Текст книги "Утраченный покой"

Я совсем забыла о закате… Но Шон такого забыть не мог. Аккуратно вывернув машину из потока, ничего не говоря, он оставил нас и зашёл в какой-то магазинчик одежды. Примерочные кабинки, подумалось мне, слишком незащищённое место для такого. Минут через десять он вышел в новых ладно сидящих джинсах и яркой футболке, демонстративно выбросив то, что Венди нашла или украла ещё утром в Бронксе.

С его возвращением по машине разнёсся запах мускуса, и Тони уткнулся носом мне в шею, спасаясь от него.

– Шон…

– Нет-нет, Пати. Голодный я сейчас полезнее, да и времени уже немного осталось, а нам ещё тащиться по этим пробкам.

К сбору волков мы всё же успели вовремя, стая ещё в полном составе была в людском обличье.

Тони пошёл вперёд, а мы чуть приотстали: мол, мы не охраняем пса, а наблюдаем, как он резвится.

ТиГрей поразил меня. Я привыкла видеть его хорошим парнем: спокойным, подчиняющимся, любящим… И забыла, какой он на самом деле. Обманчивый. Первое впечатление – самое верное.

Он шёл сейчас странной разболтанной, уверенной походкой, посылая по известному адресу одним лишь своим видом. Улица… Два года, кажется. За эти два года уличной жизни он многому научился и многого добился, хоть и был ещё ребёнком. Юридически.

Собравшиеся вервольфы замолчали, неприязненно и настороженно уставившись на него.

Приблизившись, ТиГрей вместо приветствия сплюнул сквозь зубы. И так накаляющаяся атмосфера нагрелась на десяток градусов.

– Я слышал, тут кое-кто хотел закончить то, что начали псы Седрика, – обводя всех тяжёлым взглядом, начал он. – Так вот, я здесь, свободные волки, – обращение прозвучало насмешкой.

Многие из свободных вопросительно посмотрели на вожака, по логике, он сейчас должен заверить Тони и меня о нейтралитете и отдать приказ стае не трогать пса. Но нет, Стивенсон молчал.

– Хозяйка и Красный проследят, чтоб вы вели себя как положено благородным волкам, – опять насмешка, – а не стае псов. Драка один на один.

– Кто первый?! – зло выкрикнул он, и несколько слабых отшатнулись. Тони вошёл в толпу, как ледокол, оставляя после себя пустое пространство – никто не встал у него на пути.

– Как ты смеешь прийти сюда, в святое место стаи, и тя… вкать, – говоривший заткнулся и опустил глаза, а потом и голову, под давящим взглядом пса.

– Смотрите! Все смотрите, как наш вожак позволяет этой смердящей шавке оскорблять нас, – Сугава не выдержал. Наконец-то.

– А-а… Трупачий корм раскрыл пасть. Я тебе воняю, закуска, да?

– Я тебя на части порву, – с ласковой угрозой произнёс волк. – Но убивать не буду. Хочу, чтоб ты видел, как я буду иметь эту белую сучку.

– Кого? Что ты жрёшь, чтоб белыми сучками бредить?

– Её! – и Сугава ткнул в мою сторону.

– Да вампы из тебя мозг высосали, пока в жопу трахали, давалка, – насмешливо отозвался пёс.

Со страшным рыком вервольф бросился на Тони, но тот его встретил ударом ноги, отбросив на землю и, похоже, повредив колено. Разнёсся крик ярости и боли. И Сугава начал трансформироваться.

Очень, очень быстро трансформироваться.

Я в страхе схватилась за Шона, сможет ли Тони перекинуться так быстро? Ведь наверняка взбешённый волк не будет ждать и блюсти кодекс. Я, не отрываясь, глядела на страшное и уродливое таинство оборотней, как вдруг раздался многоголосый удивлённый вздох, и круг зрителей подался, освобождая место.

Огромный мохнатый пёс стоял и ждал.

– «Ах, какая Ники умница! Такое сотворить!» – успела мелькнуть мысль, и…

Волк понизу бросился на пса, метя в горло, тот отпрыгнул в сторону и вверх, заставляя противника промахнуться, и сомкнул челюсти у него на холке.

Волк упал, протянув лапы, и больше не шевелился. А пёс поднял морду и, ни на кого не глядя, посеменил ко мне, повиливая хвостом. Секунды текли, никто не мог прийти в себя и осознать, что случилось.

