Текст книги "Самоучитель по психологии"

Одной из главных помех в формировании адекватной самооценки является негативное мышление – привычка постоянно прокручивать в уме разные бесплодные, неконструктивные, но уничтожающие всякое воодушевление идеи. Люди с заниженной самооценкой очень часто загоняют себя в своего рода мысленные ловушки. Как мы установили в начале этой главы, самооценка включает наши мысли и суждения, наше отношение к самим себе.

Сам собой напрашивается вывод: снижение самооценки безусловно связано с тем, что мы о себе думаем. Правда, обнаружить мыслительный капкан не всегда бывает легко. Чтобы продемонстрировать возможную сложность этой задачи, воспользуемся примером из известного психологического эксперимента, поставленного Санфордом и Гарродом. Ниже приводится совсем коротенький рассказ. Читая его, вы обнаружите, как некие ваши мысли, обычно бессознательные и автоматические, проскальзывают в сознание в то время, как вы пытаетесь уловить смысл прочитанного.

Джон направлялся в школу.

Его очень беспокоил предстоящий урок математики. Он опасался, что опять не сумеет справиться с учениками.

Это ведь не входило в его обязанности мойщика стекол.

Первым делом вы наверняка решили, что речь идет о школьнике. Вероятно, вы подумали так даже раньше, чем осознали эту мысль. Но вот вы добрались до третьего предложения и поняли, что первоначальная идея о том, что Джон – это школьник, ошибочна. Теперь вы, скорее всего, «догадались», что Джон является учителем – лишь для того, чтобы тут же обнаружить, что в рассказе говорится о мойщике стекол. Все это является наглядным примером автоматического мышления. Вы не совершаете никаких сознательных усилий, не имеете никакого специального намерения, но первое же предположение направляет все ваши дальнейшие размышления в одном направлении, а не в каком-то другом.

Мыслительные ловушки, из-за которых самооценка становится низкой, тоже являют собой пример автоматического мышления. Мы автоматически предполагаем, что некто, идущий в школу, должен быть учеником. Точно так же и наши суждения в отношении собственной личности часто возникают бессознательно, как бы сами собой, а порой даже и вопреки самым лучшим нашим намерениям.

Но можно ли заключить из этого, что ситуация безнадежна, что такое автоматическое мышление никак нельзя изменить?

На самом деле, хотя мышление нередко бывает автоматическим, оно вовсе не обязательно должно оставаться таким. Обратимся еще раз к истории с Джоном, мойщиком стекол.

Как вы поняли, что он вовсе не школьник? Скорее всего, вы догадались об этом, прочитав фразу о том, что он беспокоится из-за того, что не сможет справиться с классом. Поначалу вы сделали вполне обоснованное предположение о том, что герой рассказа является школьником, но тут же обнаружили, что это предположение уже не соответствует действительности. Сходным образом, обнаружив, что ваша самооценка снижается, вы можете сразу же спросить себя: «А верно ли я рассуждаю?»

Чтобы потренироваться в обнаружении мыслительных ловушек, вспомните и коротко опишите несколько случаев, когда вы чувствовали, что ваша самооценка падает. Чтобы результат получился более наглядным, рядом с описанием самого события запишите, что вы в то время думали о себе в сложившейся ситуации. Если сразу восстановить ход мыслей трудновато, задайте себе вопрос: почему вы почувствовали себя так плохо, когда случилось описываемое событие?

Некоторые мыслительные ловушки являются стереотипными и встречаются гораздо чаще всех прочих. У каждого из нас есть представления о том, какими мы являемся на самом деле («Я» реальное), а также идеи о том, какими мы должны были бы быть («Я» идеальное).

И если мы обнаруживаем значительное расхождение между двумя этими образами, то в результате нередко оказываемся в одной из мыслительных ловушек: начинаем бесплодно размышлять о собственной неполноценности, негодности, неспособности «держать марку».

Другая причина появления мыслей о своей никчемности – сравнение себя с окружающими: размышления на тему «вечно я хуже других» – весьма распространенная мыслительная ловушка.

Еще один вариант стереотипного негативного мышления – привычно винить себя во всех неприятностях, а любые положительные события приписывать заслугам других людей или «везению», «судьбе» и т. д.

