Текст книги "100 великих криминальных драм XIX века"

Естественно последовали притеснения, осуждение ассамблеи и «Буршеншафта», ее организовавшего, а также публикации, в которых осуждался подобный радикализм. Но, как и всегда, как и во все времена, к дискуссии никто готов не был. Убить проще. А еще проще потом сказать, что просто не осталось иного выхода, кроме убийства. Так мы в итоге дотанцевали до Желябова с Перовской и даже еще дальше – до С. Нечаева с П. Ткачевым, предлагавших устранять всех, кто не революционер. Но до этого времени еще полвека, потому вернемся к Занду. Это отступление было уместно: надо же понимать, откуда все выросло.

А в Мангейме в это самое время, в 1819 году, жил 57-летний драматург и адвокат Август Коцебу, находившийся на русской службе. Он издавал газеты в Берлине и пропагандировал Российскую империю, желая, конечно, наладить крепкие связи между Россией и Германией.

Коцебу был весьма известен своими популярными у публики пьесами, которые ставились в Вене и Берлине. Конечно, Коцебу был консервативным человеком, монархистом, идейным приверженцем Священного союза, созданного Александром I. К тому же Коцебу был пожилым служакой и уважаемым писателем. К этому возрасту человек редко выходит на площадь с плакатами (вспомним Пушкина – он жил не так долго и потому раньше дозрел до консерватизма) и предпочитает публиковать статьи или художественные произведения, в которых высказывает свои взгляды.

Пожалуй, единственным греховным поступком Коцебу стала его скандальная публикация «Доктор Бардт с железным лбом, или Германский союз против Циммермана» («Doktor Bahrdt mit der eisernen Stirn oder die deutsche Union gegen Zimmermann»), появившаяся в начале 1790-х годов. Рокового для Коцебу Карла Занда в то время еще не было на свете, но эта история крайне важна для понимания того, что произошло в 1819 году.

А дело было вот в чем. Однажды в Пирмонте Коцебу познакомился с доктором фон Циммерманом, корреспондентом Екатерины II и противником господствовавшей в Германии партии «Просветление» («Aufklärung»). Доктор Бардт, основатель «Просветления», написал про Циммермана брошюру, в которой зло высмеял его. Коцебу, прочитав брошюру, решил в свою очередь отомстить за Циммермана и издал упомянутый выше драматургический памфлет про Бардта с железным лбом. И все бы ничего, но подписал он это произведение фамилией барона Книгге, который, как и Бардт, был противником Циммермана. Цель очевидна – столкнуть соратников «железными лбами».

Этот памфлет имел оглушительный успех, но дальше начался скандал. Один из высмеянных чиновников подал заявление в полицию, началось расследование с выяснением авторства, даже была назначена крупная сумма за разоблачение автора памфлета. Коцебу пошел на полупризнание и сказал, что принимал участие в составлении памфлета, поскольку дружит с Циммерманом. Он даже предъявил свои условия: сначала следует наказать за оскорбление тех, кто травит Циммермана, а уже тогда он назовет автора памфлета. Поскольку агрессивность только нарастала, Коцебу временно скрылся в России. Но вся Германия уже была настроена против него, и репутация его была подмочена. Коцебу готов был отвечать за свои поступки и публично покаялся, опубликовав брошюру «Публике от А. фон Коцебу, 1794» («An das Publikum von A. von Kotzebue, 1794»). Он даже нанял людей, которые должны были бесплатно раздавать эту покаянную брошюру по всей Германии.

А связь этого события 1791–1794 годов с тем, что произошло в 1819 году, заключается в том, что за Коцебу с тех пор закрепилась слава публициста-провокатора, который может в публикациях прикрываться чужими именами. Это обстоятельство сыграло роковую роль в его судьбе.

И когда появилась статья А.С. Стурдзы «Записки о нынешнем положении Германии» («Mémoire sur l’état actuel de l’Allemagne»), направленная против академической свободы, многие решили, что ее автор Коцебу. На самом деле эта публикация была сделана А.С. Стурдзой по заказу российского императора для участников Аахенского конгресса. Она вызвала студенческие волнения в Германии, а российский кабинет не спешил брать на себя ответственность за ее содержание. 1 ноября 1818 года, когда завершилась работа конгресса, Стурдза жил у сестры в Веймаре. Студенческий картель Йенского университета вызвал его на дуэль, но Стурдза уклонился от дуэли и в марте уехал в Дрезден, где и узнал о гибели Августа Коцебу из-за его, Стурдзы, публикации. После этого он немедленно уехал из Германии, опасаясь за свою жизнь. Не слишком красивая история, как, впрочем, и с обманом Коцебу 1791 года. Правда, ни Стурдза, ни Корцебу никого не убивали. Но говорят ведь, что убить можно и словом.

