Текст книги "Иностранные войска, созданные Советским Союзом для борьбы с нацизмом. Политика. Дипломатия. Военное строительство. 1941—1945"

Глава 10
Югославские воинские части, сформированные при участии СССР, и советская военно-техническая помощь Народно-освободительной армии Югославии (1943–1945)

В ходе Сталинградской битвы, зимой 1942/43 г., в советский плен попали более 700 военнослужащих 369-го усиленного хорватского пехотного полка (так называемого «Хорватского легиона»), воевавшего в рядах вермахта[1290]1290
  Pojic, M. Op. cit. S. 82.


[Закрыть] (изначально численность полка составляла 3895 человек[1291]1291
  Романько О.В. Хорватские добровольческие формирования на советско-германском фронте (1941–1943) // Военно-исторический архив. 2011. № 9. С. 73, 76.


[Закрыть], однако к январю 1943 г. его ряды сильно поредели). В плен попал в том числе подполковник М. Месич – командир артиллерийского дивизиона, который в январе 1943 г., перед сдачей в плен, принял командование всем полком[1292]1292
  Муромцева Л.Х. История боевых действий советских войск против хорватских формирований на советско-германском фронте в годы Великой Отечественной войны (1941–1943 гг.): Дис. … канд. ист. наук. Воронеж, 2021. С. 252.


[Закрыть]. В июне того же года Месич был переведен в офицерский лагерь в Суздале, а затем – в Красногорске. В этих лагерях уже находились военнопленные хорваты из итальянской и венгерской армий, а также словенцы из вермахта[1293]1293
  Pojic, M. Op. cit. S. 82.


[Закрыть].

Инициаторами формирования воинской части в СССР следует считать посла Югославии С. Симича, который направил несколько обращений в советский Наркомат иностранных дел, «зондируя почву о возможности сформировать югославскую воинскую часть из числа военнопленных, содержащихся в лагерях на территории СССР», югославских коммунистов-политэмигрантов, находившихся в СССР[1294]1294
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 210. Оп. 252. Д. 4. Л. 31.


[Закрыть]. Летом 1943 г. несколько сот пленных обратились к советскому правительству с просьбой направить их в созданную в СССР чехословацкую воинскую часть[1295]1295
  Семиряга М.И. Указ. соч. С. 56.


[Закрыть], а некоторые из них в беседах с советскими представителями просили направить их в Красную армию[1296]1296
  РГАСПИ. Ф. 83. Оп. 1. Д. 29. Л. 79.


[Закрыть].

Уполномоченный советского правительства по иностранным формированиям Г.С. Жуков в своей докладной записке, направленной на имя Л.П. Берии 5 октября 1943 г., предлагал «спросить предварительно у чехов, желают ли они включить югославов в свою бригаду», и даже полагал, «что они возражать против этого не будут» (показательно, что посол Чехословакии в СССР З. Фирлингер из общения с С. Симичем был в курсе идеи о формировании югославской воинской части)[1297]1297
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 210. Оп. 252. Д. 4. Л. 31–32.


[Закрыть].

В октябре 1943 г. по указанию Г.М. Маленкова для бесед с югославскими военнопленными «в связи с поданным ими заявлением о вступлении в чехословацкую бригаду» в Красногорский лагерь был направлен Уполномоченный Ставки по иностранным военным формированиям Г.С. Жуков. Прежде всего он выяснил, что заявление о вступлении именно в чехословацкую бригаду пленные подали только потому, что «не надеялись на благоприятное разрешение их ходатайства о сформировании отдельной югославской части»[1298]1298
  РГАСПИ. Ф. 83. Оп. 1. Д. 29. Л. 78–79.


[Закрыть].

Сделанные Г.С. Жуковым выводы были положительными. 17 октября 1943 г. он сообщил Г.М. Маленкову, что он и его помощники опросили 196 югославов, которые единодушно заявили «о своем желании бороться с немцами и готовности поддерживать борьбу народно-освободительной армии». Жуков отметил, что, «по данным НКВД СССР, настроение югославов хорошее»[1299]1299
  Имелась в виду армия под командованием И.Б. Тито, действовавшая в Югославии.


[Закрыть]. Закономерно, что у советского руководства могли вызывать опасение этнические противоречия среди югославов, поэтому Жуков подчеркнул, что в лагере военнопленных «розни между сербами и хорватами не отмечается» (об этом говорили данные НКВД и подтвердили при в беседах «сами сербы и хорваты»). Кроме того, югославские офицеры, как хорваты, так и сербы (21 человек), единодушно заявили, «что они хотели бы, чтобы этой частью командовал подполковник Месич». Жуков, очевидно, полагал это возможным не только по причине того, что пленные «в подавляющем большинстве характеризовали Месич[а] как храброго и волевого офицера», но и потому, что «агентурным путем и беседами… установлено, что Месич настроен против немцев и будет воевать против них»[1300]1300
  РГАСПИ. Ф. 83. Оп. 1. Д. 29. Л. 79, 88.


[Закрыть].

