Текст книги "Опаловый кулон"

Глава 6

На похороны Стюарта Кинросса съехались люди со всего аутбэка. Почти все, кроме больных и престарелых, шли пешком до низкой гряды холмов, где Кинроссы со времен первого поселения хоронили своих усопших.

Фамильное кладбище окружала каменная стена с черными коваными воротами. За ней стояли надгробия, одни небольшие, другие гигантские. Мужчины и женщины из рода Кинроссов. Дети. Глаза Ребекки наполнялись слезами, когда она читала некоторые трогательные надписи на мраморных плитах.

Никто из членов семьи не плакал. Брод возвышался над всеми, крепко сжав перед собой руки и склонив красивую черноволосую голову. Элли, в черном с головы до ног, стояла рядом с Фи и ее прелестной дочерью. Безупречный цвет лица и чудесные тициановские волосы Франчески контрастировали с черным платьем. Строгость ее одежды смягчала только нитка жемчуга.

Вокруг стояли другие родственники, друзья, бизнесмены, партнеры Кинроссов. Среди всех выделялись братья Кэмерон, Райф и Грант.

На Ребекке была темно-серая соломенная шляпа с широкими полями, которую одолжила ей Элли, и единственное подходящее к случаю платье, которое она нашла среди своих туалетов, темно-серое, строгого покроя. Солнцезащитные очки скрывали ее глаза, на которые то и дело набегали слезы.

Хорошо известный семье священник отправлял богослужение, и Ребекка стискивала пальцы в ожидании, когда все это кончится. В последние моменты, когда тяжелый, изысканно украшенный гроб опускали в могилу, она отвернулась, не в силах вынести это зрелище. В памяти с ужасающей ясностью всплыли похороны матери. Они с отцом стояли тогда оцепенев, борясь с подступающими слезами, но в последний момент не выдержали и оба разрыдались. Хорошо, что отец все-таки нашел свое счастье. Так и хотела мама.

Вернувшись в дом, люди толпились в парадных комнатах и на окружающих верандах, где были приготовлены еда и напитки. Большинство из них ограничивались чаем или кофе с сандвичами, хотя некоторые мужчины предпочитали виски. От разговоров, хотя и приглушенных, стоял неумолкающий шум, он действовал Элли па нервы, и она отошла к дальнему концу веранды. Худшее еще ждало ее впереди. Ей предстояла встреча с Райфом, и она меньше всего хотела, чтобы они оказались на виду у всех собравшихся.

Сад, окружавший дом, пылал всеми красками.

Скоро, через какой-нибудь месяц, и пустыня покроется цветами. Та мощная буря, что отняла жизнь у отца, принесет в Кимбару дивное изобилие полевых цветов, миллионы бессмертников, нежно-розовых, ярко-желтых и белых. В детстве она очень радовалась тому, что бессмертники не увядали. Горошек Стерта, названный в честь ученого, который описал его, протянет свои длинные стебли с малиновыми цветками по равнинам, поросшим акацией.

Выгоревшая на солнце золотистая пустыня ненадолго станет похожа на бескрайние поля пшеницы.

Как ей не хватало всего этого! В городе Элли никогда не чувствовала себя дома. Ее мир – эта невероятная живая пустыня, эта опаленная солнцем земля огненных красок.

Цветущее морское побережье, чудесная Сиднейская гавань никогда не говорили ее сердцу столько, сколько родные места, ее Кимбара. Теперь Брод здесь хозяин. Погруженная в свои мысли, Элли вздрогнула, услышав мужской голос:

– Элли?

Она отвернулась от кованой белой балюстрады и увидела Райфа. Его карие, в золотистых крапинках глаза пристально смотрели на нее. Элли приказала себе сохранять спокойствие, но у нее закружилась голова. Райф был очень высок, даже в туфлях на высоких каблуках ей приходилось смотреть на него снизу вверх. Он всегда был вежлив и обходителен, истинный джентльмен, но во взгляде его чуть прищуренных глаз таилась некая отстраненность. Из-за жары он, как большинство мужчин, снял пиджак, и теперь белая рубашка подчеркивала ширину его плеч. Верхняя пуговица была расстегнута, узел черного галстука слегка ослаблен. Он выглядел, как всегда, потрясающе: прямой точеный нос, четко очерченный подбородок с характерной ямочкой, крупный рот. Покрытое золотистым загаром лицо, копна густых золотистых волос делали его неотразимым.

– Ну что, как я выгляжу – лучше или хуже? прервал он ее размышления. В голосе слышался намек на иронию.

