Текст книги "Белый лебедь на черной реке. Мифы финно-угорских народов"

Спокойно проходит плавание героев Калевалы. Сменяя друг друга на веслах, Ильмаринен и Лемминкяйнен уверенно ведут корабль к берегам Похъёлы. Вот и конечная точка их путешествия – суровый скалистый северный берег. Вытащив лодку на сушу, калевальцы отправились в дом хозяйки Похъёлы и без обиняков предложили ей поделить Сампо. Отказалась старая Лоухи: уж очень удобно ей было быть единственной обладательницей чудесной мельницы.

– Ну, тогда мы силой возьмем все Сампо, – пригрозил ей Вяйнямёйнен.

Разгневалась хозяйка Похъёлы, созвала все свое войско. Но заиграл Вяйнямёйнен на кантеле, и опустились мечи в руках у воинов, с блаженными улыбками, с увлажненными глазами внимают они дивному искусству старого певца. Воспользовавшись удобным моментом, Вяйнямёйнен украдкой достал из кармана стрелы сна и навел ими дремоту на похъёльцев. Поспешили искатели Сампо к медному утесу, где держала старая Лоухи свое сокровище. Девять крепких засовов было на двери, ведущей внутрь утеса, но ни один из них не устоял перед силой тихой песни Вяйнямёйнена. Помазав жиром замки, Ильмаринен без труда открыл их, и калевальцы вошли в заветную пещеру. Теперь настала очередь Лемминкяйнена: ему Вяйнямёйнен поручил забрать Сампо. Гордый оказанным доверием, Ахти устремился вперед, обхватил Сампо руками, но не сдвинулась с места волшебная мельница, вросшая могучими корнями в землю. Лишь с помощью огромного быка смогли удальцы Калевалы вынести Сампо из пещеры и погрузить на корабль. Торопливо толкают герои челн на воду.

– А куда мы спрячем Сампо, чтобы Лоухи не смогла его найти? – спросил Ильмаринен у Вяйнямёйнена.

– На далеком туманном острове есть еще спокойный уголок, где мы сможем не опасаться за Сампо, – отвечал старец.

Что есть силы гребут Ильмаринен и Лемминкяйнен, по прозрачному морскому простору летит корабль.

– Что-то песен у нас больше не слышно, – посетовал верный себе Лемминкяйнен, который даже в такой ответственный момент не утратил своей всегдашней охоты к развлечениям.

– Петь будем, когда вернемся домой. Сейчас для торжества еще не время, – разумно отвечал ему ВяйнямЕнен.

Тогда Лемминкяйнен запел один. Далеко разнеслось его грубое, хриплое пение, испугало оно журавля, сидевшего на зеленом холме. Взмыв ввысь, журавль прилетел в Похъёлу, где своим криком разбудил хозяйку Похъёлы. Побежала старая Лоухи проверять сохранность своего добра: стадо на месте и зерна в амбаре не убавилось; добралась до медного утеса и – о, ужас! – видит, что замки сломаны, а ее драгоценного Сампо, ее силы и славы, нет на месте! Взмолилась хозяйка Похъёлы к дочери тумана Удутар, просит ее послать густую мглу, чтобы калевальцы не нашли дорогу домой. А на случай, если этого окажется недостаточно, обращается она и к морскому богу Ику-Турсо, молит его послать бурю, в которой погибнут сыны Калевалы. А чтобы быть полностью уверенной в успехе, не обошла Лоухи молитвой и самого верховного бога Укко, просит, чтобы встречный ветер преградил путь на родину кораблю похитителей.

