Текст книги "Орелинская сага. Книга вторая"

Теперь оставалось только купить дом.

Это самая древняя постройка в Заретане, построенная одним из колен царского рода. И именно этот дом, Нафин, стоит на месте той самой кузни.

Но, чтобы чужеземец мог приобрести его, требовалось разрешение Заретанского князя. И Бат отправился с визитом во дворец. А я, по заведенному здесь порядку, пошла в покои княгини. И там, нос к носу, столкнулась с Назвавшим меня Храмовником! На его груди красовался медальон Главного Прорицателя Заретана!

Ох, как же возблагодарила я тогда родителей, оставивших мне имя Виросса!

Уже много лет не ощущала я влияния Храмовника. Но в тот момент, в первую минуту нечаянной встречи, прежняя ярость поднялась в нем с новой силой! Храмовник совсем забыл, что не может причинить мне вред без ущерба для себя. А уж о том, насколько возросли мои возможности, и понятия не имел. Он впился взглядом в мои глаза, желая поднять в душе ненавидимой им женщины все мыслимые и немыслимые страхи, и, заранее предвкушая удачу, потому что был очень силен и впервые воздействовал на меня напрямую.

Но тайная связь из-за неосмотрительно данного имени, обернула весь гнев против него самого! Чудовищная сила ужаса, посылаемого мне, заполнила душу самого Храмовника! Не случись этого, я бы до конца своих дней не смогла оправиться. Но ему, как выяснилось, потребовалось на восстановление всего несколько лет…

Храмовник тогда убежал, а мы мирно побеседовали с княгиней до самого прихода слуги, объявившего, что визит моего мужа закончился. Бат ждал в общих покоях. Он радовался полученному разрешению на покупку дома, но чувствовал, что со мной что-то случилось, и первым делом тревожно посмотрел в глаза. Не потребовалось слов, чтобы поведать ему о встрече с Храмовником. А, когда мы выходили из дворца, то увидели, что храмовые служители снуют туда сюда в большом волнении. Бат остановил одного и узнал, что беспокойство вызвало внезапное недомогание Главного Прорицателя.

«Надеюсь, он полностью лишился своего Знания», – шепнул мне тогда муж, но я чувствовала, что это не так. Видимо, кое-что из насланного на меня все же достигло цели, потому что страшная тревога за Ярами заставила потребовать немедленного отъезда. Сама не знаю отчего, но во мне вдруг появилась твердая уверенность, что Храмовник быстро восстановится и непременно захочет отомстить!

Девочка тогда гостила в Илланде у моих родных и обожала смотреть представления бродячих фокусников и актеров, которые часто наезжали в те края. Когда мы с Батом примчались, едва не загнав всех лошадей, она как раз пребывала под впечатлением от очередного увиденного представления и обмолвилась, что ничего в жизни так не хочет, как кочевать в кибитке и выступать на сцене. Бат на её слова рассмеялся, а я задумалась. Уж если Храмовник где-то и будет искать мою дочь, чтобы сорвать на ней свое зло, то только не среди бродячих актеров.

Рагор должен помнить, в каком волнении я привела к нему Ярами. Это было нелегкое решение, но почтенный старец показался мне достойным доверия… Странно только, что я, Знающая, не распознала в твоих, якобы привязанных крыльях, настоящие…

– Это оттого, что я слишком долго выдавал их за свой «костюм бога», – улыбнулся Рагор. – Боюсь, что и думать о них стал так же…

– Да, наверное, – согласилась Су-Сума. – Но, если мне Рагор просто внушал доверие, то Ярами не сводила с него восхищенного взгляда. Возможно, как все дети, она сразу увидела в нем то, что даже для меня осталось скрытым. И вопрос был решен!

Родные мои не возражали против такого решения. Что-то смутно подсказывало нам, что это правильно. Но тогда мы думали лишь о спасении Ярами, и никак не могли предположить, что Последний стоит всего в двух шагах от нас! Ведь он уже был в твоей труппе, Рагор?

– Да.

– Я так и думала!

Су-Сума в волнении забегала по залу.

