Текст книги "Хочешь научиться думать?"

Глава сорок седьмая
Как Михаил Сергеевич Горбачев появился в жизни нашей страны?

1

Не так уж и давно М. С. Горбачев отмечал свой значимый юбилей. И как же в связи с этим встрепенулись не только те, у кого плоховато с умением думать, но и те, кто вовсе к этому неспособен.

Как старательно они его поносили! Была среди этих людей особая категория – самая эмоциональная (чтобы не сказать – оголтелая). Это – те, кто очень хорошо знает, что именно они потеряли с приходом Горбачева. Если не они сами – их родители, дяди-тети, бабушки и дедушки: спецпайки, спецдачи, спецсанатории, спецзарплаты. Это те, кого Милован Джилас, о котором уже было рассказано в этой книжке, назвал «новый класс».

Такое не прощается.

Тяжелая ненависть к Горбачеву выплескивалась и то и дело выплескивается в интернете в анонимных записях. Авторы этих записей – невидимки, надежно укрывшиеся под вычурными псевдонимами.

Это не только потомки партийной номенклатуры (социологи насчитывали тогда в этом враждебном Горбачеву слое в СССР аж 19 миллионов – «с челядью»). Тех, о ком сам Горбачев в последние годы говорит в одном из интервью так: «Собственно, партийная номенклатура и была главным тормозом. В какой-то момент она поняла, что если страна выйдет из-под ее контроля, то ее монополии конец. КПСС не выдержала испытания демократией».

Это – и потомки прямых палачей, имена которых все еще не преданы гласности (в отличие от стран Центральной Европы – наших бывших сателлитов), а напротив – засекречены. Не только расстрельщиков, но следователей НКВД и КГБ, пытавших подследственных непосредственно в своих кабинетах. Охранников, издевавшихся в колымских лагерях над полураздетыми зэками, садистски державших их после рабочего дня на морозе, подолгу не впуская в ворота лагеря: мемуарных свидетельств более чем достаточно.

Сегодняшнее отношение к Горбачеву этих потомков, в сущности, материал для психоаналитика, если не психиатра. Да и не только к нему. Думаю, что, читая мою книжку, эти люди испытывают к автору жгучую ненависть: «Распознала!..»

2

«Меня вот упрекают, – говорит Михаил Сергеевич в одном из интервью, – мол, Горбачев все отдал. А что я отдал? Германию немцам, Польшу полякам, Болгарию – болгарам… А кому они принадлежали?»

В том-то и дело, что упрекающие уверены – и Польша, и Болгария принадлежали нам! Советскому Союзу! И под нашей властью на веки вечные должны были оставаться.

А если уж отпускать (если употреблять это мерзкое словечко, бывшее в те годы – во второй половине 80-х – в ходу), то за хороший выкуп… (Помните пушкинскую Золотую Рыбку? «Откуплюсь, чем только пожелаешь…»)

Средневековое мышление.

Да, так или иначе, но Горбачев принес с собой новое мышление, не для всех пригодное.

3

Он поступил в МГУ в самое глухое, мутное, стоячее время, когда казалось – в Советском Союзе никогда ничего не произойдет, ничего не изменится.

Оказалось – совсем не так. Смерть Сталина пришлась как раз на студенчество М. С. Горбачева – на весенний семестр третьего курса.

…Бюллетени о здоровье вождя – для опытного советского человека это уже означало: конец близок. Поскольку ясно было – в ином случае никто не позволил бы публиковать зловещие бюллетени.

Смерти Сталина стали ожидать с момента их появления в печати.

Ожидали по-разному.

Население страны поделено было незримой чертой на две неравные части: население лагерей – и население, остававшееся «на свободе» (кавычки должны передать относительность этой свободы).

Известный историк России, автор книги «История Советского государства. 1900–1991» (М., 1992) Николай Верт полагает, что «оценки численности заключенных ГУЛАГа колеблются от 4,5 до 12 млн человек» и что число их «достигло своего максимального уровня в 1948–1952 гг., когда многие приговоренные в 1937–1938 гг. к десяти годам лагерей без суда получили новый срок на основании административного решения».