Три дня корабль Калевалы стоял без движения в открытом море, сбитый с курса сильным туманом, но не ведали добытчики Сампо, что это лишь начало их испытаний. Угрожающе зашумела морская пучина, поднялись пенистые волны и обрушили всю свою силу на беззащитный корабль. В сильном испуге Ильмаринен опустил голову, попытался поплотнее укрыть ее от потоков воды. Вяйнямёйнен же бросил взгляд на море и увидел голову Ику-Турсо, которую тот поднял из воды у самого бока судна, чтобы лучше наблюдать за плодами своих разрушительных действий. Недолго думая схватил Вяйнямёйнен Ику-Турсо за уши, тащит его из воды, сурово пеняет морскому богу за творимое им зло. Молчит Ику-Турсо, даже в этом унизительном положении хранит он подобающее божеству достоинство. Лишь когда в третий раз обратился к нему Вянямёйнен, признался наконец Ику-Турсо в намерении погубить сынов Калевалы и попросил отпустить его на волю, пообещав не чинить более вреда. Отпустил его Вяйнямёйнен со строгим предостережением, чтобы не забывал он своей клятвы.

Не успели путешественники избавиться от козней Ику-Турсо, как налетел мощный встречный ветер: это Укко вслед за Удутар и Ику-Турсо откликался на молитву хозяйки Похъёлы. Рвет буря паруса, трещит под ее напором мачта. Потоком воды унесло кантеле Вяйнямёйнена, на радость обитателям подводного мира. Эта потеря для Вяйнямёйнена горше всего, горько оплакивает он свое чудесное творение. Ему вторит все еще не оправившийся от испуга Ильмаринен, который от души раскаивается в том, что согласился пуститься в это плавание. Наконец Вяйнямёйнен взял себя в руки и заклял морского бога Ахто и ветер, чтобы они оставили сынов Калевалы в покое, а Лемминкяйнен припасенными им брусками починил поврежденные бока лодки. Снова пустился корабль по волнам.

Собрала хозяйка Похъёлы все свое войско и снарядила погоню за похитителями. Сама ведет она своих воинов, как утка выводок птенцов. Приближающий вражеский корабль увидел с мачты Лемминкяйнен, приняв его сначала за тучу, а потом за остров. Но Вяйнямёйнен сразу догадался, в чем дело; скоро и сам Лемминкяйнен смог разглядеть сотни воинов Похъёлы, сидевших на веслах. Пытаются герои Калевалы уйти от погони, но преследователи подходят все ближе и ближе. Вынул тогда Вяйнямёйнен из мешка кусок кремня, бросил его через левое плечо в воду и, сказав слова заклинания, превратил в утес. Разбился о него корабль Похъёлы. Но сдаваться Лоухи не собиралась: привязав к ногам косы и мотыги, она обернулась орлом и, посадив на крылья своих воинов, села на верхушке мачты, грозя опрокинуть корабль набок. Растерявшийся Ильмаринен взывает о помощи к Укко. Снова предлагает Вяйнямёйнен Лоухи разделить Сампо, но она отказывается и, схватив заветную мельницу, тащит ее с корабля. Лемминкяйнен бьет мечом по когтям орла; в ответ хозяйка Похъёлы упрекает его в том, что он нарушил клятву, данную им матери, и пошел на войну. Между тем ВяйнямЕнен достал из воды руль погибшего корабля и что было силы ударил по орлице. Свалилась хозяйка Похъёлы на дно лодки, как осенние листья с деревьев, посыпались в воду воины с ее крыльев. Снова схватила Лоухи Сампо, отчаянным рывком тащит его в воду. Ударилась о борт судна чудесная мельница и разбилась на множество обломков. Некоторые из них, самые большие и тяжелые, тут же исчезли в темных глубинах моря; они принесли богатство морскому богу Ахто. Мелкие обломки усеяли поверхность моря, и ветер понес их, качающихся на волнах, к берегу. Увидев это, Вяйнямёйнен очень обрадовался; начало всякого блага для своей земли видит он в принесенных к ней кусочках своего блага. И пусть злая хозяйка Похъёлы грозится уничтожить это благо своим колдовством; Вяйнямёйнен твердо знает, что ее чары бессильны против воли бога Укко, который еще никогда не оставлял землю и народ Калевалы без своей защиты. Зло, посеянное хозяйкой Похъёлы, пожнет лишь она сама. Полная скорби, возвратилась домой старая Лоухи; только бесполезную теперь пеструю крышку от Сампо смогла она захватить с собой. С той поры в бедности стали жить лапландцы.

