Текст книги "Наследник олигарха"

Глава 30

ДЕМИД

В каждом взгляде – ожидание. В каждом движении – завораживающе предвкушение.

Мы с Владой словно заново переживаем моменты первых встреч. Но каждый из нас уже совершенно иначе относится к ним. Не так, как прежде. Теперь я ценю все то, что есть в моей жизни, намного больше. Потому что добиться хоть малейшего сдвига было нереально сложно.

Каждая ее улыбка – как награда за моменты отчаяния, частенько напрасное ожидание и невозможность даже прикоснуться.

– О чем задумался? – ласковый голос плавно проникает в мои мысли, а я расслабленно улыбаюсь, обгоняя впереди идущую машину.

– О тебе.

– И что думаешь? – моя маленькая лисичка, сверкая глазками, уточняет словно между прочим.

Что хреново мне теперь без неё. Что хочу просыпаться с ней по утрам. Хочу, чтобы прошлое, наконец, перестало стоять между нами. А отпустить его до конца… получится ли когда-нибудь?

– Всего не выразить словами.

– Мы с твоей мамой быстро нашли общий язык, – Влада легко переключает тему. Она в последнее время вновь начала чувствовать себя раскованно и свободно в моем присутствии, чему я безмерно рад. – А с Мишкой так и вообще они подружились почти сразу.

Доезжаю до знакомых ворот и жду, пока они откроются.

Через пять минут мы «вваливаемся» к маме шумной компанией.

Ее глаза загораются, когда она видит Мишку и сразу же вовлекает внука в разговор, коротко поздоровавшись с Владой.

Полтора часа пролетели как пять минут – я и сам не заметил, как время уже приближается к часу дня.

Утром мне отзвонился Александр, сообщив, что по Нестерову полнейшая тишина и даже если идти от обратного, если искать связи Нестерова с клиниками или работниками, пока ничего выследить не удаётся. Цепочки нет. Членов комиссии еще не трогали, чтобы ничего не сорвалось. Но лично я считаю, что это уже мало на что повлияет.

Помню, как Саша мне сообщил результат экспертизы проверки подлинности подписей врачей на тех документах, что у нас остались. Я рассчитывал на другой результат. Подписи совпадают. Олег по своим каналам проверил их ещё раньше. Ответ тот же. Как такое может быть – ума не приложу.

Врачей всех трёх клиник удалось найти и побеседовать, несмотря на то, что один из них теперь живет в другом регионе. Но это запутало дело ещё больше, потому как все трое в один голос кричали, что никаких подлогов в жизни не организовывали. Более того, никогда бы на такой шаг не пошли. Причины увольнения банальны. У первого – переезд. У второго – переквалификация и профпереориентация без последующей смены места работы. У третьего врача – собственный декрет. И все выглядит почти правдоподобно. Но тем не менее подлог очевиден.

– Алло, – недовольно прикладываю трубку к уху, увидев имя контакта на экране.

– Демид Андреевич. Есть продвижение. Зацепился я за Ольгу Логинову, через неё вышел на нового человека. Я почти уверен, что ноги оттуда выросли. И я сегодня же съездил бы и пообщался. Но тут такая ситуация… мимо инструкций. Поэтому я вынужден посоветоваться и заранее поставить вас в известность.

– Не тяни уже.

Смиренно ожидаю, наконец, услышать фамилию Нестерова, точнее, его приближённых. А вместо этого обухом бьет по голове громкое оглушающее:

– Ольга Логинова – подруга вашей матери.

