Текст книги "Утраченный покой"

– Он не демон, он Страж.

Пришлось рассказывать всё с самого начала, с подвала, где Тень терзала Шона всего пару дней назад.

Когда я закончила тем, что Страж донёс нас до дома в обмен на кофе, Эльвиса проронила:

– Не кофе ему нужно. Опять какую-нибудь пакость-экзамен устроит.

– Пусть устраивает, – улыбнулась я, улыбка вышла кривой, пальцы болели так, что хотелось тихонько плакать.

– Эльвиса, будь мне другом, – как-то по-детски и беззащитно попросила я. – Ты сможешь?

Она улыбнулась с материнской нежностью.

– Да уж как-нибудь переживу присутствие под боком одного неблагодарного засранца. Я рада быть тебе другом, Пати.

Тем же утром я закрыла и запечатала квартиру, отдала распоряжения в ресторане, и мы уехали за город, в наше цветочное хозяйство.

Там к нам присоединились зелёная пара беженцев и Ник Стивенсон. Бывший вожак принёс новости: война вампов захлебнулась, Франс сжёг интервентов. Благодаря правильной тактике стали известны практически все дневные лёжки, и князь, рекрутировав волков, изничтожил днём всех, кто посягнул на его территорию. Свободные волки и вампы подписали нечто вроде пакта о сотрудничестве – волкам полагалась денежная премия при обнаружении неизвестного вампа или неучтённого ренфилда, а также мертвяки изъявили готовность предоставить желающим работу охранников и гарантии того, что на них не будут кормиться. Для волков это серьёзное достижение – с их темпераментом трудно найти нормальную работу, и они вечно в безденежье, за исключением вожака да ещё двух-трёх сильнейших.

Фиалочка, Незабудка и Мальвочка, встретившие наше появление получасовым вопящим от радости фейерверком, пару дней не могли прийти в себя от восхищения двумя фактами – выздоровлением Пижмы и… Кисс. Ведь фамилиар была по сути своей подвижным кошкообразным разумным цветком, да ещё и с толикой пьянящей розовой силы. Все флерсы льнули к такому чуду. Но Кисс, хоть и позволяла себя обожать трём маленьким флерсам, сама демонстративно любила только Лиана и почти не слезала с его головы. И, похоже, он привык к ней, как к шапке.

Как я потом узнала, после встречи со мной в парке Пижма подумал и таки придумал. Это он надоумил Кисс, как поступить, подсказал, что она должна сделать и в каком порядке. Фамилиар отказаться не могла, но и не простила ни его, ни меня за перенесённые страдания. Я её понимаю, бедняжку: видать, ей было очень плохо с момента убийства и поедания воробьёв и мышей. Однако Кисс достаточно благородна, чтобы раз в день чинно вылизать Кении уши, признавая, что он ей не чужой. Черныш не в восторге от этой процедуры, но переносит её со стоическим спокойствием. Он вообще какой-то спокойный и будничный – этими качествами и своими жёлтыми глазами он напоминает мне Отшельника.

Я всё же кое-что важное упустила, когда его создавала: я запретила пугать и убивать разумных, уничтожать и повреждать цветы и травы, и теперь Кения вовсю точит когти о деревья и ловит птиц. Причём ловит их как настоящий сервал: высоко подпрыгивая, бьёт птицу в полете. А ночью он любит парить бесшумной тенью, высматривая грызунов и пикируя на них.

Тони и Стивенсон его уважают – полезный котик, а Кисс тихо ненавидят. Бывшему вожаку достаточно приказа – не прикасаться к фамилиару ни под каким видом. А с Тони пришлось вести долгие разъяснительные беседы, чуяло моё сердце, что может он притопить розово-зелёное чудовище в баке с дождевой водой, думаю, Кисс бы особо не пострадала, но тогда бы точно началась полномасштабная война. Противная кошка с шипением пикирует ему в лицо при любой возможности, к глубоко тайному удовольствию Лиана. Ревнивый флерс даже сам себе не признаётся, что тихо рад такому притеснению конкурента. Нелюбовь к Тони не мешает Кисс периодически кормиться от Ники, а к Шону она приходит каждое утро – на завтрак. И этот факт – ежедневное кормление его фамилиара – заставил Лиана в корне пересмотреть своё отношение к бывшему инкубу, флерсы просто не могут быть неблагодарными. Так что Лиан и Шон почти сдружились, и это решило многие проблемы.

