Текст книги "Житие Юры Курочкина и его ближних"

Роза. Эк настрочил! И сам, поди, не понял, чего наплел. Вот, Мишенька, язык без костей, так бабы на него как мухи на мед кидаются. Погоди, Юрка, и до тебя доберусь, дай только с Колькой разделаться. Брачный аферист!

Юра. Товарищ участковый, при вас предупреждаю, если Роза Семеновна будет ко мне приставать, я ее посажу на газовую плиту.

Федотов. Гражданин Курочкин, превышаете!

Роза. Что?.. Ах ты… паскуда! Хам! Хам! Еще грозится! Тунеядец паршивый!

Бросается к Юре, но участковый преграждает дорогу, оттесняя ее назад.

Проституток каждый день в общей ванной моет! Да я тебя к чертовой матери! Ты у меня на сто первый кэмэ пойдешь!..

Федотов. Роза Семеновна… Роза Семеновна… успокойтесь…

Ему удается оттеснить ее к дверям ее комнаты, которую она и открывает спиной. Милиционер оборачивается, грозит Юре пальцем и скрывается в комнате Розы.

Пауза.

Мария. Как я испугалась!..

Юра. Кого, Розу?.. Да брось!

Мария. Наверное, мне лучше уехать… Он на меня так посмотрел… будто я преступник.

Юра. Мы для них все преступники, не бери в голову.

Мария. А я тебе стучала вчера… поздно…

Юра. Я у Насти был. Как Маргарита?

Мария. Лучше… Обещала прописать.

Юра. Поздравляю. Значит, будем соседи.

Мария. Да… Юра, я хотела вам сказать… то, что произошло… Мне кажется, вы чувствуете себя… Дело в том, что вы не можете нести никакой ответственности… Я не собираюсь вламываться в вашу жизнь и… вам нет никаких оснований меня избегать и прятаться…

Юра. Ну и прекрасно.

Мария хватает чайник и скрывается в комнате Маргариты. Появляется Татьяна, тащит за собой рюкзак.

Юра (весело). Откуда ты, прелестное дитя?

Таня (мрачно). От верблюда.

Юра. «Так воспитаньем, слава Богу, у нас немудрено блеснуть». Чьи стихи, пэтэушница?

Таня. Ничьи, тунеядец.

Юра. Эй, яйцо, как ты разговариваешь со взрослыми?

Таня. Это с курями, что ли? А как с вами разговаривать?

Юра. А чего такая печальная? С матерью поругалась?

Таня. Меня от твоих баб уже тошнит.

Юра. Чего-чего? Гражданин начальник, у меня за последние полгода…

Таня. Ты мне мозги не вкручивай. Я всех твоих женщин по пальцам могу…

Юра (серьезно). У тебя пальцев не хватит, Татьяна.

Таня. А я на ногах.

Юра. И на ногах тоже.

Пауза.

Таня. Ладно, Юрочка, погуляй еще. Годика два. На свободе.

Юра. А что будет потом?

Таня. А потом мне исполнится восемнадцать, я на тебе женюсь и засуну под свой каблук, так что ты у меня и носа не высунешь.

Юра. Излишняя самоуверенность, Татьяна, делает хорошего человека смешной, запомни. На что ты мне сдалась, мелюзга?

Таня. Во-первых, я не мелюзга, я уже сейчас почти с тебя ростом. Во-вторых, я красивая. Тебе такой красивой ни в жизнь не найти. Красивым нужна шикарная жизнь, а мне – с милым рай и в шалаше. В-третьих, я добрая. В-четвертых, умная. В-пятых, тебя понимаю…

Юра. А, в-шестых, Танечка, я, наверное, женюсь. Вот так-то, петербургский мечтатель…

Пауза.

(Посмеиваясь.) Однако ты рома-антик. Не ожидал…

Пауза.

Таня. Ты это что… серьезно?.. На ком?.. На этой?..

Юра (весело). Не грусти, Татьяна, все твои женихи – с тобой! А я для тебя стар.

Уходит с чайником.

Таня медленно сползает на рюкзак и, уткнувшись в колени, плачет. Входит Нинка.

Нинка. Таня?.. А ты чего?.. Ты что, не поехала? Что случилось? Чего ты плачешь?.. Кто тебя обидел? Что ты плачешь, доченька?

Садится с ней рядом, Таня начинает рыдать громче.

Таня (сквозь слезы). Дурак!.. Графоман!.. Дворник!..

Нинка. Ах ты дурочка моя глупенькая… Он же большой, взрослый, мужчина… У тебя вон мальчиков сколько… Он же в два раза тебя старше… Ничего… поплачь… Первые слезы – это ничего. Это как весенняя гроза. Пройдет – и снова солнышко… Это не осенний дождь… Пойдем, девочка… ну, ты же не хочешь, чтобы он тебя такой ревой увидал, пойдем…

Уводит Таню.

