Текст книги "Возвращение Дестри"

Глава 13

Но это была не единственная записка, которую Честер Бент отправил в то утро. Стремглав выскочив из дома, он прибежал к себе в контору и нацарапал еще одно письмо.

«Дорогой Клайд!

Спешу уведомить тебя – только что приходил Дестри. Он не удовлетворился ни смертью Кларенса Огдена, ни тем, что Джадд Огден останется калекой на всю жизнь. То же самое и с Венделлом – ему мало того, что тот был вынужден бежать из города, чтобы не быть всеобщим посмешищем до конца своих дней. Нет, Дестри твердо намерен точно так же поступить с каждым из вас.

Ты знаешь, я его друг. Но я также и твой друг. Поэтому пытался отговорить его, но он и слушать не захотел. Мне даже не удалось задержать его хоть ненадолго.

Сейчас Дестри уехал, к тому же у него отличная лошадь. Я посылаю тебе эту записку и молюсь, чтобы она застала тебя вовремя. Даже не знаю, что тебе посоветовать, старина. Скорее всего, он попытается прикончить тебя. Конечно, может быть, я ошибаюсь, и ему не нужна твоя жизнь. Но в одном можешь быть совершенно уверен – сейчас он охотится за тобой, и, если ты попадешь в его руки, смерть покажется тебе избавлением!

Мне нет нужды напоминать тебе, чем я рискую, стараясь предупредить тебя. Если это дойдет до ушей Дестри, уверен, ничто не помешает ему вернуться и содрать с меня шкуру живьем, будь мы хоть сто раз друзьями.

Тем не менее не могу упустить случая, чтобы спасти тебе жизнь. Меч уже занесен над твоей головой, мой старый друг, и ничто в мире не может помешать ему опуститься. Позаботься о себе. И не забудь передать от меня привет своей очаровательной жене. Прощай.

Честер Вент».

Покончив с письмом, он позвонил, а когда дождался секретарши, коротко приказал:

– Пришлите ко мне того мексиканца со шрамом через все лицо, что был здесь вчера.

– Вы имеете в виду Хосе Ведраса? – уточнила она.

– Да, именно его.

Секретарша было замешкалась, немного смущенная и сбитая с толку, но, будучи женщиной довольно уравновешенной, которой к тому же изрядно перевалило за сорок, встретила новость хладнокровно, как давно себя приучила. В профиль лицо этой достойной особы напоминало индейский томагавк, а голос был не слаще мяуканья кошки, которую невзначай прищемили дверью. Но эта дама обожала Чета, была предана ему как собака, и поэтому он осчастливил ее своим доверием. Она была посвящена не менее чем в десятую часть его секретов – таким на ее месте мало кто мог похвастаться. Так что знала достаточно много, чтобы мечтать в один прекрасный день узнать еще больше. По ее глазам Честер видел – для нее было бы величайшим счастьем, если бы он когда-нибудь доверился ей всецело. Именно поэтому уже много лет подряд она на лету ловила каждое его слово, чтобы убедиться, что ей удается проследить каждый его шаг.

Секретарша немедленно послала за мексиканцем, и тот вскоре появился – с виду один из наихудших представителей своей расы, маленький желтоглазый недоносок, насквозь пропитанный табачным перегаром.

Бент отдал ему письмо. Его приказ был короток и до предела прост – он попросту дал ему прочесть последние строки.

– Если это письмо попадет не к Клайду Оррину, а в чужие руки, я конченый человек, Хосе. Ну а после моей смерти…

Он сделал точный, выразительный жест, и мексиканец молча кивнул. Уж кому, как не ему, было хорошо известно, что его собственная жизнь тесно связана с жизнью хозяина: стоит тому пасть, и Хосе самому немедленно придет конец.

Мексиканец повернулся на каблуках и вышел. Из окна кабинета Бент наблюдал, как он вывел лошадь, одним махом грациозно взлетел в седло и поскакал по улице.

– Страховка! – скривился Бент и вслед за этим выбросил все мрачные мысли из головы, вернулся к своим обычным делам.