А лучший демограф России Анатолий Вишневский (1935–2021) осторожно склонялся к цифре не менее 4,5 миллионов.

В высшей степени характерно уже одно то, что в нашей стране все еще не подсчитаны с непререкаемой точностью ни количество жертв ГУЛАГа, ни количество потерь в Великой Отечественной… Надежда на поколение читателей этой книжки! Вообще – важных и важнейших дел для вас в России непочатый край.

Так или иначе, миллионы оказавшихся за решеткой безо всякой вины (а перед этим прошедших на следствии через страшные пытки), ничего не знавших годами о судьбе своих близких («без права переписки»), ожидали в эти дни смерти людоеда как манны небесной.

Два зэка, сидевших в разных концах страны, рассказали мне две очень близкие истории этих лагерных дней, наполненных ожиданием.

Сумев прочитать на клочке газеты (газеты, как и любое печатное слово, от советских зэков – в отличие от царских времен – скрывали) деталь состояния Сталина – «дыхание Чейна – Стокса», зэки, найдя в своей среде врачей, посадили их в отдельное помещение для консилиума. И ожидали прогноза.

Концовки двух историй совпали – прогноз был выражен одним и тем же нецензурным словом, только в одном случае его произнес профессор Сорбонны, поглаживая бороду, а в другом – отечественный медик, выйдя на крыльцо, рубанул воздух вытянутой рукой сверху вниз (историк и писатель, он же лагерник, Юрий Давыдов показал мне как).

Сохранилось и еще одно свидетельство: заключенный медик, увидев два знакомых со студенческой скамьи имени, неумолимо предвещавших близкую агонию, воскликнул радостно:

– Ну эти ребята не подведут!

…А десятки миллионов, чудом не попавших в лагеря, вскоре плакали, ехали в Москву, чтобы попасть в Колонный зал и попрощаться с вождем, и гибли в быстро образовавшейся новой Ходынке – Сталин забирал с собой свои последние жертвы.

Доказать не могу, но уверена: дыхание лагеря, радость миллионов зэков каким-то образом долетали до студентов университета: шепотом, пересказами докатившихся слухов…

4

Михаил Горбачев окончил МГУ за год с небольшим до доклада Хрущева на ХХ съезде – о злодеяниях Сталина.

В тот год мы с А. П. Чудаковым оканчивали первый курс МГУ. И 23 года спустя, обсуждая появление в партийных верхах человека другого, чем все остальные, поколения, говорили между собой об университетской атмосфере тех лет, которую оба прекрасно помнили.

…Доклада Хрущева еще не было, но брожение-то уже было! Атмосфера была совсем-совсем иной, чем в последние годы царства Сталина, – уже появлялись, например, студенческо-аспирантские кружки неомарксистов, где надеялись всерьез, не как на кафедрах марксизма-ленинизма, изучать Маркса. Это ни в коем случае не входило в расчеты советской власти. И неомарксисты вскоре пошли в советские лагеря – причем на долгие сроки.

Прошли годы и годы.

И я поверила – и стала уверять друзей, что должен, не может не объявиться такой человек. Ну не может же все это длиться вечно – очереди решительно за всем, переписывание часами в библиотеках от руки нужных страниц – ксерокопирования не существует… Иностранные аспиранты, после наших с А. П. Чудаковым научных консультаций поработав неделю в Ленинке, прибегали к нам уже не за консультациями, а чтобы в ужасе спросить: «Когда же вы написали ваши книги?» Научная работа в таких условиях – при потере стольких часов на переписывание! – была для них непостижима.

