Текст книги "Сын Сэма. История самого опасного серийного убийцы Америки"

5. Курс молодого бойца

1971 г.

Военный лагерь Форт-Дикс располагался всего в сотне километров от родного Бронкса, но за большими железными воротами с овальной аркой из железа на входе здесь начиналась совсем другая жизнь. Подписав трехлетний контракт на службу, Дэвид должен был в течение шести месяцев проходить здесь начальную военную подготовку.

На сотне акров земли располагались десятки однотипных строений ангарного типа. В одних ангарах проходили занятия, в других были организованы столовые, а третьи были отданы под казармы.

За воротами мир постепенно менялся. Время легкомысленных хиппи, которым нужны были только свобода и любовь, подходило к концу. Им на смену приходила радикально настроенная молодежь, студенты, школьники и темнокожие всех возрастов, которые требовали равных прав и свобод, социальных благ и достойных условий труда. Чем сильнее разгорался экономический кризис, тем больше власть игнорировала их требования и тем ожесточеннее становилась их борьба. Годом ранее «Синоптики» пытались подорвать Форт-Дикс, но у них ничего не вышло. Последствием этой акции стало многократное ужесточение режима военной базы и удвоение количества часов, отведенных для политической подготовки будущих солдат. Дни напролет они должны были «изучать» величие Америки, чтобы нести святое знание о благословенной стране на тех территориях, на которых они собирались нести службу. Дэвид должен был убеждать в величии Америки жителей Южной Кореи. Война там давно закончилась, но во Вьетнам его не брали из-за слабых физических данных.

Из-за постоянных протестов молодежи против войны во Вьетнаме СМИ активно следили за тем, сколько солдат посылают туда, как они подготовлены, а потом еще и умудрялись найти тех, кто вернулся оттуда, чтобы те «поделились впечатлениями». Наставник Дэвида объяснил, что из Кореи будет несложно получить направление во Вьетнам, но из Штатов он туда не попадет. По большому счету для Дэвида что Корея, что Вьетнам звучали примерно одинаково. Ни об одной из этих стран он не имел никакого более или менее вразумительного представления. Он знал, что они находятся на другом крае планеты, а следовательно, лет эдак на триста отстают в развитии от Штатов. Эта командировка должна была стать невероятным путешествием не только во времени, но и в пространстве. Было ради чего терпеть все трудности начальной подготовки.

Дэвида поселили вместе с еще тридцатью такими же, как и он, будущими солдатами. Это были вчерашние подростки, большинство из которых воспринимало армию как возможность поступить в колледж по военной квоте, но кое-кто здесь собирался построить военную карьеру, поэтому лез из кожи вон, чтобы только ему разрешили отправиться во Вьетнам. Дэвид был из самой малочисленной категории новобранцев – мечтателей, которым не терпелось увидеть мир, пусть и через призму армии США. К удивлению Дэвида, даже здесь мало кто из солдат считал, что война во Вьетнаме хоть чем-то оправдана. Большинство новобранцев руководствовалось при поступлении в армию своими личными мотивами, а вовсе не идеей патриотизма, про который им день и ночь рассказывали на уроках патриотического воспитания.

– Дядя Сэм не будет вами доволен! – вскрикивал их преподаватель по начальной подготовке всякий раз, когда солдаты не справлялись с нормативами.

Дэвид был совсем не плох в патриотическом воспитании, а вот с физической подготовкой у него были большие проблемы. Он был слишком грузным, чтобы быстро бегать, слишком неуклюжим для того, чтобы пройти полосы препятствий, и слишком плохо видел, чтобы научиться стрелять, даже из бронебойной М-16, из которой, по выражению наставника части, может попасть в цель даже слепой.

– Давай, порадуй Дядю Сэма, – ободрительно говорил наставник, когда Дэвид подходил к стойке для стрельбы по мишеням.

Независимо от того, получалось у Дэвида или нет, ему нравились все эти занятия. Их учили тому, как правильно блокировать человека с оружием в толпе, как нейтрализовать противника, как проводить минирование и разминирование объекта, купировать массовые беспорядки… Все, чему их учили, казалось таким важным и мужественным, что захватывало дух. Кое-кто, правда, поговаривал, что ничего из этого в реальной жизни им не понадобится, но откуда им знать?