Вяйнямёйнен же посадил собранные им куски Сампо в землю, чтобы росли из них рожь и ячмень, неся благоденствие народу Калевалы. Страстно молит вещий старец бога Укко даровать благословение и защиту этой земле и позволить ему счастливо окончить на ней свои дни.

Жалко было Вяйнямёйнену потерянного кантеле, песни и веселья жаждала его душа после всех перенесенных испытаний. Сделал ему Ильмаринен железные грабли, как когда-то матери Лемминкяйнена, сел Вяйнямёйнен в лодку и поплыл искать утраченное сокровище на дне моря. Но не расстался морской бог Ахто с таким чудесным даром судьбы, с пустыми руками вернулся седовласый певец на берег. Печальный, шел Вяйнямёйнен домой через лес. Вдруг слышит чей-то плач. Подходит ближе и видит: на опушке рощи горюет береза.

– Что ты плачешь, зеленая красавица? – спрашивает Вяйнямёйнен. – Тебя ведь на войну не гонят.

– Это только со стороны кажется, что жизнь у меня веселая и беззаботная, – всхлипнула береза. – На деле же я не живу, а мучаюсь: стою на этом дрянном месте, каждый норовит то обрубить мне ветки, то содрать кору, чтобы попить моего сладкого соку, а то и срубить могут; этим летом уже трижды присматривались ко мне люди с топорами. А зимой осенний ветер срывает мою зеленую шубу, и стою я, нагая и беззащитная, трепеща от стужи.

Береза снова разразилась рыданиями.

– Не горюй, зеленая! – ласково улыбнулся ей Вяйнямёйнен. – Теперь у тебя начнется совсем другая жизнь: скоро ты будешь только и делать, что петь от радости!

Сделал Вяйнямёйнен из березы новое кантеле. Гвозди он изготовил из желудей дуба, а для струн попросил волос у девушки. Радостно зазвенела береза под чуткими пальцами Вяйнямёйнена, и загрохотали горы, пустились в пляс от радости сосны, даже пни принялись скакать взад-вперед по своим полянам. Все жители Калевалы, забыв обо всем, поспешили на звуки кантеле. Два дня без передышки играл для них старый Вяйнямёйнен, а когда, усталый, возвращался домой, низко кланялись ему сосны и ели, а цветы подолгу провожали любовным взглядом.

Узнала хозяйка Похъёлы, какое процветание пришло в Калевалу, и ее злоба вспыхнула с новой силой. Истово молит она Укко истребить ненавистный ей народ. В то время черноликая дева Ловьятар, одна из божеств мрачной Туонелы, понесла плод от восточного ветра. Когда подошло время родов, не могла она разрешиться от бремени: кто не был зачат, не мог и родиться. Страшно мучилась Ловьятар, пока не велел ей Укко идти в Похъёлу. Там Лоухи, тайком ото всех, истопила ей баню, после которой родила Ловьятар девять сыновей – девять злых немочей: рану, колотье, ломоту, сухотку, водянку, коросту, язву, чуму и зависть. Наслала их хозяйка Похъёлы на народ Калевалы. Затопил баню Вяйнямёйнен и стал произносить заклинания. Отступили недуги, спасена была Калевала.

Но Лоухи на этом не успокоилась. Наслала она медведя на стада Калевалы. Взял Вяйнямёйнен копье, которое выковал для него Ильмаринен, и пошел искать логово медведя, предварительно заклинанием погрузив могучего зверя в сон. Убаюкивая медведя ласковой песней, привел его Вяйнямёйнен в деревню, где навстречу им выбежали все жители, дивившиеся такой необычной охоте. С почтением приветствовали калевальцы хозяина лесных дебрей, просили его не сердиться за то, что сейчас с него снимут шкуру. По случаю добычи медведя в Калевале устроили большой пир, в конце которого Вяйнямёйнен повесил голову медведя на сосне, стоявшей на вершине холма. Завершился пир песней Вяйнямёйнена, послушать которую сошли с неба даже луна и солнце.

