Текст книги "Иностранные войска, созданные Советским Союзом для борьбы с нацизмом. Политика. Дипломатия. Военное строительство. 1941—1945"

Одним из главных источников пополнения польских войск офицерами, широко практиковавшимся с первых дней формирования польских войск в СССР, стал советский офицерский корпус. В 1-ю польскую дивизию им. Т. Костюшко потребовалось откомандировать 150 человек из кадров Красной армии – в основном выходцев из западных областей УССР и БССР, знавших польский язык[822]822
  Шинкарев И.И. Указ. соч. С. 38.


[Закрыть]. Правда, эти офицеры выполняли функцию инструкторов, то есть должны были подготовить польские кадры к руководству частями и подразделениями, а не лично замещать командные должности.

Наиболее ценным ресурсом, который использовался в первоочередном порядке, считались советские офицеры польского происхождения. Им предстояло стать проводниками советской политики среди остальных поляков. С конца 1943 и в 1944 г. Главное управление кадров НКО постоянно собирало сведения с фронтов и из военных округов о наличии офицеров тех или иных национальностей: молдаванах, поляках, уроженцах Прибалтики. Однако чаще всего интересовали именно поляки[823]823
  ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 11 454. Д. 172. Л. 2—29.


[Закрыть].

В 1-ю польскую пехотную дивизию было откомандировано 325 офицеров Красной армии[824]824
  Шинкарев И.И. Указ. соч. С. 41.


[Закрыть]. К концу мая 1944 г. в 1-ю Польскую армию было направлено 978 офицеров на должности от начальника штаба армии до командира взвода и еще 351 офицер был откомандирован в резерв 1-й польской армии для восполнения потерь и новых формирований[825]825
  ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 11 456. Д. 808. Л. 145.


[Закрыть]. С июля 1944 г., с развертыванием 2-го польского армейского корпуса, двух новых пехотных дивизий (5-й и 6-й) и десятков новых воинских частей, укомплектование их офицерским составом уже прямо велось за счет ресурсов Наркомата обороны СССР: по нарядам Генерального штаба Красной армии, составлявшимся, в свою очередь, по заявкам польского командования, соответствующие главные управления выделяли потребное количество офицеров, невзирая на их национальность[826]826
  Там же. Ф. 56. Оп. 12 214. Д. 585. Л. 73–74.


[Закрыть]. По состоянию на 27 июля 1944 г. без учета ВВС в 1-ю польскую армию было направлено 4599 советских офицеров, в том числе начальник штаба армии, командир корпуса, 4 командира дивизии, 10 начальников штабов дивизий, 29 командиров полков, 81 командир стрелковых батальонов, 306 командиров стрелковых, пулеметных, противотанковых, минометных рот и 574 командиров взводов разных родов войск[827]827
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 202. Оп. 244. Д. 5. Л. 137–138.


[Закрыть]. В отдельных случаях польское командование в инициативном порядке приглашало в свои ряды перспективных советских офицеров, в дальнейшем утверждая перевод через Уполномоченного Ставки ВГК по иностранным формированиям Г.С. Жукова. Например, такое предложение получил в ноябре 1944 г. непосредственно от главнокомандующего Войском польским М. Роля-Жимерского начальник оперативного отдела штаба 8-й гвардейской армии 31-летний полковник И.А. Толконюк, рекомендованный бывшим сослуживцем последнего, поляком по национальности[828]828
  Толконюк И.А. Указ. соч. С. 248.


[Закрыть].

Изыскание офицеров польского происхождения постепенно становилось все более сложной задачей, и с 1944 г. в польские части откомандировывались русские по национальности офицеры, которым приходилось уже на месте осваивать польский язык. Чаще всего потребный командный состав подбирался из батальонов резерва командного состава, находившихся во внутренних военных округах – Уральском, Южно-Уральском, Киевском, Харьковском, Приволжском[829]829
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 202. Оп. 244. Д. 5. Л. 151.


[Закрыть]. В основном это были офицеры, восстанавливавшиеся после излечения. Преимущество такого способа комплектования было очевидным: на ответственные штатные должности в польские части назначались опытные фронтовики; в то же время они не отрывались от исполнения обязанностей в частях Красной армии.

К концу ноября 1944 г. число советских офицеров, направленных в Войско польское, достигло 9786 человек, причем этнические поляки среди них составляли лишь 10 %[830]830
  ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 11 456. Д. 808. Л. 262.


[Закрыть]. Хотя существовала установка Главного управления кадров НКО в первую очередь назначать на должности поляков, однако таковых просто негде было взять. Чем выше был уровень командования, тем выше был удельный вес советских офицеров. Например, в конце 1944 г. из 159 офицеров и генералов Главного штаба Войска польского 110 являлись военнослужащими Красной армии[831]831
  Stan,czyk H., Zwolin,ski S. Op. cit. S. 184.


[Закрыть].

Сведения о национальном составе советских офицеров, командированных в польскую армию с мая 1943 г. по 20 ноября 1944 г. (без данных Главного управления командующего артиллерией КА)[832]832
  Составлено по: ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 11 456. Д. 808. Л. 223, 226, 227, 228, 232, 233, 234, 235, 236, 237, 257, 262.