Когда Тони сел рядом со мной, пошли первые тихие вопросы:

– Мёртв? Он мёртв? Почему не шевелится?

– Кто ещё хочет проучить ренегата? – добавив металла в голос, спросила я. Повисло гробовое молчание.

Шок, растерянность и страх висели в воздухе, подобно облаку.

– Может, мне стоит натравить своего пса на тебя, а, вожак? А то, я погляжу, ты никак не можешь вдолбить своим блохастым уважение к старшим? – я запоздало разозлилась на оскорбление Сугавы.

Вожак промолчал, состроив рожу «Мне всё равно. Помру стоя».

– Запомните, свободные шавки, Нью-Йорк – территория divinitas! Здесь мы устанавливаем законы. Не нравится – валите в Чикаго! Валите куда угодно! Слушайте все и передайте тем, кого здесь нет. Я убью любого вервольфа без разбирательств и кодекса, если мне станет известно о его контактах с вампами. Если кто-то из вас работает на трупаков или, ещё хуже, позволяет кормиться на себе – самое время с этим завязать. За прошлое преследовать не буду, но с этой ночи любой, на ком мои нюхачи почуют вампа, – смертник. Ты, вожак, если ты вожак, обеспечь своим слабакам защиту от кровососов.

Стояла полная тишина. Не соглашаются, но и не спорят. Все ещё в шоке. Ну и ладно, я всё сказала.

Потрепав Тони за ушами, я развернулась и пошла к машине.

– Пойдём, мой хороший, будешь ехать, высунув голову в окно.

Мохнатая туша радостно поскакала впереди.

Когда мы уже подходили к машине, раздался леденящий душу вой. Выли люди, запрокинув головы на луну, провожая своего за последнюю завесу.

– Делаем ноги, – Шон нервничал, и я его понимала. Пока вервольфы были людьми, их сдерживали разум и страх, а обернувшись, они могут потерять и то, и другое. Стая – это сила. Мне просто очень повезло, что они не начали перекидываться раньше, что перепалка и бой были кратки – никто не успел завестись, а после все были слишком шокированы. Мы, divinitas, конечно условия диктуем, но не в одиночку против полусотни волков.

Когда мы выехали из лесопарка и направились к городу, Шон заговорил:

– Леди, это ещё не всё.

– В смысле? – перепугалась я.

– С волками Седрика тоже надо разобраться.

Нет, ну опять они сговорились у меня за спиной. Зла на них не хватает.

– И что вы задумали, засранцы?

Тони оскорблённо скульнул.

– Они наверняка поджидают его в парке. Устроим им сюрприз. Я подстрахую.

– Угу, крышкой от мусорника.

– Нет, – расплылся в довольной улыбке инкуб и одной рукой полез под сиденье.

Бейсбольная бита, оплетённая серебряными цепочками.

Тони залаял в полном восторге.

– У меня к ним свои счёты, леди. Позвольте нам.

Я рассматривала грозное оружие. Они покалечат волков Седрика, однозначно, а мне потом с ним возись. Впрочем, сам виноват, как он сказал? Это всего лишь волк, и не ему становиться между нами? Что ж, проверим.

– Ладно, Шон…

Несколько секунд пришлось пережидать счастливое гавканье.

– Только не убейте никого и сильно не калечьте. Мне потом с Седриком разбираться, не вам.

– Слушаемся, леди.

Вот ведь мужичье, хлебом не корми – дай кому-то задницу надрать. Нет, всё же это правда – не было бы мужиков, не было б и войн. «Ничего бы не было. Совсем ничего», – хихикнула я своим мыслям.

Эх, опять чуждая сила меняет мышление и сами мысли; это Тони виноват, что я так легко согласилась на эту их эскападу. Я, наплевав на всё, запустила руки в густой мех, вдохнула запах, несущий vis. А, будь что будет, мужикам нужна хорошая драка, а седриковские сами напросились на трёпку. Засранцы, скопом на одного. Ну, ничего, сегодня они узнают, что собачек и розовых обижать нельзя.

Меня высадили возле дома Венди. Шон, связавшись с дочкой, предупредил, что мы подъезжаем, и они выскочили встречать, радостно вереща на всю спящую улицу. Девчата рвались потискать пса, но Тони вырвался и Шон приструнил девиц: мол, ещё не всё, нечего силу отбирать. Девушки, узнав о готовящейся засаде на волков Седрика, чуть ли не пляски группы поддержки устроили со скандированием. Да… Похоже, только мне в голову приходят мысли о последствиях каких бы то ни было поступков. Впрочем, тоже далеко не всегда… приходят.