Вообще Лиан, воссоединившись с родственниками, активизировался и постоянно их чему-то учил, и как-то ими командовал, за что и получил с лёгкой руки Тони прозвище Флерсий Принц. Фиалочка, Мальвочка и Незабудка слушались его беспрекословно и с немым обожанием, а Пижма повиновался спокойно, признавая, что Лиан старший, но и сам он кое-чего стоит.

Лиан настоял на том, что флерсы сами перекинут Пижму – избавят его от шрамов – без моего участия, и они сделали это, вызвав неподдельное восхищение всех присутствующих. Лиан рассчитывал, что Пижма, как и остальные, останется в маленькой ипостаси, но я попросила вернуть его. Удивлённо выслушав такую же просьбу из уст горчавки и переспросив, точно ли он не хочет оставаться маленьким, Лиан, надо отдать ему должное, тут же организовал обратное превращение. Но потом долго дулся и тискал Кисс, пока я не сгребла его в охапку и в пятисотый раз не заверила, что люблю его больше всех.

– «Больше Пижмы?» – переспросил он.

– «Больше!» – чётко заверила я.

Деликатный и понимающий Пижма не испытывает и десятой доли того терпения, что я трачу на Лиана, значит, Лиана я люблю больше, раз уж столько позволяю ему. Эта казуистика и даёт мне возможность однозначно заявлять, что Лиан самый-самый любимый. Но присутствие Пижмы мне не менее приятно, и он знает об этом и глупых вопросов не задаёт.

Вообще и Тони, и Стивенсон, и Шон, и Эльвиса выделяли Пижму. Ко всем флерсам, включая Лиана, они относились, как к малым детям, а Пижму принимали за своего, слабого, но взрослого. Ники по-прежнему, к явному неудовольствию Тони, впадала в экстаз при виде крылатых мальчиков и всячески подлизывалась к ним: задаривала фруктами, ездила за мёдом. И если Лиан принимал подарки с вежливостью принца, то Пижма улыбался и позволял потрепать себя по волосам или погладить по щеке, что обеспечивало Ники глупо-счастливую улыбку на полдня.

Да…

Я вдруг оказалась в центре большой семьи. Мои «братья» Тони и Шон, их «жёны» Ники и Эльвиса. Причём Шон и Эльвиса вечно переругивались, беззлобно так, для тонуса, а Тони и Ники норовили «уединиться» в неподходящих для этого местах. Флерсы – дети. Старший – Пижма, любимый – Лиан и трое младшеньких. «Племянница» Венди, пытающаяся привыкнуть к «мачехе» Эльвисе и к тому, что «сестра» Ники из-за Тони уделяет ей внимания куда меньше, чем раньше. А ещё семейная пара слуг, зелёных беженцев из Майями, и волк Стивенсон – сторож-охранник. Ну и домашние любимцы, куда же без них. Достающая всех, кроме обожающих её флерсов, Кисс и тихий Кения.

Если бы мне полгода назад сказали, что я буду так жить, я бы лишь рассмеялась в ответ. Полгода назад такая толпа свела бы меня с ума, а сейчас мне вполне комфортно.

Шон немного пугает. Когда он смотрит на меня, в его глазах загорается огонь. Огонь веры. Я его божество. Если после той драки с Тони на крыше он был готов умереть, защищая меня, то сейчас он сделает всё. Просто всё: умрёт сам, убьёт любого, даст ложную клятву, примет проклятие – совершит любое преступление, если я буду этого хотеть или если от этого мне будет польза.

Это пугает.

Он по-прежнему чувствовал закаты и каждый раз при заходе солнца старался быть поближе ко мне. Каждый день для него свершалось чудо – он оставался полон и не испытывал боли.