[Закрыть]

Материалы таблицы (без учета данных по артиллеристам) подтверждают линию кадровых органов НКО на подбор в польские части по возможности этнических поляков либо украинцев и белорусов. Их удельный вес среди откомандированных был значительно выше, чем среднее представительство этих национальностей в офицерском корпусе Красной армии.

Наибольшую сложность представлял подбор специалистов в технически сложные войска, подготовка которых из числа польских граждан занимала много времени. Особенно дефицитны были старшие офицеры технических родов войск. В таблице, приведенной ниже, представлены сведения на 15,5 тыс. советских офицеров, проходивших службу в Войске польском по состоянию на 15 августа 1945 г. по родам войск.

Данные о советских офицерах в Войске польском по родамвойск на 15 августа 1945 г.[833]833
  Составлено по: ЦАМО РФ. Ф. 2. Оп. 11 569. Д. 174. Л. 153.


[Закрыть]

Прохождение службы советскими офицерами иностранной армии требовало мер правового регулирования. Уже 1 июля 1943 г., после того как в 1-ю польскую пехотную дивизию им. Т. Костюшко были командированы первые 150 советских офицеров, Главным управлением кадров НКО было разработано и введено в действие «Положение о прохождении службы офицерами Красной армии, откомандированными в дивизию имени Костюшко». Прежде всего, оно безусловно оговаривало сохранение за офицерами советского гражданства. Они зачислялись в действующий резерв с сохранением оклада по последней должности в Красной армии. Срок службы в дивизии зачислялся как служба в Красной армии. Офицеры носили польскую военную форму одежды. Вопросами отзыва советских офицеров из дивизии ведал уполномоченный Ставки Верховного главнокомандования по иностранным формированиям.

30 декабря 1944 г. было издано постановление Государственного Комитета Обороны № 7248с, развивающее ранее изданное положение. Согласно документу, советские генералы и офицеры считались откомандированными, продолжая состоять на действительной военной службе в Красной армии. Они сохраняли советское гражданство и не принимали польской военной присяги. В порядке выполнения боевых заданий и приказов, а также несения внутренней службы они подчинялись командованию польской армии и при нарушении воинской дисциплины или совершения воинских преступлений несли ответственность согласно положениям, действующим в польской армии (кроме преступлений, караемых высшей мерой наказания). Польское главное командование своей властью могло присваивать и лишать воинских званий до полковника включительно. Генеральские звания присваивались с согласия Наркомата обороны СССР[834]834
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 202. Оп. 244. Д. 5. Л. 25.


[Закрыть].

Относительно служебного и бытового положения советских офицеров в архивных документах содержится немало свидетельств, что в польских частях они испытывали определенный дискомфорт. Им были чужды польские национальные традиции, они не могли принимать участия в торжествах, важнейшая часть которых была связана с католическим календарем (Пасха, сочельник, Рождество и т. д.). С другой стороны, и советские офицеры воспринимались польскими сослуживцами как соперники, пользующиеся конкурентным преимуществом, хотя это никогда не озвучивалось впрямую. К тому же многие поляки испытывали неприязнь к большевизму и видели в советских офицерах проводников коммунистической идеологии.

Материальное содержание советских офицеров с момента передачи их в распоряжение польского командования было крайне скромным – в среднем 1500 злотых в месяц. Для сравнения: польская домработница при бесплатном питании получала около 1100 злотых. Польская валюта имела более низкую покупательную способность, чем советские рубли. «Наши офицеры, – отмечалось в одном из докладов в ГУК НКО, – работают полуголодными. Кормят очень плохо»[835]835
  ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 11 456. Д. 808. Л. 178.


[Закрыть]. На семьи советских офицеров польским правительством не выделялись пайки, в связи с чем немногие офицеры могли себе позволить приезд семьи из Советского Союза. Кроме того, советские офицеры были лишены возможности конвертировать валюту и отправлять деньги семьям на родину. Лишь в конце 1945 г. по ходатайству в этом отношении начались подвижки.

Польские офицеры, как правило, имели побочные доходы – как легальные (предпринимательство, домашнее хозяйство, поместья), так и нелегальные (поборы, спекуляция), за счет которых они могли «безбедно жить»[836]836
  ЦАМО РФ. Ф. 56. Оп. 12 236. Д. 990. Л. 45.


[Закрыть]. Советские коллеги при аналогичном доходе и отсутствии централизованного снабжения (в Польше сохранялась рыночная экономика) были лишены этих «привилегий», а если «пускались во все тяжкие», то немедленно дискредитировались польским командованием, требовавшим откомандировать таких офицеров.

Большинство советских офицеров не владели польским языком, что, как отмечалось в одном из докладов в апреле 1944 г., «создает для них некоторую трудность в руководстве частями и соединениями»[837]837
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 202. Оп. 244. Д. 5. Л. 101.


