Текст книги "Сквозь мутное время. Русский взгляд на необходимость сопротивления духу века сего (сборник)"

Как стать вменяемыми людьми?

Можно оценивать народы не в целом – вот русские все хорошие, а кавказцы плохие. Или все кавказцы хорошие, а русские плохие.

А взять билет, прилететь в Грозный, подойти на улице к прохожему и сказать: «Знаете, я впервые приехал в ваш город. Могли бы вы показать мне его? Мне это очень интересно».

Уверяю вас, что следующие две недели будут для вас очень интересными. Просто если вы это скажете нормально, по-человечески, вы узнаете чеченский народ. Более того, вы полюбите чеченский народ.

Вы поймете, что в нем есть негодяи и подонки, как и в каждом народе, а есть и вменяемые люди.

Так же и в русском народе, есть негодяи и подонки, а есть вменяемые люди. Вменяемых всегда большинство.

Нет конфликта между русскими и кавказцами. Есть конфликт между эксплуататорами и ворами и остальным интернациональным народом.

Как воры и эксплуататоры интернациональны, так и мы, те, кого они грабят, тоже интернациональны.

Когда мы это поймем, у нас будет шанс на будущее. А если будем позволять сталкивать нас с чеченцами, дагестанцами, кабардинцами, шанса на будущее у нас не будет.

Всегда воры будут наверху, грабители будут наверху, а под ними мы будем друг друга лупить дубинами и кулаками с криками «Я кавказец!», «Я русский!». Так и будем умирать, как дрессированные бульдоги в загоне.

У русских с кавказцами нет конфликта. У вменяемых людей. У любого человека нормального есть конфликт с этой бесчеловечной либеральной системой потребления и эксплуатации.

Конечно, среди кавказцев, как и среди любых других народов, есть много недостойных людей. Но дело не в национальности.

Быдло интернационально. Кавказское быдло ходит в те же самые клубы, смотрит те же самые фильмы, что и московское.

Нет разницы между московским быдлом и, допустим, махачкалинским. Они-то общий язык всегда находят.

Но так же должны найти общий язык и те, кто постулирует духовные ценности, те, кто, например, не пьет.

Поэтому считаю, что в России нужно заниматься не унижением кавказцев или представителей Средней Азии.

В России необходимо ограничить потребление спиртного и заняться наконец планомерным развитием села и малых городов.

Поддержка русского села должна стать национальной программой. Поймите, многодетных семей в больших городах не бывают. Многодетные семьи бывают в малых городах и в селах.

Главное сегодня – не уничтожать село. Вот едешь, видишь села разоренные. И вдруг – в стороне от основной дороги стоит крепкое село, крепкие дома.

Кто живет? Староверы живут. У них семьи большие, дома крепкие, хозяйство сильное. Не пьют, запрет у них на пьянку, не воруют. В Бога верят.

Каждый человек отвечает за себя и за своих близких. Жизнь – штука жестокая. И если мы выберем дорогу быдла, так и умрем быдлом и будем гореть в аду.

А если мы вернемся к нормальному состоянию людей, как это предписано Богом, тогда у нас и конфликтов не будет никаких, и будем мы жить мирно – и русские, и кавказцы.

Демократия или свобода?

Я приверженец идеи суверенной демократии, которую, кстати, не Сурков придумал. Он, скажем так, напомнил о ней.

Есть ли у нас демократия такого типа, как она есть, допустим, в США, или в Великобритании, или в Швеции, или во Франции? Нет, такого типа демократии у нас нет.

У нас есть вполне оригинально сформировавшаяся нашим трагическим опытом и 80-х, и 90-х годов своя демократия – с сильной государственной властью, с сильной бюрократией, с сильной местнической номенклатурой.

Демократия с политической системой, которая находится в ситуации трансформации, со вполне широким и достаточно мощным пространством высказываний и общественных дискуссий, которые, поверьте, гораздо более свободные, чем в Западной Германии, например, во Франции.

В России нет закона, по которому за историческое высказывание, которое, может быть, не попадает в концепцию государства, вас сажают в тюрьму. А в Германии и во Франции есть.