В один из таких вечеров мы серьёзно поговорили. Я догадывалась, что он вынашивает планы мести Винье, и хотела пресечь это.

Когда я высказалась, он очень удивился и посмотрел на меня с невыразимой нежностью, так смотрят на нечто прекрасное, но абсолютно беспомощное.

– Пати, это свершится, и очень скоро. Год, два, максимум три, и Нити Судьбы притянут Винье к тебе, даже если ты не будешь его искать или спрячешься. Он найдёт тебя. И нам надо быть готовыми к этому.

Я не вполне чётко представляла себе систему мировоззрения Шона, но поняла, о чём он. Маховик раскрутился, и он не будет работать вхолостую. Пока «убийца богов» в этом мире – покоя мне не видать.

Боюсь, с моей беззаботной и одинокой жизнью покончено навсегда. Иногда я грустила о тех одинаковых тихих днях, но глядя на веселящихся флерсов или Тони, стоически переносящего нападки Кисс, или слыша переругивание Шона с Эльвисой, я понимала, что никогда не променяю их на защищённую пустоту одиночества.

Единственное, что омрачало идиллию – это постоянная боль в пальцах. В одну из ночей они разболелись так, что я проснулась. Мне и так каждую ночь снилось, что у меня горят руки. И в зависимости от того, кто был рядом, или огромный пёс мне их облизывал и ненадолго тушил, или свежий ветер с ароматами трав сбивал огонь. А в этот раз болело так, что, открыв глаза, я тихонько выбралась из постели и пошла искать «белую» воду – это помогало безотказно, жаль, что не надолго. Найдя кружку, я погрузила пальцы и, закрыв глаза, прислушивалась, как стихает боль.

– Я могу избавить тебя от боли.

С трудом подавив крик, я подпрыгнула на месте. Отшельник опять меня напугал.

– В обмен на один глоток крови, – закончил он своё предложение.

– Зачем тебе моя кровь? – настороженно поинтересовалась я.

Если бы Стражи могли смущаться, то это выглядело бы именно так. Отшельник отвёл глаза и пожал плечами.

Но я не отводила взгляда и ждала ответа. Поняв, что я не отступлю, Страж нехотя признался:

– Мне… понравилась… твоя кровь…

– Ты не получишь возможности как-то влиять на меня и мою судьбу?

– Нет, – с лукавой усмешкой ответил он.

Ну да, я и так посвятила себя Равновесию, почти. Я посмотрела на руки – не так всё плохо, чтобы заключать сделку. Теперь я поняла, что неспроста те заклёпки превращались в гайки и Отшельник предупредил о боли. Наверное, он уже тогда задумал эту цепочку – помощь в освобождении Шона в обмен на боль, а потом облегчение страданий в обмен на кровь.

– Если ты дашь Вику время, не будешь торопить события…

– Я и так не тороплю. Но его время почти истекло, и никто этого не изменит, даже ты.

Я загрустила, а потом, повинуясь импульсу, протянула ему запястье.

– Прими в дар, один глоток.

Он удивился и, не мигая, уставился на меня – читал мысли.

– В дар… – тихонько выдохнул он.

– В дар, – подтвердила я.

Страж больше не мешкал, нежно взяв мою кисть своими холодными когтистыми руками, он поднёс её ко рту и аккуратно запустил клыки. После постоянных мучений с пальцами я бы не сказала, что мне было больно, а вот потом, когда он втянул в себя кровь, я испытала шок.

Он познавал меня. Не просто читал мои мысли в данный момент, а познавал всё, что я когда-либо думала и чувствовала. Он намеренно набирал кровь, чем её больше, тем больше и знаний обо мне. Когда, казалось, весь его рот был полон, он сделал один огромный глоток и лизнул мои ранки, тут же ставшие шрамами, а затем облизнул губы, окрашивая их моей кровью, живо напомнив страшного Стража из воспоминаний.

Он стоял, закрыв глаза, прислушиваясь к себе, к моей крови.

– Поспеши. Скоро будет большой излом. Завтра начнётся новый виток.

Открыв глаза, он строго глянул на меня.