Картина третья

Комната Маргариты Михайловны. Тетя Шура раскладывает перед Марией фотографии.

Тетя Шура. А это вот мы с Мусенькой гимназистки… А это мой брат Федор… до войны в этой квартире с семьей жил. Крупный инженер был. Жили скромно. Жена не работала, четверо детей. Многие тогда, конечно, домработниц держали, но у нас никогда не было. Из дорогих вещей только рояль стоял… В 42-ом так все друг за другом и поумирали… Сначала мужчины, потом женщины… Брата, помню, свезли на кладбище, мы тогда все на кухне жили, Вася-то, старший сын, и ложится на его место. Я говорю: «Васенька, милый, да зачем же ты, голубчик, сюда-то?» А он только так посмотрел на меня и ничего не ответил, лег, а через неделю умер. Потом девочки… А тут вдруг Мусенька прибегает, дом их разбомбило… Так у меня и осталась. Вещи ходили менять на рынок, белье постельное, посуду… А однажды на рынке женщину видели, такая она была розовая, здоровая, одета так хорошо и под мышкой держала белый батон!.. Ну, а весной стало полегче. На работу устроились. Город надо было очищать от трупов. Паек давали хороший, водку. Водку тоже на хлеб выменивали… А замуж так и не вышли… Был у меня жених. Так он еще в Гражданскую погиб. И Мусенька одна жила. Маму твою очень любила, племянницу… Хорошо, теперь ты нашлась. Хоть похоронили по-человечески, очень она в крематорий не хотела. А фотографии эти возьми себе на память.

Пауза.

Мария (волнуясь). Тетя Шура, можно я над вами опекунство возьму?

Тетя Шура. Деточка, так ведь у меня уже есть… опекуны… Не дождутся, когда умру… А я бы и не возражала… Пойду я. Засиделась. Спокойной ночи. (Уходит.)

Пауза.

Дверь открывается. Роза и Сергей пропихивают в комнату огромный шкаф.

Роза. Давай-давай-давай-давай, стоп!.. Ой, погоди, спина треснет. Ну, давай еще раз… вон к той стенке давай… Давай-давай-давай, стоп, хорош! Спасибо тебе, Сергунька, с меня пол-литра. (Оглядывает комнату.) Ну вот, теперь есть хоть где барахло хранить.

Роза и Сергей уходят.

Пауза.

Постучавшись, входит Зина с матрасом и ворохом постельного белья.

Зина. А я к вам, извиняюсь. Я бы хотела просить. Коля сегодня выпивши, а мальчики болеют. Можно я их на сегодня к вам? (Стелет постель.) Я бы и сама с ними, так ведь он без меня не заснет. Будет здесь вам под дверью безобразничать. А у меня ребята тихо спят, не обеспокоят. (Улыбается.) Девочку хочу. Все-таки девочка ближе к матери. Это у меня Николай все мечтает: получим, говорит, квартиру, пить сразу брошу. У него ведь руки золотые, если б не пил… И уж лечился два раза… не помогло. Ничего, потерпим. Ведь дадут же ее когда-нибудь. Все когда-нибудь получают…

Зина уходит.

Пауза.

Входит Татьяна.

Таня (с вызовом). У матери гости, я сегодня буду тут ночевать. Все равно ведь вы к нему пойдете! Что вы так смотрите? Все равно это не ваша комната! А будет моя! Мне мать выхлопочет. Ей дадут! Она в ЖЭКе работает, ей дадут!.. А вы вообще без прописки!.. И чего все лезут!.. И нечего страдать!.. Подумаешь!.. Выхо́дите замуж – и выходи́те! И зачем вам эта дурацкая комната? Будете жить у него! А только он все равно вас бросит! Вы думаете, вы такая уж красивая? У него уже две жены было. А вы старая, я знаю, сколько вам лет!

Входит Нинка. Она очень навеселе.

Нинка (дочери). А ты чего здесь околачиваешься? Марш домой!

Таня. Ты сначала своих собутыльников прогони!

Нинка. Ты как с матерью?! Собутыльников!.. Собутыльники, между прочим, на материн день рождения пришли. Ты хоть вспомнила, что у матери день рождения, а? Хоть бы подарок матери принесла, дрянь!

Таня (кричит). Да там все! Ничего не видишь!.. Цветы тебе кто в вазу поставил?.. Полочку выжгла!.. А ты… только орать!.. Мать называется!.. Я от тебя вообще уйду! Надоело!.. Хоть бы тебя замуж кто взял!

Нинка. А ну вон отсюда, засранка! Закрой дверь с той стороны! Да я тебя в детский дом сдам, будешь на мать орать, дура ненормальная! Еще на мать орет!

Татьяна в слезах уходит.