Каждый день они тренировались в стрельбе, проходили полосу препятствий, изучали навыки ведения боя, в том числе и ножевого. Далеко не все Берковицу давалось легко. Неспортивное телосложение и плохая координация движений часто служили поводом для насмешек однополчан, но вот в ножевом бое Дэвиду удалось получить максимальные баллы. Остальным было сложно наносить удары манекену, сделанному из мешка соломы, а Берковиц не видел здесь проблемы. Мешок соломы не шевелился, не нужно было предугадывать дальнейшие действия противника, как того требовали занятия по кулачному бою. В случае с ножевым боем нужно было просто разучить определенную комбинацию действий и нанести в нужные места удары по соломенному чучелу.

С однополчанами ему было сложно. Те последние несколько часов, которые им давали перед отбоем, он любил меньше всего. Как и всегда, Дэвид оказался в оппозиции. Он презирал их за несерьезное отношение к подготовке, желание увильнуть от занятий или списать ответы на тесте, интерес к девушкам, но больше всего он презирал их за то, что, как и прежде, между Дэвидом и остальными была невидимая и непроницаемая стена. Ему казалось, что однополчане подсмеиваются над ним и обсуждают его за спиной, но это было неправдой. Дэвид казался всем серьезным и вдумчивым парнем, у которого была девушка, поэтому он никогда не интересовался никакими другими девушками. Поскольку Дэвид в чем-то был хуже других, а в чем-то – лучше, никакого интереса обсуждать его ни у кого не было. Иногда кто-то восхищался талантом Дэвида к химии, физике или инженерному делу, а иногда подсмеивался за его стопроцентную неспособность к стрельбе. Постепенно даже начальство стало смотреть на это сквозь пальцы. Не все солдаты должны уметь метко стрелять, но совсем неплохо, если в боевой бригаде хоть кто-то умеет разминировать самодельную бомбу или составить взрывоопасную смесь из подручных средств.

По вечерам другие солдаты собирались в группы по интересам. Кое-кто обязательно доставал что-то из алкоголя, а кто-то умудрялся найти возможность покинуть базу подготовки без специального разрешения, чтобы отправиться на поиски проституток. Оставшиеся по какой-то причине не у дел новобранцы обычно перекидывались ничего не значащими фразами до тех пор, пока не засыпали.

Дэвид обычно по вечерам садился к себе на кровать и строчил объемные письма Нату и Айрис. Отсюда можно было позвонить, но ему нравилась возможность написать обстоятельный рассказ о жизни в армии. Общаясь напрямую, он всегда впадал в ступор, не находил слов или отвечал что-то шуточное и незначительное, упуская то, что хотел сказать изначально. Письмо не предполагало собеседника. Это был монолог с самим собой, где адресат имеет весьма сомнительное значение, он нужен лишь для того, чтобы создавать иллюзию слушателя. Если письмо нашло своего адресата, монолог был услышан, но далеко не всегда рассказчику нужно, чтобы его слышали, часто ему просто хочет выговориться. В первые несколько недель на базе Форт-Дикс он написал письма почти всем, с кем хоть как-то общался, но ответы прислали только отец и Айрис. Для девушки подробные и обстоятельные письма о какой-то совсем другой, удивительной жизни стали заменой дешевых книг в бумажной обложке, которые обычно оставляют на столике в кафе после прочтения. Более того, автору этих «книг» можно было ответить, можно было даже признаться ему в любви. Он совершенно точно не оскорбил бы и не обидел ее, так как находился на достаточно безопасном расстоянии. После того как предыдущий бойфренд оставил ее один на один с их общим ребенком, Айрис навсегда утратила интерес к серьезным отношениям. Она как огня боялась всех этих настырных посетителей, которые то и дело норовили зажать ее возле туалета или даже пригласить на настоящее свидание. Они ей казались слишком приземленными, глупыми и лишенными всяких амбиций. В конце концов, почему иначе они решили пригласить на свидание официантку из дешевого кафе на окраине Бронкса? Дэвид же в ее глазах с каждым следующим письмом становился все более романтичным, значительным и достойным. Постепенно девушка начала влюбляться в тот романтизированный и прекрасный образ рассказчика, который они вместе с Дэвидом придумали.