– Не забывай: будущее в твоих руках.

И, выйдя на веранду, он рывком раскрыл крылья и взмыл в воздух, скрывшись из глаз за считанные мгновения.

«Зачем ему крылья, если он ими не машет?» – посетил голову совершенно дурацкий вопрос.

Утром я рассказала о ночном визите, и все помрачнели. Похоже, только я воспринимаю Стража как нечто нейтральное, остальные его боятся и ждут всяческих пакостей.

– Шрамы останутся навсегда, – мрачно заверила Эльвиса.

– Ну и ладно – они маленькие и почти незаметные.

– Поражаюсь я тебе, Пати, – продолжила она. – Ты так легко общаешься с Демонами.

– Да ну, какой он Демон, Эльви…

– Самый натуральный, – вдруг буркнул Тони. – Ничего страшнее в своей жизни не видел, когда он вас принёс. Думал – всё, конец нам всем: убил вас двоих и нас перебьёт.

Я потрепала его по голове.

– Стражи не вмешиваются, никого не убивают и никого не спасают сами. Могут поговорить или заключить сделку, но сами лично не вмешиваются.

– Ну точно, слуги Дьявола, – упорствовал Тони.

– Они куда древнее и…

– Что не мешает им быть слугами…

– Чш… Бояться Стража не стоит – это раз. А также не стоит заключать с ним никаких сделок – это два. Вот и всё, что тебе нужно знать.

– Да уж, – вновь вмешалась Эльвиса. – Не заключать с ним сделок, а добровольно отдать свою кровь, – и она закатила глаза, выражая своё отношение к подобной глупости.

– Пати поступила единственно верно, – веско произнёс Шон, – и не вам судить о её поступках.

– Может, и не нам! – тут же взвилась Эльвиса, мгновенно переходя от одного настроения к другому. Подскочив, она встала руки в боки. – Но и не тебе!

– Эль-Виси, – предупреждающе произнёс Шон.

– Что? Командовать собрался, Не-инкуб?

– Отшлёпаю.

– Ручки коротки! – ехидно пропела Красная.

У divinitas удивительная способность переключаться: мой рассказ о Страже уже был напрочь забыт.

Через пять секунд Эльвиса уже улепётывала, мечась по комнате, под азартные подбадривающие крики. Венди и Ники болели за неё, а Тони – за Шона, поэтому и получил по подзатыльнику от каждой.

Я наблюдала этот дурдом, размышляя о том, что флерсы, в общем-то, на фоне остальных светлых divinitas не такие уж и дурашки.

Веселье было прервано, когда Эльвиса плюхнулась стратегической точкой в кресло и отбивалась от Шона подушкой – зашёл волк и доложил:

– Фрешит приехал. Говорить хочет.

Все застыли на мгновение, а потом веселье стекло, как вода. Все припомнили слова стража: «Завтра начнётся новый виток».

– Остаться с тобой, хозяйка? – спросил Тони.

– Нет. Идите во двор.

Шон молча распахнул окна настежь, чтобы быстро и без помех впрыгнуть в комнату в случае чего, и все вышли.

Фрешит приехал с волчицей, знакомой мне по воспоминаниям Шона, но оставил её за дверью.

Я его встретила и извинилась, что ничем не угощаю. Всю пищу готовили divinitas, насыщая её светлой силой, а значит, болотнику такую еду предлагать нельзя.

Фрешит отмахнулся и сел напротив меня, напряжённый и настороженный. Кения, до этого мирно спавший на столике, открыл один глаз и внимательно изучил болотника.

– Пати, я пришёл как гость, – начал Фрешит.

– Даю слово, что ты покинешь мои земли, когда пожелаешь, целым и невредимым.

Он согласно кивнул и немного расслабился.

– Пати, надеюсь, ты меня не винишь в происшедшем? – Фрешит, спрашивая, прятал глаза, и мне это не понравилось.

– А что? У меня есть основания? – жёстко поинтересовалась я.

Он поднял взгляд.

– Если бы я допускал мысль, что Седрик причинит тебе такой вред, то не обратился бы к нему никогда.