Если в Германии сказать в публичном пространстве: вы знаете, Мартин Хайдеггер и Эрнст Юнгер в своих статьях 1929–1932 годов, обращенных к профсоюзам, были правы, – то можно получить пять лет за это высказывание.

Свободы слова в России больше. В книжных магазинах в России вы можете найти книги, которые поддерживают генерала Власова и которые осуждают генерала Власова.

Вы не можете найти книги на схожие темы по недавнему прошлому в немецких или французских больших книжных магазинах – это какие-то закрытые, маргинальные магазины будут.

Говорят: а вот во Франции рядом с книгами продается кукла вуду президента Николя Саркози. Если кукла вуду, комиксы и другие смешные пародирующие вещи являются признаком свободы слова, то я выступаю за другую свободу слова в русской интерпретации.

Это – свобода высказывания, свобода поиска смысла и свобода доносить последствия этого поиска смысла до широкой аудитории.

В России издается невероятное количество политологических книг по самым разным вопросам. Есть невероятный спектр изданий, где обсуждаются и полемизируются самые разные вещи.

Конечно, демократии – в плане возможностей реализации гражданами своих вполне законных замыслов в бизнесе, в политическом действии, в создании средств массовой информации – демократии в этом смысле, вернее, не демократии, а свободы не хватает.

Слово «демократия» носит очень странный характер. Скажем, демократия в Афинах подразумевала наличие рабства. Так что нынешнее слово «демократия» не описывает всей полноты возможностей. Что такое демократия? Абстракция.

Вот свободы в России мало. Эта свобода подавляется во многих местах. Она подавляется коррупцией, она подавляется номенклатурой, она подавляется бесконечными режимами КТО в самых разных местах (на Северном Кавказе в основном).

В этом, конечно, у нас очень серьезная проблема. И с точки зрения достижения обществом социальной свободы, равных социальных возможностей, социального государства, как это сказано в Конституции, нам еще идти и идти, строить и строить, бороться и с собой, и с тем, что внутри нас.

Сергею Минаеву

 
Фокусник в пространствах плоских
Одиночеством гонимый
Пишет палочкой на воске
Мертвых дел неумолимо
 
 
Занят ум его тревожный
Персонажей пробужденьем
И пульсирует под кожей
Наслаждение мгновением
 
 
Сладкой опухолью мозга
В два прихода три приема
И бежать как будто поздно
И подохнуть как-то стремно
 
 
Этих фокусов уродство
Нам показывает смело
Удивительное сходство
Кукол черных кукол белых
 
 
Фокусник, оставь в покое
Этих тварей бессловесных
Не ломай своей рукою
Их гробов холодных тесных!
 
 
Мертвецы твои познали
Все нюансы пробуждений
И теперь уже едва ли
Возвратятся в царство тени
 
 
Они станут здесь богами
Коридоров кабинетов
Станут нашими мозгами
Обжираться за обедом
 
 
Станут появляться в теле
И мы будем одержимы
Где-то в полночь, раз в неделю
Лживым голосом режима
 
 
Станем мы консервативны
Станем мы тогда довольны
Словно мухи в паутине
Где спокойно и небольно
 
 
Этот фокус слишком страшный
Слышишь, фокусник проклятый!
Как ушедший день вчерашний
Весь изорванный измятый!
 
 
Но увы он пишет пишет
Текст выводится все лучше
И уже все тише тише
Наши страхи наши души
 

ЭЛИТЫ ДОЛЖНЫ ВСПОМНИТЬ О НАРОДЕ ИЛИ ИСЧЕЗНУТЬ

Совместное прошлое, общее будущее

– В последнее время вы не раз говорили, что в России началось построение нации. Какие признаки этого вы усматриваете?

