Текст книги "Плетущий"

– Да, или ты думаешь, у меня в кобуре не пистолет, а базука?

– Нет, просто у меня была мысль, что у тебя что-то более продвинутое, чем Беретта.

– Это очень простой в обращении и, самое главное, надежный пистолет, – качаю головой, – так что было бы глупо менять его на что-то другое. Хотя, бесспорно, существуют пистолеты с лучшими характеристиками. Если бы я, например, участвовал в соревнованиях по стрельбе, наверняка выбрал бы немецкий Хеклер и Кох или швейцарский Зиг. В нашем случае пистолет необходим исключительно для ближнего боя, где точность особо не нужна.

– А что нужно?

– Огневая мощь, если так можно сказать, и останавливающее действие. А у 9-миллиметровой Беретты оно именно такое, какое нужно, и даже немного больше.

– Ясно.

– Могу сказать только, что в моем пистолете иной спусковой механизм.

– А зачем? И какой другой?

– Спортивный, – отвечаю, – для более мягкого спуска и лучшей точности.

– Покажешь?

– Потом, – киваю я. – Если, конечно, у тебя еще будет желание.

– Конечно, будет, – заверяет Миша и добавляет, – Все-таки не зря тебя называют Оружейником.

– А у тебя есть прозвище? – в свою очередь интересуюсь я из чистого любопытства.

– Нет…

Мне кажется или мой друг на самом деле огорчен?

– Меньше всего нужно переживать по этому поводу, – говорю ему. – Прозвище не делает тебя опытнее, сильнее или искуснее.

– Да, но у тебя же оно есть.

– Не я его придумал, и мне, честно говоря, все равно, кто и как меня называет.

– Ну конечно. У кого хватит глупости связываться с Оружейником! – непонятно отвечает Миша.

– Твое отношение к прозвищам со временем изменится, – спокойно говорю я, а сам думаю, что на самом деле у кого-то все-таки хватило смелости попробовать меня на прочность, наслать странный сон о женщине с цифрой на лбу и кошмар в придачу.

– Как скажешь, – отвечает он на мою последнюю реплику.

– Ну что, если ты готов, продолжим путь, – киваю в сторону лесной чащи.

Наше путешествие по миру чужих снов и фантазий заканчивается, когда лес превращается в настоящие джунгли. И без того влажный воздух кажется настолько густым, что его, наверное, можно черпать и есть ложкой. Вокруг витают самые разные ароматы. От них появляется какой-то привкус, от которого невозможно избавиться. Наша одежда давно промокла не столько из-за удушливой жары, сколько из-за сока растений. Он льется всякий раз, когда приходится прорубать дорогу через непролазные заросли. Вокруг стоит неумолчный шум, от которого вскоре появляется мигрень. Такое ощущение, будто мы идем сквозь плотную толпу людей, и каждый пытается что-то крикнуть в ухо, неразборчиво, но громко. Несколько раз я вижу небольших зеленых змей и стараюсь держаться от них подальше.

Спустя какое-то время мы останавливаемся на короткий привал, чтобы отдышаться и напиться. После отдыха двигаемся дальше, и джунгли меняются еще раз, избавляя нас от безумного шума. Растительность становится не такой густой и непролазной. Влажный воздух не кажется раскаленным, словно в парилке. Постепенно становится тише, и в какой-то момент наступает полная тишина. Или просто мне так кажется после той какофонии звуков, оглушающей нас всего пару минут назад? Как бы то ни было, но идти и дышать гораздо легче. Земля под ногами уже не хлюпает и не чавкает, и мы, ступая по травянистой почве, выходим к краю джунглей. Перед нами открывается вид не то на луг, не то на большую поляну, на которой видны крыши хижин. Туда ведет хорошо утоптанная широкая дорожка. Поселение находится выше нас, поскольку мы оказываемся на пологом горном склоне.

– Мы пришли? – спрашиваю у Миши.

Он лишь кивает в ответ, устало вытирая с лица пот, и собирается идти дальше.

– Постой, – придерживаю его, – не спеши.

– Почему? – вяло интересуется он.

– Во-первых, нужно осмотреться, – объясняю я.

– Что же мы отсюда увидим?

– «Созерцай», – поясняю.