Научившись распознавать мыслительные ловушки, вы сможете постепенно приобрести навык замещать их более продуктивными размышлениями. Вернитесь к описанию тех примеров собственного негативного мышления, которые вам удалось вспомнить, и продолжите работу: для каждого случая постарайтесь найти вариант конструктивного размышления.

Например, если вы обвиняете себя в чем-то, попробуйте прежде всего задаться вопросами: действительно ли это была сфера вашей ответственности? Не были ли заведомо завышены требования, которые вы сами себе предъявляли? Возможно, нужно сформулировать более реалистичные цели, или перераспределить имеющиеся в вашем распоряжении ресурсы.

Еще один способ, часто помогающий выбраться из мыслительной ловушки, – посмотреть на себя глазами кого-нибудь, кто вас действительно любит (лучшего друга, заботливых родителей, собственного ребенка). Разве они предъявляют к вам такие жесткие требования или считают вас неудачником?

Призовите на помощь свое воображение: возможно, вам ситуация по-прежнему представляется удручающей, а собственное поведение – заслуживающим самого серьезного порицания. Но попробуйте представить себе, что вы на самом деле обладаете огромным запасом оптимизма и уверенности в себе: как бы вы тогда оценили описанное событие? Очень часто такой «взгляд со стороны» (который вы можете себе позволить хотя бы в порядке эксперимента!) показывает всю ситуацию в неожиданном ракурсе, и обнаруживается, что реальной причины для падения самооценки у вас не было…

Глава 5
Способности. Выбор профессионального пути

В предыдущей главе, посвященной самооценке, мы выяснили, почему человеку важно уметь более или менее объективно оценивать собственные способности. Но само понятие способностей в том смысле, какой в него вкладывают психологи, не было раскрыто – этой задаче мы посвятим отдельную главу.

Знание своих способностей необходимо нам, в частности, для оптимального выбора сферы деятельности. Выбор профессии – сложная и многомерная задача, и решать ее нередко приходится не только выпускникам школ, но и взрослым, вполне зрелым людям. Во-первых, далеко не всегда мы можем с первой же попытки «попасть в десятку», то есть уже в возрасте семнадцати лет безошибочно выбрать наиболее подходящую профессию; возможно, такие случаи вообще являются исключением, а не правилом. По крайней мере, нередки ситуации, когда к моменту получения диплома или чуть позже молодой специалист обнаруживает, что сделанный им выбор далеко не идеален: реальное знакомство с выбранной работой может показать, что она не соответствует ожиданиям, интересам, способностям человека.

Во-вторых, мы живем в не слишком устойчивом обществе. Экономическая нестабильность, социальные потрясения, быстрый технический прогресс – все это причины того, что очень часто взрослым людям приходится задумываться о смене профессии. В социально-экономические проблемы мы сейчас углубляться не будем, поскольку эта тема и так у всех на слуху, а вот о техническом прогрессе стоит упомянуть особо.

Сегодня, пожалуй, в любой сфере профессиональной деятельности к работникам предъявляются новые требования; необходимо знать и уметь то, чему нас не учили в средних и высших учебных заведениях десять-пятнадцать лет назад. Например, практически в любой области требуется хотя бы минимальная компьютерная грамотность. На производствах внедряются новые технологии, новые стандарты качества. Все больше внимания работодатели уделяют и психологическим особенностям своих подчиненных, и даже сама процедура поиска вакансий и поступления на службу сегодня во многом отличается от того, что было еще в недавнем прошлом.

В силу всего сказанного проблема выявления собственных способностей и грамотного, психологически обоснованного выбора профессии в тот или иной момент оказывается актуальной практически для каждого из нас. Поэтому мы и предлагаем читателю подробное обсуждение этих вопросов.

Что такое способности

Само понятие о способностях в науку о человеческой душе ввел Платон еще за четыре столетия до наступления новой эры. Он писал, что «не все люди равно способны к одним и тем же обязанностям; потому что люди по своим способностям весьма различны; одни рождены для управления, другие – для вспомоществования, а иные – для земледелия и ремесленничества». Так была сформулирована идея о том, что люди от рождения неравны по своим способностям, «как утверждал Платон, человеческая природа не может одновременно хорошо делать два искусства или две науки» (Ильин Е. П. Психология индивидуальных различий. СПб., 2004).