– Ты выглядишь великолепно, Райф. – Это было еще слабо сказано. Как и Брод, он приобрел волнующую красоту зрелости.

– Мне не представился случай сказать тебе, как мы с Грантом были потрясены смертью Стюарта. Он произнес эти официальные слова с удивительной искренностью. – Прими мои соболезнования.

Грант найдет тебя позже.

– Спасибо, Райф, – пробормотала Элли, с каждой секундой волнуясь все больше.

– Ты совсем исхудала, – произнес Райф».

– Приходится, – ответила она, стараясь скрыть свое волнение. – При съемке кажешься толще.

Он снова позволил себе окинуть ее взглядом.

– Тебя того и гляди унесет ветром, – еле выговорил Райф, пытаясь бороться с волнением. – Ну а как твоя карьера? Все идет по плану? Похоже, ты со своим шоу добилась потрясающего успеха. Идешь во главе рейтинга.

Она прислонилась спиной к балюстраде.

– Приходится много работать. После съемки сразу домой, надо учить роль, а утром приходится очень рано вставать.

– Неужели от этого ты такая замученная? – спросил Райф, невольно встревоженный ее переутомленным видом.

– А я кажусь замученной?

– Даже учитывая потрясение, которое ты испытала, ты изменилась. – Он не собирался говорить ей, что она прекрасна, хотя и кажется слишком хрупкой для своего роста. Та Элли, которую он когда-то держал в своих объятиях, была чуть полнее, ощутимее была округлость ее теплых, чудесных грудей. Какое замечательное было время, когда они оставались вдвоем. Элли, его желанная… В тот самый день, когда он собирался просить ее выйти за него замуж, она закатила сцену, которая буквально раздавила его…

Его Элли, с темно-каштановыми волосами и миндалевидными зелеными глазами сбежала в Сидней, оставив его с разбитым сердцем и преисполненным решимости никогда больше не верить ни одной женщине.

Что он мог сказать ей теперь? Райф знал, не мог не знать, что может получить любую женщину, какую захочет. У него были скоротечные романы. Несомненно, у Элли – тоже. У нее теперь было все.

Красота, свобода, стиль, богатство, карьера, фотографии на обложках иллюстрированных журналов.

Он и сам купил несколько номеров. Для чего? Кто-нибудь другой, возможно, сделал бы из них мишень для дротиков при игре в дартс. Но он переболел ею и выздоровел. Той Элли, которую он любил, больше не существовало.

– У тебя такой серьезный вид, Райф. – Элли подняла на него изумрудные глаза. – Я знаю, что ты меня презираешь…

Райф засмеялся.

– Элли! Вероятно, тебе не помешает знать, что я больше не восприимчив к твоей красоте. Ты не та девушка, которую я знал когда-то.

– Ты сбросил меня со счетов? – Она замерла в неподвижности.

Он кивнул.

– Мне пришлось это сделать. – Ведь ради нее он готов был перевернуть небо и землю. – Ну а ты? У тебя есть кто-нибудь?

Она откинула волосы со лба. Голова у нее разламывалась.

– Люди приходят и уходят, Райф, – сказала Элли, старательно избегая его взгляда.

– Надолго ты приехала?

– На неделю. Дольше не могу. Чудесно быть дома. Здесь чувствуешь такой покой.

– Даже если вернуться тебя заставила только смерть отца?

Она печально взглянула на него своими прекрасными глазами.

– Ты все знаешь о нашей семье, Райф. Ты знаешь, почему я не плачу, хотя и скорблю. Как и Брод.

Отец никогда меня не любил.

Он изо всех сил старался сдержаться. Один шаг.

Одна ошибка – и он сожмет ее в своих объятиях.

– Я любила тебя. Ты был моим миром. – Под взглядами стольких глаз Элли удавалось сохранять видимость спокойствия, но голос ее дрожал.

– Но не могла успокоиться, пока не попробуешь и чего-то другого?

– Если бы дело заключалось только в этом! – воскликнула она. – Я была слишком молода, Райф.

Я не могла справиться с тем, что было между нами.

– Ну, теперь это уже не важно, – отозвался Райф.

Грант последовал за тоненькой, одетой в черное фигуркой Франчески.

– Как ты себя чувствуешь после такого перелета? – Его открытое, энергичное лицо выражало искреннее беспокойство.

– Я выглядела глупо, да?

Он посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся.

– Я бы и сам наверняка упал в обморок после стольких часов полета.

Ей стало смешно. Он просто-таки излучал силу.