Нинка (улыбаясь). Господи, какая я несчастная баба… У тебя нет детей? И не заводи. Понятно, да?.. Видала? Вот… Это петля на моей шее. Вот все. А мне, знаешь, сколько? 38. Что, думала больше? Вот так-то они, детки, достаются. Эх, Машка ты Машка! Что ж нам делать-то с тобой?.. Во-первых, так. На комнату плюнь. Поняла? Да ты слушай сюда! Без бумажки ты букашка, без прописки… (заливается смехом)…ты даже не букашка, а так… мокрое место. Поняла?.. Юрке – не верь! Ни-ни! Не осилишь. У него баб полно, и получше тебя есть. Вот. А Серегу охмури. Разрешаю. Я с ним поговорю. Ты не смотри, что он одноклеточный. Мужики – они все одноклеточные. Ты что, не веришь? Да вот тут даже какой-то английский профессор на опытах доказал, что мужчины развиваются только до семи лет. Понятно – да? На опытах! Вот все! А у тебя эк… (Икает.)…экстерьер подходящий. Серега, он прилипчивый. Ты к нему разочек придешь, так он потом, как теленок, будет за тобой бегать: му-у!.. (Смеется.) А после ж и развестись можно. Как они нас, так и мы. Тебе ж только б зацепиться, верно? Я как только поняла, что они одноклеточные, сразу жить легче стало. Да! Чего я к тебе, подруга, пришла! Ты мне комнату на сегодня уступи. Переночуете с Танькой, ладно?.. Или, может, ты к Юрке пойдешь? Может, у вас там уже все на мази?.. (Смеется.) А только Юрка – он хи-итрый! Он, стервец, подход к бабе имеет. Так к тебе в душу и въедет… и не заметишь. А как заметишь, он уже давно там сидит, в тапочках, и чай пьет. Юрка – он непростой… А мужиков надо брать. Понятно, да?.. Они нынче как бабы… их надо брать, как баб… вот. А мы с тобой, подруга… (Свистит.) Поняла? Вот все. Две дуры… А мужик любит цепь. Как собака. Они только притворяются, будто им нужна эта… как ее, черт, склероз… а им нужна цепь. Умные бабы, они понимают… Они сажают их на цепь… такую дли-и-инную-длинную тонюсенькую железную цепочечку… вот он и бегает, бегает, бегает, бегает, носится, будто на воле, набегается, а потом – юрк – и в будке. Все они… псы! Давай, Маш… (Наливает водку, пьет.) Ты теперь, подруга, куда?..

Мария молчит.

Ну хочешь, я тебя дворником возьму? Юрку уволю, а тебя возьму, хочешь?.. Я тебя и с высшим образованием возьму, поняла? Потому как бабы должны друг за дружку… А псов – к ноге!

Входит пьяненький Сергей, нагруженный чемоданами, за ним тоже хорошо выпившая Роза.

Сереженька! Сергунька! Иди к нам, родимый, иди сюда, пёсенька, я тебе водочки налью! Иди, золотой!.. Роза! Розка! Розка-зараза, иди сюда!

Роза. Ну, чего тебе?

Нинка. Садись, выпей. За женщину. С большой буквы.

Наливает Розе и Сергею.

Роза (Сергею, насмешливо). Большая буква «Б»!.. (Смеется.)

Нинка. Царство ей небесное, Маргоше.

Роза. Царство, царство, хватит тебе уже. А то сама скоро отправишься царствовать. (Выпивает.)

Нинка. Выноси все, Сереженька, назад. Завтра мебеля привезут дуре моей… Заказала. Все мать плоха… Секретер заказала… диван раздвижной… два кресла… пусть живет.

Роза. Торопишься, Нинка. У меня уже и бумага подписана на общее пользование.

Нинка. Начхать.

Роза. С милицией выселю.

Нинка. Это меня-то? Кишка тонка, Розка. Захочу – ее пропишу. Временно. Поняла? А тебе – вот! (Показывает кукиш.)

Сергей. Да ладно вам, бабы… Ну чего вы… Давайте – голубь мира, Нинк, а?..

Нинка. Ванну еще одну поставлю. На десять жильцов одна ванна. С гопниками в одной ванне полощись.

Роза. Сучка эта опять скоро родит, от пеленок не продохнешь.

Входит Зина с одеялами.

Нинка. Ты что это, Зинка, переезжать, что ли, надумала? Ты мне на эту комнату не зарься. Ты там стоишь на очереди и стой. А мы с Танькой однополые, нам никакая очередь не светит.

Роза. Я ей давно говорю: не будь дурой, парочку еще своему алкашу роди и без всякой очереди получишь.

Нинка. Бабы, давайте выпьем. За меня.

Сергей. Я тебе не баба. Если ты с бабами – я пошел.

