Текст книги "Утраченный покой"

Волки-оборотни в vis-диапазоне представляли собой почти однородный тёмно-зелёный туман с красными всполохами эмоций. Причём красный vis был расцвечен примесями обычного людского спектра: оранжевая радость, бело-стальная жалость, грязно-синяя хандра, багровая ненависть и так далее. Собственно, из-за этой людской vis-подкраски волки и считались почти людьми. Виденные мной селки – морской котик – и лебеди разноцветностью не отсвечивали и воспринимались, не только мною, как слабые зелёные divinitas, несмотря на отсутствие vis-центров и вен. А волки – люди. И vis-метаболизм у них людской, а не как у divinitas. И вот глупышка Ники из такого-то «материала» вслепую слепила этакий «Подарок Уту». Только древний бог не рисовал ничего на Шоне и каким-то образом обеспечил наполнение и умопомрачительную стабильность своего подарочка. В случае же с Тони стабильность обеспечивал рисунок – татуировка, и если её каким-то образом повредить, то на Тони это скажется. И очень плохо.

Я подошла к псу, он сам всё понял и перевернулся на спину, подставив мне брюхо на осмотр. Рисунок, естественно, сохранялся во всех ипостасях, и хоть шерсть скрадывала мелкие детали, было видно, что это руна «волк», заключённая в круг, а из причинного места в круг упиралась стрела.

– «Ох, и больно ему было, – подумалось мне, – а может быть, боль была частью ритуала?»

– Как же ты узнала обо всём этом? – вырвалась у меня мысль вслух.

– Мой владелец… бывший… зарабатывал на этом. Делал из людей оборотней. Но он гиен делал. А руну волка подсказал Шон.

Я, отвалив челюсть, таращилась на неё. Секунд через двадцать я взяла себя в руки.

– Ники, обязательно расскажи мне всё о своём… бывшем господине. Как только этот дурдом кончится. А я надеюсь, что он кончится через двое суток. Слышишь, псина, при таких габаритах ты обязан растерзать Сугаву как крота!

– Бав! – радостно отозвался наш боец. – Бав-Бав!

– Угу, но самоуверенным всё равно не будь, ты ж у нас Обманчивый, вот и действуй так, не забывай.

Тони улыбнулся. Как он ухитрялся улыбаться в пёсьем обличье, ума не приложу, но и будучи хаски, и сейчас он скалился в улыбке. Я даже потрепала его за ухом: он вполне мил, если не облизывает и не лает.

Я рассталась с Ники, почти больная от всех этих волнений и переизбытка новой информации, мечтая о сне и покое.

В полудрёме я поднималась по лестнице к себе домой, когда почувствовала… волну. Что-то неслось и грозило смести всё на своём пути; если бы я не была такой уставшей, то сообразила бы быстрее, а тут не успела. Меня накрыло. Боль, невыносимая и чудовищная, скрутила меня, бросила на ступени, я утонула в ней. Меня спасло лишь стремление Шона закрыться, он отчаянно старался погасить эту волну, поставить заслон на её пути. Это дало мне мгновенную передышку, и я из последних сил «задраила» нашу связь. Очнулась я внизу, на асфальте. Ныла челюсть, и руку разрывало болью. Ко мне бежал Родж.

– Пати, что случилось? – он не рисковал трогать меня, не зная серьёзность повреждений, – Я вызову врачей.

– Не надо, Родж, – прохрипела я.

Он тут же всё вспомнил: врачи – это не для меня.

– Помоги дойти домой.

– Что ты ушибла?

– Только лицо и руку.

Он аккуратно помог мне подняться на ноги.

– Что это было, Пати?

– Несчастный случай.

– Оступилась? – тон был полон скептицизма.

– Нет. Но проявила ещё большую неосторожность. Сама виновата, – прошептала я чистую правду.

Ослабила контроль и приоткрыла связь. И не вина Шона, что заслон с его стороны не выдержал.

– Господи, Пати, куда ты влипла, а? – вырвалось у Роджа в сердцах. Мы медленно поднимались по лестнице.

– Между прочим, я попадала и в худшие переделки… наверное худшие. До тебя. Раньше.

– Угу. Ну конечно, ты же живёшь целую прорву лет. Дункан МакЛауд в юбке.

– Кхе-кхе, – засмеявшись, я поняла, что рёбра тоже не в порядке. – Я младше Горца, мне не больше двухсот лет.