– Такой вред? Ты предполагал, что он может причинить вред, но меньший? – сейчас мы и выясним, что собой представляет Фрешит.

Болотник вздохнул.

– Пати, я прекрасно понимал, что в том состоянии полной опустошённости тебе нужен был кто-то белый, ну хоть условно белый. Но я, как назло, никого не находил, и твои слуги куда-то подевались. Плюс я не знал, сколько времени ты протянешь без подпитки. Кажется, счёт шёл на минуты. Да, я понимал, что Седрик – далеко не лучший вариант, что его vis слишком грязный для тебя. Но я видел между вами связь, да и вы столько лет вместе, по взаимному согласию. Я думал, он спасёт тебя, подпитает максимально вычищенным vis. Да, ты бы болела после этого, какое-то время, это был бы вред, но ты бы осталась жива. А Седрик тебя чуть не убил, – тихо закончил он.

Я задумалась.

– Я принял неверное решение, – вдруг горько произнёс болотник. – Пошёл на поводу собственной слабости. Но больше я такой ошибки не допущу.

Я с удивлением смотрела на него, прикидывая, о чём это он, но ответа не находила.

– Мне надо было самому тебя поддержать, – тихо буркнул он сам себе.

Вот оно что. И вправду, Фрешит мог поделиться со мной зелёным vis, но побоялся. Действительно, пошёл на поводу собственной слабости.

Вдруг он продолжил уже совсем другим, деловым, но вкрадчивым тоном.

– Пати, прости, но я буду задавать вопросы, которые, может быть, не вправе задавать.

– Хм… Если они мне не понравятся, то я на них не отвечу, – отбросив все размышления, вернулась к реальности я.

– Хорошо. Седрик недолго мучился, ты быстро его простила… – начал он.

А я его простила? Я просто забыла о нём. Значит, наверное, простила.

– Что с тобой произошло? – продолжил Фрешит. – Ну хотя бы в общих чертах. А то ходят слухи… самые невероятные. Будто ты в долгу у вампиров…

И он замер, внимательно всматриваясь в меня.

– Никаких долгов у меня ни перед кем нет, Фрешит.

– А были? Что тебя связывало с Седриком? Какая клятва?

– Он клялся не вредить мне.

– И всё? А ты?

– И всё. А я – нет.

Фрешит задумался, глядя в одну точку, но тут Кения потянулся, назад, вперёд, и широко раскрыл крылья, копируя людей, когда они, потягиваясь, разводят руки в стороны.

– Фамилиар? Чёрный фамилиар? – обронил он.

– Да. Вот так я и вышла из положения.

Фрешит опять о чём-то задумался.

– Каковы твои планы, Пати? Хочешь занять место, принадлежащее тебе по праву?

– Нет. Мне бы хотелось вернуть статус-кво, но я не уверена, что это возможно.

– С Седриком – невозможно.

– То есть? – осторожно поинтересовалась я.

– Седрик был неплохим главой все эти годы, но сейчас… Его время прошло.

– Фрешит, ты что? Хочешь его убить? Или изгнать? – я была удивлена и испугана.

– Нет…

– А что же ты задумал?

– Пати, если я принесу клятву не вредить тебе, ты не будешь мне препятствовать?

– Фрешит, мне нужно знать, что ты сделаешь с Седриком и его волками. Ты ведь достаточно умён, чтобы понимать: Седрик и его стая неразлучны, и они – серьёзная сила, следящая за порядком в городе и защищающая его. Их ничем и никем не заменить.

– Ты ведь не питаешь к Седрику… м-м-м… симпатии после того, что произошло?

Я вздохнула.

– Фрешит, я готова сотрудничать с тобой, как сотрудничала с Седриком, мне без разницы, лишь бы глава был эффективен и меня не доставал. Что ты собрался с ним сделать? – с нажимом спросила я.

Фрешит серьёзно глянул на меня.

– Побрататься собрался.

Слова застряли у меня в горле.

– Насильно? – выдавила я.

