Текст книги "Внеклассная работа"

Светка неожиданно хихикнула, стрельнув глазами из-под ресниц. Сёмка хмыкнул в ответ и принялся гадать, чего это он сказал такого смешного.

Послеобеденная расслабуха пропала без следа; мысль о том, что впереди – полнейший туман и неясность, изводила ребят, подобно соринке под веком. Стулья в кафе стали вдруг жёсткими, веранда – неуютной, открытой всем сквознякам. И когда проходивший мимо офицер скучающе поглядел на подростков, Сёмка испытал острое желание забраться под стол: а вдруг их уже ищут по наводке Галкиного папаши?

Нет, пора брать себя в руки…

– Так, – решительно заявил он. – Фотография – это идея, будем искать. Только вот где? Мы же ни в один из домов не заходили, верно? Только к Топольским, в это кафе да в пару китайских лавочек. И фотографий Москвы я там что-то не замечал.

Светка беспомощно пожала плечами: Сёмка был кругом прав.

– Разыскивать фотографию или картину, забираясь во все подряд дома, мы, как ты понимаешь не можем, – продолжал мальчик. – Но у нас, на счастье, имеется подсказка, где надо искать.

– Подсказка? – переспросила Светка. – Какая?

– Да школа же! – Семён стукнул себя кулаком по коленке, да так, что собеседница невольно вздрогнула и слегка отодвинулась. – Где мы нашли дверь? В нашей школе, верно?

Девочка спорить не стала – да, верно.

– Так, может, и сейчас надо искать дверь в здешних школах? Помнишь, адъютант Макарова говорил, что в Порт-Артуре их несколько? Две гимназии и это, как его… реальное училище!

– Да, и какая-то Пушкинская школа! – Светка наконец вспомнила. – Только она, кажется для взрослых. А если никаких картинок Москвы там не окажется?

– Быть того не может! – уверенно отозвался Сёмка, жестом подзывая официанта. – Ты вспомни – в школах всегда висят на стенах всякие плакаты, постеры, верно? Здесь, у них, наверняка то же самое. Вот и у нас в школе есть целый стенд – «Москва – столица нашей Родины». Помню, дядя Витя, когда был у нас на репетиции, увидел его и сказал, что и в его школе – когда он ещё учился, во времена СССР, – был точно такой же и с тем же названием. Говорил, даже картинки похожи! Так, может, и при царе было то же самое?

– Здесь столица не Москва, а Санкт-Петербург! – резонно возразила девочка. Уж в этом-то она была уверена.

– Хм… верно. – Сёмка почесал переносицу. – Ну всё равно есть, наверное, кабинет истории или географии. Там тоже может быть!

– Скорее уж, истории! – заявила девочка. Сёмкина идея начинала ей нравиться. – Только в какую гимназию идти сначала?

– А вот в эту, – Сёмка указал на противоположную сторону площади, на здание за витой железной решёткой. – Не найдём там – поищем в следующей. Не так уж тут много этих самых школ, всего-то четыре! Спросим – покажут…

Санктъ-Петербургская книжная писчебумажная торговля. Литографiя. Содержишь мгыцанинъ Померанцевъ съ разргьшешя властей

Надпись украшала фасад двухэтажного домика по соседству с кафе. То есть с «кофейней» – как значилось на синей с золотыми завитушками вывеске. Кофейня «Пари-Бонъ». Очень мило.

– Сём, давай заглянем! – жалобно попросила Света. У тебя ведь остались ещё деньги? Посмотрим, какие тут книжки, может, на память что-нибудь купим, а? А то у тебя вон бескозырка, а у меня что? Никакого сувенира!

– Как это – что? У тебя юбка Галкина! – попытался отшутиться Сёмка, но тут же был наказан. Его обвинили в жадности, бесчувственности, чёрствости, после чего Светлана, решительно ухватив спутника за руку, толкнула дверь лавки мещанина Померанцева.

«Хорошо хоть успокоилась… – уныло думал Сёмка. – Только что чуть не рыдала – и уже собирается закупаться сувенирами! Ну ладно, как там говорил дядя Витя? «Никогда не становись между бегемотом и его рекой и между женщиной и её шопингом!»