– Главный признак – целеполагание. Заявлена цель, куда мы идем. В политике это, между прочим, самое важное. Все ельцинское время повторяли: «национальная идея», но ничего не происходило. Президент Путин в своей предвыборной статье о национальном строительстве заявил: мы строим политическую нацию при сохранении и развитии этнокультурного многообразия народов России. Эта политическая формула очень емкая и одновременно очень сложная. Затем появился документ – стратегия национальной политики, – который тоже почему-то не могли создать в предыдущие двадцать лет. Да, были некие общелиберальные тексты, но впервые я увидел документ (и, кстати, сам принимал участие в работе над ним), который в полной мере излагает не абстрактные принципы, перенесенные из США или Западной Европы, выработанные их политиками и технологами, а в значительной степени опирается на принципы жизни и реалии нашей страны.

И впервые четко заявлено, что мы строим и куда развиваемся, а это уже половина дела. Вторая половина – как обеспечить достижение этой цели. Я вижу, как в обществе – причем спонтанно, а не по приказу власти – началась широкая дискуссия по национальному вопросу, вопросу о языке, о мигрантах, об отношениях между регионами, между религиями. На эти темы есть общественный запрос, в том числе на тему распределения национального капитала, который создается, но идет неизвестно куда. Проблема офшоров, офшорной аристократии и национализации элит напрямую связана со строительством нации. То есть время само вынуждает Россию к этому движению.

– Вы обозначили два компонента процесса: первый – разнообразие этносов.

– Это не я, это Путин. Просто неожиданно совпало с тем, о чем я говорил много лет.

– Хорошо, Путин. Национальное многообразие, с одной стороны, политическая нация – с другой. Что это такое?

– Совокупность людей, ощущающих между собой общность, обусловленную в том числе единством истории и образом общего будущего. Это не значит, что мы все согласны со всем, что написано в летописях и учебниках. Но с разными нюансами, подходами и взглядами мы признаем, что переживали одну и ту же жизнь. Это как брак, жили вместе мужчина и женщина, потом развелись. Она говорит: он подлец, слышать о нем не желаю; он говорит: она ангел, создала всю мою жизнь. Они по-разному видят прожитое вместе, но все равно имеют общую историю, даже если смотрят на нее разными глазами.

Это и не значит, что мы одинаково видим будущее – в нем есть различия. Но различия (политические, экономические) существуют в рамках общей судьбы всех, кто эту судьбу ощущает именно как общую. Только так возникает нация!

Нельзя заставить людей маршировать и думать одинаково, в своем развитии наш народ прошел тот этап, и нас это уже совершенно не устраивает.

Итак, нация – совокупность людей, имеющих общие цели в будущем, общее (хотя и не одно и то же!) прошлое, единое правовое поле и единый политический язык в настоящем.

Последнее – очень важно. Не вообще язык, а именно политический. То есть язык, на котором создаются базовые инструменты политического развития. Для англосаксонской цивилизации это английский; для нас – русский. Существуют языки чеченцев, татар, бурят, якутов, евреев, армян, грузин и т. д. Но это (внутри России) – инструменты этнокультурного развития, а не политического. Через язык люди разъединяются, как было в начале 90-х, когда разные политические языки конкурировали между собой, через обретение одного языка политического развития они объединяются – и русский в конечном итоге победил.

Единый политический язык – обязательное условие существования нации.

Кстати, экономика не всегда является признаком нации. Тем более в мире глобального банкинга и рынка. Важнее, на мой взгляд, говорить о способах производства национального богатства, его распределении и использовании.

Безликая толпа не получится

– Есть, возможно, один из ключевых признаков нации – общие ценности. С тех самых статей Путина и особенно после его послания Федеральному собранию в декабре 2012 года начались поиски каких-то скреп, активно заговорили о ценностях. Консенсус по базовым ценностям – неотъемлемый элемент национальной идентичности.

– Ценности – это живой организм, они не выстраиваются по универсальному лекалу. Между американской, французской, китайской нацией – принципиальная разница, в том числе в ценностях. Российская нация сама вправе формулировать и определять свои ценности.

– Верно. Только где они? А между тем построение нации и происходит, в том числе через выработку и принятие ценностей.

– У нас еще есть немного времени на это, хотя отсутствие общих принципов социальной, правовой и политической жизни сильно ослабляет нашу страну, делая ее добычей внутренних и внешних хищников.

