Текст книги "Офицерский клуб. Остросюжетный роман, смесь детектива, приключений и лав-стори"

Спустя полтора года. Особняк Барона

…В этот загородный особняк Барона – за сто километров от Екатеринбурга, Юлька вместе с сыном приехала по настоянию мужа. Близилось лето. Павлику, их сыну, исполнилось девять месяцев и, несмотря на то, что в городе семейство Барелей жило в уютном просторном двухэтажном особняке в центре города, муж категорически настоял на отъезде Юльки с сыном за город.

– Нужно, чтобы Пашка рос на свежем воздухе хотя бы летом. Да и тебе необходимо восстановить силы, – заявил ее муж. – Так что поживите месяца три в деревне.

И Юлька не нашла, что ему возразить. Вот только слишком дальний путь ее не порадовал. Правда, вместе с ними приехал целый штат обслуживающего персонала, няня и пожилая докторша, а также почетный эскорт с дюжиной охранников.

– Неужели нет ничего поближе к городу, пусть и не в таком шикарном месте, пусть где-нибудь попроще? Я ведь зачахну там от тоски, – сердилась она на мужа.

– Я буду тебя навещать, – пообещал он. – Ну, и кроме всего прочего, там есть телефон. Или звони мне по сотовому в любое время суток.

Конечно, Юлька ему не звонила каждую минуту – знала, какой он занятой человек. Он сам ежедневно звонил после обеда, справлялся о здоровье Павлика, немного рассказывал о новостях в городе, а Юлька говорила, что у них тоже все хорошо, и что она скучает по городу и городской жизни.

Потом муж интересовался, чем они занимаются, как их кормят. И Юлька говорила, что все нормально, продукты привозят из города каждый день свежие, и повар готовит великолепно.

– От такой жизни можно и растолстеть, – ворчала она. Но муж уверял, что это ненадолго – пусть она больше гуляет, купается и набирается сил после родов.

– Я постараюсь уговорить Злату – погостить у нас за городом, – обнадеживал он ее.

Юля вздыхала и соглашалась еще немного пожить в этой глухомани.

Злата, ее подруга детства и напарница по многочисленным авантюрам, так и не приехала. Ее сотовый телефон все это время почему-то был отключен, а по-другому связаться с ней у Юльки не было никакой возможности.

Она недоумевала – что могло случиться с подругой? Но пока не волновалась. Тревога первых дней, когда она увидела, что находится слишком далеко от цивильной жизни, вернулась к ней через три месяца монотонной жизни в особняке, куда внезапно приехал Шур, начальник охраны и правая рука господина Бареля.

Телохранитель всегда занимал особое положение при Бароне и решал дела повышенной важности. Что такого существенного могло случиться в их мирной обители – никому не было известно, но неуютно стало всем, включая и весь персонал дома.

Нет, обычная жизнь в особняке не изменилась – все текло по накатанной колее. Просто в воздухе повисло какое-то напряжение, ожидание непредвиденных, причем неприятных, событий.

А через неделю после приезда Шýра, Юлька, безмятежно заснув в своих апартаментах на втором этаже, где в соседней комнате спал Павлик, наутро проснулась в маленькой, очень тесной комнатушке с железными решетками на окнах. Сначала она подумала, что это просто чья-то шутка. Подбежала к двери, начала дергать за ручку – закрыто. Она заколотила в дверь. Явился Шур – высоченный, мощный, наглый.

– Что за дурацкие шутки? Ты что, мухоморов наелся? – сердито закричала она на него.

Шур навалился на дверной косяк, закрыв всем телом выход. Он с интересом смотрел на нее сверху вниз, потом улыбнулся и заявил:

– Ну и что же мы так громко кричим?

От такой наглости Юлька лишилась дара речи. Шур слегка вдвинулся внутрь комнаты, потеснив девушку, и продолжал:

– Все изменилось. Теперь ты живешь здесь. И в твоих интересах не сердить меня.

Он медленно оглядел ее с головы до ног – на Юльке была только коротенькая спальная рубашка на тонких, почти невидимых, бретельках, усмехнулся и добавил:

– Только без глупостей… Ты же знаешь, я никогда ничего не делаю по собственной инициативе.

