Текст книги "Внеклассная работа"

– Не! – помотала головой Светка. – Я видела в Музее техники старинные фотокамеры: они большие, как… как пылесос! И с такими чёрными гармошками. Ну ничуточки не похоже на планшет!

– А что же он тогда на нас пялится? – упорствовал Сёмка. – Смотри, прям глаз не отводит!

– Ладно, пошли. – вздохнула девочка. – Да и дует здесь сильно, я вся замёрзла. Ноги заледенели совсем…

Сёмка вдруг хлопнул себя по лбу:

– Точно, ноги! Слушай, я всё понял! Видела, как он на них уставился?

– А что у меня не так с ногами? – с подозрением спросила Светка и принялась вертеться, осматриваясь.

– Да стой ты! – зашипел мальчик. – Сама же говорила – в каком мы году?

– В четвёртом, тысяча девятьсот. Ну и что? Сём, я не понимаю…

– А то, что тогда… тоесть сейчас женщины носят длинные юбки! До земли – как в фильме «Статский советник», помнишь? А если из-под юбки видна хотя бы лодыжка, это считается неприличным. А у тебя вон даже колени!

Светка недоумённо взглянула – и вдруг стремительно покраснела. И принялась беспомощно озираться по сторонам.

«Осознала, – сообразил Сёмка. – А я тоже хорош! Нет чтобы как-то помягче или вообще потом… Как бы в слёзы не ударилась! Хотя – чего тут такого? Дома, летом и не такое носит – и хоть бы что!»

Девочка и точно чуть не плакала – она мёртвой хваткой вцепилась в Сёмкин рукав и теперь тащила его прочь, подальше от иронически усмехавшегося (никаких сомнений!) офицера, подальше от открытого пространства, от людей…

Вдали ухнуло, и над головой опять пропели дальними перелётами снаряды с японских броненосцев. Грохнуло – близко, дребезжаще, рассыпчато; над крышами дощатых сараев вырос пыльно-дымный столб близкого разрыва. Но Светка будто ничего не замечала – только бы убежать, скрыться от позора, а уж там…

Мальчик тяжко вздохнул и поплёлся за спутницей. Вот уж действительно – свяжись с девчонками!

До сараев они добрались – и тут же об этом пожалели.

Навстречу, из узких, заваленных невообразимым хламом проходов, бежали люди – мужчины, женщины, перепуганные, в испачканной, очень бедной одежде. Многие кричали; на глазах Сёмки двое проволокли под руки перемазанного кровью парня. Раненый мотал головой и охал: «Полехше, дорогие, родимые, а то помру!», перемежая жалобы чёрной матерной бранью. Тётки, молодые женщины – все как одна в платках, многие с корзинами или тряпичными кулями. Повсюду лица китайцев; то тут, то там мелькают лохматые папахи солдат.

Укрываясь от людского потока, ребята прижались к дощатой стене. Снова бухнул взрыв, на этот раз куда ближе. Земля под ногами дрогнула, зазвенели разбитые стёкла, и все звуки перекрыл многоголосый вой толпы. Громко, заполошно звучали женские голоса; Светка, и думать забывшая о «неприличной» юбке, тихо скулила, намертво вцепившись в спутника. Неожиданно на них налетел мужичонка в коротком, топорщившемся по краям клочками овчины жилете. Под мышкой дядька волок амбарную книгу в картонном переплёте, а другой рукой судорожно сжимал большие конторские счёты.

– Последний день настал! – орал он. – Всем нам погибель назначена, потому – господа прогневили! Говорили, предупреждали святые старцы, а мы, неразумные…

В чём провинилась эта толпа перед непонятными «святыми старцами», Сёмка так и не узнал: владельца счётов и амбарной книги унесло толпой, а за сараями снова солидно бабахнуло. На фоне узкой полоски неба, между низкими крышами, пролетели, медленно вращаясь, какие-то обломки.

Толпа снова взвыла. Ребят чуть не смяло; Сёмка, изо всех сил упираясь в разгорячённые тела, пытался оградить спутницу от панической ярости перепуганных людей.

– Осторожно, мальчик! Вы мне так руку сломаете! Право, как медведь, разве так можно?