Мы подошли к двери, и я принялась неловко открывать её левой рукой.

– Дай я, – не выдержал Родж.

– Нельзя. И входить нельзя. Прости, Родж, и спасибо за помощь.

В ответ он посмотрел на меня, как на малолетнюю дуру, попавшую в полицейский участок, и, покачав головой каким-то своим мыслям, развернулся и молча ушёл. Вот и чудно.

Я прямиком отправилась в флерсную, желание оказаться между Лианом и Пижмой было до истерики сильным. Если бы кто-то встал на моём коротком пути, не знаю, чем бы это кончилось для нас обоих.

Пижма в полусне сам подвинулся, уступая мне место, и обнял. Лиан почувствовав соперника даже сквозь сон, тут же прижался сильнее.

«Ну вот, теперь можно отключиться…»

Проснулась я не от свежести утреннего луга, как обычно, а от голосов.

– Я вижу, что она закрылась. Почему? Почему? – в вопросе звучала жгучая обида.

– У неё рука сломана. Может, на неё напали, – какой всё же у Пижмы приятный и глубокий голос.

– Как же её лечить, когда она так закрылась?! – мой дурашка был полон отчаяния от невозможности мне помочь.

– Лиан…

Я сняла щиты, которыми вчера с перепугу оплелась, но открывать связь с кем-либо не рисковала.

– Пати, что случилось? Почему ты закрылась? От нас! – в его тоне звучало обвинение. Распустила я его. Ох, распустила. Пижма, словно слыша мои мысли, успокаивающе погладил по руке, заработав ревнивый взгляд от Лиана и проигнорировав его.

– Я не от вас закрылась. Шону сейчас очень плохо, и я боюсь открыться и нарваться на него.

– От инкубов одни проблемы, – буркнул Лиан, но тут же переключился. – Нам надо тебя лечить.

– Лечите, – с улыбкой согласилась я.

Лиан всё сделал сам, раскачал нас и наполнил меня бело-зелёным. Не составило никакого труда отдать приказ силе и вылечить тело.

Пижма, сидевший рядышком на тахте всё это время, выдохнул восхищённо:

– Какой ты белый… Тебя не зря считали лучшим и любимым…

Лиан зарделся и потупился, скрывая польщённую улыбку.

– Ты моё солнышко, мой помощник, – поддакнула я. Отчего-то я точно знала, что Пижма не будет ревновать и расстраиваться от похвал другому. А вот Лиан… Он нуждался в признании, и очень нуждался.

– Ой, Пати, ты в норме? – тут же насел на меня флерс, глядя строго и испытующе.

– Ну… Да…

– Так поставь на Пижму метку! Ушла вчера… А я волновался весь день! И за тебя, и за него.

Я закатила глаза. Надо что-то с этим делать, он мне на голову так скоро сядет. Если ещё не сел. Но прикосновение Пижмы вновь отогнало раздражение.

– Хорошо. Пижма, ты готов?

Флерс кивнул с тихой светлой улыбкой. Я невольно залюбовалась его неяркой красотой, удивительными, изменчивыми серо-зелёными глазами. Его волосы за сегодняшний день стали ярче, чистого жёлтого цвета, и только шрамы были ещё виднее и уродливее. Бедный флерс… Но это поправимо. Как бы там ни было, а перекинуть я его смогу, и сделаю это, как только разберусь с Шоном и волками.

Рассматривая Пижму, я собрала силу и, прикоснувшись к его лбу, поставила метку. Не проговорив приказ силе вслух. Не знаю, почему, но я произнесла формулу подчинения лишь мысленно и очень… небрежно, недооформленно.

Метка вышла странной; пока я настраивала vis-зрение, чтобы рассмотреть её как следует, раздался вопль Лиана.

– А-а! Что вы сделали?! Что ТЫ сделал?! – и беловолосый с силой затряс Пижму за плечи. – Как ты мог? Как?! – и Лиан разрыдался.

Вот так трясти за плечи – это крайняя степень агрессии для существа, неспособного быть агрессивным и злым. Лиан рыдал, в слезах выплёскивая обиду и то, что ему заменяло злость. Пижма попытался обнять и успокоить его, но флерс с воем отскочил и отбежал в угол, сотрясаясь в рыданиях. Я, наконец, схватила желтоволосого и рассмотрела метку…

– «Прости», – мысленный голос Пижмы был таким же бархатным и глубоким, как и реальный. «Я не должен был этого делать, но я не буду жить без тебя».