Не дремала хозяйка Похъёлы: воспользовавшись случаем, она схватила небесные светила и спрятала их в медном утесе, где раньше хранила Сампо. Тяжело и безотрадно стало жить без света и людям и даже самому богу Укко. Высек небесный вседержитель из ногтей искру огня и отдал ее воздушной деве, чтобы из нее выросли новые месяц и солнце. Села дева на облако и стала качать пламя в золотой колыбели на серебряных повязках; взяв на руки, ласкает его и гладит. Выскользнула искра у девы из рук и, пролетев все девять уровней неба, упала на землю. Это не укрылось от внимания Вяйнямёйнена. Позвал он Ильмаринена пойти посмотреть, что случилось. Когда они дошли до реки Невы, Вяйнямёйнен смастерил лодку, и дальнейший их путь проходил вплавь.

Явилась им мать Вяйнямёйнена, воздушная дева Ильматар, и рассказала, что искра упала в жилище Тури, причинив немало бед хозяева дома, в том числе сожгла их грудного ребенка. После этого пламя, сжигая поля и болота на своем пути, упало в озеро Алуэ, отчего то закипело и даже ночью светилось огнем. В конце концов искру проглотил сиг, что причинило ему страшные мучения. Пожалев сига, пеструшка съела его, после чего боль стала испытывать уже она сама. Затем судьбу пеструшки повторила щука. После того как страдалицу безуспешно пытались поймать все окрестные жители, Вяйнямёйнен и Ильмаринен сплели сети из льна, специально вырастив его для этой цели в течение одной ночи, и с помощью бога Ахто, который по просьбе Вяйнямёйнена гнал рыбу палкой, сделанной из целой сосны с насаженной на нее скалой, поймали несчастную щуку, положив конец ее мучениям.

Упавшим с неба отцовским ножом сын Солнца разрезал одного за другим щуку, пеструшку и сига и достал искру, которая выскользнула у него из рук, опалив Вяйнямёйнена и Ильмаринена, и устремилась по земле, сжигая все на своем пути. Пустившись по следам огня, Вяйнямёйнен нашел его в ольховом дупле. Положив искру в котел, он принес ее деревню; теперь людям было чем освещать и обогревать свои жилища. Между тем Ильмаринен, жестоко страдая от ожогов, побежал к утесу на берегу моря. Только там, призвав на помощь духов холода, он сумел получить исцеление.

Несмотря на получение огня, люди не могли примириться с отсутствием солнца и луны. Попросили они Ильмаринена выковать для них новые светила. Из золота сделал кузнец солнце, из серебра изготовил луну и повесил их на деревьях. Но не стало светлее со светилами, сделанными из мертвого металла руками человека. Тем временем Вяйнямёйнен настойчиво просил Укко открыть ему с помощью знамения, куда пропали солнце и луна, и бог исполнил его просьбу. Отправился Вяйнямёйнен в Похъёлу.

Подойдя к реке, Вяйнямёйнен стал громко кричать, чтобы кто-нибудь помог ему переправиться на тот берег, но никто не откликнулся на его зов. Тогда Вяйнямёйнен разжег костер, пламя которого увидела из окна Лоухи и другие жители Похъёлы. Но и после этого никто не захотел послать ему лодку. Обернулся тогда Вяйнямёйнен щукой и переплыл реку. Пригласили его похъёльцы в избу, где пили мед люди с мечами, собравшиеся погубить мудрого старца. Не отрицали жители Похъёлы, что солнце и луна у них, в медном утесе, но возвращать отказались. Вызвал Вяйнямёйнен их на бой, всех воинов Похъёлы поразил он своим длинным мечом. Теперь ничто не мешало ему отправиться к медному утесу.

