Текст книги "В плену теней"

Глава 11

Прежде чем позвонить Хейли, Эд О’Брайен шесть дней размышлял над результатами их первой встречи. Как бы то ни было, обманывать себя было бесполезно: его звонок не имел к Джо Моргану никакого отношения. Ему хотелось того самого понимания и сочувствия, о котором ей и говорить-то не было нужды, потому что он сам увидел все это в глазах Хейли, когда она говорила о Джо.

Разумеется, она истолковала его звонок по-своему и, едва услышав знакомый голос, заговорила об убийстве.

– Нет, я не видел «дела» Линны, – ответил он. – Но вы расспрашивали меня о городе, и я подумал, что, вероятно, вам интересно будет посетить ее любимые места и получить некоторое представление о местном колорите.

– Чтобы исследовать среду, в которой она вращалась? – уточнила Хейли.

– Если вы считаете это необходимым. – Он даже не пытался скрыть разочарования.

Она это сразу почувствовала.

– Да, я хотела бы встретиться с вами, – заверила она.

– Если вас не смущает будний день и то, что я не позвонил заранее, сегодняшний вечер был бы наиболее подходящим, поскольку завтра я уезжаю.

Хейли засмеялась:

– Я, и только я сама, распоряжаюсь своим временем. Сегодня? Что ж, прекрасно.

Они договорились, что он заедет за ней в восемь.

Хейли работала почти до семи, затем приняла душ и встала посреди комнаты, разглядывая себя в полный рост в зеркале, которое повесила на дверь стенного шкафа. От сидячей работы на бедрах прибавилось жирку, но она все еще выглядела стройной. Грудь плосковата, как, бывало, говорила ее мать. Во время беременности этот недостаток исчезал, но теперь Хейли нисколько не сокрушалась об утраченной полноте своей груди. Нет, гораздо больше ее тревожили плотно сжатые губы и суровый взгляд – словно, однажды испытав боль, она была полна решимости никогда больше не подвергать себя подобному испытанию.

Так, в сущности, и обстояло дело. Со дня развода, произошедшего два года назад, она ни разу ни с кем не встречалась. Порой Хейли подумывала пойти на свидание с кем-нибудь из знакомых мужчин, но неизменно отказывалась от этого намерения, опасаясь, что подобная встреча может иметь продолжение. В конце концов она привыкла к одиночеству.

Хейли тщательно подбирала наряд и остановилась на красной шелковой блузке и джинсах, под которые надела черные кружевные трусики и бюстгальтер. Позволила она себе также и несколько более яркий, чем обычно, макияж, потом поэкспериментировала с ровно остриженными волосами, но решила оставить их просто распущенными. И наконец, с приятным ощущением риска открыла флакон «Норелл», купленный Линной, слегка надушила волосы за ушами и ложбинку между грудей.

– Раздели это со мной, Линна, – сказала она вслух, прекрасно отдавая себе отчет в том, что имеет в виду не только духи.

О, это искушение быть частичкой призрака, такой же необузданной, как он!

О’Брайен на несколько минут опоздал. В прошлый раз в свободном плаще он показался ей худым. Сейчас, когда он был в свитере грубой вязки и джинсах, стало видно, какие у него мускулистые руки и широкие плечи.

Как странно, что она в первую очередь обратила внимание на его сложение. Неужели она и впрямь готова вести себя как романтическая дурочка на первом свидании?

Но и Линна, мало склонная к романтическому восприятию действительности, обычно обращала внимание на мужскую фигуру. Хейли подавила улыбку и предложила гостю вина.

Пока она наливала вино в бокалы, Эд сделал ей комплимент по поводу нового облика ее комнаты и вышел на балкон. Присоединившись к нему, она увидела, что он, перегнувшись через перила, разглядывает людей, входящих и выходящих из кафе.

– Сразу по приезде в город я часто обедал здесь, – объяснил он. – В то время заведение Фрэнка представляло собой лишь грязную забегаловку. Но со специями он и тогда творил чудеса. Приятно видеть, когда талант находит свое воплощение.

– А после случившегося вы больше здесь не бывали?