– По крайней мере ты оказался рядом и не дал мне упасть. – Спустя буквально несколько секунд после того, как вошла в здание аэровокзала, Франческа рухнула словно подкошенная.

– У меня было такое чувство, будто я подхватил цветок. – Грант видел перед собой лицо, которое считал самым прекрасным на свете. Элли, та из Кинроссов, что разбила сердце его брата, обладала яркой, возбуждающей красотой. Ребекка, приехавшая писать биографию Фи, тоже была красива, но так холодна и сдержанна, что казалась изваянной изо льда. А это прелестное существо излучало тепло и обаяние, ее окутывала аура невинности.

– Не думай, Грант, – мягко поддразнила она его, я гораздо сильнее, чем это кажется.

Роза, растущая в пустыне! Какой прелестный у нее голос. Она неизменно вызывала у него представление о розе. О бледной розе в вазе из чистого серебра.

– Ты не поверишь, но, по-моему, жара – это великолепно. Дома сейчас жуткая погода: холод, сырость. Спасибо тебе, Грант, за то, что прилетел за мной. Я знаю, ты занятой человек.

– Мне не хватает часов в сутках. У меня большие планы. Я хочу… – Он осекся и виновато посмотрел на нее. – Прости. Ты проделала весь этот путь не для того, чтобы выслушивать фантазии Гранта Кэмерона.

– Нет-нет, рассказывай. – Она взяла его под руку. – Я, разумеется, знаю о твоей вертолетной службе. Но ты хочешь открыть собственную авиалинию, чтобы обслуживать внутренние районы страны.

Так? Перевозить пассажиров и грузы?

Он бросил на нее удивленный взгляд.

– Кто тебе это сказал?

– Мне сказал Брод. – Франческа остановилась и посмотрела на своего спутника, в который раз восхищаясь медными сполохами в массе его густых золотистых волос и блеском светло-карих, почти топазовых глаз. – Брода очень интересуют твои планы. Меня тоже.

Явная искренность ее слов тронула его.

– Это замечательно. – Грант широко улыбнулся. Но ты уверена, что у тебя есть время? Я думал, ты возвращаешься домой, к своей шикарной жизни, не позже чем через неделю?

– Должна сказать тебе, Грант Кэмерон, что нахожу здешние места намного шикарнее.

Где еще можно встретить подобный величественный дворец, одиноко стоящий посреди такой необычной и дикой красоты австралийской пустыни?

Где еще можно встретить такого потрясающего мужчину? Возможно, ее ждет лишь душевная боль, короткий роман без будущего, но одно было ясно как день: Грант Кэмерон притягивал ее, словно огонь – мотылька.

Много времени спустя после того, как все ушли спать, изнуренные событиями дня, Ребекка пошла поискать что-нибудь от головной боли. У нее уже давно не случалось ничего подобного – вероятно, даже поднялась температура. Ей казалось, что все ее тело горит. Она зашла в соседнюю ванную комнату посмотреть, не осталось ли там аспирина.

Одна таблетка. Мало. Надо взять внизу, в комнате первой помощи. Там запасов как в аптеке. Голова гудела, прокручивая снова и снова события того страшного дня. Она не могла забыть последние слова Стюарта Кинросса:

– Нет уж, вас он не получит.

Она помнила, как пришпорила Джибу и понеслась прочь. Бедняжка Джиба! Ее пришлось пристрелить. Фи, Элли и Франческа всячески поддерживали Ребекку, а вот Брод не приближался к ней и на десять футов. Конечно, к нему все время подходили люди, он был занят, но от нее он держался на расстоянии, словно от ядовитой змеи, с горечью думала она.

И еще он ничего не знал о ее браке, который кончился катастрофой. Брод предлагал ей поговорить с ним, но Ребекке казалось невозможным говорить о том жутком времени.

Зачем вспоминать об ужасной ошибке, которую она совершила, о том, сколько она плакала, о позорном поведении Мартина?

Ребекка плотнее запахнула халат и туго завязала пояс. Ей не на что надеяться. Теперь до конца придется жить с этим чувством вины. Реальным или воображаемым.

Ей показалось, что она услышала какой-то звук, и на минуту Ребекка замерла. Она немного постояла – никого. Просто тихие звуки освещенного приглушенным светом старого дома.

Ребекка почти бегом бросилась по коридору, потом повернула направо, к большой, хорошо оборудованной комнате первой помощи. На пастбищах аутбэка то и дело происходили несчастные случаи, большие и малые. В Кимбаре были всегда к ним готовы. Когда она щелкнула выключателем, свет почти ослепил ее, отразившись от белых стен и мебели.

