Текст книги "Письма Булгакову. Роман. Избранное. Т. 3"

Думаю, теперь вы понимаете, почему наше с вами объединение так странно называется – «Министерство литературы». Мы не можем объединить отрасли, но можем объединить усилия. Объединить то, что есть: неравнодушие, интерес, азарт. Вы участвуете в читательском клубе при библиотеке? Состоите в литературном кружке? Прекрасно. Давайте объединим кружок и клуб. Не организационно объединим (хотя – почему бы не помечтать, но потом, попозже), – сейчас важно объединить не «структуры», а устремления, мысли. «Интеллектуальные и творческие ресурсы», выражаясь высоким штилем.

Прежде, чем «выступать с законодательной инициативой», нужно «подготовить законопроект». А прежде, чем «готовить законопроект», нужно убедиться в том, что созрела общественная потребность в соответствующем законе. Вот это мы с вами и попытаемся сделать – проверить, созрела ли. Речь идёт не о перестройке существующей литературной инфраструктуры (свят-свят), а о создании вспомогательной «параллельной цепи».

Если нам удастся создать маленькую экспериментальную – но действующую – модель литературного процесса, служащего не интересам владельцев книготоргового бизнеса, а благу общества, то постучаться с конкретными предложениями во власть – не такая непредставимая задача, как может показаться. Вполне представимая и осуществимая.

То, что я сейчас написал, многих может насторожить – по двум причинам. Во-первых, нам претит участие государства в литературных делах. Во-вторых, была бы охота литератору участвовать в делах государственных, да ещё и на бескорыстной основе…

Всё это я понимаю и предлагаю пока просто подождать – посмотреть, что именно и как мы будем делать. Если это вас не устроит, значит, не будете в затее участвовать – попросите, чтобы вас отписали от рассылки, и я за этим бдительно прослежу. Ну а вдруг окажется, что всё не так страшно?

С ЧЕМ МЫ ИМЕЕМ ДЕЛО?

Известно, что в отсутствие государства во всех бедах литературы виноват рынок. Вкратце российский книжный рынок устроен следующим образом. Он: а) мал; б) не развит (плохо структурирован). Это значит, что: а) книг продаётся мало и б) не развита система доведения книг на определённые темы (определённых направлений и стилей) до интересующихся именно этими определёнными темами (направлениями и стилями) потенциальных читателей.

Ну, например: есть читатели художественной литературы, которым хочется, чтобы в книжке были коровы, навоз, дымок из трубы и мужичок в стёганке – тогда литература хорошая. А есть такие, которым хочется, чтоб этажерка, фикус, звон трамвая под окном, чай с вареньем и Розалия Павловна в кружевной шали – вот что берёт за душу. Приходят они в книжный магазин, а там сплошь Пелевин. Они говорят: «Это что – современная русская литература? Тьфу!» – и уходят из магазина в твёрдой уверенности: и жизнь, и литература – всё испортилось окончательно.

В идеале каждый такой читатель должен обслуживаться отдельно. К услугам первого – целое направление с многочисленными «оттенками» (а не один вспоминаемый раз в пять лет Борис Екимов) и к услугам второго – целое направление (а не одна, скажем, Улицкая). Но кто же эти направления отслеживает, собирает вместе их представителей – грубо говоря «создаёт»? Маркетологи? Нет, конечно. Не их это работа и не их уровень компетенции. Это работа литературных критиков.

Но критики заняты сегодня другим. Они обслуживают литературно-премиальный процесс, который, в свою очередь, обслуживает продажу книг в условиях малого и неразвитого рынка.

Чтобы продавать книги в условиях не структурированного спроса, нужно не дробить предложение, а укрупнять, объединять его. «Вот вам лауреат премии, это самое-самое, must read, читают все! А чего там тебе хочется, про шаль или про корову, это дело десятое. Не то надо читать, что хочется, а то, что все читают. Со временем в ногу надо идти».

А чтобы продавать книги в условиях вялого спроса, нужно сократить активное предложение до десяти—пятнадцати наименований в год. Покупателей мало, поэтому книг для них тоже должно быть мало. Вот премии и занимаются отсевом того, что будет назначено к продаже.

Всё это можно назвать одним ёмким словом: «реформа». Есть реформа здравоохранения, есть реформа образования, а тут реформа литературы.