[Закрыть]. Один из русских офицеров в своем рапорте о переводе из 2-й польской дивизии «на любой участок фронта» в качестве главного аргумента отмечал: «Польский язык я абсолютно не знаю и не понимаю, что бойцы мне говорят»[838]838
  ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 11 456. Д. 808. Л. 161.


[Закрыть].

В целях устранения этого неудобства создавались группы по изучению польского языка, в которых проводились ежедневные двухчасовые занятия. Со своей стороны польское командование также воспринимало языковую проблему как препятствие к управлению войсками. 20 июня 1944 г. З. Берлинг сообщил И.В. Сталину, что «ведение переписки и отчетности на двух языках требует… значительного увеличения числа переводчиков в штабах и учреждениях», а в войсках – «содержания института двойных заместителей командиров рот, батальонов, полков, дублирования ряда штабных должностей»[839]839
  Там же. Ф. 7. Оп. 30. Д. 732. Л. 158.


[Закрыть]. 21 сентября 1944 г. в языковом вопросе был найден определенный компромисс: приказом главнокомандующего Войском польским М. Роля-Жимерского было определено, что польские мундиры и знаки различия могли носить только те советские офицеры, которые владели польским языком. Остальные носили советскую военную форму. Одновременно отменялась обязанность для советских офицеров изучать польский язык[840]840
  Stan,czyk H., Zwolin,ski S. Op. cit. S. 186.


[Закрыть].

Другим фактом, который также нередко встречается в документах, были случаи ущемления советских офицеров, если они оказывались в меньшинстве среди польских сослуживцев. Один старший лейтенант Красной армии жаловался на то, что был откомандирован в 1-ю польскую армию на должность командира пулеметной роты, однако «здесь мне эту работу не доверяют и держат за штатом, оплачивая нищенскую зарплату»[841]841
  ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 11 456. Д. 808. Л. 162–162 об.


[Закрыть].

Помимо этих фактов, советские кадровые органы отмечали присутствие в польской армии антисемитских настроений, вследствие чего советским офицерам еврейской национальности «приходится работать в плохой обстановке»[842]842
  Там же. Л. 177.


[Закрыть]. Антисемитизм, пришедший из «старой» польской армии, был укоренен в Войске польском весьма сильно. Неприязнь к евреям усиливалась тем, что многие из них занимали должности офицеров культурно-просветительских отделов и являлись коммунистами. Солдаты называли их «еврейскими политруками»[843]843
  Варшавское восстание 1944 г.… С. 416.


[Закрыть]. Наличие командиров и политических работников еврейской национальности существенно снижало доверие со стороны солдатской массы, снижало боевой дух[844]844
  Там же.


[Закрыть]. В целом, как видно из приведенной выше таблицы, фактор антисемитизма принимался во внимание советскими кадровыми органами, которым приходилось ограничивать командирование советских офицеров еврейского происхождения в польскую армию.

Дискриминация и языковой барьер были основными причинами рапортов советских офицеров о переводе обратно, в ряды Красной армии[845]845
  ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 11 456. Д. 808. Л. 162–162 об.


[Закрыть]. Решение об отзыве советских офицеров из польских частей принимал штаб Уполномоченного при Ставке Верховного главнокомандования – сам Г.С. Жуков или его заместитель. Штаб рассматривал все такие просьбы индивидуально и нередко удовлетворял их, давая непосредственное указание командующему 1-й польской армией об отзыве советского офицера и направлении его в распоряжение ГУК КА[846]846
  ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 11 456. Д. 808. Л. 160.


[Закрыть].

Впрочем, встречались и обратные примеры, когда не только этнические поляки, но и русские офицеры просились именно в ряды польской армии. Например, гвардии старший техник-лейтенант В.А. Жуков мотивировал свое ходатайство чувством мести за его зверски замученную гитлеровцами жену-полячку. Иногда поводом для обращения о переводе в польскую армию могло быть просто владение польским языком. Основанием для откомандирования, кроме личной инициативы, офицера было обязательное «совершенное знание ими соответствующего иностранного языка» и «отсутствие возражений со стороны контрольных органов» (то есть спецслужб)[847]847
  Там же. Л. 163, 165, 167.


[Закрыть].

Сразу же после войны Главнокомандование Войска польского взяло курс на то, чтобы как можно скорее отправить советских офицеров в СССР, последовательно заменяя их польскими офицерами, даже несмотря на большую разницу в качестве подготовки и профессиональном опыте. В одном из докладов, направленных в Главное управление кадров НКО 18 сентября 1945 г., обстановка описывалась следующим образом: «Во взаимоотношениях польских офицеров с офицерами Красной армии (особенно в последнее время) яркой красной нитью проходят проявления враждебного отношения к офицерам Красной армии. Часто можно слышать, что теперь в Польше хорошо, еще будет лучше, если не будет офицеров Красной армии… Как правило, в полках, где командиром польский офицер, идет гонение на офицеров Красной армии, польские офицеры их изгоняют»[848]848
  Там же. Ф. 2. Оп. 11 569. Д. 174. Л. 158.