Какой же смысл сегодня вкладывают психологи в понятие «способности»?

Способности определяются как индивидуально-психологические особенности человека, которые выражают его готовность к овладению определенными видами деятельности и к их успешному осуществлению (Гиппенрейтер Ю. Б. Введение в общую психологию. М., 2008).

С некоторыми индивидуально-психологическими особенностями мы уже познакомились в предыдущих главах: это и темперамент, и тип личности, и особенности эмоциональной сферы. Способности ко всему перечисленному не относятся; в чем же отличие этих психологических особенностей человека от названных выше? Как сказано в определении Ю. Б. Гиппенрейтер, это отличие состоит в том, что способности связаны с успешным осуществлением определенного вида деятельности. Так что прежде всего мы должны уяснить, что, когда мы говорим о способностях, речь идет не о свойствах темперамента, не об экстраверсии/интроверсии или других типологических особенностях, но о чем-то принципиально ином.

Далее, важное значение имеют и слова «готовность к овладению и осуществлению определенных видов деятельности». Способности – не то же самое, что знания или навыки: с одной стороны, само наличие способностей в каком-то деле еще не обязательно означает, что человек добьется в нем успеха – недаром так часто мы слышим о «нереализованных» способностях. С другой стороны, человек может иметь глубокие познания в теории музыки, но при отсутствии музыкальных способностей великим исполнителем ему не стать, а умение быстро считать в уме еще не означает математических способностей и, соответственно, успехов в сфере научной математической деятельности.

В целом, сегодня в науке выделяются два основных подхода к пониманию способностей.

Первый, общепсихологический, относит к способностям проявления любых возможностей человека осуществлять какую-либо деятельность; при таком подходе знания и умения тоже относятся к способностям. Сторонники этого подхода говорят о наличии у человека общих способностей – интеллекта, обучаемости, креативности (способности к творчеству).

Выведена и «формула способностей»:

Способность = успешность / трудность.

То есть при слаборазвитой способности к определенному виду деятельности человеку приходится прикладывать очень большие усилия, а успех, тем не менее может быть не слишком заметным. И наоборот, чем легче человеку удается добиться успеха в какой-то деятельности, тем, значит, более развита у него соответствующая способность. Но принципиально для приверженцев данного подхода то, что общими способностями обладают все люди, и в принципе, при более или менее серьезных усилиях, каждый может добиться успеха в любой деятельности.

Второй подход – дифференцированный, или индивидуально-психологический, особое внимание уделяет различиям способностей у разных людей. Сообразительность, способность к умственным преобразованиям, креативность рассматриваются не как качества, присущие всем людям, а именно как отличительные особенности способных людей.

Сторонники этого подхода отказываются сводить способности к полученной подготовке, результату обучения и признают за человеком наличие внутренних, «природных» предпосылок к успешному овладению той или иной деятельностью.

Например, прославленный на весь мир изобретатель Эдисон был самоучкой, не знавшим даже элементарных законов электротехники. Это не стало для него помехой, а индивидуальная одаренность позволила ему добиться беспрецедентного успеха в изобретательстве.

В различиях двух этих подходов мы вновь сталкиваемся с одним из самых распространенных вопросов в психологии: что в человеке от природы, а что от воспитания? Давайте познакомимся поближе с тем, как обсуждается эта проблема в приложении к способностям.

В отношении способностей этот вопрос всегда был особенно волнующим. Ведь от наличия или отсутствия способностей в жизни любого человека зависит очень многое. Проблема способностей крайне важна не только для психологов, но и для педагогов; более того, в определенные моменты истории эта проблема приобретала и общественное, и идеологическое значение.

Итак, получаем ли мы способности по наследству, или же они формируются у нас при жизни, под воздействием воспитания и обучения? На протяжении всей истории психологии исследователи давали самые разные, подчас диаметрально противоположные ответы на этот вопрос.

