Текст книги "Орелинская сага. Книга вторая"

Странное имя для любимого ребенка, не так ли? Но сознание мое тогда было уже достаточно окрепшим, и отец, усадив меня перед собой, рассказал про два пророчества и про то, почему я должна буду носить именно это имя.

Одно из пророчеств вы должны были уже услышать от Книжника, о другом я скажу чуть позже. Но, чтобы вам было все понятно, мне, как и моему отцу тогда, придется начать издалека. От тех незапамятных времен, когда на земле началась человеческая жизнь, и десять Звездных Душ еще жили среди людей и любили их…

Это была та самая Изначальная Жизнь, которую магголины хотели бы вернуть, потому что все люди тогда были Знающими. Они обладали величайшим Знанием, подаренным десятью Праотцами и позволяющим постигать жизнь не только земную, но и небесную и не разменивались на такие мелочи, как власть и богатство.

На прекрасном острове, защищенном от непогод и стихий, создали Праотцы самое прекрасное государство на свете. Все его законы были прописаны в Книге Уложений, хотя я и не уверена, что слово «закон» тут применимо. Скорее, добрая воля Живущих, тех самых Разумных, которых и создали Праотцы…

Говорят, что имена их забылись, как только люди утратили подаренное Знание, и остались только два прозвища. Одно из них – Звездный Мельник. Его получил старший из Праотцев за то, что именно он научил людей молоть зерна в муку и печь хлеб, чтобы человек не ел живые существа подобно зверю. И другое прозвище – Последний. Но оно появилось при печальных обстоятельствах… Что-то случилось на острове Изначальной Жизни. Что-то ужасное, что привело к гибели Звездного Мельника. И виновны в этом были люди! О том не сохранилось ни одного предания, но последствия происшедшего известны. Звездные Души не умирают, а лишь переходят в иное состояние, но продолжают жить. Однако, душа Мельника перевоплотилась в странный Сияющий камень, навсегда лишившись возможности подниматься в звездное небо… К сожалению, это все, что нам сейчас известно, но, видимо, в этом перевоплощении тоже была вина людей, потому что остальные Праотцы страшно разгневались. И гнев их был ужасен! Один за одним покидали они землю, насылая бедствие за бедствием на остров Изначальной Жизни, где гибли созданные ими люди. И, случись все по их воле, никого из нас сейчас не было бы. Но самый молодой, улетавший последним и уносивший Сияющий камень, вдруг почувствовал, что Звездная Душа Мельника не желает гибели людей. Она велела Последнему вернуться, спасти кого только можно, и дать им возможность жить дальше.

Вот так и осталось в памяти людей еще одно прозвище – прозвище спасшего их Праотца.

Жалкими и потерянными предстали перед Последним те немногие спасенные. Теперь им предстояло жить на земле без Великого Знания, которое было отнято у них в наказание за смерть Мельника. Оно утонуло в бездонном страхе, испытанном людьми, и вернуть Знание в одиночку Последний не мог. Словно огромная тяжелая дверь закрыла проход к великим тайнам жизни, куда раньше люди заходили беспрепятственно. И все, что Последний мог сделать – это повернуть ключ, отпирающий в ней замок. А открыть эту дверь заново человек теперь должен был самостоятельно. Открыть, чтобы доказать, что он достоин Знания и достоин снова вернуть себе прекрасную Изначальную Жизнь. Ради этого Последний и оставил людям Книгу Уложений. Прочесть её без утраченных Знаний было невозможно, но улетая по призыву неба, Последний пообещал: «Я еще вернусь к вам и прочту её! Вернусь в самой чистой и светлой душе, в которой не останется того страха, что сейчас опутывает ваше сознание. Примите же её достойно, если Изначальная Жизнь все еще будет дорога вам!».

Сияющий камень он тоже не унес. Более того, в знак доверия, разделил его на десять частей и раздал людям, чтобы не забывали спасшую их Звездную Душу…

Много веков минуло с тех пор.