Прорубив мечом отверстие в скале, Вяйнямёйнен убил обитавших в ней змей, но задвижки ему не поддавались. Тогда пошел он к Ильмаринену и попросил выковать трезубец, дюжину копий и ключи. Видит хозяйка Похъёлы, что опять грозит ей поражение, обернулась ястребом и, полетев к Ильмаринену, стала допытываться, не кует ли он какое оружие.

– Кую ошейник злой старухе Лоухи, чтобы приковать ее к утесу, – отвечал Ильмаринен, смекнувший, кто был этот ястреб.

Испугалась хозяйка Похъёлы, устремилась домой и выпустила солнце и месяц из утеса, а затем, приняв вид голубки, поторопилась сообщить об этом Ильмаринену. Вышел Ильмаринен из кузницы, поглядел на небо и поспешил с радостным известием к Вяйнямёйнену. Приветствовал их вещий старец песней.

Девушка Марьятта была благонравной и стыдливой. Пошла она в лес по ягоды и набрела на необычную бруснику, росшую на слишком уж высоких кустах. Сбила Марьятта прутиком одну ягоду, а та сама прыгнула ей прямо в рот. Забеременела Марьятта от чудесной ягоды. Долго скрывала девушка свое положение от родителей, а когда таиться далее стало невозможно, мать и отец обозвали ее блудницей и выгнали из дома.

Несчастная девушка обратилась за помощью к маленькой Пилтти; та, боясь не справиться одной, побежала к безобразному Руотусу. Отказали ей презренные Руотус и его жена. Узнав об этом, заплакала Марьятта и поспешила в хлев: роды уже начинались. Добрый жеребенок надышал ей теплого пару, отчего в хлеву сделалось тепло, как в бане, и Марьятта родила здесь сына. Она заботливо ухаживала за ребенком и нежно ласкала его, тая от людей, но однажды младенец исчез. Безуспешно искала его Марьятта, спрашивая о сыне у звезды и месяца, пока солнце не сказало ей, что ее мальчик, которого оно назвало своим создателем, увяз по пояс в болоте. Нашла Марьятта сына и принесла его домой.

Ребенок Марьятты вырос прекрасным мальчиком, но имени у него не было. Решили его окрестить. Для совершения обряда приехал старец Вироканнас. Он сказал, что мальчик заколдован и он не будет его крестить, пока ребенка не осмотрят и не одобрят. Позвали Вяйнямёйнена.

– Так как он родился от ягоды и был найден в болоте, – изрек ужасный приговор седой певец, – то пусть его оставят на лугу, где много ягод, или разобьют ему голову палкой на болоте.

Тут двухнедельный сын Марьятты стал укорять Вяйнямёйнена за несправедливость и жестокость, а старец Вироканнас окрестил мальчика по христианскому обряду и благословил его как будущего короля Карелии.

Обиделся Вяйнямёйнен на то, что земляки впервые не уважили его мнение, но что он мог поделать? Прошло то время, когда народ Калевалы с благоговением внимал каждому слову старого, верного Вяйнямёйнена; новая жизнь наступала на этой земле, и в ней уже не было места мудрецам и героям седой старины.

Вяйнямёйнен понял это. Пойдя на берег моря, он спел свою последнюю песнь и в окованном медью челне отправился туда, где сходятся земля и небо.

– Вы еще вспомните обо мне, когда вам снова нужно будет создать Сампо или выпустить на свободу месяц и солнце, – предрек он на прощание.

Кантеле же свое Вяйнямёйнен оставил людям, что не ушла из их жизни красота и радость, чтобы в вещем слове певца вечно жила память о старой Калевале.