Во второй половине XIX века естествоиспытатели были воодушевлены и захвачены теорией эволюции Ч. Дарвина. На этих страницах нет смысла обсуждать сильные и слабые стороны этой теории, но бесспорно то, что дарвиновские идеи оказали огромное влияние на развитие всех наук о человеке. Это в полной мере относится и к психологии. Так вот, один из наиболее убежденных сторонников дарвинизма, британский ученый-энциклопедист сэр Фрэнсис Гальтон, стал в определенном смысле основоположником психологического изучения способностей.

В центре его внимания находилась именно проблема наследуемости/прижизненного развития гениальности, и две его известные работы имеют весьма показательные названия: «Потомственные гении» и «Ученые-англичане: природа и воспитание».

По мнению Гальтона, способности (среди которых прежде всего его интересовал интеллект) являются индивидуальными особенностями, способствующими выживанию. В соответствии с дарвиновским принципом естественного отбора интеллект, обеспечивающий наилучшее приспособление человеческой особи к условиям внешней среды, передается по наследству, подобно многим физическим характеристикам.

Гальтон увлеченно собирал факты, подтверждающие наследуемость интеллекта, и при помощи статистических методов сформулировал доказательства того, что гениальность и специальные способности в конкретных областях (например, способность к изучению тех или иных наук) передаются в семьях из поколения в поколение. Вслед за Гальтоном и другие ученые заинтересовались исследованиями наследуемости способностей, таланта и гениальности.

Основные доказательства сторонников точки зрения, согласно которой эти индивидуальные особенности определяются наследственностью, таковы: прежде всего, нередко указывают, что способности обычно проявляются у детей очень рано – в таком возрасте, когда они еще просто не успели бы сформироваться под воздействием воспитания, а лишь могли быть переданы по наследству. Действительно, музыкальная одаренность Моцарта заявила о себе, когда гению было всего лишь три года, а знаменитый математик Вильгельм Гаусс начал проявлять незаурядные математические способности, будучи всего лишь на год старше. Замечательные русские художники И. Репин и В. Суриков проявили свою художественную одаренность в очень раннем возрасте, задолго до того, как их стали систематически обучать рисованию.

Еще более веским доводом считается существование профессиональных династий: это доказательство восходит как раз к изысканиям сэра Фрэнсиса Гальтона, который в своих исследованиях собрал немало примеров таких семей, в которых одаренность отличала представителей многих поколений. (Собственно, и сам он служил неплохим подтверждением этого феномена, если учесть, что столь много значивший для него как ученый Чарльз Дарвин приходился ему двоюродным братом, их общий дед был известный медик, поэт и философ Эразмус Дарвин, да и вообще эта большая разветвленная семья дала миру немало талантливых, несомненно, интеллектуально одаренных людей.)

Действительно, всем нам известны примеры таких династий: музыканты Бахи, актерская династия Самойловых, художники и зодчие Брюлловы, знаменитые цирковые династии – Кио, Дуровы, Запашные. Существуют династии биологов и математиков, финансистов и филологов, а уж о династиях медицинских и говорить нечего – порой кажется, что профессия врача и в самом деле передается по наследству, как цвет глаз и форма носа.

Помимо накопления и некоторой статистической обработки подобных данных, психологи, разумеется, проводили (и проводят) специальные исследования, касающиеся наследования конкретных способностей. Так, Ю. Б. Гиппенрейтер приводит пример одной из такого рода работ: исследователи изучали музыкальные способности детей, сопоставляя их с соответствующими способностями родителей. Основные результаты исследования оказались следующими:

На первый взгляд, полученные данные, как и все, известное нам о профессиональных династиях, подтверждают идею о наследуемости способностей. Но уже второго, чуть более вдумчивого взгляда достаточно, чтобы усомниться в этом. В самом деле, разве можно во всех этих случаях исключить воздействие среды, условий воспитания, развития, обучения? Ведь вполне очевидно, что в музыкальной семье ребенок с рождения окружен музыкой, и с высокой степенью вероятности можно предположить, что родители-музыканты особое внимание уделяют именно музыкальному развитию своего чада. То же самое относится и ко всем прочим династиям: в силу семейных традиций или же просто по причине своих личных склонностей и интересов родители создают ребенку условия, благоприятные для развития «семейных» способностей. Попросту говоря, они учат ребенка прежде всего тому, что лучше всего умеют сами.