– Один раз. Я надеялся, что это станет особым событием.

– Стало?

– Нет, не получилось. – Он хотел было добавить что-то еще, но неожиданно сменил тему. – Вы были замужем? – спросил он, интонационно подчеркнув это «вы».

– Была. Все закончилось… пристойно.

– А дети?

– Нет. – Ей хотелось поговорить об этом. Отчаянно хотелось. Может, когда-нибудь позже, если не с Эдом, то с кем-нибудь еще. – А у вас? – спросила она.

– Девочка, Уилли. Сегодня ей исполнилось тринадцать. До сего дня я не пропустил ни одного дня ее рождения, но моя жена… моя бывшая жена… переехала в Сент-Луис, чтобы быть поближе к своей матери, и забрала Уилли с собой. Слышал только, что она снова собирается выйти замуж.

Значит, ему нужен кто-то для компании. Эта мысль не обидела ее. Несомненно, у него был выбор.

– Вы недавно разошлись? – поинтересовалась она.

– Семь лет назад. – Он не стал вдаваться в подробности, заметил только, что жена слишком тревожилась из-за его работы, хотела, чтобы он сменил ее, но он любит свою профессию. – А вы? Как давно вы в разводе?

– Почти два года. – Интересно, будет ли она через семь лет чувствовать ту же пронзительную боль, какую уловила в голосе Эда О’Брайена? Скорее всего нет. У них были разные обстоятельства. Ее с Биллом больше ничто не объединяло. – Мне не хочется об этом говорить, – призналась она.

Он тряхнул головой и смущенно улыбнулся.

– Вы и так проявили удивительную терпимость, – сказал он, глядя на красный закат за ее спиной – предвестник ночи. – Ну что, пошли? – предложил он и осушил свой бокал.

Хейли надела кожаный пиджак. В Висконсине она носила его осенью, здесь он годился и на зиму.

Они начали с самого отдаленного места – с маленькой таверны и танцзала на Робертсон-стрит, к западу от Наполеон-стрит. Хотя здесь имелись сцена и танцевальная площадка, для выступления музыкантов было слишком рано, и в баре собралось лишь несколько ранних посетителей, большинство в рабочей одежде. Они сидели, обхватив ладонями стаканы и бутылки с местным пивом.

Пока О’Брайен ходил за пивом, Хейли обогнула танцплощадку, разглядывая фотографии игравших здесь музыкантов.

– Линна любила оркестры с ударными, – сказал он. – Джо говорил, они всегда ходили сюда, когда здесь играл этот оркестр. – Он указал на снимок рок-группы. Перед оркестром посреди сцены стояла женщина, судя по всему, обнаженная до пояса: ее грудь прикрывали длинные волосы. Разобрать, что было написано под снимком, не представлялось возможным.

– Одну минуту, – извинился О’Брайен и отлучился к стойке.

Когда он вернулся, из аудиосистемы грянули тяжелые звуки ударных.

– Да, это они, – подтвердил Эд, прежде чем Хейли успела задать вопрос.

Закрыв глаза, Хейли поплыла на волнах музыки, размышляя о Линне, представляя, как бы она двигалась под этот ритм, вскинув руки над головой и покачивая бедрами. Ее руки были пусты – они ждали. Ее лоно было влажным – оно тоже ждало. И только на один-единственный миг Линна стала реальной, она стала…

– Что с вами? – спросил О’Брайен, и Хейли испуганно открыла глаза.

– Ничего… Просто, думаю, мне на какое-то мгновение удалось стать своим персонажем. Я почувствовала себя Линной.

– Когда вы начнете на нее походить, я предупрежу вас заранее, что собираюсь сбежать. – Поскольку по выражению ее лица можно было понять, что она не совсем уловила, шутка ли это, Эд по-мальчишески широко улыбнулся. – Я не любил эту женщину. Особенно мне не нравилось, что Джо, когда мы встречались, говорил только о ней.

– Он обожал ее, – заметила Хейли, вспоминая свой сон.

– Ее все обожали, почему же она выбрала именно такого парня, как Джо?