[Закрыть]. Взятый в июле 1945 г. курс на откомандирование из рядов Войска польского советских офицеров чаще всего осуществлялся путем их публичной дискредитации за реальные и мнимые проступки, которые «возводились в квадрат» при малейшем нарушении порядка[849]849
  Там же. Л. 157–158.


[Закрыть]. Справедливости ради следует сказать и о том, что не все советские офицеры, откомандированные в Войско польское, сознавали цели, задачи и обстановку, в которой придется работать. У некоторых из них возникали «отпускные» настроения, в связи с чем, как отмечено в документах, «отдельные офицеры себя компрометируют, пьют и дебоширят»[850]850
  ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 11 456. Д. 808. Л. 177.


[Закрыть].

Советская сторона, напротив, с учетом новой «международной и политической обстановки» в послевоенной Восточной Европе полагала необходимым «на более длительный срок» сохранить присутствие своего офицерского и генеральского состава на всех командных позициях Войска польского под предлогом неготовности польского командного состава к самостоятельному военному строительству[851]851
  Там же. Ф. 2. Оп. 11 569. Д. 174. Л. 160–161.


[Закрыть].

В целом, как отмечалось в докладе работавшего при польском военном министерстве советского полковника Крицкого[852]852
  Инициалы не установлены.


[Закрыть] на имя начальника Главного управления кадров НКО генерал-полковника Ф.И. Голикова, в 1943–1945 гг. «задача по созданию офицерского корпуса Войска польского количественно выполнена, но качественно задача и на сегодняшний день осталась неразрешенной. Офицерский корпус, его низшие звенья – взвод, рота – подготовлены слабо и в политическом отношении не внушают полного доверия»[853]853
  ЦАМО РФ. Ф. 2. Оп. 11 569. Д. 174. Л. 156.


[Закрыть]. Как уже отмечалось, причиной этого были предельно сжатые сроки подготовки и некачественный подбор кадров. Саму же нехватку кадрового офицерского состава в значительной степени обеспечили репрессивные акции советских властей в отношении польских офицеров в предвоенные годы.

Всего с мая 1943 г. по июль 1945 г. в Войско польское было откомандировано 19 679 офицеров Красной армии, среди которых только 3510 человек являлись поляками по национальности[854]854
  Там же. Л. 155.


[Закрыть]. Советские офицеры, которые к началу 1945 г. составляли 53 % командных кадров Войска польского[855]855
  Военные кадры… С. 253.


[Закрыть], безусловно, сыграли ключевую роль как в создании и подготовке современной польской армии, так и в планировании и осуществлении ею успешных боевых операций.

После окончания войны по состоянию на начало октября 1945 г. в Войске польском продолжали службу свыше 15 тыс. советских генералов и офицеров. Они занимали большинство руководящих должностей в военном министерстве, Генеральном штабе Войска польского и в пехоте, где в должностях на уровне командования и штабов армий, дивизий полков резко преобладали советские офицеры и только на уровне командиров батальонов преобладали поляки[856]856
  Например, из 18 командиров пехотных дивизий 17 были советскими офицерами, из 54 командиров пехотных полков – 49, из 54 начальников штаба пехотных полков – 46, из 162 командиров пехотных батальонов – 67 (ЦАМО РФ. Ф. 2. Оп. 11 569. Д. 174. Л. 154).


[Закрыть]. Особенно много советских офицеров было в авиации, танковых войсках и артиллерии. Высвобождение их шло по мере подготовки специалистов польской национальности, а также общего сокращения польской армии.

Таким образом, советское правительство приняло комплекс мер по ускоренной подготовке десятков тысяч офицеров для новых польских воинских формирований. Острая нехватка офицеров заставила искать нестандартные ходы при комплектовании польских частей – в частности, прибегать к массовому откомандированию в польские войска советских офицеров.

Формирование фактически нового офицерского корпуса для союзных Советскому Союзу польских войск в 1943–1945 гг. – тема, на заднем плане которой всегда будет маячить Катынь. Однако даже в современной польской историографии, отнюдь не благосклонной к СССР и России, признается заслуга советских офицеров и военно-учебных заведений в том, что они обучили польских офицеров ведению современной войны, сильно отличавшейся от той, с которой польская армия столкнулась в 1939 г. Не говоря о том, что около тысячи советских офицеров погибло, сражаясь в рядах Войска польского[857]857
  Zamojski J.E. Op. cit. S. 188.


[Закрыть].

При создании польской армии под командованием З. Берлинга советское руководство застраховалось от срыва нового проекта тем, что пресекло любое внешнее воздействие на его реализацию (прежде всего со стороны польского эмигрантского правительства). Это значительно ускорило и упростило формирование польских войск в СССР, но с другой стороны – обеспечило им дефицит легитимности после вступления на польскую землю, где они воспринимались как «советские» польские войска. В этом крылась причина уклонения населения от мобилизации в Войско польское, слабой дисциплины в частях, успешности агитации, осуществлявшейся агентами Армии крайовой.