Мужчины уехали, а мы поднялись в маленькую уютную квартирку Венди. Там за чашкой травяного чая я рассказала, как всё было; рассказ вышел куда дольше, чем сами события. Поблагодарила Ники и сказала, что самое время сознаться, если ещё о чём-то умалчивает; что я настолько благодарна ей за Тони, что прощу всё.

Ники как-то враз погрустнела, стрельнув на подругу глазами, как бы прося помощи; та тут же обняла её.

– У Ники проблемы, – сказала она грустно, – её тело легко меняется, но не так, как ей хочется. Она не может контролировать vis оборотня. Пытается, но получается очень плохо и очень тяжело.

– Ничего не понимаю, – честно призналась я.

– Я обращаюсь в гиену, – тихо обронила Ники. – Так мерзко, – шёпотом добавила она.

Я взяла её ладошку и принялась поглаживать, успокаивая и по чуть-чуть подкармливая.

– Это происходит автоматически, – продолжила зелёная. – Я пытаюсь контролировать vis, но стоит мне на мгновение рассредоточиться – и меня выдёргивает в этого мерзкого зверя.

– Это всё из-за той мрази и его обрядов, – встряла Венди. Ники с содроганием вспомнила о былом и неосознанно вывалила на нас яркую картинку-воспоминание.

Бедная, бедная девочка, он использовал её как проводник для vis и катализатор трансформации. Да как она разум сохранила? Какой кошмар… Какая-то мысль всё хотела дооформиться и пробиться в сознание, но я закрылась. Закрылась наглухо, не желая думать об этом. Надо думать о другом – как помочь Ники.

Как помочь Ники?

Фрешит! И его оборотни-инородцы. Они чужды и уникальны, может, их опыт в чём-то поможет. Я озвучила девчатам свои мысли, Венди тут же с видом прилежной ученицы схватила блокнот и принялась его листать.

– Вот! Его домашний номер.

Какая предупредительная умница, в городе всего ничего, а уже координаты всех мало-мальски серьёзных filii numinis собрала.

Решили позвонить сейчас. Это только бело-зелёные однозначно спят ночью, а с остальными никогда не знаешь, каковы у них часы отдыха.

Я набрала номер, включился автоответчик.

– Доброй ночи, Фрешит, – нервничая, произнесла я. – Это Пати Дженьювин… Росео. Я бы хотела с вами поговорить…

Тут трубку сняли.

– Здравствуйте, Пати, я не сплю. Очень удивлён вашим звонком, и… у вас сменился номер?

– Нет, я звоню от своих… вассалов.

– О… Я вас внимательно слушаю.

– Ники… из Майями… Вы её помните?

– Конечно. Прелестная молодая леди, лечившая нашего главу с вашей помощью. Кажется, у неё задатки универсала?

Вот ведь чёрные, никогда не упустят что-нибудь узнать, да они вообще своего никогда не упустят.

– Да, с задатками. Но до универсала ей – как отсюда пешком до Арканзаса.

Фрешит коротко хохотнул моей шутке.

– Так что Ники?

– У неё проблемы… некоторые, а я не знаю, как ей помочь. Вот подумала, может, вы… и ваши знакомые… оборотни-инородцы – сможете нас проконсультировать. Я прошу вас о помощи, – твёрдо закончила я.

– Это очень хорошо, Пати, – неожиданно тепло отозвался Фрешит. – Приезжайте, когда вам удобно, хоть сейчас, я постараюсь помочь вам обеим, чем смогу.

Мы с девчонками переглянулись, спать никто не хотел.

– Диктуйте адрес.

– Ах, это вы диктуйте, пришлю за вами машину, – он даже не пытался скрыть весёлое лукавство в голосе.

Я взглядом спросила у Венди разрешения, та, умничка, состроила страшно сосредоточенную рожицу и выдала адрес на соседней улице. Его-то я и озвучила.

Через четверть часа, переговариваясь громким шёпотом, мы стояли под парадным названного дома, Венди наотрез отказалась отпускать подругу одну к неизвестному болотнику, и теперь девочки стояли, обнявшись, как мёрзнущие влюблённые. Как я поняла, тесный телесный контакт для них – привычная и даже необходимая вещь, особенно если они нервничали. А они нервничали, и я тоже. Немножко.

