Текст книги "Иностранные войска, созданные Советским Союзом для борьбы с нацизмом. Политика. Дипломатия. Военное строительство. 1941—1945"

В марте и начале апреля 1944 г. югославский посол С. Симич, который ранее сам был инициатором создания батальона на основе контингента военнопленных, неоднократно пытался убедить заведующего IV Европейским отделом НКИД В.А. Зорина, что «в этой части есть группа так называемых „сталинградцев“» (то есть хорватов, попавших в плен под Сталинградом), которые «развращены немцами и… видимо, не смогут быть превращены в друзей Советского Союза». Симич считал, что «особенно вызывает тревогу командный состав этой части, среди которого есть немало профашистских элементов». Особенно много претензий Симич высказывал в адрес М. Месича. Он назвал последнего «профашистом» и заявил, что «популяризация Месича… крайне невыгодна для народно-освободительного движения Югославии и для самого Советского Союза, ибо Месич известен как наемник немцев, как добровольно вступивший в хорватскую армию и упорно сопротивлявшийся вместе со своей частью под Сталинградом и на других участках советско-германского фронта. Это реакционная фигура, и выдвижение и тем более популяризация ее наносят, несомненно, вред нашему общему делу». Симич полагал, что командир «четников» Д. Михайлович и руководитель коллаборационистского правительства Сербии М. Недич «могут воспользоваться фактом привлечения Месича к руководству югославской воинской частью в СССР для того, чтобы дискредитировать все это движение в самой Югославии». Симич предлагал вместо Месича назначить кого-то из югославских офицеров, воевавших в Испании (то есть априори просоветски настроенных), которые в батальоне «находятся на второстепенных ролях»[1396]1396
  АВП. Ф. 06. Оп. 6. П. 58. Д. 795. Л. 14, 19, 38.


[Закрыть].

Д. Георгиевич – заместитель М. Месича по культурно-просветительской работе – хотя и не высказывал открыто претензий в адрес командования части, отмечал, что уровень политической сознательности большинства военнослужащих был очень низким – особенно среди бывших пленных. Многие из них «добровольно» вступили в часть, прежде всего чтобы выйти из лагеря, получить лучшие условия жизни, каким-то образом себя реабилитировать и затем вернуться домой[1397]1397
  Popovic, N.B. Op. cit. S. 244.


[Закрыть]. Проблему «низкого военно-политического уровня» новобранцев Месич и Георгиевич отметили в докладе, направленном 22 августа 1944 г. на имя главы Югославской военной миссии в СССР В. Терзича[1398]1398
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 210. Оп. 252. Д. 4. Л. 105.


[Закрыть].

Политические проблемы, существовавшие в югославской воинской части, признавали и представители советских властей. Сотрудник Отдела международной политики ЦК ВКП(б) В.В. Мошетов, посетивший батальон в начале апреля 1944 г., докладывал руководителю этого отдела Г.М. Димитрову об антибольшевистском настрое М. Месича, а также упоминал о наличии у многих воинов батальона «вины перед советским народом, против армии которого когда-то они воевали (хотя часть из них и насильно)» и о том, что эти воины еще только должны «заслужить доверие и авторитет перед армией маршала Тито и югославским народом». Уполномоченный Ставки ВГК по формированию иностранных воинских частей Г.С. Жуков, хотя и утверждал в своем донесении в ГКО от 17 декабря 1943 г., что «политико-моральное состояние батальона здоровое»[1399]1399
  Там же. Л. 47; РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 74. Д. 610. Л. 42.


[Закрыть], на самом деле, по словам М. Джиласа, о «человеческом материале» югославского батальона отзывался скептически[1400]1400
  Джилас М. Указ. соч. С. 49.


[Закрыть].

Однако такое мнение, разумеется, не выносилось в публичную плоскость. Напротив, советская пропаганда военного времени занималась «лакировкой» политического состояния югославской воинской части, созданной в СССР. Прежде всего это делал сам М. Месич, который в приветственном письме на имя И.Б. Тито, отправленном 25 декабря 1943 г., заявил, что военнослужащие батальона «добровольно собрались на территории СССР», что было своеобразной манипуляцией истинным положением вещей. 8 января 1944 г. «Красная звезда» писала, что военнопленные югославы были «насильственно мобилизованы немцами». Месич был охарактеризован как «опытный боевой офицер югославской армии», который «был в свое время насильственно мобилизован немцами», однако, «еще будучи в лагерях для военнопленных… сплотил вокруг себя югославских офицеров и солдат, выражая настойчивое желание драться против немцев так же, как он дрался во время войны Югославии с немцами в [19]41 году». 12 января 1944 г. «Известия» сообщили, что «многие югославы при первой же возможности сдаются в плен». 16 февраля 1944 г. в таких же выражениях о югославском батальоне писала «Правда». В материалах радиомитинга югославских граждан, проживающих в СССР, было указано, что хорватские солдаты и офицеры, «которых изменник Павелич продал Гитлеру и Муссолини в качестве пушечного мяса… отказались принимать участие в братоубийственной войне против русского народа»[1401]1401
  См.: Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 210. Оп. 252. Д. 4. Л. 48; РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 74. Д. 610. Л. 27; Красная звезда. 1944. 8 января. С. 3; Известия. 1944. 12 января. С. 3; Правда. 1944. 16 февраля. С. 2.


