Текст книги "Внеклассная работа"

Кинуться к борту, заполошно заорать: «Мина! Мина по правому борту»?! А если не по правому? Я с ужасом осознал, что не помню, каким бортом «Петропавловск» должен налететь на рогатую смертоносную дрянь. А если ЭТО должно случиться не сейчас, а через несколько минут? Тогда – классическая история о мальчике, который зовёт волка: послушать меня, может, и послушают, но мины никакой не обнаружится… да и какая разница? Так или иначе, броненосец уже вошёл в опасную зону и в любой момент рискует нарваться на минный букет. И где гарантия, что вот сейчас у самого его борта не болтается в воде начинённый смертью сюрприз? Нет, надо останавливаться, спускать шлюпки и потихоньку, по-черепашьи выползать из опасного района. Но кто же поверит мне до такой степени?

И вообще – что за вздор? Стою тут, умничаю, а между тем корма корабля – не самое подходящее место для того, чтобы поднимать тревогу по поводу минной опасности. На нос, срочно! Вот там, чем чёрт не шутит, можно и попробовать.

VII

Палуба жёстко поддала в подошвы, да так, что Сёмка подлетел вверх и, не устояв, покатился по дощатому настилу. Оглушительный грохот – звук, сильнее которого ему не приходилось слышать ни разу в жизни, – ватой залепил уши. «Взорвалось прямо подо мной! – мелькнула паническая мысль. Ну всё, теперь точно не успел…»

По кораблю прокатилась долгая вибрация. Мальчик попытался встать и понял, что броненосец с сильным креном садится носом. Мимо, чуть не сбив Сёмку с ног, пронеслась кучка матросов; один с разбега нырнул в люк, вслед за ним, придерживая фуражку, кинулся весельчак Стейпель. Откуда он здесь? – отстранённо подумал Сёмка. – Он же должен сейчас быть в кают-компании…

Светка! Там, внизу, в броневой ловушке!

И, не думая больше ни о чём, бросился вслед за машинным мичманом в открытый зев люка.

Бесполезно – его тут жевынес наружу встречный поток матросов. Они бегом взлетали по трапу, и Сёмка успел заметить, что внизу, у подножия его, образовалась пробка. Никакой паники – люди один за другим взбирались вверх, подсаживая друг друга, даже если в этом не было нужды. Волной разгорячённых тел мальчика прижало к стенке надстройки, и в этот момент ударило снова – так же страшно и неожиданно, как и в первый раз. «Петропавловск» опять пронзило пугающей дрожью, и Сёмка, отлепившись от стенки, кинулся вслед за спинами в синих форменках. Куда? Он и сам не понимал, но очень уж мучительно было оставаться на месте и всем телом, прижатым к железу, ощущать, как взрывы рвут сталь корабля.

Раскат нового взрыва прокатился по «Петропавловску». На этот раз ударило где-то под соседней башней; палуба рядом с ней раскрылась, мимо Сёмки пронеслась стена огня. Он едва успел вжаться в какую-то нишу, пропуская мимо себя опаляющую всё вокруг смерть.

На корме – картина полной катастрофы. Справа, среди взметающихся под самые облака огненных столбов и клубов дыма, рвущихся из задней трубы, разлетаются обломки. Борт быстро пошёл вверх. Сёмка бросился к лееру и повис, сжав трос до судорог в пальцах. По ушам хлопало – «умф-умф-умф», – и он догадался, что это огромные винты, поднятые креном из-под воды, бессмысленно перелопачивают воздух.

Несколько матросов и высокий нескладный офицер в белом кителе перелезли через леер и кинулись в воду.

Ещё один, доктор Волкович, – тот, что рассказывал в кают-компании о романе японского офицера с русской барышней, – неуклюже карабкался к обрезу палубы, путаясь в полах своего длинного пальто.