А Хосе выбрался из города кратчайшей дорогой, погнав коня напрямик через поля, и очень скоро уже въезжал в долину.

Он решил не ехать вдоль русла реки несмотря на то, что дорога там была куда лучше. Сейчас это было опасно. Вместо этого пришпорил коня и поскакал через лес, петляя между деревьями, заставляя мустанга прыгать с кочки на кочку по узкой, почти неприметной тропинке.

Добравшись до густых зарослей кустарника, он спешился и с величайшей осторожностью стащил с ноги один сапог – сапоги, высокие, кожаные, сшитые по его меркам, составляли предмет особой гордости мексиканца. Затем аккуратно подпорол его сверху, отделив тонкую кожу от подкладки. Туда и засунул доверенное ему письмо. После этого, вооружившись иголкой и навощенной ниткой, аккуратно зашил прорезь. Но принятые меры предосторожности этим не ограничились – Хосе даже выбросил иголку с ниткой прежде, чем снова вскочил в седло.

Ни один дикий зверь не пробирался более осторожно и незаметно по своей тропе, чем этот человек. Склонившись к шее мустанга, он пытливо шарил глазами по траве. Потом, когда тропинка вывела его из леса, принялся рыскать взглядом по громоздившимся тут и там обломкам скал, а завидев вдали группу деревьев, долго медлил, пока не убедился, что за ними никто не прячется. Тем не менее он отчетливо понимал, что всего предусмотреть невозможно.

И точно! Как только он пришпорил мустанга и пустил его рысью по гребню холма, его чуткое ухо различило за спиной четкий перестук копыт скачущей галопом лошади. Мигом обернувшись, он выругался сквозь зубы. Вниз по склону холма мчалась гнедая лошадь, а в седле был не кто иной, как Гаррисон Дестри!

Сделав над собой усилие, Хосе сдержался и даже не сделал попытки улизнуть. Одного взгляда на великолепное животное, которое с каждым прыжком приближалось к нему, было вполне достаточно, чтобы убедиться, что эта затея с самого начала обречена на провал. Кроме того, только полный идиот вздумает пуститься наутек, когда за его спиной такой стрелок, как Дестри. Мексиканец натянул поводья и терпеливо ждал, пока его преследователь не поравнялся с ним. Несмотря ни на что, он не мог не залюбоваться великолепным животным – кобыла приближалась танцующей походкой, изящно перебирая тонкими, стройными ногами. Поводья были свободно перекинуты через луку седла, и Дестри, похоже, было достаточно чуть шевельнуть каблуками, чтобы эта умница мгновенно перешла на рысь.

– Привет, Хосе! – поздоровался он. – Что-то сегодня жарковато для прогулки верхом.

– Да вам тоже, сеньор, – осклабился мексиканец.

– Только не для моей красавицы, – возразил Дестри. – Знаешь, она ведь не скачет, а летит, как птица. Достаточно только тронуть поводья, и она помчится стрелой, а уж когда я погнал ее галопом, – не поверишь! – мне казалось, что она просто перелетает с одного холма на другой! Да что там, орлы и те, кажется, не могли угнаться за нами, так она летела! Чтоб я сдох, если они не разевали клювы нам вслед. Под конец мне даже стало жалко этих бедняг! А ты куда направляешься, Хосе?

– В долину, – с учтивой улыбкой ответил Хосе.

Мало кто мог похвастаться, что видел его в подобном настроении. Но в том-то и дело, что Дестри был далеко не «все», тут следовало держать ухо востро.

– Сдается мне, скоро будет еще жарче, – продолжал Дестри. – Когда наступает лето, я порой ловлю себя на мысли убраться куда-нибудь, где немного попрохладнее. Держу пари, что и тебе, Хосе, тоже больше по душе прохлада. В сосновых лесах и цвет лица бывает лучше, не так ли?