Наверное, у всех есть какой-то предел, какой-то лимит на эмоции, исчерпав который, начинаешь воспринимать всё как само собой разумеющееся. А может, действовала обратная связь, и мне передавалось спокойствие Пижмы, но отчего-то я не стала реагировать на то, что флерс подхватил метку и переделал её, сплетя наши жизни.

– Клятва «мужа-сына-брата»! Как ты мог дать её, не спросив разрешения?! – выкрикнул сквозь слёзы Лиан, – Эта клятва убила моих братьев и сестёр вместе с Матерями. Её нельзя давать без спросу! Понимаешь?

В голове Лиана был хаос, но две мысли мелькали явственно: «Это я должен был дать такую клятву», «Но мне нельзя её давать».

Я подошла и обняла моего опустошённого и всё ещё вздрагивающего от рыданий дурашку, окутала его своей силой.

– «Лиан, я люблю тебя. Ты моя опора, мой источник, моя самая большая ценность. И, конечно же, тебе нельзя давать такую клятву, я хочу, чтоб ты жил и помогал своим братьям и сёстрам. Они очень нуждаются в тебе. Ты не должен рисковать собой из-за меня. Никогда».

– «Боюсь, я не захочу жить, если с тобой…»

– «Незабудка, Фиалочка, Мальвочка и многие другие удержат тебя. Я никогда не ждала от тебя подобной клятвы, и если бы ты поступил, как Пижма, то не приняла бы её. Нашла бы способ разорвать».

– «Её нельзя разрушить, – вмешался Пижма. – Divinitas её могут изменить, ослабить, но даже они не могут её разорвать».

– «Давший такую клятву умирает, если его отвергают», – сообщил Лиан, он уже успокоился, и его клонило в сон от опустошённости. Я влила силу в поцелуе, и Лиан попытался воспользоваться подарком, чтоб снова раскачать нас, но не совладал с силой. Нервные потрясения для нас хуже усталости и перетруженности. Я поймала вырвавшийся vis и отдала флерсу:

– «Отдохни. Я справлюсь. Должна справиться», – поправилась я, услышав еле слышное треньканье: не было у меня уверенности в своих силах. Мне предстояла куча отнюдь не лёгких и приятных дел, а мой источник временно выведен из строя. Не самая лучшая ситуация.

– «Боюсь, я не смогу ничем помочь», – сказал Пижма.

– «Ты что, слышишь меня, даже когда я закрыта?» – удивилась я.

– «Не слышу. Понимаю».

Мы все втроём отправились на кухню, и когда вошли, перед глазами пролетел салатно-розовый кошмар и плюхнулся на голову Лиану. Тот лишь засмеялся. Я, придя в себя, подумала, что может, всё же от этого дурацкого последствия моего экспериментаторского зуда и будет польза. Вот, настроение моему дурашке подняла…

Пока мы ели, я всё размышляла, где разжиться силой, чтоб сплести качественные щиты для защиты от Шона, а также чтобы наполнить его белой силой. Да! И чтоб ещё осталось на Тони и Ники. Боюсь, мне надо будет сначала наполнить Ники, а уж она передаст силу оборотню, думаю, весьма приятным для него способом.

И где же наскрести столько?

Флерсы, как всегда во время еды, играли в игру «Кто глупее всех на свете?» – в глазах ни единой мысли. Наверное, это как-то связано с усвоением и переработкой материальной пищи. Я изучающе уставилась на Кисс. Фамилиар она или нет, в конце концов? Может, с неё удастся стрясти силу? Кислотный кошмарик будто прочитала мои мысли и, бросив на меня взгляд «Но-но! Только попробуй!» – опять залезла на Лиана, на этот раз на плечо.

Я перебирала в уме варианты и уже от отчаяния прикидывала, удастся ли мне вытащить Крега на встречу иль нет, как в голове раздалось:

– «А чего ты переживаешь? Разве ты пуста?» – Пижма долакал мёд, расправился с персиком и теперь «вернулся на землю».

Я хотела ответить что-то ехидное, но мысленная отповедь застряла на полуслове – я действительно не ощущала себя пустой… Несмотря на всю эту чехарду событий.

Смотреть внутрь себя vis-взглядом не так уж легко, многие слабые divinitas так и не осваивают этого навыка, и если на vis-зрение я переключалась без малейшего усилия, то тут мне потребовалось отложить ложку с вареньем, сесть ровно и сосредоточиться.