В лавке оказалось всего двое посетителей. У полок стоял высокий, подтянутый моряк с аксельбантом – тоже, наверное, чей-нибудь адъютант! – перебирал пухлые, карманного формата томики с заглавиями на французском. А у прилавка копошился в стопке ярких листков солдат самого простецкого вида. Сёмка, которого наконец оставили в покое (Светка немедленно принялась разглядывать большие альбомы с чёрно-белыми изображениями дам в старомодных нарядах), заглянул солдату через плечо. Ясно – лубки, или как их там называют? Местная пропаганда: кричаще-яркие картинки, на которых ражие молодцы – как и сам покупатель, бородатые, в мохнатых папахах, – поднимают на штыки мерзких желтолицых карликов. По трое за раз. Карлики корчатся, вопят, роняют винтовки и знамёна, украшенные лучами восходящего солнца… На заднем плане, над разбитыми пушками, встают аккуратные треугольные кустики разрывов.

Солдат отобрал два листка, расплатился парой монеток и вышел. К продавцу тут же подошла Светка с целой стопкой книг: два модных альбома, а поверх – тоненькая книжка в жёлтой бумажной обложке. На верхнем листе значилось:

Антонъ Чеховъ

Остров Сахалин

(изъ путевыхъ записокъ)

Изданiе редакции журнала

Русская мысль

И пониже, мелкими буковками:

Москва, Высочайше утвер. Т-ва Кушпоровъ и Ко, Пименовская ул., собственный домъ. 1895 г.

Что за «высочайше утв.»? Наверное, цензура, решил Сёмка. Что там учительница литературы рассказывала про Пушкина? Царь, кажется, заявил: «Я буду его единственным цензором». Видимо, и Чехова император так же «высочайше утвердил»[13]13
  Увы, герой ошибается. Возможно, Николай I и читал лично все новинки, выходящие из-под пера Пушкина, но уж чеховские путевые заметки точно проходили цензуру установленным порядком, в соответствующем департаменте, у чиновника-цензора не слишком высокого ранга.


[Закрыть]…

Сёмка испытал некоторую гордость. Не зря, значит, учился, запоминал – пригодилось!

– Это же первое издание, Сём! – восторженно защебетала Светка. – У нас – очень большая редкость! Мы проект по литературе делали, и я как раз реферат писала, по Чехову. Он закончил «путевые заметки» в 1893-м, а издал полностью только через два года. Но раньше вышли отдельные главы в журнале «Русская мысль». Это он самый и есть! То есть не сам журнал, а литературное приложение, тогда так было принято. Видишь – без обложки, владелец сам отдавал такие книжки в переплёт.

Вот почему книга в таком виде… понятно. А Светка – тоже мне, Википедия ходячая! И всё-то она знает…

Сёмка попытался перевернуть страничку. К его удивлению, ничего не вышло – книжка оказалась будто сшита из бумажных листов, согнутых во много раз и не разрезанных по линии сгибов. Брак? Мальчик недоумённо воззрился на продавца.

– Не разрезана-с! – с готовностью пояснил тот. Книжки «Русской мысли» и «Нивы» всегда неразрезанными присылают. Вот, пожалте, ножик для бумаг – моржовая кость, японской работы, довоенные поставки из Нагасаки.

И подал изящный желтоватый нож. Полупрозрачная кость, тончайшая, несомненно, ручная резьба – фигуры воинов со зверскими лицами и сложными причёсками, длинные изогнутые мечи в руках. Прямо ритуальный кинжал, музейная вещь – и этот шедевр запросто продают в местном «КОМУСе»! Сувенир, нечего сказать, классный…

– Заверните! – решительно попросил Сёмка. – И ещё все эти постеры, пожалуйста. Сколько с нас?

И указал на стопку пропагандистских плакатов, что рассматривал давешний солдат.

Из лавки вышли, обеднев на восемь рублей двадцать семь копеек. В последний момент Сёмка решил добавить к покупкам большой, переплетённый в бархат альбом «Русский военный флот» – роскошное благотворительное издание с золотым обрезом. Его страницы украшали литографии с планами сражений, портретами флотоводцев и картинами военных кораблей – от ботика Петра Первого до многотрубных красавцев вроде «Аскольда» или «Цесаревича», которые ребята имели удовольствие лицезреть на артурском рейде. Приобретение было сделано по совету лейтенанта, посетителя книжной лавки, – тот представился Константином Александровичем Унковским и долго листал вместе с Сёмкой военно-морские тома.