Есть традиционные ценности: религия, сохранение этнокультурного содержания наших народов. Более сотни народов нашей страны хотят сохранять свою идентичность, а не растворяться в единой массе безликих «россиян». Есть доминирующая религиозная парадигма на территории страны – монотеизм, который можно усмотреть даже в буддизме. Это постулирует общие этические принципы. Таким образом, союз народов при общих традиционных ценностях в рамках единого могучего государства, которые позволяют этим народам оставаться народами, и есть наш главный национальный ориентир.

– Вы вновь затрагиваете прежде всего этнокультурный аспект. Что является чертами именно политической идентичности?

– Политика – это искусство развития в мире конкуренции. Мы хотим создать единый сильный политический субъект, в котором вместе выступают православный, мусульманин, буддист, католик и т. д. То есть всякий, кто ощущает себя гражданином нации, частью общего. Цель – чтобы мы выступали как единое целое и развивались одновременно и как целое, и как групповые или личностные индивидуальности. И чтобы эта разница была залогом не нашей слабости, а силы.

– Однако это вновь не общегражданские признаки.

– Гражданские признаки – это результат договоренностей. Мы подходим к осознанию того, что сейчас надо заняться тем, чтобы договариваться самим, а не считать, что Запад что-то даст. Прежде нам все время говорили, что там есть высокоразвитая цивилизация, которая сформулировала ключевые признаки демократии и политического развития, что надо ориентироваться на них, чтобы войти в так называемую семью цивилизованных народов. А я считаю, что мы сами по себе цивилизованный народ. Просто наша цивилизация – иная, не европейская.

– На нынешнем этапе вы усматриваете те самые объединяющие точки, опоры за пределами этнического многообразия, которые могли бы служить формированию общей гражданственности?

– Пока единственное, что объединяет народ нашей страны, – сильное государство. Точнее, относительно сильное. На федеральном уровне – сильное, на региональном – все более и более криминальное, а значит, слабое. Держит, связывает всех воедино пока именно мощь федеральной власти, обладающей значительными силовыми и информационными ресурсами.

Но этого недостаточно. Люди, общество будут развиваться, будет вырастать капитал, который в том числе станет инвестироваться в свободное интеллектуальное развитие. Кто-то инвестирует в производство, кто-то в инфраструктуру. Но какая-то доля капитала обязательно инвестируется в развитие интеллигенции, в тех, кто задает вектор движения.

Человек вообще-то должен познаваться не через капитал, а через труд. Такое философское политическое понятие, которое придает человеку совсем иное измерение. И ценность человека должна ассоциироваться не с капиталом, которым он располагает, а с трудом, благодаря которому он и располагает определенным типом капитала.

Революционное устремление тогда и сейчас

– Скорее, это принципы протестантской трудовой этики.

– Нет! Вся история России, накопления и инвестирования капитала заключалась в том, что существовало, условно говоря, две страны. Одна – страна аристократически-чиновничьего аппарата, который владел огромными ресурсами: территориями, землей, людьми, в современном мире – газом, нефтью… И это были основы его власти и могущества. Другая – страна народа, который еще в XVII веке был изгнан из политического поля…

– И не очень стремился обратно.

– Еще как стремился! Вся русская революция – это попытки народа вернуться в политическое управление.

– Вот-вот, через революции – это мы умеем…

– Так власть доводила до этого! Я вменяемо отношусь к русской революции, считая ее естественным этапом развития русского народа. Но сегодня условий для революции в России нет. Есть огромный ресурс мирного развития, в отличие от конца XIX – начала XX века, когда шла беспощадная борьба между бюрократическим аппаратом и народом за ресурсы этого самого развития. И возможности договориться таяли на глазах – по мере роста могущества двух мегапартий, основанных на двух типа капитала.

Два типа капитала вступили в России в непримиримый конфликт– основанный на власти и владении ресурсом (сырьевым, финансовым) с последующей поставкой его на внешний рынок, и основанный на труде и продаже его результатов с развитием внутреннего рынка.

Оба они стали невероятно могущественны и не смогли договориться, создав вакуум управления, который заполнил большевизм.