[Закрыть]. В дальнейшем аналогичного подхода придерживались советские историки[1402]1402
  См.: Военные кадры Советского государства… С. 267; Шинкарев И.И. Указ. соч. С. 134–135; Ратников А.Н. Указ. соч. С. 107–108.


[Закрыть].

Перечисленные выше обстоятельства, связанные с настроем личного состава, делали неустойчивым политическое состояние югославской воинской части. В ней произошел раскол на две группы – антифашистов и бывших легионеров[1403]1403
  РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 74. Д. 610. Л. 42.


[Закрыть], которые явно не хотели менять свои убеждения. В свою очередь, воины из числа антифашистов с трудом мирились с наличием бывших врагов и с тем, что боTльшая часть офицеров югославской части в своей массе была бывшими усташами, «соратниками Гитлера»[1404]1404
  Popovic, N.B. Op. cit. S. 241.


[Закрыть]. По словам посла С. Симича, в апреле 1944 г. его посетил начальник пулеметного подразделения югославского батальона Першич[1405]1405
  Возможно, правильное написание фамилии – Перишич. Капитан югославской добровольческой части с такой фамилией упоминается в публикации журнала «Славяне» (1994. № 2. С. 30).


[Закрыть], «которого он хорошо знает как искреннего друга Советского Союза, и… рассказал, что в этой части отмечаются такие случаи, когда портреты Тито, имеющиеся в каждой землянке, перечеркиваются и портятся ночью какими-то враждебными элементами»[1406]1406
  АВП. Ф. 06. Оп. 6. П. 58. Д. 795. Л. 37.


[Закрыть]. Известный советский поэт Б.А. Слуцкий, осенью 1944 г. лично сталкивавшийся с югославской воинской частью на фронте, писал в своих воспоминаниях, что фактически «усташский командный состав» югославской части питал «нелюбовь ко всяческим „агитаторам“»[1407]1407
  Слуцкий Б. О других и о себе. М., 2005. С. 72.


[Закрыть], то есть к коммунистам.

Заместителю командира по культурно-просветительской работе Д. Георгиевичу и другим политработникам пришлось войти в противостояние со «сталинградцами» – бывшими хорватскими военнопленными[1408]1408
  Petranovic, B., Dautovic, S. Op. cit. S. 277–278.


[Закрыть]. Характерно, что сам Георгиевич был не только коммунистом-политэмигрантом, участником Гражданской войны в России и боевым соратником легендарного красного командира Олеко Дундича[1409]1409
  Шинкарев И.И. Указ. соч. С. 136.


[Закрыть], но и сербом по национальности[1410]1410
  Красная звезда. 1944. 8 января. С. 3.


[Закрыть], то есть он с М. Месичем и большинством офицеров югославской воинской части вышли фактически «из разных миров», что еще более увеличивало дистанцию между ними. «Политические сложности» личного состава сопрягались с не вполне здоровым климатом, сложившимся в воинской части, где отмечались многочисленные случаи воровства, пьянства и самовольного ухода из места расположения[1411]1411
  АВП. Ф. 06. Оп. 6. П. 58. Д. 795. Л. 37–38; РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 74. Д. 610. Л. 42; Popovic, N.B. Op. cit. S. 244.


[Закрыть].

«Политически деликатная» ситуация, сложившаяся в батальоне, требовала реализации в нем систематической политической и культурно-просветительской работы. Кроме Д. Георгиевича, в этой сфере работали еще три офицера – П. Ковач, Д. Озрен и А. Краячевич, а также в каждом подразделении был назначен заместитель командира по культурно-просветительской работе. Политическая работа проводилась в основном в форме устной и печатной пропаганды[1412]1412
  Popovic, N.B. Op. cit. S. 241, 244.


[Закрыть]. Ежедневно в батальоне проводили «культчас» («политчас») по темам: «Борьба югославского народа за свое освобождение» и «Правда о Советском Союзе», а также читку советских газет и десятидневных сводок о положении в Югославии, слушание радио, беседы о воинской присяге. В части выходила печатная газета «Свободная Югославия»[1413]1413
  В начале сентября 1944 г. газета была переименована в «Вестник» (Pojic, M. Op. cit. S. 83).


[Закрыть] и 15 боевых листков в подразделениях. Систематически демонстрировались кинокартины и проводились вечера художественной самодеятельности[1414]1414
  РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 74. Д. 610. Л. 41.


[Закрыть]. Использовались также библиотека и граммофон[1415]1415
  Popovic, N.B. Op. cit. S. 244.


[Закрыть]. Как выяснил В.В. Мошетов, культурно-просветительская работа в части проводилась «систематически и в значительной мере способствовала повышению боеготовности части в целом»[1416]1416
  РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 74. Д. 610. Л. 41.


[Закрыть].