Советское правительство реализовало комплекс мер по ускоренной подготовке десятков тысяч офицеров для новых польских воинских формирований. Острая нехватка офицеров заставила искать нестандартные ходы при комплектовании польских частей – в частности, прибегать к массовому откомандированию в польские войска советских офицеров.

Исходя из интересов налаживания добрососедских отношений с новой Польшей (политическое и военное руководство которой вовсе не являлось послушной «марионеткой Кремля») советская сторона проявила большую уступчивость в вопросе комплектования польских войск, позволив в конечном итоге вернуться на родину большинству бывших граждан Польши, оказавшихся на территории Советского Союза не по своей воле перед войной, а также и пожелавшим приобрести польское гражданство советским полякам.

Сотни тысяч военнослужащих Войска польского в одном ряду с красноармейцами принимали участие в сражениях последнего периода Великой Отечественной войны, разделив с Красной армией ее тяжести и общую радость победы над германским нацизмом. Несмотря на все перипетии, Войско польское выполнило свою политическую миссию: оно активно участвовало в освобождении родной земли, чем не только помогло ослабленным трехлетней войной войскам Красной армии, но и способствовало утверждению в Польше лояльного Советскому Союзу правительства и обеспечило стране политический вес при обсуждении великими державами ее послевоенных границ.

Глава 9
Чехословацкие воинские формирования (1941–1945)

В предвоенный период СССР придавал взаимодействию с Чехословакией чрезвычайно важное значение[858]858
  Пречан В. Словацкое национальное восстание – наиболее драматичный эпизод словацкой истории // Историк-славист: призвание и профессия: к юбилею В.В. Марьиной. М., 2013. С. 56.


[Закрыть]. Хотя дипломатические отношения между двумя странами были установлены только в 1934 г., уже 16 мая 1935 г. был заключен советско-чехословацкий договор о взаимной помощи, в том числе в военной сфере. Политическую значимость этого договора трудно переоценить. Первый заместитель наркома иностранных дел СССР В.П. Потемкин в мае 1938 г. отметил, что «этот договор не только явился крупным шагом в развитии дружественных советско-чехословацких отношений. Он был ценным вкладом в дело всеобщего мира и коллективной безопасности в Европе»[859]859
  РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1356. Л. 19–20.


[Закрыть]. Закономерно, что заключение договора главные недруги Советского Союза и Чехословакии того времени – Германия и Польша – восприняли весьма негативно[860]860
  Kalvoda J. Czechoslovakia’s Role in Soviet Strategy. Washington, 1978. P. 81; Марьина В.В. Советский Союз и чехо-словацкий вопрос… Кн. 1. С. 18; Айрапетов О.Р. Внешняя политика Советской России и СССР в 1920–1939 годах и истоки Второй мировой войны. М., 2020. С. 274.


[Закрыть].

Однако советско-чехословацкое взаимодействие осложнял внешний, «французский» фактор: стороны условились, что «обязательства взаимной помощи будут действовать» в том случае, если «помощь жертве нападения будет оказана со стороны Франции». С одной стороны, это не противоречило целям СССР, власти которого имели все основания опасаться втягивания в войну с Германией без поддержки Великобритании и Франции[861]861
  Шубин А.В. СССР и Мюнхенский договор 1938 года // Новая и новейшая история. 2018. № 4. С. 36.


[Закрыть], а также соответствовало осторожному подходу Чехословакии в установлении отношений с Советским Союзом[862]862
  Айрапетов О.Р. Указ. соч. С. 274.


[Закрыть] и ее определенной политической зависимости от Франции[863]863
  Прасолов С.И. Чехословакия в европейской политике (1935–1938). М., 1989. С. 16.


[Закрыть].

С другой стороны, наличие «французского фактора» изначально ставило под сомнение эффективность советско-чехословацкого договора в военном плане. Кроме того, препятствием для оказания взаимной помощи было отсутствие общей границы между двумя странами[864]864
  Фирлингер З. Военные усилия чехословацкого народа во второй мировой войне // Славяне. 1943. № 6. С. 10.


[Закрыть]. По этим причинам президент Чехословакии Э. Бенеш, а также, например, польский посол в Москве Ю. Лукасевич рассматривали советско-чехословацкий договор как «подвешенный в воздухе»[865]865
  Карлей М.Дж. «Только СССР имеет… чистые руки»: СССР, коллективная безопасность в Европе и судьба Чехословакии (1934–1938 годы) // Новая и новейшая история. 2012. № 1. С. 16.


[Закрыть]. В годы войны чехословацкие политики прямо говорили об «ослабленной эффективности» договора[866]866
  Шверма Я. Идея славянской солидарности в чешской политике // Славяне. 1944. № 5. С. 13–14.


[Закрыть] и даже называли его «ничего не стоившим»[867]867
  Карлей М.Дж. Указ. соч. С. 77–78.


[Закрыть].