Ирония, звучавшая в его словах, явно не дошла до мексиканца. Ничего не заподозрив, он охотно объяснил:

– В Уоме нечего делать в эту пору. Никакой работы для меня. Вот и езжу с ранчо на ранчо, вдруг где повезет?!

– Хочешь хороший совет, Хосе? – мягко спросил Дестри. – Не стоит брать на себя слишком много. Например, стараться обчистить в карты сразу двоих – это, конечно, было неплохо придумано, но, полагаю, ты пожадничал, Хосе. С каким-то молокососом это, может быть, и сойдет тебе с рук, но в один прекрасный день ты нарвешься на того, кто не даст тебе спуску. А какую работу ты ищешь на ранчо, наверное, хочешь наняться ковбоем?

– Да.

– Поэтому-то и выбросил свою знаменитую колоду?

На мгновение смущенный Хосе опустил глаза, но тут же поднял голову и с учтивой улыбкой взглянул на Гарри.

– Вы же сами знаете, сеньор, покер никого не доводит до добра. Возьмите хотя бы меня. Сегодня утром я проигрался вчистую!

– Хотелось бы мне взглянуть, какого цвета у тебя шкура, – сказал Дестри.

– Сеньор?

– Слезай с коня, парень, расстегни пояс с кобурой и брось его на землю. Я хочу посмотреть на тебя.

– Сеньор Дестри… – неуверенно начал тот.

– Хосе, Хосе, – мягко запротестовал его мучитель, – ты ведь не собираешься сидеть тут и спорить целый день? Ты же видишь, как я спешу, правда? Тем более в такую жару. А теперь замолчи, слезай на землю и снимай кобуру, да поживее. И винтовку не забудь. А потом раздевайся, остынь немного.

Хосе замешкался, но совсем ненадолго. Ему хватило и доли секунды, чтобы мысленно подсчитать свои шансы против Дестри. По всему выходило, что у него их негусто: один к пяти, а может, и того меньше. Он был настоящим игроком, умел блефовать, но дураком не был никогда. Так что, не тратя время на дальнейшие возражения, спешился, поспешно разделся донага, не забыв предварительно расстегнуть тяжелый пояс и бросить его на землю вместе с винтовкой, которая наполовину торчала из чехла. Так и остался стоять под палящими лучами солнца, донельзя комичный в своей наготе, тем более что огромное щегольское сомбреро при этом продолжало красоваться на его голове.

Дестри осторожно подошел к вороху сброшенной одежды и тщательно ее обследовал. Вытащив сразу две карточные колоды, он перелистал их, рассматривая каждую карту. Потом извлек пару ножей, один с длинной рукояткой, другой – с короткой, как для метания. Вслед за этим на свет Божий появились бандана[3]3
  Бандана – пестрый платок, обычно шелковый или хлопчатобумажный, которым мексиканцы стягивают волосы.


[Закрыть], коробок спичек, пачка документов, изрядно испачканный и измятый конверт. Письмо было адресовано сеньору Хосе Ведрасу, почерк был женский, ребячески корявый.

Заинтересовавшись, Гарри вынул письмо и быстро пробежал его глазами.

– А похоже, она любит тебя, Хосе! – заявил он. – Впрочем, все они такие. Женщины, одним словом. До замужества видят все в розовом свете, даже не пытаясь представить, что будет потом. Пока в девках, цветут и хорошеют, а выскочат замуж, не просыхают от слез. А ты еще не женат, случаем, а, Хосе?

– Нет, сеньор. Вы закончили?

– Даже не осмотрев хорошенько винтовку и твои сапоги?! Да Бог с тобой, Хосе! За кого ты меня принимаешь, сынок? Что-то подсказывает мне, что неспроста ты в такую жару выбрался из города и гонишь свою животину галопом, словно сам дьявол дышит тебе в спину! И это «что-то» не сулит мне добра. Все, кто сейчас удирает из Уома, так или иначе связаны со мной, так почему бы мне не остановить тебя и не посмотреть что к чему?