Увиденное поразило меня: да, в венах и на поверхности силы было немного, но центры были полны резервом. Откуда? Ведь я нормально не кормилась уже несколько дней, а тратила о-го-го как. И вчера от всех этих потрясений была пуста… А может, и не пуста, может, я просто потеряла над собой контроль, и к наполненности это не имело отношения?

Поразмышляв над этим и придя к единственному выводу: «Со мной творится что-то странное», я решила «не заморачиваться», как сейчас говорят.

Чмокнув уже полностью пришедшего в обычное расположение духа Лиана и обменявшись взглядами со всё понимающим Пижмой, я заскочила в лабораторию к Ландышам. Хоть в чём-то мне повезло – они были в порядке, ну, насколько они вообще могут быть в порядке. Оставив флерсов, побежала в ресторан – Венди должна скоро прийти, а мне ещё с Дениз надо пообщаться.

Мы как раз успели обсудить самое неотложное, как пришла Playboy bunny – Венди. Дениз весьма неодобрительно оглядела девушку. Заметив это, та специально изобразила весёленькую идиотку, и Дениз сменила неодобрение на покровительственную жалость, так свойственную умным, правильным, но некрасивым женщинам. Под щебетание Венди я и ушла из ресторана, наш путь лежал в Бронкс. В этом районе по прежнему творятся все опасные и неприятные вещи, подумалось мне. Только амулеты для отвода глаз, активированные ещё в такси, давали нам возможность спокойно передвигаться. В конце концов, мы оказались возле старой развалины, неприятно напомнившей мне логово вампов. И не только грязью и граффити – хоть окна в этом здании и не были заделаны, от него несло чёрным vis, боль и страдание пропитали, казалось, сами стены.

– Что это? – мне не удалось скрыть дрожь в голосе.

– Да так… Тут людские шаманы жили… Но, похоже, это место проклято уже давно.

– А Шон где?

– В подвале, – обронила Венди, ссутулившись, и вошла в вонючее парадное. Я последовала за ней, оплетая себя щитами, готовясь к любому нападению.

Вход в подвал был под лестницей, повозившись с навесным замком, Венди отперла дверь и, затравленно глядя на меня, попросила:

– Можно, я не пойду вниз? Пожалуйста.

Настороженно оглядев её, я всмотрелась, на месте ли метка вассальной клятвы. На месте.

– Ты ведь не причинишь мне вреда действием или бездействием?

– Нет-нет. Не причиню, – испуганно отозвалась она и еле слышно добавила. – Мне просто страшно и… стыдно.

– Ладно. Пойду сама. Но ты прислушивайся, и если позову – спускайся.

– Хорошо, леди.

Открыв дверь, я поняла, почему Венди боялась спускаться. Страдание и боль сбивали с ног и не давали дышать, подобно отравляющему газу. Пришлось быстренько вспомнить о полуденном солнце и разомлевших травах – стало полегче. Подвал не был глубоким – ничего напоминающего настоящие европейские подвалы, так… неглубокий подземный этаж… Может, тут раньше был бытовой отсек, и стояли в ряд стиральные машины и детские коляски? Но теперь здесь был лишь старый хлам, наваленный кучами. Тусклая лампочка, свисавшая на шнуре, давала света не больше, чем свеча, и я зажгла принесённый светодиодный фонарик.

– Шон, – тихо позвала я. Свет и Тень, надеюсь, он действительно связан: если от его vis я защищусь, то от физической силы и vis – вряд ли.

– Шон…

Раздалось тихое мычание, которое может издать человек с добротным кляпом во рту. Я пошла на звук и увидела его.

Хорошо, что прошлой ночью я кое-что успела увидать; хорошо, что Лиан сегодня утром меня «закалил» своей истерикой, а Пижма поделился нерассуждающим спокойствием… Иначе я бы с воплем выбежала на свет.

Шон… Нет, это был не Шон. Я не могла идентифицировать это как Шона. Нечто тощее и полупрозрачное корчилось в муках. Его жрало чудовище, видимое лишь при сильном напряжении vis-зрения, какая-то серая сущность… Тень вылезла из Ниоткуда, чтобы наказать преступившего клятву.

Уродливое безносое лицо инкуба с огромными жёлтыми глазами и большими провалами ноздрей повернулось ко мне. Он смотрел, но не видел, мычание превратилось в какой-то сводящий с ума стон.