От неожиданности Сёмка отпрянул, спиной вдавив несчастную Светку в стену сарая. Перед ними стояла невысокая девочка – скорее, уже девушка, – в тёмно-зелёном, бутылочного цвета пальто со смешной накидкой на плечах. Ярко-рыжие волосы растрепались; шляпку или иной головной убор она, видимо, потеряла в давке. На шее незнакомки алела свежая царапина; в руке девушка держала стопку книг и тетрадей, стянутых ремешком.

– Что же вы смотрите? – возмутилась незнакомка, отшатнувшись от несущегося на неё детины в разодранном пиджаке. Для этого ей пришлось впечататься в грудь Сёмке. – Сделайте что-нибудь, вы же мужчина!

Грохнуло в очередной раз, с крыши на голову ребятам посыпался мусор. Улица мигом опустела; люди, бежавшие от разрывов, вырвались из лабиринта между сараями, и теперь крики доносились со стороны пристани.

– Да не стойте вы столбом! – рыжая освободилась из объятий Сёмки – он и не заметил, когда успел прижать случайную встречную к груди. – Смотрите, вы совсем затоптали вашу даму, носорог вы эдакий!

«Теперь ещё и носорог… – обозлился мальчик, потирая грудь, чувствительно ушибленную уголками книг. – Интересно, дальше она меня гоблином назовёт или, скажем, мамонтом?»

Но виду не подал, а обернулся к Светке, которая уже была готова лишиться чувств.

– Ну-ну, дорогуша, ничего страшного… – заворковала незнакомка. – Сейчас мы пойдём к гимназии. Скоро за мной должен прийти Казимир – это папин денщик, – он отведёт нас домой, на Тигровку…

Ещё и Казимир какой-то… час от часу не легче! Хотя убраться отсюда подальше – это мысль. Может, хоть на этой Тигровке отыщется бомбоубежище?

– А вы всё стоите столбом? – гневно прикрикнула рыжая на Сёмку. – И возьмите, наконец, у меня книги, вот бестолковый, право слово!

И чуть ли не швырнула мальчику свою ношу, бережно подхватывая обмякшую Светлану.

– Топольская, Галина Анатольевна. Можно просто Галина, сейчас не до церемоний. Ну-ну, голубушка, не надо… – это уже Светке, – …вот всё и прошло! – Сёмкина спутница шумно всхлипнула, посмотрела по сторонам – и неудержимо разрыдалась на плече новой знакомой.

– … А когда в Новом городе стали падать снаряды, в гимназии поднялась паника. Один разорвался совсем рядом, и Танечку Больц поранило осколком стекла. Тогда я выскочила на улицу и побежала куда глаза глядят – очень уж было страшно!

– Вы здесь ещё и учитесь? – удивилась Светка. Она уже отошла от потрясения после встречи с перепуганной толпой – щёчки порозовели, бодро оглядывается по сторонам, не забывая расспрашивать рыжую Галину. «Вон и о слишком короткой юбке забыла, – подумал Сёмка». Хотя Галина нет-нет да и покосится на слишком уж экстравагантный наряд новой знакомой.

– Мы приехали в Артур меньше года назад, – продолжала девушка. Наш папа, штабс-капитан Топольский Анатолий Александрович, попросился сюда, потому что у нас в Екатеринославе много говорили о войне. Вот папа и вызвался защищать эти края. Видели бы вы, как его провожали! Папа со своей ротой прошёл через весь город с оркестром; на вокзале открыли царские покои, вся знать города, старшие офицеры – все собрались! Проводы были с шампанским, а когда поезд двинулся, играла музыка и солдаты кричали ура. Так, что стёкла в здании вокзального дебаркадера чуть не повылетали! – с удовольствием добавила Галина. Видно было, что она не на шутку гордится отцом.

– А вы с ним приехали? – уточнил Сёмка, скорее из вежливости. Его так и тянуло достать планшет и снимать, снимать, снимать…

Вон проскакали по улице несколько верхоконных – сразу ясно, что казаки. Мохнатые папахи, лампасы на шароварах, сабли – или шашки? – бряцают о стремена. Лошади невысокие, все в тёмных пятнах пота; острый запах шибанул в ноздри, когда кавалькада пронеслась мимо.

Дальше – китаец в синей робе и смешной круглой шапочке; бежит трусцой, впрягшись вместо лошади в тонкие оглобли лёгонькой коляски. Седок – тучный офицер в тёмном кителе – сидит напряжённо, одной рукой вцепившись в низкий бортик, а другой придерживает зажатую между колен саблю.