Он поднял куртку и принялся ощупывать ее, тщательно проверяя шов за швом, особенно внимательно рассматривая подбитые плечи. Потом поднял винтовку, которую разобрал на части с такой скоростью, что у Хосе отвисла челюсть, и вывалил всю эту кучу на расстеленную куртку.

– Это для твоей же пользы, сынок, – примирительно заметил Гарри. – Теперь у тебя не будет ни малейшей возможности пустить мне пулю в спину. А к тому времени, как управишься, я буду уже далеко.

Дестри медленно поднял один за другим сапоги, оторвал стельки, с величайшей осторожностью осмотрел и простучал высокие каблуки.

– Тут надо держать ухо востро, – сообщил он. – Может, где-то тут есть отверстие. Впрочем, держу пари, я бы его заметил. Ладно, черт с ними, я и так потерял кучу времени. Стоит попробовать еще один способ, а как ты считаешь, Хосе?

В голосе его вдруг появилась жесткость. Тяжелый кольт мгновенно появился в руке, его черное дуло уставилось прямо в лоб мексиканцу.

– А теперь говори: что заставило тебя в такой спешке уехать из Уома? Может, кто-то послал тебя?

– Нет, сеньор, поверьте! Я ехал по своим делам!

– Ну, раз так, становись на колени, мерзавец, и читай молитвы, если помнишь хоть одну! Клянусь, я заставлю тебя сказать, что ты затеял, или ты и шагу не сделаешь отсюда!

Хосе уныло ссутулился.

– Ах, сеньор, ну какое дело святым до молитв бедного Хосе? – пролепетал он. – Да разве на небе не так же, как на нашей грешной земле? Добрые дела ведь полезней, чем добрые слова, вот Хосе и позабыл молитвы, все до одной, сеньор!

Дестри махнул рукой и отвел пистолет.

– Держу пари, старина, ты затеял грязную игру, – процедил он. – Ты ведь ужом проползешь, коли понадобится, голову даю на отсечение! Ну да ладно, прощай пока. И мой тебе совет – не торопись по своим делам, не то может случиться, что наши дорожки опять сойдутся именно там, куда ты держишь путь.

Глава 14

Как правило, миссис Клайд Оррин никогда не спорила с мужем. Именно так, считала она, должна была вести себя идеальная жена политического деятеля. Но в тот день, когда Клайд появился за обедом с выражением дипломатической неприкосновенности на лице, миссис Оррин впервые почувствовала, что это уж слишком.

– Что за грандиозная идея сегодня не дает покоя моему мальчику? – спросила она, когда они уселись за стол, заметив какую-то странную рассеянность мужа.

– Да ничего особенного, – отозвался Оррин. – Так, пустяки.

– Прекрати вешать мне лапшу на уши, – безапелляционно заявила миссис Оррин, которая прежде, чем стала невестой многообещающего молодого политика, была обычной хористкой. Она обожала давать волю своему языку, когда они с мужем оставались наедине. – Что тебя гложет, Клайд?

– Дети.

– Дети? Ерунда какая! У нас еще куча времени!

– Ну уж не знаю. По-моему, этим как раз лучше заняться, пока ты еще достаточно молод.

– Понятно, что у тебя на уме, – протянула она. – Ты считаешь, я могу вести твой дом, развлекать твоих влиятельных друзей, устраивать бесконечные чаепития и вечеринки, вербовать для тебя сторонников, а потом, вернувшись домой, всю ночь напролет качать в колыбельке Клайда-младшего? На это ты рассчитываешь? Ну так вот, милый, можешь не раскатывать губы, ничего у тебя не выйдет!

Он забарабанил длинными, холеными пальцами по столешнице и ничего не ответил.

– Послушай, дорогой, – продолжала миссис Оррин. – Тебе не надоело являться домой с таким надутым видом, словно ты все еще перед своими избирателями? В конце концов, нельзя ли оставлять его в офисе до следующего утра, а здесь вести себя как обычный человек?

– Извини, дорогая, – улыбнулся он. – Я совсем не хотел тебя обидеть.