– Бывшая подруга, – деловито поясняет Олег. – Они уже много лет не общаются. А мы проверяли близкое окружение и совсем не то направление поначалу взяли. Поэтому Ольга затерялась. Девичья фамилия – Дегтярёва, – именно в этот момент внутри простреливает, а память начинает воспроизводить поблекшие картины прошлого: подруга мамы – яркая, рыжая, худощавая – частенько у нас бывала. Я мелким был, от силы лет семь… мама называла ее Ольгуша. Как ещё вспомнил – сам не знаю. А потом встречи начли угасать, ее приезды сократились. На смену старой подруге пришли папины друзья: Анатолий и Софья…  Олег тем временем продолжает. – Женщина сменила фамилию на Якименко. И вот сейчас она Логинова. Раньше работала фельдшером в обычной общеобразовательной школе. Рекомендации у неё неплохие. Шесть лет назад она устроилась в Росздравнадзор, и там работает по сей день. Это она была в составе проверяющих комиссий, – слова Олега молоточками глухо отдаются в голове. – Я бы предпочел встретиться с ней и поговорить, но тут замешаны личные интересы вашего ближайшего родственника. Поэтому, Демид Андреевич, я вынужден обратиться к вам за разъяснением дальнейших действий.

Наблюдаю, как мама мерцающим счастливым взглядом смотрит на Мишку. Не отнимая трубку, пытаюсь подобрать слова и сориентироваться. Сколько ни стараюсь, не получается рассмотреть притворства. Ее лицо светится. А я окончательно запутался.

Как? Зачем? Для чего? Мама…

От отца… да, пожалуй, можно было ожидать всего чего угодно. Но от мамы – никогда.

– Возьмём паузу на пару дней. Я сам поговорю. И дам тебе отмашку.

– Принял. Если что – я на связи.

– Естественно.

Нажимаю отбой. И вновь поднимаю изучающий взор. Сложно сказать, что творится внутри. Она папу подговорила? Как это было?

А сейчас просто делает вид, что все прекрасно. В это тоже верится с трудом.

Мама… такая родная. Она всегда меня защищала перед отцом, даже если после это ее противостояние мужу выливалось в громкий скандал.

По натуре мама довольно мягкий человек. Я бы даже сказал, она всегда без давления и окольными путями гнёт свою линию. Это не напрягает, не отталкивает и частенько приводит к результату.

– Все в порядке? – выводит из задумчивости нежный голос.

– Да. В полном.

– Ты немного в лице поменялся.

Смотрю на свою девочку и понимаю, что готов ради неё на все. Я и тогда был готов против семьи пойти. И сейчас пойду, если придётся.

Крепко обнимаю ее прямо на глазах у мамы, и плевать, что это может вызвать приступ недовольства.

– Ты что? – напряжение пропитывает ее голос.

– Хочу, чтоб ты знала, – шепчу тихо, так, чтоб слышала только она. – Я больше никому не позволю тебя обидеть.

– Что случилось? – любимые глаза распахиваются. Владу напрягает мое поведение. Пора заканчивать.

Но так не хочется выпускать ее из объятий. Впервые она позволила подобное. И да, я делаю это специально. Потому что мама бросает на нас тёплые взгляды, а ее губ касается слабая улыбка.

Всем своим видом я заявляю, что Влада не просто стечение обстоятельств и в моей жизни занимает куда более прочное положение.

– Пустяки. Неожиданные небольшие неприятности, которые отнимут время, – вдыхаю запах ее волос и целую в макушку, – только и всего. Нам пора.

– Полчаса у нас ещё есть. Нужно срываться, но ничего не произошло?

– Планы немного поменялись. Я вас домой сейчас отвезу и уеду.

Влада прекрасно понимает, что что-то не так, но оставаться здесь и дальше с моими малышами я не хочу. Вернусь через часа полтора-два. Если дороги окажутся свободными. И тогда мы поговорим с той, кому я бесконечно доверял всегда.

Мама, конечно же, «очень расстроилась» и попросила ещё разок встретиться с Владой и Мишкой.

– Давайте позже решим, – обрубаю домыслы на корню и мечтаю поскорее вернуться, чтобы расставить все точки над i. И услышать… что? Признание?

Дорога до Влады туда-обратно, рабочие звонки и проверка почты отняли около трёх часов. Каждая секунда которых ослепляла недоверием и разочарованием. Второй раз одну и ту же ошибку я не допущу. И я жажду услышать ЕЁ версию.

Все-таки нужно дать возможность высказаться, оправдаться. С некоторых пор я усвоил это очень хорошо.