Альбом стоил втрое больше, чем остальные покупки, и предназначался, по замыслу Сёмки, в дар школьному музею. Он представил, как вручит монументальный том историчке Татьяне Георгиевне, по совместительству заведовавшей этим заведением. Наверняка альбом будет лежать на видном месте, под стеклом. А в уголке – маленькая, неприметная табличка: «Дар ученика 8 „В“ класса Семёна Воскресенского».

Простенько и со вкусом. Осталась самая малость – вернуться домой.

Сёмка вдруг поймал себя на мысли, что, как и Светка, нисколечко не сомневается, что нужная им фотография окажется в первой же гимназии – вот в этой, женской, где учится Галина. И, конечно, заветная дверь будет рядом. Кстати, о Галине…

– Свет, а Свет, – мальчик слегка тронул собеседницу за локоть. – Галка не говорила, в котором часу у них заканчиваются уроки? Как бы нам на неё не наскочить…

– В два часа пополудни – ответила Светка. – Это четырнадцать-ноль-ноль по-нашему. И она ещё сказала, что часто остаётся в гимназии после занятий – в библиотеке занимается или помогает учителям. Ждёт, когда Казимир заберёт её домой. Иногда часов до семи вечера!

– Паршиво, – поморщился Сёмка, сверившись со смартфоном. – Сейчас как раз восемнадцать ноль три, она вполне может оказаться ещё в гимназии…

– Может, постоим снаружи, дождёмся, когда Казимир заберёт Галку? – неуверенно предложила девочка.

– А как мы потом сами попадём в гимназию? Видела, какой там важный швейцар? Запрёт дверь и всё! Не стекло же нам бить!

Гимназический швейцар оказался персоной весьма представительной. Ребята заметили его, когда в первый раз подошли к этому учебному заведению. Благообразный старик с раздвоенной, как у адмирала Макарова, бородой обмахивал метёлкой из птичьих перьев рамы картин, висящих в гимназическом вестибюле. А может, среди них найдётся и завалящий московский пейзажик?

– Ждать не будем! – решил Сёмка. – Идём прямо сейчас. Ты первая, я за тобой, со стопкой книг. Привяжутся – соври, что несёшь книги в дар гимназической библиотеке от сослуживцев Галкиного отца. Проглотят, куда денутся…

В швейцаре за версту чувствовалась военная выправка, и Сёмка надеялся, что старый служака проникнется почтением к офицерскому подарку. Ну а Галина… Ладно, будем решать проблемы по мере их возникновения. Может, она давно уже дома.

– Сём… – Светка вдруг остановилась и снова вцепилась Сёмке в запястье. – Давай изо всех сил захотим, чтобы эта дверь там оказалась! Если сильно-сильно хотеть, то всё так и будет!

– Давай! – согласился он, неловко высвобождая руку и нашаривая тонкие Светкины пальчики. Голос его предательски дрогнул. Да что такое, в самом-то деле? Подумаешь – за руки взялись…

…Ты сам-то в это веришь, идиот?

Светкины пальцы слегка подрагивают… холодные. Замёрзла?

Не разжимая рук, ребята зашагали к гимназическому крыльцу.

IX

В вестибюле оказалось пусто и просторно. Швейцар, против ожидания, не встретил их у дверей: старикан обнаружился, только когда они сделали несколько шагов – копошился в дальнем углу, возле узкой, выложенной кафелем печки. Рядом, на аккуратно подстеленной рогоже, – небольшая горка дров и топор.

– Чего вам, господа хорошие?

Служитель отложил полено и встал, отряхивая колени мундирных брюк.

– Занятия уже закончились, барышни по домам разошлись. – И добавил, неодобрительно косясь на Сёмку: – А вашему брату здесь появляться не велено, потому как гимназия женская! Порядок должен быть! Ступай себе на улицу, оглоед, там хулиганничай сколько душа пожелает!

Сёмка хотел было возразить, но не успел: Светлана торопливо выпалила заготовленное объяснение.

Сторож с подозрением оглядел Сёмкину ношу.

– А что ж их благородие господин штабс-капитан денщика не прислал? Он завсегда за барышней Топольской приходит – вот и занёс бы.

Надо срочно выкручиваться…

– А…э-э… Казимир сейчас с Анатоль Алексанычем в штабе полка! – нашлась девочка. – А книги рассыльный только сегодня доставил, из лавки Померанцева!