«Французский фактор» на практике сыграл негативную роль в период «мюнхенского сговора» 1938 г., когда Франция не только отказалась предоставлять Чехословакии военную помощь, но и приняла непосредственное участие в этом «сговоре», который привел к уничтожению Чехословацкого государства. В свою очередь, Советский Союз остерегался от того, чтобы предоставить Чехословакии одностороннюю военную помощь против Третьего рейха[868]868
  Lukes I. Stalin and Czechoslovakia in 1938—39: An Autopsy of a Myth // The Munich Crisis, 1938: Prelude to World War II. London– Portland, 1999. P. 37.


[Закрыть]. Как показал опыт гражданской войны в Испании, такая акция была обречена на провал. Проявилась здесь и «географическая» проблема – даже если бы СССР решил направить военные силы на помощь Чехословакии, это было невозможно сделать, так как Польша и Румыния не разрешили бы проход советских войск через свою территорию[869]869
  Айрапетов О.Р. Внешняя политика Советской России и СССР в 1920–1939 годах и истоки Второй мировой войны. М., 2020. С. 370.


[Закрыть].

Еще одной причиной того, почему в 1938 г. не получилось защитить Чехословакию, несмотря на серьезную военную мощь этой страны, был отказ ее руководства и от самостоятельного сопротивления, и от помощи СССР. В итоге в сентябре 1938 г. Чехословакия потеряла значительные территории, а в марте следующего года была ликвидирована как единое суверенное государство. Бенеш подал в отставку и покинул страну.

В любом случае следует высоко оценить роль СССР, который оказался самым надежным союзником Чехословакии и сделал все, что мог, чтобы помочь этой стране[870]870
  Карлей М.Дж. Указ. соч. С. 64, 81–82.


[Закрыть]. Это признавали Э. Бенеш[871]871
  Beneљ E. The Role of Czechoslovakia in the Present World Crisis. New York, 1943. P. 3, 9.


[Закрыть] и министр иностранных дел Чехословакии К. Крофта[872]872
  Шубин А.В. СССР и Мюнхенский договор 1938 года // Новая и новейшая история. 2018. № 4. С. 36.


[Закрыть]. Советский Союз стоял на позициях непризнания ликвидации Чехословакии как государства. В Москве продолжало функционировать посольство этой страны во главе с З. Фирлингером. Без ответа осталось полученное по почте из Братиславы официальное уведомление о создании независимого (фактически – марионеточного) Словацкого государства[873]873
  Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. 1939–1941 гг. М., 1999. С. 208.


[Закрыть].

Ситуация изменилась в связи с поворотом в советской внешней политике и подписанием советско-германского пакта о ненападении 23 августа 1939 г.[874]874
  Немечек Я. Указ. соч. С. 389.


[Закрыть] В сентябре 1939 г. СССР полностью признал Словацкое государство. В декабре того же года З. Фирлингер был лишен дипломатического статуса[875]875
  Korbel J. The Communist Subversion of Czechoslovakia, 1938–1948: The Failure of Coexistence. Princeton, 1965. P. 39–40.


[Закрыть] и затем покинул СССР[876]876
  Марьина В.В. Восстановление Чехословацкого государства: международные аспекты (1939–1945 гг.) // Чехия и Словакия в XX в. Кн. 1. М., 2005. С. 392.


[Закрыть]. Тем не менее, хотя установление дипотношений со Словакией может выглядеть как «темное пятно» в советской внешней политике 1939–1941 гг.[877]877
  Марьина В.В. Советский Союз и чехо-словацкий вопрос… С. 292.


[Закрыть], для такого шага были веские практические причины: к осени 1939 г. СССР лишился своих посольств в Вене, Праге, Варшаве, и поэтому создание его официального представительства в Словакии облегчало задачу получения информации о положении дел в этой части Европы, а также давало возможность прямых (хотя и тайных) контактов с коммунистическим подпольем[878]878
  Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. 1939–1941 гг. М., 1999. С. 211–212.


[Закрыть].

После ликвидации Чехословацкого государства и аннексии Чехии гитлеровской Германией часть ее жителей, в том числе военнослужащих бывшей армии Чехословакии, бежала из страны. Одним из главных мест назначения стала Польша, где в итоге оказалось до 10 тыс. чехословацких беженцев[879]879
  Марьина В.В. Советский Союз и чехо-словацкий вопрос… Кн. 1. С. 201.


[Закрыть]. Польская сторона не имела четкого видения того, как поступить с ними. Беженцев часто арестовывали за незаконное пересечение границы или передавали германским органам безопасности[880]880
  Binar A. Československэ vojenskэ odboj… S. 8.


[Закрыть]. В июле 1939 г. лидеры чехословацкой эмиграции констатировали, что в Польше отсутствуют благоприятные условия для воссоздания большого чехословацкого военного подразделения[881]881
  Richter K. Československэ zahraničnэ odboj, 1939–1945. 1939–1945. Praha, 1985. S. 12.


[Закрыть]. По этой причине большинство военных эмигрантов было перевезено во Францию[882]882
  70. vэročн bitvy u Sokolova, 1. čs. armбdnн sbor v SSSR. Praha, 2013. S. 4.


[Закрыть].