– Да и я тоже, – кивнула жена. – Но если ты так уж жаждешь увидеть, как юный Клайд ползает по всему дому, только намекни. В конце концов, я ведь не против. Я бы тоже с превеликой радостью выбросила из головы всю эту предвыборную трескотню и занялась домашними делами. Да ты и сам это знаешь! Но тогда тебе придется позаботиться о том, как получше устроить наше семейное гнездышко, понимаешь, милый? Даже ради тебя, любимый, я не стану ни кухаркой, ни уборщицей! И не рассчитывай, что твоя маленькая женушка будет носиться по всему дому с пыльной тряпкой, выбивать ковры, протирать окна, готовить коктейли и накрывать на стол! Ты слышишь меня или я опять разговариваю сама с собой?

Ее супруг в это время уставился в тарелку, позаботившись надеть маску вежливого внимания. Это далось ему нелегко, он уже сейчас чувствовал, как шаг за шагом к нему подкрадывается смерть. Тем не менее слушал, любя жену, как в первый день, и отлично зная, как много она для него делает: дважды, можно сказать, буквально спасла ему жизнь, вырвав из рук разъяренного босса. А уж сколько раз его выручала ее врожденная грация и светские манеры, он даже и припомнить сейчас не мог. Более того, порой довольно-таки прямолинейная манера миссис Оррин изъясняться, когда они оставались наедине, даже нравилась ему, действовала на него, как освежающий душ. После удушающей атмосферы политических игр, в которой он до одурения вращался весь день, оказавшись дома, было приятно высказаться от души. Однако он до сих пор не забыл, что взял жену, так сказать, из «низов», и догадывался, что она тоже понимает это. Поэтому порой Клайду приходило в голову, что его семейное счастье построено на песке.

– Тогда будет лучше, если мы на время забудем об этом, согласна? Я и подумать не мог, что это так осложнит тебе жизнь. Ну а в один прекрасный день, может быть…

– Конечно, – кивнула она. – В один прекрасный день, в далеком, но тоже прекрасном будущем и так далее. Однако что-то мне подсказывает, что сегодня отнюдь не наши будущие дети заставляют тебя хмуриться. Так что же все-таки гложет тебя, мой храбрый, мой благородный мальчик?

– А тебе не кажется, – взорвался он, – что можно постараться быть по крайней мере вежливой?!

– Я вежлива, – обиделась она. – Что тут такого, если я и вправду считаю тебя и храбрым, и благородным? А сейчас, Клайд, передай-ка мне сельдерей, а эту свою ханжескую манеру разговаривать можешь засунуть в карман жилета или куда подальше!

Оскорбленный до глубины души супруг впился в нее взглядом разъяренного василиска. Но она ничуть не смутилась, наоборот, одарила его немного ироничной, но тем не менее прелестной улыбкой. Эти двое настолько хорошо понимали друг друга, что порой казалось сомнительным, смогут ли они до конца оставаться хотя бы друзьями. Наконец Клайд решился заговорить.

– Какая разница, какой я вне дома? Главное, тут я не более чем жалкий червяк и к тому же идиот!

– Какая разница, что я играю роль великосветской львицы, – подхватила она. – В тот момент, когда ты появляешься дома, во мне снова просыпается обычная хористка, мне хочется скакать по сцене и задирать юбки на голову! Милый, да проживи мы вместе еще хоть тысячу лет, ты и тогда мог бы не опасаться, что я поставлю тебя в ложное положение.

– Ладно, ладно! – проворчал он. – Сама знаешь, что я не сказал ничего такого. Прекрасно помню, как я тебе обязан, дорогая!

– Обязан? – протянула она. – А как же насчет любви?

Он встал из-за стола и поспешил к ней, но жена кокетливо отстранилась.

– Нет, нет никаких небрежных поцелуев в щечку! Терпеть не могу супружеских сцен примирения, такое занудство! К тому же по сценарию жена должна рыдать. Наверное, потому, что рыдать на плече у мужа куда приличнее, чем смеяться над ним. Так что садись за стол, милый Клайд, а я попробую сделать над собой усилие и относиться к тебе более серьезно.