Подъехало такси, за рулём был индус. Поскольку мы все сели на заднее сиденье, у меня не было возможности как следует рассмотреть его vis-зрением, но пах он странно. Может, водитель и не был оборотнем, но и обычным человеком тоже точно не был.

Фрешит жил в одноэтажном квартале в уютном домике, спрятанном за рододендронами, а обязательная лужайка не знала, что такое газонокосилка, и на фоне чахлых стриженых соседок производила удивительное впечатление чего-то настоящего и живого.

Мы только поднялись на крыльцо, как дверь приветливо распахнулась:

– Входите, милые дамы.

Я улыбнулась немножко напряжённо. Фрешит, подняв бровь, уставился на меня, а потом треснул себя по лбу.

– Даю слово, что вы покинете мой дом, когда пожелаете, целыми и невредимыми.

– Рада вас видеть, Фрешит, – вместо приветствия произнесла я, заходя в дом. Болотник, казалось, ещё больше стал похож на английского бульдога: коренастый и приземистый, на грани уродства, с круглыми глазами и неправильным бульдожьим прикусом, тем не менее, он всё же производил скорее приятное впечатление, чем отталкивал. Может, всё дело было в умных и немного грустных глазах.

– Попугайчики-неразлучники, – обронил он, глядя на девчат.

– Ну, рассказывайте, – предложил радушный хозяин, когда мы устроились на удобном диване в гостиной.

– Сперва пообещайте, что не будете делиться ни с кем информацией, – переговоры повела я, по праву старшего.

Фрешит грустно улыбнулся.

– Сказывается опыт общения с нашим главой, да? Обещаю, что никому не расскажу добровольно о том, что услышу от вас.

Хорошая формулировка, надо запомнить.

Я вкратце выложила, в чём дело. Его, как и меня, насилие, творимое над Ники, не оставило равнодушным.

– Бедная девочка, бедная малышка, – он взял её за руки. – Ну, ничего, главное, теперь ты в хороших руках, да? – и он требовательно глянул на меня.

Я кивнула, не совсем понимая, что он имел в виду.

– Я так понял, ты не хочешь наносить фокус какого-то одного зверя? Хочешь стать полноценным перевёртышем?

«А-а-а… Ну вот, Фрешит знает о татуировках и фокусах зверя, а я нет!»

– Да, хочу. Но если не выйдет, то уж лучше какой-то один зверь, только не гиена.

– Ну да, гиена – для девушки это крайне неприятно, – согласился Фрешит, и я вдруг каким-то щелчком вспомнила программу по «Энимел плэнет», посвящённую им. У гиен матриархат, у самок ложный пенис, они крупнее самцов и накачаны тестостероном и агрессией, а детёныши убивают друг друга. Ужас.

Тут Ники расплакалась.

– Я перекинулась, когда была с Тони, перепугалась до смерти, тут же плюхнулась на пол. А он ничего не понял, говорит: «Какая же ты красивая: мохнатая и полосатая, ушастая собачка!», – рыдала она. – Если б он увидел ту мерзость, его б стошнило.

Зная Тони, я была с ней полностью согласна.

– Так что, – успокаиваясь, ответила Ники, – перевёртышем мне, конечно, хочется быть, но главное – я не хочу быть гиеной.

Фрешит, задумчиво глядя в сторону, произнёс:

– Знаешь, я бы всё же советовал нанести временный фокус, хной, например. Чтобы легче было контролировать vis.

– Как это? – поразилась Ники, я тоже навострила уши.

– Ну, обычно фокус – это же и резервуар, а vis-центры у тебя и так есть, значит, столь глубокая телесная привязка нам не нужна. Тебе просто нужно лучше управляться с собственным vis, нужен костыль для разума, не для тела. Так что…

Мы обсуждали разные возможности ещё около часа, а потом нас сморил сон. Фрешит, как истинный джентльмен, принёс нам одеяла и подушки, придвинул пуфик под ноги, и мы втроём славно задремали, ничего не опасаясь.

Сон мне снился странный, будто я в лощине родника: холодно, сыро и немного затхло, но место, в общем-то, не враждебное. Просто чужое. Рядом со мной две девочки: золотоволосая кукла-принцесса и оборванка с собачьим хвостом и собачьими же ушами, нет, с ушами гиены. Они жмутся ко мне, потому что им холодно, но не страшно. Мы стоим на пятачке твёрдой земли, но не рискуем куда-то идти, понимая, что кругом топь.