Нинка. Сиди, Сереженька, ты тоже баба. Сиди.

Сергей. Не, Нинк, я мужик. Я пошел. (Сидит.)

Нинка. А я знаю. Ты не баба и не мужик.

Сергей. А кто ж я?

Нинка. Ты?.. Трезор!.. Зинк, ты куда?

Зина. Мужик у меня сегодня… выпивши.

Нинка. Хоть у тебя, Зинка, и мужик, а только мне такой и даром не нужен!

Зина (с достоинством). А я тебе его и не предлагаю.

Роза (хохочет). Ох, уписаться с вами, бабы… «не предлагаю»!..

Нинка. Все! Пьем за меня! Мое здоровье!.. Роз! А Роз! Роз, ты помнишь, какой я была? А? Вот как она! (Показывает на Марию.) Хе-ру-вим!.. А жизнь-то!.. Жизнь-то, она – хррясь! Хрррясь!..

Входит участковый Федотов.

Роза. Мишенька! Спаситель ты наш! Иди, я тебя поцалую!

Федотов. Цалуй, Роза Семеновна, если зубы вставила! Нинк, ты чего от гостей сбежала? Поить, что ли, больше нечем?

Нинка. Мать моя, неужто все выжрали?

Федотов. Нинк, так мы щас сообразим. Вот молодого пошлем, и пусть себе, на добычу. Привыкает. Верно, парень?

Дает Сергею деньги.

Нинка (философски). Десять бутылок «Столичной»… в бездну!

Сергей. А че, я схожу, я еще трезвый.

Федотов. Дуй куда знаешь. А то народ щас Нинкин одеколон начнет лакать.

Нинка. Я им!.. лакну!.. Мишка, а давай ты будешь Барбос?.. (Бормочет.) В кои веки… французские духи… девки с работы…

Федотов. Это с какой такой радости?

Нинка. Вот этот Трезор… а ты Барбос… Давай? (Командует.) Голос!

Участковый лает.

Молодец. Щас косточку дам. Там у меня в серванте… портвейн такой… хорошенький… «Агдам»… Фас!..

Федотов. Да иди ты, Нинка, сама с ними разбирайся. Они уже там «горько» кричат.

Нинка. Кому – горько?

Федотов. Друг другу!

Нинка. Если горько – надо идти.

Федотов. Во-во, давай-давай.

Нинка. Девки! Все ко мне!.. Трезор с Барбосом за водкой, а все ко мне! Розка, зараза, и ты ко мне, я завтра твой шкаф к… матери, понятно – да?..

Все уходят, кроме Федотова.

Пауза.

Вдруг он оборачивается к дверям и накидывает крючок.

Мария (сдавленным голосом). Это вы зачем… дверь закрыли?

Федотов. А поговорить с вами хочу. Без свидетелей.

Пауза.

Что ж вы, девушка, нарушаете?

Мария. Что… я нарушаю…

Федотов. Как что? Паспортный режим нарушаете.

Мария. Я не нарушаю…

Федотов. Живете без прописки… Где прописана-то?.. Ну вот видишь, а говоришь – не нарушаешь… А ты знаешь, что я могу с тобой за это сделать?.. Знаешь… по глазам вижу… Судимости еще не имеешь?.. Можешь заиметь… А после тюрьмы, да без родных, да без прописки… одна тебе дорога…

Медленно раздеваясь, идет на Марию.

Только тихо… Без криков, ясно?.. Будешь кричать, наряд вызову…

Заваливает ее на постель, приготовленную Зиной для своих сыновей.

Действие второе

Картина первая

Прошли годы. Время застоя сменила глубокая перестройка.

Та же коммунальная квартира. Еще более закопченные кариатиды еще более печально взирают на постаревших жильцов.

На кухне у газовых плит три женщины. Роза сильно сдала, но все еще энергична и боевита. Мария такая же хрупкая и стройная, но прическа у нее другая, волосы теперь гладко зачесаны и собраны в пучок. Зина почти не переменилась, она опять беременна.

Роза. Ну, позвонила я. Рассказываю, значит, сколько комнат, сколько чего, какой подъезд, какой двор, куда окна, одним словом, все как есть описала, аж вспотела, сколько выспрашивал…

Зина. Ты бы, Роза, сказала, что мы меньше, чем в трехкомнатную, не согласны.

Роза. Да все я сказала. Тебе – трех. Машке – двух, нам с Нинкой по однокомнатной.

Зина. Нинка, может, еще и не согласится на однокомнатную.

Роза. Куда ей больше-то? Ей, может, скоро и однокомнатная не понадобится.

Зина. Ох, типун тебе, Роза…

Роза. А Роза здесь причем? Кому что на роду. (Марии.) Ты что молчишь? Не согласна, что ли?

Мария. Согласна.