Это был откровенный намек, что все сделанное здесь «сделано по моему приказанию и для блага государства» – как когда-то написал великий кардинал в записке для Миледи. И Юлька поняла, что качать права бесполезно, ее заточение было приказом самого Барона, господина Бареля, ее собственного мужа.

– Убирайся, – бросила она в сторону охранника.

Тот усмехнулся и, закрывая дверь, обронил:

– Завтрак через час, обед – как всегда в два, ужин – в шесть.

– Подожди, – спохватилась она. – Что с моим сыном?

Он обернулся. Спокойно ответил:

– За него не волнуйся. С ним, – он намеренно выделил это слово, – все будет в порядке.

Захлопнул дверь и два раза повернул ключ в замке.

– Пес, придурок, – со злостью прошипела Юлька и бросилась ничком на кровать.

Она долго валялась без мыслей в голове и только после завтрака, принесенного Шýром, поняла, что это не шутка, все всерьез и спасения в ближайшее время не предвидится…

Шур прав – и в городе, и здесь, в особняке – все всегда делалось только по указаниям ее мужа или, в крайнем случае, с его согласия. Юльке муж ничего и никогда не объяснял, все его просьбы необходимо было воспринимать как приказ, который не обсуждают. Это было правило, установленное для всех без исключения самим Бароном.

Месяц заточения в крошечной, хотя и благоустроенной комнате, прошел для Юльки нудно и тоскливо. Правда, было и маленькое достижение – она научилась совершать короткие незаметные вылазки из своей комнаты.

Решетки на окнах стали для нее первым подарком судьбы. То ли ее стражники не рассчитывали на пребывание в этой комнате хрупкой узницы, то ли понадеялись на высоту третьего этажа – больше десяти метров. Но зазор между толстыми железными прутьями оказался таким, что Юлька смогла просунуть между ними голову, ну а уж самой протиснуться потом не составляло никакого труда.

Сначала она не знала, как ей использовать эту находку. Но, наблюдая за задним двором, поняла, что у нее есть примерно два часа абсолютно безопасного для передвижений времени. После ужина Шур приходил за посудой, неуклюже намекал на совместное вечернее время провождение – «ну хоть в карты, может, сыграем», и традиционно бывал выгнан Юлькой. После чего сердито удалялся восвояси, не забывая повернуть ключ во входной двери на два оборота. С момента его ухода и до того, когда на территорию особняка выпускали собак, проходило часа два. В этот период казалось, особняк вымирал. Впрочем, в бытность своего свободного передвижения по этому дому Юлька замечала слегка покрасневшие носы охранников, неубранные в стол карты, работающие телевизоры, а чаще – видео: вечернее время использовалось обитателями для полноценного отдыха. И вот в этот небольшой период времени Юлька успевала совершить вылазку: через решетку – осторожный подъем по железному пруту вверх, пока руки не цеплялись за сильно отогнутый край железной крыши, образующий желоб для стока дождевой воды. Потом, в свободном висе на руках – медленное передвижение до соседней оконной ниши и – аккуратный прыжок на небольшой балкон. Только очень аккуратный – третий этаж, больше десяти метров над землей – не шутка. Форточка, открытая столовым ножом, припрятанным здесь же, на балконе… еще раз подтянуться на руках и, проскользнув через узкое отверстие, она попадала в служебную комнату уборщицы. А оттуда, крадучись – до комнаты Павлика, поцеловать его, мирно спящего в кроватке, и тем же путем – назад в темницу.

Очередной день

Сегодняшний день был необычным, каким-то неправильным, не таким как всегда.

Шур, с самого утра был каким-то пришибленным, прятал глаза, и почти не отвечал на повседневные Юлькины колкости. Днем в особняке поднялась суета: долго плакал Павлик, в коридоре на третьем этаже, где находилась Юлькина комната, суетливо бегала охрана и обслуживающий персонал. Но потом – часа в четыре, Юлька услышала, как от особняка отъехали несколько машин. После чего дом затих: ни рычания собак, ни криков охранников – никаких звуков не доносилось до нее, как она ни прислушивалась к тишине открытого окна. Особняк, по-видимому, остался пустым, и ей было тревожно и неуютно под его крышей.

