветров, использовать надо как раз хитроумные способы, направленные против их действия, притом, что бороться с ними в открытую нам не дано. Так как моя область находится выше атмосферных ветров, дующих на поверхности Земли, я имел возможность рассмотреть их сверху и узнать, как же нам стоит поступить, чтобы они не принесли вреда английскому флоту. Во время бурь ветры собираются в огромные скопления тяжёлого воздуха, чтобы сильнее действовать на морские просторы и суда, а также здания, когда ветры осуществляют на суше свои опустошения. Итак, чтобы размягчить эти массы во время нынешней бури, вот средство, которое я предлагаю: обратиться большими открытыми перегонными кубами (alambics)³, которые бы оканчивались длинными и извилистыми трубками для отвода жидкости (serpentins). Представ в таком облике и задержав часть этой тяжёлой массы ветров в своих кубах, мы бы их растворили с помощью присущего нам огня и извлекли бы из неё с помощью испарения ту составляющую воздуха, которая является главным компонентом ветров и бурь. То, что удержится в остатке (le caput mortuum), упадёт через наши трубки в море как дождь, не причинив никакого вреда английскому флоту. Тем проще это будет нам осуществить, что в мире само воздушное царство уже переживает время упадка, ведь некоторые мудрецы, покинув земную жизнь, уже успели нам объяснить, что учёные академии должны его незамедлительно сместить (destituer), исключив из числа основополагающих начал вещей. Так что воздух, уже и так находясь под угрозой своего предстоящего разгрома, не смог бы ничего противопоставить силе наших перегонных кубов, а мы бы могли обновить этот вид химической дистилляции, дав ему новое продолжение и истощив силы воздуха.

– Это удивительно, удивительно! – закричал дух лапландский, слова которого поддержало множество голосов. Но дух Эфиопии, униженный тем, что его идею с дождём отвергли, целиком воздержался от поддержки этого мнения, он и его сторонники стали так громко шикать, что теперь с трудом различались слова. Дух морских глубин, который не сказать, чтобы больше был доволен разносом (rebuffade), устроенным ему духом Луны, всё равно склонялся к собственной идее с цепью Ксеркса и не желал принять ни ту, что принадлежала его сопернику, ни ту, что высказал дух вулкана Тейде. Сам он поднял шум, громкий насколько это было возможно, теперь во всей зале нельзя было различить ничего кроме отрывистых криков: «Я прошу слова!», «Давайте голосовать за дождь!», «Давайте голосовать за масло!», «Перенесём голосование!», «За цепь Ксеркса!», «За кубы!» и так далее. Зря председатель надрывал горло и орал во весь голос: «Господа, минуту внимания, минуту внимания!». Его никто не слушал, более того, чтобы более не подвергаться его справедливым замечаниям, самые шумные, а именно дух вулкана Гекла и дух Сатурна (который в то же время является духом Свинца), нашли способ оковать (souder) губы председателя, так что он не мог произнести ни слова. Тем, что духа Сатурна использовали в этом деле, никто не будет удивлён, ведь известно, что он словно хранитель печати, канцлер (chancelier) Вселенной – в этом качестве он и должен всё в природе скреплять печатью (sceller), да и сам он окован, что видно по его кольцу!⁴

И вот все срываются со своих мест, разные группы духов приходят в хаотичное соприкосновение друг с другом, являя собой теперь сущий вихрь, наподобие тех, прибегая к которым Рене Декарт возжелал распутать (débrouiller) проблему происхождения мироздания⁵. Пару секунд продлилось это ужасающее смятение, но, в конце концов, группа тех, кто был на стороне духа вулкана Тейде, казалось, взяла верх. Духи заняли свои места, председатель снова смог говорить. Стали голосовать, и идея с перегонными кубами победила большинством в два голоса, 551 против 549. Заседание сразу же завершается, зала испаряется, а все духи, превратившись в перегонные кубы в предписанном им виде, поднимаются в воздух, чтобы приступить к исполнению того распоряжения, что они только что получили.

Песнь восьмая
Продолжение рассказа с мыса Горн. Манёвры духов

В тот же миг некоторым из кораблей нашего флота, претерпевающим тяготы шторма, стало легче, в числе их был тот, на котором был я. Духи в образе перегонных кубов, неотступно за ним следующие, так славно исполняли свои обязанности, что ветра, за миг до того так яростно его терзавшие, уже не дули с такой неистовой силой, и кораблю теперь не грозила такая уж опасность. Так же славно шли дела у адмиральского судна и некоторых грузовых плоскодонок (gabares). Я уже слышал, как сквозь вой ветров прорывались крики радости и зазвучало: «Победа, победа!», «Испания наша!», «Испании конец!», «Англия одолела врагов!». Я даже увидел, как подобие крылатого фрегата пролетело в воздухе над всеми частями нашей флотилии, разнося радостную весть, будто это помощник от лица командующего подбадривал моряков, да, быть может, и следил, чтобы духи в образе перегонных кубов не забывали про свои обязанности!

