Текст книги "Сквозь мутное время. Русский взгляд на необходимость сопротивления духу века сего (сборник)"

Зачем нам День России?

День России… В чем парадокс этого праздника – Дня России 12 июня? Дело в том, что никогда в истории человечества ни один журналист, ни один философ, ни один мыслитель, ни один историк, ни один политический деятель, ни один религиозный деятель, никто, никогда, ни один даже юморист не грезили о стране под названием «Российская Федерация».

Сама возможность возникновения Российской Федерации на обломках империи воспринималась как историческая травма, как трагедия, как крушение исторических надежд и чаяний того народа, который провозгласил себя строителем державы.

Наверное, это правильно. Только надо трезво понимать, что радоваться тут нечему. 12 июня – это не день радости, праздника и гульбы.

Это, скорее всего, день осмысления ответа на гамлетовский вопрос: откуда мы пришли, куда свой путь вершим?

У нас за пределами нашей страны осталась большая часть населения – я не только русских имею в виду, – которая считает своей родиной Россию, но почему-то вынуждена жить во всех этих новых странах.

Уверяю вас, что по всему Советскому Союзу, если еще пару лет назад провести опрос, да и сейчас еще это во многом так, многие по-прежнему скажут: да, да, да, хотим быть вместе! Хотим!

Население Средней Азии не поняло, например, почему его бросили во власть каких-то тираний, вместо того чтобы быть частью большой современной страны, где жители горного кишлака могут поступить в университет, в институт, стать врачом, инженером или ученым.

А сейчас они должны максимум – торговать помидорами или арбузами, называться гастарбайтером и, опасаясь скинхедов, тайком подметать московские улицы. Они просто не поняли – почему?

Зимой мы проехали со съемочной группой от Ташкента до Термеза – мы ехали в Афганистан.

И вот в кишлаках останавливаешься, и плохо говорящие уже по-русски молодые узбеки говорят нам: о, Советский Союз! Советский Союз – когда?

Но, как сказал один политик, у того, кто не жалеет о распаде Советского Союза, нет сердца, а у того, кто мечтает о его восстановлении, нет разума. Так или иначе, 12 июня – это день страшной исторической травмы.

И еще о соотечественниках. Когда мы говорим о России, почему-то у нас всегда считается, что 25 миллионов русских оказалось за пределами России.

Уверяю вас, что большая часть узбеков, киргизов, грузин, армян, украинцев, белорусов и даже, думаю, часть прибалтов готовы были бы считать Россию своей родиной, а себя считать россиянами.

Есть сейчас и такая коллизия. Со времен Кавказской войны в Турции и на Ближнем Востоке живет порядка 2,5 миллиона черкесов.

В то время как на Северном Кавказе их порядка 800 тысяч, условно говоря. Большая часть черкесов живет за границей.

Они ушли, называя себя мухаджирами, в годы Кавказской войны. Они считают Кавказ своей исторической родиной.

А поскольку это территория Российской Федерации, то, стало быть, и Россию считают своей родиной и являются нашими соотечественниками.

Но почему-то им отказывают в праве быть соотечественниками. Отказывают в праве считаться соотечественниками чеченцам, живущим за границей в эмиграции. Отказывают в праве считаться соотечественниками армянам и так далее, и так далее.

Наша страна, несмотря на то что ей двадцать лет исполняется со времени этого безумного ельцинского акта о суверенитете, по-прежнему концептуально не продумана, не проговорена и не оформлена.

Она по-прежнему является просто местом заработка властных элит и примкнувших к ним финансово-олигархических группировок.

Мне кажется, что эту страну могут достроить только сами люди – русские, татары, кавказцы, представители сибирских народов. Все люди, которые хотят тут жить, должны подписать общественный договор.

И когда будет подписан этот новый общественный концептуальный договор, а потом будет еще предложен власти к рассмотрению и, может быть, даже в достаточно жесткой форме, вот тогда родится новая Российская Федерация, о которой мечтали поколения людей.

Государство свободы, справедливости, возможности социального, интеллектуального и духовного развития. Но для этого нам надо еще много работать и работать.

Зачем увозить детей из страны?

Увозить детей из страны – это просто-напросто безобразие и позор страны. В России полно возможностей для того, чтобы устраивать детей.