– Знать бы раньше, знать бы раньше! – повторяла она. – Ведь Бат тогда приставил к труппе свих людей для охраны, и они несколько лет исправно сообщали, что все хорошо, все спокойно… А потом пришло одно тревожное известие, за ним другое… Но они пришли в самый разгар таких событий, что я не придала им должного значения!

Су-Сума остановилась, перевела дух и посмотрела на старцев.

– Я говорю о вас. О тех днях, когда, словно гром среди ясного неба, начали докатываться до нас слухи о том, что боги и демон, один за другим, покидают свои насиженные места!

Представляете, что мы чувствовали! А следом и того больше – нашелся перстень с душой Мельника! Разве могла я среди всего этого придавать значение тому, что какой-то незнакомец расстроил одного из актеров труппы, с которой путешествовала Ярами, а потом сама расстраиваться из-за того, что тот же актер заболел после инцидента в каком-то крошечном поселении. Единственное, что взволновало меня в этих сообщениях, было то, что Ярами, вместо того, чтобы мчаться, подобно всем Знающим, в Заретан, осталась ухаживать за заболевшим актером где-то на границе с Литиайей…

Впрочем, возможно я и заехала бы за ней. Все равно мы с Батом уже собрались в дорогу. Просто, вместо пути на Уиссу избрали бы более долгий путь через Литиайю. Но тут я услышала зов. И зов этот был от Кресса!

Никогда прежде, с того дня, как пираты посадили нас с Ярами в лодку, не обращался ко мне мыслями мой сын. Он словно боялся чего-то, обрывая сам себя на полуслове. А мне мысленные обращения к нему не приносили ничего, кроме горя и разочарования.

Но этот зов просто испугал. Я даже не поверила сначала, что слышу призыв Кресса – таким жалким и обессиленным он был. И шел этот зов из Уиссы. Вот и пришлось нам с Батом заезжать в Мериттею, вместо того, чтобы спешить сюда, к «расцвету» перстня. И первое, что мы услышали в столице, был слух о пленении знаменитого пирата и скорой его казни.

Странные чувства вызвало у меня это сообщение. С одной стороны, Кресс, такой, каким он стал к тому моменту, уже не был мне сыном. Это был человек, которого я совсем не знала и, честно говоря, не стремилась узнать. Но, с другой стороны, маленький мальчик, бывший когда-то моим сыном, оставался жить в сердце. И, ради этого мальчика я решила повидаться с Крессом.

Бат считал, что это лишнее, что мне его не спасти, ни от порчи, разъевшей душу, ни от грозящей казни, и был, конечно, прав. Но.., я все же осталась.

Имя мужа хорошо было известно Правителю. Оно открыло двери во дворец, где Ману-Хатт очень любезно выслушал мою историю, и с пониманием отнесся к просьбе повидаться с сыном. Он только предупредил, что поговорить мы не сможем. Но Знающей слова и не были нужны. Тем более, что, увидев Кресса, я и сама лишилась дара речи. Связанный, избитый валялся он на полу грязной камеры, но даже в таком состоянии пытался принять вид гордый и независимый. Он не боялся смерти, не раскаивался и не ждал спасения. От боли тоже уже не страдал, зато в себя не мог придти от ненависти к какому-то Хаме, к собственным людям, выдавшим его, обессиленного, Уисским властям, и от того, что оказался слабее и теперь никогда не сможет поквитаться!

Честно говоря, слушая сына, я не могла понять, зачем я здесь? Тот маленький мальчик, ради которого я пришла, жил оказывается только в моем сердце. В самом Крессе от него ничего не осталось. И человек, корчившийся передо мной на полу от ненависти, не находящей выхода, был совершенно чужим.

И вдруг, о чудо! Сквозь весь злобный хаос его мыслей я разобрала воспоминания о вас, Табхаир, Одинг и Углет. Попросила Кресса вспомнить поподробнее и узнала, что все вы собрались вместе и направляетесь в Уиссу, несомненно, затем, чтобы встретиться с отшельником.