– Холодно, согрей нас, – просит принцесса.

– Мы в гостях, – отвечаю я, – нельзя хозяйничать.

– Холодно, – капризничает девочка, а оборванка поскуливает без слов.

– Уважаемый хозяин, нам холодно, – громко оповещаю я заросли камыша и хмурое небо.

Перед нами появляется тропка из камней, а небеса чуть светлеют.

Мы начинаем скакать с камня на камень и выходим на больший сухой островок, появляются цветные стрекозы, и девочки веселеют, отвлекаясь на них. А я вижу его – Фрешита, он такой же, как в жизни, только полупрозрачный – из воды.

– Они ещё совсем дети, – говорит он, и я согласно киваю. – А вот ты сильно повзрослела, и быстро. Что это? – вдруг обеспокоенно спрашивает он. – Что на тебе?

– Где? – я оглядываю и ощупываю себя и вдруг обнаруживаю тяжёлый ошейник. Привыкла к его тяжести и поэтому не замечала.

Фрешит кривится, как будто увидел что-то гадкое.

– Какая же он скотина, – бурчит он себе под нос. И я понимаю, что он думает, будто Седрик надел мне этот ошейник.

– Это не Седрик, – говорю я. – Это я сама… Так надо было.

Фрешит грустно смотрит на меня и на девочек, и его взгляд, будто странный прожектор, высвечивает, что принцесса худа и в её глазах затаился страх, несмотря на самоуверенные повадки, а возле сердца на платье запеклась кровь. Оборванка же вся в кровоточащих ранах, она играет, но когда задевает их, то невольно поскуливает, и хвост всё время поджимает.

Свет и Тень, это – мои девочки? Мои «зайчики из Плейбоя»? Мои светлые глупышки? Я подхожу к ним и обнимаю, они радостно льнут, и я вспыхиваю белым светом, чтобы согреть их.

И просыпаюсь.

Девочки полулежат рядом, светло улыбаясь, а у меня чуть щемит сердце от такой сильной самостоятельной вспышки.

Фрешита не видно и не слышно. Наверное, тоже спит.

Я тихонько растолкала девочек: нам пора уходить, хватит злоупотреблять гостеприимством и терпением хозяина. Вот только расплачусь с ним за услуги.

Выставив девчонок за дверь, я прошлась по дому, тихо окликая Фрешита.

Нашла его в кабинете; он стоял возле окна и, казалось, не замечал ничего вокруг. Я застыла, не зная, как быть – уйти, не отблагодарив, нельзя.

– Не сейчас, Пати. Потом. Обещаю, что не буду настаивать, если момент окажется неподходящим для тебя, – произнёс он, не оборачиваясь ко мне.

– Спасибо, Фрешит, – и я выскользнула из комнаты, понимая, что он тоже видел этот сон. Что именно он видел? Какой видел меня? И как перенёс мою вспышку? Ох, сиять было очень невежливо, запоздало подумалось мне.

Мы покинули дом болотника, и я тут же принялась искать Шона по ментальной связи. Странный сон здорово прочистил мне мозги, и я с ума сходила от беспокойства за моих непутёвых мужиков.

Шон не сразу, но откликнулся. Расстояние добавляло помех, но я поняла, что у них всё нормально и они возле моего дома. Хорошо, что ранним утром не было пробок, только докучливые грузовички с продуктами замедляли путь, но добрались мы в рекордные сроки.

Девочки с радостным визгом повисли на устало дремавшем до нашего появления Тони, а я вцепилась в Шона.

– Рассказывай!

– Ну, мы никого не убили, и только одному выбили челюсть.

– Что? И всё? Ты опять что-то скрываешь! – взъелась я.

– Скрываю. Но Седрик к вам претензий иметь не будет, это точно.

– Шон, не зли меня. Выкладывай как есть.

– Ну, раз вы настаиваете.

Волки, как и предполагалось, поджидали Тони в парке. Увидев, в какую он превратился зверюгу, они струхнули и чуть было не отказались от своих планов, но сука погнала их в бой. Тони потрепал их немного, а потом подключился голодный инкуб. Одного слабака он вообще своей силой вернул в человеческое обличье, на остальных наслал… свою силу. Вместо убийственной драки вышла замечательная собачья свадьба.

