Текст книги "Взрослые и дети. #Многобукв"

Тестирование кандидатов

30 ноября 2017 г.

Опять появилась и уже нависла в виде законопроекта идея обязательного тестирования приемных родителей.

Впрочем, самого текста законопроекта там нет, нам предлагается за две недели обсудить смутную идею.

Что ж, давайте обсудим идею.

1. Всегда хочется иметь способ отделить агнцев от козлищ, и чтобы научно и наверняка. Тестирование кажется крайне заманчивой идеей. Мало смыслящим в психодиагностике людям всегда кажется, что у психологов есть такие волшебные тесты, которые узнают о тебе все, что нужно.

Это заблуждение. По-настоящему валидных, верифицированных на больших выборках тестовых методик существует не так много. И выявляют они обычно с большой достоверностью только очень явные, яркие проявления и отклонения, которые при длительном неформальном общении и так видны. Эти тесты довольно достоверно выявили бы депрессию, психопатию и шизофрению. Если бы люди с этими состояниями рвались в приемные родители. Но я такого не припомню.

Это не говоря о том, что кандидаты в приемные родители в обязательном порядке получают заключение психиатра. Если у него возникнут сомнения, он может использовать все имеющиеся психодиагностические методы, включая тесты.

2. Отдельный вопрос, какие из этих методик могут быть применены для тестирования приемных родителей. Что мы хотим узнать? Вот выявили мы личностный профиль – и что? Какие черты характера помогают, а какие мешают хорошо растить приемного ребенка? Или мы будем мерить дисфункцию семьи? Но где тут критерии? Что будет основанием для позитивного или негативного прогноза? Предъявите исследования, которые устанавливают значимую корреляцию между теми или иными характеристиками личности или семьи и способностью растить приемного ребенка. Если мы по результатам теста будем лишать взрослых права стать приемными родителями, у нас должны быть очень серьезные основания для этого, не так ли? Они есть? Где они опубликованы?

3. Как вы понимаете, этим вопросом задавались давно и многие. И проводились длительные с довольно широким охватом исследования на эту тему в Европе, в США, в Израиле. Простите, я не беру в расчет кандидатскую диссертацию, защищенную в российском областном центре на примере 17 семей и трех авторских методик, сочиненных самим автором. Я про реальные серьезные исследования. Насколько я знаю (не могу сказать, что все знаю, но интересовалась), во всех этих исследованиях корреляция результатов предварительного тестирования кандидатов в приемные родители и катамнеза (как потом у них получилось с приемным ребенком) нулевая. В пределах статистической погрешности.

Если бы это было не так, все социальные службы развитых стран давно бы использовали стандартизированные тестовые методики. Но их не используют нигде. Могут быть глубинные интервью – там, где детей-сирот мало, и можно себе позволить возиться по два года с каждым кандидатом в усыновители. Обязательных на уровне закона стандартизированных тестов нет нигде. Случайно, что ли?

4. Ладно, оставим в покое личностные качества. Может быть, мы будем пытаться отсеять тех, кто берет детей лишь ради денег? Тех, кто будет с ними плохо обращаться? Или, упаси боже, педофилов? Боюсь, и из этого ничего не выйдет. Жулики и циники ответят на все вопросы в лучшем виде, хоть в рамку вешай как образец. Педофилы тоже, если уж они выбрали такую хитрую и рискованную форму реализации своей преступной склонности. Если честно, в нашей реальности педофилу намного проще сойтись с женщиной с детьми или совратить безнадзорного ребенка, и без всякого контроля творить что угодно, а не ввязываться в отношения с опекой, с контролем и т. д. Но если все же, то подготовиться к заранее известному тесту ради денег или преступных удовольствий не так уж и сложно.

5. Может быть, будем мерить стрессоустой-чивость? Это, может, и было бы полезно, длительные стрессы у приемных родителей дело нередкое, иногда именно это становится причиной возврата или жестокого обращения. Но тот же вопрос: где будем ставить порог? Где серьезные исследования, показывающие, что ниже такого-то уровня – нельзя, а выше – можно? А если он у жены низкий, а у мужа высокий, или наоборот? Помню, в одном регионе мне замминистра с воодушевлением говорила, что они для тестирования приемных родителей используют тест для отбора в спецназ. Научный подход 90-гого левела. Пользуются тем, что у нас народ не любит в суды ходить и наказывать чиновников за противоправные и незаконные инициативы.