– А, ты об этом. Я «созерцал» здесь каждую ночь, кроме последних двух. И никого, кроме женщины-Плетущей, не видел.

– Постой, ты хочешь сказать, что она Плетущая?

– Ну да… А разве я тебе не говорил?

– Нет.

– Просто я чертовски устал за последнюю неделю.

– Миша, о том, что в твоих снах присутствует Плетущая, которой необходима помощь, нужно было обязательно сообщить Учительнице. В данном случае твое желание разобраться во всем самому не оправдано.

– Наверное, ты прав, – несколько секунд он молчит, а потом кивает, соглашаясь, – Я не подумал об этом.

– Ладно, – ясно, что сейчас не время и не место для серьезного разговора. – А вообще никогда не пренебрегай возможностью лишний раз все проверить, – наставительно говорю ему. – От этого зависит твоя безопасность.

– Хорошо, я понял. Не нужно читать мне лекции, – устало бросает Миша и в течение следующих десяти секунд прикрывает глаза, глубоко дышит, настраиваясь нужным образом. Его лицо каменеет, он открывает глаза, трет их и вяло отчитывается:

– Вокруг никого, только та самая женщина – прямо по ходу нашего движения, в поселении.

– Откуда ты знаешь, что вокруг никого, если ты даже не оглянулся? – довольно резко спрашиваю я.

– Макс, отстань, я устал как лошадь.

Миша и впрямь выглядит вымотанным. Я глотаю готовые сорваться с языка резкие слова, а вслух говорю совсем не то, что собирался:

– Запомни, когда ты «созерцаешь» в незнакомом или подозрительном месте, всегда, я повторяю, всегда осматривайся вокруг, – и хотя я обращаюсь к нему довольно мягко, мне кажется, что Миша обижается. Я не сразу понимаю, но постепенно до меня доходит, почему. Путь от стройки сюда, проделанный нами, оказался сложным для моего друга, и он выбился из сил. Все-таки сказывается отсутствие опыта. Стоит учитывать и то, что Миша давно пребывает во сне и успел за ночь и кошмар пережить, и здесь побывать. Так что не нужно на него давить.

– Кстати, Миша, хочу сказать, что ты отлично потрудился – быстро довел нас до конечной точки, – пытаюсь подбодрить его, и моему другу похвала действительно льстит.

– Спасибо, – отвечает он. – Ты и вправду так считаешь?

– Честно?

– Честно, – сразу настораживается он.

– Вправду.

На самом деле совершенно не важно, как считаю я. Главное, чтобы он верил в себя и в свои силы, ведь именно эта вера делает нас сильнее, не дает в тяжелый час опустить руки и заставляет бороться.

– Что будем делать дальше? – спрашивает Миша веселее.

– Переодеваться, – отвечаю ему. – Погляди пока вокруг, а я переоденусь – на мне сухого места не осталось.

Мой друг смотрит недоуменно, но, после того как я еще раз напоминаю ему глядеть в оба, делает вид, что осматривается. Я сбрасываю верхнюю одежду, одеваюсь в сухое, меняю обувь и насквозь мокрые носки. Большую часть времени у меня занимает шнуровка ботинок и крепление набедренной кобуры.

– Ого, – вырывается у Миши, – быстро!

– Теперь твоя очередь. А я пока покараулю.

Видимо, ему редко приходилось переодеваться во сне в спешном порядке. Объяснить иначе пять минут, потраченные на переодевание и переобувание, не могу.

– Уф, так гораздо лучше, – признается он, переодевшись в сухое.

– Главное, что мы больше не привлекаем насекомых соком растений, которым была вымазана одежда.

– Ясно. Ну так что, мы идем или?..

Глава 6

В отличие от Миши, я периодически оглядывался вокруг, «созерцая. И вот сейчас в моих руках оказывается автомат. Его появление заставляет Мишу прерваться на полуслове и недоуменно заглянуть мне в глаза. Я лишь показываю сжатый кулак согнутой руки, и мой друг правильно понимает сигнал: «Внимание!» Автомат Калашникова 74-й модели появляется у него достаточно быстро. Миша одним взглядом спрашивает: «Где?» Киваю в сторону, откуда мы пришли, и опускаюсь за древесным стволом на колено. Мой друг занимает позицию слева за деревом. Ни звуком, ни каким-либо другим образом незваный гость не дает о себе знать, и мы продолжаем сидеть в засаде.