Г.С. Жуков инициировал подачу югославскими военнопленными заявления, адресованного советскому правительству, о создании отдельной югославской воинской части («своего югославского отряда»), которое подписали 347 человек. Жуков сообщил Г.М. Маленкову о целесообразности удовлетворить это ходатайство, а Л.П. Берии – что считал бы целесообразным сформировать отдельный югославский батальон, поручив НКИД дать согласие С. Симичу на удовлетворение его просьбы о югославских формированиях[1301]1301
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 210. Оп. 252. Д. 4. Л. 31; РГАСПИ. Ф. 83. Оп. 1. Д. 29. Л. 79–80, 84.


[Закрыть]. Таким образом, еще одним формальным базисом, кроме собственно заявления военнопленных, считалось обращение посла Симича, хотя, очевидно, их следует рассматривать как его личную инициативу, а не волеизъявление югославского эмигрантского правительства.

Власти СССР решили, что на территории страны имеется достаточное число югославов, пригодных с политической и психологической точки зрения для вступления в создаваемую воинскую часть[1302]1302
  Popovic, N.B. Op. cit. S. 240.


[Закрыть]. В октябре 1943 г. в лагерях военнопленных находились 1019 югославов, из них – 375 хорватов, 241 серб, 120 словенцев и 283 человека «неучтенной национальности». Г.С. Жуков сообщал, что «большинство их было насильственно мобилизовано немцами, венграми, итальянцами и румынами, как в части, так и в строительные организации». Кроме того, на территории СССР было учтено до 500 бывших югославских граждан – в основном политэмигрантов[1303]1303
  РГАСПИ. Ф. 83. Оп. 1. Д. 29. Л. 79–80.


[Закрыть].

Однако с политико-правовой точки зрения решение вопроса о создании югославской воинской части осложнялось не только тем, что Югославия была ликвидирована как государство, но и отсутствием единства среди ее антинацистских сил: параллельно действовали королевское правительство в изгнании, на территории страны представленное четническим движением Д. Михайловича (Югославское войско в Отечестве, ЮВвО)[1304]1304
  16 ноября 1941 г. Д. Михайлович объявил, что он назначен эмигрантским правительством верховным главнокомандующим всеми вооруженными силами на оккупированной территории Югославии и будет руководить ими в соответствии с той присягой, которую он дал королю. 11 января 1942 г. Михайлович был введен в состав нового эмигрантского правительства как министр армии и флота (Стругар В. Югославия в огне войны, 1941–1945. М., 1985. С. 53; Тимофеев А.Ю. Четники. Королевская армия. М., 2012. С. 64).


[Закрыть], и партизанские отряды (позднее – Народно-освободительная армия Югославии, НОАЮ) под командованием коммуниста И.Б. Тито. К концу октября 1941 г. во взаимоотношениях этих сил усилился разлад. Кроме того, резко осложнились отношения между народами Югославии (в первую очередь из-за антисербской политики властей «Независимого государства Хорватии»). Пожалуй, из всех стран Европы в годы Второй мировой войны ситуация в Югославии была самой многомерной и запутанной. Российско-сербский историк А.Ю. Тимофеев цитирует слова очевидца и участника югославских событий того времени: «В одно и то же время, на одной, такой маленькой территории, одни и те же люди имели столько разных, совсем противоположных мнений, политик и линий поведения»[1305]1305
  Тимофеев А.Ю. Четники. С. 94, 147–148.


[Закрыть].

Одним из главных препятствий было то, что для создания югославской воинской части в СССР отсутствовала юридическая основа. Дипломатические отношения между двумя странами были установлены только в июне 1940 г. Советско-югославский договор о дружбе и ненападении, заключенный 5 апреля 1941 г. (за один день до нападения на Югославию гитлеровской Германии), не содержал положений о взаимной военной помощи. После поражения и ликвидации Югославского государства СССР в одностороннем порядке «приостановил» дипломатические отношения с правительством этой страны, а затем, в июле 1941 г., их восстановил и пытался сблизиться с эмигрантским правительством и повстанческими силами Д. Михайловича[1306]1306
  Тимофеев А.Ю. Русский фактор. С. 234–235.


[Закрыть] (в этот период советская пропаганда давала четническому движению положительную оценку, рассматривая четников как искренних партизан, борцов с нацизмом[1307]1307
  Коларов В. Народы Югославии в борьбе за свободу и национальную независимость // Коммунистический Интернационал. 1941. № 8. С. 43, 45.


[Закрыть]; не выступала с критикой четников и радиостанция «Свободная Югославия», находившаяся под контролем Исполкома Коминтерна и вещавшая из Тбилиси на южнославянских языках[1308]1308
  Тимофеев А.Ю. Русский фактор. С. 263.


[Закрыть]).

К весне 1942 г. идея о заключении между СССР и эмигрантским правительством Югославии нового договора была близка к воплощению в жизнь. Формально с таким предложением первой выступила югославская сторона, стремившаяся таким образом «обуздать коммунистических партизан». СССР также был заинтересован в подписании договора. Однако, как выяснилось в ходе визита В.М. Молотова в Великобританию летом 1942 г., на пути советско-югославской договоренности было серьезное препятствие – нежелание Лондона, чтобы такой договор был подписан (ситуация, схожая со сложившейся в этот период в советско-чехословацких отношениях). Хотя В.М. Молотов попытался убедить британского министра иностранных дел А. Идена, что речь идет о совершенно особом случае – продолжении договора, который уже был подписан до войны, – в итоге югославское эмигрантское правительство отказалось от этой инициативы, и новый договор заключен не был[1309]1309
  Там же. С. 235–237.