– Охота была туды-сюды таскать! – не унимался въедливый дед. – Померанцевская книжная торговля – она туточки, на углу, за площадью. Прямо сюда бы и принесли, чего ноги зря бить? Чай, не казённые!

– Так ведь не додумались, дяденька! – отозвалась девочка. – Господа офицеры, когда книги по подписке заказывали, не сказали, что они для гимназии. Ничего, в другой раз их вам прямо сюда принесут, из лавки!

– В другой… – закряхтел старик. – Когда это случится другой-то раз? Война, барышня! Нынче вон госпожа начальница объявила, что гимназия закрывается и здесь таперича будет устроен солдатский лазарет. Раненых будут лечить, а они, известное дело, книжки на цигарки и скурят!

– Ну, не знаю… – покачала головой Светка. – Нас просили передать – вот мы и принесли. Куда их?

– Библиотека дальше, вправо по коридору, – принялся объяснять швейцар. – Да вот как раз дочка их благородия пожаловали, они вас и проводят!

Сёмка обернулся, полный дурных предчувствий. Так и есть – в конце длиннющего коридора появилась Галя Топольская.

Увидев ребят, да ещё и нагруженных стопкой книг, Галина остановилась. Брови её поползли вверх, губы удивлённо округлились.

«Сейчас спросит – и всё, – обречённо подумал Сёмка. – Швейцар нас на пинках отсюда вынесет, ещё и полицию позовёт…»

Светка, кинулась гимназистке на шею и принялась что-то быстро шептать на ухо. Лицо Галины сперва сделалось недоумённым, потом барышня улыбнулась и зашептала в ответ. Швейцар с Сёмкой наблюдали за переговорами, каждый на свой лад: Сёмка – тревожно, а в вот страж гимназического порядка – со скукой. Ну встретились две подружки, и что? Дело обычное, было бы из-за чего волноваться…

– Пошли, Сём! – помахала рукой Светлана. – Галка покажет нам библиотеку.

Галина тоже сделала ручкой швейцару – и заговоршицки подмигнула Сёмке.

Что, они вот так, с ходу, и договорились?

Сделав с десяток шагов, девочки остановились. Сёмка выжидающе уставился на свою спутницу.

– А вы не слишком-то вежливы… э-э-э… Семён! – заявила Галина. – Или вас в вашем будущем не учили здороваться с дамами?

«В вашем будущем»? – Сёмка оторопело уставился на девочку.

– А вы решили, что я совсем уж бестолковая – не замечаю всех ваших странностей, оговорок, не задумываюсь, откуда ваша счётная машинка, от которой в таком восторге рара? – продолжала Галина. – Я, к вашему сведению, «Машину времени» господина Уэллса ещё год назад прочла, на английском!

– Да ладно, не смущай его, а то видишь – сейчас совсем крыша поедет, – примирительно сказала Светлана. – Сём, ты прости, но я после нашего ночного разговора разбудила Галину и всё ей рассказала. Тебе не стала говорить, чтобы зря не тревожить, – всё равно нам предстояло назавтра искать дверь. Так бы ты стал увереннее в себе, правда?

– Уве… кх… ренее? – Слова застревали у Сёмки где-то в районе гланд. – С чего это ты взяла?

– Мама говорит, мужчина должен верить, что всё зависит только от него, – невинно улыбнулась девочка. – Тогда будет надеяться только на свои силы – и у него непременно всё получится. А стоит понять, что есть на кого спихнуть проблему – сразу начнёт искать отговорки, отлынивать и вообще…

– Это когда я отлынивал? – Сёмка задохнулся от возмущения. – Целый день ношусь тут по городу, как дурак, переживаю, как бы твою драгоценную особу доставить домой, к мамочке – а вы, оказывается, за моей спиной уже столковались!

– Ну почему же – «как дурак»? – возразила Светлана. – Эта твоя мысль про школу и фотографию Москвы очень даже толковая. Кстати, Галь, есть тут у вас…

Пока девочка описывала подруге что им понадобилось в гимназии, её спутник стоял красный, надутый и донельзя разозлённый. Девчонки! Стоит только отвернуться – и нате пожалста, уже сговорились! Ну Светка, ну змеюка!..