Хорошо, предположим на минуту, что каким-то чудом какие-то приемлемые методики есть. Немедленно возникают новые вопросы.

Что будет означать их применение в человеко-часах? Какой процент психологов, работающих в социальных службах, способен тест проводить, а также проводить обработку и интерпретацию результатов? Или его будут проводить какие-то другие специалисты, которые есть только в крупных городах, и кандидатам в приемные родители придется к ним ездить?

Любой способ оценить пригодность человека к той или иной деятельности должен содержать в себе возможность изменений к лучшему. Выпускник плохо сдал ЕГЭ, его не берут в желаемый вуз – он может подготовиться и пересдать. Как можно будет пересдать психологический тест? Или его результаты будут приговором на всю жизнь?

Россия – многонациональная страна. Для многих кандидатов в приемные родители русский язык не является родным. Психологический тест – это же не заявление в пенсионный фонд по образцу, для него недостаточно знать язык «как государственный». Авторы законопроекта представляют себе длительность и стоимость валидизации тестовой методики для каждого языка народов РФ? Или они предлагают ввести дискриминацию на основании родного языка кандидата?

Как отразится обязательное тестирование (довольно утомительная и унизительная процедура, надо сказать) на состоянии кандидата в процессе подготовки? Когда я обучаю тренеров Школы приемного родителя, мы говорим о том, что главный результат их работы – не знания в головах участников, а доверие и готовность обратиться за помощью, когда с ребенком станет трудно. Это и есть основная профилактика неблагополучной истории приемного родительства. Если тех, кто проводит подготовку, обяжут проводить тестирование, отношения с кандидатами изменятся необратимо. Психологи службы устройства превратятся для них из помогающих специалистов в контролеров. Это снизит в разы обращение за помощью и, соответственно, в разы повысит риски возврата ребенка или жестокого обращения с ним со стороны «дошедшего до ручки» родителя.

Наконец, кто и как считал экономику этого нововведения? Сколько это будет стоить? И не лучше ли эти средства использовать для развития служб сопровождения, для того, чтобы везде, а не только в городах-миллионниках, были неформальные, полезные ШПР? И не лучше ли сделать наконец грамотную процедуру оценки совместно с кандидатом рисков и ресурсов его приемного родительства?

И главное – кто и как считал, сколько детей могут в результате остаться в детских домах?

Речь идет о судьбах семей и судьбах детей. Все это выглядит совершенно непродуманной и безответственной затеей.

Да, проблем много, мы сейчас пожинаем плоды кампанейщины, которой сопровождалось сначала массовое создание приемных семей, без подготовки и сопровождения, а потом семейное устройство напоказ после закона Димы Яковлева. Мы пожинаем плоды непродуманной политики финансового стимулирования и непродуманной законодательной базы. Плоды того, что все эти годы так и не развивались системным образом ни нормальные технологии сопровождения принимающих семей, ни подготовка помогающих специалистов.

Вы хотите еще одно простое решение?

(Закон, к счастью, не был принят, но в реальности в большинстве регионов так или иначе ввели тестирование кандидатов – Л.П.)

Глава 3
Группа

Про «личностный рост» и безопасность

27 ноября 2011 г.

(Пост написан во время обсуждения тренингов личностного роста – Л.П.)

Я видела всякое: людей, которым это в целом оказалось полезно, помогло решиться на важные изменения в жизни, как-то встряхнуться, что-то про себя понять. Видела тех, кого исказило и кто поломал жизнь свою и близких. Или начинал тренировать всех встречных-поперечных, кто не успел убежать. Случалось и экстренную помощь оказывать тем, кого через пару дней накрывало вплоть до элементов реактивного психоза. Сама не была, хотя, может, и было бы любопытно, но непонятно, почему так дорого.