Как же обрадовалась я в первое мгновение! Но уже следующая мысль повергла меня в отчаяние. Неужели вся моя миссия свелась к тому, чтобы дать миру злобного пирата, который перед концом своей беспутной жизни всего лишь укажет, где находятся боги, демон и отшельник! И безмерная жалость к этому поверженному человеку, бывшему когда-то моим маленьким сыном, затмила все остальные чувства. Пусть ему не суждено было стать Последним, но и тем, кем он стал, Кресс тоже не должен был быть!

Видимо, эта жалость была столь сильной и столь искренней, что позволила проникнуть в самые сокровенные мысли сына…

Су-Сума снова замолчала и задумчиво посмотрела куда-то, сквозь всех присутствующих, словно там, куда она смотрела, ей заново привиделась и грязная и камера, и безмолвно разговаривающий с ней Кресс.

– Даже не знаю, как объяснить вам словами то, что я тогда почувствовала. Мой сын пылал ненавистью ко всем, кого только ни вспоминал, но вас он не ненавидел. Он очень хотел этого и не мог… Вся ненависть улетучивалась, словно пыль, сдуваемая восхищением перед вами. Я с удивлением увидела глубоко запрятанную мысль о том, что, возможно, вы все-таки боги… И, даже не мысль, а надежду! Как в детстве, когда весь мир кажется волшебным, и любое чудо возможно! Прежний маленький мальчик, хватаясь за ваши образы, пытался выбраться наружу, и я, не веря своему счастью, протянула ему руки!

Несколько долгих часов в Мериттейской тюрьме, слой за слоем, снимала я шелуху и грязь, облепившие моего сына. Там было все – и глупая бравада, и пустое тщеславие, и ложные представления о храбрости и чести. Мой сын как будто рождался заново, а я, обретая его, испытывала такие же муки, как при родах! Это очень болезненно – пробираться сквозь собственный мрак. И мало кто, испытав первую боль, продолжал двигаться дальше. Еще болезненнее смотреть, как мучается твое собственное дитя. Но я не давала Крессу останавливаться. Мальчик, возвращающийся ко мне, был дороже любого Последнего, как бы ужасно ни звучало это в устах магголинки!

И мы победили!

Новый Кресс больше не заботился о том, чтобы выглядеть независимо и гордо. Он по-прежнему не каялся, не просил прощения и защиты, но теперь уже по другой причине… Он стал спокойным и мудрым… Он.., он просто пожелал мне счастья и.., и сказал.., сказал, что… Нет! Не могу!..

Су-Сума выдернула из-за пояса платок и выбежала на террасу, прижимая его к глазам.

Все неловко молчали.

– Что же там все-таки произошло? – спросил немного погодя Табхаир у Бат-Кана. – Я имею в виду на корабле, после нашего бегства? Неужели Хама уговорил пиратов сдать Кресса?

– Да.

Бат-Кан оторвал от жены сочувственный взгляд и повернулся к старцам.

– Кресс, как вы понимаете, ничего не мог объяснить, когда их нашли в вашей опустевшей каюте. Поэтому этот Хама без помех рассказал свою версию. Вроде бы ночью им явилась сама Сохмат, недовольная тем, как Кресс обошелся с богами, и мановением руки отсекла ему язык. Пленников она забрала с собой, а Хаме велела остаться и донести до пиратов её волю. Дескать, если они хотят получить обратно свои сокровища и вообще остаться в живых, то должны сдать Кресса властям ближайшей страны, а самого Хаму, после того, как он укажет им, где спрятаны сокровища, отвезти туда, куда он захочет.

– Вот гад! – прошипел Одинг. – Нужно было его все же придушить!

– Боюсь, его уже придушили, – мрачно заметил Табхаир. – И это лучшее, что могло произойти с «вестником» богини, который указал пиратам пустой тайник… Но, скажи, Бат-Кан, Кресса все же казнили? Когда мы встретили Су-Суму по дороге в Сануффу, она не выглядела убитой горем.

Бат-Кан покосился на террасу, где его жена все ещё вытирала слезы платком.

– Ману-Хатт тоже Знающий. Из тех Храмовников, которые уже давно сочувствуют магголинам. Он помог. Теперь Кресс служитель в Иссотхаворе. Ухаживает за алами уисских богов и пытается возродить в себе хоть какое-то Знание.

Табхаир хмуро пожевал губами.