Ведению политической работы помогали имевшиеся в составе югославской части немногочисленные коммунисты-политэмигранты и бывшие партизаны[1417]1417
  Ратников А.Н. Указ. соч. С. 108.


[Закрыть]. Кроме того, еще до создания батальона была проведена подготовка для него политического актива из числа военнопленных. 5 мая 1943 г. В. Влахович предложил Г. Димитрову создать югославскую группу при Антифашистской политшколе военнопленных в Красногорске. 20 ноября 1943 г. эту школу окончили 59 югославов. Однако, несмотря на наличие просоветского «актива», советские власти избегали педалирования «коммунистического фактора». Хотя к апрелю 1944 г. в части было 9 членов ВКП(б) (большинство из них – советские офицеры-инструкторы), 18 членов КПЮ, 23 югославских комсомольцев и 7 членов ВЛКСМ, однако никаких партийных или комсомольских организаций в батальоне создано не было[1418]1418
  РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 74. Д. 610. Л. 41; Там же. Оп. 277. Д. 29. Папка № 2. Л. 69; РГВА. Ф. 4п. Оп. 2а. Д. 3. Л. 41–42.


[Закрыть].

В целом в своей политико-пропагандистской работе советские власти выбрали осторожный, подчеркнуто мягкий курс[1419]1419
  Тимофеев А.Ю. Русский фактор. С. 346–347.


[Закрыть]. Он базировался, во-первых, на «славянском факторе» и, во-вторых, на демонстрации преемственности югославской воинской части с довоенной Югославией. Советские представители настаивали, чтобы в части использовались знаки различия королевской армии[1420]1420
  Джилас М. Указ. соч. М., 2002. С. 47.


[Закрыть], ее униформа и кокарды с белым двуглавым орлом[1421]1421
  Pojic, M. Op. cit. S. 83.


[Закрыть]. Уже 18 ноября 1943 г. Г.С. Жуков попросил начальника тыла Красной армии А.В. Хрулева дать указание «об ускорении пошивки югославского национального обмундирования»[1422]1422
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 210. Оп. 252. Д. 4. Л. 39.


[Закрыть].

В казармах батальона было разрешено держать портреты короля Петра II, использовались традиционные воинские звания, запрещенные у югославских партизан как символ классовой армии. При обращении к офицерам применяли слово «господин» и офицерское звание. Командиры обращались к строю со старым сербским военным приветствием: «Помоз Бог, юнаци!», в ответ на что строй так же традиционно отвечал: «Бог ти помого!» Во внутренних пропагандистских материалах практически отсутствовала критика в адрес Д. Михайловича[1423]1423
  Тимофеев А.Ю. Русский фактор. С. 346–347.


[Закрыть].

Важным компонентом советского «мягкого курса» было «религиозное обеспечение» югославской воинской части, подобно тому как это было организовано в польских и чехословацких частях. В ней служили представители православной, католической и мусульманской конфессий[1424]1424
  ЦАМО РФ. Ф. 7. Оп. 30. Д. 580. Л. 53.


[Закрыть]. Полковым священником батальона по благословению главы РПЦ патриарха Сергия (Страгородского) был назначен русский православный священнослужитель Д.П. Цветков[1425]1425
  Журнал Московской Патриархии. 1958. № 9. С. 9—10.


[Закрыть]. Он получил должность «референта по вопросам религии» и воинское звание капитана[1426]1426
  Тимофеев А.Ю. Русский фактор. С. 347.


[Закрыть]. От имени батальона он принимал участие в митинге славян-воинов в феврале 1944 г.[1427]1427
  ГАРФ. Ф. 6646. Оп. 1. Д. 56. Л. 60.


[Закрыть]

Бригада официально праздновала религиозные праздники. Утром и вечером, как и в королевской армии, воины читали молитву. Православная Пасха отмечалась как официальный праздник (несмотря на то что сербы не были в бригаде большинством)[1428]1428
  Тимофеев А.Ю. Русский фактор. С. 347.


[Закрыть]. Командование батальона организовало торжественный прием советских офицеров на православные Рождество и Пасху. Газета «Красная звезда» 8 января 1944 г. опубликовала статью подполковника Л.А. Высокоостровского о праздновании в батальоне Рождества. Он писал, что М. Месич поздравил офицеров с праздником, а воины батальона «в торжественном молчании выслушали священника Цветкова Димитрия и ксендза, капитана второго класса Анте Вайса. Службы по православному ритуалу и католическому велись параллельно. Священник и ксендз обратились к воинам с горячими речами, призвав их к самоотверженной борьбе за победу над врагом. Воины… слушали эти речи, как присягу. На торжественном молебне во имя освобождения своей родины от немецких захватчиков офицеры и бойцы Югославии поклялись быть верными своему патриотическому долгу»[1429]1429
  Красная звезда. 1944. 8 января.


[Закрыть].

Присягу военнослужащие бригады принимали 12 марта 1944 г. четырьмя группами: православные (под руководством Д. Цветкова), католики (под руководством капитана, дона А. Вайса, капеллана из состава 369-го хорватского полка), мусульмане (присягу проводил мулла, подпоручик А. Цилимджич) и самая маленькая группа – атеисты, которыми руководил политрук[1430]1430
  Тимофеев А.Ю. Русский фактор. С. 347.