Миную ворота, которые сам так тщательно выбирал, и останавливаюсь. Оставляю машину прямо на подъезде к дому. Был бы с водителем – не знал бы, куда деть руки от обжигающего нетерпения.

Наконец дверь распахивается, и я прошу домработницу позвать хозяйку дома.

– Сынок? А вы разве не уехали? Мишенька забыл что-то?

– Пройдём в кабинет отца.

В этой комнате все осталось таким же, как и при жизни папы. Почти. Огромное окно с тяжёлыми темно-зелёными шторами. Много книг. Массивный письменный стол из ореха. Лакированное дерево всегда казалось мне слишком темным и громоздким, но отец особенно любил такую мебель.

Отмечаю, что пыли нет. Везде чисто, свежо, проветрено. Работники клининга знают своё дело.

Мне известно, что мама сюда никогда не заходит. Но трогать и выбрасывать ничего не разрешает.

– Я вернулся поговорить, – занимаю отцовское кресло, маме лишь остаётся подъехать к противоположному концу. – Нужно обсудить кое-что из прошлого. Мам. Мне все известно, но я отказываюсь верить. И мне просто необходимо услышать твою версию.

– Что случилось, сынок?

– Я знаю о твоей Ольге. Я просто не верю, что вы с отцом могли… – я осекаюсь, потому что глаза мамы тут же наполняются неверием и ужасом.

В ее взгляде осознание. Она все понимает. Нет наигранного испуга. Жалкого артистизма. Она принимает все как есть.

– Могли, сын. Все ошибаются. И мы с папой не исключение.

– Ты так спокойно об этом говоришь?

– А что мне ещё остаётся? – она опускает взгляд, лицо ее искажает боль. – Никогда не думала, что придётся обсуждать это с тобой.

– Придётся, мам. Придётся. Очень тяжело поверить в то, что мои самые родные…

– Демид, – мама перебивает, тон ее серьёзный, тихий. А в голосе неприкрытая боль. – Измену простить ещё тяжелее, поверь. И я, право слово, считаю, что тебе незачем в этом копаться. Тем более что папы уже нет. И это слишком личное.

– Какую измену? – уставившись на маму, я округляю глаза.

– Ты ведь сам сказал, что тебе все известно. Насчёт Ольги и папы. Или… ты что-то другое имел в виду?

Глава 31

Мама недоверчиво на меня смотрит и понимает, что я ошарашен по полной программе. Как будто дух вышибли. Воздух застревает в легких, язык прилипает к нёбу. Сказать нечего. Просто нечего.

– А что ты тогда подразумевал?

– Нет, подожди. Твоя подруга и отец… они любовниками были?

– Были. Но ты, видимо, собирался спросить о чем-то другом?

– Мне нужно, чтобы ты мне все рассказала.

– Я уже жалею, что открыла даже это. Демид, это ведь касается только нас с папой, тебе незачем знать.

– Владу оболгали. Тогда. Три года назад, – кратко передаю суть. И дальше проясняю, – отец приезжал ко мне со всеми этими документами. Я попытался проверить, но в клиниках результат был тот же. И я не стал разбираться, купился на эти справки, вышвырнув Владу из своей жизни. Тогда для меня бумага многократно перевешивала слово. Отец мне все это принёс. И сегодня, когда я узнал, что твоя подруга в комиссии по надзору, я, естественно, решил, что ты приложила к этому руку. Неужели ты не слышала разговора в тот вечер?! Ты не могла сказать, что это неправда? Не могла открыть, что твоя подруга работает в Росздравнадзоре? Вмешаться?! Поверить не могу! Скажи мне что-нибудь на это?

– Демид, ты неправильно все понимаешь… я бы никогда…

– Говори как есть! Говори!

– Я даже не знаю, с чего начать…

– С начала. С самого-самого начала.

Мама опускает взгляд, смотрит на свои руки. Пальцы мнут плед: она нервничает. А я пытаюсь уловить каждую ее эмоцию.

– Именно сейчас это очень важно. Мне нанесли неожиданный удар, подставив под него невинную девушку, наши отношения и моего ребёнка. Твоего внука, кстати.