…Запреты на чтение книг, изданных за границей, в страшном мире капитализма… Коллега прислала мне из Лондона свою книгу о Булгакове с дарственной надписью – на адрес Библиотеки имени Ленина, где я работала. Мне позвонили из дирекции: «На руки мы вам не выдадим – можете ходить знакомиться с ней в читальном зале спецхрана». Я сказала, что знакомиться с подаренной лично мне книгой в читальном зале не буду, и бросила трубку (прочитала книгу много лет спустя – коллега подарила другой экземпляр). В автобусе читала книгу по лингвистике, изданную в 1926 году, незнакомый сосед заглянул через плечо: «Что это вы читаете такое интересное? Троцкий, Бухарин цитируются… Такие книги ведь в спецхране находиться должны…»

…Для того, фантазировала я, чтобы такой человек появился – и на самом верху, у одного из членов этой самой многомиллионной партии должно возникнуть желание сделать настоящую карьеру – то есть войти в историю, а при этом – освободить страну! Как именно, насколько – об этом еще не думалось. Думалось только об очень решительном шаге в сторону от насилия как способа управления. Этому добросовестному карьеристу должно было хватить терпения, сцепив зубы и не обнаруживая своих далеких целей, пройти путь от инструктора райкома до вершины пирамиды. Он должен выстроить свою карьеру, подобно бальзаковским героям… Поверьте мне на слово – именно так, с увлечением проектировала я биографию неведомого мне будущего исторического деятеля моей страны!

И вдруг в 1978 году среди сонма старцев появился новый «секретарь ЦК». Была такая очень важная должность – последняя ступень к высшему этажу – Политбюро. Сегодняшнему даже не юному человеку уже невозможно себе вообразить, что все до одного секретари ЦК и члены Политбюро годились этому новому человеку в отцы. И вот когда он появился – я, как Татьяна Ларина, «вмиг узнала» и, соответственно, «в мыслях молвила: вот он!».

Вскоре мы с А. П. Чудаковым полностью сошлись на том, что рано или поздно именно он станет генсеком.

Записи в моем дневнике:

«13 марта 1985 г. Сегодня хоронили генерального секретаря К. У. Черненко. ‹…› Теперь начинается новая, иная, видимо, эпоха.

20 марта 1985 г. Идет важный в общей жизни месяц…»

Записываю в дневник «самые первые слухи» – «жена и дочь главного тут же заказали экскурсию по цветаевским местам в Москве», говорят, «что он в первые же дни позвонил в “Правду” и в “Известия”: “У вас есть в кабинете Ленин? Вот его и цитируйте! А когда я захочу увидеть свое лицо – я погляжу в зеркало!” Действительно – портретов в газетах нет (в том числе и фотографий встреч), цитат в передовицах – тоже».

5

Дверцу в новое время в своей стране и во всем мире открыл человек нашенский, плоть от плоти правящей партии… (Небывалый случай: в 10-м классе – правда, имея уже к этому времени и орден за свой земледельческий труд, – стал кандидатом в ее члены.)

Но наделенный от рождения, как всякий человек (но не всякий это сознает), бесценным даром – свободой выбора. …Вот в эту-то свободу и не могут поверить ненавидящие его сегодня люди. Те, кто сами никогда этой великой свободой не воспользовались.

Он этой свободой осознанно воспользовался и выбрал свою судьбу – свободно.

Голый расчет ради какой бы то ни было корысти не может двинуть человека на такое непомерное дело. Если называть вещи своими именами, то и под вполне возможную пулю киллера, нанятого любым из тех, на кого он тогда замахнулся.

Позволю себе дальше временами опираться на свою статью, написанную в 2006 году к 75-летию Михаила Сергеевича.

…Как именно он сформировался? Представляю себе это так. В молодые годы, еще не забурев на своей должности «комсомольского вожака», услышал доклад Хрущева. Сообщение о злодеяниях Сталина (никаким иным словом назвать услышанное нами было невозможно) просто не могло не перевернуть нормального, еще не подавившего в себе стыд и совесть молодого человека.

А затем возник перед нами всеми пример Солженицына. Пример этот был живой демонстрацией новой поговорки – «И один в поле воин!».

Уверена – без примера Солженицына не поверил бы Горбачев, что может один человек повернуть ход мировой истории.

Началось новое историческое время – личной волей, личным выбором одного человека.