Какая я дура! Чем я думала? На что надеялась? Просто накормить его? Так мне придётся это сделать после заката. Как можно было не понять, не догадаться, что именно будет происходить? Что он вызовет тень-стража и даст наказать себя. Обменяет Венди на себя.

Боюсь, моя дурость меня когда-нибудь погубит…

– Хватит, – слово сорвалось с губ, словно камень.

Тень-страж застыл.

– Хватит. Клятва была дана в горе, а её исполнение повлекло бы горе ещё большее.

– Вот именно, – что-то прошипело в моей голове. – Лавина не сорвалас-сь. И он ответит за вс-сё.

– Ты Страж Равновесия или Слуга Тьмы? – вырвалось у меня в испуге и раздражении.

– Равновесие, Порядок превыш-ше Тьмы и Света. А он его наруш-шил. И ты! Ты нарушаеш-шь его. Мешаеш-шь.

Откуда-то в голове вдруг возникло кристально ясное понимание ситуации. Если я в третий раз скажу «хватит», то тень-страж оставит инкуба, но тогда я могу поплатиться. Расплатиться за всех. Стало очень страшно. Я подумала о том, что вот сейчас развернусь и уйду, наверху меня ждёт Венди, закрывающаяся изо всех сил от чувства вины. О! Она прекрасно знает, что виновата, что совершила ошибку. Но успокаивает себя тем, что Шон перемучается и всё пройдёт.

А не пройдёт! Тень выгрызет «подарок Уту». Эта Тень – выгрызет. Другие пытались, но не смогли, а эта сможет. Инкубу не положено иметь детей – это нарушает порядок. Инкуб не должен добровольно и безвозмездно забирать сломанные клятвы – это нарушает порядок. И теперь инкуб поплатится за всё.

– Ты взял с него немало, – дрогнувшим голосом произнесла я. – Остальное дам я. И только я. У тебя время до следующего полнолуния.

– Хватит, – твёрдо закончила я.

Тень-страж застыл, словно прислушиваясь к эху моего голоса.

– Ты… Ты чтиш-шь порядок. Но ты ответиш-шь за вс-сё, – задумчиво и с предвкушением ответил он.

Я, теряя сознание от страха, приготовилась к его атаке, приготовилась терпеть боль и почти желала, чтобы страж взял своё вот так – быстро. Но нет…

– За вс-сё… – и еле видимая тварь исчезла, как будто всосалась в воронку.

Я осела на грязный пол, ноги не держали. Будь я человеком, наверное, описалась бы от страха.

Вдох-выдох, вдох-выдох… Когда надо справиться с дикой паникой, нет ничего лучше, чем думать о вдохе и выдохе, думать о том, что они должны быть плавными, без рывков и не слишком быстрыми.

Через какое-то время я могла снова думать. Я только что прокляла сама себя, призвала на себя Стража равновесия, и у него будет целый месяц. Всего месяц. Мне надо продержаться лишь месяц. Я отвечу за всё. Никто из моих пострадать не должен. Только я. «Хоть бы он не припомнил мне того юношу на корабле и Руфуса», – мелькнула паническая мыслишка.

Я отвечу за всё. Я выдержу.

С этой мыслью я собралась и сконцентрировалась настолько, что смогла обратиться к резерву и высвободить часть силы. И хоть она плохо слушалась из-за пережитой паники и, похоже, прочно поселившегося страха, но направить лучик Шону я смогла. Наполнила «подарок Уту». Минута, другая – и тело инкуба стало обретать плотность, а лицо потекло – глаза уменьшились и стали вновь человеческими, а появившийся нос скрыл уродливые ноздри. Хм… теперь я всегда буду помнить, что этот аккуратный нос скрывает длинные щели абсолютно нечеловеческих ноздрей, больше всего похожих на прорези-эфы у скрипок.

Шон глянул на меня вполне осмысленно, я вынула кляп.

– Пати? – с ужасом спросил он, догадываясь, что произошло.

– Он выгрызал «подарок Уту», – устало произнесла я. – А без этой белизны я не смогу тебе доверять. Вот я и вмешалась.

Порывшись в сумке, я нашла нож-бабочку. Ага, осталась привычка со времён сухого закона – носить в сумке нож.

Я разрезала путы, а Шон всё молчал. Мы не смотрели друг на друга. И вдруг он с силой ударился затылком о цементный пол.

– Я подставил тебя!