Руководство было довольно Дэвидом, даже несмотря на то что он не сдал норматив по бегу с препятствиями и завалил экзамен по стрельбе, поскольку в остальном Дэвид Берковиц был идеальным солдатом. У него были высокие баллы по всем интеллектуальным тестам, он был прекрасно технически подкован, обладал железной и стабильной психикой, судя по всему, искренне любил Америку и стремился сделать мир лучше. Более чем достаточно для присвоения воинского звания и отправки на поле боя. Особенно если учесть, что в армии наблюдался тотальный недобор добровольцев. Никто не хотел идти служить стране, которая не способна была обеспечить своих граждан самым необходимым, которая допускала массовые забастовки и кроваво подавляла мирные гражданские протесты, как это не раз случалось в США на рубеже 1960-х – 70-х… Страна пребывала не только в экономическом, но и в глубочайшем идеологическом кризисе, а выправить ситуацию могли только такие убежденные патриоты, как Дэвид Берковиц.

…Когда-нибудь мне действительно пригодятся все эти знания. Я буду делать что-то по-настоящему важное, и никто не будет вправе мне указывать, куда идти. В конце концов, не стоит приказывать человеку с оружием в руках. Дядя Сэм будет удивлен…

Из письма Дэвида Берковица Айрис Герхардт, 1972 г.

* * *

Психиатрическая больница округа Кингс, 1978 г.

– Я так сказал? Если честно, я не помню, почему я это написал, но не думаю, что я имел в виду что-то определенное. Мне нравилось изучать боевые искусства, проходить военную подготовку, но раздражало, что все это невозможно применить на практике. Наверное, это и побудило меня написать что-то такое. Возможно, мне просто хотелось впечатлить Айрис, напугать ее. Судя по ее ответу, у меня это получилось.

– Вам больше нравится писать письма, чем общаться по телефону или лично?

– В письмах есть что-то настоящее. Мне всегда было проще выразить то, что хочу, на бумаге. В личном разговоре все построено на эмоциях. Все пытаются что-то сказать, но никто никого не слышит. Письмо помогает сформулировать правильно свою мысль и донести ее. Такой диалог, на мой взгляд, более продуктивен.

– В письмах есть другая особенность.

– Какая?

– Когда, человек пишет письмо, он не пытается никого услышать. Это разговор с самим собой.

– Возможно, вы правы. Как и разговор с психиатром. Я могу идти?

Дэвид поднялся со стула, а врач нажал на кнопку вызова санитаров, которые должны были отвести пациента в палату. Дэвид содержался в одиночной палате и находился под постоянным наблюдением, но каким-то удивительным образом он при этом постоянно умудрялся подбросить врачам проблем. На днях он написал письмо журналисту Джимми Бреслину с приглашением на встречу. Журналист моментально опубликовал это письмо в газете «Дэйли Ньюз» и теперь обивал пороги больницы, требуя встречи с пациентом. Ему, конечно, могли бы отказать, так как он не являлся родственником, но стены больницы уже очень давно осаждали разгневанные и влюбленные в Берковица люди, а на углу дома даже появился парень, продающий футболки с цифрой 44, обозначающей калибр револьвера, с помощью которого Дэвид расстреливал людей. У продавца были футболки как с проклятиями, так и с признаниями в любви. Ничего личного, только бизнес.

На глаза психиатра попалась газета, которую ассистент услужливо положил ему на стол. На первой полосе, как и всегда в последние несколько месяцев, была статья про Сына Сэма.

«…Я твердо верю, что ни один вменяемый человек не способен выйти на улицу и расстреливать людей. Сейчас правительство явно продвигает мнение о том, что Сын Сэма отдавал себе отчет в своих действиях. Серьезно? Человек, действиями которого руководила собака?..» Дальше читать не имело смысла. Доктор смотрел еще какое-то время на аккуратно сложенную газету, а потом все же подписал разрешение на пропуск журналиста в клинику.

6. Корея

1972 г.