Галина выслушала подругу, покивала и задумалась, сосредоточенно покусывая нижнюю губу. Потом вдруг щёлкнула пальцами:

– Есть то, что надо! И как раз в библиотеке: три гравюры на стене – виды Москвы. Сейчас, только у Агафеича ключ возьму…

– А он даст? – запоздало крикнул Сёмка в спину убегающей гимназистке. Та только отмахнулась – мол, куда денется!

– Агафеич – это кто, швейцар? – повернулся Сёмка к Светке. Та пожала плечами.

– Откуда я знаю? Наверное… – и, после крошечной заминки: – Сём, ты на меня не сердись, хорошо? Мы с Галиной договорились, что если мы в городе ничего не найдём, то вернёмся к ним домой. А она тогда заранее маму подготовит, и они вместе объяснят всё Галкиному отцу, когда он со службы вернётся. А тебе ничего не сказала, чтобы ты об этом не думал, а только как дверь найти. Домой очень хочется… – и девочка всхлипнула, пряча предательски покрасневшие глаза.

«Ну вот, опять! Верно говорят – глаза на мокром месте… Но сердиться на неё решительно невозможно. В самом деле – попасть вот так в прошлое, в осаждённый город, под японские снаряды… Другая бы в истерике билась, а Светка очень даже хорошо держится, раз уж на девчачьи хитрости сил хватает…»

По коридору снова застучали башмачки. Прибежала Галина – с ключом от библиотеки. Сёмка облегчённо выдохнул.

Гимназистка распахнула высоченную, с полукруглым окошком наверху, дверь с тусклой медной табличкой: «Библіотека». Пара секунд на то, чтобы глаза привыкли к полумраку – и…

У Сёмки подкосились ноги.

Вот она. Будто всегда тут была… В длинном простенке между библиотечными шкафами – три гравюры в тяжёлых золочёных рамах: «Васильевскій спускъ», «Ново-дѣвичій монастырь», «Таганская площадь». Дверь пристроилась точно под третьей. Ну да, правильно – Сёмка живёт на Таганке, и там же находится их со Светкой школа.

Мальчик шумно выдохнул – оказывается, с того момента как Галина принялась отпирать библиотечную дверь, он не дышал. Рука, сжимающая заветный ключ, занемела – не заметил, когда успел вытащить его из кармана. Семён разжал ладонь – бородка, как в тот, первый раз, впилась в кожу, оставив на ней глубокий, быстро наливающийся краснотой отпечаток.

– Ну что? – прошипела Светка. – Есть? Видишь?

Сёмка снова прокашлялся. Это уже входит в привычку?

– Вот она, передо мной. Видишь картины на стене, напротив? Дверь под третьей.

По прошлому опыту Сёмка помнил, что Светлана увидела дверь лишь в самый последний момент. Или показалось? Они ведь тогда вообще не проходили через эту дверь! «Провал в прошлое» произошёл тогда, когда он, Сёмка, провернул ключ в скважине. А спутница, кажется, держала его за руку?

«Это, наверное, очень важно!» – он похолодел от мысли, что сам может вернуться домой, а Светка останется здесь, за закрытой дверью.

Но почему это дверь должна закрыться? А если и закроется – что мешает открыть её снова? В любом случае суетиться сейчас не стоит. Надо продумывать каждый шаг – «медленно и методически», как говорит дядя Витя. Очередная фраза из очередной любимой книги…

Всё словно тонет в липкой патоке. Звуки исчезают, полосы света из окон сливаются в невыразительный серый фон, окружающие предметы расплылись. И только Дверь выделяется на этом размазанном фоне невыносимой фотошопной чёткостью.

Галина шагнула вперёд, обходя застывшую в дверном проёме подругу. Светка стоит, будто боится даже шорохом нарушить навалившуюся тишину, – и шаги гимназистки звучат в ватной тишине, как колокольный звон.

– Ну что, нашли, что искали? Сём, Свет, что вы молчите, в самом деле?

Сёмка встряхнулся, как мокрый спаниель. Нормальный мир вернулся – привычные уличные шумы, топот копыт, голоса, далёкий гудок паровоза. Но и дверь никуда не делась – хотя и перестала быть воплощённым, зримым центром мироздания. Дверь как дверь…

– Да. – Спасибо, хоть откашляться не тянет… – Да, нашли, всё хорошо. Спасибо за помощь!