– Не смей! – крикнула я. И уже мягче: – Не надо, Шон. Что сделано, то сделано. Значит, так надо было. Не смей себя казнить. Я тебя ни в чём не виню, и ты не вини. Всё. Закрыли тему.

Мы дошли уже до дверей, когда я обратила внимание, что он абсолютно гол.

– О, Свет и Тень! Тебе надо что-то набросить на себя. Никакие амулеты не помогут, если ты будешь голым.

Окинув взглядом подвал, мы не нашли ни единой пригодной тряпки – всё железяки да строительный мусор.

Я открыла дверь. Венди тут же подбежала ко мне.

– Найди штаны какие-нибудь, быстро.

Она увидела Шона за моей спиной, и её глаза округлились, а рот раскрылся.

– О-о… О… Ой… – удивление, озадаченность и понимание. Тут она развернулась и побежала, натыкаясь на стены.

– Штаны! – крикнула я ей в спину. А то от потрясения забудет о поручении.

Да, Венди тоже быстро сообразила, что именно произошло. Ну да ладно. Она будет помалкивать. И Шон тоже.

Мы остались с инкубом наедине, стоя на подвальной лестнице возле выхода. Какое-то время мы усиленно таращились куда угодно, только не друг на друга, а потом я прекратила эту глупую игру и всмотрелась в него. Да, это мой Шон, нервный и виноватый, жаль, я больше люблю вальяжного и спокойного. Он исподтишка бросил на меня взгляд и уже не мог отвести глаз, всё смотрел и смотрел. Кажется, я улыбнулась, и он вдруг вспыхнул белым; скривившись от боли, но не отведя взгляда, опустился на одно колено и, взяв за руку, влил в ладошку эту белую каплю.

– Я поступила правильно, – сказала ему и себе. – И я выдержу. Всего лишь месяц. Я смогу.

Шон молча кивнул, соглашаясь, и встал. Теперь мы стояли, держась за руки, и опять не встречались взглядом, но это уже была не игра от неловкости. Просто соратники и партнёры смотрят в одну сторону, а не друг на друга.

Венди где-то разжилась джинсами и футболкой, и мы, наконец, покинули это ужасное место.

Пока мы ехали, Венди вызвалась мне помочь с Тони и Ники, а Шон был непривычно тих и молчалив.

– Хочешь покормиться? – поинтересовалась я у него, – тебя высадить где-то?

– Нет, – сам удивляясь, ответил он. – Я не голоден. Можно мне вас подкормить?

– А ты владеешь собой? – настороженно поинтересовалась я.

– Да. Как ни странно, лучше, чем когда-либо.

Я согласилась: может быть, Лиан уже и пришёл в себя, он отходчивый и быстро восстанавливается, но красная сила тоже лишней не будет. Наплевав на водителя такси, небось, он и не такое видал, я села на колени Шону, и мы принялись «гладиться».

Да, что-то странное творилось не только со мной: сила инкуба пьянила по-прежнему, но как хорошее вино, а не наркотик, ведущий к безумию.

– Ты не сводишь с ума, – обронила я.

– Не может быть, – засмеялся он и протянул руку Венди. Та боязливо дотронулась до неё, потом, осмелев, прижала руку к лицу, подумала, вслушиваясь в себя, и «отпила», поцеловав ладонь. Шон напряжённо следил за её реакцией. Да, глазки Венди пьяно и ярко заблестели, но она осталась в своём уме.

– Пьянит. Но я могу себя сдерживать, – подтвердила она, но всё же отстранилась, вдавливаясь в дверцу, чтобы легче было справиться с желаниями, навеянными vis.

– Я что, теперь не инкуб? – ошарашенно и как-то обиженно спросил Шон.

– Инкубом ты не будешь, если тебя перестанет выворачивать каждый закат, – грустно ответила я. – А в остальном ты и так мало похож на своих родичей. Хоть я и не встречала больше инкубов, но уверена в этом на все сто.

Остаток пути до своего ресторана я провела на коленях у Шона, а учитывая, что мы попали в пробку, которых на Манхеттене не миновать, то мы все трое успели насытиться без особого риска для себя. Венди, раньше не рисковавшая лишний раз дотрагиваться до своего младшего отца и кормившаяся от людей, «разогретых» им, теперь задумчиво гладила его ладонь, прикидывая, какие выгоды несёт это изменение vis Шона.

Я вернула её к реальности, отобрав его ладонь, как некую вещь, и попросив начать конвертировать красную vis в зелёную. К моему облегчению, это проявление собственничества было воспринято ими обоими как само собой разумеющееся.