Хейли тоже это интересовало. Ответ содержался во вчерашнем сне. «Со временем, – подумала она, – я смогу расшифровать его или Линна мне поможет».

Они нашли уютный столик за танцплощадкой, рядом с запертой дверью во двор. Внутренние дворики – такая же непременная принадлежность всех новоорлеанских таверн, как тапер или туалет. Дворик напомнил Хейли об увитых хмелем дворах у нее на родине, и она стала рассказывать Эду о прохладном висконсинском лете и долгой снежной зиме. Потом стала говорить о работе. Поскольку название главной книги было произнесено, избежать болезненной темы стало невозможно – она рассказала ему о ребенке.

Хейли заметила, что во время ее рассказа его глаза стали такими же блестящими, как ее. Несмотря на все ужасы, с которыми ему приходилось сталкиваться в этом городе каждый день, он все же не утратил способности плакать.

Взяв Эда за руку, она поведала ему о причине своего переезда в Новый Орлеан, на какое-то время забыв о Линне.

Потом они поехали в восточном направлении, к другой таверне, затем – к следующей. В обеих было слишком много народу, и они выпили там лишь по кружке пива.

– Я не знаю, где еще она могла бывать, – сказал Эд, когда они снова оказались в машине.

– Тогда отвезите меня туда, куда любите ходить вы сами, – попросила Хейли. – В какое-нибудь тихое место, где мы могли бы поговорить.

Он выбрал бар на третьем этаже отеля «Шератон». Усевшись за столик напротив Эда, потягивая вино и слушая музыку в исполнении современного джазового оркестра, аккомпанировавшего певице, исполнявшей некую композицию глубоким контральто, Хейли стала думать о белых розах и о любовниках, встречавшихся и расстававшихся в номере, который располагался как раз над этим баром. Ее мысли были исполнены страсти – вполне реальной страсти.

От Эда О’Брайена не укрылась перемена в ее лице. Он взял ее за руку и поцеловал в запястье.

– Вы были на похоронах Линны? – спросила Хейли, когда они возвращались по узкой улочке к машине.

– Я ходил туда вместе с Джо – хотел поддержать его.

– И кто еще там был?

– Ее брат, разумеется. Бывшая домоправительница. Селеста – вудуистская жрица…

– Я знаю Селесту.

– И около сотни приятелей Линны. Некоторые были пьяны.

– А муж?

– Бывший. Он прислал цветы. Насколько я помню, белые розы. Он опоздал, сидел в заднем ряду и ушел до того, как служба окончилась.

Опять розы. Неужели человек, убивший собственную жену, мог прислать на ее похороны цветы, напоминавшие об их первом свидании?

– Он был в числе подозреваемых? – спросила Хейли.

– Его подозревали уже потому, что он – Карло Буччи. Думаю, он не хотел встречаться с ее братом.

– Они не поддерживают отношений? – поинтересовалась Хейли, припоминая, как язвительно отозвался Луи де Ну о муже сестры в разговоре с ней.

– Если бы у нас были разрешены дуэли, один из них к настоящему времени уже застрелил бы другого. Вероятно, убитым оказался бы Луи.

– А как отреагировал Луи на присутствие Джо?

– Корректно. Мне удалось заметить выражение его лица, когда кто-то указал ему на Карло. Оно было намного ожесточеннее.

– Значит, он вынес свой приговор?

– Похоже на то. Кстати, я попытался разыскать полицейский отчет, о котором вы просили.

– И что же?

– Отчет исчез. Полагаю, Буччи, а может, Луи предпочли изъять его.

– А вы могли бы поговорить с детективами, которые вели расследование?

– Один из них уволился из полиции. А другой… С другим у меня не сложились отношения. К тому же он наверняка захочет узнать, почему я интересуюсь этим делом.

– Но вы же были другом Джо, разве это не достаточное основание?

– Прошло слишком много времени.

– Ладно. Я не хочу, чтобы вы из-за меня подставлялись. Давайте на время забудем о Линне.

Они попытались. Но и беседуя о музыке, кулинарных пристрастиях и любимых ресторанах, ни один из них не мог полностью отрешиться от того, что свело их вместе. Когда разговор в третий раз вернулся к Линне, Хейли признала поражение и спросила:

– Где она похоронена?