Я схватилась за голову.

– Лучше бы вы их просто зубами да битой. Тони! Тони, – я выцарапала засыпающего из нежных ручек. – Я правильно поняла, что кровавой суке теперь конец? Что она скатилась вниз по иерархической лестнице?

– Совершенно верно. И пусть радуется, что жива осталась. Вот уж кого бы убил с удовольствием.

– Мой злой пёсик! – вякнула Ники.

Но, видя мой озверевший взгляд, вся компания отдалилась, будто ветром отнесло.

– Шон, скажи мне, а ты кормился от того слабака, что человеком обернулся?

– Кормился.

– А он вообще жив?

– Жив. Тони утром позвонил Седрику и сказал, где забрать блохастых.

– Засранцы! Всё! Больше никаких самостоятельных акций! Руки поотбиваю! И головы! Ясно?

– Да, хозяйка, – в унисон ответили два мужских голоса, полных фальшивого раскаяния. Гады!

Когда я зашла домой, телефон разрывался.

– Да! – проорала я в трубку, догадываясь, кому это не терпится.

– Как ты посмела наслать своего инкуба?! – зашипел Седрик.

– Пошёл в жопу! И шавок своих туда забери! Увижу хоть одного возле моего дома или моего пса, я на тебя инкуба нашлю! Ты понял?! – орала я в бешенстве.

Молчание.

– Понял или нет?

– Да.

Короткие гудки.

Фух. Кажется, пронесло. Седрик из тех, к кому лучше обращаться просто с пистолетом, чем с пистолетом и добрым словом.

Перепуганные флерсы стояли у дверей, разбудила бедняжек своими воплями.

– Всё хорошо. Уже всё хорошо.

– Не спала дома, провонялась псом, инкубом и болотником, – заканючил Лиан. Пижма же просто молча обнял. Я прижала своих дурашек к себе.

Наконец-то я дома.

День прошёл тихо и спокойно, а вот вечером позвонила секретарша Седрика и пригласила на «общий сбор». Я немножко испугалась: может, я перегнула палку со свободными и Седриком, и полуволк решил показать, кто в городе хозяин. Нервничая, я позвонила Фрешиту; смущаясь и извиняясь, я спросила, не знает ли он причин сбора Совета.

– Смена вожака у свободных, – спокойно ответил тот. – Стивенсон передаёт власть тому молодому… Тоду Вернеру, кажется.

– А… Спасибо…

– Но и вам, Пати, ответить придётся.

– А? Что?

– Думаю, Седрик спихнёт на вас разбирательство с вампами.

– А?

– Ну, вы же запретили свободным всякое общение с вампами.

– Да.

– Ну, так вам и придётся, в случае чего, вампов усмирять.

– А… Да усмирим, – расслабилась я. По поводу мертвяков у меня никаких запретов и сомнений нет: кто посмел встать на пути – смерть на месте. Окончательная смерть.

Так что на Совет я ехала спокойно.

Шон с серебряной саблей, которую он по-тихому присвоил, оправдывая тем, что он мой, сабля моя, значит, всё осталось при мне, и Тони с пистолетом и разрывными пулями добавляли мне спокойствия и умиротворения.

Охрана из седриковских волков реагировала на меня и моих охранников как-то неадекватно, будто не могли решить, что им делать – прижать уши и принять позу подчинения или броситься в бой. И только старшой был таким, как всегда – наглым и вызывающим.

– Привет, Руман, – поздоровалась я, как ни в чём не бывало.

– Драссьте, – и волк смерил меня взглядом, будто примеряясь, куда вцепиться. Но я как-то уже не реагировала на подобные уловки.

– Лорд Седрик у себя?

– Он занят.

– Ох, он, конечно же, всегда занят. У главы города много дел. Но я думаю, для меня он найдёт две минутки. Скажи моему дорогому Седрику, что его Пати ждёт аудиенции, – эти слова долетели до всех divinitas, находившихся в холле, и Руман принял это к сведению. Я вела себя, как миленький зайчик, белый и пушистый. С Седриком надо мириться.

Руман повёл нас за собой, затем оставил на попечение двух караульных, а сам зашёл в кабинет. Через пару минут оттуда вышел мало знакомый мне грязнуля, бросив исподтишка любопытный взгляд, и Руман, наконец, дал мне доступ к нашему главе.