– Так вы не уверены, сможете ли вернуться? – расстроенно спросила Галина. Она повторяла это снова и снова, и всякий раз Светка отчаянно мотала головой, не выпуская ладони подруги. Глаза у обеих были зарёванными.

Когда Сёмка рискнул прикоснуться к Двери, он снова, как в тот, первый раз, испытал укол неведомой энергии, проникшей в тело через ключ. На этот раз мальчик не испугался: он того и ждал – нет, даже жаждал, мучительно мечтая о короткой судороге, пронзающей руку до самого плеча. Теперь вставить бородку ключа в скважину – и всё, путь домой открыт!

«Удивительно – отстранённо подумал он, – а ведь Светка, осознав, что всё в порядке, не кинулась к двери с воплями „Хочу к маме!“ Нет, она повисла на Галкиной шее, и уже полчаса девчонки прощаются, уверяя друг друга, что непременно встретятся снова».

Ему бы эту уверенность…

Галина, разумеется, попросилась «сходить туда, с вами, хоть на минуточку посмотреть на будущее». Сёмка решительно воспротивился: конечно, Москву не обстреливают из пушек – но как быть, если Дверь всё-таки закроется навсегда?

– Свет, так я буду ждать, – в который уже раз повторила Галка. – Сегодня нам объявили, что гимназия закрывается. Если японцы подойдут к Артуру с суши, здесь будет солдатский госпиталь. А я поступлю в него добровольной сестрой милосердия и буду каждый день заходить сюда и проверять, не появилась ли ваша дверь. И картинку никому снять не позволю!

Сёмка вздохнул. Сто раз ведь говорил: они «вошли» в 1904-й год не здесь, а на пирсе. В гимназической библиотеке только выход; а где окажется на новый вход – кто его знает? И окажется ли вообще…

Но промолчал: зачем расстраивать человека?

Всё, пора…

Ребята взялись за руки. Сёмка нарочито медленно поднял ключ. Вот, сейчас…

– Подождите! – Галина схватила мальчика за рукав, будто стремясь удержать. – Я так и не успела спросить: скажите, японцы нас не одолеют? Крепость устоит? И флот – он тоже победит?

Глаза гимназистки вспыхнули такой надеждой, что Сёмка, не выдержав, отвёл взгляд.

– Конечно, Галь, – ответила Светлана. – Русские побьют японцев и прогонят прочь из Маньчжурии. И острова на Курилах захватят, и все японские корабли потонут. А сама Япония так испугается, что их парламент примет закон, запрещающий японцам иметь армию. И японцы будут делать для всего мира красивые товары, а в Москве откроют специальные японские рестораны. А ещё они придумают такие книжки с картинками – мангу. Я тебе в следующий раз привезу!

«Ну да, только Светка не сказала, что произойдёт всё это на сорок лет позже. А до тех пор случатся ещё две страшенные войны. А в эту войну Россия будет побеждена и корабли – те, что горделиво дымят сейчас в гавани Артура, – уйдут на дно. И крепость падёт, и…

Но ведь Светка не солгала? Они всё равно одолеют, пусть и через много лет. И правильно, нельзя подрывать веру в победу у тех, кому предстоит сражаться…»

Сёмка ощутил мимолётный, но болезненный укол совести: Галина, хрупкая, большеглазая девочка в гимназическом переднике, остаётся на войне, а он, здоровый лоб, бежит прочь? А если…

– Ладно уж, ступайте! – Галина отпустила его рукав и шагнула назад. Голос её предательски дрожал. – И… спасибо вам! Я только скажу родителям, пусть знают, что всё будет хорошо, можно?

– Ну вот мы и дома, – сказал Сёмка. Прозвучало это до ужаса обыденно. Собственно, оно и было до ужаса обыденно – привычный до последней чёрточки на полу школьный коридор, двери кабинетов, ровный свет люминесцентных ламп. И постеры на стене. Царь Пётр, шагающий вдоль строящихся галер, парадный портрет Рокоссовского. И чёрно-белая фотография, сделанная с возвышенности: гавань между грядами сопок, россыпь низких домиков… И – корабли. Низкий, увенчанный частоколом труб, на фоне Тигровки – это «Аскольд». Чуть дальше – приземистый, длинный «Баян», а за ним маячат туши броненосцев.