– На Сент-Винсентском кладбище, неподалеку отсюда. Мы можем проехать мимо, и вам, наверное, удастся подойти к могиле, поскольку церковный сторож живет рядом.

– Но нельзя же беспокоить его так поздно. Я могу пойти туда в другой раз. А теперь, если не возражаете, давайте наведаемся в «Сонину кухню», мне хочется угостить вас одним из кулинарных шедевров Фрэнка.

Как она и ожидала, за ужином Эд рассказывал о своем браке. Позднее, потягивая бенедиктин, который они прихватили с собой в ее комнату, он говорил о работе. Хейли внимательно слушала, стараясь не упустить ничего. Когда он описывал, на что полиция обращает внимание, делая осмотр места преступления, Хейли невольно задумалась: а все ли было сделано при осмотре места убийства Линны?

Она посмотрела через плечо Эда на рисунок. На короткий миг сконцентрировалась на Линне. Результатом явилось легкое покалывание во всем теле, так хорошо ей знакомое.

О’Брайен не знал, кого именно она видит перед собой, но заметил страсть, засветившуюся в ее взгляде, улыбку, разомкнувшую ее уста.

Незадолго до этого он собирался уходить, но теперь забыл о своем намерении. Он взял ее за плечи, заставил встать и поцеловал. Когда Хейли очутилась в объятиях Эда, Линна отпустила ее. Осталась лишь Хейли, удивленная тем, сколь естественным показался ей его поцелуй.

Когда она расстегивала длинный ряд крохотных, обтянутых шелком пуговиц на своей груди, ее руки дрожали. Еще больше задрожали они, когда она начала расстегивать пуговицы на его рубашке. Разве она ни о чем не должна его спросить? Намекнуть, что следует предохраниться? А если окажется, что он прихватил с собой то, что нужно, как она себя почувствует?

Засунув руку в задний карман брюк, Эд достал из бумажника пакетик с презервативом.

Все безопасно, подумала она, пока он вешал свою рубашку на спинку стула, где уже висела ее блузка. Потом он протянул руку к крючку на ее бюстгальтере.

На время Хейли забыла, что это не совсем ее комната, и думала не о Линне, а о своих руках и губах, о запахе тела незнакомого мужчины, оказавшегося рядом.

Позднее, после того как они воспользовались старинным диваном для целей, кои его давний владелец, живший на рубеже веков, не мог себе и представить, после того как они перебрались на кровать и О’Брайен задремал у нее под боком, она, лежа на спине и уставившись в потолок, задумалась над тем, что она сделала.

Смех, доносившийся снаружи, эхом отдавался в тишине комнаты.

Хейли проснулась от того, что кто-то стучал в дверь и О’Брайен тихо окликал ее по имени. Он уже сходил в кафе на углу и принес кофе с круассанами. Доставая салфетки из шкафчика, Хейли мельком взглянула на свое отражение в его стеклянной дверце. Волосы всклокочены, тушь под глазами размазана. Она почему-то вспомнила чистопородную колли своей матери, которая как-то во время течки сбежала. Вернувшись на следующее утро, псина выглядела примерно так, как выглядит сейчас Хейли.

– Насчет прошлой ночи… Я не… ну, я никогда не… – промямлила она.

– Ты впервые сделала для меня исключение?

– Да. – И даже более того, подумала Хейли, но не захотела признаться в этом.

– Я рад.

Ей пришлось ответить на его широкую улыбку.

Было уже больше десяти, когда они вышли из дома. Завтракали они в ресторане, располагавшемся в недавно реконструированном доме. О’Брайен выбрал это место потому, что там подавали лангустов под настоящим беарнским соусом.

– Почему Моргана не арестовали сразу? Разве детективам не казалось очевидным, что он тот, кто им нужен? – спросила Хейли, пока они ели.

– Его бы арестовали, но Джо был без сознания, когда приехала полиция, и, судя по позе, в которой он лежал, он накачался – или его накачали – наркотиками за несколько часов до трагедии, в то время как Линна умерла не более чем за полчаса до приезда копов.