[Закрыть].

Очевидно, что такой – «не коммунистический» и «не советский» – подход в отношении югославской воинской части был выбран, чтобы «не будоражить» югославских военнослужащих, которые придерживались самых разных политических убеждений (причем в основной массе – некоммунистических и несоветских), а также западных союзников. 7 июля 1942 г. С. Симич в разговоре с А.Я. Вышинским заметил, что советская пропаганда может создать впечатление, что СССР «собирается устроить в Югославии „большевистскую революцию“», на что Вышинский ответил, что «только несерьезные люди могут усмотреть» такое[1431]1431
  АВП. Ф. 06. Оп. 4. П. 2. Д. 27. Л. 2.


[Закрыть]. Согласно воспоминаниям М. Джиласа, в июне 1944 г. И.В. Сталин на встрече с ним призвал «не… „пугать“ англичан», избегая «всего такого, что могло бы встревожить их и заставить подумать, что в Югославии имеет место революция или попытка установить коммунистический контроль»[1432]1432
  Наличие такого подхода также подтверждает указание, которое летом 1944 г. И.В. Сталин и В.М. Молотов дали главе советской военной миссии в Югославии Н.В. Корнееву: «Возможно, что наличие советской военной миссии в Югославии вызывает у англичан различные подозрения и служит одной из причин для ухудшения отношений между Англией и Тито. Если Тито считает эту нашу догадку правильной, то мы можем сократить нашу военную миссию и временно откомандировать из Югославии главных работников нашей миссии, оставив только несколько второстепенных» (РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1370. Л. 84).


[Закрыть]. Сталин отметил, что ради этого не стоит зацикливаться и на внешней атрибутике армии: «Важна не форма, а то, что достигнуто, а вы – красные звезды! Ей-богу, звезды не нужны!»[1433]1433
  Джилас М. Указ. соч. С. 86. Следует отметить, что это была явная перестраховка, так как красная звезда применялась в качестве эмблемы не только в НОАЮ, но и в югославских частях, созданных на Западе (Lazarevic, B. Op. cit. S. 125).


[Закрыть] Характерно, что И.Б. Тито в своем письме, направленном Сталину 5 июля 1944 г., тоже подчеркнул необходимость для СССР и Югослави «быть осмотрительны[ми], чтобы не заострять отношений с союзниками»[1434]1434
  РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 395. Л. 13.


[Закрыть].

Изначально, судя по заявлениям официальных лиц, батальон подлежал отправке на поле боя уже на территории СССР. В феврале 1944 г. командование батальона доложило И.В. Сталину, что югославские воины готовы выполнить любое его «задание на фронте борьбы против ненавистных гитлеровских захватчиков», а также заявило в советской прессе, что «недалек… день, когда наша часть выступит на фронт». В том же месяце И.Б. Тито в приветствии, направленном в адрес батальона, отметил, что последний будет бороться «за свободу своей родины на советской земле рядом с Красной армией». Это же подчеркнул председатель ВСАК А.С. Гундоров в своем выступлении на югославском радиомитинге 5 апреля 1944 г.[1435]1435
  Документальная коллекция НИИВИ ВАГШ ВС РФ. Ф. 210. Оп. 252. Д. 4. Л. 56; ГАРФ. Ф. 9564. Оп. 1. Д. 52. Л. 1 об.; Славяне. 1944. № 2. С. 39.


[Закрыть]

По мнению советских офицеров – инструкторов и советников, а также заключению Уполномоченного Ставки ВГК по иностранным формированиям, батальон был вполне удовлетворительно подготовлен для выполнения боевых задач на фронте. 12 марта 1944 г. состоялось вручение батальону знамени и принятие его воинами присяги в торжественной обстановке. На этом мероприятии присутствовали представители созданных в СССР польских, чехословацких, французских воинских формирований, командования Красной армии и руководства ВСАК. По уполномочию Главнокомандования НОАЮ знамя батальону вручил В. Влахович[1436]1436
  Шинкарев И.И. Указ. соч. С. 139–140.


[Закрыть]. Однако к началу апреля 1944 г. сроки отправки батальона на фронт все еще были не известны[1437]1437
  РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 74. Д. 610. Л. 42.


[Закрыть]. Очевидно, что такая задержка была связана с ожиданием приезда в СССР военной миссии НКОЮ[1438]1438
  Шинкарев И.И. Указ. соч. С. 140.


[Закрыть].

Одновременно с формированием югославского батальона становились теснее военно-политические связи между СССР и НКОЮ. 30 ноября 1943 г. во время встречи в Тегеране с министром иностранных дел Великобритании А. Иденом и специальным помощником президента США Г. Гопкинсом В.М. Молотов сообщил, что «советское правительство собирается направить свою миссию в Югославию»[1439]1439
  Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.: Сб. док-тов. Т. 2. М., 1978. С. 149.