Итак, разгорелся скандал из-за публикации, и у молодого Занда, услышавшего, что такую провокацию мог сделать Коцебу, созрело решение убить этого автора, скрывающегося за чужими именами. Выяснить, что же было на самом деле, он в те свои годы даже не попытался: решено так решено. 23 марта 1819 года он приехал в Мангейм, вошел в дом Августа Коцебу и, увидев заклятого врага, которого до этого ни разу не встречал, воскликнул: «Вот изменник Отечества!»

Коцебу ничего сказать не успел. Пронзенный кинжалом, он упал на пол. И тут вбежала девочка. Это была 6-летняя дочка Коцебу Вильгельмина Фредерика. Ребенок расплакался, кричал, пытаясь дозваться до отца, но тот был уже мертв. Это произвело невероятное впечатление на Занда. Он словно очнулся ото сна и осознал, что сотворил. Студент ударил себя кинжалом в грудь, потом, выбежав на улицу, ударил еще раз.

Его поймали на улице и отправили в госпиталь. Говорить он уже не мог из-за ранения, но писал показания, в которых утверждал, что действовал один, сообщников у него не было. Его приговорили к смертной казни и гильотинировали в 5 часов утра 20 мая 1820 года.

В одиночество Занда не очень верили, поэтому усилили надзор за германскими университетами, а радикальное общество «Буршеншафт» запретили вовсе.

Что это было: убийство или подвиг? Кому как.

Как уже говорилось, Коцебу работал на Российскую империю как иностранный корреспондент. Такая же судьба ждала и некоторых его потомков. Его сын Павел служил во время Крымской войны начальником штаба у командующего русской армии М.Д. Горчакова. Любопытно, что Михаил Горчаков был сыном Д.П. Горчакова – автора презрительного термина «коцебятина»: судьба потомков порой делает невероятные виражи.

Покушение Карла Занда на Августа Коцебу. Гравюра 1819 г.

Другой сын Августа Коцебу стал губернатором Новороссийска. Вильгельмина Фредерика, на руках которой умер отец, 21 февраля 1832 года вышла замуж за Павла Ивановича Крузенштерна – сына знаменитого русского путешественника, адмирала И.Ф. Крузенштерна. А всего у Коцебу было 17 детей: 12 сыновей и пять дочерей.

Творческое наследие Коцебу также огромно. У него интересные мемуары, исторические труды, «Записки об убийстве Павла I», десять романов, три сборника рассказов, два сборника стихов, девять памфлетов, 211 пьес, пять переводов с других языков. Коцебу отлично знал русский язык и перевел сборник стихов Г.Р. Державина. В Лейпциге было издано 28-томное собрание Коцебу, а полное собрание сочинений составляло 40 томов.

Студент-богослов Карл Занд не оставил после себя ничего, кроме окровавленного кинжала и юношеского посвящения Пушкина:

 
В твоей Германии ты вечной тенью стал,
Грозя бедой преступной силе, —
И на торжественной могиле
Горит без надписи кинжал.
 

Возможно, эта надгробная эпитафия хоть немного искупит грехи Карла Занда, «юного», но далеко не «праведника», совершившего самую большую глупость в своей короткой жизни.

Бонапартист-неудачник

Сложно было бы представить, чтобы у Карла Людвига Занда, с его кровавым кинжалом, не нашлось последователей. Радикализм заразителен, месть бесконечна, желание убийства вызывает цепную реакцию. Напомним: кинжал в стихотворении А.С. Пушкина был «без надписи», а это значит – без адреса, уготованный для всех, вечный.

В отличие от юного и неудержимого Занда Пьер Лувель был вполне зрелым, 37-летним человеком, и к своей цели он шел вполне сознательно и фанатично. Этот шорник, сын лавочника, служивший в наполеоновской артиллерии в начале XIX века, ненавидел королей. Пьер был за революцию, против Реставрации и считал, что его идеалы грубо растоптаны, а деяния Наполеоновской эпохи нивелированы возвращением правящей династии и войсками иностранных государств, окопавшимися на его земле.