Спасенные люди расселились по земле. Часть из них тратила все силы на восстановление Знания, и многим кое-что удавалось вернуть. Большей частью, конечно, самое простое – умение обмениваться мыслями и чувствами без помощи речи. На острове Изначальной Жизни все только так и общались, но, утратив Знание, люди были вынуждены придумать слова, которые, к сожалению, лишь рябь на океане наших чувств. Но были и такие, кто вернул много больше, и их возможности выходят далеко за пределы нашего разумения! Из них впоследствии и вышли магголины… Но, к сожалению, не только они…

Впрочем, в появлении тех, других, виновны те, кто совершенно забыл о Знании и все свои силы отдал выживанию на земле. Страх совершенно поработил их, но, ища способы выживания, они лишь породили новые страхи в своих душах, и те окончательно заперли дверь к таинствам Жизни. Дикость окружающего мира подчинила этих людей своим законам. И это уже действительно были законы, а не добрая воля живущих. Люди быстро раскололись на различные племена и народы; общие когда-то корни были накрепко забыты, и мир постепенно стал приобретать те черты, которые мы видим сейчас.

К несчастью, подобных неразумных оказалось большинство. И большая часть от Сияющего камня оказалась утерянной. Много, очень много лет, искали магголины хоть какой-нибудь след, но безрезультатно. Лишь два его обломка остались Знающим – так теперь называли себя те, кто помнил про Изначальную Жизнь и жаждал её возвращения.

Однако, среди них тоже не было единства. Одни считали, что их миссия – дождаться Последнего, создать условия для его появления, и тогда Изначальная Жизнь вернется для всех, даже для тех, кто все забыл и позволил себе одичать. Другие, наоборот, были уверены, что только Знающие достойны Изначальной Жизни, а все остальные должны исчезнуть, чтобы не мешать её возвращению. Они свято верили – одичавшие люди скоро вымрут, как неприспособленные к жизни, схожей с жизнью животных, и тогда Последний придет.

Но это была всего лишь первая эпоха после Изначальной Жизни. Тогда разногласия между Знающими еще не шли глубже обычных споров. Жили они обособленно, здесь, возле великой Башни, оставшейся со времен Праотцев. И дикая жизнь людей, утративших Знание, никак не затрагивала их размеренной жизни.

Однако, время шло. Никто не вымер. Более того, «дикари», как я уже говорила, расселились по всей земле и образовали множество новых племен и народов. Подчиняясь законам новой жизни, они так и не смогли ужиться без вражды. И оставшиеся у магголинов частицы Сияющего камня тотчас отреагировали на жестокость, расползающуюся по земле. В ночь, когда между людьми случилась первая война, самый старый из Знающих проснулся в великом волнении и увидел, что из камней струится какой-то новый, неземной свет. Повинуясь внутреннему порыву, он положил руки на камни и изрек пророчество о Последнем. То самое, которое вы уже знаете.

В ту же ночь в старой кузне возле Башни были выкованы два перстня и отданы на хранение самым мудрым из Знающих. Еще одна семья получила Книгу Уложений. Предполагалось, что, сколько бы лет ни прошло, эти реликвии должны быть сохранены, и передаваться из поколения в поколение до тех пор, пока не явится Последний. О разногласиях хотели, было забыть, и забыли на несколько лет, но тут случилось то страшное, что раскололо Знающих раз и навсегда!

Несколько диких племен вознамерились захватить Башню. Они уже успели вкусить кровавый яд жестокости, и пощады не знали! Что привлекало их в древнем строении Праотцев сказать трудно, однако, даже Знающие, с их великими возможностями, не смогли противостоять упрямому натиску. Убивать себе подобных они не могли и не хотели, поэтому полегли без счета под стенами Башни, сдав её практически без борьбы.

Те же, кто уцелел и смог спастись бегством, так и не восстановили прежнее единство.