Роза. «Согласна»!.. Да вы, девки, должны мне ноги целовать, что я вас задаром в отдельные квартиры переселяю!

Зина. Лучше я не буду заранее настраиваться. А то потом опять… что-нибудь.

Роза. Вот сегодня придет, вы ему все и выскажете, чтоб потом к Розе без претензий. Только имейте в виду, наша квартира в самом аристократическом центре Санкт-Петербурга, один вид из окна – пятьдесят тысяч долларов, не продешевите.

Зина, Ой, Роза, ты скажешь…

Роза. Ну гляди, Зина, загонят тебя на озеро Долгое, будешь там с Колькой комаров давить.

Зина. Лучше комаров, чем тараканов.

Роза. Каждому свое, Зина. А только таракан – ведь он чем хорош? С ним спать можно. А с комаром не поспишь.

Зина. Зато воздух… для малыша… (Мечтательно.) Выкачу колясочку на лоджию, и дачи не надо… А здесь дышать совсем нечем.

Мария. Когда агент, Роза, придет?

Роза. Да вот счас и придет. Глядите, бабы, не разбегайтесь. Нинка-то дома?

Мария. Кажется.

Уходит.

Роза (вздыхает). Не люблю. Сколько лет живет она с нами, а не люблю.

Зина. Кого ты, Роза, любишь?

Роза. Не твое дело! (Гремит кастрюлями.)

Голос Кольки из комнаты, нечто нечленораздельное.

Роза. Иди! Не слышишь, что ли? Параличный твой оборался!

Зина (подхватилась). А?.. Так ты ж, Роза, гремишь… Коленька, иду! Иду!..

Уходит.

Роза (сама с собой). Ни в какую ихнюю вонючую новостройку не поеду. Провалитесь вы. Я всю жизнь в аристократическом районе прожила, здесь и помру.

Звонок в квартиру. Роза подходит к дверям.

Роза (грозно). Кто?.. Что?.. Зачем?.. Агент?.. Какой агент?.. Юрий Иванович агент?.. Так… совпадает. А вы, Юрий Иванович, часом, ломом старушонку по голове не тюкнете?.. Чего? Какой такой Раскольников? Другая фамилия у агента!.. А, вы не Раскольников… Ну-ну, кто вас там теперь разберет… Да буду, буду я открывать, открою на свою голову, счас всем соседям свистну и открою. Только имейте в виду, у нас большая коммунальная квартира, и все жильцы на месте сидят. А лом ваш приберегите для других клиентов… (Открывает задвижки, цепочки, крюк, потом осторожно приоткрывает дверь.) Агент, говоришь?..

Юра. Агент.

Роза. Ну входи. От судьбы не убежишь… Только ежели будешь убивать – сразу предупреждай.

Юра. Что ж вы, тетя Роза, такой трусихой сделались?

Роза. Сделаешься тут… Стой! А ты почему со мной… Какая я тебе тетя Роза?

Юра. Так ведь мы, тетя Роза, из одного, можно сказать, гнезда. Я ж тут с вами лет семь тусовался.

Роза. Ну-ка, ну-ка, иди-ка сюда на свет… Господи милостивый… Юрка? Ты?..

Юра. Я, тетя Роза, я. Наконец-то признали.

Роза. Юрочка! (Падает ему на грудь.) Родной ты наш… сыночек… да где ж ты пропадал?.. Мы-то уж тебя совсем из виду потеряли… Думали, ты теперь писателем где… по заграницам витаешь… Машка-то наша приносила журналы твои с фотографией… рассказы напечатанные… вся квартира читала… про нас написал. А только переврал все. Чего ты, Юрка, все переврал?

Юра. Это, тетя Роза, называется художественная фантазия.

Роза. А, по-моему, вранье и есть вранье. Не обижайся.

Юра. Не понравилось, значит.

Роза. Уж не обижайся. Может, оно и к лучшему, что ты врать перестал.

Юра. Может, и к лучшему.

Роза. Ну, пойдем ко мне, посидим, потолкуем, выпьем в честь дорогого гостя, пойдем… (Уводит его в свою комнату.) Вот я теперь где живу, в Шуркиной, светлая она, видишь? Ты садись, я сейчас. Ты водочку употребляешь? (Собирает на стол.) Маргоша умерла, да это ведь при тебе, ты ведь после Маргоши от нас сменялся? Шурка умерла. Сережку убили…

Юра. Постой, тетя Роза. Это какого ж Сережку?

Роза. Нашего. Машка за него замуж потом… Ой, да ты ж ничего не знаешь!.. Погоди, давай выпьем. Вот тут колбаски нарезала, лимончик, закуси…

Юра. Вы, я вижу, слава Богу, не бедствуете.