Он кивнул, и я задумалась. Братание очень серьёзный ритуал, двое становятся единым целым, соединяют свои мысли, устремления. Становятся едины во всём, перенимая качества друг друга. Вроде бы нельзя побрататься насильно, но, выходит, Фрешит нашёл, как это обойти.

– Но ведь ты можешь взять его неуравновешенность, – заметила я.

– Есть такой риск, – согласился он. – Надеюсь, я лучше собой владею, чем он, и мне ведь достанется только половина.

– Ага, и останется половина самоконтроля.

Он улыбнулся.

– Это риск для меня. Я всё понимаю и иду на это не от жажды власти. Общая ситуация очень плоха, и если мы хотим сохранить город, нам нужны перемены. Нужно объединиться. Плюс авторитет Седрика очень упал. Похоже, вампиры разболтали, что произошло, и теперь все считают Седрика истеричным психом. Впрочем, так оно и есть – он чуть не лишил нас всех единственного белого универсала. На всём восточном побережье вас таких всего четверо, и только ты живёшь в городе.

Он вздохнул.

– Не хочу я на это идти. Но надо.

Я пожала плечами.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, и мы не лишимся вас обоих.

– Я тоже на это надеюсь.

– Я готова принять клятву, – напомнила я, и Фрешит, церемонно встав на одно колено, поклялся не вредить мне, призвав в свидетели ясный день.

И он ушёл, успокаивающе обняв свою волчицу.

В томительном ожидании прошло два дня, а потом Венди, всё время перезванивавшаяся со своими розовыми друзьями, доложила, что оба живы: и Фрешит, и Седрик. Ну, хоть что-то: даже если затея Фрешита провалилась и он не смог захватить Седрика, или братание не вышло, то, что они оба живы, уже хорошо.

А на третий день Стивенсон доложил, что у ворот стоит машина Седрика. Шон и Тони мгновенно сорвались в свои комнаты за оружием. Они не носили его с собой, нам мало что угрожало на собственной земле, но с таким гостем мужчины решили перестраховаться.

Машина остановилась, не подъезжая к крыльцу, с водительского места вышел Руман, как всегда, в чёрной коже, и открыл заднюю дверцу, выпуская Седрика. После этого Руман обошёл авто и открыл две другие дверцы, показывая, что никого больше в машине нет.

– Багажник, – скомандовал Тони, и Руман послушно открыл и его.

Седрик тем временем ковылял к нам, он очень изменился, постарел. Нет, у него не появились седые волосы и морщины – из него ушли силы.

Во мне шевельнулась жалость. Сзади еле слышно вздохнула Эльвиса, и Шон стрельнул в неё рассерженным взглядом – он и Тони ни намёка на жалость не испытывали: Седрик получил по заслугам.

Так оно и есть. Я подняла подбородок повыше.

Не доходя пару шагов, он опустился на одно колено, потом, неловко, и на второе. Ники и Венди быстро скрылись в доме, через мгновение и Эльвиса поспешила за ними – только охрана может быть рядом, когда сильный уничижается перед сильнейшим.

Седрик стоял молча, не подымая головы.

– Зачем ты пришёл? – заговорила я первой.

– Вымолить прощение, – тихо ответил он.

– Разве Тени всё ещё терзают тебя?

– Нет. Перестали на четвёртый день.

– Тогда чего же ты хочешь, Седрик? – обозлилась я.

Он поднял голову, его глаза затопила боль.

– Пати, я… Ты не представляешь, какой это был соблазн – моя сила в тебе…

– Ты прав! Не представляю! – очень некстати или, наоборот, вовремя вспомнилось, что он отправил Шона к вампам в надежде, что те расправятся с ним. Ублюдок.

– Я очень рад за тебя, – тихо произнёс он.

– Да?

– Рад, что ты смогла стать прежней.

– Я не стала прежней, Седрик, – я сделала к нему шаг, и Кения шагнул вместе со мной.

Седрик увидел фамилиара, и его глаза расширились.

– Встань и уйди, – скомандовала я.

Он встал.

– Меня прислал Фрешит, – произнёс он. – Просит тебя вернуться в город и присутствовать на совете сегодня вечером. Он хочет объявить о смене правления.