Это можно понять: молодость Лувеля, пришедшаяся на великую эпоху, давала ему чувство гордости и не зря прожитой жизни, и вдруг к зрелому возрасту и осмыслению собственной значимости он оказался перед разбитым корытом и с чувством глубокой обиды. На кого? На ход истории? На жизненные обстоятельства? Но ни то ни другое нельзя казнить кинжалом. Значит, нужно найти виновника или назначить его. Короли – вот виновники того, что жизнь не меняется, а конкретнее – последний претендент на престол герцог Карл-Фердинанд де Бурбон. Если убить наследника, не останется Бурбонов.

В политике Лувель разбирался не очень хорошо. Очевидно, лучше он разбирался в лошадях, поскольку после своего героического прошлого работал подмастерьем конного мастера в королевских конюшнях. Кто-то скажет: в королевских конюшнях – это престижно, а вот подмастерьем конюха в 35 лет – это как-то странно и даже унизительно. Думается, что для Лувеля и то и другое было унизительным: не хотел он служить королям.

В таком внутреннем состоянии духа можно дойти до крайнего отчаяния и возбуждения гнева, что с ним и случилось. Теперь его целью было разрушение семьи Бурбонов. Едва ли такого человека могла, как Занда, смутить какая-то там плачущая девочка. В конце концов, будь это не девочка, а маленький мальчик, сын герцога, его как наследника тоже следовало уничтожить, и Лувеля ничто бы не остановило.

Тут возникает резонный вопрос: а как же Бонапарт? Он ведь тоже провозгласил себя императором. Но для Лувеля это было неважно, важно, что Бонапарт хотел реформировать страну, сделать ее богатой и процветающей. Правда, для этого он пошел завоевывать Европу, Азию и Африку. Но если бы Бонапарту его план удался, вполне возможно, что Лувель превратился не в помощника конюха, а в процветающего латифундиста на чужой земле – в России, например.

Но история не знает сослагательного наклонения, мы не можем знать, кем стал бы Лувель. Возможно, его бы реформы и завоевания Бонапарта обошли, и тогда он отправился бы убивать Бонапарта. Лувель производит впечатление человека по жизни обиженного и не слишком удачливого.

13 февраля 1820 года герцог и его жена были в Парижской опере. Будучи помощником конюха, Лувель находился возле герцогского экипажа, что не вызывало никаких подозрений. Когда в 11 часов вечера спектакль закончился, чета вышла из театра и направилась к экипажу. В это время из темноты метнулась тень с занесенной вверх рукой. Этой тенью был Лувель, который подскочил с кинжалом и воткнул нож в правый бок герцога. Это был смертельный удар в печень: герцог умер на следующий день. Услышав крик герцога, адъютанты и гвардейцы бросились за убийцей и сумели схватить его. Лувеля доставили в охранное отделение Оперного театра и допросили в присутствии главы кабинета министров Эли Деказа.

Кстати, карьера Деказа оказалась тоже уничтожена Лувелем: убийство герцога Беррийского восстановило против Деказа ультрароялистов, и Людовик XVIII вынужден был через девять дней после убийства уволить премьера, назначив его послом Франции в Великобритании.

На допросе Лувель сразу признал, что готовил покушение шесть лет, решение освободить Францию от Бурбонов принимал сам, считая, что они враги собственной страны.

Расследование длилось три месяца, было допрошено 1200 свидетелей в надежде найти сообщников убийцы. Но никаких связей у Лувеля не было. Он действительно оказался фанатиком-одиночкой.

Убийство Карла-Фердинанда, герцога Беррийского. Гравюра XIX в.

На суде, который состоялся 5 июня 1820 года, Лувель объяснил свой поступок. Он заявил, что ничего личного в этом деянии не было, была только горечь, вызванная насильственным присутствием во Франции иностранных войск и позором страны после Реставрации. В 1814 году Лувель даже поехал на остров Эльба, но не разговаривал там ни с Наполеоном, ни с его товарищами. В королевские конюшни Лувель поступил после возвращения Наполеона с Эльбы в 1815 году. Очевидно, Лувель рассчитывал на возвращение императора и хотел оказаться ближе к нему. Но надежды не оправдались, и тогда Лувель принял другое решение: остаться на королевской конюшне, чтобы быть ближе к своей жертве. Никто его не направлял и не давал советов. Он никогда не читал пропагандистских журналов и листовок. И наконец – он признает, что совершил тяжкое преступление, но не жалеет, что принес свою жизнь в жертву ради Франции.