Зачем детей отправлять куда-то в США? Тем более что судьба семилетнего Вани Скоробогатова, погибшего от жестокого обращения в приемной семье, не первый случай в Штатах.

Зачем отправлять детей в страну, где все поголовно пьют разные стимуляторы, психостимуляторы, которые их успокаивают, взбадривают и так далее?

Зачем отправлять детей в страну, где постоянно в школах расстреливают?

Конечно, надо бороться с насилием в наших семьях, с избиениями детей надо бороться. Но это было всегда. Еще Достоевский писал про мать, которая забыла ребенка на крыльце, и ребенка свинья съела.

Это старая история. Не только, наверное, в России, но и где угодно может случиться история такая.

У Гашека был рассказ, как в одном католическом приюте, в Праге, дети скидываются на то, чтобы негритенка купить себе к празднику – усыновить. И мальчик там пишет: купим, будем его щекотать.

В благополучной Бельгии, например, только что были истории с детьми, когда педофилы этих детей насиловали, а потом убивали.

Это неправильно, когда богатые тетеньки и дяденьки из-за границы приезжают и покупают наших детей. Я против того, чтобы торговать детьми.

Посреднические фирмы, которые занимаются усыновлением, зарабатывают огромные деньги, это бизнес. А потом мы не знаем, что с этими детьми происходит.

Вот отдали детей в семью, а их там забивают. И это не первый забитый ребенок. Это позор страны. Это позор страны – 60 тысяч проданных за рубеж, так называемых усыновленных детей.

Надо пропагандировать усыновление в самой России. Должны быть богатые семьи в России, они должны усыновлять.

Есть семьи бедные, где и так было четверо-пятеро детей, и к этим детям бедные люди еще берут детей из детского дома.

Вот тут была кампания против Церкви, про приюты монастырские, что якобы там девочек обижают. Я вообще считаю, что это спланированная, организованная кампания.

На этом деле посредники зарабатывают огромные деньги. Поэтому и считаю, что кампания против православных приютов была организована, в частности, этой мафией, которая хочет держать под своим контролем детские дома, из которых продают детей.

Надо дать Церкви возможность заниматься воспитанием детей. Потому что именно церковная инициатива, религиозная инициатива по воспитанию детей является препятствием на пути торговли детьми.

Не хочу сказать ничего плохого про американскую социальную систему. За этим там следит огромное количество людей, причем верующих людей. В Америке церкви играют огромную роль в контроле над этой системой.

Вот и в России нужно пустить сюда Церковь. У нас есть также протестантские церкви, которые занимаются реабилитацией наркоманов.

Пустите протестантов, православных в эту систему. Но не пускают же никого в России!

Зато на олимпиаде у нас в «Русском доме», в Ванкувере, говорят, черная икра тоннами… и водка лилась из каких-то шлангов…

Вот хорошо бы туда портреты детей наших беспризорных отправить и цифры проданных за границу – для презентации мощи и величия олигархической страны.

Что говорить… Американская система хороша, но надо изменить ситуацию так, чтобы дети оставались в России.

Почему нами правит надежда?

Социальное государство – это не способ заботы о слабых, не надо его путать с социалистическим государством. Государство – это вообще не способ заботы о слабых.

Государство – это способ выжимания из слабых последней капли жизни и последней капли пота. Слабый в диалоге с государством неизбежно приносит ему в жертву свою собственную жизнь.

Не важно, какое государство – демократическое или тоталитарное. Природа государства всегда одна и та же – это всегда Левиафан, который всегда пожирает человека. И нет другого отношения государства к человеку.

Просто это пожирание может быть с улыбкой на устах и со всякими ласковыми словами. В публичном пространстве будут перемалывать и пережевывать твою жизнь и твои кости, получая с тебя твою жизненную энергию.

Либо это будет с таким кровожадным урчанием волка-людоеда, который сразу в тебя вцепляется и рвет тебя на части.

Неизвестно еще, что лучше – длинное, мучительное пережевывание тебя или быстрое разрывание на части.

Социальное государство является, например, основной идеологией ФРГ. Это некий консорциум людей, которые участвуют в общих, коллективных ситуациях развития.

Они попытались совместить социальное государство с идеей демократии, либерального государства, свободы. В чем-то это получилось, конечно.