[Закрыть].

Сотрудничества между советским и югославским правительствами не получилось и по вопросу создания на территории СССР югославской воинской части. Когда Советский Союз обратился к эмигрантскому правительству с таким предложением, то получил отказ, мотивированный тем, что военнопленные югославы нарушили присягу и поступили на службу к немцам[1310]1310
  Картавый С.Н. Создание в СССР… С. 78.


[Закрыть]. Эмигрантское правительство не только отказалось участвовать в создании югославских воинских частей в СССР, но и препятствовало реализации подобных инициатив[1311]1311
  Семиряга М.И. Указ. соч. С. 69.


[Закрыть]. Еще в 1942 г. военный атташе Югославии в Москве подполковник М. Лозич выдвинул идею о формировании югославской авиаэскадрильи в сотрудничестве с СССР[1312]1312
  См.: АВП. Ф. 06. Оп. 6. П. 58. Д. 795. Л. 2–3.


[Закрыть], однако эта идея эмигрантским правительством поддержана не была[1313]1313
  Кукобат И. Указ. соч. С. 40.


[Закрыть]. Было отвергнуто и предложение С. Симича о создании в Советском Союзе югославской воинской части[1314]1314
  Правда. 1944. 11 марта.


[Закрыть].

Причиной такого отношения было не только британское влияние на эмигрантское правительство, но и в целом негативное отношение к СССР со стороны югославских политических деятелей, включая ведущих дипломатов[1315]1315
  Тимофеев А.Ю. Русский фактор. С. 254–256.


[Закрыть].

В итоге решение создать югославскую воинскую часть было принято руководством СССР по собственному усмотрению, с использованием в качестве юридического основания лишь «ходатайства военнопленных германской, итальянской и венгерской армий югославских национальностей»[1316]1316
  РГАСПИ. Ф. 83. Оп. 1. Д. 29. Л. 89.


[Закрыть], без каких-либо договоренностей с эмигрантским правительством Югославии и в независимости от его мнения[1317]1317
  Картавый С.Н. Создание в СССР… С. 78.


[Закрыть].

Хорватский историк М. Пойич считает, что к значимости заявления военнопленных о создании югославской воинской части «надо относиться достаточно осторожно», так как формирование иностранных войск и так уже «являлось направлением политики СССР»[1318]1318
  Pojic, M. Op. cit. S. 82.


[Закрыть]. На наш взгляд, волеизъявление пленных, наоборот, было критически важным как формальная основа для принятия соответствующего решения советским руководством.

Постановлением ГКО от 17 ноября 1943 г. было приказано сформировать отдельный югославский пехотный батальон общей численностью 1200 человек (изначально предполагалось даже до 1500 человек), о чем 24 ноября Г.С. Жуков сообщил М. Месичу[1319]1319
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 210. Оп. 252. Д. 4. Л. 38; ЦАМО РФ. Ф. 19. Оп. 11 539. Д. 46. Л. 73 (Источник: https:// mil.ru/files/files/foreign_formations/index.html#page/18; дата обращения: 25.05.2023); Военные кадры Советского государства… С. 267.


[Закрыть].

Цели советского правительства в отношении создания югославской воинской части были в первую очередь политическими – показать единство СССР и антигитлеровских сил Югославии, которое «стало серьезным военным и политическим фактором»[1320]1320
  ГАРФ. Ф. 6646. Оп. 1. Д. 4. Л. 25.


[Закрыть]. В лице этого формирования Советский Союз также получал собственный военно-политический инструмент «в югославской игре», который мог сыграть свою роль и в решении послевоенной судьбы Югославии. В 1943 г. эта судьба оставалась неясной, в том числе были туманны и перспективы прокоммунистического народно-освободительного движения И.Б. Тито. Хотя уже осенью 1942 г. власти СССР признали, что они смогли установить контакт с югославскими партизанами, однако оперативная и регулярная информация о них в Москву не поступала[1321]1321
  Гибианский Л.Я. Югославский вопрос в антигитлеровской коалиции и позиция СССР (1941–1942 гг.) // Вопросы социальной, политической и культурной истории Юго-Восточной Европы. М., 1984. С. 244.


[Закрыть]. Глава советской военной миссии в Югославии Н.В. Корнеев вспоминал, что в 1943 г. имевшиеся в СССР сведения о национально-освободительной борьбе югославского народа были далеко не полными, в том числе даже «представители Югославии в Москве… мало знали о действительном положении дел в их стране»[1322]1322
  Советские вооруженные силы в борьбе за освобождение народов Югославии. М., 1960. С. 201.


[Закрыть].

Советский военный историк И.И. Шинкарев сделал вывод, что целью правительства СССР в создании югославских формирований было участие последних в боевых действиях против германских войск[1323]1323
  Шинкарев И.И. Указ. соч. С. 136–137.