Как и обещал наставник, Дэвида направили в Южную Корею, охранять границу с Северной Кореей, печально известной страной, о которой никто ничего не знал, кроме того факта, что она печально известна. Кроме Дэвида, туда направили еще с десяток солдат из того же выпуска. Все они были из других отрядов, так что Дэвид снова оказался в новом для себя коллективе.

Их отправили в Корею военным рейсом. На борту все вели себя очень тихо. Кто-то боялся полетов, а кто-то – того, что их ждет после приземления. Дэвид не боялся ничего. Он был бы рад, если бы самолет с ним на борту упал бы где-нибудь посреди Тихого океана или если прямо на выходе из аэропорта их машину бы обстреляли местные жители. Чем хуже, тем интереснее, в конце концов.

Во время полета он вел себя необычно шумно и весело, откалывал грязные шуточки о корейских проститутках, которых, по слухам, можно купить за доллар, чем невероятно веселил всех окружающих.

Обычно все люди садятся в самолет с острым ощущением того, что мир изменится в тот момент, когда шасси самолета вновь коснется земли. В этот раз все случилось именно так. Мир вокруг Дэвида изменился радикально, и дело было вовсе не в том, что они приземлились на другой половине земного шара. За время полета солдаты сложили о нем мнение как о душе любой компании, прирожденном и бесстрашном солдате, а человеку обычно свойственно быть тем, кем его считают окружающие.

Они приземлились в столице Южной Кореи Пхеньяне, откуда им предстояло добраться до деревни Кумва, возле которой располагался их лагерь. Сегодня Пхеньян представляет собой современный мегаполис с небоскребами, банками и бесконечными пробками, но в начале 1970-х годов столица Южной Кореи выглядела самым печальным образом. Повсюду виднелись полуразрушенные дома со следами пуль на стенах, на улицах вместе с машинами можно было встретить повозки, в которых торговцы из близлежащих деревень выставляли свой товар, а в магазинах можно было найти только непотребный алкоголь местного производства и самые необходимые продукты питания. Единственным знакомым для американцев продуктом была кока-кола. Как известно, грузовики с концентратом этого напитка всегда идут впереди любой армии.

Военный лагерь возле демилитаризованной зоны располагался в нескольких десятках палаток, сколоченных наспех из веток бамбука и брезента. По факту эти сооружения мало чем отличались от хлипких домов местных жителей в деревнях. Впрочем, было одно существенное отличие: солдаты прибыли сюда на десять месяцев, а вот обитатели деревни по соседству вынуждены были так жить десятилетиями.

Истерзанные войной и бедностью местные жители здесь могли целый месяц работать за зарплату, которую в Штатах им бы платили за пару часов работы. В любом магазине можно было приобрести на один доллар целую корзину продуктов, кроме разве что кока-колы, которая стоила баснословных для местных жителей денег. Ее лишь иногда из ностальгии покупали американские солдаты, хотя и те быстро переключались на местные напитки.

Для отряда бедных, но амбициозных молодых людей, среди которых был и Дэвид Берковиц, сложно было представить более райские экономические условия. Даже у самого бедного солдата было хотя бы десять долларов, а по местным меркам на эти деньги вполне можно было вести роскошный образ жизни в течение пары недель.

Все стоило так дешево, что мы могли позволить себе все что угодно. Любой из нас мог себе это позволить. Женщины, алкоголь и наркотики интересуют всех в двадцать лет, но обычно на все это у нас не было денег, а теперь мы могли повеселиться.

Дэвид Берковиц

Жизнь в палатках, в компании таких же жаждущих приключений молодых людей, как и ты сам, да и еще в условиях относительной свободы, – это, пожалуй, то, о чем бы мечтал каждый. Хиппи по всей территории Штатов собирали деньги на свое большое самостоятельное путешествие в Азию, даже не подозревая, что армия может предоставить все это совершенно бесплатно. По крайней мере, именно так воспринимали свою службу все молодые люди в отряде Дэвида. Здесь уже не было столь строгих правил и комендантского часа, как это было на учебной базе. Чуть ли не каждый день можно было сбегать в соседнюю деревню или в близлежащие городки, где можно было прогуляться по пустынным улицам в своей военной форме и попугать своим видом местное население.