В чем-то идея социального государства успешна. Смешно это отрицать. Германия поднялась из небытия не только на американских кредитах, но и за счет трудолюбия немецкого народа, его дисциплины, его способности к общему делу – это тоже важный момент для реализации идеи социального государства.

Когда ты успешен, а кто-то неуспешен и ты не несешь за него никакой ответственности или несешь такую ответственность, когда тебя заставляют отдавать ему часть денег, это не социальное государство.

Социальное государство – это одновременно создание общей идеологии, общего мировоззрения, общего дела.

Социальное государство, идея социального государства требует постоянного маневрирования, потому что постоянно меняются границы того общества, которое ты призываешь к коллективному общему действию, в котором ты предлагаешь каждому взять на себя какую-то роль.

И эта роль должна быть социально полезной. Она должна быть направлена на общее развитие. И не важно, к какой партии ты принадлежишь.

Идея социального государства, которая, кстати, прописана в нашей Конституции, была бы для России правильной и спасительной.

Но проблема в том, что мы не можем пока описать рамки, границы того общего целого, чем для нас является Россия.

Мы постоянно сомневаемся. Точнее, наши элиты, которые берут на себя право за нас решать, кем мы являемся, что мы за народ.

Например, принадлежат ли таджики и узбеки к нашему народу. Вчера принадлежали, а сегодня уже нет. Кто это решил? Ну, кто-то решил – Бурбулис решил с Ельциным, Гайдаром и Козыревым в Беловежской Пуще. Грузины вчера принадлежали, сегодня – не принадлежат. Почему? Как? Где?

Нет, давайте уже определимся, кто принадлежит. И это не только гражданство, хотя гражданство является важным фактором.

Идея социального государства, ее воплощение в России должно начинаться с вопроса: чем мы являемся? Кто является участником этого социального государства, государства общего дела?

Я выступаю в данном случае за идею открытости и свободы. Россия должна быть открытой Евразией. Наши творческие силы, творческие ресурсы находятся в Евразии.

Проблема в том, что Европа не заинтересована в возникновении в России социального государства. Запад не заинтересован.

Потому что это приведет к появлению альтернативного центра социального развития – по отношению к европейскому.

Они хотят, чтобы мы подчинялись Брюсселю. Поэтому они не заинтересованы в том, чтобы Россия была обращена к огромным человеческим ресурсам Азии.

Мы должны, по мнению европейцев, создать у себя некий пул правящей элиты, которая будет раболепно смотреть в сторону Брюсселя, Берлина, Лондона и Парижа, говоря: «Боже мой! Там просвещение, там демократия, там свобода, там все самое лучшее!»

Но это уже все Грибоедов описал в «Горе от ума»:

 
Французик из Бордо, надсаживая грудь…
В той комнате незначащая встреча…
 

Все – туда! Все наши ИНСОРы смотрят туда: «Как мы хотим? Да как в Европе хотим!..»

Мы все это слышим уже триста лет. От этого «как в Европе» у нас уже океаны крови пролились и в гуманные времена, и в негуманные времена, с одинаковой, на мой взгляд, беспощадностью. Одно вытекало из другого.

А мы хотим, чтобы у нас было как в России. Хотим реального социального государства, в котором участвуют наши коренные люди – разных национальностей, разных культур, разных цивилизаций, а стало быть, и разных возможностей.

Люди разных взглядов на мир, а стало быть, и разных тезисов к нашему общему, общественному договору, к договору о социальном государстве.

И не надо этого бояться. Понимаю, что многие боятся творческих сил, которые коренятся в нашем народе.

Может, они, эти творческие силы, опять могут создать в своем воплощении нечто оригинальное, некий оригинальный образ социального государства.

Ну, кто боится, тем пускай правит страх. А нами, теми, кто верит в свою страну, будет править надежда.

 
Я был на Балтике
не продохнуть от финнов
в местах, в которых было так прекрасно,
когда мы были юными
и ждали
повесток от судьбы
 
 
мне даже показалось, что китайцы
являются по отношенью к финнам
реликтовым остатком вдохновенья
Единого Творца
а Калевала – как краткий курс истории народа
и мельница все мелет,
и старуха
все строит козни, создавая финнов
подобием героев
 
 
эти финны
блудят и пьют,
танцуют и торгуют
точнее покупают все на свете, что
хоть чуть-чуть имеет отношенье
к соблазнам ночи
в Таллине их мало
(соблазнов ночи)
все они капусту
напоминают кислую
и рыбку,
замоченную в уксусе под пиво
 
 
ночь европейская – не та, что Ходасевич
описывал в трагическом для русских
Париже, где осколки и обломки,
дымились кровью, страстью и надеждой
предательством, отчаяньем и смертью
а кто на это кроме нас способен?
 