[Закрыть]. На наш взгляд, эта цель не была основной, ввиду малой численности югославского батальона (впоследствии – бригады). Тем не менее она в планах СССР присутствовала и играла важную роль, ведь советское руководство рассматривало югославское народно-освободительное движение как «слабо организованную группу». Действительно, несмотря на то что уже в 1943 г. численность НОАЮ достигла 300 тыс. человек, ее боеспособность была низкой[1324]1324
  Костин А.А. Отношение Вашингтона к участию Красной армии в освобождении Югославии // Ослобођење Београда: Зборник радова. Бе-оград, 2010. С. 261–262.


[Закрыть]. По советским оценкам, к 1 июля 1944 г. более трети личного состава НОАЮ не имели оружия, у армии не было авиации, танков, зенитных, противотанковых средств борьбы, отсутствовала тяжелая и имелся недостаток горной артиллерии, а также было слабо налажено управление («верховный штаб руководит войсками больше политически, чем оперативно… Армия отлично умеет вести партизанскую войну, но слабо знает и применяет формы современного боя и операций… В армии нет достаточного количества обученных и подготовленных кадров генеральского и офицерского состава, а также специалистов различных родов войск»)[1325]1325
  РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1371. Л. 23, 34.


[Закрыть]. Даже после перелома во Второй мировой войне, летом 1944 г., для народно-освободительного движения в Югославии в целом складывалась тяжелая ситуация[1326]1326
  Petranovic, B. Op. cit. S. 622.


[Закрыть]. В начале 1945 г., несмотря на поступавшую от СССР и западных союзников помощь, большинство соединений НОАЮ все еще имело вооружение устаревших образцов[1327]1327
  Шинкарев И.И. Указ. соч. С. 156.


[Закрыть]. Поэтому югославские формирования, созданные в СССР, должны были служить ядром и образцом для формирования послевоенной югославской армии (как и многие другие иностранные воинские части, сформированные на территории Советского Союза).

После создания 1-го югославского батальона отношение к этому начинанию со стороны эмигрантского правительства осталось прохладным. Однако его участие и не требовалось, так как, во-первых, решение о создании югославской воинской части было принято Советским Союзом самостоятельно и, кроме того, отношения между СССР и югославским эмигрантским правительством неуклонно ухудшались уже со второй половины 1942 г.[1328]1328
  Тимофеев А.Ю. Русский фактор. С. 238.


[Закрыть]

Во-вторых, на политической сцене появился новый актор. Решение о создании в СССР югославской воинской части совпало по времени с признанием Советским Союзом Национального комитета освобождения Югославии (НКОЮ), созданного в конце ноября 1943 г. под председательством И.Б. Тито, как «временного правительства» этой страны[1329]1329
  Правда. 1943. 14 декабря. С. 2.


[Закрыть].

Советский Союз всеми мерами способствовал укреплению авторитета НКОЮ, сыграв главную роль в обретении им международного признания[1330]1330
  Фельдман Д.И. Из истории международного признания Национального комитета освобождения Югославии // Вопросы истории. 1955. № 12. С. 97–98, 100.


[Закрыть]. Ярким проявлением такой поддержки была официальная реакция СССР на просьбу И.Б. Тито, переданную в сентябре 1944 г., о вступлении Красной армии на территорию Югославии[1331]1331
  Гиренко Ю.С. Указ. соч. С. 85.


[Закрыть]. Дело было изображено так, будто по данному поводу не Тито просил СССР, а советское командование «обратилось за разрешением» к НКОЮ и верховному командованию НОАЮ, а те согласились «удовлетворить просьбу» СССР. Эта версия имела целью оказать силам во главе с Тито, наряду с прямой военной помощью, политическую поддержку. Одновременно посылался сигнал западным союзникам, предостерегавший их от высадки в Югославии без согласия нового режима и тем более в противовес ему[1332]1332
  Югославия в XX веке… С. 497–498.


[Закрыть], а также от попыток передать власть в Югославии эмигрантскому правительству И. Шубашича[1333]1333
  Гибианский Л.Я. Советский Союз и новая Югославия, 1941–1947 гг. М., 1987. С. 121.


[Закрыть].

В свою очередь, руководство НКОЮ и НОАЮ взяло курс на присоединение к «советскому лагерю»[1334]1334
  Бајић П.Ђ. Указ. соч. С. 2.


[Закрыть], в том числе сыграв важную роль в процессе создания в СССР югославских воинских частей. 1-й югославский батальон получил признание со стороны НКОЮ в качестве самостоятельной воинской части НОАЮ[1335]1335
  Шинкарев И.И. Указ. соч. С. 137–138.


[Закрыть]. В феврале 1944 г. И.Б. Тито в своем приветствии в адрес батальона отметил, что тот будет «достойно представлять… Народно-освободительную армию Югославии на поле боя». Соратник Тито, председатель Антифашистского вече народного освобождения Югославии И. Рибар, в унисон призывал воинов батальона «держать высоко знамя… Народно-освободительной армии». Принадлежность батальона к НОАЮ отмечали в своих выступлениях и документах представители Всеславянского антифашистского комитета, в том числе его председатель А.С. Гундоров[1336]1336
  ГАРФ. Ф. 9564. Оп. 1. Д. 52. Л. 1 об.; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 247. Л. 49; Славяне. 1944. № 2. С. 39.


