Текст книги "Хочешь научиться думать?"

Глава восьмая
О чем говорили московские таксисты 30–40 лет назад?

1

Помню мои разговоры с таксистами в первой половине 80-х, за несколько лет до Горбачева и перестройки. Ее, заметим, совершенно никто не ждал – даже и накануне прихода Горбачева, в начале 1985 года! В этом – тайна истории: главные ее события нередко приближаются к нам неслышно, на мягких лапах.

Таксисты стали тогда моей главной аудиторией: такси было сравнительно дешевым, доктору наук – по карману. А дел на каждый день невпроворот, и справиться с ними без такси не получалось. А долг интеллигента – просвещать – никто не отменял.

1980 год. В Польше возникло движение «Солидарность». Огромные по размаху забастовки в Гданьске – протест против власти (напомню – «советской», окрашенной идеологией «марксизма-ленинизма»).

Таксист:

– И чего эти поляки бастуют?!

– Вы против?..

– Конечно! Работать надо, вкалывать, а не бастовать!..

Так. Проверим, включена ли голова.

– А вот как мы с вами живем – вам нравится? В нашей с вами стране всё в порядке?

– Какое «в порядке»! Дурдом!

(Не забуду этого искреннего восклицания!)

– Так вот у них в Польше – то же самое. Поляки хотят это дело изменить. Так вы почему против-то, я не пойму?..

Глубокое, очень глубокое молчание.

Несомненно, впервые ему предложено соотнести две эти вещи: дурдом – и возможность его изменить.

Ответа так и не нашел. Ехали дальше в молчании.

2

Пораньше – год примерно 1978-й.

В такси. По приемнику – отчетный доклад Брежнева. Сквозь невнятную артикуляцию генсека слышно, что главные его усилия в отчетный период шли на поддержание мира.

Не выдержав, сама слегка зацепляю таксиста:

– Ну и как вам это? Товаров в магазинах нет, а он за мир борется…

– А что ж делать? Главное, чтоб войны не было.

– А вот вы себе представьте – приходите вы домой в день получки. Жена задает вам вопрос: где деньги? Продукты купить надо. А вы ей – денег нет. Я все, дорогая, потратил на защиту тебя от воров и бандитов. Как, по-вашему, что она скажет вам?

– (Растерянно.) Ну-у… не знаю…

– А я знаю. Она скажет: – А ты мне расскажи, кто на нас нападать-то собирался? От кого ты меня защищал-то, денежки наши на это тратил, а?

– (Задумчиво.) Да-а…

3

Еще один таксист. Сам вспомнил про Прагу 1968 года. Уверен, что мы тогда правильно ввели танки.

Советскими танками, напомню, мы в августе 1968 года подавляли общественное брожение в Чехословакии, попытки изменить режим. Чехи и ввели тогда в общественный обиход это понятие – «социализм с человеческим лицом». Но советский «социализм» показал им в ответ свое подлинное личико. (Если кто вспомнит фильм «Белое солнце пустыни» – какое «личико» там оказалось за женской чадрой…)

– Конечно, правильно! – с напором говорит таксист. – Мы их от фашистов освободили, а они вон что…

– Освободили – точно. Но не для того ведь, чтоб им об этом все время напоминать?.. Вот вы себя возьмите – к примеру, вам теща подарила рубашку. И каждое утро спрашивает: «А чегой-то ты мою-то рубашечку не надеваешь, а?..» Так вы с трудом удерживаться будете, чтоб эту рубашку ей в физиономию не кинуть… Что ж мы от чехов-то хотим?! Освободили – значит, теперь всю дорогу под нашу дудку пляшите?..

Явно задумался.

Может, вообще первый раз в жизни над такой не обиходной, далекой от его текущей жизни темой.

И так – во всех трех сюжетах: не сочинила ни одного, все с натуры.

4

Каково происхождение высказываний этих троих вполне реальных, не придуманных мною таксистов?

Выскажу свои предположения.

Первый – с детства слышал: «Надо трудиться. Кто не работает, тот не ест». Его неразвитый (хотя по природе, возможно, очень неплохой) ум берет за основу этот единственный признак: трудиться – хорошо. В таком случае забастовка (прекращение труда) – всегда плохо. К анализу причин голова не приучена.