 
ночь европейская теперь
подобна плачу
китихи по китенку
в ультразвуке
ее кошмары и ее позоры
они гуляют куклами на воле
они бодают козами заборы
они сестрам всем раздают уборы
из выделанной демонами кожи
с татуировками забытых ритуалов
животным посвященных
и чудовищ
различных лики продают в нагрузку…
 
 
эстонцы – это присказка такая
эстонцев нет
как нет и отношений
эстонцев к русским
русские – как песня
что мучает, а слов не можешь вспомнить
и подобрать мелодию не можешь
но точно знаешь, что она такая
что петь ее ты можешь бесконечно
спит гаолян, сопки покрыты мглой…
или
полюшко-поле, полюшко широко поле…
или
матушка, как во поле пыльно…
или
вихри враждебные веют над нами?
 
 
русские
это последний аккорд
уходящего века надежды
дальше лишь тьма
в этой тьме
мы находим друг друга
ты обнимаешь меня
я прижимаюсь к тебе
оба мы делаем мир
погружаясь друг в друга
оба мы учимся смерти
моя дорогая
вечная пэри моя
 

ПЕРСОНАЛЬНО

Что читать перед сном?

Медведев в пору своего президентства сказал, что перед сном читает Ремарка, Пелевина и «Исторические портреты» Василия Ключевского.

Что касается Пелевина, последнего его романа, то мне понятно, почему перед сном – потому что скучнейшая вещь про этого графа Т.

Это уже совсем галлюциногенно-дискурсивный бред, но хорошо организованный – в силу глубокого таланта Виктора Пелевина, который перед сном идет очень хорошо.

Вычитать там ничего не возможно, но три страницы прочитаешь и заснешь точно.

Что касается Ключевского – ну, наверное, чтобы быть в курсе актуальных событий современной российской политики, президент читает Ключевского.

Как известно, в России все кружится-кружится и возвращается на круги своя. Ключевский актуален в XIX веке, Ключевский актуален и сегодня.

Причем смотрите, Путин у нас все Ивана Ильина пропагандировал, «Наши задачи». Как бы такого «фельдфебеля от философии», как его называли младогегельянцы. На мой взгляд, прекрасного политического мыслителя.

И если бы то, что мы называем путинским курсом, совпадало бы с «Нашими задачами» Ильина, так вот реально, со всеми пунктами этих «Задач», то, может быть, это было бы и хорошо.

А у Медведева не Ильин, а Ключевский. Ключевский и Ильин стоят в одном ряду. Хотя и разделены они почти столетием, но что-то между ними есть общее. Ключевский, правда, полиберальнее Ивана Ильина.

Президент сказал: такие-то книжки люблю. Вот Пелевина упомянул. Ну, ведь не Сорокина же читать? Не скажешь ведь: я читаю перед сном «Тридцатую любовь Марины».

Как-то странно будет для президента. Поэтому, естественно, – Пелевин, это – интеллектуально. Ну и Ремарка тоже. Можно было бы, конечно, и Хемингуэя читать перед сном.

На мой взгляд, перед сном идет лучше не Ключевский, а Карамзин. А чтобы проснуться, Платонов хорошо идет. А чтобы совсем проснуться, Покровский тоже отлично шел – марксистский историк.

Посоветую Медведеву почитать Мартина Хайдеггера. Пора идти в глубину. Пора читать «Бытие и время» и менять свои взгляды на политику.

Менять в сторону усложнения, углубления, в сторону размышления о том, что есть подлинное бытие и как оно определяет и сознание президента, и бытие страны.

Еще советую почитать Ги Дебора «Общество спектакля» – очень полезная книга. И освежить в памяти «Общество потребления» Жана Бодрийяра.

Может быть, пора из общества спектакля, из общества потребления переходить в более реальный мир бытия и реальной истории.