Близился вечер. Юлька стояла возле окна, навалившись на подоконник и уткнувшись лбом в стекло. Правая фрамуга все еще была полностью открыта, и с улицы до девушки долетали прохладные капли осеннего дождя.

Бархатные тяжелые шторы за спиной защищали девушку от промозглого ветра из окна, монотонный стук дождевых капель по карнизу убаюкивал, и приближающаяся ночь показалась бы спокойной и нежной каждому, кто не был Юлькой.

Сквозь морось дождя внизу под окнами можно было увидеть крышу веранды, кольцом опоясывающую особняк, за ней – неширокий длинный зеленый газон и идущую вдоль газона асфальтированную дорожку. За дорожкой начинался лабиринт из плотных зарослей ярко цветущих кустарников, низко подстриженных и ухоженных – своеобразный парк, который протянулся на сотню метров и упирался в забор, за которым начинался лес.

Парадный вход с невысоким каменным крыльцом на две ступеньки находился по другую строну дома. Широкое пространство перед входом было выложено цветной плиткой. В ясные летние дни сюда выносили шезлонги, зонтики, столики с прохладительными напитками и легкими закусками.

Там, все дни напролет, еще совсем недавно Юлька гуляла со своим годовалым малышом; загорала, развалившись на мягких шезлонгах; читала романы, в большом количестве присутствующие в богатой библиотеке особняка, лениво потягивая охлажденный Совиньон, услужливо принесенный одним их охранников. Павлик играл возле нее, иногда смешно лопотал и убегал к клумбам – туда, где широкая плиточная площадка переходила в асфальтовую дорожку, бегущую между низко подстриженными кустарниками с огромными пестрыми клумбами позади них. Когда-то ухоженные, клумбы к концу лета оказались нещадно истреблены малышом, который с удовольствием обдирал их, принося маме цветы в крепко зажатых перепачканных ладошках.

Там, где кончался кустарник, асфальтовая дорожка растворялась в широкой полосе золотого песка пляжа. Это был искусственный пляж. Впрочем, как почти все в этом богатом загородном поместье. И озеро было искусственным. Большое, теплое и немного мутное, оно было вырыто на старых торфяниках и даже в прохладные летние дни, когда Юлька еще имела возможность искупаться, вода в нем была теплой. С правой стороны пляжа над водой нависали деревянные мостки, с которых она любила нырять в воду. Еще правее находился небольшой причал, возле которого покачивались на волнах лодки, небольшая яхта и пара моторок.

Но все это было с парадной стороны особняка. Из окна Юлькиной комнаты можно было разглядеть только коротко подстриженный кустарник, забор и темный лес за ним.

Если ее оставили одну – это полбеды. Выбраться отсюда она сумеет. А если нет? Что еще мог придумать ее муж? В чем ее вина перед ним? Зря она, наверное, не выведала это у Шýра. Впрочем, он бы и не рассказал, безмозглый терминатор-автомат.

Может, не стоило приезжать в Россию? Жила бы себе спокойно в Болгарии у бабушки под крылышком и забот не знала. Нет, захотелось подзаработать денег, и не где-нибудь, а в России. Деньги она, конечно, получила, и немаленькие – ее муж был одним из богатейших людей на Урале, но зачем богатства узнице?

Темнело. А Юлька все еще стояла у окна и задумчиво смотрела сквозь стекло на мокрую асфальтовую дорожку, на слабо блестевшие лужи. Наконец, что-то решив, медленно провела рукой по стеклу, подняла руки вверх, завернула густые длинные волосы в толстый валик, закрепила его широкой заколкой.

Подозрительное затишье особняка настораживало, пугало. Юлька, словно дикий зверь в западне, нутром чувствовала опасность, и ей нужно было понять – какую.

Она взглянула на часы – пять вечера. А из-за дождя и пасмурной погоды казалось, что уже поздний вечер. Прошла через всю комнату к входу, захватив по дороге табурет.