– Значит, Джо не мог этого сделать?

– Мог, но это маловероятно. В то время основным подозреваемым был Буч.

– А что, если бы полиция приехала позже, скажем, на следующее утро, когда Морган уже очнулся бы и нашел труп?

– Джо мог бы доказать, что был накачан наркотиками, но определить время, в течение которого он лежал без сознания, было бы невозможно. Да, утром его вина представлялась бы куда более правдоподобной.

– Где они побывали в последний вечер?

– В нескольких клубах. Под конец выпили здесь, внизу, потом поднялись наверх. И примерно через час кто-то заколол ее. Кстати, со своим бывшим мужем она в тот день не встречалась. Он заявил об этом в полиции, когда давал показания, и нашлись свидетели, подтвердившие, что видели его в другом месте.

– Но он в любом случае не стал бы этого делать сам.

– Именно. – Выражение лица Эда изменилось – он стал более сосредоточен. – К тому же налицо были все признаки убийства в приступе страсти, а мужчина под наркотиком редко испытывает такие приступы. Послушайте, что касается полиции, то Джо закрыл проблему, оставив посмертную записку. Пусть так и будет. Пишите свою книгу как вымысел. Измените имена. Трактуйте убийство как хотите. Придумайте какого-нибудь безумного бывшего любовника или негодяя, одержимого предрассудками, который убил ее, отправляя вудуистский ритуал. Но не трогайте Карло Буччи, потому что у него есть люди, которые закопают вас так глубоко, что никто никогда не найдет.

Это предупреждение вдруг всплыло в ее памяти по дороге на Сент-Винсентское кладбище, и, идя по аллее между склепами и мраморными надгробиями тех, кто предпочитал традиционное погребение, Хейли припомнила рассказы о том, как во время сильных ливней потоки воды выносили на поверхность тела умерших, не желавших мирно покоиться в своих могилах. Закопай кого-нибудь поглубже – и он непременно всплывет в Новом Орлеане. Стоит ли удивляться, что живые тут задаются вопросом, действительно ли умерли те, кого они любили.

И неудивительно, что здешние жители так ублажают своих предков. Нигде и никогда Хейли не видела столько свежих цветов на старых могилах.

– Вот, – сказал О’Брайен, указывая на фамильный склеп де Ну.

Хотя колонны из розового гранита, поддерживавшие две каменные арки, не были покрыты зеленоватым налетом, склеп нес на себе печать времени. Самое старое погребение в нем принадлежало матери Линны. Имя Анри де Ну было выгравировано на отдельной табличке рядом с ее именем, табличка дочери – внизу, под табличкой матери. Еще оставалось место по крайней мере для дюжины имен, хотя существовал лишь один человек, который мог найти упокоение в этом склепе.

– Старик Анри верил в планирование будущего, не так ли? – заметил О’Брайен.

– Не понимаю, как здесь можно похоронить еще кого-то? Склеп совсем небольшой.

– А, вы же туристка, я совсем забыл. – Эд обвел рукой склепы, стоявшие вокруг. Количество значившихся на них имен явно не соответствовало размерам склепов. – Видите ли, обычай хоронить новых покойников поверх старых восходит здесь еще к временам, когда Новый Орлеан принадлежал испанцам. В пределах города мало кладбищ, и все они маленькие. Тем не менее места хватает, так как в условиях повышенной влажности и жары тела разлагаются очень быстро. Уже через год и один день после предыдущего погребения можно захоранивать следующего покойника на том же месте. Могильщик вскрывает захоронение, удаляет то, что осталось от гроба, и метлой выметает из него останки в могилу. Там они смешиваются с останками предыдущих погребенных, а место для нового покойника освобождается.

– Значит, Линна лежит на месте, которое прежде занимала ее мать?

– Да, и Луи в конце концов займет свое место рядом с ней и родителями.

Хейли кивнула и остановилась, чтобы рассмотреть кресты на двери склепа возле таблички с именем Линны, маленький горшочек с фиалками, стоявший на земле перед ее могилой, а также клочки кружев и увядшие цветы, разложенные на полочке под надгробием.