Сейчас оба типа капитала слабы и мало политизированы. Но времена меняются…

Собирание и криминал

– Вы упомянули, что само время вынуждает к национализации элит. Что вы подразумеваете под этим процессом?

– В России есть рамки федеральной власти, и это хорошо. Но я много езжу по стране и вижу: во многих регионах ситуация чудовищна. Есть регионы с нормальными губернаторами, там и жизнь у людей нормальна. А есть такие, где просто криминальная элита сидит на земле, прикрываясь «Единой Россией», КПРФ, другими партиями, и высасывает жизнь из народа. Перед федеральной властью стоит вопрос: объявить такой элите войну? Но тогда это будет противоречить самой сути путинского курса – собиранию всех. Но и мириться с этим нельзя.

– Насколько я понимаю, ваша позиция: их нужно либо нагнуть, либо изгнать.

– Я призываю их, как вы говорите, нагнуть в интересах развития нации с помощью создания инструмента политического принуждения. Возможно, партии, но которая не формально играла бы роль некоего собирателя управленского слоя, как это было с «Единой Россией», а которая объединяла бы самые разные, в чем-то даже радикальные силы, стоящие на позициях национального развития. Сегодня главным врагом России, Путина, федеральной власти является криминальная элита.

Не партия, но сила

– Был советский партийный опыт, в том числе опыт принуждения. Потом в постсоветские годы строили разные партии; остановились пока на «Единой России», но, возможно, скоро начнем строить что-то новое.

– Я говорю не о партийной структуре, а о политической силе. Мне все равно, как она будет выражена, – в виде фронта, движения, еще как. Но это – одна из последних надежд.

– Да почему сейчас-то должно получиться! Что дает вам основания так считать?

– Только моя вера в мою страну. Просто… так-то жить отвратительно. Правящая элита ведь совсем не заинтересована в народе. Он для нее – лишь социальные издержки. Бюрократия господствует над страной. И она заключила плодотворный союз со спекулятивным, олигархическим капиталом, задача которого – не инвестировать деньги в Россию, а оборачивать их и вывозить. Третья составляющая – криминализованные силовые структуры для прикрытия этих интересов, и четвертая – криминал, который вступает в действие там, где невозможны уже легальные способы террора сверху. Вот эта квадрига – бюрократия, силовики, олигархи, криминал – и есть сегодня составляющая Российского государства.

Путин поставил задачу, которая должна изменить ситуацию. На высочайшем уровне это произошло впервые. Теперь он, имея волю к власти, должен проявить волю к развитию. Волю не только постулировать тезис, но и добиться его выполнения.

– Вы говорите о квадриге, которая парализует развитие страны. Но Путин во власти четырнадцать лет. Что прежде мешало ему хотя бы попытаться разрушить эту квадригу?

– Во-первых, мы имеем разного Путина. Во-вторых, все мешало, потому что не было нации. Было разрозненное социологическое сообщество людей под названием «население», обитающее на случайно возникшем под названием РФ обломке Союза. Ни один мыслитель не грезил о возникновении РФ. Об Украине грезили, о Казахстане, Армении, Чечне. Российская Федерация – следствие национальной катастрофы русского народа.

– Вы хотите сказать, что первые два срока президентства Путина страна скорее зализывала раны, чем двигалась вперед?

– Конечно. Задачей первых двух сроков было создание, простите за тавтологию, единого, управляемого сверху управленческого слоя, который управляет всем: бюрократическими процессами, движением капитала, силовыми процедурами. Вспомните, в начале нулевых и позже действовали совершенно эмансипированные друг от друга силовые ведомства.

Управленцы с синими пальцами

– Но эти компоненты – те самые управляемые управленцы – выстраивались Путиным. И квадрига – по крайней мере, до известной степени – есть прямое следствие его усилий.

– Конечно, они выстраивались Путиным. На каждом этапе решаются определенные задачи. Вам нужно дойти до горы на горизонте, но прежде – перейти реку. Вы можете мечтать о горе, но сейчас перед вами стоит конкретная задача: преодолеть бурный горный поток. В 1999 году у Путина было несколько задач, которые надо было оперативно решать. Первая – совокупный капитал, ресурсы ни в какой мере не принадлежали стране. Поэтому задача была национализировать значительную часть капитала. В том числе – через арест Ходорковского, разгром Березовского, обуздание Гусинского. Мы рисковали превратиться в Эквадор: вся нефть и газ уходят, а доходы получает узкий слой тех, кто правит.