Недавно прошла волна «слияний» и «укрупнений» поликлиник, роддомов и больниц. Для чего их «сливали»? Чтобы дешевле обходилось их содержание. К чему это привело? К тому, что стало труднее получить доступ к медицинским услугам. (Чтобы сделать электрокардиограмму, нужно записаться к терапевту, который выпишет направление к кардиологу, который выпишет направление на электрокардиограмму, и всё это в трёх разных местах.)

Так и с литературой: «укрупнение» и «объединение» объективно ведёт к тому, что писателю всё труднее получить доступ к услугам издателей и книготорговцев. В полной мере эти услуги оказываются только финалистам премий; прочие могут следовать девизу «заболел – умирай».

Обратим внимание, что литературная реформа, как и все прочие реформы социальной сферы предпринимается не затем, чтобы стало лучше, а затем, чтобы «окончательно всё не рухнуло». То есть писатели и критики, участвующие в премиальном процессе, не выстраивают никакой новой системы, они лишь латают дыры системы старой, не дают ей утонуть.

При этом никто из них особо не отдаёт себе отчёта в том, что происходит. Люди руководствуются простыми мотивами – стремятся к профессиональной успешности, а критерий этой успешности в условиях рынка прост: если пишешь о том, что продаётся, – ты существуешь. А нет, так нет. Вот критики и держатся поближе к тому, что продаётся. То есть к лауреатам премий.

Дальше система срабатывает сама: влиятельных премий в стране всего штук пять; совокупными усилиями они могут представлять общественному вниманию примерно дюжину произведений в год, причём большинство лауреатских имён из года в год повторяются. В итоге вся современная русская «серьёзная» художественная литература – это около полусотни авторов «в жёсткой ротации» – вроде популярных песенок на коммерческом радио. Большой ли рынок получится? Много ли наструктурируешь?

Книжный рынок – система литературных премий и коммерческих издательств – не может заниматься систематизацией всего того, что пишется и достойно прочтения. Литературные журналы этим не занимаются в силу скудости средств (людей не хватает) и отсутствия мотивации (не хотят они этим заниматься – мнят себя этакими небесными издательствами, снимающими сливки некоммерческой «хорошей литературы», а не рабочими лошадками литпроцесса).

Конечно, поисками писателей и текстов занимаются и скауты издательств, и сотрудники премий, и литагенты, но все при этом руководствуются сверхзадачей «как бы это продать». Такая сверхзадача, сами понимаете, налагает определённый отпечаток на результат.

Ну, а имеет ли вообще право на существование то, что не продаётся?

Вопрос отнюдь не риторический – это «основной вопрос» в условиях рынка, и ответ на него давным-давно дан. Вернусь к тому, с чего начал: с точки зрения устроителей и организаторов прошедшего недавно Года литературы, литературу не читают, а покупают. Почти все мероприятия на федеральном уровне касались книготорговли. Как говорить о книгах вне этого контекста, не понимают ни чиновники, ни большинство журналистов. Критики, любящие щегольнуть модной экономической феней подтягиваются. А читатели… Их давно и небезуспешно приучат к мысли, что они «потребители».

Может быть, так и надо, а?

Это отнюдь не шуточный вопрос. «Предположение – мать провала»; я исхожу из предположения, что это нездоровая ситуация и многих в нашем обществе она не устраивает, но так ли это на самом деле?

Выскажитесь, пожалуйста, у кого есть желание и время, – парой фраз или как угодно пространно: всё действительное разумно? Или неразумно и нуждается в исправлении? Если да, то видите ли вы рецепт?

Это будет наше второе задание. Исполнять его не обязательно (Министерство литературы – дело добровольное: хочешь быть министром – будь, не хочешь – твоё место, как обычно, займут дураки и проныры), однако предупреждаю: некоторые ответы мы опубликуем в «Литературной учёбе», так что если хотите сохранить инкогнито, на всякий случай, подпишите ваш ответ псевдонимом.

Я тем временем подведу промежуточные итоги нашего анкетирования (надеюсь, к концу недели) и расскажу, что мы собираемся делать дальше. Специально беру паузу – надеюсь успеть ознакомиться хотя бы с некоторыми ответами. У меня конечно есть план, но уверен, что у кого-то из нас есть план получше. Для этого мы и собрались – чтобы советоваться.

Спасибо большое за ваше время и внимание, давайте пока прервёмся и поразмыслим.