[Закрыть]. 14 декабря в сообщении Информбюро НКИД была обозначена официальная цель миссии: «Получить более подробную информацию о всех югославских событиях и партизанских организациях»[1440]1440
  Правда. 1943. 14 декабря.


[Закрыть]. Разумеется, она состояла и в установлении прочной связи с югославским народно-освободительным движением.

Главой советской военной миссии был назначен генерал-лейтенант Н.В. Корнеев, его заместителем – генерал-майор А.П. Горшков. Миссия прибыла в Югославию 23 февраля 1944 г. и была аккредитована при НКОЮ, тогда как американская и британская миссии – при Верховном штабе НОАЮ[1441]1441
  Страны Центральной и Юго-Восточной Европы… С. 282.


[Закрыть]. Это различие подчеркивало не только военный, но и политический характер советской миссии[1442]1442
  Шинкарев И.И. Указ. соч. С. 141.


[Закрыть]. В дальнейшем миссия сыграла важную роль в обеспечении советской помощи НОАЮ. Так, созданная позднее в итальянском городе Бари авиабаза была подчинена Корнееву[1443]1443
  Антосяк А. Советско-югославское боевое сотрудничество в годы второй мировой войны // Военно-исторический журнал. 1978. № 5. С. 74.


[Закрыть].

В свою очередь, 12 апреля 1944 г. в Москву прибыла военная миссия НКОЮ во главе с генерал-лейтенантом В. Терзичем[1444]1444
  Страны Центральной и Юго-Восточной Европы… С. 282.


[Закрыть]. В ее состав входили также М. Джилас, политкомиссар 5-го корпуса НОАЮ В. Стоинич, политкомиссар дивизии В. Швоб[1445]1445
  АВП. Ф. 06. Оп. 6. П. 58. Д. 799. Л. 2.


[Закрыть] и военный врач Дж. Мештерович (его задачей была организация советской помощи для НОАЮ медицинским персоналом и медикаментами)[1446]1446
  Бајић П.Ђ. Указ. соч. С. 326.


[Закрыть]. В торжественной встрече миссии участвовали начальник отдела внешних сношений ГРУ НКО СССР В.Н. Евстигнеев, Г.С. Жуков, С. Симич, М. Лозич и представители югославской воинской части во главе с М. Месичем. Миссия была размещена в Серебряном Бору близ Москвы[1447]1447
  АВП. Ф. 06. Оп. 6. П. 58. Д. 799. Л. 1.


[Закрыть] и принята на самом высоком уровне[1448]1448
  Едемский А. Указ. соч. С. 110.


[Закрыть]. Осуществление связи по всем военным вопросам между НКО СССР и Югославской военной миссией в СССР было возложено на Г.С. Жукова[1449]1449
  АВП. Ф. 06. Оп. 6. П. 58. Д. 799. Л. 21.


[Закрыть].

Прибытие югославской военной миссии придало новый импульс формированию югославских воинских частей в СССР. 29 апреля 1944 г. В. Терзич посетил югославский батальон и затем, на встрече с Г.С. Жуковым, высказал пожелание о формировании еще одного, 2-го пехотного батальона, танковой роты и роты связи[1450]1450
  Шинкарев И.И. Указ. соч. С. 142.


[Закрыть]. Кроме того, миссия представила советской стороне план оказания помощи в вооружении, снаряжении и снабжении НОАЮ и югославских партизан[1451]1451
  Едемский А. Указ. соч. С. 110.


[Закрыть].

Советское руководство с готовностью откликнулось на эту просьбу. 8 мая 1944 г. ГКО принял постановление, согласно которому к 15 июня было решено сформировать 2-й отдельный югославский пехотный батальон численностью 1158 человек, танковую роту – 51 человек (на танках Т-34) и радиороту – 122 человека. Штат вновь создаваемого 2-го батальона в целом соответствовал штату уже существовавшего 1-го батальона, численность которого к 28 мая 1944 г. была повышена до 1182 человек, из них – 65 офицеров, 200 сержантов, 917 рядовых[1452]1452
  ЦАМО РФ. Ф. 7. Оп. 30. Д. 580. Л. 20–25, 29; Там же. Ф. 135. Оп. 12 462. Д. 556. Л. 108.


[Закрыть].

Принимая во внимание эти обстоятельства, 9 мая 1944 г. В. Терзич сообщил И.Б. Тито о необходимости преобразовать созданные в СССР югославские воинские части в бригаду[1453]1453
  Pojic, M. Op. cit. S. 85.


[Закрыть]. 19 мая, выслушав доклад Терзича и М. Джиласа, И.В. Сталин дал указание: «Удовлетворить ходатайство югославского командования о выводе на фронт части подполковника Месич». При этом одновременно было дано распоряжение «развернуть эту часть в бригаду» в составе двух стрелковых батальонов, артиллерийского дивизиона (пушки ЗИС-3 калибром 76 мм), батальона автоматчиков, необходимых частей и учреждений боевого и материального тыла[1454]1454
  ЦАМО РФ. Ф. 7. Оп. 30. Д. 580. Л. 35.


[Закрыть]. 21 мая это решение одобрил И.Б. Тито[1455]1455
  Pojic, M. Op. cit. S. 85.