А ведь и правда, это было тогда самое важное! Да, некоторые из них были верны приказу и охотно ему подчинялись – в чём я не имел повода сомневаться. Порукой был и итог их труда, который я видел уже исполненным, и то, сколь много сторонников собрал дух вулкана Тейде. Однако были у меня и свидетельства того, что верность эта не была всеобщей – духи Луны, морских глубин и Эфиопии, разгневанные тем, с каким презрением были отвергнуты их соображения, были весьма далеки от того, чтобы проглотить свою обиду. Пусть вместе с собратьями властью предписания они и были обязаны обратиться перегонными кубами, но каждый из них обзавёлся шайкой сторонников, чтобы обманным путём, насколько они могли, саботировать исполнение того, что им было предписано приказом, не жалея ничего в своём противодействии той идее, что прошла голосование несмотря на их возражения!

И объявившиеся предатели из этих шаек друг другу неплохо поспособствовали! Одни, вместо того, чтобы стать всем вместе лицом к лицу напротив ветров, становились вереницей друг за другом, так что работал только один, первый в ряду перегонный куб, а все за ним были уже ни к чему. Другие-то, и правда, сохраняли шеренгу и построение, но во-первых, так сильно умеряли свой огненный жар, что не растворяли массу ветров, поступавшую в перегонные кубы, да к тому же закупоривали выходные отверстия своих извилистых трубок, так что ветра, бывшие в перегонных кубах, не находя выхода, отступали всей массой обратно. Воздух только ещё больше насыщался их неистовством!

Другие, наоборот, удлиняли свои трубки и делали их столь широкими, что они превращались в широкие цилиндры. Ветры проходили их без малейшего сопротивления, чтобы, как и раньше, всей силой обрушиться на суда, которые приказ предписал защитить от этого разрушения. Эти вероломства, в иное время и в ином месте, чем те, в которых я находился, породили бы во мне соображения более глобального порядка…

Большая часть нашей флотилии тут же ощутила на себе прискорбные последствия этой предательской мести, вновь и вновь на моих глазах то одно то другое судно подвергается атаке бури такой жестокой, что все усилия его спастись напрасны. Да, корабли опустили все паруса, и прибегнули ко всем хитростям морского искусства, и так часто стреляли из пушек сигнал бедствия, что можно было подумать, мы даём морское сражение – всё было без толку, никто не шёл к ним на помощь, да и ничто не могло их спасти от коварства того врага, что неотступно их преследовал. Видел я, как одни суда, получая течь, разрушались, так сказать, в щепки – останки эти, разбросанные там и сям, плавали по неровной поверхности моря. Видел я, как другие, отданные прихоти волн, беспомощно кружа и вертясь, словно на стержне, в конце концов, поглощались на дно морское.

Находясь в центре всех этих ужасающих бедствий, я не прекращал внимать и следить за ходом событий в тайной игре. Могу сказать, что нет ничего, что могло бы сравниться с хитроумной злостью этих духов-злодеев, даже о существовании которых человек, намертво погружённый (enseveli) в свою телесную оболочку, не подозревает! Мне эти духи показались гораздо более опасными, когда они хотят принести вред, чем полезными и выгодными, когда хотят кого-либо защитить – доказательством тому был итог нашего предприятия. Хотя и была многочисленной группа сторонников, собранная духом вулкана Тейде, менее трети нашей флотилии избегло опасности. Пройдя знаменитый мыс Горн, находились мы уже в столь малом числе, что сущим горем для нас было видеть то, скольких своих товарищей мы должны были оплакивать. В то же время наш адмирал не внимал ничему из тех тайных ресурсов, что выполняли своё дело во время прохождения мыса – впрочем, здесь он не отличался от остальных людей в нашей эскадре. Он гордился своей удачей, приписывая эту заслугу себе, как и большинство победителей. Не более чем они терзался он сомнениями по поводу того, сколь же низки и презренны те средства, которым он был обязан этим успехом. Что же до меня, то я ясно слышал голоса тех духов, что в постигшей нас беде были на стороне капитана. Они источали проклятия изменникам, предавшим их, тогда как если бы они исполнили свой долг, вся флотилия была бы спасена. Мне даже показалось, что я различил голос председателя собрания и слышал, как он говорил, что отчитается перед своим господином о тех, кто не осуществил задачи, поставленные приказом, как было должно, и господин найдёт способ их наказать.