А Хайдеггер и те, кто с Хайдеггером был в переписке, могли бы сказать Медведеву свое веское слово.

Пора России просыпаться, вот что я бы посоветовал в русле чтения президента.

Почему мы вспоминаем о Сталине?

Мне кажется, что фигура Сталина не актуальна сегодня, по большому счету, в политическом контексте современной России, как бы нас ни уверяли, что сталинизм возрождается.

Сталинизм – это прежде всего сам Сталин, лично Сталин. Вне личности Сталина, личности уникальной по многим параметрам – и по параметрам гениальности, по параметрам злодейства – никакой сталинизм невозможен.

Сложно представить – не хочу никого обидеть, – допустим, кагановичевизм, или молотивизм, или хрущевизм.

После смерти Сталина все его сподвижники получили огромную власть – Каганович, Маленков, Молотов, Берия, Хрущев. И оказалось, что все они достаточно посредственные, серые люди по сравнению со Сталиным.

А Сталин был человек абсолютно незаурядный. Он был человек шекспировского масштаба.

Вот трудно себе представить, что Шекспир пишет драму про Маленкова, например. Ну, просто невозможно. А про Сталина уже написаны тысячи книг.

Сталин – фигура, которую невозможно вычеркнуть из истории России. Но этот факт нисколько не отменяет отношения к тем его деяниям, которые мы считаем кровавыми.

Но, как ни крути, какие бы преступления Сталин ни совершал против народа – а он их совершал, это моя позиция, – победа связана с его именем.

Невозможно отделить 1945 год от имени Сталина, какие бы XX или XXII съезды ни происходили. Это даже Хрущеву не удалось сделать в эпоху разоблачения культа личности.

В 60-х годах были такие комические споры: чья роль в войне была больше – Жукова или Хрущева, например?

Оказалось, роль Хрущева была больше. Он и на этом фронте был, и на том, и там в окопе сидел, и тут сидел. А Жукова во время войны практически нигде и не было. И только в 70-х Жукова вернули в историографию Великой Отечественной войны.

А Сталин был Верховным главнокомандующим, за которым и тяжелейшие кровавые поражения 1941–1942 годов, и великие победы 1943–1945-х. Все они связаны с его именем.

И вот его-то никто не может из истории Великой Отечественной и Второй мировой войны просто так выкинуть.

Сегодня страна живет инерцией того, что было достигнуто Сталиным, по большому счету.

Представьте себе, что сформировался какой-то снежный ком, который катился с горы, и он постепенно оттаивал, от него отщипывали по кусочку, и сегодня он катится по инерции, как ледышка.

Это та самая инерция, которая была задана в 30–40-х годах. Сталинская инерция продолжается и в сегодняшней России.

Выскажу мысль более крамольную: может быть, современная Россия по-прежнему и является Россией, потому что она продолжает инерцию заданного когда-то Сталиным.

В той мере, в какой ее воспринимают как Россию, это, конечно, сталинское наследие в чистом виде. И номенклатура российская, чиновничество, имеет генезис структурный и политический, заданный сталинской эпохой.

Вот и главные мифы страны связаны со сталинской эпохой – начало войны, преодоление в войне, великая Победа и так далее.

Даже полет Гагарина в космос на самом деле – это инерция, заданная еще 40-ми годами и так называемой «бериевской научно-технической революцией».

Поэтому что нового страна, что нового Россия предложила миру и самой себе, кроме того, что «грабь награбленное по второму разу», «живи как вздумается, живи в свое удовольствие»?

Какой альтернативный проект, внятный, реальный, предложен? Альтернативный проекту сталинизма, реформированного сталинизма, демократического сталинизма, либерального сталинизма, модернизированного сталинизма?

Как ни крути, либералы, силовики, патриоты – все они, так или иначе, пляшут вокруг сталинского мавзолея, вокруг сталинского трупа.

Потому что сама по себе страна является догнивающим трупом сталинского СССР, который постепенно распадается по кускам.

Представьте себе – Каганович, Маленков, Молотов и «примкнувший к ним» Шепилов не против Хрущева бы выступили, а раздербанили бы собственность СССР в 1953 году, например.

В марте Сталин умер, а уже летом 1953-го прошел бы какой-нибудь пленум ЦК, на котором выступил бы какой-нибудь Маленков и сказал бы: новое мышление у нас, конвергенция, частная собственность и все такое прочее – запросто, поверьте!