– Что это значит?

– Что правим мы трое. Ты, Фрешит и я. Мелкие текущие дела мы решаем без тебя, а суд вершим только втроём.

– Понятно, – я развернулась, чтобы вернуться в дом.

– Пати…

– Что?

– У меня есть надежда? Надежда, что когда-нибудь ты сможешь смотреть на меня… без отвращения?

– Не знаю, Седрик, – честно ответила я.

Мы съездили в город лишь на вечер, утром вернувшись опять в поместье. На совете divinitas и оборотни приняли известие о нашем триумвирате настороженно, но скорее с надеждой, чем со скепсисом. И хоть Кения вёл себя очень тихо и всё время сидел под моим креслом, прячась за ноги, все заметили, что у белого универсала появился чёрный фамилиар, и ломали головы, к чему бы это. Седрик на Совете выглядел получше, чем утром, но опять же, скрыть то, что он пострадал и разделение власти не было добровольным, не удалось.

В общем, тем для разговоров и размышлений теперь у наших подданных предостаточно.

Наконец, мучительный месяц истёк, Тони вновь превратился в огромного косматого пса и радостно гонял престарелого Стивенсона, мощного серебристо-серого волка, по близлежащим лесам. Они оба оставались в полном рассудке, и можно было не бояться, что наутро нам придётся возиться с двумя ранеными или избавляться от трупа.

Боль в пальцах начала стихать и на третий день, кажется, прошла совсем, но я к ней так привыкла, что не сразу в это поверила.

Венди за этот месяц прикипела душой к тройке флерсов. Бедняжка чувствовала себя одинокой, ведь все разбились по парам, а весёлая троица не давала ей скучать и всё время вольно или невольно подпитывала.

Зелёная пара беженцев, помимо готовки и уборки, присматривала за Ландышами, и они тоже нашли общий язык. Весенний Оук был не настолько бел, чтобы будить «жажду», а осенняя Дризл не настолько черна, чтобы приносить вред – идеальный баланс для несчастных калек. Радовало, что теперь есть на кого их оставить, и не надо снова тащить в город, где им намного хуже, чем здесь, на сильной земле. Я не забуду о них, не выброшу из головы, я буду искать разгадку этой головоломки, теперь это задача номер один.

После полнолуния мы засобирались в город. Венди предпочла остаться в поместье, присматривать за всеми и учиться работать с силой флерсов.

А нам по возвращении предстояла куча самых разных обыденных забот. Мне – разбираться с заброшенными делами ресторана, всем остальным – искать жильё на Манхеттене, поближе к моему дому. Мы семья и должны быть вместе, но в моей квартире всем сразу не разместиться. Лиан и Пижма вернулись с нами, и Кисс, к тайному горю Тони, тоже. Но меня не покидает надежда, что в квартире она станет более ленивой и успокоится.

А ещё я не стала тянуть с отдачей долга и заказала самые лучшие и редкие сорта кофе. Погожим, но слегка прохладным вечером осеннего дня Шон отвёз меня в Бруклин.

Отшельник открыл дверь, как всегда, глядя в глаза немигающим внимательным взглядом.

– Кофе, – вместо приветствия произнесла я, в руках у меня был большой бумажный пакет с баночками.

В квартире было сумрачно из-за невероятно грязных окон, но гнетущего впечатления это почему-то не производило.

Пройдя мимо хозяина на кухню, я принялась выкладывать банки.

– Не знаю, какой ты любишь, поэтому принесла разный.

Отшельник молча стоял и следил, как я закладываю банки в шкаф.

– Откроешь дверь, – то ли спросил, то ли попросил он.

Я послушно отправилась к входной двери и распахнула её. Вик, согнувшись под тяжестью двух баклажек, переступил порог, а потом поднял взгляд. Удивление, страх, тревога вихрем промелькнули на его лице.

– Что это значит? – вскричал он, глядя мне за спину на Стража.

– Вик, Вик, не волнуйся, – поспешила успокоить я его. – Я просто принесла кофе.