Ещё несколько секунд мама колеблется, подбирая слова, а дальше я вновь забыл, как дышать. В груди жжёт и печётся. Отец… как ты мог…

– Хорошо, Демид. Я вижу, что это действительно важно. С начала так с начала. Ты ведь знаешь, что Толя, Софа и Андрей ещё со школьной скамьи вместе. Мы с твоим отцом познакомились, когда я училась в университете. И с его друзьями – тоже. Позже я узнала, что Софа была безответно влюблена в твоего отца, – челюсть моя отвисает до самого пола. Быть не может! – А Толя в неё. Так продолжалось некоторое время, пока наши отношения с Андреем не стали прочнее и он не позвал меня замуж. Позже я доучилась. Устроилась на работу. Андрей и Толя начали общий бизнес, потом разбежались.

Основная часть мне и так известна. Хочется поскорее услышать дальнейшее повествование.

– С друзьями отца мы продолжали общаться и дальше. Случаи из прошлого, негатив и конкуренция забылись, так же как и чувства Софии к моему мужу. Ревности не было. В Андрее я была уверена. У нас, кстати, были довольно крепкие отношения. Хорошие. Так я считала до тех пор, пока не узнала, что моя подруга и супруг тайно встречаются. А ещё… об этом стало известно Софии, но она благоразумно делала вид, что ей ни о чем не известно.

– И как ты могла это простить? Это же предательство! Никогда тебя не пойму.

– А я и не хотела прощать. Я молча собрала вещи, взяла тебя за руку, и мы уехали к бабушке. Развод был моим единственным желанием. Андрея я любила безмерно… тяжело было, – родные глаза наполняются слезами. Но мама не позволяет им пролиться. – И через какое-то время… Демид, я вернулась к отцу. Он стоял на коленях, схватившись за голову, обещая, что такого больше никогда не случится. Говорил, что ненавидит себя за содеянное и больше никогда меня не предаст и не отпустит. Что раскаивается, что не может без нас и тебя очень любит, не готов так жить. Вдали от любимой женщины и сына. Много ещё чего говорил. Я сначала слушать не хотела, а потом…

– Да ему плевать на меня было. Он всегда свои интересы выше моих ставил.

Это сейчас последнее, что меня должно интересовать, но фраза сама соскользнула с языка.

– Нет, сын, ты не прав. Все, что он делал, только для тебя и для меня было. Где-то он перегибал палку, согласна, и я всегда ему об этом говорила. Но он любил тебя очень сильно. И меня. Он оступился, но я смогла простить. А твои интересы он всегда грудью отстаивал. Хотел, чтоб как для тебя лучше было. Он считал всегда, что ты… ты… сын, в общем, глупее, моложе. Что твои неудачи – это его вина. Думал, что все лучше знает, потому что старше и жизнь прожил. И разговор я в кабинете в тот день не слышала. Там не так все было.

– А как? Расскажешь?

– Он ведь клялся, что никогда ни на одну женщину больше не посмотрит. А я тогда узнала, что он снова с Ольгой встречался. Устроила жуткий скандал. Сказала, что если с ней он и обманывал меня, то может вещи собирать. Но он спокойно возразил, что к тебе едет, что у него важный разговор. Откладывать нельзя. Я, конечно, не поверила и пригрозила, что тоже приеду. И если его у тебя не будет…

– Но он у меня был…

– Да. Как только я вошла, вы закрылись в кабинете, а я убежала, убедившись, что Андрей не солгал. Слёзы лила. Тошно было, я не понимала, зачем они встретились. Снова. Когда отец вернулся, мы сели в машину и поехали домой. Конечно, по пути разразился ещё один скандал. Андрей был на взводе, а я кричала. Кричала и кричала. Я уже не помню, что именно, помню, что остановиться не могла. Он потянулся ко мне, – голос мамы начинает срываться, она тяжело всхлипывает, – хотел заставить замолчать поцелуем и… и все, Демид. Это все…

Не в силах удержаться, отодвигаю стул и подхожу к ней. Обнимаю, пытаясь перенять себе хоть часть ее боли. Но наверное это невозможно.