В палубу, в трёх шагах от ползущего доктора, воткнулся зазубренный, дымящийся кусок железа. Осколок снаряда? По броненосцу стреляют? Да нет, конечно, нет, – японцев поблизости быть не должно…

Невозможным усилием Сёмка оторвал себя от леера. Вдали, над свинцовой полосой моря, высились освещённые солнцем вершины Золотой Горы и Электрического Утёса. «Наверное, с батареи, сейчас видят гибель броненосца и глазам своим не верят – всё именно так, как у Степанова в „Порт-Артуре“…»

Мальчик коротким броском добрался до рамы люка – и в тот же момент массивная шлюпбалка с пронзительным скрипом повернулась и рухнула, скосив ползущего на четвереньках доктора. Тот упал навзничь, на раскинутое пальто, разбросав руки, – на лице ни кровинки, скрюченные пальцы слепо шарят по палубе, в безнадёжной попытке зацепиться. Сёмка выбросил руку навстречу Волковичу, но лишь скользнул кончиками пальцев по сукну – и беднягу унесло вниз, по встающей дыбом палубе.

Ближе к корме, шагах в двадцати, у самого борта, теснилась большая, человек в тридцать, группа матросов. Среди них виднелась благородная голова Верещагина, окаймлённая барашком высокой шапки и воротника; под мышкой у художника – знакомая папка. Люди стояли, будто прикованные к месту не затихающим ни на миг «умпф-умпф-умпф» винтов, вращающихся вхолостую.

Новый взрыв выбил, как пробку из бутылки, кормовую шестидюймовую башню – ту самую, которой командовал мичман Шишко. Соседняя с башней стрела Темберлея – так, кажется, называется эта уродливая штуковина? – со скрежетом сорвалась со своего места. Сёмка в ужасе вжал голову в плечи, но смертоносная железяка пролетела над головой и, будто кегли, смела группу, где был Верещагин. За миг до удара художник, нелепо взмахнув руками, повалился на бок, папка хлопнулась на доски и заскользила к Сёмке.

Не задумываясь, мальчик отцепился от рамы и, как вратарь в броске, перехватил папку. Вскочив, еле-еле устоял на ногах: крен был такой сильный, что держаться почти не было возможности, – и, судорожно хватая воздух ртом, прижался спиной к броне.

– Семён! Куда тыпропал?! Сколько можно тебя искать?

Это прозвучало таким диссонансом с разверзающейся вокруг преисподней, что Сёмка не поверил своим ушам. Глазам он тоже не поверил – цепляясь рукой за броню, неловко переставляя ноги по уходящей вниз палубе, к мальчику боком карабкался историк Григорий Петрович в форме морского офицера. За его спиной – Светка, бледная, как бумага, рот упрямо сжат в чёрточку, в глазах не слезинки. У Сёмки отлегло от сердца – ну хоть эта цела…

– Где тебя носит, дурак ты такой?! – закричала она. – Ты что, не видишь, что творится? Сейчас мы тут из-за тебя потонем!

«Точно, из-за меня… – мелькнуло в голове. – Если бы я не бродил по броненосцу, раскрыв рот, и не пялился по сторонам, а прорвался бы вовремя к адмиралу… если бы проклятый ноутбук не сдох… если бы…»

Историк добрался, наконец до него, больно схватил за плечо и сильно встряхнул. Зубы клацнули, Сёмка чуть не прикусил язык.

– Синхронизатор! Где синхронизатор? Доставай скорее, не копайся!

– Синхро… какой синхро… затор? – переспросил мальчик. – Григорий Петрович, вы здесь зачем, откуда? Вы…?

– Да ключ, господи ж ты боже мой! – плачуще выкрикнул историк. – Тот, которым вы открыли проход сюда!

Доставай, пока ещё на ногах стоим!

Светке надоело смотреть, как её спутник беспомощно, словно выброшенный на берег карп, открывает и закрывает рот, силясь понять, что ему говорят. Она решительно стряхнула руку историка и вцепилась в Сёмкину форменку, охлопывая карманы его брюк. От такой бесцеремонности Сёмка немедленно пришёл в себя.