– Эй, парни! – вдруг слышится до боли знакомый голос, и я ловлю на себе удивленный донельзя взгляд Миши.

– Не стреляйте! Слышите меня?! Макс! Миша!

Создавая шум, чтобы специально обозначить свою позицию, из зарослей кустов выходит Семен собственной персоной.

– Привет! Это я!

На нем армейский камуфляж, так называемая «цифра», высокие ботинки, панама, разгрузочный жилет и легкий бронежилет. Рыжий держит обе руки так, чтобы мы видели его пустые ладони. Вслед за мной Миша опускает автомат и выходит из-за дерева.

– Привет, – здоровается он.

– Откуда ты взялся? – спрашиваю я вместо приветствия и крепко жму протянутую руку.

– А я вас уже ждал здесь, – заявляет он со своей вечной ухмылкой.

– Ты бывал здесь раньше? – удивляюсь.

– Нет, – качает он головой, – мне просто повезло.

– Поясни-ка.

– Так получилось, что сегодня у меня выдался напряженный день на работе, из-за чего я и вошел в сон совсем недавно…

– Я звонил тебе, как мы договаривались вчера, – вставляет Миша.

– Батарея в телефоне сдохла, – сокрушается Семен. – Я же говорю, тяжелый день.

– Я так и подумал.

– Ну да, а табича твоего у меня пока нет.

– Все никак не отправлю тебе в Москву.

– Максу отправил в Киев, – кивает на меня. – Мог бы и мне заодно.

Это он, конечно, многого хочет! Они с Мишей познакомились едва ли год назад, когда мы отмечали сдачу экзамена. Со мной тогда были почти все бывшие одноклассники, мною же и приглашенные, кроме Сергея-Угрюмого – он был чем-то занят и не смог появиться, но заочно все же поздравил выпускника, пусть и незнакомого. Рыжий с Мишей даже начали отношения поддерживать, но все равно год – не такой уж большой срок для дружбы и тем более для обмена табичами. А причина их общения оказалась простой, хоть для меня и неожиданной. Дело в том, что Мише очень понравилась наша Катя, и, как я понял, интерес оказался взаимным. Вот Миша и сошелся с Рыжим, когда расспрашивал о Кате.

– В общем, – продолжает Семен, – я решил сам поискать это место. Миша, помнишь, ты мне прошлой ночью рассказывал об этих джунглях? Так вот, странное растение, о котором ты упомянул вскользь, растет в одном единственном месте на Земле.

– Ты имеешь в виду высокий красный цветок? – переспрашивает он.

– Именно, – кивает Рыжий. – Чтобы ты знал, правильно он называется Некентес Аттенборо, или крысолов, из-за своей способности схватить и переварить даже крысу.

– Он плотоядный? – Миша вскидывает брови.

– Да, и растет только на Филиппинах на острове Палаван. Все это я заранее разузнал в интернете и, как оказалось, не зря. Вон, какие у вас физиономии удивленные.

– Мог бы связаться со мной, – говорю я, – позвонил бы или использовал мой табич.

– Не подумал как-то, – пожимает он плечами и добавляет: – Если честно, хотел сюрприз устроить. Но вам устроишь – чуть не пристрелили. Вообще-то, если бы моя задумка не удалась, так бы и сделал – связался с тобой по табичу.

– Что-то не видел я никаких красных цветков, – обращаюсь к Семену.

– Они не совсем красные, точнее бывают и красные, и зеленые.

– Покажете, если попадется на глаза.

– Так вот же один из них, – указывает Рыжий на какой-то куст.

Я слежу взглядом за его рукой, и невольное «Ого!» вырывается у меня. В поисках цветка я привычно шарю глазами по земле и траве, но этот крысолов оказывается размером с куст. В высоту он мне по грудь – это первое, что бросается в глаза. Растение напоминает вытянутый мешок зеленого цвета с редкими красными вкраплениями. И в него действительно могла бы и крыса поместиться!

– Все равно, – говорю Семену, отходя подальше от неприятного растения, – ты мог бы воспользоваться табичем, чтобы мы «вытянули» тебя к себе.

– Зато так интереснее, согласись.