Следовательно, данные, подобные приведенным выше, о «наследуемости» способностей на самом деле отражают не только генетический, но и средовой вклад: влияние и наследственности, и условий развития.

Для изучения проблем наследуемости/приобретенности тех или иных психологических свойств более надежным является близнецовый метод. Тут сама природа идет навстречу исследователям, предоставляя им уникальный материал для работы. Ведь однояйцевые близнецы имеют совершенно идентичный набор генов. Таким образом, можно сравнивать, например, насколько схожи между собой по каким-то параметрам дети с одинаковыми условиями развития, но несколько разным наследственным материалом (просто братья и сестры), и дети, идентичные и по условиям среды, и по наследственности.

Другой вариант – изучение однояйцевых близнецов, растущих в разных условиях (что бывает, например, в случаях развода родителей с разделением детей, при усыновлении близнецов в разные семьи).

«Близнецовые исследования» в определенной степени подтверждают генетические предпосылки способностей: у однояйцевых близнецов обнаруживается гораздо больше сходства в уровне тех или иных способностей, чем у «неодинаковых» братьев и сестер. Более того, даже разлученные в самом раннем возрасте близнецы, воспитывающиеся в очень отличающихся условиях, все же обнаруживают поразительное сходство по многим показателям (речь идет именно о выраженности тех или иных способностей).

По многим – но далеко не по всем. Более того, даже близнецы, живущие в одной семье, все-таки обладают далеко не идентичными способностями. Так что предварительно можно сделать вывод: наследственность играет роль в формировании способностей, но пока что мы не можем сказать, какую именно.

Посмотрим теперь на доказательства оппонентов – сторонников идеи, согласно которой определяющую роль в развитии способностей играет среда – условия жизни, особенности воспитания и обучения.

Начнем с нестрогих, но зато очень наглядных примеров – достижений великих педагогов, подчас собирающих вокруг себя настоящие плеяды одаренных учеников, весьма напоминающие профессиональные династии, но в основе их – не работа генов, а работа самих педагогов.

Одним из таких уникальных мастеров был японский музыкант-педагог Синити Судзуки. Главный его постулат гласил, что каждый ребенок талантлив. Талант не передается по наследству, он потенциально заложен в любом ребенке. Раскрытие потенциальных способностей зависит только от среды, в которой ребенок растет и развивается.

«Что касается врожденных задатков или наследственности, то я убежден, наследуются только физиологические особенности организма. С момента рождения все остальное зависит только от психологического влияния, которое оказывает на ребенка окружающая среда. Только этим определяются все его способности и таланты» (Синити Судзуки).

Судзуки обучал игре на скрипке совсем маленьких (3–4-летних) детей: на концертных выступлениях собиралось не несколько десятков, а несколько тысяч его учеников! По-настоящему выдающимися музыкантами стали среди них считанные единицы (то есть не больше, чем в среднем выделяется очень талантливых музыкантов среди обычных людей) – но все ученики Судзуки оказывались способными научиться играть на скрипке и получать от этого большое удовольствие.

Музыкальный слух очень часто считают сугубо наследственной способностью: он от рождения либо есть, либо отсутствует. Судзуки придерживался совсем другой точки зрения: он был твердо убежден, что слух можно развить у любого ребенка. Можно возразить: наверняка вы знаете либо по своему опыту, либо по опыту знакомых – у лишенных слуха родителей обычно и дети получаются такими же. Это ли не наследственность?

По мнению Синити Судзуки, проблема все же не в наследственности, а именно в опыте, который приобрел ребенок. Когда обнаруживается, что у него якобы нет музыкального слуха? Самое раннее – года в три-четыре, но обычно позже, лет в шесть-семь, когда его приводят на прослушивание в музыкальную школу. Но ведь к этому времени он уже успел многому научиться – в том числе и… немузыкальности.

Судзуки объяснял это так: с самого рождения ребенок слушает, как поет мама (а все мамы хотя бы время от времени напевают своему чаду песенки). И если мама поет неверно, ребенок запоминает именно такие, фальшивые, мелодии. В этом японский педагог, кстати, видит одно из доказательств того, что удивительно точный слух присутствует у каждого ребенка! Ведь сумел же совсем еще младенец запомнить и в точности воспроизвести мелодию так, как ее исполняла мама. Иными словами, он научился петь фальшиво. И наследственность тут роли не играет.