6

Да, именно так. Сколько бы ни говорили те, кто по свойствам личности просто не могут, не имея личных заслуг, признавать заслуги других людей: «Да просто кончились нефтяные деньги! Его решение тут ни при чем – у него другого выхода не было!..»

Был. Очень даже был.

Михаил Сергеевич однажды совершенно точно сказал: «У меня в руках была самая большая власть, которая тогда существовала в мире».

На его жизнь – ее хватило бы.

Лет двадцать с гаком еще спокойно бы догнивали. КНДР существует же в XXI веке? Так что это был, настырно повторяю, его выбор.

Первый.

Был и второй – когда путчисты в августе 1991 года прилетели к нему в Форос. Знал о готовящемся путче – не знал, предполагал – не предполагал – вопрос особый и к тому выбору, о котором дальше, не относится. А в тот день, когда заговорщики к нему прилетели, он находился в предельно уязвимой для мужчины позиции – в окружении близких: детей и женщин, подвергавшихся при его отказе прямой опасности! И он, сам уже много раз до этого балансировавший на краю чрезвычайных мер, остановился.

Запах убоины, мертвечины, которым повеяло от прилетевших и вставших на пороге его дома, заставил его отшатнуться от них – и сделать выбор в пользу добра, в отвержение зла. Пусть кричат циники и псевдоскептики, что он и слов-то таких не знал!.. На деле – это они их не знают.

7

Вернемся к первому выбору – 1985–1986 года.

Не все и не сразу поняли тогда, что к чему.

Долгое время действовала историческая память об «оттепели» – о временном таянии снегов в предчувствии новых заморозков…

Меня убеждали в редакциях газет и журналов: «Печатайте, печатайте скорей Булгакова – пока щелка!» Я отвечала: «Если щелка, то мне не надо – я в щелки не лазаю!»

Появилась (как в России положено) и новая поговорка – «Куй железо, пока Горбачев!».

Взбодрившиеся шестидесятники, истосковавшиеся по возможности провозвещенного в свое время Пастернаком «труда со всеми сообща», с удовольствием произносили: «Я в команде Горбачева!»

Никто и никогда не думал о том, что надо будет делать в новом времени, потому что никто (или почти никто) в возможность конца «советской» власти не верил! Только и делали, что пили с мазохистским удовольствием «за успех нашего безнадежного дела!».

Поэтому люди, давным-давно не верящие ни в какой социализм, бездумно повторяли за Горбачевым: «Больше социализма!» – он-то в отличие от них в это верил!

…Помню, на одной конференции 1986 года говорила я в диссонанс большинству собравшихся: «Почему – больше? Может быть, как раз – меньше?..»

8

Помог нам поверить в Горбачева давно расстрелянный Гумилев…

Апрель 1986 года. Свежий номер «Огонька». На обложке, как положено в апреле (понимающий поймет), – огромный профиль Ленина. А внутри – непостижимо обширная подборка Гумилева.

Все мы – тогдашние, «советские»! – знали, что еще недавно именно в апрельском, то есть ленинском номере никоим образом не могла цензура разрешить напечатать Гумилева. Не говоря уж о том, что и ни в каком другом не могла…

Следующий значимый сигнал – просмотр фильма Т. Абуладзе «Покаяние» в Доме кино осенью того же года. После этого просмотра замечательный и до сих пор мало кому известный (четыре книги выпустили с 2008 года – не помогает) писатель-колымчанин Георгий Демидов сказал дочери: «Пожалуй, можно уже обращаться в КГБ с просьбой вернуть мои рукописи…» (Осенью 1980 года славные «органы» под метелку забрали у него написанное за 20 лет о «советских» лагерях.)

9

…После почти полуторамесячного перерыва в дневнике 27 января 1987 года записала: «…Между тем в последний месяц записи в дневнике были бы особенно уместны – с середины декабря, с момента возвращения в Москву академика А. Д. Сахарова и предоставления ему возможности свободного выражения своих мыслей на весь мир… мы вступили, по моему убеждению, сформировавшемуся в первые же два дня, в качественно новый этап.