С уважением

Главный редактор журнала…

Мой ответ:

Литературный процесс. Кто виноват и что делать?

Государство, в том виде, в котором оно существует сейчас – это машина по извлечению прибылей из природной ренты и из народа – в свою пользу, то есть в пользу тех, кто представляет государство – олигархи, правительство, чиновничий аппарат. С точки зрения собственных задач и поставленной цели эта машина работает исправно и весьма эффективно. При советской власти главным инструментом управления литературой была идеология. Сейчас рынок – глобальный инструмент государства, и государство плотно занимается регулированием литературного процесса именно через этот инструмент, превратив книгу в товар. Так что государство никуда не ушло из литературы. Законы, которые создаются лишь для того, чтобы никто, то есть народ и прочие пассивные элементы, не мешали работе этого инструмента, также вполне устраивают государство. Народ в реальности не является субъектом. Он исполняет роль используемого объекта – потребителя, ориентированного именно на потребление того, что предлагает рынок – книгу или другие товары. Во что вложены средства, то и производится, предлагается, рекламируется и, соответственно, потребляется.

Людям, которые хотят создать альтернативную систему ценностей, перевести литературу из категории товара в категорию духовных ценностей, нужно в первую очередь направить работу на качественное изменение сознания людей. Реальна ли такая задача, ведь на воспитание потребителя работает гигантская пропагандистская машина. На её постулатах выросли уже несколько поколений. Эти люди не знают ничего иного, кроме того, что им внушается, начиная с детского сада и заканчивая ВУЗом. А что им внушается? Всего одна единственная, но всеобъемлющая мысль – всё продаётся и всё покупается. Люди коммерциализированы на 100%.

Государство, конечно же, не заинтересовано в изменении шкалы рыночных ценностей. Человек думающий, размышляющий, он независим, самодостаточен и уже по природе своей не может быть ведомым потребителем, а значит, перестанет работать на интересы управленцев. Если бы государство было заинтересовано именно в просвещении, в интеллектуальном развитии народа, оно бы и направило все учебные заведения страны к этой цели. Но пока работает конвейер по воспитанию потребителей.

Создать группу людей, для которых книга не товар, но источник размышления, саморазвития – вполне возможно. Но этого мало. Этим людям необходимо будет много и долго работать на то, чтобы их слово стало авторитетным, и было услышано людьми. Площадка для систематизации стилевых направлений в литературе – это хорошая идея! Если обсуждение будет идти в конструктивном русле, в режиме свободного обмена мнениями, вероятно, это станет заметным явлением. Для начала – уже неплохо! Это позволит в какой-то степени показать людям, что:

1. Рыночно востребованная книга раскрученного автора – лишь малая часть богатств, составляющих конкретное литературное направление, где есть много книг других авторов, в совокупности являющих большую литературную школу.

2. Каждое литературное направление должно быть представлено во всех его красках, оттенках, тонах и полутонах. Чем богаче палитра литературного направления, тем проще донести его ценность до издателя и читателя

3. Рыночно востребованная книга и хорошая литература – не одно и то же.

4. Систематизация россыпей книжного рынка подобна работе библиотекаря-профессионала, которая позволит, в конечном итоге, легко ориентироваться в книжном океане и отделить зёрна от плевел, то есть хорошую литературу от серого потока стихийного массового творчества, а для этого необходимо определить критерии этих отличий. Вернее, критерии хорошей литературы (независимо от литературного направления), конечно, давно определены, но знанием о них владеют лишь узкие профессионалы. Необходимо показать всем заинтересованным людям пути их применения на примере конкретных произведений и литературных направлений. Говоря другими словами, необходимо научить участников литературного процесса ВИДЕТЬ текст.

5. Поскольку над этими вопросами никто не задумывался уже несколько десятилетий, образовался огромный фронт работ – своеобразные авгиевы конюшни в литературе, где под завалами массового народного творчества невозможно увидеть жемчужины, которые непременно есть. Конечно, таланты проявятся со временем, но если ничего не делать, то многие из них могут быть потеряны навсегда. Потеря работ даже одного талантливого писателя – национальная культурная трагедия.

Как начать работу? Вот это самое трудное! Что-то можно сформулировать пока в общем виде. Например, так:

Для начала определиться с критериями, по которым можно отделить хорошую литературу от графомании. Критерии должны быть универсальны и применимы ко всем литературным направлениям.