Произнося последнее слово, Лувель еще не знал, что его жертва напрасна, а Франции нет до него никакого дела. Адвокат пытался сослаться на состояние безумия, на параноидальную одержимость подзащитного. Но суд приговорил его к смерти на гильотине. После визита священнослужителя Лувеля казнили 7 июня 1820 года.

Конечно, Лувель не мог знать, что герцогиня в момент покушения на ее мужа была беременна. Через восемь месяцев после убийства герцога родится его сын Генрих, очередной наследник династии Бурбонов. Рождение наследника сопровождалось множеством странных сопутствующих событий. Помимо того что Генрих уже родился сиротой, его рождению вовсе не радовались другие претенденты на престол. Они распускали слухи, будто у герцогини родилась дочь. Именно поэтому вдовствующая герцогиня, не утратившая рационального мышления, долго не давала обрезать пуповину, чтобы все могли убедиться в подлинности наследника.

Наконец принца признали даже конкуренты, но королем Франции Генрихом V он был всего неделю. Июльская революция 1830 года положила конец династии Бурбонов.

* * *

Русским декабристам поступок Лувеля очень понравился – даже больше, чем выходка Занда, убившего всего лишь реакционного литератора. Убить короля или наследника престола намного важнее для революционера. Пушкин явился в театр и расхаживал между первыми рядами партера с портретом Лувеля и собственноручной надписью: «Урок царям».

Речь Лувеля на процессе называлась вольнолюбивой публикой «исполненной чувства собственного достоинства», власти же запретили ее к публикации, поэтому она распространялась в списках: «Начиная с 1814 года я не переставал думать о моем проекте уничтожения Бурбонов, я постоянно искал случая исполнить свое намерение в Париже, или в Версале, или в Сен-Жермене, или в Сен-Кло, или в Фонтенбло. Я знал, что заплачу головой, но Бурбоны были слишком виновны, чтобы я от этого отрекся… Я всегда носил кинжал при себе, когда надеялся встретить кого-нибудь из Бурбонов, но постоянно с мыслью начать с герцога Берри как c самого молодого. Я хотел начать с самого молодого потому, что это было верное средство угасить род Бурбонов, и еще потому, что у меня только одна жизнь и я хотел, чтобы она была хорошо оплачена». Разумеется, о том, что у герцога тоже только одна жизнь, убийца не думал.

Но неудачник Лувель стал для декабристов столь же неудачным примером: как и он, царя они тоже не убили, даже великого князя не смогли. Убили только ветерана войны и национального героя Михаила Милорадовича, отважного и целеустремленного офицера, заботливого командира, воодушевлявшего своих солдат и любимого ими; человека, заменившего Пушкину сибирскую ссылку на южную, успевшего дать вольную своим крестьянам. Но целый XX век Милорадовича преподносили в нашей стране как тирана и реакционера. Ведь нельзя же было признать, что декабристы убили национального героя.

И так же как убийца К. Занд в Германии, как убийца П. Каховский в России, преподносился Пьер Лувель – как мученик и революционер, боровшийся с монархией.

Это была целая цепочка покушений и революций – 1819–1820—1825. После нападения Лувеля в Испании начался военный мятеж, возглавленный Рафаэлем Риего. Подобные события развиваются как эпидемия, перекидываясь из одной страны в другую. Через три месяца после испанских событий тайное общество карбонариев подняло революцию в Королевстве Обеих Сицилий. В их манифесте говорилось: «везде немедленная смерть. Последний довод свободных людей. Пример королям – тиранам… Постановлено нашим Верховным трибуналом, что вы все умрете в оковах, утратите ваше имущество. Ваши дома, гнусные для свободных людей, будут преданы пламени ради спасительного примера потомкам. Скреплено и подписано кровью свободных людей. Брут, Занд, Лувель, Равальяк, Катилина». В конце этой прокламации был рисунок – кинжал, обагренный кровью.

Ненавистный

Как мы уже имели возможность убедиться, среди политиков тоже встречаются «маленькие» люди. Не своим весом и значимостью – хотя и этим тоже, – но в большей мере своей репутацией в политической субкультуре. Здесь уместно назвать политическое сообщество или элиту именно субкультурой, поскольку это непривычное для такого контекста слово отражает зависимое положение человека в этой группе. Хочешь нравиться – будь любезен соответствовать. В противном случае ты никто, звать тебя никак, и все смотрят на тебя как на таракана, заблудившегося в княжеских апартаментах.