К моменту нападения Германии на Польшу на польской территории оставалось около 900 чехословацких военнослужащих[883]883
  70. vэročн bitvy u Sokolova… S. 4.


[Закрыть]. После начала войны отношение к ним со стороны польских властей резко изменилось. 3 сентября 1939 г. декретом президента Польши И. Мосцицкого было официально утверждено создание Чешского и словацкого легиона в рамках Польской армии[884]884
  Brod T., Čejka E. Na Zбpadnн frontě. Praha, 1965. S. 537.


[Закрыть]. Однако невооруженный легион, предоставленный сам себе, не мог принять значимого участия в войне. К 14 сентября 1939 г. легион находился около Тарнополя[885]885
  Szota W. Z dzejуw Legionu Czechosłowackiego w Polsce // Polsko-Czechosłowackie braterstwo broni w Drugiej wojnie sTwiatowej, 1939–1945. Warszawa, 1960. S. 16.


[Закрыть]. Его командир генерал Л. Прхала отбыл в Румынию (всего в эту страну перешли 115 чехословацких военнослужащих[886]886
  Binar A. Československэ vojenskэ odboj… S. 11.


[Закрыть]), а заместитель Прхалы подполковник Л. Свобода, принявший командование большей частью легиона, решил перейти с вверенными ему войсками на территорию СССР. С согласия чехословацкого посла в Польше Ю. Славика он договорился об этом с советским военным атташе в Польше полковником П.С. Рыбалко[887]887
  Richter K. Vбlka začala v Polsku: Utajovanб fakta o německo-sovětskй agresi. Praha, 2004. S. 293–294. П.С. Рыбалко впоследствии стал известным советским военачальником периода Великой Отечественной войны (маршал бронетанковых войск).


[Закрыть].

В итоге на территорию СССР перешли до 803 чехословацких военнослужащих. Этнический состав их был таким: чехи – 75 %, евреи – 15 %, словаки – 10 %[888]888
  Emmert F. Československэ zahraničnн odboj za 2. Světovй vбlky na Zбpadě. Brno, 2012. S. 36.


[Закрыть]. Немцев и венгров среди перешедших в СССР легионеров не было, русин – практически тоже (в апреле 1940 г. в Оранском лагере для интернированных (Горьковская область) было учтено всего два украинца, то есть русина)[889]889
  Марьина В.В. Советский Союз и чехо-словацкий вопрос… Кн. 1. С. 220. Чехословакия была многонациональным государством. При этом в предвоенный период ни один этнос не составлял подавляющего большинства: около 45 % ее населения – чехи, по 20 с небольшим процентов – словаки и немцы, а также небольшие группы венгров, евреев и русин (жители Закарпатской Украины или Прикарпатской Руси, входившей в состав Чехословакии до июня 1945 г.; впоследствии в СССР русин рассматривали как представителей украинского народа).


[Закрыть].

В СССР воины Чешского и словацкого легиона были отделены от основной массы интернированных польских военнослужащих. Им были предоставлены более благоприятные условия содержания, чем полякам[890]890
  Ерин Д.А., Рубцов Д.И., Филимонов И.А. Организация содержания интернированных военнослужащих Чехословацкого легиона в Суздальском лагере НКВД СССР (1940–1941 годы) // Ведомости уголовно-исполнительной системы. 2021. № 7. С. 71.


[Закрыть]. Легионеры имели возможность уехать из Советского Союза, а те, кто хотел остаться, могли поселиться в различных регионах страны, где им предоставляли работу[891]891
  Марьина В.В. Чехословацкий легион в СССР. С. 70–71.


[Закрыть]. Несмотря на предложения советских органов госбезопасности об изоляции антисоветски настроенного чехословацкого офицерского состава[892]892
  РГВА. Ф. 1п. Оп. 4 в. Д. 9. Л. 7.


[Закрыть], этого сделано не было.

Так как до сентября 1939 г. советские нормативно-правовые акты непосредственно не регулировали правовое положение интернированных лиц, теперь эти акты были скорректированы с учетом специфики нового «контингента»[893]893
  Там же. Ф. 3п. Оп. 1. Д. 1. Л. 125; Richter K. Československэ zahraničnэ odboj. S. 25–26; Ерин Д.А., Рубцов Д.И., Филимонов И.А. Указ. соч. С. 65–67, 69.


[Закрыть]. Тем не менее неясность со статусом чехословаков сохранялась – ввиду отсутствия официальных отношений между СССР и эмигрантским правительством Чехословакии интернированные не знали, санкционировано ли их пребывание в Советском Союзе этим правительством[894]894
  РГВА. Ф. 1п. Оп. 4 в. Д. 9. Л. 4.


[Закрыть].

Чехословацкие легионеры в СССР сохраняли свою структуру как воинское формирование. В Оранском лагере, где находились чехословаки, при подполковнике Л. Свободе работал штаб, ежедневно издававший распоряжения и приказы, которые зачитывались офицерами на поверке. По мнению руководства лагеря, у чехословаков шла «подготовка и сколачивание боевой единицы»[895]895
  Там же. Ф. 3п. Оп. 1. Д. 1. Л. 125.