Солдаты тут же разделились на три группы по интересам. Самой многочисленной была армия любителей опиума. Конечно, наркоманов среди них не было, но все слышали что-то про Китай и опиум, а ведь Корея – это почти Китай, верно? Как ни странно, эта логика сработала. Здесь действительно можно было приобрести этот наркотик в любом виде, впрочем, местные жители уже давно выучили запросы и интересы американских солдат, привыкших к немного иным видам наркотиков. Спрос, как известно, рождает предложение, поэтому очень скоро после появления американских солдат в демилитаризованной зоне здесь стали продавать таблетки, легкие наркотики и психоделики всех видов и мастей. Опиум и галлюциногенные грибы служили скорее приятным бонусом, служащим больше для атмосферы. Каждый из отправившихся в Корею солдат читал ставшего популярным «Тихого американца» Грэма Грина и хотел ощутить на собственном опыте то, что чувствует человек в опиумном салоне и в компании пары доступных женщин. Благо здесь все это могло обойтись долларов в пять.

Самой малочисленной была группа любителей алкоголя. В основном это были выросшие на фермах ребята из средней Америки, которые привыкли к такому способу справляться с любыми проблемами. Алкоголь здесь продавался в основном местного производства, и качество его было таким, что даже руководство лагеря рекомендовало солдатам воспользоваться другими способами ухода от реальности. Употреблять наркотики здесь было куда безопаснее. По крайней мере, можно было предсказать эффект.

Еще одним способом снятия напряжения служили доступные женщины. Практически в каждой деревне были бордели, которые притягивали не только дешевыми интимными услугами девушек, но и невероятным местным колоритом опиумных салонов, о которых раньше можно было только прочитать в экзотических романах.

Если же солдат не интересовался ни одним способом снятия напряжения, то он сразу автоматически оказывался в аутсайдерах. Дэвид, который покорил всех своей невозмутимостью, как-то замолкал, если речь заходила о девушках. К алкоголю и наркотикам он тоже был равнодушен, так как ему всегда было страшно утратить контроль над собой. Этот страх всегда оказывался сильнее того эффекта, который могли принести психоактивные вещества, поэтому никакого удовольствия от их употребления он не испытывал. Он никогда не отказывался от легких наркотиков, но если речь заходила о чем-то посерьезнее, то он сразу уходил в сторону.

– Тебя не интересуют девушки? – спросил как-то один из сослуживцев, когда они собирались в очередной рейд по близлежащей деревне.

– У меня есть девушка, – чуть стушевался Дэвид. Раньше он всем рассказывал, что у него есть девушка в Нью-Йорке и именно ей он пишет по несколько писем в неделю. Обычно все понимающе и даже немного завистливо начинали кивать и отходили в сторону, но на сей раз сослуживец оказался настырнее обычного.

– На том конце планеты? Ты издеваешься? Даже твоя девушка не осудила бы тебя, – расхохотался парень. – Четыре доллара за ночь, парень. Хочешь, я заплачу за тебя? Только рассчитаешься в Нью-Йорке, тоже купишь мне девушку на всю ночь.

Все довольно расхохотались. Пожалуй, это была бы самая успешная сделка в истории. Ночь с проституткой с Двойки на Манхэттене обошлась бы Дэвиду по меньшей мере в сотню долларов.

В тот вечер Дэвид впервые оказался в местном борделе. Простой дом, немногим лучше армейских палаток, изнутри представлял собой сложный ядовито-красный лабиринт из ширм, закутков, отгороженных друг от друга занавесками, и белесого ядовитого дыма от благовоний, заглушающего все остальные запахи. В самом большом закутке прямо на полу сидели девушки и благовоспитанно пили чай, ставя небольшие чашки на напольный столик в центре их круга. Каким-то непонятным образом Дэвиду досталась красивая женщина в ярко-красном атласном халате, который струился и поблескивал в дыму.

Женщину звали мисс Чет. Она проводила Дэвида в один из закутков, отделенных от основного зала ширмами, и опустилась на лоскутное одеяло, служащее здесь матрасом. Дэвид растерялся, не очень понимая, что должен делать сейчас, на что он имеет право, а на что – нет. Мисс Чет поняла замешательство молодого человека и помогла Дэвиду раскрепоститься.