– Что-то мне не очень верится в его перерождение. Я этого наглого красавца, как сейчас вижу! Чтобы сделать из него смиренного служку одной, даже самой Знающей материнской любви мало. Боюсь, как бы он не соврал и не прикинулся раскаявшимся.

– Ложь залегает неглубоко. Я вижу глубже, – раздался с террасы голос Су-Сумы.

Она уже справилась с волнением и теперь стояла на пороге зала.

– Вы ведь тоже пытались мне очень убедительно солгать там, на дороге, когда я вас встретила. Но в тайных глубинах ваших мыслей ясно читались и имена, которые вы так упорно скрывали, и то, что в Заретан вас влечет важная миссия!

– Это правда, – словно извиняясь, сказал Углет. – Но мы всего лишь шли за своим братом.

– За каким братом?!

Су-Сума и все присутствующие недоумевающими взглядами обвели старцев.

– Так вы все братья? – спросил Бат-Кан.

– И Рагор!.., – прошептала Су-Сума.

– Да, – важно подтвердил Табхаир. – Мы не боги, не демоны и не люди. Мы – орели со Сверкающей Вершины, которая венчает горы где-то между Абхией и Мэдой. У нас своя история, и она ни коим образом не связана с вашим ожиданием Последнего. Если все сложится хорошо, мы вам её с удовольствием расскажем. Но пока, поверьте на слово, мы шли в Заретан не ради перстня или Последнего, а потому что рассчитывали найти здесь Рагора и забрать его с собой.

– Но Нафин! – с отчаянием воскликнула Су-Сума. – Я же ясно видела, что он особенный! Это наложено на него, как печать!

– Ну да, – кивнул Табхаир. – Только особенность Нафина напрямую связана с нашей историей. Возможно, все здесь так плохо получилось оттого, что все мы запутались. Произошло досадное совпадение, и оно помешало вам рассмотреть тех, подлинных, кто был вам нужен.

– Нет! Нет!

Су-Сума сцепила руки и прижала их ко лбу.

– «Два бога, демон и отшельник», – пробормотала она. – Кто же это, как не вы?! Я могла ошибиться в Последнем, но не в вас!

– Я согласен с Су-Сумой, – вступил в разговор Книжник. – Все, что случилось, не могло быть простым совпадением. И то, что настоящий Последний всю жизнь рос и воспитывался возле вашего брата Рагора – тоже не случайность.

– И я так считаю! – горячо поддержал книжника Рагор. – Не люби я Гара, как родного, мало кто смог бы уговорить Табхаира остаться и помочь мальчику.

– Можно подумать все дело только в том, хочет или не хочет чего-то Табхаир, – проворчал Одинг. – У нас и свое мнение имеется. И, если оно кого-то интересует, то я скажу – нужно идти к Видару. Это мой воспитанник. Может, он не слишком умеет убеждать словами, но зато мечом убедит кого угодно. И не говорите мне, что это плохо! Сейчас главное спасти этого вашего Последнего, а уж какой ценой он будет спасен – дело десятое! Зато потом, когда Гар прочтет все, что нужно, наступят времена всеобщего благоденствия!..

– Но он не сможет прочесть! – воскликнула Су-Сума. – Книга украдена!

– Ничего, – не смутился Одинг. – Скажем Видару и об этой беде. Уверен, уже завтра все книги Заретана будут лежать у ваших дверей.

Книжник печально покачал головой и хотел что-то сказать, но тут вмешался Рагор.

– Нет, нет, так нельзя! Если радорги возьмутся за дело, то жертв не избежать. А Гар.., я его знаю – он жить дальше не захочет, если узнает, что ради его спасения пролилась чья-то кровь!

– Ну, тогда мне нечего больше предложить, – развел руками Одинг. – А ты, Табхаир, чего молчишь? Умных мыслей в голову не приходит, или по-прежнему считаешь, что это не наше дело и не хочешь пошевелить мозгами?

– Я шевелю ими с того самого момента, как мы решили остаться, – без прежней сварливости заметил Табхаир. – Но мне хотелось бы кое-что прояснить. Зачем, например, Сон бросил бесценный перстень в море? И какой силой обладает корона Ваннаанских царей?