Она плачет навзрыд и трясётся в моих руках. А я ничего не могу сделать. Мама плачет, боль рвёт ей душу, а я совершенно беспомощен…

– А дальше… обрыв и… врачебные палаты. И… его уже нет в живых… Демид… Я говорила тебе, не вздумай винить себя в его смерти… не смей. Не… смей никогда, слышишь! Если бы не я… если бы я смогла совладать с эмоциями… Андрей с нами бы был… до сих пор! А я не смогла, я не смогла, сынок!

Как будто жизнь изменилась в один момент. И все то, во что я верил, вдруг перестало быть таким. Другое теперь. Новое. Непонятно – родное или чужое, но другое.

– Мам, не надо, его этим уже не вернуть. О себе подумай.

– И он наверное… как лучше хотел, но вышло… видимо, как всегда… жестко, а ты постоянно ему перечил…

– Мам, все, остановись. Хватит. Уже ничего не исправить.

– Так он и с Ольгой, скорее всего, виделся, чтобы документы эти забрать! И тебе их привезти, поэтому и не сказал ничего: знал ведь, что я второй раз не прощу… я-то подумала… господи!

Она все плачет и плачет. Не могу осушить ее слёзы. Не могу унять ее боль и потрясение. Лишь по голове глажу, обнимаю: я рядом, и всегда буду. Как раньше.

– Мам, – много времени ушло, чтобы к ней вернулось спокойствие. – Мам, ты еще что-нибудь можешь добавить? Это важно.

– Сынок, то, что Оля теперь в службе по надзору медучреждений работает, я и не слышала никогда. Мы с ней перестали общаться ещё когда ты маленький был. Она, кстати, тогда уже второй раз разводилась. И наверное замуж снова вышла. Я даже ее фамилию новую не знала. Хотелось забыть. Выбросить бывшую подругу из памяти.

– Мам. Ты давай приходи в себя. И перестань плакать. Не надо больше. Ладно? Ничего уже слезами не исправить.

А вот кое-чем другим … можно…

– Мне ехать надо. Увидимся, хорошо? Не забывай об упражнениях.

Глава 32

ВЛАДИСЛАВА

С лица не сходит улыбка. Так легко на душе: кажется, в моей жизни происходит что-то настолько хорошее, что даже посторонние заряжаются атмосферой тепла и счастья.

– Мам, пришли? – сын тянет за руку, в который раз задавая один и тот же вопрос. Мы приехали на такси, и я попросила высадить нас за квартал от дома сестрёнки, чтоб Мишка прошёлся пешком.

– Нет, зайчик, нам ещё дом обходить.

Свидание с Демидом вчера сорвалось. Он звал сегодня, но я твёрдо отказалась, заметив, что мой вечер уже обещан.

Ну не могла я не пошутить. Демид так смешно надулся, и яркие молнии недовольства сверкнули в мужском взгляде.

– Не понял. В каком смысле?

– Оля сегодня утром вернулась из командировки, а должна была только завтра. Вот мы и договорились встретиться, пока у неё время появилось. Она нас в гости позвала. Завтра ведь уже на работу.

– А… ну ладно. Я уж сразу о плохом подумал. Что кто-то претендует на моих малышей.

– На таких малышей грех не претендовать, – я вновь скалю зубки, но Демид уже успел взять себя в руки. Ревнулька он. Предложил заехать за нами с Мишуткой, а когда я отказалась, сообщил, что он в таком случае встретится с давним другом: тот ненадолго прилетел из Европы. Но обещал набрать вечером.

На том и порешали. Как-то даже странно. В последнее время выдаётся довольно мало вечеров, когда каждый из нас окунается в личные интересы.

И да. Наши отношения с мужчиной за короткое время вышли на новый уровень. Теперь мы… ну вроде как… не посторонние друг другу. Звучит забавно, но получается именно так. У нас нет секса, но мы проводим довольно много времени вместе, а наше общение носит определённый подтекст.