Мифы, не вошедшие в «Калевалу»

Ласточка летала целый день, ища землю, чтобы отдохнуть и снести яйца. Нашла она три кочки – синюю, красную и желтую. Села ласточка на кочку, отлила гнездышко из меди и снесла золотое яичко. Вдруг налетела большая туча, и яичко скатилось в воду, пустилось плыть по волнам.

Полетела ласточка к кузнецу, просит выковать ей железные грабли с медной ручкой. Исполнил кузнец ее просьбу. Стала ласточка этими граблями шарить по дну моря. Три дня искала она яйцо, но найти ей удалось лишь половину желтка и половину белка. Остальное искрошилось в крошки и превратилось в звезды на небе.

Непорочная дева Иро расчесывала волосы на берегу большого моря. Упал ее гребень в воду. Стала искать его Иро, да не нашла. Вместо гребня подняла она со дна морского три волоска. Не простые то были волоски: ни в огонь, ни в воду бросить их нельзя – грех. Заложила Иро волоски за правую щеку и понесла от них плод. Вынашивая его, Иро сама пахала на быках и жеребцах, не ела свинины, питалась только ухой из плотвы. Три сына родились у Иро. Не пошла она к попу их крестить, сама дала им имена: старшему – Вяйнямёйнен, второго так и назвала – Средний, а младший был кузнец Ильмаринен.

Выросли сыновья Иро, захотели жениться. Просят они мать истопить баню, вымыть им головы, чтобы блестели они, точно солнце, и благословить на женитьбу.

– Где же вы невест искать думаете? – спрашивает сыновей Иро.

– У старика и старухи Хийси дочки красавицы, – отвечают те.

– Ох, сыночки, – всплеснула руками Иро. – Многие туда ездили, да немногие возвратились. Поискали бы вы жен в другом месте.

Не послушали парни мать, запрягли в сани лошадь, надели богатые шубы и поехали на берег большого моря. Там сломалась у их саней перевязь. Запел тогда Ильмаринен, силой своей песни сделал островок в море, а на островке – иву. Срубил ее Ильмаринен и сделал из нее перевязь. Поехали братья дальше, приехали на середину моря. Здесь дуга их треснула пополам. Сделал Ильмаринен песней островок, а на островке – черемуху. Срубил он эту черемуху и сделал из нее дугу.

Поехали дальше сыновья Иро, приехали на другой берег моря. Дочь старика и старухи Хийси, прекрасная Катерина, как раз колотила на берегу белье вальком: на золотом мостке стоит, сербряным вальком бьет. Вышел из саней Ильмаринен, просит девушку стать его женой.

– Не отдадут меня отец с матерью так просто, – отвечала прекрасная Катерина. – Три хитрости заставят тебя сделать, тремя премудростями станут тебя испытывать.

– А что за хитрости-премудрости? – спросил Ильмаринен.

– Сперва тебе надо будет вспахать поле с ехиднами, затем перевернуть это змеиное поле, а потом еще свить веревку из мякины. И все с ногами необутыми, с руками без рукавиц.

Все сделал Ильмаринен, и стала прекрасная Катерина его женой.

Вылили пиво на землю, и вырос на этом месте могучий дуб. Пошла девушка искать брата, чтобы срубил он дерево. Нашла его в жалкой избенке, зовет домой.

– Некогда мне, – отвечает брат. – Я поставлен здесь мерять золото, сторожить серебро.

– Что золото? Пустая забава, – сказала ему сестра. – Наш дом – вот что важно, вот подлинное серебро.

Захватили брат и сестра золота и серебра и пошли домой. Срубил брат дуб и наделал из него разных вещей: корабль, кадушку, миски, веретена. Сестре же из оставшихся кусков срубил баню. Истопила сестра баню, парилась сама, пригласила попариться пять своих братьев и семь сестер. Только Варпой обошла она приглашением. Рассердилась Варпой и украла баню, унесла ее, взвалив себе на спину. Головни она сунула в сапоги, угли спрятала за пазуху.