[Закрыть]. По его просьбе формирование получило наименование «1-я отдельная югославская пехотная бригада в СССР»[1456]1456
  Бајић П.Ђ. Указ. соч. С. 275.


[Закрыть].

Штат бригады был установлен в 1887 человек (в том числе 171 офицер). Советское командование приказало на ее формирование полностью обратить 1-й югославский батальон, а доукомплектование (то есть создание 2-го батальона) «произвести за счет имеющихся излишков военнообязанных югославской национальности»[1457]1457
  ЦАМО РФ. Ф. 7. Оп. 30. Д. 580. Л. 52.


[Закрыть].

Советские власти считали, что реорганизация батальона в бригаду «займет несколько дней»[1458]1458
  Там же. Л. 35.


[Закрыть], однако оно затянулось более чем на два месяца и, соответственно, задержало вывод созданной в СССР югославской воинской части на фронт.

После прибытия в СССР югославской военной миссии и переформирования батальона в бригаду политические подходы к югославской воинской части изменились[1459]1459
  Pojic, M. Op. cit. S. 85.


[Закрыть]. На встречах с советскими представителями руководство миссии высказывалось о югославской воинской части и ее командире весьма уклончиво. 24 апреля 1944 г. В. Терзич, в ответ на просьбу В.М. Молотова сообщить свое мнение о М. Месиче, сказал: «Нужно его посмотреть в бою. Может быть, это хороший командир, но он политически еще не развит». М. Джи-лас в беседе с А.И. Антоновым отметил, что «в югославской части… по полученным нами сведениям из бесед с командирами… есть всякие люди. Есть преданные и хорошие, но есть и те, которые дрались против [СССР]»[1460]1460
  АВП. Ф. 06. Оп. 6. П. 58. Д. 94. Л. 9; Там же. Д. 799. Л. 17.


[Закрыть].

На самом деле оценки были скорее отрицательными. М. Джилас вспоминал, что, так как основная масса военнослужащих югославской части «только вчера воевала на стороне немцев», он воспринял создание югославской воинской части в СССР так, как будто Хорватский легион вермахта «после обычной чистки» был автоматически «преобразован в Югославскую антифашистскую бригаду». Джилас полагал, что М. Месич «был глубоко деморализован и… как и многие, просто поменял свои убеждения, чтобы избежать лагеря для военнопленных»[1461]1461
  Джилас М. Указ. соч. С. 47–48.


[Закрыть].

Руководство военной миссии сразу же взяло курс на обеспечение своего политического контроля над югославской воинской частью. В. Терзич заявил в беседе с В.М. Молотовым, что «было бы хорошо создать в югославской воинской части в СССР должности комиссаров, что укрепило бы политическую дисциплину в части» (он указал на то, что в «Народно-освободительной армии Югославии есть комиссары»). М. Джилас отметил желательность с участием миссии «просмотреть весь личный состав части, просмотреть постановку политработы и чем возможно помочь советскому командованию». Он открыто сказал, что миссия хочет ввести в бригаде «такие же порядки, как и в Югославии»[1462]1462
  АВП. Ф. 06. Оп. 6. П. 58. Д. 94. Л. 9.


[Закрыть] (то есть в НОАЮ).

В ответ советские власти дали югославской военной миссии карт-бланш. В.М. Молотов незамедлительно сообщил В. Терзичу и М. Джиласу, что «организация югославской воинской части в СССР должна соответствовать организации Народно-освободительной армии». Было принято решение поручить Г.С. Жукову «подготовить совместно с Военной миссией предложения по вопросам, поставленным Военной миссией в отношении… воинской части», а также обеспечить ознакомление миссии с личным составом и постановкой политработы в этом формировании[1463]1463
  Там же.


[Закрыть].

У югославских коммунистов, находившихся в СССР, с самого начала было собственное мнение о политических подходах к работе в югославской воинской части, отличавшееся от советского. В. Влахович и другие представители КПЮ, находившиеся в Москве, были возмущены, узнав, что по указанию советских властей в югославском батальоне должны были использоваться погоны по образцу королевской армии, и добились отмены этого решения. Однако с тем, что в качестве кокарды будет использоваться не звезда, а двуглавый орел, им вначале пришлось согласиться[1464]1464
  Тимофеев А.Ю. Русский фактор. С. 346.


[Закрыть]. Тем не менее в беседах с В.В. Мошетовым военнослужащие батальона – коммунисты продолжали настойчиво ставить «вопрос о том, чтобы по примеру армии маршала Тито было разрешено рядовым и офицерам вместо „господин“ называть „товарищ“»[1465]1465
  РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 74. Д. 610. Л. 42.


[Закрыть].

Прибытие югославской военной миссии существенно усилило позиции коммунистов. С апреля 1944 г. миссия подключилась к урегулированию политических вопросов, сложившихся вокруг югославской части, и в итоге смогла пересилить советский подход. Как писал М. Джилас, сотрудники миссии помогли найти «такие знаки различия, которые были результатом… компромисса»[1466]1466
  Джилас М. Указ. соч. С. 47.