И это уже успели приметить в СМИ. Я своими глазами видела статью, где крупными буквами блистал заголовок: «Олигарх Демид Маркелов бросил свою невесту ради бывшей любовницы и сына!» и вдобавок два фото. Мишкино. И то самое. Трехгодичной давности, когда кто-то из жёлтой прессы сделал неудачный кадр, где мы с Демидом целовались на улице. А я уже и позабыть успела о том снимке…

Вся ситуация и громкие слова очень потрепали мои нервы. Звучит, конечно, отвратительно. Когда я сделала скрин и отправила Демиду, он тут же перезвонил, заверив, что это все сделано для привлечения публики и мне не о чем волноваться. Я спрашивала об их отношениях с Ритой. Демид не слишком распространялся, но открыл, что их связь уже давно превратилась просто в данность. И по поводу разрыва они с Ритой друг к другу претензий не имеют. Но эта статья…

Чуть позже мне стало известно, что отец Риты звонил Демиду с претензиями. Нестеров поверил неприятным заголовкам. И потребовал объяснений. Конфликт не удалось закрыть полностью, но после Демид дал интервью, где объяснил, что в его жизни действительно была «та самая девушка». Одни отношения закончились, начались другие. Позже, когда они с Ритой разошлись, он узнал о сыне и захотел участвовать в жизни мальчика. А «чувства к его матери вспыхнули вновь», и противостоять им он был не в силах.

В общем… как-то так. Кстати говоря, репортёры меня пытались подстеречь возле дома и офиса пару раз, но охрана Демида превосходно сработала: приблизиться ко мне смогли и даже полить ведром неприятных вопросов попытались, а вот вовлечь в запретный разговор – нет.

– Пришли, маа-ааам?

– Да, пойдём в домофон звонить.

Возвращаюсь мыслями к сыну и вновь тянусь к телефону. Что ж такое? Оля не отвечает. Я уже раза четыре ей звонила. Не перезванивает. Может, она дома уснула? Странно. Сама выбрала время, но просила предупредить, как мы будем подъезжать.

Вызов в домофон тоже ничего не дал. Дома явно никого нет. И я начинаю нервничать. Это очень непохоже на сестру.

– Оля! – зовёт сын в пустоту. А я чувствую недоброе и вновь набираю ее номер. И опять тишина. Сейчас ещё один вызов, и если он останется без ответа так же, как другие, то наберу Егору.

Длинные гудки царапают обеспокоенное сознание. Что за черт, а?! Необязательность совершенно не в характере сестры!

Придерживая телефон возле уха и напряжённо вслушиваясь в те же длинные гудки, я оборачиваюсь и замираю.

Медленным шагом, обхватив себя руками за поникшие плечи, к подъезду приближается Оля. Глаза красные, тушь потекла, нос опух. Лицо словно перекошено от боли, и губы искривлены. Сердце падает в пятки, а я, крепко придерживая сына за руку, в ускоренном темпе устремляюсь навстречу сестрёнке.

– Оль? – зову тихонько, останавливаясь напротив, но она все равно испуганно вскрикивает и вздрагивает. Смотрит невидящим взглядом и еле слышно с удивлением произносит мое имя в ответ. – Оль, ты что?

Пояснений нет, а я даже не знаю, как реагировать.

– У тебя телефон в сумке разрывается. Ты не слышишь? Я тебе раз десять звонила.

Она смотрит долго. Сначала на меня, потом на Мишку. И снова на меня. И вдруг дрожащим шепотом выдаёт:

– А, да. Звонил. Точно.

– Что с тобой?

Из глаз ее вдруг хлынули слёзы, а голос начал срываться:

– П-прости… я з-забыла, что вы приед-дете, – я просто в шоке. Смотрю, не в силах подобрать слова, боясь вообразить самое страшное, ожидая хоть каких-то пояснений, и Мишка тоже смотрит недоуменно.

Очевидно, что совсем недавно она плакала навзрыд. Так, что остановиться не в силах. Когда горло сводит легкой судорогой…

– Ты меня пугаешь! Тебя кто-то обидел?

– Кто обидел! – расстроенно вторит сын.