Ребекка увидела отражение своего испуганного лица в зеркале на дверце шкафчика, и ей показалось, что она бледна, как привидение.

Подойдя к шкафчику, где хранились болеутоляющие средства, Ребекка стала рассматривать упаковки.

– Я так и думал, что это не сон, – произнес низкий выразительный голос у нее за спиной.

– Брод! – Она резко повернулась, покраснев от волнения и уронив упаковку с лекарством на пол, выложенный черной и белой плиткой.

– Что с вами случилось? – Он нагнулся, поднял упаковку, повертел ее в руках. – Болит голова?

Она поднесла руку к виску.

– Не помню, чтобы у меня когда-нибудь была такая зверская боль.

– Эти могут оказаться недостаточно эффективными. – Он нахмурился.

– Ничего, я все-таки попробую.

– А почему вы говорите шепотом? – Он подошел к другому шкафу, вынул чистый стакан, налил в него воды из-под крана.

– Потому что час уже поздний. Потому что вы меня испугали. – Она виновато засмеялась.

– Вы очень бледны. Я по себе знаю, что вы чувствуете. Только я прибег к помощи виски.

Брод выдавил из-под серебряной фольги себе на ладонь две таблетки.

– Вот, – негромко сказал он, – надеюсь, эти помогут.

Ребекка взяла у него таблетки, ощутив жесткие мозоли на его ладонях, и на какой-то головокружительный момент словно почувствовала на себе эти руки.

– Пойдемте, поговорите со мной, – попросил Брод тихо. – Вы полежите спокойно, я не буду вам мешать. Мне просто не хочется быть одному.

Ребекке тоже не хотелось быть одной, и все же она колебалась.

– Вряд ли…

– Вряд ли что? – Он смотрел на нее сверху вниз.

Она казалась такой миниатюрной, а ее шелковый халат походил на бледно-зеленые листочки цветочного бутона.

– Вряд ли это хорошая идея, Брод.

– А по-моему, лучше не бывает. – Он взял ее за руку.

– Куда мы идем? – спросила она, захваченная врасплох его прикосновением.

– Не бойтесь. Не в постель.

Она чуть не вскрикнула: «Возьми и не отпускай», но вместо этого тихо пошла за ним. Они остановились у кабинета, и он нашарил рукой выключатель.

– Вы можете прилечь на диван, – сказал он, отпуская ее руку. – Если вам не хочется, не разговаривайте. Мне просто нужно ваше присутствие.

Она подошла к большому дивану, обитому тканью цвета бордо, и устроилась на нем, подобрав под себя ноги. Брод взял с кресла подушку и положил ей под голову.

– Расслабьтесь, Ребекка. Вам нечего бояться. Я не сделаю вам ничего плохого.

– Я никогда так и не думала, – запротестовала она. Она боялась лишь собственной страсти.

Ребекка откинулась на подушку, а Брод, слегка проведя рукой по ее волосам, сказал:

– Какой ужасный день.

– Я знаю и сочувствую вам, Брод.

У него вырвался короткий стон.

– У меня не очень получается скорбеть по отцу, Ребекка. Наверное, это звучит ужасно. Но хуже всего то, что мне даже не стыдно за это. – Он перешел на другую сторону комнаты и уселся в большое, глубокое кресло. С портрета на него смотрел дед. Закройте глаза, – посоветовал он. – Пусть подействует болеутоляющее. Родители не должны убивать в детях любовь. Дети имеют право любить. Иначе зачем производить их на свет? Отец выбрал наследника, потому что Кимбаре нужны наследники. Но он всегда вел себя так, будто я чертовски сильно разочаровал его. Как и Элли. Вы представляете? Моя красивая, талантливая сестра! Наша мать тоже, видимо, разочаровала его. И не смогла с этим жить.

Сбежала.

Может, сказать что-нибудь о ее собственном браке? Но поздно, момент прошел.

– Мне иногда приходит в голову, что на этом доме лежит проклятие. – Брод вздохнул. – Первая молодая хозяйка Кимбары, Сесилия, вышла замуж не за того человека и была вынуждена мириться с этим. Она любила Кэмерона. Потом – моя мать. После ее гибели отец вызвал меня в этот самый кабинет и все мне рассказал. «Никто не ускользнет от меня» – так он выразился.

– Неужели он так сказал собственному ребенку?

Брод кивнул.

– Он не стеснялся в выражениях. Мы с Элли в своем неведении и горе думали, что мама нас бросила. Хотя только она одна и любила нас. Позднее мы поняли, в чем тут дело. Вам не было бы хорошо с моим отцом, Ребекка.