[Закрыть].

Причина признания батальона со стороны И.Б. Тито является дискуссионным вопросом. Некоторые историки считают такое решение проявлением не только политического прагматизма Тито, с чем можно согласиться, но и его «антисербских настроений»[1337]1337
  Рuretic, V. Saveznici i jugoslovenska ratna drama. Kn. II. Beograd, 1985. S. 198.


[Закрыть]. Видимо, подразумевается, что югославская воинская часть в СССР, набранная в основном из хорватов и словенцев, могла стать противовесом четникам Д. Михайловича (в основном сербам по национальности). Однако для такого вывода нет оснований, так как вплоть до приезда в СССР военной миссии НКОЮ в апреле 1944 г. титовское руководство имело слабое представление о личном составе 1-го югославского батальона. По воспоминаниям известного югославского политического деятеля М. Джи-ласа, в НКОЮ и НОАЮ «не могли представить себе, откуда в Советском Союзе могло взяться такое большое число югославов»[1338]1338
  Джилас М. Указ. соч. С. 46.


[Закрыть]. На наш взгляд, признав сформированную в СССР югославскую воинскую часть, Тито прежде всего просто согласился с решением, уже принятым руководством СССР. Возможно, у него имелся расчет на реальную военную помощь этого формирования (по крайней мере, до того, как он узнал о характеристиках его личного состава) – хорошо обученного и экипированного советскими властями. Тито и его соратники осознавали слабость НОАЮ (об этом, в частности, открыто говорил Джилас в Москве в апреле 1944 г.[1339]1339
  АВП. Ф. 06. Оп. 6. П. 58. Д. 799. Л. 18.


[Закрыть]).

Тем не менее в статусе югославского батальона имелись противоречия. С одной стороны, командование батальона уже в декабре 1943 г. признало И.Б. Тито как Верховного главнокомандующего, а сам батальон – как «отдельную часть Югославской народно-освободительной армии, действующей на советско-германском фронте»[1340]1340
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 210. Оп. 252. Д. 4. Л. 47, 49.


[Закрыть]. Такое признание нашло отражение и в присяге, которую батальон принял 12 марта 1944 г.[1341]1341
  Шинкарев И.И. Указ. соч. С. 140.


[Закрыть] Кроме того, М. Месич и Д. Георгиевич высказывали поддержку программе НКОЮ в части создания «новой, демократической и федеративной Югославии»[1342]1342
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 210. Оп. 252. Д. 4. Л. 55.


[Закрыть].

С другой стороны, командование батальона позиционировало себя как некую самостоятельную, отдельную от НОАЮ единицу. На разного рода публичных мероприятиях в первой половине 1944 г. руководство и офицеры батальона именовали И.Б. Тито «дорогим другом» (но не своим «командующим») и обещали «показать, что являются достойными товарищами (курсив наш. – Авт.) славных бойцов Народно-освободительной армии» (но не ее бойцами). В советских документах и публикациях также отдельно упоминались «НОАЮ и югославские военные формирования в СССР», а военнослужащие югославского батальона именовались «братьями» бойцов Народно-освободительной армии Югославии[1343]1343
  ЦАМО РФ. Ф. 7. Оп. 30. Д. 580. Л. 74; Славяне. 1944. № 2. С. 30, 38; Там же. 1944. № 5. С. 27.


[Закрыть]. Таким образом, положение созданной в СССР югославской воинской части было несколько обособлено от вооруженных сил Тито, что должно было позволить этому формированию сыграть роль военно-политического инструмента в руках советского руководства.

В те дни, когда было начато формирование 1-го югославского батальона, эмигрантское правительство Югославии попыталось наладить отношения с Советским Союзом. Очевидно, не в последнюю очередь это было реакцией на развернутое руководством СССР сотрудничество с НКОЮ. В декабре 1943 г. правительство обратилось к советскому руководству с запоздавшим предложением о военном союзе[1344]1344
  Тимофеев А.Ю. Русский фактор. С. 242–243.


[Закрыть] и заключении договора по образцу советско-чехословацкого договора 1943 г. Это предложение было правительством СССР отвергнуто. Официально признав НКОЮ, советское руководство, соответственно, заняло отрицательную позицию по отношению к югославскому эмигрантскому правительству[1345]1345
  Фельдман Д.И. Указ. соч. С. 98.


[Закрыть]. К тому же решение о создании в СССР югославской воинской части нанесло по эмигрантскому правительству ощутимый дипломатический удар[1346]1346
  Картавый С.Н. Создание в СССР… С. 78.


[Закрыть], так как было проигнорировано его отрицательное отношение к этому начинанию. В итоге взаимоотношения между Советским Союзом и эмигрантским правительством Югославии были заморожены, что сохранило правовой вакуум в сфере создания югославских воинских формирований в СССР[1347]1347
  Там же. С. 56.


[Закрыть].

Попутно в негативную сторону изменилась и оценка в СССР четников как вооруженных сил эмигрантского правительства. Такая тенденция прослеживалась уже с середины 1942 г.[1348]1348
  Гибианский Л.Я. Югославский вопрос в антигитлеровской коалиции… С. 251; Тимофеев А.Ю. Русский фактор. С. 238; Славяне. 1943. № 10. С. 45.