Рикшас седоком поравнялись с ребятами. Офицер приподнял фуражку, приветствуя Галину. Та слегка присела.

– Капитан Биденко, – пояснила гимназистка. – Папин сослуживец по Седьмой Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерала Кондратенко Романа Исидоровича. У него ещё дочка, Ниночка, моих лет. Мы с ней вместе танцевали, когда в честь нашего прибытия устроили бал в полковом собрании. Сёстры ещё маленькие, мы с Ниночкой да Вера Скрыдль – вот и все барышни.

Сёмка проводил рикшу взглядом. Что-то подобное он не раз видел по телевизору, правда, те возчики не бегали на своих двоих, а крутили педали велосипедов. Такие «велорикши» появились даже в центре Москвы и на ВДНХ, только там мускульной силе помогали ещё и электромоторы.

– А приехали мы – нет, не сразу. – Галина вспомнила о Сёмкином вопросе. Сначала мы с мамой и сестрёнками, Лёлей и Ларочкой, остались в Екатеринославе; но папа так хорошо отзывался о Порт-Артуре в письмах, что мама наконец собралась ехать. Совсем мы решились, когда узнали, что здесь тоже есть хорошая гимназия и меня даже пообещали принять во второй класс без экзаменов!

Сёмка хотел было спросить, почему только во второй – на вид рыжей гимназистке никак не меньше лет, чем им самим – четырнадцать, а то и все пятнадцать. Но не стал: кто их знает, в каком возрасте тут в гимназии принимают?

– Вот и приехали! – фыркнула совсем успокоившаяся Светка. – Угодили прямо на войну! Наверное, мама теперь отца пилит, что он вас сюда затащил?

Галина возмущённо фыркнула:

– Что вы такое говорите?! Мы же дочери офицера, да и мама с папой где только не побывала, прежде чем его перевели в Екатеринослав! Такая у нас планида – следовать за папенькой, где бы он ни нёс службу!

– Да ведь и вы, – продолжала девочка, – вы же с родителями тоже приехали сюда из России? Где вы раньше жили – в Москве, в Петербурге?

– В Москве – машинально ответила Светка. – Но мы туда совсем недавно, с Сахалина.

Брови рыжей гимназистки удивлённо взлетели:

– Так вы сначала из наших краёв в Москву – и сразу назад, да ещё и в Артур? Тогда я вас понимаю – непросто, наверное, вот так, через всю страну, мотаться туда-сюда! Мы сами с какими трудами добирались из Екатеринослава до Читы…

И немедленно поведала попутчикам, как онисматерью и с двумя девочками – четырнадцатилетней Верочкой и девятилетней Варей, дочерьми инженера Шварца, – пересекли на поезде всю Российскую Империю, от малороссийского Екатеринослава до самого Тихого океана. И хоть в дороге их сопровождали денщик Казимир и присланный инженером Шварцем человек, пришлось нахлебаться лиха. В Иркутске, в привокзальной гостинице, где больше двух суток ждали пересадки, они чуть не угорели. Казимир и посланец инженера лежали как мёртвые; замок на двери как назло заело, и, если бы не морозный воздух из распахнутого окна, всё могло окончиться весьма печально.

Галина рассказала, как тяжело было перебираться через покрытый льдом Байкал. Сёмка с удивлением узнал, что железная дорога, оказывается, не огибала озеро и пассажирам – как и грузам – приходилось преодолевать его на санях или, в тёплое время, на пароме. Галина и её спутницы так замёрзли в пути, что не могли сами вылезти из саней. И плакали от боли, когда их отогревали на станции, на другой стороне Байкала.

Зато какой приём устроили им в Артуре папины сослуживцы! И какой хорошей оказалась новая гимназия! Галине там понравилось решительно всё: и внимательное, ласковое отношение учителей, и огромный светлый класс, в котором оказалось всего-навсего восемь парт и столько же учениц. После уроков девочку забирал из школы Казимир, к которому она успела привыкнуть во время долгого пути из России. Да и раньше, в Екатеринославе, поляк старательно опекал дочерей своего штабс-капитана.

Идиллия, увы, продолжалась недолго – посреди четвёртой ночи, после первого учебного дня, новоиспечённая гимназистка проснулась от ужасного грохота. Хотела было встать, но потом решила, что это всего лишь гроза, а что посреди зимы – так мало ли что бывает здесь, на краю света, в Китае? Галина уснула, накрыв голову подушкой, а утром узнала, что на эскадре была «учебная тревога» и папа ночью ушёл, позабыв вложить в кобуру револьвер.