– Вообще-то мы не на прогулку вышли, – я не очень доволен его отношением к делу.

– Миша говорил, что ему нужна помощь, – соглашается Семен. – Да ладно тебе, Макс, не злись. Ты и так слишком серьезный.

– Тебе бы хоть немного моей серьезности, – отвечаю ему.

– А чего мне беспокоиться и напрягаться? С нами же ты! – и, довольный шуткой, смеется, но будто через силу.

– Миша, – киваю другу, – вперед. А ты прикрываешь тыл.

Смех моментально исчезает, и Рыжий преображается, становится серьезным и собранным. В его руках появляется Калашников 104-й модели с подствольным гранатометом. Передо мной сейчас уже не смешливый балбес, а опытный искусный Плетущий, чья помощь может оказаться кстати, и на чей опыт и силу я могу всецело положиться.

– Вы мне, может быть, в двух словах объясните, что происходит? – бросает он негромко, когда мы начинаем движение.

– Если в двух словах, то мы помогаем Мише разобраться с его проблемой, – отвечаю ему через плечо.

– Плетущий в одной из тех хижин – и есть его проблема? – спрашивает Семен.

– В том числе.

– Кто он?

– Это женщина, она пребывает в бессознательном состоянии в некоем подобии коммы, и снится Мише уже шесть дней подряд.

– В коме? – переспрашивает Рыжий.

– Да.

– То есть ее нужно привести в чувство?

– Мы попытаемся это сделать.

– Впервые слышу, – все так же негромко говорит Семен, – чтобы Плетущий находился в коме во сне. Может быть, эта женщина больна и пребывает в таком состоянии и наяву?

– Несомненно, но связь, мне кажется, в данном случае обратная.

– То есть?

– То есть наяву она в коме, потому что в таком состоянии находится во сне, а не наоборот.

– Почему ты так думаешь?

– Мне так кажется, – отвечаю я туманно и не спешу рассказывать о собственном аналогичном сне.

– А еще у нее на лбу цифры, – добавляет Миша.

– Какие цифры? – моргает Рыжий.

– Которые отсчитывают дни, – поясняю я. – И сейчас, со слов Миши, у нее на лбу единица.

– И что это значит? Что будет, когда отсчет прекратится?

– Мы не знаем.

Какое-то время мы молча шагаем в высокой траве вверх по склону и постоянно оглядываемся вокруг.

– Это все очень странно, – наконец негромко произносит Семен. – Миша, ты правильно сделал, что позвал нас. Втроем мы быстро разберемся в этом деле.

– Да, конечно, – отвечает он.

В воздухе появляется неумолчное жужжание и стрекот насекомых. Некоторые из них выглядят отталкивающе и вызывают опаску. Небольшие пестрые птицы носятся по воздуху, ловят на лету всевозможную летающую мелочь. Стена джунглей позади нас негостеприимна, но никаких эмоций она не вызывает. Едва ощутимым сквозняком дует слабый ветер, будто дразнит невесомыми прикосновениями. Ничего, думаю я, Миша еще успеет набраться опыта и мастерства. Он только в прошлом году закончил обучение, так что личный дискомфорт, вызванный не очень приятными окружающими условиями, простителен.

От теплого влажного воздуха сухая одежда быстро пропитывается потом и неприятно липнет к телу. Действуя автоматически, я пробую плести, чтобы закрыть солнце облаками, но у меня ничего не получается. Этого и следовало ожидать: никто из Плетущих не может полноценно работать с тканью реальности, находясь во сне коллеги. Хозяин этого сна – Миша, но он сейчас сконцентрирован на другом, и я не решаюсь отвлекать его внимание. Со временем он, конечно же, будет максимально подстраивать под себя окружающую реальность и научится делать это быстро. Ну а сейчас остается только терпеть, потому что до ближайших хижин, стены которых кажутся сложенными из толстых веток и обмазанных красноватой глиной, остается несколько десятков метров.

Поселение, в котором я насчитываю примерно два десятка убогих лачуг, встречает нас тишиной. Это безмолвие не нарушают даже вездесущие насекомые – их здесь просто нет. Звук передергиваемого затвора звучит глухо и чужеродно в этом затерянном в джунглях поселении.