Роза. Ох, милый, знал бы ты, родной, какие я капиталы потеряла в ихнюю вонючую перестройку, гори она синим пламенем, а только если б не золотишко… Еще когда умные люди говорили: «Роза, деньги труха, вкладывай в золото», так разве ж в молодости слушаешь умных-то людей? Вот Машка: «Не собирайте, мол, сокровищ на земле, где воры подкопывают и крадут», это она все из каких-то своих святых книг шпарит. Ну, хорошо… Не собираю… Ты выпей, Юрочка, выпей…

Юра. Ваше здоровье, тетя Роза.

Роза. Закуси, миленький, покушай. Нет, ты мне скажи, и где бы я теперь была, если б не мое золотишко? Стояла б с протянутой рукой, как все остальные пенсионеры-блокадники, участники-инвалиды.

Юра. Значит, Мария все еще у вас живет?

Роза. У нас, миленький, у нас, а куда ж ей деваться-то? Ты как сменялся тогда, уж и не знаю, как это у них с Сережкой так вдруг получилось, это уж я проглядела. Так ведь ты тоже это пойми, деваться-то ей некуда было, ну родила она ему ребеночка, мальчика, а только я тебе скажу: не его это сын, не Сережкин.

Юра. Почему вы так думаете?

Роза. А не похож.

Юра. Ну мало ли…

Роза. Не, Юр, меня не проведешь, я ж вижу. Сережка-то совсем другой масти был, белобрысый такой, русопятый, кровь с молоком, а этот чернявый совсем, вроде чучмека. Пробовала я это с Сергеем поговорить, так он, веришь – нет, чуть меня не убил, до того рассвирепел. Очень уж он своего мальчишечку любил.

Юра. А Мария?

Роза. Что ж, он ее не обижал… И не выпивал почти. Уж на этот счет… Работал на каком-то заводе, пока всех не разогнали. А как разогнали, так он и подался в эти самые рэкетиры, парень-то здоровый. Машка против была, она у нас, вишь ты, сильно верующая стала, так семью-то кормить надо? С кем уж он там не поладил, а только убили его, скоро уж год, как похоронили, царство ему небесное. Ты, Юрочка, выпей еще, не стесняйся.

Юра. Нет, все, спасибо, тетя Роза. Я на службе.

Роза. Ой, господи, я и забыла, что ты у нас самый главный теперь человек, болтаю с тобой, как с прежним Юркой. Денег-то много получаешь?

Юра. Да что эти деньги теперь? Теперь сколько ни получай… Раньше совсем как-то и без денег жили…

Роза. Ой, что наделали, что наделали… Что ж это будет, Юрочка? Кому теперь верить? Одни бандиты кругом.

Юра. Ничего, выживем. Спасибо, тетя Роза, мне ведь со всеми надо поговорить. Ваше-то желание я знаю, да только…

Роза. Ты уж, Юрочка, постарайся, по блату, как говорится, может, где в центре чего… Куда ж мне на старости лет, всю жизнь здесь отжила. А я тебе тоже… не останусь в долгу.

Юра. Однокомнатная в центре – это ж на вес золота.

Роза. И золотом могу, тебе тоже жить надо, на-ка тебе авансом, а настоящий расчет потом, потом, квартирку мне сделаешь… и рассчитаемся.

Юра. Что это вы мне…

Роза. Пустячок, цепочка, жене подаришь…

Юра. Вы с ума сошли! Я не возьму!

Роза (опускает цепочку ему в карман). Соколик мой, ты уж придумай, уважь ты меня, родимый, никого больше на свете нет, одна сирота, вот ты у меня теперь вместо сынка, а договоримся – я тебе и по завещанию отпишу, чтоб только похоронил…

Юра. Тетя Роза, буду стараться, но…

Роза. У меня наследников нет, с племянниками уж лет двадцать не разговариваю. Племянник – не сын, ему что мертвой тебя в гроб затолкать, что живой…

Юра. Нина Петровна дома?

Роза. Ох, Юрочка, Нинка-то наша совсем… Слушай, ты от нас как сменялся, девка-то ее совсем от рук. Такие концерты матери закатывала, милицию приходилось, а все мне, все я, ты нашего участкового помнишь?..

Юра (страдая). Тетя Роза, у меня нет времени… мы еще поговорим…

Роза. Так, Юрочка, я буду надеяться, сыночек, слышишь? Как договорились, не подведи, уж я тебе…

Юра. Хорошо, хорошо, я все понял, тетя Роза, хорошо…

Вырывается, наконец, от Розы. Стучит в соседнюю дверь.

Нина. Войдите!

Юра. Здравствуй… Нина.

Нина (почти не удивившись). Здравствуй. Откуда ты взялся?.. Что глядишь? Изменилась?

Юра. Немного.

Нина. Да не ври. Поди и не узнал.

Юра. С трудом.

Нина. Вот так-то лучше. Проходи. Садись. Чай будешь?