– Только никакие это были не учения! – вздохнула рассказчица. – Когда мы с Казимиром с утра направились к пристани, чтобы ехать в гимназию, то услышали разговоры. Все вокруг спорили, шумели: то и дело – «война», «японцы» и другие страшные слова. Стала прислушиваться, и тут подошёл баркас, но я всё же сумела разобрать, что ночью началась война. Что подлые японцы без предупреждения, против всех правил напали на Порт-Артур и их флот стрелял по нашему. А вечером папа вернулся и рассказал, что в гавани подорваны три корабля, а один броненосец приткнулся к берегу, чтобы не потонуть!

Говоря о вероломстве японцев, без объявления войны напавших на русские корабли, Галина возмущённо сверкала глазами и нервно стискивала кулачки. Сёмка же усмехался – про себя, конечно. Знала бы эта наивная девочка, как будут начинаться войны через каких-то пятьдесят лет!

– Млада пани[1]1
  Молодая госпожа, барышня (польск.)


[Закрыть]! Галина Анатольна! А я бегаю, вас шукаю по этому клятому Артуру! Куда же вы пропали, голубушка?

Навстречу ребятам торопился невысокий тощий солдат. В шинели с подвёрнутыми к поясу полами – чтобы ловчее бегать; на ходу он придерживал рукой плоский блин фуражки без козырька.

– Казимир! – обрадовалась Галина. – Это папенькин денщик! Он всегда меня из школы забирает. Как хорошо, Казимир, что ты нас нашёл! Надо нам срочно домой, а то мои друзья потерялись при этом ужасном обстреле. Видите – Светлана… м-м-м… – как вас по батюшке?..

– Андреевна. – отозвалась Светка. – Только зачем, не надо…

Сёмка предупредительно сжал ей руку: молчи и делай, что говорят!

– Светлану Андреевну сильно напугала стрельба, так что давай-ка поспешим, голубчик Казимир. Что, баркас ещё не ушёл?

– Так что, пани Галина, баркаса нигдзе нема до холеры ясны![2]2
  Нигде нет, чёрт его побери (польск.)


[Закрыть] – развёл руками денщик. – Как бомбы на город стали падать – он и ушёл Езус ведает куда. Придётся нам с вами теперь пешедралом вокруг бухты. В гавань-то снаряды тоже залетают – ни одна шампунька от стенки теперь не отойдёт, попрятались, бензвартошчёвы тхуже, пся крев[3]3
  Негодные трусы, сукины сыны (польск.)


[Закрыть]…

Ничего! – храбро ответила Галина, но Сёмка уловил, что голос девушки дрогнул. – Дойдём. Не так уж тут и далеко, до темноты должны поспеть… И вот что, Казимир… Светлана Андреевна, как видишь, одета неподходяще. Дай ей свою шинель, что ли…

Светка пыталась протестовать, но её не слушали и накинули на плечи солдатскую шинель. Та оказалась велика, и девочка не стала вдевать руки в рукава – скрестила на груди, под сукном, радуясь долгожданному теплу.

Дорога вокруг бухты на полуостров с забавным названием «Тигровый хвост», или, по-простому, «Тигровка», где располагались казармы стрелкового полка и офицерские квартиры, заняла немало времени. Обстрел вскоре прекратился; вода во Внутреннем бассейне уже не взлетала к небу пенно-грязными столбами, но китайские лодчонки, любая из которых могла бы переправить путников на другую сторону гавани, жались к берегу. Галина, прыгала через лужи, как самая обычная шестиклассница московской школы. На ходу она поведала, что недавно ещё дальний конец бухты был забит льдом, но теперь снег сошёл совсем, земля подсохла – а то старый китайский город весь утопал в грязи. Навстречу всё чаще попадались люди: рабочие, угрюмые пехотные и артиллерийские солдаты и китайцы, китайцы – в одинаковых тёмно-синих робах, с забавными косичками, спускающимися на затылки из-под круглых шапочек. Многие были почти неразличимы под неподъёмными на вид тюками; китайцы тащили из с ловкостью, говорящей о немалой практике.