«Снимали со стороны Нового города. – думал Сёмка. – Видимо, с Орлиного гнезда. Но уже много позже нашего визита; за старыми винтовыми корветами виден „Ретвизан“, а ведь он только сегодня стоял у стенки, на ремонте, с кессоном у борта. Его трёхтрубный силуэт ни с чем не спутать – разве что с „Пересветом“. У остальных броненосцев эскадры по две трубы…»

– Сём! – зашептала Светка. – Сём, получилось! Мы дома!

– Ура, – коротко ответил он. – А ты сомневалась?

– Да нет, но… – девочка растерялась. – Но я думала… Ты что, не рад?

– Да рад я, рад… – вздохнул Сёмка. – Всё нормально, Свет, дай только в себя прийти. И вообще – чего шепчешь? Никто нас не тронет!

Поклажа, оттягивающая руки, сделалась вдруг ужасно неудобной. Сёмка понял, что они так и стоят, уткнувшись носом в стену, – как будто снова собираются шагнуть в ту, первую Дверь.

Кстати – а Двери-то здесь и нет…

– Вознесенский? Ларина? Что вы тут делаете?

Классная руководительница восьмого «В», географичка Татьяна Леонидовна. В глазах, прикрытых старомодными очками, – раздражение. И принесла же её нелёгкая…

– Почему не на уроке? Опаздываете? А это что у вас?

– Книжки, – торопливо ответил Сёмка. – И плакаты. Это для внеклассного задания, на сегодняшний доклад…

– Да, по обороне Порт-Артура, – включилась Светлана. – Мы за ними к Сёмке домой на перемене бегали, потому и опоздали.

Географичка покосилась на Сёмкину ношу – стопку пакетов из коричневой бумаги, перетянутых бечёвкой.

– Да? Ну, ладно идите в класс, второй звонок уже три минуты как был.

Доклад ещё не начался. Нескладный долговязый десятиклассник развешивал у доски карты. Получалось неважно – большой лист со схемой порт-артурской обороны перекосился и грозил вот-вот упасть. Старшеклассник нервничал, стараясь аккуратнее приладить лист; двое других возились с ноутбуком – на интерактивной доске мигал рабочий стол «Винды». На первой парте красовалась модель крейсера – белого, с черно-жёлтыми трубами. Сёмка недоумённо свёл брови: что за дела? Насколько он помнил, крейсера Порт-Артурской эскадры – «Баян», «Новик», или «Паллада», которую показывал им Задрыга, – несли одинаковую оливково-серую боевую окраску.

Историчка встретила опоздавших укоризненным взглядом и махнула рукой: садитесь. Третья парта в правом ряду была свободна – на ней и устроились Сёмка со Светланой, хотя до сих пор сидели порознь, в разных углах класса. По рядам прошло шевеление, а Балевский, обычный Сёмкин сосед, удивлённо поднял брови и скорчил глумливую физиономию. Сёмка исподтишка показал ему кулак: «только попробуй!» Девчонки с первой парты прыснули в кулачки – и Сёмка понял, что его спутница до сих пор в длинной, до лодыжек гимназической юбке уныло-коричневого цвета.

Доклада они почти не слышали. На экране менялись фотографии, заиграла бравурная музыка, потом замелькали кадры фильма «Битва в Японском море» – японской художественной ленты о Цусиме.

Зашуршала бумага – Светка развязывала узелок на верхнем пакете. Наконец бечёвка поддалась, по парте рассыпалась стопка ярко раскрашенных картинок. Плакаты – те, что рассматривал пехотный солдат в лавке мещанина Померанцева…

– Что там у вас, Вознесенский? – недовольно спросила историчка. Старшеклассники, оказывается, уже закончили.

– Чем вы нас порадуете? Надеюсь, с внеклассной работой вы справились?

Внеклассная работа? Ах да… Сёмка извлёк из пачки несколько верхних листов и на негнущихся ногах пошёл к доске. Тощий десятиклассник взял у него плакаты и принялся прикалывать их к доске.

Огромный казак в синих шароварах и красной рубахе добродушно скалится, небрежно опираясь на толстенный ствол пушки. Ноги его вольготно раскинуты по берегам бухты, уставленной корабликами с Андреевскими флагами; вдоль берега идёт зубчатая линия крепостных бастионов, густо утыканных орудийными стволами. За стеной надписи – «Порт-Артурь» и «Маньчжурiя»; под боком у казака весело дымит паровозик, бегущий по рельсам с мелкими буковками: «Маньчжурская железныя дорога». На горизонте громоздится ощетинившийся пушками куб крепости – «Владивостокъ».