– Не нравится мне здесь, – роняет Семен, водя стволом автомата из стороны в сторону.

Вслед за Рыжим досылает в ствол патрон своего 74-го и Миша.

– Без нервов, – обращаюсь я к ним обоим, – пока не в кого стрелять. Миша, куда?

Он молча показывает рукой.

– Обычно, – говорит мой друг, – я сразу появлялся здесь возле хижины, где находится женщина, но сейчас, когда все не так, я чувствую будто…

Он осекается на полуслове и отводит взгляд.

– Будто что? – спрашивает Семен, а я уже знаю, что ответит Миша.

– Будто меня что-то тянет к ней.

– Ты можешь сопротивляться?

– Да, – кивает он.

– Уже лучше, – произносит Рыжий.

Не спеша мы идем мимо пустых молчаливых жилищ по утоптанным дорожкам. Входы завешаны соломенными циновками. Заходить внутрь нет никакого желания, да и что там можно найти? Спустя несколько минут мы выходим в центр поселения. Здесь, посреди большой площади возвышается деревянный столб, украшенный замысловатой резьбой.

– Это здесь, – негромко роняет Миша, когда еще через какое-то время мы оказываемся у очередной хижины. Сразу за ней, в дюжине метров, стеной стоят джунгли. Мы с Семеном обходим круглое жилище по периметру, проверяем его и осматриваем.

– Ну что, – говорит он, – заходим?

– Да, но ты остаешься здесь и глядишь по сторонам.

– Так точно, – Рыжий шутливо отдает честь.

– К пустой голове руку не прикладывают.

– А у меня панама!

– Тогда ладно.

Миша даже не улыбнулся нашему обмену ничего не значащих шутливых фраз, настолько он напряжен. Рыжий взглядом указывает на него, и я киваю в ответ.

– Я первый, – отодвигаю Мишу в сторону плечом. – И поставь автомат на предохранитель.

Он молча переводит рычаг в нужное положение. Я захожу внутрь, отодвинув соломенную накидку в проеме. Следом заходит Миша. Какое-то время глаза привыкают к полумраку, и я пытаюсь осмотреться. Жилище выглядит просторным, наверное, из-за того, что внутри нет никаких стен. Здесь примерно до десяти метров от стены к стене, посредине стоит столб, поддерживающий крышу. Скудный свет попадает сквозь маленькое отверстие в потолке над очагом, выложенным крупными окатышами. Нет, все-таки света недостаточно. Я включаю фонарь, закрепленный на моем автомате Никонова или, проще, – Абакане. Яркий луч выхватывает из полумрака стены, пол, очаг, какие-то вещи на стенах, полки со всякой всячиной и… женщину. Она лежит у дальней стены на невысоком лежаке.

– Это она? – спрашиваю у Миши, подходя к лежащей.

– Она, – сиплым голосом отвечает он из темноты.

Часть 3
Схватка

Пусть даже это наступление окончится неудачей, что ж, другое будет удачным.

Эрнест Хемингуэй

Глава 1

Подсознательно я ожидал, что женщина будет выглядеть как и та, что снится мне. Однако они не имеют ничего общего, кроме того что обе являются Плетущими. Что это значит? Не знаю. Она совершенно мне не знакома. Ее внешность вполне типична для жителей тропических джунглей Южной Америки или, скажем, индейских племен Северной: небольшой рост, черные волосы, смуглая кожа, раскосые глаза, пухлые губы и широкий нос. Выглядит она как самая настоящая индианка. На ней джинсовые шорты и белая майка. Плетущая не молода, но, как это часто бывает с людьми не европейской внешности, определить ее возраст по внешности сложно. В общем, обычный человек, но с единицей, горящей алым, на лбу, которая выбивается из облика и заставляет еще больше собраться и быть внимательным.

Миша шумно дышит за моей спиной, а я коротко «созерцаю». Без сомнений, женщина является Плетущей. Сейчас, как и в моем сне, от нее, будто пуповина, отходит наполненный светом жгут. А еще я замечаю, что свет, наполняющий ее фигуру, тусклый и приглушенный. Так обычно выглядят люди с задатками способностей Плетущих, но ими не являющиеся.

– Миша, – зову друга.

– Что? – отзывается он отрывисто.

– Ты «созерцал» ее?

– Да.