Второй диалог – все в нашей стране хорошо знают, что такое война. Поэтому «лишь бы не было войны» работает безотказно – без размышлений.

Третий диалог – таксист гордится нашим воином-освободителем. Жертвы, понесенные нами во время войны, бесспорно велики. Центральная Европа до вступления в нее нашей армии лежала поверженная. Из правильных положений делается неверный (необдуманный) вывод – все освобожденные нами от фашизма страны должны, по-видимому, бессрочно жить так, как мы им назначили.

Всем троим ставлю общий диагноз – непривычка думать.

5

В 1973 году мы поселились на улице Миклухо-Маклая. На ней расположен Университет дружбы народов, в котором учатся студенты со всего мира, особенно – из Африки.

И не было ни разу случая, за десять примерно лет, чтобы таксист, услышав мой адрес, не сказал понимающе:

– В обезьянник?

Я сначала не понимала. Они охотно объясняли:

– Ну там у вас эти… черные обезьяны-то… учатся…

Тогда я стала отвечать так:

– А вы не думаете, что мы для них – белые обезьяны?

Нет, московские таксисты так не думали. Они полагали, что они – венец творенья.

Скажу честно, никак не могла понять, откуда в моей стране взялся такой неприкрытый расизм (в 70-е годы уже били девушек, которых встречали с темнокожими, и, конечно, самих темнокожих). Ведь в «советской» школе ничему такому не учили! Наоборот – рассказывали про суд Линча, про особые вагоны трамваев «для негров» в южных штатах. Откуда же у нас так стремительно вспыхнул расизм?

Не могла понять, пока не открыл мне глаза очень умный человек – американский историк России, выходец из Польши (часть Российской империи) Збигнев Бжезинский (1928–2017).

Он разъяснил, что если с детства внушать человеку, что он живет в самой лучшей стране мира и что «советские» люди – лучшие в мире, то именно это и ведет прямиком к расизму. Хотя бы вам в школе ни разу и не упоминали ни про какие расы и цвет кожи.

Глава девятая
Веришь ли ты, что «у них» все плохо, не то что у нас?

1

Моя умная, интеллигентная приятельница – очень талантливый врач. Говорим с ней о войне, о Сталине, о ГУЛАГе и об Освенциме…

Говорю:

– У нас не было принято соответствующего вердикта… Вот в Германии он был принят и никто не имеет права отрицать Освенцим. Если кто вдруг публично на улице начнет оправдывать Освенцим, полисмен возьмет под козырек и задержит такого оратора.

И слышу такую неожиданную для меня ответную реплику:

– Ну у них тоже не все хорошо…

Взяв себя в руки после ошеломления (от этого благородного человека, деятельно помогающего людям, никак не ожидала такой реакции), говорю:

– Разве я утверждала, что у них все хорошо? Я ведь сейчас говорила только об одном-единственном – только о том, что у них нельзя публично оправдывать государственные злодеяния – Освенцим! А у нас, к сожалению, ничто не мешает оправдывать ГУЛАГ, где безвинно погублены были миллионы наших с вами сограждан…

Доктор молчит. Переводим разговор на другую тему.

2

Фраза «У них тоже не все хорошо» имеет свой генезис (происхождение, историю). Она ведет начало от когда-то утвердившейся (но по ходу времени смягчившейся под напором реальности) уверенности, что «у них все плохо – не то что у нас».

Известный французский писатель Андре Жид страстно сочувствовал коммунистам и СССР. В 1932 году он признавался: «Если бы для успеха СССР понадобилась моя жизнь, я бы тотчас отдал ее».

Летом 1936 года он приехал в СССР и пробыл у нас два месяца.

Вернувшись домой, в том же году выпустил во Франции книгу «Возвращение из СССР». Она вызвала потрясение. Была переведена на 14 языков. «Непостижима эта сенсация», – записывает в дневнике Томас Манн.

Но сам автор этой книги был потрясен увиденным и осознанным больше, пожалуй, чем все его читатели. (Надо ли говорить, что его имя в СССР отодвинулось после этой книги в тень и даже во тьму.) «Советский гражданин, – писал Андре Жид, – пребывает в полнейшем неведении относительно заграницы. Более того, его убедили, что решительно всё за границей и во всех областях – значительно хуже, чем в СССР. Эта иллюзия умело поддерживается – важно, чтобы каждый, даже недовольный, радовался режиму, предохраняющему его от худших зол. ‹…› Впрочем, если они все же небезразличны к тому, что делается за границей, все равно значительно больше они озабочены тем, что заграница о них подумает. Самое важное для них – знать, достаточно ли мы восхищаемся ими. Поэтому боятся, что мы можем не все знать об их достоинствах. Они ждут от нас не столько знания, сколько комплиментов.