Магголины до сих пор считают, что виной тому заново пережитый страх, который повернул мысли и чувства Знающих по разным направлениям. Другие считают иначе. Но, как бы там ни было, а от единого когда-то ствола начали расти три ветви. Две в одном направлении, и одна – в совершенно противоположном.

Одну ветвь из двух составили магголины. И именно у нас осталась Книга Уложений, которую много веков, в величайшей тайне, укрывала семья Книжника.

Другую ветвь составила одна, но многочисленная семья, давшая впоследствии династию Ваннаанских царей. Это прямые потомки кузнеца, выковавшего перстни, поэтому, один из этих перстней достался семье. Они вернулись на это место после того, как дикие племена, разрушив Башню до основания, убрались прочь. Здесь остались только два каменных столба, обрамлявших когда-то главный вход. Их магголины давно определили, как те самые Древние Врата, о которых говорится в пророчестве, и то, что столбы эти так и не смогли выкорчевать, сочли хорошим знаком. Знаком надежды! Поэтому вся многочисленная семья осела здесь и основала Заретан, чтобы Древние Врата не затерялись в песках пустыни…

– А мне сказали, что Древние Врата раньше были входом в ту самую кузню, – удивился Нафин.

Су-Сума нахмурилась.

– Здесь многое переиначилось после смерти Сона. И особенно с той поры, когда Храмовник пробрался в Главные Прорицатели… Храмовники… Эта та самая третья ветвь, которая больше не хочет прихода Последнего. Её составили те Знающие, кто после страшного дня захвата Башни почувствовал ненависть в своем сердце!

Все магголины тогда горько оплакивали друзей и близких, но не злоба, а еще более усилившееся желание вернуть Изначальную Жизнь овладело ими. Те же, кто впоследствии стал именоваться Храмовниками, желали только одного – мести!

Ради этого они стали жить среди людей, постигая их законы и нравы. Ради этого поступились памятью Звездного Мельника и уничтожили перстень с частью его души. Ради этого они создали богов!..

Вы ведь не могли не заметить, что боги любого пантеона очень сильно похожи на людей. Даже неземные возможности не избавляют их от людских пороков. Да и сами эти возможности используются большей частью не на созидание, а для разрушения или наказания. Зато у каждого бога есть свой храм. То есть, то место, куда человек приносит не только свою веру, но и свои дары тому богу, которого почитает более других.

Табхаир и Одинг знают, какими ужасными порой бывают эти дары! Кровавые жертвы! Но никого не удивляет такая кровожадность всесильных богов. Как раз любой их порок люди в состоянии понять и простить. «Они такие же, как мы, несмотря на то, что сидят высоко, живут вечно и могут то, чего мы, простые смертные не можем»…

– Неправда! – воскликнул Одинг. – Наши асы не такие! Радорги гордятся своими богами и многому у них учатся!

Су-Сума печально улыбнулась.

– Сейчас не время затевать споры, но разве ваши асы так уж безупречны? Да и чему они могут научить? Ловко убивать и уметь стойко противостоять врагам, которых научили убивать другие боги? Ты ведь и сам считался богом. Но скажи, чем, кроме крыльев и умения летать отличался ты от своих радоргов? Думаю, ничем.

– Но они почитали меня!

– Нет, они просто тебя любили. Любили, как сыновья и дочери любят отважного и добродушного отца. И это только подтверждает, что ты, Одинг, не бог. Людских богов, особенно тех, какими они были изначально, любить трудно. Храмовники нарочно довели их порочность до абсурда, и «дикари» с готовностью подчинились своим жестоким богам. Теперь многое можно было оправдать служением им. А то, что богов на земле появилось великое множество, лишь усилило разногласия между племенами и народами. Прижившись в одном месте, люди рано или поздно перестали бы воевать за место под солнцем. Но воевать за веру можно бесконечно долго. Особенно, если эту войну умело подогревать. А Храмовники это умеют. Не случайно они стали первыми служителями храмов, отчего и получили свое прозвище…

– Но, постой, а Сохмат?! – воскликнул вдруг Табхаир. – Неужели тоже вымысел? Никогда не поверю! Миру было явлено немало доказательств её существования и её могущества!