Дверь, как всегда, была заперта на хитроумный замок, который открывался только таким же хитроумным ключом. И Юлька, стараясь обезопасить себя от непрошенного пока посетителя, сунула ножку табурета в ручку, блокируя дверь со стороны комнаты. Затем быстро подошла к стенному шкафу и, не зажигая света – пока хватало уличного, надела плотно облегающие джинсы и тонкий джемпер.

Открыла вторую форточку, привязала ее за ручку к батарее в углу комнаты – чтобы не захлопнулась порывом ветра, пока Юлька путешествует, босиком залезла на подоконник, осторожно протиснулась сквозь прутья решетки. Вылезая из окна, сильно обхватила ногами толстый железный прут и медленными движениями, ловко подтягиваясь на руках, подобралась к крыше. Тело ее, несмотря на то, что она года два толком и не тренировалась, до сих пор сохранило гибкость и ловкость бывшей гимнастки.

Каждый раз, совершая эти вылазки, Юлька опасалась только одного: что охрана раньше положенного часа может спустить во двор собак. Днем собаки сидели на привязи, но по ночам сторожевых псов отпускали, и они, тяжело дыша, наматывали круги вокруг дома, охраняя его обитателей от непрошеных гостей. Правда, раньше девяти псы еще никогда не появлялись – даст бог, и сегодня будет как прежде.

Юля дотянулась руками до металлической крыши. Над фасадом дома имелся сильно загнутый край, направляющий дождевую воду в сточные трубы. И это было вторым подарком судьбы. Юлька зацепилась за этот край и, зависнув над поблескивающей от дождя крышей веранды, осторожно, чтобы рука не сорвалась с мокрого железа, начала передвигаться к следующей оконной нише. Руки немели от напряжения. Крыша слегка потрескивала под тяжестью Юлькиного тела, но железные листы не срывались – приколочены были на совесть. Впрочем, на совесть делалось все, что предназначалось для ее мужа.

Она поглядывала вниз и, когда зависла над небольшим балконом, а ноги достали до его перил, носком слегка оттолкнулась от них, качнулась в сторону стены и отпустила руки. Доли секунды летела по воздуху и четко вписалась в узкое пространство балкона. Присела боком – из-за тесноты балкончика по-другому не получалось, достала под карнизом из щели между кирпичами металлическую пластинку, остаток сломанного столового ножа, всунула в щель форточки. Примерившись, подняла язычок задвижки, чуть приоткрыла наружную створку, также ловко открыла вторую. Распахнула всю форточку, спрятала на прежнее место нож. Подтянулась к форточке, переступая ногами по кирпичной кладке дома, подбросила тело вверх. Втиснулась в узкое пространство, на вытянутых руках опустилась на подоконник и, ухватившись за ручку форточки, в медленном перевороте через голову спустилась на пол. Огляделась. Закрыла форточку: обратный путь будет другим. Быстрыми движениями растерла руки, плечи – дождь, пока она была на улице, успел почти насквозь промочить одежду, и Юльке было холодно.

В комнате было темно, пахло мокрой пылью и сырыми тряпками, развешенными на холодной батарее; справа у стены угадывался мощный пылесос; рядом – из приоткрытого шкафа небрежно торчала пестрая одежда, в которой ходил весь технический персонал особняка в рабочее время; слева были двери в душевую и кладовку. Все было как всегда – здесь хранила свое незамысловатое хозяйство уборщица.

Дверь этой комнатушки запиралась на простой английский замок. На всякий случай Юлька поставила его на предохранитель и тихонько выскользнула в коридор. Пустота. Именно здесь, на третьем этаже, среди служебных помещений и спальных комнат прислуги и охраны, в самом конце коридора, находилась та самая запертая снаружи на два оборота ключа комната, которую десять минут назад покинула Юлька – узница своего собственного особняка.

Коридор был пуст. Двери везде заперты. Не доносилось ни звука. Девушка крадучись прошла по ковровой дорожке и медленно спустилась на второй этаж. И здесь стояло абсолютное затишье. Правда, почти все двери стояли нараспашку. Она заглянула в открытую дверь своих бывших апартаментов. В гостином зале разбросаны вещи и игрушки, как будто люди покидали этот дом в спешке. Беспорядок стоял жуткий: какие-то пустые коробки, пара темного цвета колготок на стульях, возле детской кроватки валяется подушка. Она подергала дверь в кабинет – закрыта на ключ. Выскользнула из апартаментов и пошла по коридору к лестничному пролету. Везде стояла тишина. Казалось, дом вымер.