То, что Горбачев вернул в столицу человека, чьи слова и действия управляются только его собственной совестью, говорит о том, что наш секретарь способен на крупные поступки, – он предпринял действие с открытым концом, действие, последствия которого он

а) не может просчитать,

б) несомненно, сознает это,

в) и значит, готов к этому».

Глава сорок восьмая
За что же именно честь и хвала М. С. Горбачеву? Сами поймите – и объясняйте тем, кто думать еще не выучился!

1

Так что же – все правильно Горбачев делал?

Вовсе нет.

Убрал в марте 1990 года 6-ю статью Конституции (правильно сделал!) – о правящей роли партии. Но не просчитал результатов: не понял, что за этим его сильным поступком должны безотлагательно следовать кардинальные политические и экономические реформы.

А он не был к ним готов! И говорил нам с телеэкрана, что не может отказаться от социалистического выбора, сделанного его дедом. И вернуться к частной собственности.

– Какое нам дело до выбора его деда! – восклицали мы, сидя перед телевизором. Но ничего с этим поделать не могли.

И что же? Да сразу же послышалось шуршанье… И слышалось оно – поверьте, просто-таки слышалось! – полтора года.

Это его товарищи по партии, враз смекнувшие после отмены 6-й статьи, что их песенка спета, – а инстинкт самосохранения всегда действовал у партноменклатуры сильней всех других инстинктов и, разумеется, всех идей – начали (и продолжали бесперебойно) переводить деньги партии (то есть наши с вами, поскольку сама партия денег не зарабатывала) за рубежи нашей родины.

Потому что только они одни и знали – куда переводить. Поскольку только им было известно, на какие именно тайные счета бесперебойно шли наши деньги на нужды мировой революции…

Например, на содержание микроскопической компартии США. Там, в Америке, как многие из моих читателей, наделенные чувством юмора, понимают, граждане спали и видели во сне, как бы им только совершить поживей мировую революцию.

Увы, у нас в казне денег было уже и так кот наплакал, а Михаил Сергеевич все слал и слал – и в 1990, и в 1991 году – деньги западным компартиям: жива была еще вера в Великую Утопию.

А его сотоварищи втихомолку всё перебрасывали и перебрасывали деньги партии на свои счета – в укромные места, которые только правящей партии (той самой, которая «ум, честь и совесть нашей эпохи»), повторю, и были известны.

Так что совсем не после августа или декабря 1991 года – конца «советской» власти, а затем и Советского Союза – образовались огромные состояния неясного происхождения. А много раньше.

Напомню: когда Россия стала отдельной страной, а Егор Гайдар практически возглавил ее правительство, он вынужден был ознакомиться с казной. И увидел такую ситуацию с золотым запасом – главным резервом страны: «За 1989–1991 годы из страны вывезли более 1000 тонн, причем процесс шел с ускорением. Печальный рекорд 1990 года – 478,1 тонны». К концу 1991 года от золотого запаса Советского Союза осталось очень мало – 289,6 тонны. Е. Гайдар писал: «Напомню, что царское правительство после двух с половиной лет тяжелой войны сохранило к февралю 1917 года и передало Временному правительству 1300 тонн золота».

В четыре с половиной раза больше, чем правящие семьдесят с лишним лет коммунисты оставили России.

2

…Плохо разбирался Горбачев в так называемом национальном вопросе – как все решительно наши партийные руководители: им же с молодых комсомольских ногтей внушали, что этот вопрос у нас впервые в истории полностью решен! «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки…» – так чего ж на него силы и время тратить?

И потому ничего не смог сделать хорошего Михаил Сергеевич с разразившимися в разных углах СССР национальными кризисами.

«…Не было народа на просторах одной шестой части мира, в памяти которого не остались бы страшные картины произвола властителей Советского Союза – дружбы народа в сталинском исполнении, – пишет замечательный публицист и экономист Отто Лацис (1934–2005). – Понимал ли Горбачев, какое минное поле национальных отношений досталось ему в наследство и какое терпение, какая осторожность и такт требуются, чтобы его разминировать?.. Последующие события показали: в национальных отношениях он разбирался хуже всего и в этой сфере совершил самые грубые ошибки».