– Сохмат была реальной женщиной, – кивнула Су-Сума. – Это очень печальная история. История великой любви двух Знающих, которые могли бы стать магголинами. Но, увы, во время захвата Башни «дикарями» женщина погибла. А безутешный муж скрылся в Абхаинской долине, где провел остаток жизни, совершенствуя и развивая свое Знание. Горе придало ему сил, и скоро по своим возможностям, человек этот почти сравнялся с Праотцами. Но направил он эти возможности только на одно: увековечить память жены и отомстить за неё. Вот потому и появилась жестокая и мудрая полу женщина, полу львица.

Говорят, тот Знающий был столь велик, что мог, подобно Праотцам, наделять кое-какими возможностями и других. Там, в Абхаинской долине он встретил крошечное пугливое племя диких людей и создал из них целый народ…

– Дэго Прекрасный?!!! – выдохнул Табхаир.

– Да. И это он создал чудесные реликвии, подтверждающие существование не только Сохмат, но и кое-каких других богов. Уисские алы из растущих камней – его работа. Венец валид и доспехи дэгов, более известные сейчас, как доспехи Китиона – тоже. Есть еще Часы Жизни в Мэде и обручальное кольцо Сохмат. Тебе, Табхаир, о нем должно быть известно, хотя даже жрецы твоего храма ничего о кольце не знают.

Старец молча кивнул

– Да и сами дэги разве не обладают чудесной способностью привлекать к себе сердца? Помнится, я тоже испытала на себе их влияние. Правда, тот случай не показателен. Слишком много всего намешалось вокруг меня тогда… Но, чтобы рассказать об этом, нужно вернуться к тому, с чего я начала.

Так вот, если вы помните, отец сказал мне про два пророчества. Одно касалось Последнего, а другое – меня. Оказалось, что в день, когда я родилась, старейшая пророчица нашего рода предсказала, что скоро будет найден утерянный перстень с последней частицей Звездной Души Мельника, а я стану той, через кого миру явится Последний.

Все магголины возликовали. Весть была не просто радостной. Она могла означать, что многовековому ожиданию придет конец, и жестокий мир канет в небытие. Но и Храмовники, тесно связанные с нами Знанием, тоже почувствовали это ликование. И приход незнакомца в поселение, где я жила, несомненно, был вызван моим предназначением.

Чего хотел этот Храмовник – неизвестно. Может, просто посмотреть на ту, о которой все говорили, как о матери будущего Последнего. А, может, желание не допустить в этот мир Звездную Душу привело его ко мне с более жестокими намерениями? Не знаю. Убийства людей для Храмовников уже были обычным делом. Но убийство Знающего, да еще и ребенка…

Однако, с умыслом приходил тот незнакомец, или без умысла, а того, что случилось он явно не хотел. Неосмотрительно назвав меня Вироссой, этот Храмовник, словно змея, сам себя укусил. Он никак не ожидал, что родители оставят мне это обидное имя. Но они оставили. Оставили потому, что любой Знающий, давший имя ребенку, оказывается связанным с ним тайными, но очень крепкими нитями. Теперь, при всем желании, он не мог причинить мне какого-нибудь ощутимого вреда, не навредив частично и себе.

Я не стану вас утомлять долгим перечнем всех тех несчастий, которые закрутились вокруг меня. Но они же, возникая, чудесным образом создавали и пути спасения от самих себя. И всякий раз я возносила хвалу родителям, не побоявшимся назвать меня обидным прозвищем, брошенным незнакомцем.

Так прошли годы до моего совершеннолетия. Способности Знающей, которыми я обладала, были не самыми выдающимися. Зато ветрености и влюбчивости хватало с избытком. Родителям, да и многим другим магголинам, это не очень нравилось. Они считали, что для выполнения предсказанной миссии следует стать хоть немного серьезнее и развить своё Знание. Потому меня и отправили к нашим родственникам в Анхкоре.