Сказав это, старец предостерегающе посмотрел на братьев и Нафина, и те сразу поняли, что Табхаир пока не хочет раскрывать местоположение древней реликвии. Кто знает, может, появление короны только ухудшит положение Гара. Но, если окажется, что нет… В сердцах орелей загорелась надежда. Корона – это шанс! Вполне возможно, что с её помощью они Гара и спасут!

– Я отвечу на твои вопросы, Табхаир, – сказала Су-Сума. – Хоть это и непросто будет изложить в двух словах. Дело в том, что все годы правления династия Ваннаанских царей пыталась поддерживать в людях желание дождаться Последнего. Правда, для Незнающих пришлось представить его приход, как появление сильного и мудрого Владыки, который сумеет призвать Праотцев, нас создавших. Это обычные люди почему-то понимали лучше всего. Отсюда и легенда о перстне, как о символе власти. Но он был слишком непохож на «царский» перстень, потому цари и создали корону, которая своим «богатым» видом уравновешивала бы простоту перстня. Сама же по себе корона никакой силы не имеет.

Ваннаанские цари вообще много сил и изобретательности положили на то, чтобы развить в людях стремление к Изначальной Жизни. Здесь до сих пор имеют некоторое представление о Звездных Душах, и ни один бог толком не прижился. А тот, которому построен Заретанский храм – относительно недавнее порождение Храмовников, наконец, проникших сюда, после смерти Сона и потери перстня.

Они вообще давно стремились опутать своим влиянием Ваннаану. Один раз, именно при Соне, так близко подобрались к трону, что молодому царю, только-только принявшему власть, пришлось бы туго, не будь он Знающим, или обладай чуть меньшей силой. Ему и так пришлось скрываться в Уиссе какое-то время, а перстень тогда едва не выкрали. Чтобы спасти его, Сон и бросил бесценную реликвию в море. Ему ведь, как никому другому было известно, что камень всегда возвращается в Заретан.

Табхаир задумчиво потер подбородок.

– Но я слышал, что перстень исчезал из Ваннааны дважды, – заметил он.

– Откуда ты это знаешь? – удивилась Су-Сума.

– Книжник проболтался.

– Я?!!!

Книжник удивленно вытаращил глаза.

– Не помню, чтобы мы вообще говорили о перстне!

– Нет, было, – поддержал Табхаира Нанн. – Я тоже помню, как ты говорил, что перстень исчезал и возвращался дважды… Вспомни, это было, когда мы интересовались, как скоро он «расцветет». И Саазар, и Илозар с Харазаром тогда присутствовали.

Книжник обернулся на купцов, и те нехотя кивнули, подтверждая слова старцев.

– Так, что ты скажешь по этому поводу? – спросил Табхаир у Су-Сумы. – Когда и в связи с чем это случилось?

Женщина горько вздохнула.

– Стыдно вспоминать о таком. И, хотя со времен той давней истории прошли века, ни один, даже сейчас живущий, магголин вины с себя не снимает.

Это случилось в пору самых непримиримых разногласий между магголинами и Храмовниками, спустя всего несколько десятилетий после захвата Башни. Большая часть уцелевших Знающих ушла в далекую Песчаную страну к трем Домам Праотцев, возле которых уже расселился целый народ. Это был первый опыт сосуществования с «дикими» людьми, и тогда Знающие с удивлением поняли, что и утратившие Разум способны вернуть себе Знание, хотя бы частично. Прожив несколько столетий без войн и катастроф, в разумно устроенном государстве, люди оказались очень близки к тому, чтобы самими создать свою Изначальную Жизнь.

Но будущие Храмовники так не считали. Они не верили в «дикарей» и искали случая доказать, что жестокость и дикие инстинкты рано или поздно возьмут верх.

И, надо же было такому произойти, что случай не заставил себя долго ждать!