И что? Да все наши партлидеры, повторю, были уверены, что в стране, находящейся под их властью, национального вопроса нет. И можно ли обвинять за это одного Горбачева? Он же был, как уже нами сказано, человек нашенский…

…Помню на телеэкране красное лицо Горбачева, гневно отчитывающего ректора Ереванского университета и других армянских интеллектуалов. Речь – о возникшем движении за возвращение Нагорного Карабаха Армении… На лице Михаила Сергеевича больше, чем в его словах, читается главное его опасение: «Если этим позволить – все захотят!..» И мы с ужасом видим, что он совершенно не понимает: всё равно захотят… Процесс пошел – его же любимые и точные слова.

Еще более сильное впечатление – уходит Прибалтика… Горбачев прилетел в Вильнюс – уговаривать. Стоят вокруг него пять-шесть высокорослых литовцев, среди них – очень симпатичный депутат нашего съезда Вилкас. Горбачев, такой же красный, почти яростно убеждает их – не время разбегаться! Надо всем вместе бороться за демократию!..

На лбу каждого из литовцев, с мягким и уважительным сожалением взирающих на Горбачева, ясно читается крупными буквами написанный один и тот же текст – но мы его видим, а он почему-то нет!

А текст такой: «Глубокоуважаемый Михаил Сергеевич! Неужели Вы и вправду допускаете мысль, что мы – ради чего бы то ни было на свете – упустим этот единственный, благодаря Вам чудом нам выпавший исторический шанс – вернуть свою независимость?!»

3

Российские люди писали в интернете по случаю 85-летия Михаила Сергеевича разное.

«…Без него мы до сих пор жили бы за железной занавеской… знали бы о заграницах от Зорина и Сенкевича…»

И так как не научившиеся до седых волос думать находятся тут же, среди нас, читаем вслед: «Да, мы увидели заграницу. Но думаю, что это случилось бы и без его участия».

Вот только слово «думаю» здесь, безусловно, лишнее. Подумавши, такого ни в коем случае не скажешь.

Впрочем, на эту неосмысленную реплику тут же тогда и ответили – лучше меня: «Да-да-да, семьдесят лет не случалось, но обязательно случилось бы и без него. Канешна-канешна».

Продолжу прерванную первую цитату-рассуждение: «…читали бы тускло перепечатанный самиздат, стояли в очереди за колбасой и ходили насильно на субботники и демонстрации трудящихся».

Да, именно так. Еще на несколько десятилетий хватило бы «советского» тления – и сколько жизней бы за это время догорело!

Но у нас в подсознании живуч архетип общинного мышления – недоверие (близкое к ненависти) к выдающемуся за линию заурядности поступку. За этим недоверием стоит простенькая, но очень… разъедающая, что ли, мысль: «Ведь я же вот не совершаю поступков! Значит, с человеком, совершающим таковые, что-то да неладно. Им обязательно движет что-то нехорошее. Личная его корысть, глупость – да мало ли что!..»

Во всяком случае, ненужность хорошего поступка незаурядного человека таким людям всегда очевидна: все, несомненно, случилось бы и без его участия, само собой! Его необычные действия были лишние!

Люди общинного мышления, не имея своих заслуг, не признают чужих.

4

Когда-то в России не считали 85-летие лучшим случаем для сведения счетов с человеком. Теперь мы иные.

Несколько лет назад интернет кипел обвинениями в адрес Горбачева.

…Почему вывел наши войска из Афганистана только в 1988–1989 годах? Он виноват, что несколько лет продолжали погибать наши солдаты! (Особенно любят нынешние критики Горбачева словцо «непростительно»; прощают они, видимо, только себе. И второе любимое – «не надо творить кумиров!». Куда сподручнее, чем творить, поливать их помоями.)