– Люди верят в ее силу, не так ли?

– Да, кое-кто верит до сих пор. Если бы ее похоронили на Сент-Луисском кладбище, вы бы увидели еще больше знаков поклонения ее почитателей.

– А разве почитатели могут приходить не в любое место?

– Здесь такие подношения не приветствуются. Они засоряют кладбище. Но как видите, даже тут смотритель какое-то время не убирает их.

Хейли продолжала разглядывать склеп, размышляя, почему ей так хотелось прийти сюда. Среди этих красивых надгробий и крохотных цветников, покрытых сочной травой, едва ли скрывались ответы, которые она искала. Что же касается призраков умерших, то сомнительно, чтобы они обитали по соседству со своими разлагающимися оболочками.

– Идемте отсюда, – сказала она.

Эд подкатил к входу в «Сонину кухню» и поцеловал Хейли, прежде чем та вышла из машины.

– Поужинаем в субботу вечером? – предложил он.

Она согласно кивнула, в душе благодаря Бога за то, что у нее впереди четыре дня, чтобы разобраться в своих чувствах.

Глава 12

Три следующие ночи Хейли снилась только Линна.

Вот она еще ребенок, проскальзывает в кровать к брату, тесно прижимается к нему, и они лежат, прислушиваясь к разносящимся по длинным пустым коридорам предсмертным крикам матери. В глазах Луи стоят слезы, а лицо Линны застыло, как замерли и ее чувства. Ее душу больше ничто не трогает…

Гроб матери. Бледно-голубая обивка, призванная оттенить лицо покойницы, только делает его еще более худым и искаженным, словно смерть так и не избавила Джоанну от мук агонии.

Линна стоит рядом с Луи, ее скорбь так велика, что она не может выразить ее. Из-под темных очков брата льются слезы; он содрогается от сдерживаемых рыданий. Анри де Ну подходит сзади и становится между ними. Его рука сильно, до боли, сжимает плечо Линны.

Слезы подступают к ее глазам. Папа должным образом выражает свое горе.

Позднее Линна и Луи, как всегда рука об руку, стоят перед склепом на Сент-Винсентском кладбище, глядя, как тело их матери опускают в могилу, которую закрывают тяжелой мраморной плитой.

Тем же вечером Линна, худенькая, испуганная, осиротевшая, снова идет на кладбище, вцепившись в руку Жаклин. Они оставляют на полочке перед могильной плитой стакан воды и тарелочку с печеньем. Прежде чем уйти, Линна отрывает пуговицу от своего пальто и кладет ее рядом с угощением…

Вот Линна в белой блузке с круглым воротником, в клетчатой шерстяной юбке, которую в Новом Орлеане можно носить разве что в самые холодные дни зимы, одна возвращается из школы. Вокруг нее все дети смеются, болтают. Кто-то прекрасным высоким сопрано поет церковную песнь. Линна не обращает на них никакого внимания, все ее мысли сосредоточены на церемонии, в которой ей предстоит участвовать вечером…

Линна и Луи за обеденным столом, во главе стола – отец, его глаза закрыты, склонив голову, он читает молитву. В тени кухонной двери застыла Жаклин – она ждет, когда можно будет подавать еду. Линна поднимает глаза, подмигивает ей и лукаво улыбается. Жаклин испуганно таращится и прикладывает руку ко рту, словно напоминая Линне о наказании за нечестивость. Линна распрямляется и морщится от боли: болит то место между лопатками, куда ее недавно ударили…

После таких снов Хейли казалось, что ею манипулируют, и это ее раздражало. Тем не менее она исправно записывала свои сны, стараясь не упустить ни одной детали, и, сидя за компьютером, когда никакой дух ею не руководил, начинала постепенно восполнять пробелы в своих недавних сновидениях.

Портрет Анри де Ну получался еще более ужасным – под маской интеллектуала скрывались зло и жестокость. Бежали часы. К тексту добавлялись все новые и новые страницы. Зачастую Хейли теряла ощущение времени, как бывало во сне или когда Линна полностью овладевала ею. Но текст всегда сохранял оригинальную стилистику Хейли и не казался чужим, несмотря на то что был еще не отредактирован и многое она записывала с сокращениями.