Оррин с величественным видом вернулся на свое место, но миссис Оррин, которая почувствовала, что, пожалуй, зашла несколько далеко, хотя и была уверена, что ей вполне по силам затащить этого немного нерешительного мула на некую политическую вершину, постаралась улыбнуться помягче.

Муж подозрительно взглянул на нее.

– Да, да, я знаю, ты умеешь вовремя втянуть острые коготки и погладить меня бархатной лапкой, – проворчал он. – Только не сейчас, милая. Потому что твои коготки тебе пригодятся. Вот послушай-ка! Я получил это письмо от Вильяма Рока, оно касается одной из наших компаний.

– Давай, не робей! – подбодрила супруга. – Я же говорила, что тебе есть что рассказать мамочке.

Вытащив из кармана листок, Клайд развернул его, бросил на жену мрачный взгляд и начал читать:

«Дорогой Оррин!

Только что прочитал одну из твоих последних речей, по-моему, седьмую. Признаюсь, она заставила меня не раз улыбнуться, но не потому, что ты думаешь. И это ты должен крепко-накрепко вбить себе в голову, мой мальчик. Ты сидишь в своем кресле совсем не для того, чтобы подсмеиваться над нами со своих высот. Нет, ты должен смеяться, когда смеемся мы. Мы думали, что ты способен на большее, чем произносить обычные речи хорошо пообедавшего человека. В конце концов, десять тысяч в год – немалые деньги, и мы не намерены швырять их на ветер. Тебе хорошо известно, чего мы ждем от тебя. Нам нужно добиться снижения налогов, и немалого. Ты там у себя привык молоть языком и рассыпать милые улыбки вперемешку с заманчивыми обещаниями, но теперь пришло время приступить к делу. Давай, малыш, проверни это дельце, и пусть люди поверят в нашу компанию. Надо, чтобы все считали, будто мы вот-вот вылетим в трубу, если нам не протянут руку помощи. В конце концов, штат гораздо больше нуждается в нас, чем мы в нем. Я тебе так и объяснял, и с тех пор прошло уже немало времени.

Так что, Оррин, встряхнись и принимайся за дело. Мы и так уже достаточно сделали для тебя, а теперь требуется, чтобы ты подергал кое за какие незаметные ниточки, которые мы же дали тебе в руки, и дело будет в шляпе. Кроме того, если ты провернешь такое дельце, это будет тебе только на руку. Представь, как это понравится широкой публике, да и в глазах избирателей ты будешь выглядеть совсем неплохо.

И не сделай ошибки, мой дорогой мальчик. Держись прямо в седле, и мы с тобой проскачем вперед не одну сотню миль! Даже боюсь говорить, как далеко – может, в сенат США! Но только если ты будешь играть на нашей стороне, запомни это. Кстати, Большой Человек был тут на днях, и, насколько я понял, он не очень-то доволен тобой. Считай это за дружеское предупреждение. Давай засучи рукава и принимайся за дело. Помоги нам устоять на ногах. Мы в долгу не останемся, когда доберемся до самого верха. Считай, что тебе заплатили авансом, и гораздо более того, что ты стоишь на самом деле. Так что, если налоги не будут снижены, считай – за тобой должок! Не знаю какой – может быть, тысяч десять или даже больше. Можешь сунуть это письмо в свою трубку и выкурить его вместо хорошего табака. Надеюсь, тебе понравится аромат.

Послушай, малыш, не стоит обижаться на прямоту! Что касается меня, то я в тебя верю! Считай, стою на твоей стороне каждую минуту, пока ты в нашей команде. Но только попробуй сыграть с нами шутку и затеять свою собственную игру, можешь мне поверить, мы выбьем у тебя землю из-под ног так же легко, как сам Господь Бог.

Искренне твой,

В. Р. Рок».