В Песчаной стране появился молодой царь с такой чистой душой, что магголины преисполнились надеждой на скорый приход Последнего. Их надежды переросли в уверенность, когда юный Правитель пожелал посетить Ваннаану, где только-только начал отстраиваться Заретан. Все, кто верил, устремились к Древним Вратам, чтобы не пропустить знаменательное событие. Оставшийся в единственном числе перстень достали из тайника, в котором его скрывали, Книгу Уложений вот-вот должны были доставить… Но, увы! Из своей столицы царь не выехал. Его убили. И похоронили так быстро и тайно, что могилу до сих пор не нашли.

– Почему же магголины винят себя? – не понял Табхаир.

– Они слишком обрадовались и поторопились. Разнесли по всему свету, что Последний вот-вот явится, забыли об осторожности,… точнее, совсем о ней не думали, и в результате, юноша погиб, а перстень был украден в те горестные дни, когда магголины переживали смерть того, кого они считали Последним.

– Кто же его убил? – спросил Углет.

Су-Сума печально вздохнула.

– Говорят, его министры. Что-то там из-за власти… Храмовники тогда еще больше сплотились в своем нежелании признавать «дикарей», и ряды их значительно пополнились.

– А перстень? Зачем же его украли? И, как он вернулся? – поинтересовался Одинг.

Су-Сума пожала плечами.

– Не знаю. И никто не знает. Перстень просто исчез, и какое-то время его никто не видел. А потом он вернулся, но как – никто толком не ведает до сих пор. Про это разное говорят. Есть даже история о том, что однажды мимо Древних Врат проходил караван, и белоснежный верблюд выплюнул перстень прямо к ногам первого Ваннаанского царя… Но это, конечно, сказки. Зато, о причинах, по которым перстень украли, говорили много, и небезосновательно подозревали Храмовников. Вроде бы могила юного царя Песчаных земель запечатана такими страшными заклятиями, которые по силам только очень и очень Знающим. Скорей всего, этими заклятиями хотели добиться того, чтобы светлая душа царя так и осталась в могиле на все времена. А, кому это было нужнее всего, как не Храмовникам! Вот они и выкрали перстень – надеялись, наверное, извлечь из него дополнительную силу для своих заклятий.

– Неужели это они и убили, а вину свалили на министров? – ужаснулся Углет.

– Нет, нет, что ты!

Су-Сума даже побледнела.

– Ни один Знающий не может убить. Самое худшее, что делают Храмовники – это выискивают поводы для людей, чтобы они сами убивали друг друга. Но даже Храмовник не отнимет жизнь своими руками!..

– А какой же силой может наделить перстень? – спросил Табхаир. – Раз он такой могущественный, не было ли расточительностью укрывать его столько лет?

– В перстне нет дополнительной силы, – печально сказала Су-Сума. – Её мог бы, наверное, вызвать Последний, но… Не знаю. Это из области Высших Знаний, которыми сейчас никто из живущих на земле не владеет. Может быть, потому перстень и вернули, когда ничего не смогли от него добиться. А во второй раз его просто хотели уничтожить. И я не удивлюсь, если узнаю, что наш Главный Прорицатель имеет к этому отношение.

Одинг быстро прикинул в уме и присвистнул:

– Выходит, этот раскрашенный тип старше нас!

– И намного, – подтвердила Су-Сума. – Кое-кто из Знающих считает, что Прорицатель был мальчиком в те времена, когда «дикари» захватывали Башню! Доказательств этому нет, но, если это правда, то Храмовник нашел способ обрести бессмертие, а, значит, вернул себе Знание и стал равен Праотцам!

– Зачем же ему Последний? – удивился Нанн.

– Ах, я не знаю! – Су-Сума в отчаянии заломила руки. – Храмовник так ненавидит людей, что может пойти на любую крайность!

– Но не убьет же он его?! – ипуганно спросил Углет. – Ты сама только что сказала, что ни один Знающий жизнь не отнимет!

– И это единственное, что еще оставляет мне надежду! – подхватила Су-Сума.

Все невольно переглянулись. Действия Храмовника сегодня утром на площади были довольно решительными и выглядели тщательно подготовленными. Да и наглая кража книги вдруг показалась всем не просто отчаянной попыткой помешать её прочтению, а частью выверенного плана, направленного на нечто большее, чем просто помеха Последнему. Кто знает, вдруг выполнение этого плана для Храмовника столь важно, что он поступится собственными принципами.