Изучить и использовать зарубежный и российский опыт систематизации литературного поля по направлениям современной прозы и поэзии (такие работы всё-таки есть).

По возможности рассмотреть динамику литературного процесса по направлениям современной прозы и поэзии (что преобладает в настоящий момент, что уходит, что нового нарождается). Определить место рыночно-востребованной литературы в динамике литературного процесса.

Проделать работу по системному анализу в отношении региональных литературных процессов, то есть на отдельном конкретном участке литературного поля (Литература Алтая, Томской области и т.д.)

Вот так я написала Главному редактору. Но…

P.S. Не знаю, Михаил Афанасьевич, как вы отнеслись бы к этому? Нужна ли такая работа? Я, написала это письмо, но всё равно пребываю в сомнении – стоит ли заниматься тем, что рано или поздно, подобно золоту, будет отмыто и проявлено Временем. Но пока поиграю в эту игру.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ПЕРЕПИСКИ С РЕДАКТОРОМ

ПИСЬМО ТРЕТЬЕ

Здравствуйте, друзья!

Извините за долгое молчание и спасибо за терпение. Готовясь к этому решительно меняющему нас акту, я был печален.

Сейчас нас больше трёхсот человек – интересующихся происходящим. После этого письма, не исключено, останется меньше ста. Это ничего.

Мы собираемся официально регистрировать нашу деятельность как Межрегиональное (затем – Всероссийское) общественное движение «Народное министерство литературы». Нужна ваша помощь.

Нам нужно набросать проект «манифеста» (текст, в сжатой форме объясняющий наши цели, задачи, объясняющий, кто мы и за что мы; своего рода визитная карточка движения).

Я рассчитываю, что вы мне поможете. Пусть у нас будет вариантов пять-десять такого текста.

Что нужно в нём отразить? В чём смысл нашей деятельности?

Я сейчас скажу много лишнего. А вы его, лишнее, пожалуйста, откалывайте. Я закопался, где-то зарвался, взгляд замылился, нужен трезвый взгляд со стороны.

Смотрите. Сегодня литература рассматривается и обществом, и государством преимущественно в рыночных координатах. При этом из поля зрения выпадает её социально мобилизующая роль (вдохновлять, задавать ценностные и нравственные ориентиры). Выпадает, в том числе, из поля зрения тех, кто литературу делает и занимается её дистрибуцией («продаёт» обществу). Они даже не учитывают этого факта, когда жалуются, что люди стали «меньше читать».

Считается, что мы меньше читаем, потому что у нас больше других возможностей (проводить досуг и получать информацию), но совершенно не принято задаваться вопросом: а ЗАЧЕМ читать то, что не задаёт положительных жизненных ориентиров, не улучшает эмоционального состояния «на длинной дистанции»? (Серьёзное чтение – медленное и долгое занятие, и эффект от него тоже должен быть долгим; для кратковременного улучшения настроения и газета анекдотов годится.)

Сегодня даже такая постановка вопроса для «профессионалов литературы» выглядит подозрительной: «Это что, про воспитательное значение, что ли?» – и брезгливая усмешка. Литераторы усматривают в этом посягательство на их свободу, непонимание психологии творчества, апологию дидактизма и так далее. Уверяю вас, что девять из десяти моих знакомых столичных литераторов, если просто сказать им два слова: «Литература должна…» – немедленно взъярятся, тут же дорисовав в уме сталинско-горьковский Союз писателей, платоновские «фабрики литературы», колхоз, Гулаг и так далее. «Литература ничего не должна!»

Зато ей должны все.

Это глупый инфантилистский подход. Сродни:

– Люби меня таким, какой я есть.

– Я люблю тебя, но хотела бы, чтобы ты устроился на работу…

– Всё понятно! Женщины не способны любить! Меркантильные самки!

Как ни странно, американцы понимают нас и нашу литературу лучше, чем согласны понимать наши собственные писатели, близкие к издательско-премиальному мейнстриму. Вот цитата из статьи «Русская литература умерла?» в американском журнале «Foreign Policy»:

«…Теперь российские писатели стали поставщиками контента, конкурирующими за место на динамичном рынке информации и развлечений, а некогда русские искали в своей литературе указаний, как жить и в чем смысл жизни. Суровый Бог русского православия проводил непреложную черту между добром и злом, но духовными законодателями страны были писатели. В творчестве Толстого и Достоевского, Пушкина и Чехова, люди находили моральную опору, позволявшую бороться с силами истории, которые угрожали их сломать».