– Я сказала вам правду, поверьте, – умоляюще произнесла она.

– Ну, теперь это не имеет значения. – Брод еще раз вздохнул. – Как вам, полегче?

– Немного.

– Посмотрим, не подействует ли это. – Он подошел к ней сзади и стал массировать ей виски. Его пальцы двигались с чрезвычайной нежностью. – Почти сразу она ощутила разлившееся по всему ее телу тепло.

– О, как хорошо. У вас волшебные руки. – Ребекка прерывисто выдохнула.

– Закройте глаза. – Его пальцы перебрались на ее лоб и щеки. Прошлись по изгибу бровей, закрытым векам, по ушным раковинам и вернулись обратно к вискам, словно ему некуда было торопиться. – Теперь лучше? – спросил он спустя долгое время.

– О да! – ответила она, желая, чтобы его прикосновение никогда не кончалось.

Тогда Брод взял ее на руки и опустился вместе с ней на диван.

– Я просто хочу подержать тебя вот так. Можно?

Она прислонилась головой к его плечу.

– Я хочу знать о тебе все, – прошептала она. Расскажи мне.

На секунду он зарылся лицом в ее душистые волосы, потом заговорил, сначала словно про себя:

– Нас фактически вырастил дед. Это был изумительный человек. Кое-кто по доброте душевной говорит, что я похож на него. Он научил нас с Элли верить в себя…

Она пошевелилась, устраиваясь поуютнее, и его руки крепче обняли ее. Головная боль, как по волшебству, прошла, как только Ребекка оказалась там, где ей давно хотелось быть.

Когда он кончил рассказывать, она знала о его жизни больше, чем кто бы то ни было на этом свете, включая его сестру.

Голова ее оказалась прижатой к его груди. Она с наслаждением вдыхала теплый мужской запах.

– А ты умеешь слушать, – сказал Брод, удивляясь, как такое хрупкое тело может казаться таким роскошным и чувственным. Бог мой, если бы только… если бы только…

Ребекка подняла голову и пристально посмотрела ему в глаза.

– Я тебя не останавливала.

– Но я хочу знать, кто ты. – Брод запустил руку в ее волосы. Он не желал ничего делать против ее воли, но медленно двигался все ближе к краю. – Ребекка? – вопросительно пробормотал он, касаясь губами уголка ее рта.

Она ничего не могла с собой поделать. Ее рука обвила его шею, еще больше возбуждая его. Она прижималась к нему, дрожа от желания.

Его руки скользнули вниз, лаская ее груди сквозь тонкий шелк халата, и от этих ласк нежные соски напряглись, словно тугие бутоны. Сладостная лихорадка охватила его. Сам не понимая, как такое случилось, Брод безумно влюбился в это прекрасное таинственное создание. Он ощутил неодолимую потребность коснуться ее обнаженной плоти и просунул руку под халат. Она уткнулась лицом ему в шею.

– Мы с ума сошли, – прошептала Ребекка, замерев от этого интимного прикосновения.

– У тебя нет ни одного, даже самого крохотного местечка, которое мне не хотелось бы попробовать.

– Сюда может кто-нибудь войти, – сказала она, крепко обвивая его руками и теснее прижимаясь к нему.

– Вряд ли кто-нибудь войдет через запертую дверь, – тихо ответил Брод. Его руки скользили вдоль изгиба ее спины, привлекая ее еще ближе. В день похорон отца он совершал в высшей степени странный поступок: занимался любовью с Ребеккой, отдавался во власть ее обаяния. Он посмотрел на шелковистые темные волосы, упавшие ей на глаза. – Останься со мной на ночь, – попросил Брод охрипшим от возбуждения голосом.

Она закрыла глаза, словно защищаясь.

– Тогда все изменится.

– Все уже изменилось – с того момента, как я увидел тебя. Эти лучистые глаза. Этот неотразимый рот. О да, этот рот!

Он впился в него с такой страстью, что она содрогнулась.

– Я хочу, чтобы ты была рядом, когда я проснусь.

– Я не могу этого сделать. – Но ее сердце бешено колотилось, желание пронзало все ее тело.

– У тебя ведь нет мужа, так что изменять некому, поддразнил он, взволнованный тем, как реагировало на него ее тело. – Не так ли? – Он смотрел на нее своими до умопомрачения синими глазами.

– Мужа у меня нет, – выговорила она наконец.

– Тогда тебе нужен мужчина, который говорил бы тебе, как ты прекрасна. – Он поднял ее и понес к боковой винтовой лестнице в конце коридора.