Взоры всех присутствующих обратились к Табхаиру. Показалось, или он действительно намекал на то, что нашел какой-то выход?

Старец с кряхтением поднялся.

– Дай-ка, Нафин, мою котомку, – сказал он. – Она там, с вещами Одинга. – И, обернувшись к Су-Суме, прибавил: – Сейчас я все объясню и изложу вам свой план.

Нафину не составило труда отыскать самую большую котомку среди их вещей, деликатно сложенных в уголке. Он передал её Табхаиру, и старец с тяжелым вздохом извлек на свет то, что юноша всегда называл про себя «ведром с украшениями».

Все онемели.

Купцы, Су-Сума, Бат-Кан и Книжник, не веря собственным глазам, смотрели на реликвию точно загипнотизированные. А драгоценное «ведро», слегка покачиваясь, рассыпало вокруг себя разноцветные искры.

– Она нашлась! – выдохнул кто-то.

– Да, нашлась, – небрежно ответил Табхаир. – Нашлась на том самом островке, драгоценности которого ты, Су-Сума, так неосмотрительно когда-то отвергла. Там же был и перстень. Это я бросил его в море, чтобы проверить, вернется ли он в Заретан, или не вернется.

Су-Сума и Книжник медленно переглянулись.

– Так ты что, никогда не рассказывала Морготу о Знающих? – спросил Книжник.

– Нет, никогда, – почти шепотом ответила Су-Сума. – Я боялась признаваться даже в том, что магголинка. Он мог решить, что я привлекла его колдовством.

– Но это же не так!

– Не знаю… Сейчас уже не уверена. Я тогда так сильно в него влюбилась, что вполне могла.., неосознанно…

Книжник с сожалением покачал головой.

– Столько времени мы ничего не знали… А ведь, если бы корона и перстень оказались у нас, насколько проще все было бы!

– Ничего бы не было! – уверенно сказала Су-Сума. – Все происходит так, как и должно происходить. Если что-то заставляло меня молчать, значит, так было нужно. И, поверь, Книжник, это «что-то» гораздо сильнее, чем мои «хочу – не хочу». Ты прекрасно знаешь, что даже плод не падает с дерева, пока окончательно не созреет. Так же и важные события – ни одно не должно случаться прежде положенного срока, до того, как будут готовы все его составляющие. И коль уж было суждено, что перстень и корону найдут именно эти люди, то они их и нашли! И поступили с ними так, как это было необходимо.

Су-Сума отвернулась от Книжника, которому нечего было возразить, и с надеждой обратилась к Табхаиру.

– Говори же скорее, что ты придумал! Мы заранее все принимаем!

Табхаир поставил корону на столик возле блюда с фруктами и слегка наклонил голову, словно любуясь игрой камней.

– Все проще простого, – сказал он с плохо скрытым самодовольством. – Учитывая то, что я сегодня услышал об этой вещице нам всего лишь нужно найти способ передать её Гару. А, когда весь сброд, который сегодня так несносно орал на площади, снова соберется, чтобы послушать приговор, молодому человеку останется только просто показать её. Думаю, одного вида короны будет достаточно, чтобы «дикари» признали в Гаре своего ожидаемого Правителя… Впрочем, чтобы не полагаться на случай, хорошо если бы кого-нибудь из толпы вдруг посетило «озарение» и он объяснил бы остальным, что Гар не отнял у них счастье, а наоборот – пришел, чтобы дать его, а перстень своим лучом указал на юношу именно как на носителя этого счастья. Уверен, толпа сменит гнев на милость, а вашему Прорицателю ничего другого не останется, как смывать краску с лица более искренними слезами бессильной ярости.

– Прекрасно! – воскликнула Су-Сума.

– Ужасно, – скривился Одинг. – Где, по-твоему, несчастный узник сможет спрятать это ведро, чтобы незаметно пронести его на площадь?

– Об этом я позабочусь, – тонко улыбнулся Табхаир. – Как позабочусь и о том человеке, который внезапно «прозреет» на площади. Но только сделаю это сам, не посвящая никого в подробности.