Очаровательные маленькие девочки, окружившие меня в детском саду (достойном, впрочем, похвал, как и все, что там делается для молодежи), перебивая друг друга, задают вопросы. И интересуются они не тем, есть ли детские сады во Франции, а тем, знаем ли мы во Франции, что у них есть такие прекрасные детские сады.

Вопросы, которые нам задают, иногда настолько ошеломляют, что я боюсь их воспроизводить. Кто-нибудь может подумать, что я их сам придумал. Когда я говорю, что в Париже тоже есть метро, – скептические улыбки».

Дети и взрослые в Москве (и тем более – в других городах!) уверены, что – нет. Метро, первая линия которого открыта в Москве недавно, в 1934 году, – только у нас…

«Вполне грамотный рабочий» спрашивает, есть ли во Франции школы. А более осведомленный поясняет: «Да, конечно, во Франции есть школы, но там бьют детей, он знает об этом из надежного источника. Что все рабочие у нас очень несчастны, само собой разумеется, поскольку мы еще “не совершили революцию”. Для них за пределами СССР – мрак. За исключением нескольких прозревших, в капиталистическом мире все прозябают в потемках».

3

Размышляя о нашем отношении к Европе, можно копнуть еще дальше и глубже.

Николай Тургенев (сын директора Московского университета), находившийся с начала 1824 года на лечении в Англии и участия в восстании декабристов не принимавший, был, однако, заочно приговорен в России к повешению и предпочел остаться за границей.

Там он написал книгу «Россия и русские», только через полтораста лет (!) переведенную с французского и напечатанную в России.

В этом толстом томе есть что почитать. Но здесь ограничимся несколькими строками: «Если задаться вопросом, в каком направлении суждено идти русскому народу, я бы сказал, что ответ на него уже предопределен самой действительностью: он должен идти к европейской цивилизации. ‹…› Его уже нельзя заставить переменить направление. И даже если бы это было возможно, кто в нынешнее время пожелал бы отвернуться от Европы и двинуться к Азии, к Китаю?»

В 1847 году напечатано. Правда, во Франции.

Глава десятая
Мог ли человек, умеющий думать, поверить телесказке про распятого ребенка?

1

В далекие времена моего детства, в начале 1950-х годов, шла так называемая корейская война. Началась она с того, что КНДР захотела захватить весь полуостров (тогдашний глава Северной Кореи Ким Ир Сен приехал к Сталину советоваться, тот ему сказал – давай! поддержим!), но была в конце концов отброшена к исходной точке (38-й параллели) южными корейцами при помощи американцев и войск ООН; южней ее и сегодня, к счастью, располагается Республика Корея. Так вот – в те годы ходил анекдот.

Женщине задают вопрос: кто в ее семье принимает решения?

Она отвечает:

– Ну муж занят решением главных вопросов.

– Каких?

– Ну, например, о войне в Корее… А я – решением мелких: как запасти на зиму картошку, кому из детей в первую очередь выкроить деньги на покупку ботинок…

Моих родителей очень веселил, помнится, этот анекдот. У них было пятеро детей, а семья наша в войну и после войны бедствовала, и покупка обуви троим младшим, у которых ноги, к сожалению, росли (одежду перешивали с одного плеча на другое), была серьезнейшей проблемой.

2

Так что о чем именно стоит думать – тоже немаловажно.

Сегодня из поля зрения исчезают именно те проблемы, на решение которых мы можем воздействовать. «Наш человек» уже привык в последние лет десять рассуждать не о том, что он хорошо знает, с чем сталкивается каждый день (российские магазины, образование, здравоохранение), а всё больше о том, о чем он никакого представления не имеет – кроме картинки на телеэкране и нередко фантастических (мифических) комментариев телеведущего.

Сам он в США никогда не был и даже не планирует побывать. Но очень любит порассуждать об американцах – покритиковать их от всей души.