[Закрыть]. На самом деле в воинской части постепенно стали внедряться не какие-то «компромиссные», а именно те атрибуты, которые были приняты в НОАЮ. 24 апреля 1944 г. обращение к офицеру было изменено с «господин» на «товарищ». 4 мая звания были приведены в соответствие со званиями Народно-освободительной армии. 1 июня кокарда с двуглавым орлом была заменена на югославский флаг с красной звездой, а в начале июля началась замена «королевской» униформы на форму НОАЮ[1467]1467
  Pojic, M. Op. cit. S. 85.


[Закрыть].

Кроме того, 4 мая 1944 г. в батальоне была введена должность политического комиссара[1468]1468
  Ibid. S. 83.


[Закрыть]. Им был назначен Д. Георгиевич, которому присвоили звание майора. По договоренности с М. Джиласом было увеличено количество часов политической работы, шире вовлечен антифашистский актив[1469]1469
  Popovic, N.B. Op. cit. S. 245.


[Закрыть]. Югославское командование ходатайствовало перед советскими властями о введении должности комиссара вместо заместителя по политической работе начиная с уровня роты, а также заместителя комиссара[1470]1470
  ЦАМО РФ. Ф. 7. Оп. 30. Д. 580. Л. 29.


[Закрыть]. В воинской части была создана парторганизация КПЮ во главе с П. Ковачем, а также низовые парторганизации. Однако партийная работа была слаба, и поэтому партийное руководство бригады, по договоренности с В. Терзичем и М. Джиласом, запросило помощь из Югославии. В конце августа 1944 г. в бригаду из НОАЮ были отправлены Дж. Лончаревич (на должность политического комиссара бригады), М. Милутинович, Л. Божович, Г. Жаркович и С. Мехмедбашич[1471]1471
  Popovic, N.B. Op. cit. S. 245–246.


[Закрыть].

Результативность пропаганды и политико-воспитательной работы, которая была направлена на югославских воинов, оценить трудно[1472]1472
  Popovic, N.B. Op. cit. S. 246.


[Закрыть]. Характерно, что посол С. Симич, несмотря на его первоначальную роль инициатора создания югославского формирования, теперь считал, что «перевоспитать» его воинов невозможно, «несмотря на воспитательную работу, которая ведется в части»[1473]1473
  АВП. Ф. 06. Оп. 6. П. 58. Д. 795. Л. 38.


[Закрыть]. Однако, по данным командования батальона, позитивные результаты этой работы все же были видны к концу апреля 1944 г. – считалось, что «за редким исключением личный состав верит в скорую победу над фашистскими оккупантами и желает вступить в борьбу с ними», а также «выражает опасения, что мы опоздаем сделать это, если скоро не отправимся на фронт». При этом всего около 20–25 военнослужащих батальона сохранили профашистские взгляды[1474]1474
  Popovic, N.B. Op. cit. S. 245.


[Закрыть]. После прибытия югославской военной миссии посол С. Симич на встречах с советскими представителями вопрос о «неблагонадежности» М. Месича более не поднимал[1475]1475
  См.: АВП. Ф. 06. Оп. 6. П. 58. Д. 795. Л. 40–43.


[Закрыть].

14 июля 1944 г. В. Терзич в телеграмме, отправленной на имя И.Б. Тито, оценил положение в бригаде «как хорошее и с каждым днем все лучше» и сообщил, что все ее воины хотят идти на фронт[1476]1476
  Popovic, N.B. Op. cit. S. 243.


[Закрыть]. По советским оценкам, 27 июля 1944 г. на параде после принятия присяги воины бригады «шли бодро, чувствовалось, что к бою они готовы и в бой идут полные решимости без пощады драться с врагом»[1477]1477
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 247. Л. 49.


[Закрыть].

Однако, несмотря на положительные оценки и с югославской, и с советской стороны, наличие политических проблем в югославской воинской части было учтено. Власти, принимая во внимание «проблемность» югославского контингента, больших надежд на эффективность пропаганды, очевидно, не возлагали, и поэтому в Карасевском лагере, как писал М. Джилас, «все было основано на слепом подчинении, которому вполне могли бы позавидовать пруссаки Фридриха I»[1478]1478
  Джилас М. Указ. соч. С. 48; Очевидно, М. Джилас имел в виду прусского короля Фридриха Вильгельма I.


[Закрыть]. По выявленным фактам нарушения дисциплины и закона принимались жесткие меры – в том числе было вынесено три смертных приговора[1479]1479
  Popovic, N.B. Op. cit. S. 244.


[Закрыть].

М. Месич был оставлен в должности командира несмотря на то, что 15 марта 1944 г. В.М. Молотов в специальных записках обратил внимание высших должностных лиц Красной армии и советских спецслужб на отрицательное мнение С. Симича о Месиче[1480]1480
  АВП. Ф. 06. Оп. 6. П. 58. Д. 795. Л. 15–17.


[Закрыть]. Как вспоминал М. Джилас, в отношении Месича «русские защищали свой выбор, говоря, что он отказался от прошлых убеждений и имеет большое влияние на своих людей»[1481]1481
  Джилас М. Указ. соч. С. 47.