[Закрыть], а в заявлении о признании НКОЮ, обнародованном в декабре 1943 г., советское руководство открыто выразило свое отрицательное отношение к Д. Михайловичу[1349]1349
  Едемский А. Указ. соч. С. 98.


[Закрыть]. По указанию ВСАК, в обращении митинга славян-воинов, проведенного в феврале 1944 г., была признана желательной «критика в острой… форме» югославского эмигрантского правительства и Михайловича[1350]1350
  ГАРФ. Ф. 6646. Оп. 1. Д. 56. Л. 22.


[Закрыть].

Важной политической акцией, касавшейся югославской воинской части в СССР, стал разрыв отношений с эмигрантским правительством и «переход на сторону НКОЮ» посла С. Симича и военного атташе М. Лозича. 11 марта 1944 г. они опубликовали об этом открытое заявление в советской газете «Правда» (это выступление в прессе было санкционировано В.М. Молотовым[1351]1351
  АВП. Ф. 06. Оп. 6. П. 58. Д. 94. Л. 1.


[Закрыть]). При этом Симич в качестве обоснования своего шага указал отклонение эмигрантским правительством всех его «предложений об организации югославской воинской части, которая бы боролась на советско-германском фронте против нашего общего врага». Лозич аналогичным образом заявил, что «„правительство“ Пурича[1352]1352
  П у р и ч Божидар – премьер-министр югославского правительства в изгнании с 10 августа 1943 г. по 1 июня 1944 г.


[Закрыть] не позволяет формировать новые югославские части… Все мои попытки добиться согласия на организацию такой части от эмигрантского „правительства“… отклонялись без всяких объяснений… Профашистское правительство Пурича… не хотело, чтобы югославы боролись с фашизмом плечо к плечу с братской непобедимой русской армией»[1353]1353
  Правда. 1944. 11 марта. С. 4.


[Закрыть].

После этого С. Симич и М. Лозич оказались в несколько «подвешенном» положении и ощутили свою политическую уязвимость – причем, как им показалось, проявилось это именно в процессе формирования 1-го югославского батальона. 12 марта 1944 г. Лозич присутствовал в батальоне на принятии присяги. На следующий день Симич сообщил заведующему IV Европейским отделом НКИД В.А. Зорину, что в материалах советских СМИ о присяге в югославской воинской части «не было упомянуто о том, что на этой церемонии [был] и подполковник Лозич… Кроме того… его положение во время этого праздника… было крайне неудобным. Во время обеда, который был устроен после церемонии присяги, он сидел не среди всех представителей иностранных армий (там были представители чехов, французов), а среди младшего комсостава югославской части». Симич и Лозич решили, что это «происки» М. Месича. Через три дня Зорин сообщил Симичу, что «эти факты явились следствием какого-то недоразумения». Первый заместитель наркома иностранных дел А.Я. Вышинский «лично интересовался вопросом публикации газетных корреспонденций… и его информировали, что корреспонденты, бывшие на этом празднике, сообщили об отсутствии якобы и Симича, и Лозича на празднике. Только вследствие этой ошибки не была упомянута фамилия Лозича в корреспонденциях»[1354]1354
  АВП. Ф. 06. Оп. 6. П. 58. Д. 795. Л. 10–11, 18.


[Закрыть]. (В итоге Симич и Лозич смогли сохранить свой статус.)

Итак, формирование 1-го югославского батальона началось 20 ноября 1943 г. в Карасевских лагерях[1355]1355
  Шинкарев И.И. Указ. соч. С. 135.


[Закрыть] недалеко от Коломны. За два дня до этого Г.С. Жуков направил просьбу командующему войсками МВО П.А. Артемьеву о выделении оборудованного зимнего лагеря для размещения личного состава батальона, а также об обеспечении транспортом, медицинским обслуживанием и пр.[1356]1356
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 210. Оп. 252. Д. 4. Л. 38.


[Закрыть] Командиром батальона был назначен М. Месич, его заместителем – подполковник Э. Житник, начальником штаба – капитан М. Пришлин, начальником артиллерии – капитан М. Туличич (все – из числа военнопленных)[1357]1357
  Pojic, M. Op. cit. S. 83.


[Закрыть], заместителем командира по культурно-просветительской работе – капитан Д. Георгиевич (югославский коммунист-политэмигрант, проживавший в СССР)[1358]1358
  Popovic, N.B. Op. cit. S. 244.


[Закрыть]. Согласно директиве штаба Московского военного округа от 28 ноября 1943 г., батальон было предписано зачислить на все виды положенного довольствия[1359]1359
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 210. Оп. 252. Д. 4. Л. 45.


[Закрыть].

В своем заявлении, составленном в октябре 1943 г., югославские военнопленные предложили советскому правительству «собрать всех югославян, которые в настоящее время рассеяны по многочисленным лагерям СССР… в составе немецких, итальянских, венгерских и румынских военнопленных»[1360]1360
  РГАСПИ. Ф. 83. Оп. 1. Д. 29. Л. 85.