Юра. Нет, спасибо. Давай так посидим.

Нина. Давай.

Пауза.

Юра. Как живешь?

Нина. Как видишь… Живу пока.

Юра. Что значит – пока?

Нина. Так мы все – живем пока.

Юра. Как Татьяна?

Нина. Замужем. В Кельне.

Юра. Где?..

Нина. В Германии живет. В Кельне.

Юра. Ну, молодец! Ты-то рада?

Нина. Да не знаю я… мне что?

Юра. Внуки есть?

Нина. Нет… пока. Да муж-то ее… мой ровесник. (Смеется.) У него у самого трое таких, как Танька. Он говорит, ему больше не надо. А что Таньке моей охота родить – это ему до лампочки.

Юра. Ну а ты-то ездила туда?

Нина. Нет… что мне там… На чужой каравай рот разевать. Танька сюда часто мотается. Да она и теперь… к подруге поехала.

Юра. Сейчас-то мирно живете?

Нина. Что ж… у нее своя жизнь, у меня своя.

Юра. Ты все там же работаешь?

Нина. Нет, я на пенсии.

Юра. Что больно рано?

Нина. По инвалидности.

Юра. А что у тебя… если не секрет?

Нина. Рак.

Пауза.

Юра. По женской части?

Нина. По женской.

Юра. Все вырезали?

Нина. Все.

Юра. Ждешь… теперь?

Нина. Теперь жду.

Юра. Боишься?

Нина. Не знаю… Боли боюсь. А так… все равно. Ты-то как? Жена? Дети? Квартира?

Юра. Жена. Дети. Квартира.

Нина. А что к нам вдруг?

Юра. Да вот, квартиру вашу пробую расселить.

Нина. Так ты теперь… вон что… А я думала, ты все пишешь.

Юра. Нет, не пишу.

Нина. Рассказы твои мы читали. Очень было забавно.

Юра. Что забавно?

Нина. Ну как… Все Юрка да Юрка, а тут писатель… Фотография в журнале.

Юра. Рассказы-то понравились?

Нина. Да я уж и не помню.

Пауза.

Юра. Какую ты квартиру хочешь, Нин?

Нина. Какую-нибудь… все равно… мне ведь недолго.

Юра. Во-первых, неизвестно… Во-вторых, Татьяне оставишь наследство. Мало ли как у нее с немцем.

Нина. Это верно. Сегодня – немец, завтра – какой-нибудь свой застранец бездомный. Ты уж тогда постарайся для нас. По старой дружбе.

Юра. Я постараюсь.

Пауза.

Ну а как ты вообще?

Нина. А никак. Я сейчас роман пишу.

Юра. Ты?! Роман?

Нина. Ну, не роман, а так… о своей жизни. Время-то надо куда-то девать…

Юра. И много ты уже написала?

Нина. Да вот… целую тетрадь. Толстую. Знаешь, как будет называться? «Предсмертные размышления одинокой женщины».

Юра. Господи, что ж ты раньше времени себя хоронишь.

Нина. Ты не понимаешь. Я, можно сказать, только теперь и жить начала. Как стала размышлять. Предсмертно. Главное, я почувствовала вдруг такую радость!..

Юра. Радость?

Нина. Ну да. Знаешь, почему?.. Если есть Бог… (Строго.) Есть Бог или нет?

Юра. Ну, есть…

Нина. Вот! (Торопливо.) Если есть Бог – а Он есть! – ничего не страшно! Понимаешь? Потому что Он – добр! Он – отец родной! Он меня любит! Никто не любил, а он любит. Я это чувствую. Он не причинит мне никакого зла. Он все устроит, спасет!.. Я перестала бояться жизни, смерти, болезни… Я готова в любой момент. Я знаю, что все будет хорошо.

Юра. И что же тебе совсем не жалко?

Нина. Чего?

Юра. Покидать этот мир, например…

Нина. А чего жалеть?.. Пусть его жалеют те, кто здесь получал наслаждения. А кто был наказан… (всхлипнула) за грехи отцов, кто не знал любви и утешения в этом мире, что ему здесь жалеть, скажи, что?!

Юра. Не знаю… все-таки… Вот снег за окном… Город такой красивый… Любовь…

Пауза.

Татьяну хотелось бы повидать. Какая она стала…

Нина. Ладно, Юрочка, ты иди. Мне сейчас мысль в голову пришла. Нужно записать.

Юра. А можно спросить, о чем мысль?

Нина. О чем?.. (Улыбается.) Да вот о том, что мы с тобой хоть и старые знакомцы, хоть и разговариваем, а на самом деле уже в разных измерениях существуем.

Юра. Ты думаешь?..

Нина не отвечает.

Нина, я хочу тебе сказать, ты мне очень родной человек… И я очень благодарен тебе за то, что ты ко мне так тогда по-матерински…

Пауза.