[Закрыть]. В советских документах Месич характеризовался как «кадровый офицер югославской армии», который «во время войны с Германией[1482]1482
  Имелась в виду Апрельская война 1941 г.


[Закрыть] командовал 8-м артиллерийским полком. В войне против немцев участвовал 24 дня и, по отзыву офицеров быв[шей] югославской армии, сражался хорошо. В мае 1941 года был взят немцами в плен» (по другим данным, «по окончании войны был демобилизован и некоторое время проживал в Хорватии»), «затем призван в хорватскую армию, откуда направлен в Германию для формирования артиллерийского дивизиона». В рамках оценки участия Месича «в боях против Красной армии на советско-германском фронте», звучало некое «оправдание» его действий: «Отдельные солдаты заявили, что во время прохождения по временно оккупированной территории [СССР] Месич хорошо относился к советскому населению. Находясь в должности командира артиллерийского дивизиона в составе 100[-й] немецкой дивизии, Месич находился под строгим контролем немцев». Советские власти проявляли мягкое отношение даже к явно «антибольшевистскому» настрою Месича[1483]1483
  РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 74. Д. 610. Л. 42; Там же. Ф. 83. Оп. 1. Д. 29. Л. 78, 87–88.


[Закрыть].

По словам М. Джиласа, функция М. Месича как командира «в подразделении явно была нулевой – чисто формальной»[1484]1484
  Джилас М. Указ. соч. С. 48.


[Закрыть]. Кроме того, над воинской частью осуществляли надзор советские органы госбезопасности – при ней работало советское «информационное бюро» (фактически «особый отдел»), для охраны которого в июле 1944 г. был создан специальный взвод. Характерно, что начальник «особого отдела» подполковник Никитин открыто выражал недоверие военнослужащим югославской бригады, в том числе «усиленно муссировал слухи о травле русских офицеров солдатами и офицерами бригады»[1485]1485
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 247. Л. 50–51; ЦАМО РФ. Ф. 7. Оп. 30. Д. 580. Л. 63, 65.


[Закрыть]. Для контроля над бригадой сотрудники НКВД вербовали в ней агентов. По данным югославских органов госбезопасности, таковых в бригаде было 238 человек[1486]1486
  Димитријевић Б.Б. Op. cit. С. 449–450.


[Закрыть]. В дальнейшем, когда югославская бригада была влита в состав НОАЮ, НКВД передал контроль над ее кадрами титовской спецслужбе ОЗНА (Отделение защиты народа)[1487]1487
  Тимофеев А.Ю. Русский фактор. С. 348.


[Закрыть].

Югославская сторона, в свою очередь, продолжала проявлять недоверие к основной массе личного состава бригады. Лидеры НКОЮ выражали «неудовлетворенность тем, что на посту командующего был сохранен тот же самый человек»[1488]1488
  Джилас М. Указ. соч. С. 47.


[Закрыть], что командовал Хорватским легионом вермахта, то есть М. Месич. Тито не верил документам, составленным командованием и политическими руководителями бригады, которые гласили о достигнутых успехах и «удовлетворительном состоянии» личного состава[1489]1489
  Popovic, N.B. Op. cit. S. 246.


[Закрыть]. 24 июля 1944 г. в Бари член политбюро КПЮ Э. Кардель на встрече с Дж. Лончаревичем перед его отъездом в бригаду отметил, что в этом формировании «достаточно много усташей; хорошо было бы ее почистить – до того, как она попадет в страну»[1490]1490
  Pojic, M. Op. cit. S. 89.


[Закрыть].

17 июля 1944 г. командование Московского военного округа отдало приказ отправить югославскую бригаду со станции Карасево до станции Рыбница (в Молдавии) в распоряжение 2-го Украинского фронта. Командиру бригады было приказано оставшееся время до отправки, назначенной на 29 июля, использовать на ее боевое сколачивание[1491]1491
  ЦАМО РФ. Ф. 7. Оп. 30. Д. 580. Л. 62.


[Закрыть]. Таким образом, боевой подготовке бригады было уделено самое серьезное внимание, и оно продолжалось до самого ее отъезда.

Проведенные перед отбытием бригады на фронт инспекторские смотры показали, что ее личный состав вполне подготовлен к выполнению боевых задач. 27 июля 1944 г. югославские воины приняли присягу и провели митинг по случаю отправки на фронт. На этом мероприятии присутствовали заместитель Уполномоченного Ставки ВГК по иностранным формированиям А.М. Давыдов, начальник отдела внешних сношений НКО В.Н. Евстигнеев, представители Московского военного округа Д.А. Гапанович и Коломенского гарнизона генерал Рыжков, посол С. Симич, члены югославской военной миссии, представители Всеславянского антифашистского комитета, начальник чехословацкой военной миссии Г. Пика, два представителя британской военной миссии. После митинга состоялся парад. Перед трибуной церемониальным маршем прошли пехота, артиллерия и танки[1492]1492
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 247. Л. 49.


[Закрыть].