[Закрыть]. Так и было сделано: большинство солдат и офицеров батальона были набраны из бывших военнопленных, в том числе хорватов из «легиона», словенцев, рекрутированных в вермахт, воеводинских сербов, набранных в венгерский гонвед и строительные батальоны, использовавшиеся на Восточном фронте[1361]1361
  Тимофеев А.Ю. Русский фактор. С. 346.


[Закрыть]. Вступление в батальон, по имеющимся данным, было действительно добровольным, а те военнопленные, которые отказались это сделать, были отправлены обратно в лагеря[1362]1362
  Pojic, M. Op. cit. S. 82.


[Закрыть].

Кроме того, в состав батальона вошли другие югославские граждане, по разным причинам оказавшиеся на территории СССР[1363]1363
  Так, в апреле 1941 г. советское правительство разрешило переход на территорию СССР находившимся в Румынии примерно 1 тыс. югославских граждан. 12 апреля 1941 г. также прибыли несколько югославских самолетов и кораблей (Животич А. Указ. соч. С. 258, 260).


[Закрыть], в том числе политэмигранты[1364]1364
  Вргович С. Указ. соч. С. 136.


[Закрыть] (некоторые из них ранее воевали в Испании[1365]1365
  Lazarevic, B. Op. cit. S. 97.


[Закрыть]) и югославы из числа советских партизан – например, Б. Максимович и Р. Иовович, воевавшие в Белоруссии, П. Коршек и К. Бетко, которые бежали из венгерской армии и находились в партизанских отрядах Украины. Некоторые прибывшие в батальон партизаны уже были награждены советскими орденами и медалями[1366]1366
  Картавый С.Н. Создание в СССР… С. 78.


[Закрыть]. Откомандированию в югославскую часть также подлежал рядовой и сержантский состав «югославских национальностей», служивший в Красной армии, независимо от принадлежности к югославскому гражданству[1367]1367
  Военные кадры Советского государства… С. 267.


[Закрыть].

Сбор контингента был начат 8 декабря 1943 г.[1368]1368
  Pojic, M. Op. cit. S. 82.


[Закрыть] Уже к 16 декабря в Карасево прибыли 778 человек (27 офицеров, 91 унтер-офицер и 660 рядовых)[1369]1369
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 210. Оп. 252. Д. 4. Л. 46.


[Закрыть]. К 1 января 1944 г. личный состав батальона насчитывал 782 человека[1370]1370
  Боевой и численный состав иностранных военных формирований… С. 54.


[Закрыть], к 1 февраля – 1050 человек[1371]1371
  Шинкарев И.И. Указ. соч. С. 136.


[Закрыть], к концу февраля – 1248 человек[1372]1372
  Военные кадры Советского государства… С. 268.


[Закрыть] (к этому времени штат был скорректирован до 1178 человек), к концу мая – 1306 человек. Таким образом, была достигнута и даже превышена установленная для батальона штатная численность[1373]1373
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 210. Оп. 252. Д. 4. Л. 58; ЦАМО РФ. Ф. 7. Оп. 30. Д. 580. Л. 29, 52.


[Закрыть]. Этнический состав батальона был таким: хорваты – 50 %[1374]1374
  В их число, очевидно, были включены мусульмане (боснийцы) из числа хорватских военнопленных.


[Закрыть], словенцы – 28,5 %, сербы – 19 %, другие – 2,5 %[1375]1375
  Popovic, N.B. Op. cit. S. 242.


[Закрыть].

Несмотря на достигнутую штатную численность, батальон претерпевал трудности с командными кадрами[1376]1376
  Картавый С.Н. Создание в СССР… С. 81.


[Закрыть] – к 1 февраля 1944 г. в нем было 47 офицеров[1377]1377
  Шинкарев И.И. Указ. соч. С. 136.


[Закрыть] из 65 положенных по штату, к концу месяца – 63 офицера, однако и их штатная численность была повышена до 81 человека. К концу мая 1944 г. эту проблему удалось решить, и в батальоне находилось уже 93 офицера, однако и штатная численность офицеров к этому времени тоже была увеличена в связи переформированием батальона в бригаду. Такие же трудности сохранялись в югославских формированиях, созданных в СССР позднее[1378]1378
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 210. Оп. 252. Д. 4. Л. 58; ЦАМО РФ. Ф. 7. Оп. 30. Д. 580. Л. 52, 83.


[Закрыть].

Обучение подразделений батальона началось 15 декабря 1943 г.[1379]1379
  Popovic, N.B. Op. cit. S. 241.


[Закрыть] Для организации боевой подготовки подразделений, а также для изучения оружия и техники в помощь командованию были подобраны и направлены 9 офицеров-инструкторов Красной армии во главе с подполковником Бондарем[1380]1380
  Шинкарев И.И. Указ. соч. С. 136.


[Закрыть], а также политработники[1381]1381
  Ратников А.Н. Указ. соч. С. 109.


[Закрыть]. С помощью инструкторов батальон осваивал вооружение и технику, предоставленную ему командованием Красной армии[1382]1382
  Семиряга М.И. Указ. соч. С. 66.