Часть пути нужно было проделать на корабле, однако, до места я так и не доплыла.

Су-Сума вздохнула и бросила быстрый взгляд на мужа. Но лицо Бат-Кана оставалось непроницаемым. Он только коротко кивнул, призывая жену не смущаться и продолжать.

– Да, корабль не доплыл, – снова заговорила Су-Сума. – Его захватил Моргот – пират, известный всему побережью. Я не так много о нем прежде слышала, чтобы в полной мере разделить ужас матросов, мечущихся по палубе с криками, что этот убийца в живых никого никогда не оставляет. Но когда абордажные крючья накрепко зацепили нас и подтянули к огромному черному кораблю, мысленно простилась со всеми родными и друзьями.

Однако на нашу палубу с пиратского корабля спрыгнуло совсем не чудовище…

Постарайтесь меня понять – я была очень молода, страшно влюбчива и.., и я все же была человеком. Знающая, не Знающая – неважно. Я достаточно долго общалась с обычными людьми, чтобы понимать – они давно уже не те «дикари», которыми были раньше. Пусть их жизнь подчиняется иным законам чем наша, но в остальном различий между нами не так уж и много. А Любовь вообще никакой разницы не видит. Она не спрашивает, когда и как вмешиваться в нашу жизнь. Просто становится между двумя людьми, и они начинают видеть все иначе, чем видели раньше.

Вот и я тогда вместо пирата увидела поразившего мое воображение красавца! Он держался так, словно повелевал целым миром, но, увидев меня, упал на колени, никого не стыдясь. В глазах его горело восхищение, преклонение и… любовь! Такая любовь, какой до того момента я не видела ни в чьих глазах!.. Позже Моргот говорил, что принял меня за саму Сохмат, но я, проникая в глубины его мыслей, видела, что это всего лишь слова, чтобы оправдать свою слабость перед внезапно вспыхнувшей любовью…

Моргот тогда отпустил всех, захваченных на нашем корабле, и, запинаясь от волнения, предложил свободу и мне. Но я отказалась.

Я тоже полюбила его, несмотря ни на что. И нити, связывающие меня с Храмовником, натянулись до предела. Ведь попасть в плен к пиратам означало в то время верную смерть! Но я снова избежала беды. Более того, оказалась под защитой человека, отгородившего меня ото всего мира. И глупенькой девушке на полном серьезе казалось, что теперь она стала недосягаемой.

Конечно, подобный союз – я имею в виду наш брак с Морготом – не мог не вызвать недоумения и удивления магголинов. Очень часто, стоя вечером на палубе, улавливала я в воздухе обращенные ко мне вопросы и упреки. Но, когда пришло время появиться на свет моему ребенку, всё словно затаилось. Все ждали. И, когда родился мальчик, казалось, сам воздух вокруг корабля Моргота засветился – так велико было ликование Знающих.

Даже Храмовники дрогнули. Они ведь много веков жили среди людей, и сменяющиеся поколения постепенно утрачивали свою непримиримость. Оставалось совсем немного таких, кто, как и встарь, считал, что Изначальной Жизни достойны далеко не все. И достичь её нужно только уничтожив всех Незнающих. А первым среди этих непримиримых, несомненно, был тот, с кем я оставалась связанной именем.

Поначалу его ненависть ко мне и сыну чувствовалась очень остро. Но в один прекрасный день эти ощущения разом пропали. Храмовник оставил меня в покое. И самонадеянная юная женщина, которой я тогда была, решила, что это от бессилия.

Ах, как же я ошибалась!

Бат-Кан прав – коварство всегда найдет, где ударить больнее. Храмовник просто перенес свое влияние на тех, кто меня окружал. А я, занятая заботами сначала об одном ребенке, потом о другом, не сразу это заметила, хотя, первым, кто ему поддался, был Моргот, находившийся ближе всех..