Повторим – материала для размышлений на тему Запада у него нет. Только – для эмоций, иногда облеченных в форму размышлений. Но при этом очень интенсивных, даже страстных.

И к чему же приводит это фонтанирование эмоций? «Запад должен куда-то деться, исчезнуть. Перед этим он должен покаяться за многовековую антироссийскую политику, начиная с гибели Византии и вплоть до организации госпереворота в Киеве. ‹…› Украина тоже должна куда-то деться вместе с Западом» (политолог А. Морозов, «Ведомости»).

Иными словами, перед нами – мифология. И что тут такого уж плохого? Может, эти бредни довольно безобидны? Но нет: «Охваченность такой мифологией не допускает обратного хода. Перегорели предохранители, механизмы саморефлексии отказали».

Политолог приходит к весьма пессимистическому результату: «Теперь неизвестно, где и при каких обстоятельствах будут сформированы заново механизмы саморефлексии, предохраняющие общество от деградации».

3

По свойствам личности я, конечно, гораздо больший оптимист, чем глубоко уважаемый мной Александр Морозов. Не перестаю верить, что можно научить думать.

Известный в 90-е годы журналист Владимир Яковлев вспоминает, как на военной кафедре журфака МГУ учили их «черной» пропаганде в рядах противника. Поясняли: особенно хорошо работает «большая ложь» насчет «жестоких издевательств над детьми или женщинами. Допустим, сообщение о распятом ребенке за счет глубокой эмоциональной травмы, которую оно вызывает, надолго определит взгляды получившего эту информацию человека, сколько бы его потом ни пытались переубедить, используя обычные логические доводы».

Травма травмой. Но элементарная привычка думать (на то, чтобы это стало именно привычкой, и направлены все главы моей книжки) все-таки дает, на мой взгляд, какое-никакое противоядие.

Многие, наверно, помнят, как взволнованно, в слезах и, извините, соплях описывала на телеэкране Первого канала некая дама будто бы виденную ею самолично (!) картину прилюдного распятия бойцами украинской армии трехлетнего ребенка. Еще, знаете ли, на ножках его негодяи разрезы делали – чтоб кровь быстрей вытекла… Внимание телезрителя сфокусировано во время этого выразительного рассказа на бедном мученике и его отвратительных мучителях-убийцах.

А теперь включаем мозг! И попробуем перенести наше внимание на толпу зрителей ужасного этого действия.

Предпосылка: на Донбассе много русских. Значит, и в толпе на площади немало русских мужчин и женщин… Напрягите воображение: они стоят и тупо смотрят, как украинцы ребенку в ладошки вбивают гвозди? И полосуют ножом тельце? И не бросаются на «укрофашистов» – только потому, что те вооружены? Да виданное ли это дело?! Ведь тут у нас, взрослых, эмоции неминуемо опережают страх за свою шкуру! Это как же надо презирать свой народ (где же патриотизм?), чтоб поверить в тупое бездействие толпы русских при виде этакого зрелища!

…И молодые российские люди, не подумав, пошли, вооружившись, в донбасское ополчение – защищать детей от мучителей. И некоторые погибли.

Хочется верить, что когда все вскрылось (циничная телекорреспондентка хорошо поработала с дамой – сделала постановку эпизода из одного виденного ею художественного или как бы художественного фильма), то кому-то все-таки это послужило уроком: думать – полезно.

Глава одиннадцатая
Знаешь ли ты, что такое патриотизм?

1

Один из тех, кто стал символом французского века Просвещения, Рене Декарт, утверждал: «Определяйте значение слов – и вы избавите мир от половины заблуждений».

Нет сейчас, пожалуй, более модного слова, чем «патриотизм».

Но разными людьми и инстанциями употребляется оно в разных значениях. Чаще всего – бездумно. Что меня и занимает в первую очередь.

Зачем терять давно наработанное? Разбрасываться даром доставшимся нам интеллектуальным богатством? Нерационально.

Вернемся-ка лучше на столетие с лишним назад. Почитаем просто-напросто статью «Патриотизм» (конечно, через «i» – так что не все быстро найдут) в словаре Брокгауза-Ефрона – в томе, вышедшем в 1898 году.

Автор статьи – известный философ – пояснял в те далекие годы, что еще в давние времена патриотизм национальный освящался «лишь под условием всечеловеческой солидарности, то есть как любовь к своему народу не против других, а вместе со всеми другими».