Попадалась публика поприличнее: продефилировал морской офицер под руку с барышней; прошествовал господин азиатской наружности, но в европейском платье – котелок, тросточка, золотая цепочка часовая цепочка поперёк круглого живота. За господином, оскальзываясь, поспешали трое китайцев. Каждый из них тащил короткую бамбуковую палку и бесцеремонно пускал её в ход всякий раз, когда надо было расчистить дорогу среди толпы соотечественников.

Строения, теснящиеся вокруг гавани, да и сам город – та часть, которую довелось увидать ребятам во время недолгого путешествия, – вызывали только лишь уныние. Бесконечные ряды дощатых сараев (Галина назвала их «пакгаузы»), покосившиеся домишки, будки, горы хлама. Повсюду копошатся китайцы; немногочисленные европейцы, по всей видимости, русские, в основном важно? надзирают за работами. Грузы китайцы перемещают либо на себе, либо на мелких неказистых лошадёнках или ослах. Несколько раз ребята миновали команды солдат и матросов; один раз прошли весёлые краснолицые казаки с узелками и вениками под мышками. «В баню ходили», – сказала Галина.

В общем, смотреть в Порт-Артуре оказалось не на что – если бы не стоящие в гавани корабли. Сёмка не мог оторвать взгляда от этих красавцев: то и дело поднимал планшет, фиксируя корабли на видео и на фото. Конечно, они куда скромнее тех, что показывали по телику; мальчик не разбирался в мудрёных «водоизмещениях», но и так понимал, что рядом с атомным авианосцем самый большой корабльв этой гавани – не более чем речной трамвайчик. И всё же они красивы, эти русские крейсера и броненосцы, по воле царя оказавшиеся на краю света. Галина знала их наперечёт – вот «Диана», вот «Баян», там, дальше, «Победа» с «Пересветом», за ними – длинный, узкий, как клинок нахимовского палаша, «Новик». О нём и его командире, капитане второго ранга Эссене, девочка говорила с таким упоением, что Сёмке показалось, она неровно дышит к этому неизвестному им моряку.

Вообще, осведомлённость гимназистки в военно-морских делах была удивительна; Сёмка даже рискнул высказать это удивление вслух. Галина только усмехнулась: «Чего же вы хотели? Артур – база флота, здесь каждый китаец наперечёт знает и корабли русской эскадры, и старших офицеров…»

За разговорами обогнули гавань; перемазали обувку в ледяной каше у раздолбанных бревенчатых пирсов, где теснились баржи-грязнухи и шаланды, принадлежащие управлению порта. Гнилой угол, дальний конец гавани, полностью оправдывал своё название: всякий раз в отлив вода уходила, обнажая покрытое жидкой грязью дно. На берегу грязи оказалось не намного меньше – разве что через особо глубокие колдобины были переброшены доски.

Казимир предлагал то одной, то другой девочке перенести их через очередную канаву на руках; предложения были с негодованием отвергнуты. Пришлось денщику и Сёмке вязнуть в грязи, поддерживая барышень, пока те перепархивали с доски на доску.

К казармам пехотного полка, за которыми стояли дома офицеров, подошли уже в темноте – об уличном освещении здесь, похоже, вовсе не слыхали. У казарм было почище: дорожки выложены булыжником, через особо большие лужи перекинуты дощатые мостки. Казимир поведал, что недавно и здесь грязь была непролазная, но генерал Кондратенко, к чьей дивизии причислялся расквартированный на Тигровке стрелковый полк, посетил расположение, изгваздал генеральские брюки и устроил полковому командиру «распеканку». С тех пор солдаты выложили дорожки натасканным с берега булыжником.

– Пришли! – Галина остановилась перед небольшим аккуратным домиком с веселенькой ажурной верандой. – Здесь мы и живём. А с другой стороны вход на половину Скрыдлей. У них ещё дочка, Вера, помните, я вам рассказывала?

– Галина? Куда ты подевалась, негодная девчонка? – на веранду вышла стройная, лет тридцати пяти, не больше, дама в персиковом платье до пола. – Мы места себе не находим от волнения – решили, что тебя убило во время обстрела! Зачем, скажи на милость, понадобилось уходить из гимназии? Отец сразу, как началась бомбардировка, поехал за тобой, а ты… А уж от вас-то, Казимир, не ожидала такого легкомыслия! – дама закончила гневную тираду, обращаясь к денщику.