А может, все-таки логичней было бы обвинить в этом тех, кто наши войска вводил?

А также вспомнить, что уже осенью 1986-го – едва пришел Горбачев – было выведено шесть полков!

Еще более «непростительно» – как он смел сначала сопротивляться отмене 6-й статьи Конституции СССР – о руководящей роли КПСС?

Да, знаете ли, сопротивлялся, уж простите его…

Уже сказано – нашенский человек. Он с этой правящей партией всю жизнь был связан. Академик Сахаров требовал – весной 1989 года на I Съезде народных депутатов и в декабре того же года – на II. А Горбачев – да, сопротивлялся.

Но когда 4 февраля 1996 года пошли мы на не застроенную еще от нас Манежную на самый большой за те годы митинг (как сейчас помню!) – то ли 300 тысяч нас было, а то и все 500, – он не стал нас расстреливать, как его партия в 1962-м в Новочеркасске! Или распихивать по тюрьмам, как в последние уже годы. А на другой же день, 5 февраля, на расширенном пленуме ЦК КПСС взял да объявил о введении поста президента СССР, об отмене 6-й статьи (чего мы и требовали) и установлении многопартийности… Честь и хвала ему за это. (Весной того же года образована была, к примеру, Демократическая партия России – ее возглавил Николай Травкин, и сегодня сохранивший высокие свои воззрения!)

…Закончил холодную войну. Разрушил Берлинскую стену. При нем (впервые в СССР!) прошел суд по статье о возбуждении национальной ненависти – и я тогда (как и сейчас) утверждала, что вынесением обвинительного приговора по этой статье (в связи с антисемитским скандалом в ЦДЛ) наше государство объявило, что оно отказывается отныне от государственного антисемитизма (не путать с бытовым, существующим в той или иной степени не только у нас в России, но и повсюду!).

…Да, последние полтора года правления Горбачева – полное бездействие в экономической области – оставили Ельцину пустые полки магазинов. Но трудно обвинять того, кто не мог заставить себя отказаться от «социалистического выбора» и начать строить капитализм!

Пора бы нам научиться ценить людей за сделанное – и благодарить их за это, а не пинать за несделанное. Это очень даже входит в уменье думать.

Приведу несколько оценок – из интернета.

«…Я вовсе не собираюсь его идеализировать. Он допускал ошибки. Он колебался. Он медлил. Он проявлял слабость и непоследовательность. Он многого не смог сделать – точнее, оказался не способен. Он во многом, наверное, виноват.

Но речь сейчас не об этом.

Он дал нам свободу – а что может быть важнее для уважающего себя нормального, мыслящего человека?»

«Рабы до сих пор ненавидят его за то, что отменил крепостное право» (Леонид Жуховицкий).

«Он предложил народу: давайте проведем перестройку и вместе сделаем нашу страну и жизнь лучше. Нет, сказали люди, лучше-то мы не против, мы на лучше согласные, но ты сначала сделай это для нас, а мы потом вселимся» (Николай Травкин).

5

На Чтениях (Фонд Горбачева и журнал «Знамя») в 2006 году, посвященных 50-летию доклада Хрущева, я, выразив Михаилу Сергеевичу свое полное уважение и благодарность, сказала, что у меня с ним одно-единственное расхождение: он до сих пор верит в то, что социализм можно было реформировать, а я со второго курса – с доклада Хрущева – не верю нисколько…

Он не хотел крушить социализм. А зачем тогда начал перестройку? Опытнейший партработник, он же прекрасно знал – здесь камешка нельзя тронуть: вся постройка может посыпаться! Знал ведь? Знал. И тронул. Как же так?

А так.

Как выходят мужчины в одиночку на суденышке в Атлантику? Надеются доплыть до берега.

Вот и он. С надеждой доплыть до социализма с человеческим лицом пустился по воющему океану. Ошибся в расчете. Но бывают Великие Ошибки – открытие Америки, например.

Плыли ведь открывать совсем другое!

За это – за мужество, за решимость, за уважение к свободе – огромная ему благодарность.