…Ничего себе! И это – в давние времена! Это какой же задний ход дали мы с тех пор в своем образе мыслей!

Философ Владимир Соловьев не признавал ситуации, когда отечество признается чем-то абсолютным, становится единственным или, по крайней мере, самым высшим. Он предполагал, что «идолопоклонство относительно своего народа, будучи связано с фактическою враждою к чужим, тем самым обречено на неизбежную гибель» (курсив мой. – М. Ч.), потому что «в историческом процессе все более и более обнаруживается действие сил, объединяющих человечество, так что исключительное национальное обособление становится физической невозможностью».

Физической… А психологической? Такая возможность, видимо, сохраняется – иначе откуда же эта ненависть к чужим (более нас преуспевающим) странам и народам? И куда она нас может привести, если сам исторический процесс, как диагностировал выдающийся философ еще более века назад, движется как раз в противоположном направлении?!

2

Насчет того – куда, философ тоже просветил нас в те поры.

Сегодня вокруг понятия «национализм» ломается немало копий. Одни обзывают других националистами, а те отбиваются, объясняя, что их национализм как раз и есть что ни на есть самый подлинный патриотизм.

Но это – ошибка!

Именно национализм: «Превращение живого народного самосознания в отвлеченный принцип, утверждающий “национальное” как безусловную противоположность “универсального” и “свое родное” – как безусловную противоположность “чужеземного”. ‹…› Национализм основан на ложном разделении того, что в действительности неразрывно соединено. Все, что производилось ценного в истории, имело всегда троякий характер: 1) личный, 2) национальный и 3) универсальный. Всякое историческое творчество коренится в личных силах и дарованиях, обусловливается национальною средою и приводит к результатам всечеловеческого значения».

Эх, до чего умно! Как увлекательно следить за работой блестящего ума, приводящей к столь внятным результатам. Но – и к пугающим…

Это что ж мы, а? Даже не на одном месте топчемся, а дружно движемся навстречу нашему далекому прошлому, назад? К этому самому «ложному разделению»?

3

Есть у Бунина рассказ «Косцы». Начинается так: «Мы шли по большой дороге, а они косили в молодом березовом лесу поблизости от нее – и пели».

Он поясняет: «Они были “дальние”, рязанские. Они небольшой артелью проходили по нашим орловским местам, помогая нашим сенокосам…» И вот они «подвигались по березовому лесу и пели, сами не замечая того. И мы стояли и слушали их, чувствуя, что уже никогда не забыть нам этого предвечернего часа…».

Бунин с его волшебным умением понимать и чувствовать Россию пытается и нам передать, в чем же была «такая дивная прелесть их песни.

‹…› Прелесть ее была в том, что никак не была она сама по себе: она была связана со всем, что видели, чувствовали и мы, и они, эти рязанские косцы. Прелесть была в том неосознаваемом, но кровном родстве, которое было между ими и нами – и между ими, нами и этим хлебородным полем, что окружало нас, этим полевым воздухом, которым дышали и они, и мы с детства. ‹…› Прелесть была в том, что все мы были дети своей родины и были все вместе и всем нам было хорошо, спокойно и любовно без ясного понимания своих чувств, ибо их и не надо, не должно понимать, когда они есть».

Вот и всё.

И не требуется для этого никого ненавидеть. И уж тем более убивать.

4

Собственно, опять к философу Владимиру Соловьеву.

«Повсюду сознание и жизнь приготавливаются к усвоению новой, истинной идеи патриотизма… “В силу естественной любви и нравственных обязанностей к своему отечеству полагать его интерес и достоинство главным образом в тех высших благах, которые не разделяют, а соединяют людей и народы”».

«…Не разделяют, а соединяют…» – всем ли это сегодня понятно? Ох, боюсь – не всем. Скорее даже – мало кому.

А ведь если не поймем – куда двигаться? Только к трупам с дырками от пуль и осколков в голове.

5

Будучи очень далекой от философии, я придумала, кажется, кратчайшую формулировку для настоящего патриотизма:

Люби свое, не понося чужое.

Для многих сегодня это, похоже, трудно. Но почему-то верю, что для внимательных читателей этой книжки будет легко. И мы двинемся наконец все вместе в нужном направлении…