Он поддался легко и быстро, потому что воздействовал Храмовник через любовь, которую Моргот ко мне испытывал. Довел её до абсурда, замешав на страхах потерять меня или сына. А, когда родилась Ярами, Моргот совершенно переродился. Разросшиеся до безумия страхи сделали его жалким и безвольным. Пират, когда-то наводивший ужас на все побережье, теперь шагу не мог ступить без моего одобрения или совета. А если я по какой-нибудь причине ничего не могла ему сказать, Моргот замирал в нерешительности и не делал ничего.

Не думайте, что мне это нравилось. Я любила мужа. И, радуясь, что сердце его смягчается, а жестокость постепенно уходит, хотела все же видеть рядом мужчину, способного, как и прежде, оградить меня от любых невзгод. Я хотела восхищаться им, гордиться им и его перерождением из кровожадного разбойника в человека, которому не чуждо благородство. Но перерождение зашло слишком далеко. Все оказалось чересчур. И моя главная защита и опора была сломлена.

Однако, худшее ждало впереди…

Кресс наверняка рассказывал вам о себе. Он очень любил историю предков по линии отца. Но не считайте, будто мой сын всегда был таким, каким предстает из собственных рассказов, а Моргот из короля пиратов сразу превратился в безвольную тряпку. Нет. Был один короткий период, сразу после рождения Кресса, когда казалось, что все будет только хорошо! Тогда, в честь рождения сына, Моргот дал клятву, что оставит пиратское ремесло, и вместе со всем своим флотом уйдет в Дальние моря, чтобы там, где про них никто не слышал, создать свою империю и начать новую жизнь без грабежей и разбоев. Я горячо его поддерживала и, странное дело, никто из пиратов против этой идеи не возражал. Мой муж строил грандиозные планы по устройству собственного государства, а я предавалась мечтам о том, каким чистым и светлым вырастет наш сын, и как замечательно мы заживем, когда вернется Изначальная Жизнь!

Увы! Сейчас собственная слепота жжет меня стыдом, словно раскаленным углем.

Моргот стремительно терял волю, а его правая рука – старший кормщик – так же стремительно набирал авторитет среди пиратов.

Я тогда собиралась подарить миру Ярами и, занятая подготовкой к родам, пропустила тот момент, когда в глазах и речах кормщика преданность сменилась угодливостью, а прямота – хитростью. А тут еще какая-то странная болезнь поразила меня прямо накануне родов, и кормщик, изображая участие, посоветовал Морготу отправить нашего сына под его присмотром на Шад-Хамос, чтобы мальчик не видел страданий матери.

До того дня я запрещала возить ребенка к этому пиратскому притону, но Моргот, потерявший голову от беспокойства, обо всех запретах забыл. Скорей всего, он даже не понял, что ему предлагают, и просто кивнул в знак согласия.

Что именно произошло на Шад-Хамосе удалось узнать совсем недавно, но я всегда подозревала, что там случилось нечто подобное.

Кормщик отвел моего сына в темный дом на самой окраине, где в запущенной грязной комнате, за богато накрытым столом, сидел незнакомый человек. Он учтиво приветствовал гостей и предложил им отведать любое кушанье. Но Кресс ни к чему не притронулся. Стол был завален дичью, а мой сын никогда не ел мяса убитых животных. Я запрещала.

Тогда незнакомец подозвал мальчика к себе и посмотрел ему в глаза.

Я знаю, как это происходит. Знаю, как легко забраться в мысли ребенка и внушить ему все, что угодно. И страх пополз в душу Кресса. Он представил, что я умираю при родах; что отец захвачен и гибнет от руки палача; что сам он медленно и мучительно умирает смертью бесприютной сироты – от холода и голода. И голод, только что представленный несуществующий голод, вдруг стал казаться ему реальным. Кресс чувствовал, что если сейчас же что-нибудь не съест, то упадет в обморок от слабости. А тут еще и кормщик, которому сын привык доверять, как отцу, нашептывал, что ничего страшного не будет, если они съедят немного дичи. Что это очень вкусно, и мама не станет ругать и корить. Будь она здесь, она бы тоже позволила, видя, как страдает её дитя…

И Кресс уступил. Он набросился на еду, словно не ел несколько дней. А, когда насытился, решил, что это действительно вкусно. И тут же в душе мальчика поднялась дикая обида на родителей, лишающих его такого лакомства.