– Да, конечно, вот… – и вытащил из-за пазухи ключ, завёрнутый в полиэтиленовый пакет. Историк потянулся – но тут корабль вздрогнул от нового толчка, и Георгий Петрович чуть не полетел с ног. Броненосец стремительно заваливался на левый борт, мимо скользили вниз, в воду, отчаянно вопящие люди. Трое пришельцев изо всех сил пытались удержаться на ногах. Сёмка едва смог устоять – одной рукой вцепился в Светку, а другой – в драгоценный ключ, ухитряясь притом прижимать к груди папку. Историк согнулся, оторвался от башни и сделал несколько неверных шагов. В руке его фиолетово сверкнуло, на миг ослепив Сёмку, – и тут же в броневой стенке появилась дверь, точнее – овальный, тронутый ржавчиной люк с двумя изогнутыми рычагами запорных механизмов по углам. Между ними бездонным зрачком чернела замочная скважина.

– Ну давай же, открывай! – взвыл историк. Он обеими руками ухватился за верхний рычаг и почти повис на нём; палуба кренилась под углом не меньше сорока пяти градусов, с каждым мгновением заваливаясь ещё круче. Сёмка переполз к заветной двери; Светку пришлось отпустить, и теперь он одной рукой вцепился в рычаг, поверх горячих пальцев Георгия Петровича. Другой рукой мальчик елозил ключом по железу. Папку с трудом удавалось прижимать к груди подбородком, отчего никак не выходило скосить глаза и понять, почему ключ не попадает, куда ему положено. На правом локте висел рюкзак; ноша эта моталась из стороны в сторону, отчаянно мешая. И как это он не потерял рюкзак в такой свистопляске? Бородка ключа вдруг нырнула в отверстие, руку до локтя пробило знакомым разрядом – и Сёмка, собрав остатки сил, обеими руками повернул ключ. В последний момент он понял, что не может удержать проклятую папку и она вот-вот выскользнет и полетит на палубу, веером рассыпая листы по…

…по изъеденной рыжей ржой решётке. Сёмка, не удержавшись на ногах, рухнул лицом вниз, сжатый в кулаке ключ громко лязгнул по металлу, больно прищемив пальцы. Светка навалилась на спину, и не было больше сил встать или хоть поднять голову, чтобы оглядеться…

В ушах протяжно звенело. Что это – последствия перехода или отголоски взрывов? Сёмка с трудом перекатился на живот и встал – сначала на корточки, а потом и на ноги, придерживаясь рукой за стену. На локте по-прежнему гирей висел рюкзак. Палуба под ногами – никакая не палуба, а ржавый решётчатый пандус в трюме заброшенного речного теплоходика – не делала попыток уйти из-под ног, не вздыбливалась, предательски поддавая в пятки. Сёмка для верности потопал ногой – ничего, держится. Засаднило колено – ушиб, когда, провалившись в чёрное ничто, соединяющее прошлое с будущим, с размаху приземлился на четвереньки.

Звон в ушах утих сам собой – мальчик даже не заметил когда. Навалилась вязкая тишина, нарушаемся лишь размеренным стуком капель, падающих в воду. В гулком железном ящике этот звук почти оглушал.

Рядом завозились. Светка? Да. Ну и вид у неё… Рукав кофточки разорван, физиономия в чёрно-рыжих пятнах, щека алеет свежей ссадиной – похоже, приложилась об решётку. Перехватив Сёмкин взгляд, Светка ойкнула и, совершенно по-домашнему зашарила по карманам в поисках носового платка. «А где сумочка? – вспомнил мальчик. – Да, где? Маленькая такая, под змеиную кожу – Светка ещё положила её на стол в кают-компании. Наверное, там и осталась и раскисает теперь в солёной воде Жёлтого моря. Кажется, года четыре назад остов броненосца отыскала на глубине примерно сорока метров российско-китайская экспедиция. Интересно, они сумели проникнуть во внутренние помещения затонувшего корабля? Вот забавно будет, если водолазы отыщут в кают-компании женскую сумочку родом из двадцать первого века! Наверняка у Светки там какие-нибудь пластиковые карточки, мелочь, наконец – с ними в морской воде ничего не сделается. Тьфу, что за вздор лезет в голову! Какая разница, что там найдут?

– Ну что, как прогулка? Поделитесь впечатлениями, или оставим разбор полётов на потом?