– Пани ясновельможна, Татьяна Еремевна, то не моя ви́на, Езус сшвядкем![4]4
  Господь свидетель (польск.)


[Закрыть] – принялся оправдываться солдат. От волнения он густо пересыпал свою речь польскими оборотами. – Я паненку по всему городу искал, а тут япошка, пся крев, бомбы бросать принялся!

– У-у-у, предатель! – Галина состроила недовольную гримаску. – Всенепременно маменьке надо рассказывать, не мог помолчать…

Хозяйке препирательства, похоже, надоели.

– Ну довольно, Галина, уймись, марш переодеваться и мыть руки! Ужин уже остыл…

И тут только заметила спутников дочери:

– А это кто с тобой? Простите, господа, сразу не заметила… Что же ты не представишь меня свои друзьям?

– Светлана и Семён… э-э-э… – девочка виновато улыбнулась. – Представляешь, мам, мы встретились возле пакгаузов, в порту. Там такие толпы были, паника, меня чуть с ног не сбили! А мадемуазель Светлане даже дурно сделалось!

– Ну ладно, потом расскажешь. – решительно заявила хозяйка дома. – Проходите, молодые люди, проходите, сейчас велю горячего чаю! Дуняша, неси поскорее плед, а то наша гостья совсем зазябла…

Ребята вслед за новой знакомой шагнули в уютное, пахнущее печёным хлебом тепло.

IV

– Скажите-ка, юноша, что у вас во Владивостоке говорят о начале войны? – отец Галины, ловко подцепил палочками пельмень. Пельмени были не простые – китайские; Топольские сразу по приезде взяли местную кухарку. Супруга хозяина дома успела уже посетовать на то, что русской прислуги в Артуре днём с огнём не найти; по её словам выходило, что китайцы трудолюбивы, вежливы и почти не воруют. А вот кухня их выше всяких похвал, хотя русскому человеку и непривычна. Да вот сами попробуйте…

Пельмени, носящие название «дим сум», полагалось подавать к чаю. Начинку этого лакомства составляли креветки и отваренные побеги бамбука. На стол «дим сумы» подавала кухарка Топольских, миниатюрная китаянка Киу Мийфен, что, как тут же объяснила Галина, означает «осенний аромат сливы».

Матушка Галины готова была часами рассуждать о достоинствах китайской еды; глава семьи относился к этому с некоторой иронией, но супруге поддакивал во всём. Похоже, штабс-капитан Топольский дома являл собой законченный тип подкаблучника, что, кажется, нисколько не мешало семейному счастью. Галина же то и дело фыркала в чашку, слушая маменькины сентенции о пользе восточной кухни, но вслух возразить не решалась.

Сёмка отложил палочки (спасибо суши-барам, не опозорился!) и солидно откашлялся. Назревал серьёзный мужской разговор – о политике, конечно, тем более что кроме самого Анатолия Александровича мужчин за столом не было: в семье Топольских росли одни девочки. Знать бы только, что тут за политика…

«Что ж, – рассудил Сёмка, – вряд ли причины конфликтов между Японией и Россией сильно изменились за эти сто лет. Дядя Витя рассказывал как-то, что у народов-соседей претензии друг к другу копятся веками и никак не могут разрешиться. Из-за чего японцы всё время наезжают на нас? Северные территории, острова какие-то – Шикотан и этот, как его… ну да ладно, наверняка эта проблема так или иначе присутствует и здесь…[5]5
  Наш герой путает – он имеет в виду спор из-за «северных территорий», островов Шикотан, Кунашир и Хабамаи, отторгнутых СССР после разгрома Японии во Второй мировой войне.


[Закрыть]»

– Да вот, – начал Сёмка, – говорят, японцы из-за островов не могли успокоиться, всё требовали вернуть назад. Вот потому, наверное, и напали. Хотят себе забрать, потому что мы после войны их заняли и не…

Сёмка прикусил язык – туфелька Светки под столом больно врезалась ему в лодыжку.

«Вот болван – какая война? До неё ещё лет сорок…»

– Только не острова, а полуостров, – поправил штабс-капитан. – Ляодунский полуостров достался Японии по Симонсекскому договору 1895-го года[6]6
  Симоносекский договор – заключён между Японской империей и Империей Цин 17 апреля 1895 года в результате поражения Китая в японо-китайской войне. Положил начало борьбе империалистических держав за территориальное расчленение Китая.