В ее книге Линна и Луи представали сиротами, а Анри – их дядей. Этот сюжетный сдвиг не так уж далеко уводил от истины, а реальная история благодаря ему приобретала черты художественного вымысла.

О’Брайен позвонил в пятницу днем, чтобы условиться о времени их свидания. За последние четыре дня, если не считать хозяина магазина и официантов, с которыми она лишь перекидывалась словом-другим, он был единственным, с кем она говорила. И все же Хейли не чувствовала себя одинокой.

Селеста заглянула к ней в субботу ближе к вечеру. Она ворвалась в комнату в своем зеленовато-голубом шерстяном плаще-пелерине и красном тюрбане из джерси. В этом одеянии, с ярко-красными губами и ногтями, на фоне темных стен она выглядела весьма экзотично.

– Вы видели воскресные новости? – спросила она.

– Воскресные? – Хейли не предполагала, что воскресную газету можно купить в субботу.

– Вот. – Селеста ткнула пальцем в ту часть первой полосы, которая освещала важнейшие события городской жизни. Одна статья была посвящена Хейли.

«Хейли Мартин, автор ряда книг, вышедших в издательстве „Расс Читин пресс“, в течение нескольких месяцев собирает в Новом Орлеане материал для детективного романа об убийстве Линны де Ну.

Мисс Мартин утверждает, что узнала о трагедии после того, как поселилась в квартире, где она произошла, и обнаружила на стене вудуистский рисунок, сделанный, как она полагает, рукой самой Линны де Ну».

Далее излагались обстоятельства убийства и самоубийства, произошедших в однокомнатной квартирке над «Сониной кухней». В завершение были даны краткие сведения о Хейли. Были упомянуты как Анри де Ну, так и Карло Буччи, причем Карло – не один раз. Статья заканчивалась соображением, которое особенно насторожило Хейли:

«Предыдущие жильцы этой квартиры уверены, что она населена призраками. Если это так, остается лишь гадать, какие музы будут вдохновлять автора при написании романа».

По мере чтения к горлу Хейли подступала тошнота.

– Я ничего об этой статье не знала, – заметила она.

– А я и не думала, что вы знаете. Как считаете, кто оповестил прессу? Может, ваш агент?

– Нет. Не агент и не издатель. Во всяком случае, прежде они никогда не делали ничего подобного, не посоветовавшись со мной.

– Так кому же понадобилось, чтобы все об этом узнали?

– Может, Фрэнку Берлину? Эта история способна сделать рекламу его ресторану, хотя вряд ли он испытывает недостаток в посетителях. Мог дать информацию Луи де Ну – чтобы заставить Карло Буччи поволноваться.

– Или кто-нибудь из официантов, слышавших, как об этом говорили Фрэнк или вы, – добавила Селеста.

Или Жаклин, по той же причине, что и Луи, подумала Хейли.

– Позвоните в газету. Спросите, откуда они взяли информацию, – предложила Селеста.

– В субботу вечером?

– Новости не знают выходных. Кто-нибудь там непременно есть.

Хейли последовала совету Селесты и поговорила с дежурным редактором, который, судя по голосу, был полон желания помочь ей. После того как Хейли объяснила, кто она, он попросил ее не вешать трубку и по другому телефону связался скорее всего с автором статьи. Затем он сказал:

– Мэм, я не совсем понял, зачем вы звоните. Эдам Вулф заявил, что вы сами рассказали ему эту историю три дня назад. Он проверил все у вашего издателя и… В статье искажены какие-либо факты?

– Нет… нет. Благодарю вас. Однако я хотела бы сама поговорить с этим репортером. Когда я могла бы его застать?

– Позвоните в понедельник после одиннадцати.

Хейли медленно опустила трубку на рычаг и долго смотрела на нее, словно трубка могла ответить на ее вопросы.

Селеста, в свою очередь, смотрела на Хейли так, словно между ними стоял призрак Линны.

– Что-нибудь не так? – спросила она.