Георгий Петрович подошёл к ребятам, отряхивая сложенными перчатками рукав кителя. Удивительно – историк улыбался, будто и не было этих страшных минут на обречённом броненосце. Морская форма, такая уместная на палубе боевого корабля, здесь, среди ржавых перекрученных железяк и потёков плесени, смотрелась дико и чужеродно. А ведь сумел сохранить щегольской вид – даже фуражку не потерял… Мундир носит так, будто получил его при выходе из Морского корпуса – вместе с теми мичманами и лейтенантами, с которыми они четверть часа назад беседовали в кают-компании «Петропавловска». И, так же как они, пристегнул к поясу золочёный, с имперским двуглавым орлом и якорями кортик – символ принадлежности к элите Российской Империи.

Сёмка помотал головой. Какая империя? На дворе двадцать первый век, сейчас они выберутся из этого ржавого ящика и увидят многоэтажки над берегами Нагатинского затона, огни прибрежных ангаров и сараюшек, редкую цепочку жёлтых фонарей…

Он наклонился, собирая с железа листы, разлетевшиеся из верещагинской папки. Света почти не было, и Сёмка понял только, что перед ним – пачка карандашных и акварельных рисунков, наброски к последним, незаконченным работам. Папка с трудом поместилась в рюкзаке, а бронзовый уголок так и остался торчать наружу.

– Георгий Петрович, мы уже дома или ещё нет? – жалобно спросила Светка.

– Дома, Светлана, дома, не переживай. Всё уже позади. Снаружи темнеет, а нам предстоит выбираться из этой дыры. Согласись, обидно было бы напоследок переломать ноги…

Сёмка кивнул. Ещё бы не обидно: уцелеть в мешанине взрывов, обломков и ледяной морской воды – и покалечиться в грязной канаве?

– Я хорошо помню дорогу, Георгий Петрович. Давайте я пойду вперёд, в вы со Светкой – за мной, след в след.

– Вот и ладненько, – согласился историк. Лицо его было еле-еле различимо в скудном свете, падающем через люк в провалившейся палубе. – Давайте, что ли, выбираться – только, пожалуйста, осторожнее. Ты, Сём, сначала пробуй ступеньку, прежде чем поставить ногу, а то тут всё прогнило – обвалится ещё. Вылавливай тебя потом!

Сёмка бросил взгляд вниз, на чёрно-маслянистую жижу, заполняющую трюм брошенного судна. Нет уж, спасибо, не надо ему такого купания!

– А я смартфоном посвечу, Георгий Петрович! Вот, сейчас…

И тут же вспомнился вырубившийся ноут. А если и со смартфоном то же самое? Тогда, в кают-компании, он так и не успел его достать…

Аппаратик пискнул и послушно высветил загрузочную панель Андроида. Порядок, работает, даже три «ступеньки» Сети есть. Время – восемнадцать-двадцать две; они спустились сюда… в восемнадцать-ноль пять, Сёмка нарочно засёк. Выходит, по здешнему времени они отсутствовали несколько минут? Даже меньше – пока спустились, пока нашли дверь… и в прошлый раз суткислишним, проведённые в прошлом веке, обернулись считанными секундами в веке нынешнем…

Ладно, о парадоксах времени подумаем потом. Есть пока дела поважнее, например – выбраться из этой затхлой консервной банки.

Сёмка поднял руку; свет экрана выхватил из мрака ржавые потёки на борту, гнутые поручни и перекрученные трубы под потолком.

– Ну что, пошли? Только осторожно, тут ступеньки не хватает!

И, закинув за спину рюкзак, полез по трапу наверх, навстречу темнеющему московскому небу.

VII

Сентябрь 20… года, Франция

«Рассказывают, что ещё через несколько лет, солнечной осенью, маленький неказистый траулер видели поднимающимся по Сене. Капитан, говорят, недовольно морщился, вдыхая бензиновую гарь горящих парижских предместий; отмачивал усы в «Божоле нуво» последнего (уже во всех смыслах – последнего) розлива и всё допытывался у белого беженца, взятого на борт за неимением лучшего лоцмана:

– Ну хоть какая рыба ценных пород у вас там ловится, возле вашего Сен-Дени? А то что же выходит – опять пустой рейс?

Однако по всему было видно – доволен новой жизнью. Так себе ворчит, не со зла.