Может быть… снова их постигла неудача с малышом? В последний раз это слишком сильно ударило по Олечке. Шутка ли. Два выкидыша. И одна замершая…

– Влад, – Оля поправляет сумку на плече, стирая мокрые потоки с лица, но плечи так и остаются поникшими, а голос дрожит. Раненый взгляд любимой сестрёнки режет по живому, – давай Мишку к маме отвезём. А ты посидишь со мной до вечера?

– Конечно. Поехали. Но… Оль, ну ты скажи хоть что-нибудь, я не знаю, что и думать.

– Я тоже не знаю. Как будто полжизни прошло впустую, – до меня никак не доходит смысл ее слов, я уже собираюсь уточнить, но Оля в секунду вышибает весь воздух из легких горестным заявлением: – У Егора ребёнок есть.

– Мальчику год. Даже чуть больше. Влад, ты можешь себе представить? Бесконечная ложь. Обман. Почти два года. Это просто невероятно…

Мы с Олей отвезли Мишку маме на пару часов. По пути в аптеке купили маленькую бутылочку мицеллярной воды и ватные диски. В такси сестрёнка сняла испорченную косметику с лица.

Ехать домой или ко мне она наотрез отказалась, заявив, что держать себя в руках и логически рассуждать ей будет намного проще где-нибудь в кафе.

В итоге я вызвала машину и настояла на походе в новый модный ресторан «De Noel». Цены тут, конечно, очень кусаются, но место потрясающее: уютное, тихое, светлое. Приличная публика. А ещё город «переодевается» к Новому году, – в этот раз подготовка началась довольно рано, аж в начале ноября – и окна уже украшены мягко мерцающими гирляндами и потрясающими фигурками в еловых веточках. Мы недавно были тут с Демидом. Мне очень запомнилось это чудесное место. Поэтому захотелось привезти сегодня сестренку именно сюда.

Смотрю на Олечку, и сердце сжимается. Так больно за неё. С Егором у них замечательные отношения. Во всяком случае, все вокруг так считают. Они познакомились много лет назад, когда Оля ещё была студенткой. Егор был так влюблён в неё… на руках носил. Это потом  он стал владельцем собственного бизнеса, важным и деловым. Солидным и обеспеченным мужиком на крутой тачке, в дорогом костюме, с модной стрижкой и прокачанными мускулами. А я помню его ещё стеснительным парнишкой с отросшими волосами и серьгой в ухе. Даже не верится, что в их многолетнем браке есть место лжи и изменам. Очень горько… очень.

– Мы вот-вот должны были процедуру сделать, – сестрёнка имеет в виду ЭКО: они с супругом очень хотели детей, но судьба пока не наградила их общим малышом, – а у него уже готовый ребёнок бегает. Нет слов. Я чувствую себя не просто преданной. Такое чувство, что меня иголками истыкали и душу проткнули. Я никогда в нем не сомневалась… никогда.

Я предложила сестре закрытую от посторонних взоров зону, но Оля настояла сесть у окна в общем зале, и теперь я ловлю ее хмурое отражение в стекле.

Даже не знаю, что сказать. Так хочется поддержать ее. Но нечем. Это так ужасно. Такое предательство. Как нож в спину.

– А ты как узнала?

– Случайно, конечно. В магазине их увидела на кассе. Втроём. Егор сына на руках держал. Я в том районе не бываю никогда, но мы с коллегой вызвали такси одно на двоих, чтобы ещё кое-что обсудить в машине после выставки. В Европе, сама понимаешь, прогуляться хотелось, – сестрёнка тяжело вздыхает, а потом… – Сначала ее завезли, и я попросила таксиста зарулить в продуктовый.

– Он тебя увидел?

– Успел расплатиться за покупки, сгрузил пакеты в тележку, а потом мы столкнулись взглядами. И он чуть ли не позеленел. Что-то сказал, отошёл от них… не помню уже, что потом было. Помню, как в такси ругались. Он в машину со мной уселся и сказал водителю двери заблокировать. Я попросила просто не трогать меня, сказала, что нужно в себя прийти. Егор меня у дома высадил, а сам за Кадиллаком своим поехал. Туда. К ним. Влад… мальчик у него такой хорошенький. Крепко отца за шею держал… Господи… – Оля закрывает глаза рукой, а по щекам вновь текут слёзы.