Клайд дочитал письмо до конца слегка изменившимся голосом, медленно, запинаясь на каждой угрожающей фразе. Когда он закончил, первой реакцией жены было:

– Ах ты, бедный мой простофиля! Ну неужто нельзя было все объяснить в двух словах вместо того, чтобы тащить эту гадость домой?! А ну быстро в камин ее! Да ведь это же бомба, которая в момент разнесет тебя на кусочки, стоит лишь какой-нибудь паршивой газетенке пронюхать! Один «Демократический вестник» чего стоит! Какой лакомый кусочек был бы для всей этой своры! Брр, я уже как будто вижу твое фото на первой полосе!

– Надолго ли хватит тебя, моя дорогая, если случится нечто подобное? – саркастически хмыкнул он.

– Не знаю, – усмехнулась она. – В конце концов, я взялась работать не покладая рук на умного человека, а не на конченого неудачника. Так сожги письмо, хорошо?

– Похоже, будет лучше, если я спрячу его в безопасное место, – задумчиво произнес Клайд.

– А что, если оно вдруг перестанет быть безопасным?

– Послушай, какой толк спорить об этом? – раздраженно парировал он. – Ты же знаешь, я не богат. В доме и сотни долларов не наберется. Нет уж, пусть это письмо остается у меня. Я сумею воспользоваться им как нужно, если они затеют со мной двойную игру. Насколько понимаю, здесь мне ясно обещают десять тысяч в случае, если дело выгорит.

– Неужели рассчитываешь, что это сработает?

– Знаешь, есть и другие места, куда можно отнести это письмецо, подложив им свинью, если они только попробуют оставить меня с носом. И им это отлично известно. Есть только одна причина, по которой Рок хотел меня припугнуть, – ему позарез надо, чтобы все вышло, как он хочет. Но сделал большую ошибку – я на самом деле куда круче, чем он думает!

На лице миссис Оррин появилось нерешительное выражение, женщина задумалась, глядя куда-то в угол. Потом вдруг стиснула руки и воскликнула:

– По-моему, ты прав! Да, Клайд, милый, у тебя есть голова на плечах, и порой я в этом нисколько не сомневаюсь, вот как сейчас, например! Так что давай-ка припрячь этот листок до поры до времени!

В эту минуту в дверь позвонили, и супруги удивленно уставились друг на друга. В глазах их появился страх. Наконец Оррин поднялся, пошел открывать.

Первое, что он увидел, приоткрыв дверь, были янтарно-желтые кошачьи глаза и прокопченная на солнце кожа Хосе Ведраса, который стоял на крыльце с печальной улыбкой на губах, держа в руке еще одно письмо. Оррин молча взял его, развернул и принялся читать.

– Подожди здесь! – велел он посланцу и помчался наверх в столовую.

Влетев туда, швырнул письмо на стол перед ошеломленной женой и отрывисто приказал:

– Прочти это, Сильвия!

Она развернула письмо, внимательно пробежала его от начала и до конца и, удивленно вздернув бровь, взглянула на мужа.

– Похоже на какой-то спектакль. Сейчас я, наверное, должна простонать: «Неужели же дошло до этого, Клайд Оррин?!»

– Да, похоже, – вздохнул он.

– Что-то у тебя совсем больной вид, – заботливо нахмурилась она. – А чего, интересно, добивается этот твой людоед? Что ему нужно от тебя?

– А что ему было нужно от этого бедняги Джерри Венделла?

– И в самом деле, – прошептала она. – Думаю, надо позвонить в полицию.

– Для чего? – хмыкнул он.

– Для твоей безопасности, дорогой! Это ведь твоя бессмертная душа сейчас под угрозой! А есть ли способ лучше удержать эту самую душу в твоем замечательном теле?!

– Ты разве ничуть не встревожена, Сильвия? – угрюмо поинтересовался он.

– Дорогой! – томно пропела она. – У меня сердце просто сию минуту выскочит из груди!

Но он слишком хорошо знал эту женщину и сейчас, мрачно покосившись на нее, был совершенно уверен, что втайне она уже готовит себя к роли безутешной вдовы.