[Закрыть].

Чехословацкое командование старалось поддерживать среди интернированных патриотические настроения, к чему советские власти относились достаточно лояльно. Так, в ноябре 1940 г. было дано указание, что «исходя из общей установки взаимоотношений с интернированными» в вывешивании чехословацких флагов и портретов президентов Т.Г. Масарика и Э. Бенеша в комнатах, где жили интернированные, «нет ничего предосудительного с политической точки зрения и с точки зрения ущемления их национальных чувств»[896]896
  РГВА. Ф. 3п. Оп. 2. Д. 3. Л. 244, 260–260 об.


[Закрыть].

Для массы интернированных чехословаков была характерна атмосфера безнадежности, неизвестности относительно своей дальнейшей судьбы[897]897
  См.: Там же. Ф. 1п. Оп. 4 в. Д. 9. Л. 4, 67; Там же. Ф. 3п. Оп. 2. Д. 3. Л. 192–193.


[Закрыть]. Постепенно среди них возникло расслоение по политическому признаку на три основные группы: прозападно настроенные «французы» (около 60 % личного состава), просоветские «звездари» (20–30 %) и остальные, занявшие выжидательную позицию. Рядовой состав в целом был настроен более просоветски, из-за чего конфликтовал с офицерами[898]898
  См.: Там же. Ф. 1п. Оп. 4 в. Д. 9. Л. 3–4, 7, 67; Там же. Оп. 5а. Д. 1. Л. 40; Там же. Ф. 3п. Оп. 1. Д. 1. Л. 125–126; Там же. Оп. 2. Д. 3. Л. 192–193, 221.


[Закрыть]. Офицеры открыто выражали антисоветские настроения[899]899
  Там же. Ф. 3п. Оп. 1. Д. 1. Л. 125.


[Закрыть]. Имелись также проявления этнического шовинизма, антисемитизма, религиозные трения и другие «нездоровые явления»[900]900
  Za svobodu Československa. Sv. 1. S. 110.


[Закрыть].

В течение первых месяцев пребывания чехословаков в СССР советские власти не проводили среди них политической работы[901]901
  Марьина В.В. Советский Союз и чехо-словацкий вопрос… Кн. 1. С. 213; Марьина В.В. Чехословацкий легион в СССР. С. 61.


[Закрыть], но в январе 1940 г. она была развернута с целью улучшить отношение чехословаков к СССР. «Легионеров» стали регулярно снабжать советскими газетами; в лагерь также была направлена литература на чешском и других иностранных языках. Среди интернированных проводили «разъяснение вопросов международного положения и внешней политики советского правительства». Кроме того, были ограничены политико-пропагандистские полномочия чехословацкого командования и запрещено слушание зарубежного радио. Эта деятельность имела положительный эффект, особенно среди рядового состава. Реакция же офицерского состава была резко негативной, так как оно пыталось сохранить среди интернированных принятую в Чехословацкой армии аполитичность[902]902
  РГВА. Ф. 1п. Оп. 4 в. Д. 9. Л. 7, 37, 51, 60; Там же. Оп. 5а. Д. 1. Л. 21, 39–41; Там же. Ф. 3п. Оп. 2. Д. 3. Л. 204, 206, 244, 260–260 об.


[Закрыть].

Со временем настроение интернированных несколько улучшилось, особенно у рядового состава, в том числе из-за начатой отправки во Францию и на Ближний Восток. Положительное отношение к этому было обусловлено выраженным у значительной части чехословаков намерением отъезда из СССР, чтобы воевать против Германии за свою республику[903]903
  Там же. Ф. 1п. Оп. 4 в. Д. 9. Л. 37, 51, 60; Там же. Ф. 3п. Оп. 1. Д. 1. Л. 125.


[Закрыть]. К 6 мая 1941 г. за границу было отправлено 639 человек[904]904
  Ерин Д.А., Рубцов Д.И., Филимонов И.А. Указ. соч. С. 70.


[Закрыть], то есть 80 % личного состава интернированных.

В 1940 г. началось неофициальное восстановление отношений между СССР и чехословацким правительством в изгнании[905]905
  Kalvoda J. Op. cit. P. 121; Поп И.И. Указ. соч. С. 15.


[Закрыть], которое находилось в Лондоне во главе с вернувшимся в политику Э. Бенешем. В том числе было возобновлено сотрудничество в сфере разведки: разведслужбы в условиях отсутствия дипотношений играли важную политико-дипломатическую роль[906]906
  Марьина В.В. Советский Союз и чехо-словацкий вопрос… Кн. 1. С. 287.


[Закрыть]. В апреле 1941 г. в Москву прибыла неофициальная чехословацкая военная миссия во главе с полковником Г. Пикой. Хотя она имела неофициальный характер, это был значительный шаг вперед[907]907
  Nemeček J. Edvard Beneљ a Sovětskэ Svaz, 1939–1940 // Slovanskй historickй studie 23. Praha, 1997. S. 192.


[Закрыть].