Поразительно, что вообще сама идея таких тренингов, исторически выросшая из мега-бережного гуманистического направления психотерапии, слившись с методами бизнес-тренингов, превратилась в штуку довольно небезопасную. Пообщавшись с друзьями, которые вдоволь нарезвились на всех уровнях, я про себя это обозвала «психохирургией» (в отличие от психотерапии). Обилие выражений типа «его пробило, а ее еще не пробило» наводит на мысль, что суть происходящего на этих тренингах – взлом психологических защит. Взлом довольно жесткий, особо не увернешься. Например, часто бывает правило, что нельзя отказаться от выполнения упражнения – или уходи с тренинга. Или тренер, понаблюдав за участником, – хлоп – и выдает ему какую-то «истину» про него, которую оспорить нельзя, тут же услышишь, что ты это потому и не видишь в себе, что не хочешь. Конечно, слом защит вызывает катарсис и энергетический подъем с эйфорией, ведь защиты, как еще дедушка Фрейд убедительно показал, – жутко энергоемкая штука. Кто помнит, он приводил хороший образ с мужиком, мешающим вести лекцию криками, что лектор – идиот. Можно продолжить лекцию, изолировав мужика, но ценой энергопотерь – паре-тройке крепких дяденек из зрителей придется его вытолкать и удерживать дверь, чтобы он снова не вошел, а лектору – повысить голос, чтобы шум перекрывать. В итоге все устанут гораздо больше и не все из лекции услышат.

Но защита защите рознь. Да, бывает защита, так сказать, по инерции. То есть уже и мужик не такой буйный, да и, по большому счету, не лучше ли выслушать, с чем он там не согласен, и почему бы не обсудить, ничего ведь страшного. Но если лектор не уверен в себе, а дверь держит охрана на хорошей зарплате, лучше и дальше вытеснять иное видение ситуации – от греха подальше. То есть у человека реально уже вполне есть силы, чтобы справиться с тем, что было непереносимо раньше, например, в детстве он был беззащитен перед неодобрением окружающих, но сейчас-то точно не помрет от критики. Или когда-то конфликт с близкими пугал его до безумия, потому что родители страшно ругались, но сейчас он вполне мог бы конструктивно выяснить отношения, если б та старая детская паника не продолжала «держать дверь». Тогда да, защита, вдруг рухнувшая от некоторого нажима извне (это может быть не обязательно упражнение на тренинге: сильное переживание, фильм, книга, слова друга или случайного собеседника, да что угодно, дзэн советует удар палкой). И, через инсайт и катарсис, умывшись слезами, мы распахиваем наконец злосчастную дверь, и – свобода нас принимает радостно у входа, а уставший мужик отдает нам меч, коим сам уже задолбался в дверь колотить. Человек уходит с нелюбимой работы, приводит в соответствие де-факто с де-юре в давно умершем браке, вспоминает свои забытые под давлением других ценности и таланты, и всячески еще личностно растет. Щастье, щастье, всем хорошим во мне я обязан лайф-спрингу и синтону.

Кроме этого, тренинги действительно дают конкретные техники и методы самомотивации и самоорганизации, которые могут хорошо работать, особенно если родители этим в детстве не озаботились и были скорее склонны все решать и делать за. То есть для в целом благополучного человека, проблемы которого сводятся к некоторой пассивности, неуверенности, внешнему локус-контролю, неумению посмотреть на себя по-новому и т. п., оно вполне может быть полезно.

Но бывает, что все иначе. Дверку-то держат неспроста и очень даже не зря. Ибо за ней – не просто мужик, похожий на Бармалея из детских страхов, которого пора бы уж не бояться, а реальный-таки Бармалей. Пьяный папа с ножом. Трезвая мама с повадками медсестры из «Пролетая над гнездом кукушки». Родитель-нарцисс. Родитель-психопат. Отвер-гающий и отменяющий родитель. Опыт серьезного насилия. Или еще что. И если дверь открыть, он же шутки шутить не будет.