Именно таким человеком оказался Росси, или точнее – Пеллегрино Луиджи Эдоардо Росси. Человек с таким длинным и претенциозным именем оказался сразу всем неприятен и вообще не нужен. Кем же был этот Росси?

Пеллегрино Росси был уроженцем Каррары в Моденском герцогстве. Он родился 3 июля 1787 года, получил юридическое образование в Пизанском университете, а экономическое – в Болонском, после чего работал экономистом, юристом и политическим деятелем в Швейцарии, Франции и Папском государстве.

Поначалу его карьера складывалась неплохо. В 1811 году он открыл адвокатскую практику в Болонье и преподавал гражданское право в лицее Святой Лучии. В 1814 году стал преподавателем гражданского процесса и уголовного права в Болонском университете. Через год король Неаполя Иоахим Мюрат назначил его генеральным гражданским комиссаром в завоеванных провинциях между реками Тронто и По. Но потом в связи с изменившейся обстановкой Росси эмигрировал в Швейцарию. Он не потерялся и там: сразу же получил место преподавателя Кальвинистской академии и принял швейцарское гражданство.

В 20-х годах он работал в Совете представителей, а в начале 30-х уже готовил новую конституцию страны. Напомним, ему было в тот момент 34 года – очень молодой возраст для столь высокого положения. Проект этот получил название «Пакт Росси» и никогда не был принят, потому что осторожный по характеру либерал Росси писал в нем о необходимости компромисса между автономией кантонов и федерацией.

Тогда Росси переехал в Париж и получил французское гражданство. Уже в 1833 году он возглавил кафедру политической экономии в парижском Коллеж де Франс. Через год он уже возглавлял кафедру конституционного права в Сорбонне. В 1845 году Росси получил еще и графский титул, после чего французы направили его послом в Рим. Круг перемещений Росси по Европе начал замыкаться.

В Риме послу Росси надлежало вести переговоры об иезуитах, изгнанных из Франции. Но в этот момент кое-что произошло.

Наступил 1848 год, и во Франции началась революция. Луи-Филипп I отрекся от власти. Теперь Росси больше не считался французским послом. Он вновь был никем и лицом без полномочий. Но, учитывая ситуацию во Франции, предпочел остаться в папстве.

Впрочем, здесь к нему тоже отнеслись с уважением. Папа Пий IX включил Росси в состав правительства, назначил министром внутренних дел и полиции. Учитывая образование Росси, ему предложили также стать министром финансов, то есть фактически занять два министерских поста. Росси был все так же либерален по своим принципам, он все время пытался придать папской власти характер светского правления. Но в одном этом еще не было ничего особенного: Пий IX был последним папой, обладавшим светской властью над Папской областью.

И все же Росси в тот момент не понимал, что совершает одну и ту же ошибку. Стараясь оставаться умеренным, срединным политиком, он начал вызывать раздражение у всех – у реакционеров, демократов и у самого папы. Росси старался предотвратить войну с Австрией, но это возмущало его противников еще больше. Для Италии австрийский вопрос всегда был больным: стремление восстановить целостную империю, подобную Римской, и присоединить все территории, где проживали итальянские диаспоры, веками не давало покоя итальянским политикам. А Росси агитировал за конфедерацию, писал проекты федерального государства, поддерживал нейтралитет.

Общество было накалено до предела, и в нем мог уцелеть только тот политик, у которого была радикальная позиция. Говоря проще: отсидеться в стороне не удастся, нужно быть либо на одной стороне, либо на другой.

Конечно, Росси мог бы оставаться при своих принципах, но тогда ему не стоило вообще заниматься политикой. Можно возразить на это, что вообще-то он и не рвался в политику – его туда все время приглашали. Но всегда ведь можно найти предлог, чтобы просто заниматься наукой, преподавать. Хорошая политическая карьера человека тоже может стать крышкой его гроба.

* * *

Утром 15 ноября 1848 года, в день открытия парламента, Росси шел на заседание, чтобы выступить. На лестнице Палаццо делла Канчеллерия он получил ножевое ранение в шею. Удар был профессиональный и перерезал политику яремную вену. На следующий день началось расследование. Но тут опять стали происходить события, из-за которых поиски виновного пришлось отложить.