– Когда?

– В первую же ночь, как попал сюда.

– Ты можешь мне сказать…

– У нас гости! – громким шепотом докладывает Семен, заглядывая в хижину.

– Кто? – резко разворачиваюсь и шагаю к нему.

– Плетущий.

– Кто он?

– Я не знаю, лица не видел. Они еще далеко.

– Они? – переспрашиваю я, выходя из жилища и оглядываясь.

– Да, он не один.

– Сколько там еще Плетущих?

– Плетущий один, остальные – твари, – Рыжий следит за моей реакцией.

– Где? – спрашиваю быстро.

Семен машет рукой, указывая направление. Ничего больше не говоря, я снова «созерцаю» и оглядываю пространство в той стороне, куда указал Рыжий. Сразу вижу Плетущего, чей светлый силуэт выделяется в туманном ничто. Еще я вижу чернильные кляксы, сопровождающие его. Не берусь называть хотя бы их примерное количество, потому что они двигаются плотной группой и загораживают друг друга. Однако Плетущий не выглядит, как подобает – свет, испускаемый его фигурой, едва ли интенсивнее того, что излучает женщина в хижине за нашими спинами. Быстро оглядываюсь вокруг, но более никого не вижу, хотя… Я смаргиваю выступившие на глаза слезы от слишком долгого «созерцания». Это единственный минус подобного способа зрения – невозможность достаточно долго использовать его. Глаза сразу начинают болеть. Именно по этой причине нет никакой возможности проследить за тем жгутом силы, что отходит от Плетущей в хижине. Моих сил хватает только на то, чтобы увидеть его, да и то, после долгого и пристального внимания.

– Видел? – спрашивает тревожно Семен.

– Видел, – отвечаю ему и убираю от глаз влажный платок.

– Что будем делать?

Миша напряженно нас слушает и кусает губы.

– Будем встречать, – спокойно говорю я.

– Ты видел, сколько там тварей? – беспокоится Рыжий.

– Не смог разглядеть, сколько точно, но немало.

– Почему они здесь, как думаешь?

– Можно только гадать… Значит так, отряд, слушай мою команду, – четко говорю я. – Сейчас мы занимаем позиции у этой хижины и ждем гостей. Говорить буду я, если, конечно, неизвестный Плетущий направляется сюда, и если нам придется вступить с ними в контакт. Если нет – пусть себе идут, мы их трогать не будем. Мало ли, может быть, они по своим делам куда-то направляются. У нас сейчас дела поважнее.

– А если ему нужна помощь? – несмело вставляет Миша, на что ему сразу отвечает Семен:

– Если бы у него были проблемы или неприятности с тварями, он давно ушел бы. Он ведь Плетущий.

– Рыжий, – обращаюсь к нему, – выбирай себе позицию. На твое усмотрение, но не прямо здесь. Так, чтобы в случае чего ты смог поддержать нас с фланга.

– Понял.

– А мы с Мишей займем позицию неподалеку, у площади. Вперед.

Семен коротко кивает и, оглянувшись, исчезает за ближайшими лачугами справа. Нам с Мишей, можно сказать, везет, потому что жилище Плетущей стоит в стороне, и пространство перед ним просматривается лучше, чем если бы лачуга находилась в центре поселения.

– Как быстро ты можешь покинуть сон? – спрашиваю друга, устраивая позицию сбоку от жилища в разросшемся кустарнике.

– Мне необходимо около десяти секунд.

– Ясно.

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что мне нужно знать, сколько времени я должен тебя прикрывать, если вдруг придется экстренно покидать сон, и если это произойдет во время боя.

– А тебя кто прикроет?

– Никто. Я сам себя прикрою.

– Тебе сколько нужно времени, чтобы уйти?

– Четыре-пять секунд. В зависимости от обстоятельств.

– Всего лишь?

– Через пятнадцать лет ты тоже сможешь покидать сон так быстро.

– Хотелось бы раньше.

– Всему свое время, но тебе никто не мешает тренироваться больше.

– Я знаю.

– Вот и хорошо, а теперь тихо.

– Идут? – тихим шепотом спрашивает Миша.

– Пока не вижу.