Когда такая дверь открывается в психотерапии, человек не один – с ним терапевт. Их контакт, обычно к этому времени уже довольно прочный (дверь на первой сессии редко открывается), создает тыл, защиту, ту самую «психологическую утробу», которую человек недополучил или был лишен в детстве. Если это групповая терапия, то защиту дает группа, тоже не в первый раз увиденная, а та, с которой прожито и прочувствовано уже много и есть доверие, и в которой не 50 человек, естественно. Имея такой тыл, можно и с ужасным встретиться. Обычно не за один раз, порциями, по мере готовности. В ситуации тренинга же контакта нет, отношений нет, все «на потоке». Взломали защиту, вскрыли, «пробили» – гуляй кишками наружу сам, как знаешь. Да, есть тренеры, которые за счет личной огромной способности давать много поддержки, за счет незаурядной эмпатии, сочувствия к людям и собственной внутренней силы даже в формате тренинга могут помочь. Но это, сами понимаете, не то, чего можно ожидать «как правило», это надо знать про конкретного человека.

И что же дальше? А дальше два варианта. Если взломали уж очень грубо и резко, человек разваливается. Вплоть до психопатических срывов и бреда с галлюцинациями. Не приходилось в своей взрослой уже спальне в ночи видеть вдруг Бармалея собственной персоной? И не надо. Тогда дай бог, чтобы сам человек или родственники вовремя обратились за помощью – промывать, зашивать.

А чаще, открыв под нажимом дверь, человек быстро убеждается, что этого мало – ресурса-то нет, и взять негде. Псевдо-ресурс в виде призывов про «поверь в себя», «просто поставь цель» и т. п. быстро рассасывается. И человеку приходится спешно сооружать другую защиту, но, поскольку сейчас он уже не ребенок, то это будет скорее всего не примитивное вытеснение, а что-нибудь повиртуозней. Например, идея, что мы – продвинутые, люди нового типа, а все вокруг – тупые бараны, и все из-за них, непродвинутых. Ему ж показали свои и других типичные ошибки в общении и выстраивании жизни, вызванные защитами, – и вот он уже видит их повсюду и у всех, особенно у ближних (у психологов это называют «синдромом третьего курса», все массово ссорятся с родителями и разводятся). Сначала он, конечно, добрый и всех просто зовет тоже пройти тренинг и припасть, так сказать, к истоку. Но почему-то «бараны» не очень хотят, тогда возникает конфликт.

Более того, «бараны»-то из ближнего окружения. Они не случайно там оказались, они были пригнаны к тому, бывшему человеку, который еще с защитами. Они его по-своему принимали и любили, хотя, может, и юзали, но и ему что-то давали. А тут он изменился: ведет себя странно, его прежние «кнопки» не работают, как с ним теперь быть? Понятно, что, как всякая система, его социальная сеть включает силу упругости и стремится сделать «все как было». И на него давят, обижаются, по больному месту невольно бьют в процессе бурных обсуждений и т. д. В запале рушатся вполне живые браки и дружбы, бросаются не такие уж плохие работы, затеваются непродуманные бизнес-проекты, кто-то кого-то подводит, не отдает долг и т. п.

В результате человек лишается даже того ресурса в реальной жизни, который имел, все его «яйца» теперь в одной корзине – в сообществе «продвинутых». Новая защита крепчает, и уж ее он, наученный горьким опытом, так просто не сдаст. А силы кончаются, в период эйфории он сильно влезает в энергетический НЗ, поэтому часто все приходит к депрессии. Еще бывает, что депрессия как бы «делегируется» кому-то из близких, а сам человек продолжает бегать в ажитации. В общем, не очень весело.

Как отличить, есть у человека ресурс или нет, и пойдет ли ему на пользу слом защит? Тут надо понимать, что никак, собственно. Ни со стороны, ни заранее. Сейчас некоторые ответственные тренинговые кампании к психологу сначала посылают: пусть посмотрит и даст заключение, что человеку можно. Ко мне так уже приходили. Увы, миссия невыполнима. Никто заранее не скажет, ни психолог, ни тренер, ни сам человек, чего больше: риска или возможностей. В норме защита не падает, пока человек не готов, что ему ни говори. Но против лома, как известно, нет приема, а на этих тренингах много именно что «лома».

Вообще, я убеждена, что в этом деле риски могут снижаться только процедурой. Правилом «нет» прежде всего, без которого невозможна групповая терапия. Поэтому меня очень настораживает, когда вводится правило, что нельзя отказаться от выполнения упражнения. Если вводится полный запрет на отказ, более того, коллективная ответственность (если ты не будешь, выгонят тебя и того, кто с тобой в паре), я бы советовала разворачиваться и уходить немедленно. Само это правило задает деструктивную групповую динамику, находиться в которой не полезно никому. Так же, если есть жесткий запрет уходить из группы раньше, даже по семейным обстоятельствам, запрет общаться в дни тренинга с семьей и т. п.