Тогда она, собравшись с духом, осторожно начала спускаться на первый этаж. В служебном помещении охраны, возле парадного входа, горел свет. В это время суток толку, конечно, от искусственного освещения было мало – на улице все еще было достаточно светло. Но из комнаты доносились голоса.

Юлька постояла, собираясь с духом, крадучись, подошла ближе и тихонько заглянула внутрь. Спиной к входу – лицом к окну, сильно сгорбившись, словно столетний старик, обремененный сроком прожитых лет, сидел Шур и с кем-то разговаривал. Сначала Юлька подумала, что он говорит сам с собой, но услышала, что ему отвечают. На мгновение, чуть выдвинувшись из-за дверного косяка, она быстрым взглядом обежала все пространство небольшой комнаты. Никого кроме Шýра в ней не было. Но зато она увидела, что на столе перед телохранителем стоит телефон, и Шур разговаривает по нему, включив громкую связь. Юлька усмехнулась: самоуверенность сгубила многих. Видимо, Шур совершенно не опасался, что его разговор может быть кем-то услышан.

Окно в комнате было открыто, и шум дождевых капель, усиленный падением на черепичную крышу веранды, заглушал слова его собеседника. И второго голоса Юлька почти не слышала. Тогда она выскочила на веранду и крадучись приблизилась к открытому окну. Каменный пол веранды холодил голые ступни, но Юлька не обращала на это внимание. Она встала возле окна так, чтобы ее не могли заметить из комнаты, но сама она с этого места уже неплохо слышала весь разговор.

Говорил Шур:

– Ребята вернутся утром, часов в восемь, я их дождусь. Все остальные вместе с Павликом час назад уехали в город, скоро будут дома.

Звякнуло стекло. Булькнула жидкость. Похоже, Шур примитивно напивался. С чего бы это?

– То есть, все чисто?.. – спросил телефон голосом Барона.

От неожиданности у Юльки подкосились ноги, и она обессилено навалилась на стену. Значит, не врал тогда ей Шур – во всех ее невзгодах замешан ее собственный муж, которого Юля так и не успела полюбить, но всегда отвечала благодарностью за ту сытую безбедную жизнь, которую он ей дал. Ее муж – владелец нескольких казино, пары банков и дюжины заводов на Среднем и Северном Урале опустился до уровня мстительного шантажиста? Что ему еще от нее нужно?

В комнате повисла тишина. Тяжелые размеренные шаги большого мужчины приблизились к открытому окну. Пахнуло сигаретным дымом. Шур курил.

– Даю тебе на все полчаса. Потом позвонишь, – выдохнул телефон.

– Подожди…, – Шур отошел от окна. – Я не смогу ее просто, как котенка, выбросить в озеро.

Шур говорил, будто оправдываясь, но зло. Телефон молчал.

«В озеро? Как котенка?.. Они что, сошли с ума? Или это не про меня?», – Юлька переступила на холодном полу озябшими ногами. Сердце, словно церковный колокол, отбивало редкие удары и, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Не может быть, чтобы такое произнес ее собственный муж! А его страстная, хоть и недолгая любовь в те несколько месяцев после свадьбы, когда их совместные ночи доставляли ему и Юльке огромное удовольствие?.. Правда, длилось это совсем недолго – ровно до тех пор, пока Барон не узнал, что у них будет ребенок.

– Нашел? – спросил телефон.

Юлька вздрогнула: оказалось, она отвлеклась на воспоминания и упустила часть разговора. Она придвинулась к щели в створке окна. Теперь ей была видна часть освещенной комнаты, стол и, иногда – движущиеся руки Шýра.

Вжикнул, расстегиваясь, замок большой сумки. Шур вытаскивал на стол вино, еще какие-то бутылки, пакеты.