[Закрыть], а потом мы, Россия, вместе с Германией и Францией, у них его отобрали. Да и насчёт войны… это вы зря, юноша, – войны-то, как таковой, не было. Хотя, конечно, на грани, на грани… Правительства трёх европейских держав обратились к япошатам, требуя отказаться от аннексии Ляодуна – вот бедным макакам и пришлось уступить. Очень они, знаете ли, сердились – в японо-китайскую войну Порт-Артур, тогда ещё китайский Люйшунь, достался армии микадо немалой кровью. Ну а европейцы, ясное дело, теряться не стали – за год протянули через Маньчжурию железную дорогу[7]7
  Китайско-Восточная железная дорога (до 1917 года – Маньчжурская) – железнодорожная магистраль, проходившая по территории Маньчжурии и соединявшая Читу с Владивостоком и Порт-Артуром. Дорога построена в 1897–1903 гг. как южная ветка Транссибирской магистрали.


[Закрыть], а немцы в Циндао построили базу для своих военных кораблей.

– Правильно япошек из Маньчжурии вытурили! – фыркнула Галина. – Вон наша Киу Мийфен, – и девочка кивнула в сторону кухни, – всё время твердит: «Руссики уходить нет, японци приди, китайси рис нет, чумиза нет. Китайси умирайло, японси живи…»

– Да, верно – согласилась с дочерью Татьяна Еремеевна. – Местные китайцы такое порассказали о японском владычестве – кровь в жилах стынет! Они тут на площадях головы людям десятками рубили. Ставили в ряд – иодного за другим, саблями…

– Катанами, – вставил Сёмка. Уж в этом-то он разбирался. – Это меч такой, японский. Лезвие изогнуто, как у шашек, и острое, не хуже бритвы, – их ещё в миллион слоёв куют!

– Миллион?! – ахнула Галина. – Это же сколько надо работать? Лет сто, не меньше…

– Не так уже и много, – солидно ответил мальчик, радуясь случаю продемонстрировать эрудицию. – Берут лист стали и сгибают его пополам, проковывают – и так раз двадцать. Сами посчитайте – как раз получается почти миллион слоёв!

– Двадцать? – недоверчиво переспросила Галина? – Всего-навсего? И целый миллион? Подождите, сейчас… – и девочка, закатив глаза к потолку, принялась беззвучно шевелить губами, старательно загибая пальцы.

– Ну, это надолго – усмехнулся Анатолий Александрович. – Уж в чём-в чём, а в математике наша Галка никогда не блистала.

– И вовсе нет, папенька! – вспыхнула гимназистка. – Вот только в уме никак не выходит… Сейчас принесу карандаш и тетрадку и посчитаю столбиком! – и, не обращая внимания на протесты матери, выскочила из-за стола.

– Вот ведь упрямица! – покачал головой штабс-капитан. – Теперь не уснёт, пока не подсчитает. А вы, молодой человек, оказывается, недурно осведомлены в вопросах японской культуры. Похвально, похвально. Как вы полагаете, станут они воевать против России всерьёз? А то у нас тут кое-кто надеется, что дело ограничится перестрелками на море – ещё месяц-другой, и япошки сами запросят мира, трудновато им против России на суше…

– Ещё как станут! – оживился Сёмка. – Они ж отморозки, упоротые – вон когда с америкосами на островах в Тихом океане буцкались, никогда в плен не сдавались. Приходилось их огнемётами из подземных бункеров выжигать. А женщины с детьми и вовсе с обрыва в море бросались, чтобы не попасть в плен! А камикадзе…

И запнулся, сообразив, что снова ляпнул что-то не то.

Поздно.

За столом повисло неловкое молчание. Ошеломлённая хозяйка поперхнулась чаем; брови её супруга поползли вверх.

– С какими, простите, пиндосами? Я не совсем… кажется, в Одессе так называют местных греков? Мне случилось лет пять назад побывать там… но при чём здесь японцы? И, кстати, – что такое «огнемёт»?

– Пиндосами у нас в школе американцев зовут, – принялся объяснять Сёмка – и встретился глазами со Светкой. Она то ожесточённо крутила пальцем у виска, то хлопала себя по губам: «Заткнись, идиот несчастный!»