Многие мои коллеги считают, что раз это может быть – и часто бывает – небезопасно, то должно быть запрещено в принципе и уничтожаться на корню. Я понимаю эту точку зрения. Ведь тут мы сплошь и рядом имеем дело с подменой контракта: обещают личностный рост, а вовлекают в психохирургию с измененными состояниями, взломом защит, авторитарными интерпретациями тренера: «Это у вас так и так устроено, а если вы не согласны, то подумайте, почему вы это отрицаете», – да еще прилюдными: «Все посмотрели на брюнета, который отрицает» и т. п. При этом ответственности за «вскрытых» и отпущенных никакой. Как и за разбалансированных тренингом пограничных, и за ретравмированных им же посттравматиков, которым это вообще противопоказано абсолютно и без оговорок. С другой стороны, у нас все это поле настолько неструктурированно и критерии не сформулированы, что не хотелось бы прям сегодня госрегулирования особого в этом вопросе – нашему государству будет проще закатать в асфальт вообще все, что хоть чем-то напоминает. А я все же видела хороших тренеров, которые очень серьезно к безопасности относились, и неплохие результаты тоже видела.

Кроме того, понимаю, что людям проще пройти один, пусть дорогой, тренинг, чем ходить долго на терапию, так что это будет востребовано всегда, что ни говори, и будет появляться в той или иной оболочке. Оно ведь кажется-то как раз безопаснее: в большой группе, кратко, по программе, и вообще «просто саморазвитие», ага. И все ж голодные на истинные чувства, на глубокий контакт с другими, на свободу быть собой, а тут это вдруг промелькивает, даже если ненадолго, но первый раз в жизни, и конечно, впечатляет. Так что не думаю, что проблему решишь запретом сверху, и только ругаться бесполезно, надо как-то еще самих людей вооружать видением, что к чему и почему.

Говорят, что панацея – чтоб тренер был психологом с дипломом. Вот тут не уверена – видела я и психологов, упивающихся властью над людьми, а, с другой стороны, у нас не учат толком нигде в рамках госпрограмм групповой терапии и тренингам. Так, чтобы не только теорию, но и приличный практический багаж давало. Все, кто что-то умеют, учились на сертификационных курсах вне гособразования.

Это я к тому, что сами осторожны будьте. И внимание не столько к содержанию, слова-то все всегда говорят хорошие, сколько к форме, к правилам, договоренностям. Собака всегда зарыта именно там. Если правила вызывают у вас протест, кажутся неэкологичными и этически сомнительными, а их не желают с вами обсуждать и навязывают, – держитесь подальше. Если все же хотите попробовать – ни в коем случае не отрезайте себя от своих ресурсов, подумайте заранее, что будете делать, если «накроет», не принимайте в течение как минимум недели-двух после тренинга никаких судьбоносных решений, не выясняйте отношений с близкими, даже если подмывает, дайте всему улежаться и лишнему повыветриться.

Кстати, еще важный признак: скажет ли вам тренер про мораторий на оргвыводы. Если, наоборот, подталкивает «ковать железо, пока…», пусть продолжает без вас. Настораживающий признак – когда подталкивают к измененным состояниям, например, задают формат неизбежного переутомления (мало сна, работа по 15 часов подряд) и искусственно «замыкают» пространство (запрет выходить в туалет-попить при сессиях, длящихся дольше полутора-двух часов).

И помните, что любые интерпретации ваших чувств, реакций, мотивов, услышанные от тренера, – это лишь его мнение, его фантазии и проекции. Берите из них все, что вам важно, что кажется точным и полезным, и просто пропускайте мимо ушей все, что не подходит. Даже если это у вас отрицание – ну и что? Имеете право. Защиты не держатся прочно, если в них нет нужды. Когда будет пора, тогда и услышите. А может, оно вам и вообще не надо.

В общем, берегите себя. Личностный рост – это круто, но лучше так, знаете, низенько-низенько. Тише едешь, больше вырастешь.