[Закрыть]. Первые учения батальона в целом были организованы 17–18 января 1944 г.[1383]1383
  Popovic, N.B. Op. cit. S. 241.


[Закрыть] К 20 февраля 1944 г. программа боевой подготовки была завершена. В тот же день М. Месич и Д. Георгиевич отправили на имя И.В. Сталина рапорт, в котором отчитались, что «задание, поставленное югославской воинской части на территории СССР в области боевой подготовки, выполнено досрочно»[1384]1384
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 210. Оп. 252. Д. 4. Л. 55, 58.


[Закрыть]. 12 марта 1944 г. воины батальона приняли присягу, поклявшись «верно служить своему народу», «не выпускать из рук оружия до тех пор, пока Югославия не будет очищена от оккупантов»[1385]1385
  Огонек. 1944. № 9—10. С. 6.


[Закрыть].

К концу февраля 1944 г. на вооружении батальона состояли 655 винтовок и карабинов, 302 автомата, 40 ручных пулеметов, 12 станковых пулеметов, 9 50-мм минометов, 12 82-мм минометов, 4 45-мм пушки, 4 76-мм пушки ЗИС-3 и другое оружие, а также имелось 29 автомобилей. Таким образом, как докладывало советское командование, военно-хозяйственным и военно-техническим имуществом батальон был обеспечен полностью, согласно штатным и табельным нормам. В своем рапорте, направленном на имя И.В. Сталина, М. Месич и Д. Георгиевич подчеркнули наличие у батальона «замечательного вооружения, полученного… от великого советского народа». В апреле – мае 1944 г. в составе батальона по ходатайству его командования была сформирована артиллерийская батарея численностью 68 человек. Кроме того, имелись музыкантский взвод и типография[1386]1386
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 210. Оп. 252. Д. 4. Л. 55, 58; ЦАМО РФ. Ф. 7. Оп. 30. Д. 580. Л. 6–7, 53.


[Закрыть].

Несмотря на поступательное развитие югославского батальона, одним из его проблемных аспектов был политически неоднородный контингент. Эту его особенность в феврале 1944 г. отметило командование батальона в своем приветствии председателю президиума Антифашистского вече народного освобождения Югославии И. Рибару: «В наших рядах представители всех народов Югославии, люди разных вероисповеданий и различных политических убеждений»[1387]1387
  Славяне. 1944. № 2. С. 39.


[Закрыть].

В составе батальона имелись просоветски настроенные кадры – в основном из числа политэмигрантов и партизан[1388]1388
  Ратников А.Н. Указ. соч. С. 108.


[Закрыть]. Однако подавляющую часть военнослужащих составляли бывшие пленные, многие из которых отправились на Восточный фронт добровольно, в том числе под воздействием усташской шовинистической агитации[1389]1389
  Муромцева Л.Х. Указ. соч. С. 283.


[Закрыть]. О.В. Романько указывает, что «командование вермахта осталось довольно результатами боевого применения 369-го [хорватского] полка. Его личный состав показал не только превосходные боевые качества, но и высокое моральное состояние»[1390]1390
  Романько О.В. Указ. соч. С. 77.


[Закрыть]. Хотя Л.Х. Муромцева оспаривает такой вывод, так как среди хорватов «примеры недисциплинированности, мародерства, дезертирства, неустойчивости в бою, самовольного оставления позиций и отказа идти в атаку, добровольной сдачи в плен были… распространенным явлением», тем не менее она отмечает, что в Сталинграде хорватские войска воевали до конца[1391]1391
  Муромцева Л.Х. Указ. соч. С. 281, 283.


[Закрыть].

Закономерно, что вызывала сомнение приверженность антифашистской борьбе бывших военнопленных, в том числе М. Месича – кавалера не только хорватского военного ордена «Железный трилистник» 4-й степени, но и наград гитлеровской Германии – Железного креста 1-й и 2-й степени и медали «За зимнюю кампанию на Восточном фронте». Вице-председатель Всеславянского антифашистского комитета, югославский коммунист Б. Масларич в самом начале формирования югославского батальона, 8 декабря 1943 г., в письме на имя начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) А.С. Щербакова просил направить его служить в батальон из политических соображений: Масларич считал, что так как эта часть «главным образом будет укомплектована из бывших военнопленных, то наличие в этой части членов ВКП(б) является необходимостью»[1392]1392
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 129. Л. 66; Там же. Ф. 83. Оп. 1. Д. 29. Л. 88.


[Закрыть]. Деятель КПЮ и Всеславянского комитета В. Влахович оценивал политическое положение в югославском формировании как «достаточно сложное», в том числе потому, что его офицерский состав «почти без исключения» был из Хорватского легиона[1393]1393
  Pojic, M. Op. cit. S. 89.


[Закрыть] (в октябре 1943 г. среди военнопленных югославов – сербов по национальности – не было никого выше по званию, чем старший лейтенант[1394]1394
  РГАСПИ. Ф. 83. Оп. 1. Д. 29. Л. 79.


[Закрыть]; по состоянию на апрель 1944 г., в 1-м югославском батальоне хорватами или словенцами по национальности были 67 % офицеров[1395]1395
  Popovic, N.B. Op. cit. S. 242.


[Закрыть]).