А тут еще в руках незнакомца появился дивной красоты кинжал. Он вертел им перед пламенем свечи, чтобы камни играли, как можно ярче, и Кресс заворожено протянул руки, совершенно забыв об отвращении к оружию, которое я ему внушала. «Ты неумело его берешь, – сказал незнакомец, когда кинжал оказался в руках моего сына. – Удивляюсь, куда смотрит твой отец. Вокруг столько опасностей, а он даже не учит тебя владеть оружием, чтобы защищаться». Кресс был смущен и почувствовал новую обиду на безвольного отца и своенравную мать, все ему запрещающую…

Су-Сума запнулась и приложила руку к груди, сдерживая задрожавший голос.

– Не могу.., – крепко зажмурив глаза, прошептала она. – До сих пор не могу говорить об этом…

– Тогда не продолжай, – сочувственно произнес Углет. – Мы все уже поняли, что произошло с твоим сыном.

Бат-Кан с благодарностью посмотрел на старца, а Су-Сума, кивнула и, справившись с волнением, заговорила дальше:

– То, что было потом, вы тоже знаете. Когда мои сын и муж полностью переродились, кормщик поднял бунт, и нас с Ярами отвезли на пустынный берег возле границы Уиссы и Анхкора. Прощание с Морготом было ужасным. Я никогда не видела его таким жалким и раздавленным, как в тот момент, когда он объявил, что мы с дочерью должны покинуть его корабль. Он плакал и дрожащими руками заталкивал мне в руки дивной красоты украшения. «На одном островке в океане, – шептал Моргот, – у меня спрятан сундук с несметными сокровищами. Я не говорил раньше.., думал, на них мы построим свою империю… Но теперь, возьми… И каждый год, в условленном месте, которое мы сейчас определим, я буду ждать тебя с новой частью этих драгоценностей… Пожалуйста, не отказывайся!».

Но я отказалась. Украшения полетели за борт, и это было последнее решительное действие, которое совершил мой муж Моргот. Затем все его мысли поглотила мечта о скорой смерти, и потому, уже сидя в лодке, я, не столько ему, сколько себе, сказала: «мы больше никогда не увидимся»…

А потом была долгая дорога в Анхкор, полная тягот и лишений. Но все равно, как бы тяжело нам с Ярами не было, а эта высадка на пустынный берег оказалась еще одним горестным спасением, которым я обязана своему имени. Ведь именно сюда, в Анхкор, плыла я когда-то… И именно здесь, на границе с Анхкором, пираты решили нас высадить.

Для Знающей, лишенной всего, чем она жила до сих пор, лучшее место трудно придумать. Там, в глухой чаще Анхкорских лесов, сохранился в неприкосновенности Дом Праотцев – один из немногих, которые не смогли разрушить «дикари».

Конечно, его тоже пытались превратить в место поклонения каким-то там богам. Но, видимо, таинство, заключенное в Доме, было столь сильным, что переродились сами Храмовники, обосновавшиеся здесь. Они и Храмовниками-то быть перестали. Просто жили среди людей и всей душой ждали прихода Последнего. Единственное, что отличало их от магголинов – это полное безразличие к бедам и нуждам обычных людей, которых они по-прежнему звали «дикарями». Смешно сказать, но именно там все бывшие Храмовники стали или Правителями, или очень знатными людьми.

Там-то меня и приняли, как родную. Беда, случившаяся с Крессом, никоим образом не сказалась на пророчестве. Я по-прежнему оставалась той, через кого миру явится Последний, и это вселяло надежду в сердца Знающих. Потому-то меня и встретили не только с сочувствием, но и с великой радостью. «Здесь, возле Пирамиды Праотцев, тебе ничто не угрожает. Даже Назвавший Тебя ничего не сможет сделать, потому что здесь ты получишь новое имя», – заверил местный Правитель и познакомил меня с Бат-Каном…

Су-Сума засиявшими глазами посмотрела на мужа.