На следующий день Дэвид вернулся к мисс Чет. Он приходил к ней вплоть до самого своего отъезда в Штаты. Попадая к ней, он как будто погружался в другой мир, дурманящий, мягко обволакивающий и лишающий сил. Сослуживцы подсмеивались над странной «верностью» Дэвида, но Берковицу было страшно остаться наедине с кем-то другим. Другие же солдаты стремились «познакомиться» с максимальным количеством девушек, за что обычно платили целым букетом венерических заболеваний, самой популярной из которых была гонорея. По лагерю ходили слухи о парне, который умудрился переболеть ей за время службы семнадцать раз. Вряд ли этот рассказ был правдой, но гонорея в лагере была своего рода символом мужского успеха, болезнью, вызванной излишним мужским здоровьем. Даже начальство лагеря снисходительно улыбалось, когда слышало об очередном солдате, которому прописали курс уколов антибиотиков. Те, кому не довелось переболеть «почетным» заболеванием, вскоре начинали врать о том, как переболели гонореей «несколько месяцев назад» или «еще в учебном лагере». Благо врать в этом отношении было довольно просто, так как у всех были знакомые, кто ходил на уколы из-за этого заболевания.

Несмотря на то что большую часть мыслей солдат занимали женщины, наркотики и алкоголь, все-таки служить тоже приходилось. Дэвида определили в радисты. Он должен был выезжать на бронетранспортере в демилитаризованную зону и патрулировать ее в течение своей смены.

Северная и Южная Корея были разделены на две страны в 1945 году. Вплоть до 1953 года вся территория страны была объята пожаром невидимой для остального мира войны. Так продолжалось до тех пор, пока не были строго определены границы двух государств. Вскоре зона отчуждения шириной в два километра была объявлена демилитаризованной, а посередине вырос огромный забор из колючей проволоки под напряжением. С течением времени Северная Корея все сильнее укрепляла свои границы, опасаясь за своих жителей, которые то и дело пытались пересечь границу, отделяющую военное государство от свободного мира. Чем дольше длилось противостояние, чем сложнее было уехать из Северной Кореи, тем большим количеством мифов обрастала эта страна. К началу 1970-х годов для всего мира Северная Корея превратилась в призрак, о котором все слышали, но который никто и никогда не видел.

Ближе всех к государству-призраку был Дэвид Берковиц, который каждый день видел, как на блокпостах со стороны Северной Кореи сменяются солдаты. Это зрелище доказывало тот факт, что там, за колючей проволокой, тоже живут люди, хотя в это и не верилось, настолько холодно и пустынно было здесь, в зоне отчуждения.

После рабочей смены он обычно отправлялся к мисс Чет, чтобы вспомнить о том, что значит быть живым. Иногда посещение борделя сопровождалось употреблением местного алкоголя или наркотиков. В один из дней это пристрастие сыграло с ним злую шутку. Он не заметил того момента, когда заснул на матрасе мисс Чет. Проснувшись, он буквально подскочил с кровати и побежал в сторону лагеря. Сегодня они должны были передислоцироваться в другую деревню. Дэвид должен был быть за рулем машины, но он уже опоздал на полчаса. Прибежав в лагерь, выяснилось, что он безнадежно опоздал, чем навлек на себя гнев начальства. Ему удалось вскочить в последний отходящий грузовик, но по прибытии в новый лагерь его ждало понижение в должности и штраф размером в месячную зарплату. Несмотря на все это, Дэвид считал, что еще легко отделался. Он не раз видел, как за подобные выходки выгоняли из армии, досрочно расторгали контракт и возвращали солдата домой без всех тех бонусов, за которые он столько месяцев преодолевал себя, терпел неизбежные в армии лишения и унижения.

Помимо основной службы, в лагере продолжалась строевая подготовка, велись занятия по стрельбе, рукопашному бою, минированию и пр. Дэвид, как и всегда, преодолел все, кроме стрельбы. Раз за разом он проваливал тесты, из-за чего ему то и дело отказывали в повышении в должности.