– Просто кофе? – он недоверчиво уставился на меня. – Ага, а я вот просто воду ношу.

– Нет, ты не просто. Я знаю.

Он бросил баклажки и осел на корточки у стены, будто ноги перестали его держать. Я закрыла дверь и села рядом, не обращая никакого внимания на застывшего молчаливой статуей Отшельника.

– Вик… Вик, – я взяла его за руку, не зная, с чего начать.

– Пати, я убиваю людей, понимаешь, убиваю тех, кого вижу второй или первый раз в жизни. И стариков, и женщин. Виновных и невинных. Я вынужден их убивать, потому что знаю: не сделай я этого, свершится зло куда большее, чем просто смерть кого-то одного.

– Я понимаю, Вик. Я всё понимаю.

– Правда? – тихо удивился он. – Пати, я чудовище.

– Пока нет. Пока ты человек.

Он не нашёл, что ответить.

– Прости меня… – горько вырвалось у меня.

– За что? – помертвевшими губами спросил он.

– За то, что была эгоистичной дурой все эти месяцы и не видела дальше своего носа. За то, что не нашла тебя раньше, чем он, – я кивнула на Стража.

– Пати, не надо…

Я кивнула и замолчала, сжимая его руку и старательно глядя в пол, чтоб не заплакать.

– Помнишь, в начале лета ты спросила: «Ты ведь не бросишь меня?»

– Никогда, – прошептала я его ответ, глядя в глаза.

Он несмело улыбнулся, и мы робко потянулись друг к другу, ещё не веря, что сможем всё вернуть. Но как только я коснулась его, вспыхнула и в поцелуе влила всё, что смогла. Вик сгрёб меня и усадил к себе на колени. Не знаю, сколько мы так просидели, обнявшись, на грязном полу…

– Я хочу кофе.

Мы синхронно вздрогнули.

– Тебя он тоже застаёт врасплох? – прошептала я в ухо.

– Каждый раз, – так же шёпотом, касаясь меня губами, признался Вик.

Кое-как поднявшись, мы побрели на кухню, Вик достал мельничку и задумался, выбирая кофе. Определившись, он спросил, как можно равнодушнее:

– Расскажешь, может, почему ты вдруг «принесла кофе»?

– Расскажу, – кивнула я и жестом фокусника достала из пакета вторую чашку и баночку сахара.

– Всё началось ещё весной….

ЭПИЛОГ

По улице шёл молодой, стильно одетый блондин, удивительно похожий на юного Бреда Питта. Встречные девушки и женщины удивлённо вскидывали глаза и несколько секунд, а то и дольше, не могли отвести взгляд. Он тепло, или задорно, или лукаво улыбался им, но стремительно шёл дальше. Одна низенькая толстушка аж подпрыгнула и поправила очки, получив от него улыбку, а пройдя мимо, обернулась. Он оглянулся в тот же момент и подмигнул ей, после этого девушка совсем замедлила шаг и через несколько секунд оглянулась ещё раз, но блондин уже скрылся за чужими спинами.

Нищий старик сидел на картонке недалеко от входа в кафе; завидев блондина, он вдруг загорланил на мотив старой песенки Modern Talking:

– Чери-чери Че-ери… Чери-чери Че-ери…

Парень диковато глянул на него, а потом быстро присел на корточки, заглядывая нищему в глаза, и… принюхался.

– Уту? – еле слышно выдохнул он.

Нищий с весёлым ржанием треснул себя ладонью по коленке и заклекотал что-то на непонятном языке. Блондин ошалело кивнул и скрылся в кафе. Заказав два двойных эспрессо, он поинтересовался у барристо, сколько стоит разбитая чашка, тот, недовольно глянув, процедил: «Тридцать баксов».

– О! Этого хватит, – и, бросив стодолларовую купюру, блондин выскочил за дверь с двумя чашками. Отдав одну нищему, он плюхнулся рядом на дружески предложенную картонку.

Стильный красавец и грязный нищий о чём-то увлечённо и весело беседовали, а люди шли мимо и с удивлением смотрели на них.