Через миг я увидел, как духи в образе перегонных кубов вполне вернули себе человеческую форму, представ в том же виде, как и раньше, хотя голову под крыло уже не положили. Мне даже почудилось, что, быть может, жизненная сила (activité) открытого воздушного пространства, в котором они только что отчаянно боролись с ветрами, оказала влияние на их крылья. Они чудесно расширились, что дало мне понять, какова же была и мощь (pouvoirs) и возможности (droits) стихий в отношении всего, что подвергалось их действию. Но едва начал я размышлять над этим сюжетом, казавшимся мне неистощимым источником важных истин, как председатель повелел всем своим коллегам вернуться в принадлежащие им области, дав им наказ быть готовыми к тому, чтобы продолжить свои предприятия против испанцев и начать те, что должны обратиться уже против Франции. Я сразу же увидел, как все духи поднялись в воздух и унеслись прочь с орлиной быстротой, направившись в различные точки воздушного пространства.

Малая часть нашей эскадры, пережившая шторм, отдалась обычному течению ветров, спокойно продолжив свой путь. Тогда я не преминул воспользоваться свободным временем, чтобы составить рассказ обо всём том, что недавно увидел, но выполнил этот труд тайно, никому не открывшись, так как мне показалось, что кроме меня никто и ничего не видел. Я опасался того, что меня примут за того, кто страдает видениями, веры это рассказу не добавит, да и не стали ли бы меня люди понукать тем, что я просто-напросто спародировал своего земляка Мильтона, у которого Сатана выстроил залу дорического ордера в Аду, чтобы совещаться там с бесами?..¹[73]73
  См. примечания к Песне восьмой на стр. 372.


[Закрыть]

Те, в чьи руки попадёт этот рассказ, могут задаться вопросом: как же это я мог видеть все события, в нём заключённые, за всем внимательно наблюдать, тогда как вахтовая служба, на которой я был, отнимала всё моё внимание, да и само судно не могло не испытать беспокойств и волнений, вызванных штормом? Я бы ответил им, что это был не первый раз, когда картины такого рода являлись моему взору.² С самого детства я имел возможность в этом убедиться, надо было лишь только чуть-чуть опыта и привычки. Да и как всякий может увидеть, деятельность телесная отлична от явлений, проносящихся перед нашим мысленным взором и образующих отдельное царство со своим собственным ходом вещей. Отвечая им, я бы рассказал и о том, что мой отец, человек набожный, немало поднаторевший в познании природы, обладал тем же даром, что и я, и имел возможность пользоваться им в тайне, как на суше, так и в гуще морских эскадр, на флоте, где служил он в чине капитана корабля. Пользуясь этим даром, он имел счастье не единожды передать королеве Анне³ спасительные пророчества (avis salutaires) по ходу её правления, ему и этим тайным наукам она-то и обязана славой своего царствования.

В остальном, я не намерен сообщать кому-либо что-то из вышесказанного, пока буду жив. И не только чтобы это дошло чем позднее, тем лучше до французов – они мои враги от рождения – но ещё и потому что у меня есть двоюродная сестра, и она член Лондонского Королевского общества. Будучи учёным, не преминула бы она меня покрыть своим презрением, если бы узнала, что есть у неё столь легковерный родственник.

Подписано мною, Джоном Лукером

P. S. Несмотря на явное содействие, обретённое мною благодаря своему дару при прохождении мыса Горн, судно «Хоуп-фул», на котором я пребывал, было обречено стать жертвой скрытой силы (puissance cachée), боровшейся с планами Англии, направленными против Испании. Оно потерпело крушение на скалах, неподалёку от западного берега центральной Америки. Когда это произошло, я услышал голос, говоривший:

 
Я в обители родной и как пожелаю, могу отомстить
Тем кубам, что при проходе мыса мне помешали
Причинить всё то зло, что мне хотелось.
 

После этих слов я уже ничего не слышал. Терпя бедствие, но не теряя ни веры в высшую силу, ни смирения перед её волей, я имел счастье спастись на суше с тремя своими товарищами, и спасти как свой рассказ, так и письменные принадлежности. Прибыв на сушу, мы с моими товарищами скитались по диким краям и лесам, дойдя до берегов Ориноко,⁴ где я увидел подобие муравейника, кишащего крокодилами, из центра которого исходили слова:

 
Снова я в обители родной, пред тобой предрекаю,
От «Хоупфу́ла» крушенья Испанья не просто ничего не получит.
Нет, в итоге будет лишь это – станем мы ещё злее сейчас на неё,
А на Францию злей ещё позже! Да, ныне, горе Испании!
Но – близится время – и Франции горе! Франции горе! Франции горе!
И, прежде всего, горе Парижу!
Ведь однажды те, кто в нём обитают, будут закупорены в бочку!