Вечно юным гардемаринам десантной группы, прячущимся на палубе под сетями и мешковиной, «Божоле» не полагалось. Но они тоже не грустили. Шпаги остры, сердца пламенны, кожа на черных барабанах – обновлена после недавнего дела в Нигерии, аж лоснится… И вообще, ребята, как там гласит народная мудрость? «Увидеть Париж – и пусть все умрут!»

…Опять же? рассказывают, что российских туристов удалось вывезти всех, а халиф Аль-де-Франс даже уплатил компенсацию. Но это, наверное, уже врут. В устном пересказе преувеличения неизбежны, а письменные источники – они нынче сами понимаете где…»

– Вот, Георгий Петрович, спасибо, – я протянул историку пачку листков. – Дочитал.

Листки исчезли в дипломате.

– Дочитал, значит… Ну и как впечатление?

– Всегда мечтал стать гардемарином. – искренне заявил я. – Жаль, что история про «Летучего россиянца» – сказка. А как было бы хорошо…

– Нашёл о чём жалеть… – ухмыльнулся историк. – Уж кому-кому, но не вам с Лариной сетовать на нехватку чудес!

Я пожал плечами. Два путешествия во времени – это вам не жук чихнул. Бронзовый ключ со сложной фигурной бородкой, загадочный «синхронизатор», открывающий путь в прошлое, по-прежнему хранится в ящике моего стола. Выбираясь из трюмо́в заброшенного теплохода, я не сомневался, что Георгий Петрович – не кто иной, как агент загадочной организации путешественников во времени. И явился он на «Петропавловск» для того, чтобы изъять у меня вот этот самый ключ. Может, кто-то из его коллег потерял прибор, а я нашёл – вот меня и выслеживали, пока мы со Светкой шастали в 1904-й год и обратно? Как тут не вспомнить булычёвское «Сто лет тому вперёд»? Или, если кто не читал – фильм «Гостья из будущего». Там всё очень доходчиво показано, можно считать – наш случай.

Но, увы – когда мы выбралисьиз прибрежной помойки Нагатинского затона к цивилизации, Георгий Петрович поймал такси, развёз нас со Светкой по домам и распрощался, упорно не замечая наших недоумённых взглядов. Не было и обещанного «разбора полётов».

Ну не было – и не надо. Наскоро переодевшись и с трудом увильнув от обеда, – «Сёма, куда, сегодня твой любимый грибной суп!» – я выскочил из дому и на четвёртой скорости рванул к остановке. Ехать до Светки всего ничего, минут десять, и я чуть не сошёл с ума, ожидая троллейбуса.

Не знаю, как в других школах, а у нас не принято ходить друг к другу в гости. И мама, и дядя Витя рассказывали, что они в мои годы просиживали вечера у одноклассников. А мама припоминала очередную романтическую историю из своей школьной жизни, поглядывая на меня с вызовом: уже большой, почти пятнадцать, чего ждём? И расспрашивала о девчонках из нашего класса – с кем общаюсь, симпатичные ли и почему я до сих пор не пригласил какую-нибудь из них в кино.

Нет, мамочка, у нас иные развлечения. В духе времени, прости за каламбур, – эксклюзивные путешествия в прошлое. На сто с гаком лет назад, бонусом прилагается тур по тонущему броненосцу. Или по осаждённому городу, под обстрелом из орудий крупного калибра. С риском для жизни и уж точно – для рассудка. В голове у меня была к тому моменту полная каша, и я чувствовал, что вот-вот запою заплетающимся языком весёлые песенки и пойду – сам, добровольно! – сдаваться дядям и тётям в белых халатах и с профессионально доброжелательными взглядами.

Светкина маман, которая открыла дверь, встретила меня недоумённым взглядом, но в дом пустила и даже пригласила к обеду. Отказываться я не стал: в животе уже давно противно бурчало. В прошлом мы провели часа три, не меньше, да ещё дверь искали и потом… короче, я проголодался как волк.

После обеда мы удалились в Светкину комнату. Дверь она предусмотрительно оставила полуоткрытой – чтобы предки не подумали чего лишнего. По мне, так пусть лучше думают что угодно – лишь бы не слышали, как их дочурка обсуждает с одноклассником подробности вылазки в прошлое. Или нового школьного историка, оказавшегося – вот неприятность! – то ли пришельцем из будущего, то ли суперагентом Службы Охраны Времени.