Далее мысль Судзуки приводила к следующему заключению: если ребенок научился быть немузыкальным, то вполне возможно и переучить его, то есть развить в нем музыкальные способности. И Судзуки действительно разработал методику, благодаря которой добивался почти стопроцентного успеха в развитии слуха у детей немузыкальных родителей.

Если работа отдельных выдающихся педагогов – это все-таки примеры уникальные, и они не могут как таковые рассматриваться в качестве строгих научных доказательств, то есть и более распространенные примеры прижизненного развития способностей. В этом смысле очень богатый материал представляют исследования различных культур. Известно, что представители некоторых культур порой обладают (массово) какими-то специфическими особенностями – можно предположить, что эти способности активно развиваются у каждого человека из данной культуры благодаря каким-то внешним обстоятельствам.

Для того чтобы привести пример, еще раз обратимся к труду Ю. Б. Гиппенрейтер. Совместно с О. В. Овчинниковой и под руководством крупного ученого-психолога А. Н. Леонтьева она занималась исследованием звуковысотного слуха (который, кстати, и является основой музыкальных способностей); были получены весьма интересные результаты. Исследователи выявили, что примерно у каждого третьего взрослого русского звуковысотный слух совершенно не развит. А вот все принимавшие участие в исследовании вьетнамцы оказались обладателями абсолютного слуха!

Ученые объясняют это впечатляющее различие тем, что русский и вьетнамский языки принципиально различны: один является тембровым языком, а другой – тональным (так же, как, например, и китайский). Что такое тональный язык? Это язык, в котором смысл произносимых слов определяется, помимо прочего, высотой звука. Понятно, что в нашем родном языке такой функции нет: произносимые звуки различаются по тембру, а не по тону. Таким образом, каждый вьетнамец «вынужденно» развивает музыкальные способности (конкретно – звуковысотный слух) с первого же года жизни, в процессе овладения речью. Русскоязычный ребенок такой обязательной тренировки не получает.

Помимо многочисленных исследований способностей у людей, психологи в своих спорах о врожденности/приобретенности способностей нередко используют и данные, полученные в экспериментах на животных. И здесь доказательства своей правоты могут обнаружить сторонники обеих точек зрения! Вот лишь пара примеров.

Эксперимент 1. Лабораторных крыс обучали находить выход из лабиринта. После наблюдения за поведением животных экспериментаторы отбирали наиболее успешных крыс (самых «умных»), в другую группу относили самых «глупых» зверьков, медленнее других справлявшихся с задачей. Далее животных скрещивали внутри каждой группы, выводя таким образом линию «умных» и линию «глупых» крыс. Через несколько поколений различия между успешностью «способных» и «неспособных» животных достигали весьма впечатляющих размеров. Таким образом, было показано, что генетическая предрасположенность к успешному обучению существует и может накапливаться из поколения в поколение.

Эксперимент 2. Крысят, принадлежащих к искусственно выведенному семейству «умных», выращивали в очень бедной стимулами среде. У них не было никаких впечатлений, возможностей чему-то учиться, активно действовать. И наоборот, крысятам из «глупой» линии создавали обогащенную, развивающую среду для развития. После того, как крысята подросли, их помещали в лабиринт и оценивали успешность его прохождения. На этот раз результаты «умных» крыс, выращенных в обедненной среде, оказались столь же низкими, как у «глупых» животных из первого эксперимента. Успешность же исходно «глупых» крыс, имевших хорошие условия развития, была сопоставима с показателями «умных» крыс из эксперимента 1.

На основании всех описанных фактов (и, разумеется, огромного числа других, полученных учеными за столетия наблюдений и экспериментов, исследований способностей у людей и животных) можно сделать следующий вывод: «Факторы среды обладают весом, соизмеримым с фактором наследственности, и могут иногда полностью компенсировать или, наоборот, нивелировать действие последнего» (Гиппенрейтер Ю. Б. Введение в общую психологию. М., 2008).