– Можешь на прощанье поразвлечься – уступаю по старой памяти, – телефон нехорошо усмехнулся голосом Юлькиного мужа. – Только недолго… Совиньон не пей – это ее вино, – телефонный голос сделал ударение на слове «ее». – Для тебя там есть коньяк.

По старой памяти? Мерзавцы! Что еще перепадает верной шавке в наследство от хозяина?

Шур, как будто почуяв неладное, поднял голову и посмотрел в сторону окна. Юлька резко отшатнулась, чуть не растянулась на скользком полу, но вовремя уцепилась за шершавую поверхность каменной кладки стены, прижалась к ней. Только бы проклятый телохранитель не выглянул в окно! К счастью, телефон снова ожил и Шур, приподнявшись было на стуле, опустился обратно.

– Снотворное – на полчаса. Ровно в семь тридцать ты должен быть в центре озера. И не опаздывай.

Что ответил Шур, и чем закончился разговор, Юлька слушать не стала. Самое главное она уже знала. Хотелось кричать от ужаса, звать на помощь, но надеяться сейчас можно было только на себя. И время дорого – все решают мгновения. В особняке, кроме них двоих, никого нет, значит, этому мерзавцу никто и помешать не сможет.

Юлька прыжками поднялась на третий этаж, добежала до конца коридора, распахнула окно. Вот она, водосточная труба – справа, чуть за углом. Словно скалолаз, цепляясь за любой выступ и выемку, дотянулась до железной трубы, от нее – до прутьев оконной решетки, протиснулась сквозь них и запрыгнула к себе в комнату. А открытое окно на этаже, как всегда, спишут на персонал – кто-то забыл закрыть и все тут.

Юлька обмотала мокрые волосы полотенцем, чтоб, не дай бог, не накапало на пол, вытерла ноги об угол ковра, прикрыла окно и только тогда прошла к входной двери и вытащила табурет, который блокировал дверь. Затем прошла в ванную и включила горячий душ. Мокрую одежду забросила под кровать. Ее всю трясло от холода и страха, но горячая вода постепенно успокоила тело и привела мысли в порядок.

Слабый металлический щелчок со стороны двери возвестил о приходе гостя, но Юлька даже и не подумала поторопиться вылезать из-под душа. Она налила на волосы душистый бальзам, вспенила его обеими руками и с головой залезла под тугие струи воды. Почти интуитивно почувствовала чье-то присутствие около себя. Она еще поплескалась для видимости, вынырнула из-под душа, отжимая ладонями волосы, и только тогда открыла глаза.

Непромокаемая шторка была сдвинута в сторону. В дверях, небрежно привалившись к стене и откровенно разглядывая Юльку, стоял Шур. Девушка дернулась к висящему на стене полотенцу.

– Кажется, в нашей жизни произошли какие-то передвижки? – осипшим от волнения голосом спросила она. – Раньше я за тобой такой наглости не замечала.

Шур перехватил ее руку, положил себе на плечо, потом, не отпуская ее руки, медленно перетянул Юлькину ладонь себе на грудь. Придвинулся вплотную к девушке. Резко пахнуло коньяком – Шур неплохо подзарядился перед приходом к ней.

Юлька почувствовала, как напряглось под ее ладонью тело мужчины. Шур обнял Юльку. Руки нагло пробежали по ее спине, притормозив ниже талии. Она попыталась высвободиться – не дал. Широко улыбнулся, почти оскалился:

– Не надоела еще жизнь затворницы?

– А кто-то предлагает внести изменения? – удивилась Юлька и попыталась оттолкнуть верзилу.

– Вообще-то, женщины знают много способов освобождения из заточения… – Он многозначительно уставился на девушку, крепче прижимая ее к себе.

– Да ну? И что предлагается мне? – полуприкрыв глаза, она откинулась назад, длинным взглядом пробежала по его мощной фигуре – насколько позволили скудные возможности.

– Ну, например, соблазнение злобного охранника и склонение его на свою сторону.

– Какая лирика, – усмехнулась Юлька, рывком высвободилась из нескромных объятий Шýра. Выпрыгнула из ванной и попыталась прикрыться полотенцем. Шур рывком снял его – полотенце упало к ее ногам.