Вторая задача – криминал. В 90-х возникло пространство первичного накопления капитала. Никто лучше покойного Балабанова не создал образ того времени, представленный фильмом «Жмурки». Привязанные к местности криминальные силовые структуры. «Вопросы решали» те, кто сидел, отстреливался, воровал. В общем, у кого пальцы синие…

– А сегодня?

– Совершенно другая ситуация! Произошло такое развитие общественного капитала, который инвестируется в том числе не в развитие шмоток и машин, а в развитие того, о чем люди думают, говорят.

И настал этап, когда необходим политический субъект, который призван контролировать, или сменить, или обуздать управленческую бюрократию. Она должна действовать не сама по себе от имени некоей России, а от имени нации. А нация, в свою очередь, должна иметь инструмент принуждения этой бюрократии.

– Интересно, как сможет работать такой инструмент, если отчасти он из этой бюрократии вновь и будет состоять?

– Нет, я говорю не про бюрократию, это ошибочный путь – «Единая Россия» в другом розливе. Поэтому я выступаю за то, чтобы Народный фронт или что-то еще – мне все равно, как это назовут, – возникал как совокупность движений, партий, в том числе левой, религиозной, даже националистической направленности. Союз людей, которые стоят на принципиально иных позициях.

– А правым куда деваться?

– Либералам? Так они живут при посольствах. Мне, честно говоря, на их судьбу наплевать. Я в данном случае не выступаю за политический консенсус.

Россия – все, остальное – ничто

– Так не бывает. Если вы говорите о нации, она должна объединять в себе разные компоненты. И этот тоже.

– Нет. Кстати, опыт Америки это показывает: там нет компромисса с теми, кто мешает национальному развитию страны. Так должно быть и в России. Вы можете быть либералом, консерватором, если ощущаете себя неотъемлемой частью России, ее нации.

Больше того, не вижу проблем, допустим, где учиться. Знаю ребят, которые учились в Лондоне, но являются патриотами России. Больше того, считаю, что молодой человек должен ездить по миру, смотреть, как живут другие, изучать языки. Я за то, чтобы в частной жизни люди сами решали, с кем им жить, как воспитывать детей и куда отправлять их на учебу. Человек может жить в Америке, но ощущать себя частью российской нации, знаю и таких.

Я говорю о тех, кто считает себя частью космополитического пространства. Они могут говорить на русском, даже иметь российский паспорт, хотя обычно – еще один-два других к нему. Так вот они – не часть нации.

– Здесь есть некоторое противоречие. Вы говорите, политические ориентиры, на которых возродится российская нация, только начинают формироваться. При этом приводите в пример Америку. Но там как раз есть консенсус по базовым ценностям: частная собственность, верховенство закона и пр.

– Слушайте, не путайте ценности с правилами игры! Вы же не объявляете национальными ценностями правила дорожного движения. Следование законам – это просто правила дорожного движения, которым надо следовать. А вот содержание законов – это уже другое. Через это создается парадигма национального развития.

– Вы сказали, у политика должна быть воля к власти и воля к развитию. Почему вы считаете, что у Путина хватит воли на все это?

– У него нет выбора. Если он не пойдет по пути строительства нации, созидая себе исторического партнера развития, то рано или поздно его ждет восстание.

– Кого?

– Правящих элит против него. Потому что логика его движения по пути создания нации создает угрозу именно им. Он является мотором того, что создает угрозу всей совокупности возникших в 90-х и начале нулевых паразитов, которые сидят на стране и живут только в своих интересах.

– А что лично вы будете делать, если увидите, что попытка не удалась?

– Буду искать другие способы продолжения политической деятельности. Для меня политика – не способ заработать деньги, а инструмент достижения целей, которые я считаю смыслом жизни. Буду придерживаться своих ценностей: Россия – все, остальное – ничто.