Было бы времени больше, можно было забраться на дерево. Я даже оглядываюсь и пытаюсь выбрать одно из них, но почти сразу отбрасываю эту идею. Слишком бурная растительность покрывает деревья. По их стволам ползают насекомые. Наверняка из-за высокой влажности кора скользкая. Проще было бы самому «вырастить» дуб или сосну и устраивать там позицию, а не лезть в это живое месиво.

– Что это? – недоуменно шепчет Миша, но я молчу, потому что сам с большим удивлением вслушиваюсь в новые звуки.

– Похоже на пение, – наконец отвечаю я.

– Кто здесь может петь?

– Тише. Слушаем.

Звуки, которые доносятся до нас и с каждой секундой становятся громче, действительно напоминают многоголосое пение. Ловлю себя на мысли, что не готов услышать в этом месте чье-то пение, да еще и такое громкое. Кажется, оно доносится из-за ближайших хижин. Главное, чтобы Семен не пытался самостоятельно выяснять, кто и почему поет. Я коротко «созерцаю» и вижу, что Плетущий в сопровождении большого числа тварей уже близко, в самом поселении, и движется в нашу сторону. На этот раз мне удается подсчитать их, пусть и совсем приблизительно. Тварей много, не меньше сотни.

Миша легонько толкает меня локтем и делает страшные глаза, указывая взглядом туда, откуда доносятся стройные голоса. Хмурюсь в ответ и отрицательно качаю головой, на что он лишь сильнее сжимает автомат. Странное пение звучит по-своему красиво и достаточно незаурядно. Оно навевает необычные образы: пыльную саванну, необъятный красный шар солнца, наполовину скрытый за горизонтом, крадущегося в высокой траве гепарда, который срывается и с огромной скоростью пускается в погоню за добычей. Мне видятся чернокожие люди, сухие и жилистые, стадо буйволов, от многотысячной поступи которых сотрясается земля. Пыль поднимается выше деревьев. Интонации завораживающей песни меняются, и теперь вместо сцен охоты перед глазами встают ночные поселения с высокими оранжевыми кострами, вокруг которых ведут свои странные танцы жители африканских прерий.

Я резко вскидываю автомат, и справа из травы появляется Семен, который глядит в оружейное дуло.

– А… э… – только и может он сказать.

– Ты мог бы и предупредить, что идешь, – опускаю оружие.

– Каким образом?

– А табичи зачем?

– А, ну да, – тянет Рыжий растерянно.

– Что случилось, почему ты здесь? – спрашиваю его, тщательно скрывая рвущееся наружу раздражение и недовольство его неразумным поступком.

– Так ведь эти, – короткий взмах рукой в сторону поющих, – не идут дальше.

– Эх, Семен, ты вроде и взрослый мужик, а ведешь себя как зеленый юнец.

– Почему это? – хмурится он.

– Ты сейчас мне рожи недовольные строишь, а противник тем временем обходит нас со стороны закрепленного за тобой участка.

– Где? – вскидывается он.

– Тихо ты! – громким шепотом успокаиваю его. – Никто к нам не подкрадывается.

– Ну и шуточки у тебя, – бурчит Рыжий.

– А ведь могла быть и не шутка, а самая настоящая тварь, – настоятельно говорю ему. – А все из-за того, что тебе лень табичем воспользоваться для передачи сообщения, и ты покинул позицию, чтобы перекинуться с нами парой слов.

– Вечно ты со своими нравоучениями, – начинает он, но я перебиваю:

– Семен, ты здесь не один, и своим неуместным легкомыслием подвергаешь риску всех. Миша, и тот, ведет себя тише и умнее. Не будь ты моим другом, огреб бы по полной.

Рыжий напрягается, и я вижу, как он борется с собой.

– Ты прав, – наконец говорит он через силу. – Признаю свою ошибку.

Невиданное дело. Семен даже не пытается свести все к шутке, как обычно делает во время наших споров. Хотя я и не припомню, когда мы с ним серьезно спорили. Вообще-то для него несвойственно легко признавать ошибки. С другой стороны, таких проблем с ним ранее не возникало. Все-таки Рыжий – опытный Плетущий. Сейчас он напряженно следит за моей реакцией, и я отвечаю уже без раздражения:

– Прошу тебя, будь внимательнее и не забывай про табичи.