В ресторане мы с Венди утолили не на шутку разыгравшийся физический голод, жадно умяв под умилённым взглядом Поля: фруктовый пудинг – две порции, печёное яблоко в хрустящей пассировке – две штуки и кофейные пирожные – две штуки.

– Вот! – радовался Поль. – Полюбуйтесь, какие красавицы! А нрав? Ангельский. Я всегда говорил, что сладости созданы для женщин. А те дамы, которые от них отказываются или, о ужас, вообще не любят, вызывают крайнее! Крайнее подозрение! Кушайте, ангелочки, кушайте, – придвинул он клубнику с ванильными сливками.

Думаю, это Венди на него так повлияла: Playboy bunny, да ещё с остатками vis инкуба – убойная вещь, или, как говорят подростки, «вынос мозга».

Подкрепившись, мы рванули к Тони. Ники жила у него, и когда я позвонила, трубку сняла она, сообщив, что мой пёсик утром, как и положено, спокойно обернулся наглым парнем и до сих пор дрыхнет. Но тут «дрыхнущий», видно, поняв, с кем беседует Ники, подорвался и выхватил телефон.

– Я не сплю уже! Ну скажи, тебе понравилось? Я понравился?

– Тони, если ты ещё хоть раз меня заслюнявишь, я вызову парикмахера и подстригу тебя, как пуделя!

– Злая ты, – уважительно заметил он, и тут же радостно огрызнулся: – А они ночью не работают!

– Для меня – поработают.

– Ох, ну я постараюсь не забывать, что ты у нас кошатница и ничего не понимаешь в хороших псах.

– Зато Ники понимает. Кстати, не давай ей геройствовать. Дождитесь нас, мы уже выезжаем.

Квартирка Тони оказалась крохотной и была по-настоящему мужской – минимум вещей и полный порядок. До Ники. Она как будто метила территорию своими одёжками, мелочами, запахом. Наверное, Тони это нравится, – подумалось мне, – раз он не наводит порядок, не раскладывает её вещи так же, как продолжает раскладывать свои.

Как я и опасалась, накачать искусственный vis-центр оборотня можно было только одним способом. А Тони стал для меня табу, несмотря на всё моё спокойное и опосредованное отношение к сексу-кормёжке. Во-первых, для него секс имеет совсем иное значение, чем для нас, divinitas. Во-вторых, он мой слуга, а я… Я для него старшой, вожак его маленькой стаи. Какой уж тут секс? Хотя нет, если бы я жёстко доминировала над ним, это было бы вполне «в тему» – ох, нахваталась я от него уличных словечек, – но я не приемлю всех этих дурацких постельных игр, возникающих от пресыщенности или ущербности. Для меня секс – воплощение радости и жизни, открытости и доверия. А такого с Тони быть не может. И точка.

Поэтому Ники была поставлена перед фактом: в помощь ей выдаётся Венди. Зелёная divinitas расстраивалась, но понимала, что самостоятельно ей не справиться. Я отдала ей столько силы, сколько она могла взять, но её тремолирующие вены плохо пропускали vis, и полученного от меня явно не хватало. Венди, видя, что подруга не рада помощи, задрала носик

– Фи! Сильно нужен мне твой пёс. Я согласилась, чтобы вернуть долг благодарности.

– Да? – обрадовалась Ники. – И ты не будешь его брать потом?

Я закатила глаза. «Брать», как игрушку… Моего Тони…

– Фхи! – оскорблённой кошкой фыркнула Венди.

Шон, увязавшийся за нами, лишь посмеивался, глядя на всё это.

А после мы с ним сидели плечом к плечу на грязной лестнице, потому что в крохотной квартирке и троим места было мало, и слушали стоны и вопли, пока нас не начал разбирать смех. А когда Шон стал ещё и комментировать происходящее, я просто сползала на пол, умоляя его помолчать и дать мне отдышаться.

Да… В тот краткий час я изгнала напрочь память о минутах в подвале, о сделке со Стражем. Наша счастливая и опасная, для нас же, особенность – забывать о плохом.

Когда стоны стихли, на площадку вышел Тони с непередаваемо довольной рожей, чмокнул меня в макушку – аналог облизывания, надо полагать, – и плюхнулся на ступеньки ниже.