Седрик сидел, соперничая со статуей римского полководца – угрюмый и неподвижный.

– Седрик, – медовым голоском начала я, – я бы хотела извиниться за грубость сегодня утром. Я была малость не в себе, так совпало, что твой звонок был очень не вовремя. Не будь букой и перестань на меня дуться.

Он треснул ладонью по столу – я знала, как его достать.

– Не будь букой?! Марла теперь ни на что не годна! Удивлюсь, если она не повесится в ближайшие дни! Я молчу о сломанной челюсти и ожогах от серебра!

– Милый, – мой голос прозвучал куда твёрже, но всё равно ласково. – Если бы ты сказал своим волкам оставить Тони в покое, ничего бы этого не было. Тебе некого винить, кроме себя.

На последней фразе я сбросила маску дурочки, и мы уставились друг другу в глаза, меряясь силой. Так прошло несколько секунд.

– Я не волк, Седрик, не надо со мной в гляделки играть. Ты принимаешь извинения?

– Я их не услышал! – едко парировал он.

– Ах, ну не обижайся на меня, ты ж знаешь, на розовых не обижаются, – я опять вернулась к тону «зайчика».

Полуволк не сдержал улыбки.

– Засранка, сладкая, любимая засранка. Верёвки из меня вьёшь. Один поцелуй, и я тебя прощу.

Ну, начинается! Знаем мы этот «один поцелуй», проходили! Еле ноги унесла. Но отступать было некуда, я встала с кресла, и он вышел из-за стола. Седрик перехватил инициативу, заключив меня в объятия, но лезть с поцелуем не спешил, вдохнув мой запах.

– Поменялся… Роза намного слабее, зато псом сильно отдаёт.

– Не выдумывай. Во мне нет vis оборотня.

– Да, это реальный запах ТиГрея, видать, трётся возле тебя всё время. Он получил то, что мне не досталось? – и объятия из сильных, но уютных, стали железной клеткой.

– Нет. Успокойся. И не получит. Я не сплю со слугами.

– Умная Розочка, – и он ласково прошёлся по спине.

– Ты что, смешиваешь наши запахи? – дошло до меня.

Он довольно фыркнул:

– Умнеешь. Накуролесила прошлой ночью. Лучше б сидела и дальше, как мышь под веником, так нет, зашевелилась. Убила волка, свободных напугала до усрачки, хаски в какого-то монстра обратила, моих волков извращённо поимела и лишила меня кровавой суки, между прочим. А мне надо делать вид, что всё идёт по плану. Нет, одного поцелуя тут мало.

– Будешь задирать цену, ничего не получишь.

В ответ он склонился к шее и в поцелуе потянул силу, это было неприятно, я легко ударила его.

– Прекрати! Хочешь силы – возьми нормально.

– Что я слышу, ты предлагаешь поцелуй?

– Прекрати эти дурацкие игры, Седрик, они меня бесят, а когда я бешусь, то очень неадекватна, если ты не забыл. Силу предлагаю, на – и я протянула ладонь.

Он тоже был малость не в себе, уж не знаю, что ему мешало нормально контролировать себя. Он так глянул на руку, что думала, сейчас тяпнет зубами, но нет, обошлось. И впился так, что я не успевала отдавать, но я терпела. Терпела, потому что с этим гадом мне ещё жить в одном городе и к нему же обращаться за помощью, если что.

Когда он насосался, я вырвала руку и пошла к двери. Настроение было безвозвратно испорчено. Я была в своём праве, приказывая свободным, я была в своём праве, защищая Тони от его шавок. Я не обязана была извиняться и кормить его, а он намеренно сделал мне плохо. Мерзавец.

«Седрик меняется», – эта мысль ударила камнем по голове. Не только я меняюсь, он тоже, и явно не в лучшую сторону. Тот Седрик, которого я знаю, не поступил бы так. Что с ним произошло за эти дни? Или всё началось ещё раньше? Нет. Не раньше – именно сейчас, после боя с Алехандро.

Я сидела на Совете, погружённая в свои мысли. Стивенсон представил Тода и объявил о своём добровольном уходе. Уже Тод объявил о моём ночном приказе. Для преемника всё складывалось очень удачно – на Совете присутствовал Франс, наш «родной» князь вампов, и мне пришлось озвучить приказ и ему. Трупак махнул ручкой: «Я своим объявлю, но нарушителями занимайтесь сами».