– Это он назвал меня Су-Сумой, что означает – Звезда, мать Звезды. И он дал мне новую любовь. Любовь настоящую, порожденную не детской влюбчивостью, а зрелым опытом, когда вместо яркого блеска восхищаешься благородным свечением. Рядом с Бат-Каном я обрела новые силы, новое Знание, и, став супругами, мы были еще и верными помощниками друг другу.

Когда Ярами немного подросла, все вместе съездили в Илланд, где я повидалась с родными и еще раз услышала пророчество о себе, но теперь с небольшой поправкой – возможно, мне суждено стать не матерью Последнего, но той, кто найдет его и все подготовит для его появления.

Перстень с душой Мельника уже много лет, как был украден. Но старейшая пророчица нашего рода, которая еще жила, предрекала – недалек тот час, когда он вернется, и я должна быть готова… Что ж, прежней ветреной девочки больше не было, и с новыми силами мы с Батом взялись за дело.

Для начала посетили семью Книжника, где все подробно узнали о возможных богах, демоне и отшельнике. Собственно говоря, в первых трех никто из магголинов никогда не сомневался. С тех пор, как в Абхии и Радоргии появились крылатые младенцы, подаренные небом, а в Иссории – единственный осязаемый демон, за ними пристально следили три поколения Знающих. Вы подходили идеально! Отшельников, правда, было множество, но все они умирали один за другим, и только Саббейский жил и жил, когда даже те, кто был моложе его ушли из жизни.

Долгие годы от вас ждали хоть каких-нибудь действий или знаков, говорящих о скором приходе Последнего. Но время шло, поколения за поколениями покидали землю, а вы по-прежнему оставались на своих местах, вдали друг от друга и от Ваннааны.

Узнали мы с Батом и о том, что предполагаемый Последний ничего не должен знать о себе до тех пор, пока луч из перстня на него не укажет. Условие вроде бы странное, но вполне объяснимое. Ведь человек этот должен быть выходцем из обычных людей, из тех, кто полностью утратил Знание. И своей чистой душой он должен доказать, что люди достойны возвращения Изначальной Жизни, что дикость и жестокость можно победить в себе, даже не владея подаренным Разумом… Но, что будет, если мы все же ошибемся и примем за Последнего совсем не того? Даже самый прекрасный человек не может прозреть свою душу до самой глубины, чтобы усмотреть крошечную червоточинку, которая под воздействием обиды, зависти, или еще какого-нибудь чувства, легко разрастется в огромную язву. Представьте, что такому человеку рассказали о Последнем, вознесли до небес, как избранного, а потом подвели к перстню и… ничего!…

Думаю, теперь вы понимаете, почему мы так упорно молчали даже тогда, когда никаких сомнений уже вроде бы не оставалось?

Старцы молча кивнули.

– Так вот, – продолжала Су-Сума, – там же, в доме Книжника я узнала и о том, что трое моих приятелей по детским играм – Саазар, Илозар и Харазар – давно обосновались в Заретане и стали весьма зажиточными купцами. Мы с Батом, как раз собирались сюда, чтобы купить этот дом, и решили навестить старых приятелей, чтобы договориться с ними о помощи. Из рода Книжника остались только он, да его престарелая мать. Когда найдется перстень и потребуется перевезти Книгу Уложений в Заретан, непримиримые Храмовники наверняка попытаются этому помешать. Поэтому Книжнику потребуются надежные сопровождающие из числа обычных людей, и мои друзья для этого идеально подходили. Они так долго прожили бок о бок с магголинами, что и сами прониклись их мечтами об Изначальной Жизни. Даже ремесло купцов и все заразные веяния, ворвавшиеся в Ваннаану после смерти Сона, не смогли истребить в них светлую мечту. И они согласились.