– Ты не веришь, что это возможно?

– С трудом.

– Но ведь ты даже не пыталась наладить отношения. Хотя я, между прочим, старался.

– С чего вдруг такие перемены? – удивилась Юлька.

– Никаких перемен. Так было всегда, – Шур пожал плечами и снова полез обниматься.

– У тебя классная фигурка, – подхалимски прошептал он, провел руками по ее бедрам, переместился выше, застыл на соблазнительных округлостях. Юлька дернулась. От мужчины знакомо пахнуло дорогим «Картье»: этот мерзавец даже парфюм использовал такой же, каким пользовался Барон. Шавка, копирующая хозяина!

– Да ты просто пьян, – она попыталась скинуть его руки, но он только крепче обнял ее. Жарко задышал в шею. Начал осторожно целовать. Юлька забарахталась в его мощных объятиях. Он тихо рассмеялся. Кажется, его распаляло ее сопротивление.

– Ты вся такая мокрая! Сейчас будем тебя сушить.

Он подхватил Юльку на руки и перенес ее в комнату.

…Девушка сидела посреди аккуратно расправленной кровати. Чертов эстет позаботился об этом заранее: перед тем, как войти к ней в душевую, снял и аккуратно свернул покрывало, отогнул одеяло.

Шур неспешно перебирал ее волосы, целовал каждую прядь и осторожно сушил их феном. Было в этом занятии что-то завораживающе-сексуальное. Юлька невольно поддалась очарованию сидящего рядом мужчины: с внешностью легендарного воина-викинга, немного ласкового, немного грубого – в пропорцию. Вот только как быть с решетками на окне и хитроумным замком на двери?

«И если бы он не был таким мерзавцем, то вполне мог бы мне понравиться», – пронеслось у нее в голове. Она смотрела на него с нескромным любопытством, и до нее не сразу дошло, что Шур что-то спрашивает.

– Я мог бы увезти тебя к себе в Латвию. Там есть свои ребята – помогут, о чем ни попросишь.

Он пытливо смотрел на Юльку, явно ожидая реакции с ее стороны.

– Помогут в чем? – не поняла она.

Он отложил фен.

– Как в чем? Ты что, хочешь вернуться к Барону?

При упоминании этого ненавистного имени ее затрясло, зубы со страха выбили дробь.

– А как же Павлик? – глухо спросила она.

– Сына он тебе просто так не отдаст… Поговорим об этом потом.

Он откинул Юльке за спину высушенную копну волос, потянулся к девушке, захватил губы властным поцелуем, опрокинул ее на постель. Не сразу понял, что Юльку сотрясает крупная дрожь.

– Да ты совсем замерзла!

Попытался обнять ее всю, согреть собственным телом, поцелуями. Не помогало. Юльку, словно в ознобе, продолжало трясти. Только не от холода, а из-за самого примитивного чувства страха. «Поговорим потом!» «Потом» для нее уже не будет, если она не сможет вырваться из этого логова.

Шур приподнялся на локте, посмотрел на трясущуюся девушку, потянул и накинул на нее одеяло.

– Ты знаешь, у нас с тобой есть коньяк.

– Правда? – она попыталась улыбнуться: надо было поддерживать начатую игру.

Он поднялся, прошел к входу, принес к откинутой столешнице бара спортивную сумку и начал выгружать ее содержимое. С размаху вытащил две бутылки: пузатая явно была коньяком, вторая – большая и длинная, понятно, «Совиньоном». Шур тут же попытался спрятать вторую бутылку обратно в сумку, но передумал – повернул ее этикеткой к стене.

– Как насчет ужина в постель? – спросил он.

– Неплохо, но сначала давай выпьем, – предложила она. – Я буду сухое.

Шур вздрогнул, как-то странно посмотрел на нее и вдруг растерялся.

– Может, лучше коньяк? А сухое оставим на потом?

– Я не пью коньяк.

– Самое время отметить им наше перемирие и попробовать начать его пить.

– Нет, не хочу, не настаивай, – откинулась на подушку. Длинно и томно посмотрела на охранника.