И сегодня во главе крупных нефтегазовых компаний стояли бы Маленков, Каганович, Молотов, Шепилов, Микоян и так далее. Тем более что их потомки в основном там и стоят – в руководстве этих компаний.

Сталинизм так называемый связан с достижениями – да, ценой больших жертв, страшных ошибок, – которые превратили страну в мощную державу.

Другое дело, что мощь этой державы оказалась не такая уж мощная, потому что держалась она не на народовластии, как об этом говорилось, а на чиновничьем, номенклатурном, аппаратном продуцировании бесконечной лжи.

Путин понимает, что полный отказ от сталинского наследия, в его позитивной части, приведет к обвалу, к гибели всего того, что пока еще называется Россией.

С другой стороны, принятие сталинизма как единственного позитивного наследия исключает какую-либо возможность участия народа в модернизации страны.

Потому что одна из главных сталинских задумок состоит в том, что без парткомов, без руководства совнаркомов – мы никуда.

И если они нам скажут «модернизация» – все мы радостно, как в фильме «Кубанские казаки», построимся, лопаты – на плечо, и пойдем модернизироваться.

Сегодня Россия хочет от этого избавиться. По крайней мере, она декларирует себя как страну, которая хочет от этого избавиться.

Как выйти из этого достаточно тяжелого, страшного наследия? Потому что на самом деле – страшно: выйдешь и тут можешь все потерять.

Николай Александрович Романов пошел на реформы, на модернизацию, а в итоге оказался в ипатьевском подвале.

У России есть опыт модернизации и есть опыт демократизации. И каждый раз эти опыты кончались для тех, кто их затевал, в худшем случае ипатьевским подвалом или Алапаевской шахтой.

А в лучшем случае, как для Горбачева, тем, что он теперь рекламирует сумки и пиццу. То есть чем-то вроде «Короля в Нью-Йорке» Чарли Чаплина.

Власть терять никому не хочется. С одной стороны, хочется себе ее оставить, потому что себя ты видишь как человека, который отвечает за развитие страны.

С другой стороны, понимаешь, что в нынешней ситуации отдавать власть нельзя, поскольку все эти либеральные претенденты, предлагающие западные пути развития и так далее, страну распродадут по кускам.

Сегодня у нас выдвигают прекрасные планы модернизации страны.

У меня большие сомнения в том, что в России есть процедура, которая позволит эти прекрасные планы реализовать. Потому что непонятно – кто является субъектом этой реализации?

С одной стороны, у нас общество демократическое. И каждый вправе идти на субботник, и вправе не идти на субботник – если у нас общество свободных людей, социальное государство, а не социалистическое.

Вот мне говорят – ты не инициативен. Я говорю – а что, должен быть инициативен? Это в СССР меня судили за тунеядство, когда я не хотел ни учиться, ни работать.

А сейчас, пожалуйста, – не учусь, не работаю, лишь бы за квартиру платил. Делаю что хочу, и никто меня судить не вправе за то, что я не работаю и не учусь. Правда, ведь?

А они отвечают – мы придумали прекрасные планы, у нас «Четвертый сон Веры Павловны» наяву, что же вы все такие ленивые, неинициативные!

На деле это серьезнейшая проблема. Как очертить эту проблему, говоря о сталинском наследии: каким образом сделать так, чтобы планы партии стали планами народа?

Власть понимает эту проблему, она об этом говорит открыто, но просто у нее нет процедуры, чтобы повлиять на это.

У власти есть понимание проблемы. Но она не знает, как связать концы с концами, не знает, как выстроить систему, которая могла бы помочь запустить жизнь страны.

Почему? Потому что Российская Федерация – это умирающий труп сталинского наследия, умирающий труп сталинизма, вот что это такое.

Как сделать так, чтобы из этого перегноя родилось и выросло что-то новое?

Как запустить реальную жизнь, преодолеть усталость и апатию людей, объяснить им, что они хозяева этой страны? Может, просто перестать их прессовать?

Тот, кто придумает, каким образом перейти от этой догнивающей сталинской парадигмы к чему-то новому, что одновременно останется Россией, тот, собственно говоря, и станет национальным лидером и великим мыслителем.