– Оно того стоило, – довольно произнёс он, нагло устраивая голову мне на колени. – Стоило уходить от Седрика, – глядя в потолок пустыми от счастья глазами, продолжил он, – драться со своими и пережить эту дурацкую татуировку. Жизнь удалась.

Последние слова мне не понравились, и я больно щёлкнула его по носу.

– Твоя жизнь только начинается. И если Сугава возьмёт верх, я перебью там всех, а тебя оживлю и заставлю служить в посмертии.

«Трень! Трень!» – но волки не слышат лжи, как мы.

– Не бойся, хозяйка, – ласково и спокойно ответил он, заглядывая в глаза. – Я справлюсь. Разум ясный остаётся, я даже читать могу, и тело очень сильное, вес даже чуть больше моего человеческого. Я очень сильный и очень умный пёс. Волку не выстоять.

Меня успокоили его рассудительный тон и аргументы.

– Тони, – донёсся капризный голосок, – фен не включается!

– Ох уж, девочки-зайчики, – пробурчал он и пошёл в квартиру.

Пока девчата и Тони приводили себя в порядок, мы с Шоном обсуждали, под каким предлогом лучше явиться на сбор стаи, и никак не могли найти приемлемого варианта. Все точки над i поставил оборотень:

– Придём и скажем, что, мол, до седриковских шавок дотянуться не мог, глава города как-никак. Зато если кто из свободных тявкать будет, то я ему хвост оторву и в глотку засуну. Поверь, Пати, шваль отсеется только от тона, а Сугаву я вызову взглядом.

– Ну ладно, тебе виднее, мохнатый, как у вас там дела делаются, – скрепя сердце согласилась я.

Он чмокнул, куда дотянулся, – в щёку, – и я зашипела, как кошка.

– Вот за что я люблю тебя, хозяйка, так это за то, что ты мудрая женщина и знаешь, когда надо отпустить поводок, – с весёлым одобрением сообщил он.

– Не вздумай меня чмокать на людях, пёс! – эта вдруг появившаяся повадка бесила меня не меньше облизывания. Да и не знала я, как реагировать на только что полученное признание-комплимент.

– Прям как кошка, – умилённо сообщил он Шону за моей спиной.

Этого я не стерпела и отвесила несколько подзатыльников, Тони лишь ржал в ответ.

– Ну не буду. Не буду. Не дерись, – примиряюще попросил он, и я прекратила драться, и так руку об него отбила.

Наконец, из квартиры вышли девчата, и на лице оборотня сразу появилось умилённое и глупое выражение, а взгляд забегал с Ники на Венди. На Ники задерживался, но на Венди всё равно перескакивал. Розовая делала вид, что ей всё равно, но это плохо получалось, а зелёная откровенно дулась.

Ох, наверное, пришла пора вспомнить об обязанностях госпожи.

– Значит, так. Венди имеет право участвовать в наполнении резерва Тони. С твоего согласия, Ники. Если ты из ревности не позволишь ей, а сама не справишься и пострадаешь, или пострадает Тони, то, как минимум, потеряешь право согласования. Это ясно?

– Да.

– Венди, я тебя сейчас ни к чему не обязываю.

Кивок.

– Тони, ты обращаешься только в полнолуние, один раз, или если надо мне. Это ясно?

– Да, хозяйка, – Грей изо всех сил старался скрыть, как он доволен, и на всякий случай держался поближе ко мне и подальше от Ники, мечтавшей растолковать, что полигамия – это плохо для отдельно взятого оборотня-пса.

Такой вот озабоченной Тень знает чем, только не предстоящей смертельной дракой компанией мы и поехали на встречу со стаей. Девчонок высадили на полдороге – нечего им волков дразнить, они ещё слишком слабы, чтобы вызывать у них уважение, а все, кого волки не уважают, – мясо. И пусть мохнатые не рискнут их покалечить, но морально поглумятся вдоволь. Девушки-divinitas это понимали и не спорили. Когда они покинули машину, я занервничала сильнее, даже достала кнут, ради которого, собственно, и заезжала в ресторан. Я прекрасно понимала, что он мало чем поможет против стаи. Если придётся пускать его в ход – это уже глобальный проигрыш, но всё же меня успокаивали тусклый блеск серебряных и лёгкое жжение железных вставок. Видя, что я нервничаю, Тони обнял меня и обернул своей силой, как шубой. Шон, сидящий за рулём, одобрительно кивнул. Затылком он видит, что ли? Ах, ну да – запах поменялся.