Почему же для тех, кто сегодня «делает» русскую литературу, не очевидно (а точнее – не актуально) то, что очевидно американскому журналисту? Не потому ли, что нынешнее отношение к литературе, складывалось в 90-е годы, когда главной задачей «прогрессивно мыслящих сил» было именно – сломить сопротивление народа «силам истории»?

Сегодня наша «сопротивляемость» повысилась, а литература этому не соответствует. Не помогает нам в этом литература. Ну и не нужна – соответственно.

А какая нужна?

Ну, давайте подумаем. Что именно оказалось не нужно? Что делала «официальная» русская литература предыдущие четверть века?

Обличала свинцовые мерзости русской жизни. Внушала чувство вины и раскаяния. Избавляла от иллюзий.

И что?

Вот сейчас на тех же основаниях собираются провести Всероссийскую акцию «Бессмертный барак». Чтобы мы прошли по улицам с портретами своих родственников – жертв репрессий. Получится, думаете, у них?

Я лично не пойду. Хотя родственников таких у меня… Не хочу. И они бы этого не хотели. Не это было главным в их жизни, не за это они хотели бы, чтобы их помнили. Я на «Бессмертный полк» пойду. А в чём разница? Люди в этот день чувствуют себя не такими, как обычно. Лучше. Они искренне гордятся собой, своими семьями, друг другом, народом, страной, историей. Это чувство праздничное, особое, не на каждый день. Но зато ради него не жалко и «оторвать задницу от дивана».

Так вот и литература должна быть таким праздником. Прочёл рассказ – почувствовал себя лучше. Что-то там вдруг так хорошо сложилось. Правильно шестерёнки души сошлись. Порадовался. Спасибо автору! Как бишь его… Не важно.

Значит, нам нужна литература для радости и гордости, для воодушевления, для счастья. Вот какая.

Пусть будет совестливой, правдивой, какой угодно, лишь бы приносила радость.

В приложении к этому письму два текста: «Рассказ 1» и «Рассказ 2». Это примеры того, что я имею в виду.

Посудите сами: лживы ли эти рассказы? Лакируют ли они действительность? Лубок ли это? Пропаганда ли?

Я не спрашиваю, замечательная ли это литература, потому что, во-первых, замечательная (мне почему-то кажется, что я имею право судить), а во-вторых, мы тут не «про литературу». Мы – «про чтение».

Понятие «хорошая литература» достаточно дискредитировано для того, чтобы лет на десять-двадцать вовсе перестать им пользоваться. Пока мясо не нарастёт. А то у нас сейчас скелеты гири «хорошей литературы» тягают, в конкурсах мужской красоты участвуют.

Дальше. О ком преимущественно пишет официальная литература последнее время? О тех, кто в фокусе внимания информационных раздражителей общества. От «среднего класса» и выше. О городском образованном слое. О человеческом наполнителе сервисной и спекулятивной «постэкономики». Но времена меняются (говорят). Экономика производящая вновь заворошилась у мира под сердцем. (она никуда и не девалась всё это время, просто похоть духовная («успех», слава, богатство) концентрировалась не там).

Инстинктивно я чувствую, что в литературе наступает время простых людей – всех тех, о ком последние четверть века вспоминали преимущественно для того, чтобы изобличить преступления режима (во-о-от как страдал народец-то).

А народец, как бы это сказать культурнее… Заманался страдать и быть «свидетелем обвинения». Ему жить хочется. Своей ясной, сильной, красивой жизнью. Которой, если на минуту сдвинуть с носа очки, а с души осень (ненавижу одесских гимназистов, это они «хорошую литературу» выдумали), и позавидовать можно бы.

Один товарищ как-то говорил мне, много лет назад уже, а я тогда был бесстрашным и бессовестным постмодернистом: «Ты всё стружку с себя снимаешь, а иногда и кору наращивать нужно». Вот, наверное, и литература – снимала стружку, наизнанку выворачивала человека, докапывалась до таких закоулков души, которые стараются не показывать, левой пяткой среднее ухо чесала. Куда дальше-то? Началась вялая пробуксовка. Традиционные смыслы с «нетрадиционным» выражением лица. Вместо новаторства – выпендривание. Ро-ко-ко. Что там после ро-ко-ко было? Классицизм? Строгость и простота? Вот, мне кажется, и нам заднюю надо дать.