Проговорили мы часа полтора – и, увы, почти без результата. Резюме: Георгий Петрович водил нас на поводке, как несмышлёнышей; пока мы корчили из себя отважных исследователей Хроноса, он следил за каждым нашим шагом. И, стоило оступиться – вытащил из беды, в которую мы угодили по собственной дурости.

Особое мнение Светки: ключ подкинул мне тоже он. И вообще, вся история с путешествиями в 1904-й год – не что иное, как часть эксперимента. В котором нам отведена незавидная роль подопытных кроликов. А то я раньше не твердил то же самое! И хоть бы признала, что я такой проницательный…

Короче, утро вечера мудренее, как написано в сказках, – было решено не дёргать историка ни по телефону, ни в Скайпе, благо у всех «кружковцев» имелись контакты Георгия Петровича в соцсетях, а подождать до завтра. Завтра история, так что в школе мы его в любом случае увидим… а там видно будет.

На том и расстались. Дома я сразу полез в Фейсбук. На страничке школьного исторического клуба – рассылка: «Внеочередное заседание состоится…» Значит, завтра. Явка обязательна. И – послание мне в личку от историка: «Сёма, пожалуйста, не забудь захватить бумаги. Ты знаешь какие».

Снова загадки! А прямо написать, что нужно – не судьба? Я должен телепатически угадывать, что понадобилось Георгию Петровичу – экземпляр «Mare nostrum» или спасённая от гибели в волнах Жёлтого моря папка Верещагина? Если верить фантастике, то второе: в книжках сотрудники разнообразных «Патрулей Времени» старательно ликвидируют следы таких вот несанкционированных прогулок. Да Георгий Петрович вообще в первую очередь должен был убрать нас со Светкой! А не вытаскивать, рискуя жизнью, с тонущего броненосца…

В общем, принесу и рассказ, и папку. Но сначала отсканю всё её содержимое и приму меры, чтобы информация сохранилась, даже если с домашним компом случится что-нибудь нехорошее. Например, сгорит вместе с домом. Или, скажем, его выкрадут…

Паранойя, да? А как иначе объяснить загадочный сбой безотказного, как трёхлинейка, МАКа? Ну, предположим, ноут накрылся из-за «скачка магнитного поля вблизи катушки Румкорфа», как внушал мне по пути домой историк, – но почему тогда инфа на смартфоне осталась нетронутой? Не смешите мои тапочки – это нарочно подстроено! Но как? Я же ни на секунду не оставлял аппарат без присмотра! А с другой стороны, что стоит «экспериментаторам» хакнуть ноут дистанционно? Мало ли что они у себя в будущем понапридумывали…

– Говоришь, всегда мечтал быть гардемарином? – спросил Георгий Петрович. – Что ж, понять можно – шпаги, приключения, паруса…

– Роковые тайны… – ухмыльнулся я. Он что, насмехается, голову мне морочит? Наелись мы этих приключений – как вспомню скатывающегося по палубе доктора Волковича…

История сегодня вторым уроком. Мы со Светкой нарочно сели вместе и все сорок пять минут взглядами гипнотизировали учителя. Заседания клуба я дожидаться не стал, отловил Георгия Петровича на перемене. Светка держалась в отдалении, демонстрируя готовность вмешаться в любой момент.

Историк оценил диспозицию. И, демонстративно вздохнув, – «ну что с вами поделать?» – направился в свой кабинет, пригласив нас следовать за ним.

В кабинете Георгий Петрович привычно устроился на углу стола и принялся в своей несолидной манере болтать ногой. Мы, не сговариваясь, примостились так же, на краешках парт. В глазах историка мелькнула насмешливая искорка.

– Ну-с, мальчики и девочки, и что вы обо всём этом думаете?

– О чём, о ключе? О путешествиях во времени? – немедленно среагировал я. Как будто имелся другой предмет для размышлений!

– Вестимо, – ухмыльнулся историк. – Надеюсь, вы не вообразили себе какую-нибудь чушь насчёт эльфийской магии или Волшебного-Ключа-Короля-Под-Горой?