Перехватила его затосковавший взгляд, сделала вид, что ничего не заметила.

– Открывашка в баре, вон там, – она помахала в воздухе рукой.

Шур достал из бара бокалы, поставил их на маленький поднос. Обернулся к Юльке.

– Может быть, все-таки коньяк?

– Потом… может быть.

Охранник принялся колдовать с бутылкой. Он уже доставал пробку, когда Юлька, не одеваясь, подошла к нему сзади, обняла.

– Замерзнешь, – он через плечо посмотрел на нее, и она опять увидела его тоскливый взгляд.

– Ты согреешь, – она прижалась к нему всем телом, пробежала по нему руками, подлезла под тонкий свитер, вытянула из джинсов рубашку и замерла руками на груди.

– У тебя великолепная фигура, – копируя подхалимский тон Шура, сказала она.

Он бросил открывашку, повернулся к ней, стянул с себя свитер, сбросил рубаху. От его недавнего самодовольства не осталось и следа.

Медленными ласкающими кругами Юлькины пальцы продвигались вниз, наткнулись на выпуклую неровность под ребрами. Осторожно потрогали ее – похоже на шрам. У ее мужа шрамы тоже присутствовали в большом количестве. Боевое прошлое? Как у ее мужа? Или что-то другое? Хотя, зачем гадать? Шрамы на теле военного – не редкость. А она от кого-то слышала, что они оба: Барель и Шур, когда-то вместе воевали.

– Боевое ранение? – спросила она шепотом.

Он не ответил, замер под ее ласками, приобняв Юльку за попку. Глаза его были полузакрыты, взгляд из-под полуопущенных ресниц – мутный от желания.

– Ты ведь уже согрелась? – он нетерпеливо погладил ее чуть шершавой ладонью, поцеловал в губы быстрым жадным поцелуем. Еще немного, и его будет не удержать.

– Я хочу выпить, – медленно произнесла она, откидывая назад голову.

Теперь, Юлька поняла это интуитивно, игра пошла по ее правилам – женским, и страх постепенно отступал прочь.

– Давай выпьем потом, – голос его был глухим, он терял над собой контроль. Точеное смуглое Юлькино тело сводило его с ума.

Она чуть было не поддалась этому соблазну. А почему бы и нет? Его страсть пьянила ее. Но разум кричал – остановись. Она тряхнула головой, прогоняя слабость.

– Нет, пожалуйста, давай выпьем. Или я одна, если тебе не хочется, – Юлька протянула руку к налитому вину. Шур забрал у нее бокал.

– Ну что ж, пить, так пить, – бодрым голосом сказал он, доливая в бокал вино до краев.

Вот теперь началась игра со смертью, ставкой в которой была ее жизнь.

– Ты не боишься, что сюда могут зайти в самый неподходящий момент? – Юлька улыбнулась и кивнула в сторону двери.

– Да никто… – Шур хотел что-то сказать, но вовремя одумался. Уставился на Юльку.

– Закрой, пожалуйста, дверь на ключ.

Он сразу и не сообразил, механически сделал всего полшага в сторону выхода. Ей хватило этого мгновенья: локтем она осторожно крутанула поднос с бокалами, локтем же остановила, контролируя его перемещение в зеркальной стенке бара. Поднос, сухо вжикнув по лаковой поверхности, развернулся почти на сто восемьдесят градусов. Шур обернулся.

– Я точно помню, что запирал ее.

– Это хорошо, – Юлька улыбнулась, попятилась к кровати, откинулась на спину и, вытянув руку вверх, щелкнула выключателем светильника. Комнату наполнила серая предсумеречная мгла.

– Пусть будет ночь, – тихим шепотом проговорила Юлька.

Уличные фонари сегодня так и не зажгли. Моросящий дождь шуршал по крыше. Полутемная комната съела почти все краски, люди и предметы в ней стали одинакового мрачного серого цвета.

Шур взял бокалы, один протянул Юле, примостился рядом с ней на кровати. Чокнулись. Юлька потянулась к охраннику, и он, обняв девушку другой рукой, прильнул к ее губам. Поцелуй был долгим и страстным, но и этот миг закончился.