– Их ввела в заблуждение какая-то женщина, назвавшаяся мной.

– И почему это вас удивляет? Любой мог попросить какую-нибудь женщину позвонить вместо вас. Если только вы не думаете… Хейли, она что, имеет власть над вами?

– Только когда я ей это позволяю. Вы помогли мне вступить с ней в контакт, и это обернулось катастрофой. – Хейли показала ей то, что написала Линна, а потом во всех чудовищных подробностях описала свой приступ мигрени. Но ведь Линна выходила из дома очень ненадолго, лишь в магазин. И Хейли казалось, что все это было исключительно их личным делом – ее и Линны.

В конце концов она рассказала Селесте о снах, которые видела в последние несколько дней.

– Разве может заклятие подействовать на такого человека, как Анри де Ну? – спросила она после того, как Селеста прочла записи ее снов.

– Он верил, что может. И это самое главное.

– Вы хотите сказать, что в этом деле нет ничего реального, одна мистика?

Селеста улыбнулась:

– А разве молитвы реальны? Едва ли, но ведь они приносят несомненное утешение тому, кто молится. Каждый, даже порочный человек, стремится найти в себе Бога. – Она стояла перед рисунком на стене и водила рукой по буквам. – Я никогда не признаюсь, что сказала это, Хейли, но вудуизм легко объясним. Это религия бессильных, родившаяся во времена, когда клочок соломы, несколько волосков, лоскуток одежды и вера в могущество духов предков были единственной силой, на которую могли положиться несчастные, выбитые из колеи люди. Из того, что Линна вам открыла, следует, что она была как раз одной из таких бессильных. Неудивительно, что дочь Анри де Ну стала столь ревностной последовательницей вудуизма. – Селеста еще несколько мгновений молча смотрела на рисунок, потом обернулась к Хейли. – Мне очень жаль, но теперь вам придется принять мою помощь. Эту комнату следует защитить.

– Нет необходимости, – возразила Хейли, удивившись своему спокойствию. – Я не боюсь духов. Линна прекрасно с ними справляется. Кроме того, не духи убили Линну. А мужчины, сделавшие это, не будут знать, что перед моей дверью рассыпана соль или что в комнате есть фетиш, призванный не позволить злу войти в нее. А уж если они войдут, фетиш вряд ли их остановит.

– Хейли, прошу вас. Позвольте мне это сделать.

Хейли обошла комнату, желая убедиться, что Линна не против помощи Селесты, но ничего не почувствовала.

– Ладно, – согласилась она.

– Тогда сделаем это сегодня же вечером, – сказала Селеста. Она села на кровать, поджав под себя длинные ноги, и закрыла глаза.

Хейли не отрываясь смотрела на нее, пока не поняла, что та еще долго будет пребывать в трансе. Она попробовала работать и нисколько не удивилась тому, что это плохо получалось у нее до тех пор, пока Селеста, явно довольная тем, что ей открылось, не ушла, пообещав вернуться в десять.

Луч солнца, скользя по стене, добрался до экрана компьютера. Весь тот час, что понадобился солнцу, чтобы завершить свой ежедневный путь, Хейли сидела, уставившись на последние слова, светившиеся на экране, в ожидании неизбежного. Она хотела поскорее покончить с этим.

Но несмотря ни на что, сила охватившего Хейли чувства поразила ее: только она решила сделать перерыв в работе, как внезапно раздался стук в дверь. Он застиг ее в центре комнаты и парализовал так, как страх парализует кролика.

Однако она быстро справилась с собой. В конце концов, кто может с ней что-либо сделать в субботний вечер? В холле кафе толпятся гурманы, которым совершенно нечего делать, уж они-то непременно заметили бы, если бы кто-то чужой поднимался по лестнице. Стараясь ничем не выдать страха, она подошла к двери и открыла ее.

– Я Карло Буччи, – сказал мужчина голосом, которому, невзирая на ярость, сумел придать оттенок привлекательности. Не ожидая приглашения, Буччи прошел мимо нее в глубь комнаты и швырнул ей клочок газеты со злополучной статьей. – Объясните, что это! – потребовал он.