У меня сердце просто разорвётся сейчас от боли. Это невероятно. Как же так можно! Какая же ты сволочь, Егор!

– Никогда такое простить не смогу. Я не смогу так жить, а без него как, Влад? – салфетками промакивает влагу с кожи и пытается взять себя в руки. У Оли все лицо распухло. И глаза, и нос, и губы…

– Привет, девчат, – раздается сбоку родной голос. А я потрясенно проворачиваю голову. – Почему-то думал, вы дома будете. А Мишка где?

Демид буравит меня тяжёлым взглядом, но сейчас совершенно не до этого. Ну так получилось, в ресторан поехали, неужели это преступление?

– Мишутка у мамы. А нам нужно было наедине побыть.

Демид переводит взгляд на Олю, и его брови недоверчиво взлетают вверх. Вновь смотрит на меня, молчаливо уточняя, все ли в порядке.

А я поджимаю губы и едва заметно трясу головой. Даааа… как будто не видно, что ничего не в порядке.

Уже собираюсь намекнуть, что пора бы нас с сестрёнкой оставить вдвоём, как на стол опускаются чьи-то широкие ладони и до меня доносится чувственное глубокое:

– А говорила, не встретимся больше никогда. Ну привет, Оль.

Мы с сестрой как по щелчку пальцев поворачиваемся на звук незнакомого голоса, а Оля тихо всхлипывает в этот момент. Я вижу, сестра пытается выглядеть непринуждённо и достойно, но в глазах ее застывает непередаваемое удивление. Она неверящим взором скользит по мужскому лицу и тихо-тихо выдавливает:

– Здравствуй, Аскар.

– Приятно, что ты помнишь, как меня зовут, – ответ вышел излишне мягким, игривым, а мужчина не сводит с Оли горящего взгляда.

Хм… Лично я никогда этого имени раньше не слышала. Оскар – да. Аскар – нет. И ударение оглушительно громко падает на второй слог.

Мы с Демидом настороженно переглядываемся, но вмешиваться не решаем.

– А мы хотели перекусить, зарулили сюда, – Аскар коротко объясняет причину их с Демидом появления и вдруг выдаёт, восхищённо пожирая Олю глазами: – не возражаете, если мы присоединимся?

Я уже собираюсь ответить, что сейчас это не слишком-то уместно, но Оля удивляет спокойным замечанием:

– Да, конечно. Тем более я скоро уезжаю.

– Мы уезжаем, – уточняю на всякий случай, дабы сестрёнка не подумала, что я ее бросаю и остаюсь с Демидом.

Как только мужчины делают заказ, у Оли телефон оживает в сумке. Сестра сбрасывает раз, другой, третий. Ясное дело, кто на том конце провода.

Разговор выходит вполне дружелюбным, расслабленным. Я отмечаю, что Аскар постоянно буравит Олю взглядом, а она делает вид, что не замечает этого. В нём потрясает сочетание несочетаемого. Он вроде и серьёзен, но на дне зрачков пляшут бесенята. Вроде тверд и несколько резок, и черты лица его немного грубы, но что-то их смягчает. Возможно, слегка насмешливая улыбка или лучистые глаза. Рукава модной рубашки цвета хаки закатаны по локоть, открывая чернильные узоры на предплечьях. Мужчина выглядит дерзко и по-молодежному. Шутит, рассказывает забавные истории. Живет он в Европе, а в Москву приехал навестить родственников.

А еще… он не в состоянии скрыть своего ликования. Взгляд его вновь задержался на сестренке неприлично долго.

– Здорово с вами, но мне пора. Рада была увидеться. Влад, – сестрёнка обращается ко мне и встаёт из-за стола, – не беспокойся, я доберусь сама.

Аскар тут же как по команде отодвигает стул. Смешинки в его глазах растворились бесследно.  Твердым бескомпромиссным тоном мужчина заявляет:

– Лучше я отвезу.