Нина не отвечает.

Рад был повидать.

Уходит.

В коридоре его уже караулит Зина.

Зина (смущаясь). Юрий Иванович… Ой, какие вы стали… интересные… Это я, Зина, может, помните?

Юра. Зиночка, дорогая, конечно, помню.

Зина. А я вас тут… поджидаю. Мне Роза Семеновна как сказала, что вы – это он, так я и не поверила. Что ты, говорю, Роза, болтаешь. Юрий Иванович писатель теперь.

Юра. Да какой я писатель…

Зина. Журналы ваши долго у нас валялись… все хотела прочесть, да то одно, то другое… Вы уж нас извините.

Юра. Да ну, пустяки…

Зина. А вы к нам, может, зайдете?.. И Коля хотел… очень он вас уважает… мой Коля…

Юра. Конечно, Зиночка. Я для того и пришел…

Зина. Проходите, Юрий Иванович, вот сюда, проходите… Вот так мы теперь и живем. Мужа, видите, парализовало, частично, пенсию получаем, пособие на детей, помощь гуманитарную, да спасибо Маше, она частенько то одно, то другое… Да вы садитесь, ой, дайте-ка я здесь вытру. Площадь у нас 52 метра, тетя Шура как умерла, Роза Семеновна к ней и переехала, а мы, значит, в Розы Семеновны, а Танечка Нинина в Маргариты Михайловны поселилась, вот такое, значит, у нас переселение народов произошло. Ну, вот. Мы на очереди-то стояли раньше, стояли-стояли, уж совсем близко встали, а тут как раз все и прекратилось. Все прекратилось, развалилось, строить перестали, давать перестали, конец света, одним словом, перестройка. А тут у меня мальчик родился, ну такой больной, уж и не знаю, старшие два нормальные: один в армии сейчас, другой, правда, в следственном изоляторе третий год по глупости сидит без суда и следствия. А этот мальчик больной и, главное, время такое, лекарств нет, ничего нет, наши врачи не лечат, ну, мне и посоветовали отдать его в детский дом. А туда как раз американцы приехали помощь оказывать. А мой-то мальчишечка такой хорошенький, ну, даун, конечно, а так – такой хорошенький, они его сразу и забрали. А я расписку дала, может, думаю, вылечат, а и не вылечат – все ему там получше будет. Так у меня душа успокоилась, а только до чего люди злобные, они, говорят, детей наших увозят, чтобы потом органы у них вырезать, биомассу какую-то… ну, надо же такое придумать! Я так в это нисколько не верю, все ж таки они гуманный народ и помощь нам присылают. Ой, да я вам чаю сейчас… а то, может, покушаете с нами, у меня щи свежие, сварила сегодня.

Юра. Нет, нет, Зиночка, большое спасибо, сыт. (Обращаясь к Кольке.) Как дела, Николай? Переезжать будем?

Колька мычит.

Зина. Ой да уж сиди ты, чего там… И не спрашивайте вы его, Юрий Иванович. Его только я понимаю, как иностранный переводчик при нем. Ну, что ты хочешь, горе ты мое, что?

Колька мычит.

Ой, ну ты как нарочно! (Юре.) В туалет приспичило. Сам дойдешь или проводить? Сам? Ну давай сам, давай тихонечко только, аккуратно, мимо-то не наделай.

Колька уходит.

Юра. Как он теперь – не пьет?

Зина. Ну как… То есть оно, конечно, как раньше бывало – такой ему воли нет. А только все же организм – он свое требует. Я-то всегда эту заразу в доме держу. Не даю, не даю, а уж как тарелками швыряться начнет – налью стакан. Он и успокоится. Успокоится, заснет, наутро опохмелится, ну потом день-два живем…

Юра. Ну и квартиру вы какую хотите, Зина?

Зина. Ой, да я уж и не знаю. Какую дадите. (Закраснелась.) Вообще-то трехкомнатную мечтаю. У меня ведь девочка еще одна в интернате, да вот видите, что на старости лет получилось, уж и так стыдно от людей. Хотела аборт сделать, а Маша говорит, грех… У нас ведь, знаете, никогда дачи не было, дети все в городе, пыль глотают, так я бы уж и в новостройку куда, если можно – с лоджией. Мой-то ведь сами видите, какой ходок. А так бы и он посидел на лоджии, воздухом подышал, и малыш… колясочку вынес и дыши себе, сколько влезет. Вы уж, Юрий Иванович, по старой памяти сделайте, что там можно, а мы за вас Бога будем каждый день молить!

Юра. Да это ведь, Зиночка, не все в моей власти, я бы и рад…

Зина. Только уж вы за нас похлопочите, мы люди маленькие, все нас оставили, на вас вся надежда.

Входит Колька.