Неподалеку от нового лагеря была еще одна деревня, в которой, конечно, можно было найти бордель и наркотики, но Дэвид после своего фатального опоздания больше не хотел выходить на такие вылазки, поэтому зачастую оставался в лагере, пока остальные солдаты были в местном борделе. Вместе с Дэвидом оставался еще один парень, которого все считали кем-то вроде юродивого. Это был странный, тщедушный белый парень, который при любом удобном и не очень случае начинал рассказывать какую-нибудь притчу. Поскольку в лагере никого не было, Дэвид стал расспрашивать парня о его жизни. Оказалось, что тот баптист, что было очень странно, так как эта вера предполагает всякое отрицание насилия. Идти с такими взглядами служить в армию по меньшей мере странно.

Рассказы парня о его вере все больше увлекали Дэвида. В этом учении не было места бесконечному количеству сложных и непонятных обрядов, которых было так много в иудаизме. Парень подробно и с видимым удовольствием рассказывал обо всех особенностях этого вероучения, практически ничего не рассказывая об обрядах и правилах. Дэвид знал, что парню нельзя пить и посещать бордели, так как это запрещает ему вера, но по большому счету любая религия не приветствует подобного поведения.

– Вернешься в Штаты, сходи как-нибудь на воскресную службу, я напишу тебе адрес, – сказал как-то парень.

– Я еврей, не уверен, что меня пустят, – стушевался Дэвид.

– Мы считаем, что человек должен сам решить, какой он веры, причем только осознанно и во взрослом возрасте. Нет никакой проблемы, если ты был рожден в другой вере.

– Тем более что мама всегда говорила, что перестать быть евреем невозможно, – воодушевился Дэвид.

В сознании Дэвида Корея, да и вообще армия, принадлежала к одному миру, а Нью-Йорк, если точнее, задыхающийся от преступности и нищеты Бронкс, был совершенно иным миром. Однако в этот момент он, пожалуй, впервые ощутил, что оба мира существуют в реальности, что Штаты не перестали существовать после того, как он их покинул. В голове Дэвида никак не укладывалось, что кто-то из его сослуживцев тоже жил в Бронксе, ходил по воскресеньям пусть и в другую, но церковь, точно так же терпел нападки одноклассников в школе и выслушивал тирады родителей о том, как важно окончить колледж. Оказывается, что это был один и тот же мир. Более того, оказывается, что Дэвид был вовсе не так одинок во всех своих страданиях, оказывается, что в мире есть еще люди, которые переживали примерно то же, что и он.

Я рад, что поступил на службу. Это не всегда легко мне дается, но я ведь так хотел самостоятельности, а она стоит того. Это мой шанс на то, чтобы обрести независимость, наверное, так. Я рос дома, под опекой родителей, а теперь пришло время увидеть мир. Он такой странный и такой разный, если бы ты только знала…

Из письма Дэвида Берковица Айрис Герхардт

Пару раз Дэвид все же выбирался встретиться с мисс Чет, но теперь по возвращении в лагерь он неизменно чувствовал подавленность и стыд, которые буквально сводили с ума. Как ни убеждал себя, он не мог отделаться от мысли, что поступает неправильно. Разговоры с парнем-баптистом обычно только усиливали это ощущение. Дэвид вновь стать писать Айрис Герхардт обстоятельные письма о службе в армии, стал еще усерднее упражняться в стрельбе, отказывал себе в услугах проституток и практически перестал употреблять легкие наркотики. Сослуживцы стали над ним подсмеиваться, но в этих шутках не было ни грамма злости или унижений.

– Это Корея. Здесь каждый сходит с ума по-своему, – сказал однажды ему парень, с которым они несли вахту на бронетранспортере. Этой фразой он смог заткнуть Дэвида с его рассуждениями о Боге, но саму фразу Дэвид тем не менее запомнил надолго.

Десять месяцев его службы в Корее подходили к концу. Остаток своего контракта Берковиц должен был провести на военной базе Форт-Нокс в штате Кентукки. Как и в случае с Кореей, Дэвид слабо себе представлял, где находится эта база, но подозревал, что там будет совсем не так весело и уж точно не так дешево, как здесь. В самый последний месяц службы ему все же удалось вернуть себе звание Е 4 и сдать наконец нормативы по стрельбе.

– Дядя Сэм будет доволен тобой, – сказал на прощание его инструктор по строевой подготовке, когда Дэвид все же попал по мишени 44 раза из пятидесяти.