Перед линией укреплений стоят с недоумённым видом два джентльмена. Первый, в цилиндре, украшенном синей полосой с белыми звёздочками, – высокий, тощий, с длиннющей трубкой в зубах – уставился на сапог русского великана. Второй, невысокий, толстенький, с коварной улыбкой на обрамлённой рыжими бакенбардами физиономии. Он обеими руками выталкивает под прицел чудовищной пушки маленького злобного человечка с жёлтым раскосым лицом и с саблей в руке. Человечек орёт и, судя по всему, рвётся на подвиги. Из-за спины носителя бакенбард воровато выглядывает ещё один – мелкий пакостный тип в жёлтом расшитом китайском кафтане. «Посидимъ у моря, подождёмъ погоды!..» – гласит надпись над рисунком.

Сёмка обвёл взглядом плакаты, карту артурской обороны, развешенные вдоль верхней кромки доски фотографии, принесённые десятиклассниками: огромное осадное орудие на массивном лафете; кучка солдат и казаков, замерших перед фотографом; изрытые воронками сопки, сплошь опутанные колючей проволокой. Словно наяву увидел Сёмка бледное мартовское солнце над Внутренним рейдом, в ушах отозвалась далёкая канонада. Домишки, лачуги Старого города, террасы, взбегающие на сопки, лохматые столбы разрывов тяжёлых снарядов над крышами пакгаузов…

«Они ведь настоящие, живые! – хотелось крикнуть мальчику. – Я сам, сам их видел! Этих людей, которых вы только что уместили в ряды цифр, в сводки забытой истории, – они живые, они говорят, дышат, это им на головы летят тяжёлые японские снаряды – вот сейчас, в этот самый момент, если эскадра адмирала Того снова подошла к Артуру! А люди занимаются своими маленькими делами: кто провожает девочку в гимназию, как денщик Казимир, кто рапортует начальству, как боцманмат Иван Задрыга, кто отправляется на службу, оставив дома жену и дочерей, как штабс-капитан Топольский. Его старшая, большеглазая гимназистка Галина, собирается поступить медсестрой в военный госпиталь. А я, мы – здесь, рассуждаем об истории, смотрим старые фотографии и вообще занимаемся какой-то унылой ерундой!»

Светка со своего места делала страшные глаза, отчаянно жестикулировала. Сёмка успокаивающе кивнул – ничего, не страшно…

Видение ушло. Снова кабинет истории, лица одноклассников, модель «Варяга» на первой парте. Свой, привычный, родной двадцать первый век.

А где Порт-Артур? Непонятно. Но он же где-то есть!..

А это что?

Поверх стопки картинок – газета, свежая, даже пахнет типографской краской. Откуда? Ах да, приказчик в книжной лавке всучил на три копейки сдачи. Ещё назвал её как-то смешно… да, «Артурская сплетница», она же – «Новый край», официальный печатный орган Квантуна. На первой странице, крупным шрифтом:

ВСЕПОДДАННѢЙШАЯ ТЕЛЕГРАММА НАМѢСТНИКА ГЕНЕРАЛЪ-АДЪЮТАНТА АЛЕКСЕЕВА

На имя ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО

ВЕЛИЧЕСТВА изъ Мукдена отъ 27 февраля

1904 года.

Командующій флотомъ вице-адмиралъ Макаровъ доноситъ 26 февраля изъ Портъ-Артура слѣдующее: Въ ночь на 26 февраля 6 миноносцевъ, изъ нихъ 4 подъ общимъ начальствомъ капитана I ранга Матусевича, встрѣтились съ миноносцами непріятеля, за которыми появились крейсера. Произошла жаркая схватка, во время которой миноносецъ «Властный», подъ командой лейтенанта Карцова, миной Уайтхеда потопилъ непріятельскій миноносецъ. При возвращеніи миноносецъ «Стерегущій» подъ командой лейтенанта Сергеева, былъ подбитъ, лишился машины, началъ тонуть. Спасти не удалось, миноносецъ утонулъ, уцѣлѣвшая часть экипажа попала въ плѣнъ.

– С тобой всё хорошо, Вознесенский? – голос исторички слегка тревожный. – Может, в другой раз?