Нужно много хорошей обывательской литературы – для человека, который кору наращивает, силы копит, отдыхает перед очередным «встал-пошёл». Посмотрите приложение «Рассказ 3». Вы бы читали «для дома, для семьи» такое? Вместо Шиловой или, не знаю, старой «Роман-газеты»? Типа, отдохнуть после работы? Я бы читал…

* * *

Итак, наши задачи.

Мы не «поддерживаем литературу», не стремимся «сделать её лучше». (Нельзя же приказать писателю, что писать. Но можно заявить о своих предпочтениях.) Наша задача – вернуть литературе удочку – читателя. Это стратегическая цель, суперцель, или, по-театральному говоря, сверхзадача.

Существующая литературная инфраструктура рассматривает читателя как «потребителя» и соответствующе к нему относится: потребителя надо задурить, усыпить, сыграть с ним втёмную, сыграть на его инстинктах – подсунуть ему массовую культурку. То, что «народ хавает».

Для нас читатель – это народ России.

Что мы должны сделать? Придумать, создать и развивать способ находить те произведения, которые нам нужны, минуя эту инфраструктуру. «Бороться» с ней бессмысленно (в истории всегда побеждают не те, кто против чего-нибудь, а те, кто за что-нибудь). К тому же переделывать эту структуру (если бы у нас был для этого ресурс) означало бы её сломать, а зачем – если у нас ничего нет ей на смену?

А делать мы будем вот что.

1. Мы объявляем (в том числе через Союз российских писателей, который готов к нам присоединиться) конкурс на произведение, отвечающее нашим представлениям о должном (чуть не сказал «требованиям») – конкурс под названием «Литература победы и преодоления». Именно такое суровое гражданское название, но оно не обязывает к суровым гражданским темам (что видно по приведённым примерам рассказов).

2. Мы объявляем номинацию Горьковской литературной премии – «Литература победы и преодоления». В конкурсе и премии участвуют отдельные произведения, а не книги (книга нам не нужна, мы ничего не продаём) и не журнальные публикации.

Конкурс и премия – это одно и то же. Разница лишь в том, пишется произведение специально или выдвигается уже готовое.

3. Участвовать в конкурсе и премии могут произведения, написанные с 2000 года (проверять, впрочем, никто не будет), как опубликованные, так и нет. Выдвинуть произведение на премию может сам автор или его помощник, доверенное лицо (если сам автор интернетно-недееспособен). Если вы знаете достойное произведение, но не можете проинформировать его автора о возможности выдвинуться на премию, надо искать такую возможность. Не хотите искать – ну, воля ваша, я вас пойму. (Я тоже ничем не хочу заниматься, кроме журнала «Лучик», – до слёз иногда.)

4. Судить конкурс и премию будут участники «Министерства» общим голосованием. Произведения предлагаются на суд анонимно. О механизме выдвижения и голосования позже.

5. Нам нужно, чтобы эти произведения попадали в общую базу, где их (и их авторов) можно быстро найти – и читателю, и издателю. В качестве платформы для создания такой базы будет использоваться страница https://books… Соответствующий сервис сейчас туда прикручивают.

Присылать произведения на этот адрес не надо!

Чтобы выдвинуть произведение, надо зарегистрироваться на этом сайте. Опубликовать на сайте произведение (следуя тем инструкциям, которые там есть). А когда волшебники-программисты прикрутят кнопку «выдвинуть на премию» (или как она там будет у них называться) просто нажать её, произведение анонимизируется и попадёт в базу конкурса.

Зачем это нужно. «Букс…» – главный долгоиграющий проект Фонда «Центр развития межличностных коммуникаций». Его собираются развивать как альтернативную существующей литературную среду (социальную коммуникацию плюс книжную инфраструктуру). Нам нужно занять там своё место, чтобы инвестиции в «Букс…» работали на наши цели.

Что требуется прямо сейчас.

1. Предложения по манифесту (текст, объясняющий в торжественной и понятной форме, про что движение, которым можно тыкать в нос тем, чьим сочувствием, поддержкой и участием мы хотим заручиться). Не мысли по поводу, а конкретные проекты текста.

2. То же самое относительно положения о конкурсе и премии.

Присылайте, пожалуйста, предложения ответным письмом.