Он кивает мне в ответ как-то по-новому. Все-таки мы редко видимся, и все изменения в нашем поведении сразу бросаются в глаза.

– Что будем делать? – нервно оглядывается Миша.

– Если бы не Плетущий, мы бы продолжили заниматься своим делом, – отвечаю ему, – или сначала перебили тварей, а потом вернулись к нашей проблеме. Но этот незнакомец путает все планы. К тому же, он наверняка знает о нашем присутствии, как и мы о его.

– Не нравится мне все это, – бормочет под нос Семен.

– Поэтому, – продолжаю я, – лучше посмотреть, кого занесло к нам в гости. Сомневаюсь, что Плетущий оказался здесь случайно.

– Почему? – спрашивает Миша.

– Потому что, если его появление – обычное совпадение, он давно ушел бы, пройдя сквозь этот сон дальше по своим делам.

– Но он все еще здесь, и пение к тому же устроил, – Рыжий явно недоволен присутствием незнакомца.

– В общем, сейчас мы аккуратно продвигаемся вперед и глядим, что это за хор такой, – подвожу я итог и спрашиваю у Миши: – Ты раньше здесь видел кого-нибудь?

– Нет, никого, – качает он головой. – До сегодняшнего дня ни Плетущего, ни тварей в этом месте не было.

Нам нужно несколько минут, чтобы оказаться на месте, откуда видна вытоптанная до красноватой земли площадь с деревянным столбом в центре. Сохраняя молчание, мы наблюдаем за поющими незваными гостями. Плетущий не выглядит как человек, попавший в беду и нуждающийся в помощи. Напротив, он, видимо, является хозяином тварей, которые пришли с ним. Это старый, седой, как лунь, мужчина в светло-сером, почти белом, балахоне до самых пят. На темном, выгоревшем на солнце лице пролегают глубокие морщины. Чертами лица он очень похож на женщину из хижины. Над его темными глубоко посаженными глазами нависают кустистые брови. Белая борода достает почти до пояса. Плетущий стоит к нам вполоборота и наблюдает за своими созданиями. Твари выглядят, как люди, и при взгляде на них сразу возникает ассоциация с аборигенами или туземцами. Даже если бы я не «созерцал» их, все равно решил бы, что вижу перед собой тварей – не может такое количество людей быть так похожи друг на друга. Я пытаюсь их сосчитать, но сбиваюсь, потому что твари постоянно двигаются. Впервые вижу подобное, но почему-то кажется, что они совершают какой-то свой обряд или ритуал. Если бы не оружие в их руках, я решил, что они танцуют. Это довольно крупные мужчины. Они обнажены по пояс, и на них надеты холщовые штаны, а вот ноги босые. На голове нет волос, а странная татуировка, покрывающая грудь и спину, заползает на лысые головы. Сразу я не могу классифицировать этих тварей. Однозначно это не паразиты, которые лишены зачатков разума, и чье поведение обуславливает исключительно неутолимый голод.

Оружие в руках аборигенов мне незнакомо и больше всего напоминает не то корабельный штурвал, не то колесо от телеги. Оно круглое с четырьмя спицами, три из которых выступают металлическими лезвиями на десяток сантиметров за окружность обода, где протянута узкая режущая кромка. Одна из спиц узким хищным клинком вырывается за пределы колеса на метр. Приглядевшись внимательнее, я замечаю отсутствие боковой секции обода между двумя спицами с короткими лезвиями на конце. Очень странное оружие и смертоносное. По сути, им можно бить и колоть из любого положения. Никогда и ничего подобного не видел. Некоторые лезвия вымазаны какой-то бурой субстанцией. Сомнений нет, что это яд, а не кровь. Интересно…

Несмотря на кажущуюся сложность в обращении со столь громоздким оружием, в руках туземцев оно выглядит легким и невесомым – настолько твари мастерски владеют им. Диаметр вытоптанной площадки в центре поселения навскидку составляет полсотни метров, и сейчас на ней нет свободного места. Аборигены занимают ее полностью, изображают схватки, но не касаются своим оружием чужого – не слышно даже легкого звона лезвий. При этом они находятся в постоянном движении. Однако четкое пение исходит не от них. Окинув взглядом округу, вижу небольшую группу таких же воинов на противоположной стороне площади. Они-то и поют.