Мы со Светкой так и прыснули – половина наших одноклассников (одноклассниц уж точно) помешаны на фэнтези.

– Не считайте нас детьми, Георгий Петрович, – Светка говорила так, будто выступала с трибуны. У меня челюсть отвисла – прямо мисс Марпл с комиссаром Мегрэ в одном флаконе!

– Мы прекрасно понимаем, что вы состоите в тайной организации путешественников во времени и посланы с заданием следить за нами. То есть не за нами обоими, а за Семёном, поскольку ключ у него. А теперь и за мной – раз уж я тоже посвящена в вашу тайну. Признайтесь – вы собираетесь заставить нас замолчать, чтобы мы не проболтались о вашей машине времени?

Мне оставалось лишь кивать и поддакивать. Ну Ларина, ну даёт… шпарит, как по писаному! Она что, ночью речь писала?

Историк серьёзности момента не оценил – откинулся назад и засмеялся самым бесцеремонным образом. Столько в этом смехе искренности было, что я невольно подумал: наши параноидальные версии – полнейшая чушь. Нет никаких «Патрулей Времени», нет зловещих кодексов хронопутешественников, требующих предавать нарушителя лютой смерти. Ну или хотя бы изолировать. А есть – что? Вопрос, как говорится, на миллион…

Отсмеявшись, Георгий Петрович снова сделался серьёзным. Помолчал немного, почесал большим пальцем кончик носа – и опять заговорил:

– Вот что, ребята, не буду морочить вам головы. Всё, что с вами произошло, – это своего рода отборочные испытания. Да, Светлана, ты права – это я подбросил Семёну ключ. И я же сделал так, чтобы он потом встретился с тобой в коридоре.

– Верно… – припомнила Светка. – Меня тогда биологичка на первом этаже задержала, перед самым звонком… Так это вы подстроили?

Историк кивнул.

Вот интересно, а откуда он знает про эту нашу версию? Светка ведь ни словом не обмолвилась о подозрениях насчёт ключа… Они, что и квартиры прослушивают? А почему нет, запросто!

– Это мы и сами догадались, – ответила Светлана. Она то ли не заметила оговорки, то ли решила пока сделать вид, что не поняла. – Но зачем это вам? И вообще – вы кто? Если не пришельцы – то, значит, какая-то секретная организация? Военная, наверное?

– Или Внешняя разведка? – вставил я. – Испытываете новые технологии – скажем, чтобы добывать документы, которые давно утеряны. Вот вроде этих…

И бухнул на стол верещагинскую папку.

Историк бережно взял её, погладил бархатный корешок и принялся один за другим извлекать листы. Вот карандашный набросок – приборка на корабле, матросы окатывают палубный настил из пожарных шлангов. Вот расчёт у револьверной пушки Гочкиса; офицер с биноклем на мостике. А этот, слегка намеченный углём, – на фоне контура Золотой Горы силуэты русских броненосцев. Похоже, нарисовано в то самое утро, возле кормовой башни главного калибра, за несколько секунд до взрыва. И наискось – жирная, кривая линия; должно быть, уголь прочертил по бумаге, когда страшный толчок выбил палубу из-под ног Верещагина.

– Замечательный был художник, – задумчиво сказал Георгий Петрович. – Знаете, ребята, ведь этих набросков никто не видел – разве что кто-нибудь из тех, кому посчастливилось уцелеть на «Петропавловске». Так что можете гордиться: вы спасли для истории ценнейший документ.

Я выжидающе молчал.

– Так вот, о документах, – продолжал историк. – Ты прав, Семён, организации, в которой я работаю, любопытны подобные исторические свидетельства. Хотя, конечно, не только это. У нас несколько иная задача: видишь ли, так уж получается, что нам трудно перемещаться во времени без вашей помощи.

– Без моей? – ошарашенно спросил я. – Я что, какой-то особенный?

– Ага, «избранный»! – фыркнула Светка.