– Вы ничего не путаете, Семён? – продолжал недоумевать штабс-капитан. – Разве САСШ[8]8
  Северо-Американские Соединённые Штаты. Так до 20-х годов XX века в России называли США.


[Закрыть] когда-нибудь воевали с Японией, и тем более на каких-то островах?

Надо было срочно выкручиваться – и Сёмка, вспомнив киплинговскую «Балладу о трёх котиколовах», которую так любил дядя Витя, бросился в рассуждения о стычках американских и японских браконьеров из-за котиковых лежбищ, о древнем китайском оружии в виде трубы, выбрасывавшем во врага струю горящего масла… и с каждой фразой понимал, что увязает всё глубже. Анатолий Александрович оказался безжалостен – цеплялся то к одному, то к другому неосторожному слову; Сёмка, пытаясь выбраться из очередной словесной ловушки, в которую сам же себя и загонял, всё сильнее путался в тенетах вежливых вопросов капитана. Светка даже перестала пинаться под столом – только смотрела на своего бестолкового спутника; в широко распахнутых глазах её застыло отчаяние.

– Один миллион сорок восемь тысяч пятьсот восемьдесят шесть! – победно провозгласила Галина, появляясь в столовой. – А вы, папенька, не верили! Вот вам! – и гимназистка совершенно по-девчачьи показала отцу острый язычок.

Анатолий Александрович улыбнулся, сразу подобрев лицом.

– А ну-ка, егоза, покажи нам свои расчёты, – и потянулся за тетрадным листком, которым, будто захваченным вражеским знаменем, размахивала дочь. – Небось ошибок наделала?

– И ничего я не ошиблась! – возмущённо вскинулась Галина.

Сёмка, обрадованный неожиданной сменой темы, решил помочь спасительнице.

– Давайте проверю на калькуляторе – увидите, что Галина Анатольевна права!

И вытащил из кармана смартфон. Вспыхнул рабочий стол, усеянный значками «андроида», и Сёмка принялся тыкать пальцем в экран.

– А ну-ка, молодой человек, что это у вас за приспособление? – штабс-капитан привстал и потянулся через стол к Сёмкиному гаджету. – Не позволите посмотреть?

Светка закрыла лицо руками – это было уже слишком. Сёмка застыл словно громом поражённый. Что за помутнение на него нашло? Вот и засыпались. Теперь всё… И дёрнул его чёрт ляпнуть про этот «миллион слоёв»…

Но – обошлось без тяжёлых взглядов в упор и вопросов в стиле «Кто вы, мистер Бонд»? Анатолий Александрович повертел в руках смартфон, удивлённо хмыкнул и потребовал разъяснений – пока, слава богу, лишь о том, «как эта штука работает». Сёмка, обмирая, непослушными пальцами нашарил в списке приложений инженерный калькулятор, растянул окошко на весь экран и принялся демонстрировать примеры вычислений. Сгорающая от любопытства Галина пристроилась сбоку и дышала мальчику в правое ухо. Матушка её, и та не сочла зазорным поинтересоваться, что это за диковинку принесли в дом странные гости.

Штабс-капитан пытался сохранять невозмутимый вид, но хватило его ненадолго. Не скрывая восхищения, офицер крутил гаджет в руках, завистливо охал и дивился, где это сумели изобрести такую изумительную штуку и почему он, офицер русской армии ничего о ней не слышал. Сёмка невразумительно мямлил про американского изобретателя, стараясь отвлечь внимание слушателей демонстрацией очередных возможностей чудо-устройства.

– Поразительная машинка! – в который раз повторил Анатолий Александрович, с неохотой отдавая смартфон. – И ведь какая полезная! Нам, пехотным, и то пригодилась бы, а уж артиллеристы – те, наверное, за неё душу продадут! А то всё копаются в своих таблицах да логарифмических линейках. Как удобно – раз-раз и готово дело!

– Так смартфон… то есть эту машинку нужно подзаряжать от электрической сети! А у вас ведь тока нет, верно? – Сёмка покосился на керосиновую лампу с медным шаром.

– Электричество в Артуре есть только в управлении Квантунской крепостной артиллерии и в порту, в мастерских, – согласился штабс-капитан. – Но, если надо, можно заряжать и там. А скажите, молодой человек, вы не знаете – можно ли выписать такое устройство из Америки? Я бы посоветовал друзьям-артиллеристам – они служат на батарее Золотой Горы, им такое устройство весьма пригодилось бы.