Ну, неплохо. Значит, если волк и вамп снюхаются, они останутся один на один со мной, вернее, с Шоном и Тони, и их родичи стоять за них не будут.

Многие не понимали, отчего я так взъелась, но объяснять глупцам я не собиралась. Вампы пытаются подняться, улучшить свою породу, кормясь от нелюдей. И я буду всеми силами останавливать их, несмотря на то, что другие divinitas слишком тупы или слепы, чтобы видеть опасность происходящего. Рано или поздно я протащу подобный запрет и для грязнуль, и для болотников.

После совета я пробилась к старому экс-вожаку.

– Вы уже решили, что будете делать? – спросила я тихо, вокруг все говорили со всеми.

– Чего вы спрашиваете? – так же тихо огрызнулся он. – Обещал идти к вам в услужение, значит, пойду.

Я слегка шокировалась таким заявлением, обсуждать-то мы обсуждали, но обещаний никто не давал.

– Хотите жить за городом на ферме? Мне охрана нужна.

Стивенсон удивлённо глянул на меня.

– Хочу.

– Ну, приходите завтра, расскажу поподробнее.

Ко мне пробирался Фрешит.

– Я хотел бы поговорить с вами, давайте найдём место потише.

Кивнув, я последовала за ним, мы спустились на этаж ниже и нашли мини-приёмную, пару диванчиков прямо в коридоре.

– Пати… Пати, не знаю, с чего начать… Скажи, отчего ты поставила на Ники печать слуги?

– Ну… Она немножко провинилась передо мной и так обезопасилась, предложив себя в слуги, – сказала я правду.

– Ты не понимаешь? – спросил он, но ответ читался у меня на лице. – Ты действительно не понимаешь многих вещей.

Я поёжилась: он не хотел меня оскорбить, но всё равно слышать такое было неприятно.

– Ники, бедное дитя, наверное, постоянный контакт с Венди ей помогает, но этого мало, Пати. Ей столько всего нужно наверстать, узнать, а Венди сама ещё ребёнок и тоже уже отрезана от родителей.

– Фрешит, начните с начала, – взмолилась я.

– Ники оказалась отрезанной от родителей в младенчестве. Так делали двести, нет, триста лет назад твари, возмечтавшие вернуть себе былую силу. Они выкупали или отбирали детей у divinitas и оставляли их без метки принадлежности. И те становились глиной, бездумной пластичной глиной – фамилиарами.

Я вцепилась в подлокотник кресла, каждое сказанное слово жгло меня, а мир вращался перед глазами.

– Нет, Фрешит, – пролепетала я. – Замолчите, замолчите ради Света и Тени.

– Да, Пати, вы пережили это, и я пережил. И теперь наш долг – помочь Ники, ведь вам кто-то помог, и мне.

– Фрешит, оставьте меня, – я почти плакала, – продолжим этот разговор позже, пожалуйста.

Тут он всё же всмотрелся и понял, что мне худо.

– Чем-то помочь? – осторожно поинтересовался он.

– Уйдите.

– Да, хорошо.

И он, наконец, встал и ушёл.

А я осталась сидеть, пытаясь закрыться, забыть только что услышанное и не думать об этом. Не получалось.

Правда, от которой я пряталась, правда, которую я в упор не хотела видеть, от которой ускользала раз за разом, хоть она была у меня перед носом, наконец, настигла меня.

Мысли прорвали плотину.

Вот, значит, чего хотел отец – превратить меня в безмозглого фамилиара, чтобы насиловать во всех смыслах этого слова. Чтобы иметь полезное тупое существо, зверька с человечьим телом и vis-системой filii numinis!

НЕНАВИЖУ!!!

Перед глазами стояла мысле-картинка из прошлого Ники. Этого! Этого мне желал отец! Он хотел так поступить со мной, родным ребёнком. Я должна была расти в глуши, общаясь только с тупым домовым, набираться сил от природы, не осознавать себя! Не осознавать себя никак! Быть тупым духом природы! Не знал папочка, не знал, что мама, умирая, смогла помочь мне, сделала подарок – vis-зрение. Да, последнее желание невинного, идущего на смерть, осуществляется. Есть неотменяемые законы. Убил!!! Календулу убил!!! Маму убил! Скормил волкам. Мне уготовил участь хуже смерти. НЕНАВИЖУ!!!