– В определённом смысле – да, – согласился Георгий Петрович. – Мы называем таких как ты «проводниками». Видишь ли, человеческий мозг – крайне хитрая штука, люди до сих пор не раскрыли и десятой части его тайн. Когда один… хм… наши учёные открыли способ перемещения во времени, выяснилось, что управлять процессом создания червоточины – так у нас называют тоннель, соединяющий прошлое и будущее, – может лишь человеческий мозг. Компьютеру, техническому устройству, это не по силам. И лучше всего, если это будет мозг подростка. Взрослый тоже справится, но риск неудачи слишком велик. И не спрашивайте почему – мы сами пока не знаем. Кое-кто полагает, что дело в особом восприятии мира, которое свойственно детям. Взрослея, люди теряют такое восприятие, а вот в возрасте двенадцати-пятнадцати лет оно достигает пика.

Я жадно слушал. Выходит, Светкины ядовитые шуточки обернулись правдой? А всё это возьмёт да и развеется, как сон?

Но Георгий Петрович и не думал развеиваться. Поудобнее устроившись на краю стола, он продолжал:

– Наверняка мы сейчас знаем вот что: если правильно отобранный человек в возрасте до шестнадцати лет – плюс-минус, тут возможны отклонения – совершит путешествие во времени, то в дальнейшем его мозг сохранит способность управлять червоточинами. И он сможет не только пользоваться ими сам, но и брать с собой других. Подходящих кандидатов мало, один на миллион, так что мы вынуждены вести тщательный отбор. Поздравляю, Семён, ты – как раз из тех, в ком заложены нужные нам способности. Ты права, Светлана, он в определённом смысле избранный.

Светка прижала к губам крепко стиснутые кулачки. Больше она не смеялась.

– Отобрав кандидатов, мы устраиваем им испытание. И проходят его далеко не все.

– А что случается с теми, кто не прошёл? – жадно спросил я. – Они что, погибают или навсегда остаются в прошлом?

– Нет, Сёма, ничего такого не происходит. Просто мозгу кандидата не удаётся с первой попытки настроиться на червоточину. Тогда нужны новые попытки; порой вовсе ничего не получается, а порой кандидат может развить в себе эту способность позже, в процессе обучения.

– Это таким как я, да? – спросила Светка.

Историк кивнул:

– Да, девочка, таким как ты. Мы умеем, пусть и приблизительно, определять уровень кандидатов, а потому устроили так, чтобы вы прошли испытание вместе. Семён стал твоим проводником, и эти путешествия через червоточину – всего их, как вы помните, было четыре, два раза туда и обратно, – разбудили твои скрытые способности. К сожалению, ты пока не можешь удерживать хроно-тоннели сама, но, как говорится, лиха беда начало. Задатки имеются, характер у тебя решительный – теперь всё зависит от тебя самой. Ну и от Семёна, разумеется, – вам лучше обучаться вместе. Проводники часто действуют парами и, как правило, добиваются отличных результатов. Главное – вовремя начать. Если способности проявляются в подходящем возрасте, то потом проводник сможет работать долгие годы.

– Значит, теперь… – голос мой стал сиплым, мучительно захотелось откашляться. – Так что, теперь нам надо учиться в какой-нибудь вашей школе? А как же дом, родители?

– А ты уже вообразил, что придётся уезжать из дома, в закрытую школу, как Гарри Поттеру? – добродушно поинтересовался историк. – Со временем, может, и придётся. А пока будете учиться в Москве. А я за вами присмотрю.

– Но у меня совсем нет времени, – огорчённо охнула Светлана. – Репетитор по английскому, потом ещё подготовительные курсы…

Светка собиралась со следующего года перейти в колледж при МГУ.

– Насчёт английского можешь не переживать. Изучение языков – первое, чем занимаются наши «курсанты». Гарантирую, уже к концу года каждый из вас будет прилично владеть как минимум тремя земными языками – наши методики это позволяют. Так что вам ещё придётся думать о том, чтобы скрыть новоприобретённые знания от окружающих. Что до времени…

Я вдруг осознал, что зацепило меня в последней фразе Георгия Петровича. Одно слово, брошенное будто между прочим, но такое важное…

– «Земными языками»? Значит, есть и другие, неземные? Так вы инопланетяне?

Историк усмехнулся.

– Ну подловил, подловил. Нет, Семён, мы ваши земляки. Что до языков… давай пока остановимся на том, что вам предстоит очень многое узнать. Прости, больше сейчас сказать не могу.