МОЙ ОТВЕТ НА ТРЕТЬЕ ПИСЬМО

Литературы для радости, которая живёт вне времени, создано много. Я бы никогда не стала читать рассказы 1—3 в семейном кругу. Я бы взяла для семейного чтения Александра Грина, Паустовского, Брет Гарта, Джека Лондона, Киплинга, рассказы о животных и природе советских классиков – Виталия Бианки, Евгения Чарушина, Сергея Баруздина, Мамина-Сибиряка и т. д. И всё это художественная (именно – художественная литература!) победы и преодоления, написанная мастерами слова! Это литература, дающая силы для жизни. Рассказы 1—3 – это истории, которые в бесконечных вариантах подаются в сериалах. Так что ниша подобной литературы не только заполнена, но и её содержание давно перекочевало на телеэкраны. Такими рассказами забиты все литературные серверы. Возьмите тот же сайт Проза. ру – там подобных рассказов миллионы. Исходя из вышесказанного, хотелось бы предложить примерно такой вариант Манифеста

МАНИФЕСТ

Известно, что существуют направления в литературе, методом которых является препарирование общества и человека. Главной целью художественно-аналитической литературы становятся изучение соотношения человеческого и нечеловеческого, физического и духовного первоначал в человеке. Чтение произведений художественно-аналитической школы требует от читателя серьёзной работы над собой, требует затрат его энергии, так как читатель становится сотворцом художественного произведения.

Но есть литература иного рода. Произведения лирико-романтического направления дают возможность читателю испытать ощущение полёта, чистоты мира и человека в его изначальном высоком предназначении. Романтическая (реалистическая и мифологическая) литература не забирают энергию у читателя, а отдают её при чтении, умножают жизненные силы человека. Литература победы и преодоления – так можно определить главное направление Горьковской литературной премии.

Мы ищем тех авторов, кто считает себя принадлежащим к литературной школе Александра Грина, Паустовского, Брет Гарта, Джека Лондона, Киплинга, Виталия Бианки, Евгения Чарушина, Сергея Баруздина, Мамина-Сибиряка и других романтиков-писателей, главным движителем которых выступает любовь к человеку и природе.

ПОСЛЕСЛОВИЕ К ДИАЛОГУ С ГЛАВНЫМ РЕДАКТОРОМ

Обдумывая то, что было написано в письме Главного редактора, я вдруг заподозрила во всём этом некий подвох, некий второй план. Особенно меня насторожили рассказы, которые предлагались в качестве идеала (прикреплённые файлы 1—3), ибо идеал сильно отдавал некоей ржавой дешевизной. Стала искать материалы в Интернете о Главном редакторе-критике, моём адресате. Выяснилось, что сей критик ратует за «плохую литературу» по принципу – чем хуже, тем лучше. Ему нравится именно «плохая литература». То есть, чем примитивнее текст, сюжет, язык автора, чем меньше т.н. художественных достоинств, тем выше критик оценивает произведение. Он – ратоборец за «народную литературу», то есть ту самую, которой забит до основания Интернет, все литературные сайты. На каждом из этих сайтов существуют многочисленные варианты поощрения «писателей» – множество премий с громкими названиями, типа «Поэт года» или «Писатель года», «Золотое перо» и прочие золотые россыпи наград. Но, как следует из письма Главного редактора, всего этого недостаточно! Он предлагает ввести дополнительное поощрение для «народных писателей» в уже существующую Горьковскую премию в номинации с громким названием «Литература победы и преодоления». А на самом деле, критик просто хочет легализовать с помощью Горьковской премии вот эту самую «плохую литературу» – этот серый поток, эту лавину безобразного поставить в один ряд с талантливыми произведениями. Дескать, чем они отличаются друг от друга эти тексты? Тут текст, и там – текст. А о критериях хорошей литературы мой оппонент призывает забыть (см. его третье письмо), т.е. гражданин буквально понял и принял на вооружение некоторые самые дегенеративные качества постмодернизма и взялся их не только пропагандировать, но и продвигать на практике.

И тут на меня напал неудержимый смех. Михаил Афанасьевич, я чуть было не попалась в капкан Шарикова от литературы! Действительно, идиотизм заразен!

Аминь!

После переписки со столичным критиком пришлось задуматься – а что же такое литература? Почему мы постоянно говорим о литературе, придаём этому явлению такое огромное значение? Результатом моих раздумий стало короткое слово – аминь!