– Ничего себе! – взвился Одинг. – А нам, что прикажешь?! Сидеть и ждать, сложа руки?

– Идеальный был бы вариант, – вздохнул Табхаир. – Но, похоже, невыполнимый.

– А мне тоже нравится идея с короной, – выступил вперед Бат-Кан. – Действительно, для местных жителей и одного её вида в руках Гара будет достаточно, чтобы уверовать в его избранность. Поэтому я не стану спрашивать почтенного Табхаира, как он собирается передать реликвию. И, хотя по лицу его вижу, что такая возможность есть, тем более не спрашиваю, чтобы не спугнуть удачу и сохранить наши мысли в полном неведении. Думаю, все согласятся, что это разумно. Мы, Знающие, еще сможем защититься от проникновения в них Храмовника, но смогут ли то же сделать остальные? Нам и так остается уповать на то, что Прорицатель первым делом начнет читать наши мысли и просто не успеет добраться до Табхаира…

– Но нам-то, что делать?! – не унимался Одинг.

– Ждать, – коротко бросил Бат-Кан. – Вам – только ждать. А вот нам, полагаю, дело найдется. Не будем рассчитывать только на план почтенного Табхаира – мало ли что. Я со своей стороны попытаюсь попасть к Заретанскому князю. Говорят, он внезапно заболел. Но ведь не умер! И власть все еще в его руках. Во всяком случае, так считают все жители столицы, и я не думаю, чтобы Главный Прорицатель решился открыто выступать против законной власти. А, если получится убедить князя, что Гар не опасен, то есть надежда вывезти Последнего в Анхкор, где и будем искать способ вернуть Книгу Уложений. Но это сделать проще. Без Последнего Книга Храмовнику вряд ли будет нужна. Прочитать её невозможно, уничтожить тоже… Разве что не отдавать из упрямства… Но на этот случай у меня тоже кое-что есть… В общем, решаем так – Книжника, Харазара, Илозара и Саазара я попрошу узнать, что сталось с Мароном. Он мой давний соратник и друг, хоть и носил скромное звание слуги. Прорицатель использовал его, но теперь, скорей всего, бросил на произвол судьбы за ненадобностью. Я же не могу оставить друга один на один со своей совестью. Зная Марона, боюсь, как бы он не наделал глупостей. Вас, уважаемые старцы, и тебя, Нафин, прошу только об одном – думать, как можно меньше обо всем, что мы будем предпринимать. А Су-Суму, мою возлюбленную жену Су-Суму умоляю ни в коем случае не пытаться связываться с Храмовником! Я понимаю, милая – ты сейчас в бешенстве, и тебе кажется, что силы твои выросли неизмеримо, но это не так! Вспомни, как опасно поддаваться минутному порыву. Твоя сила может обернуться против тебя же. Займись Ярами. Ей сейчас особенно важны забота и внимание.

Лицо Су-Сумы залилось краской.

– Своей дочери я могу помочь только одним – спасти Гара! – воскликнула она. – Всю жизнь прожить с уверенностью, что мне предстоит привести к людям Последнего, и, в тот момент, когда нужны решительные действия, сидеть и просто ждать?!!! Бат! Я поверить не могу, что ты предлагаешь такое всерьез!

– И, тем не менее, я предлагаю именно это, – мягко, но решительно ответил Бат-Кан. – Твои силы нам еще понадобятся, когда Гар будет на свободе. Храмовнику удалось испортить момент прихода Последнего, и, если князь выпустит его просто так, до приговора, нужно будет это как-то исправлять.

Су-Сума расстроено опустила голову.

– Но неужели же мы ничем не можем помочь? – спросил Рагор. – Мои актеры тоже могут пойти к Заретанскому князю и объяснить, что их товарищ ничего дурного не замышлял.

– Нет, – отрезал Бат-Кан, – вы не можете идти к князю. Его «болезнь» явно вызвана желанием отдалить законного правителя от незаконных дел, чтобы не мешал безнаказанно творить их. Вас даже на порог не пустят. А я здесь, как представитель Верховного Владыки Анхкора. Меня Заретанский князь не сможет не принять, разве что действительно умрет. Владыка прислал целый отряд проследить, чтобы с Последним ничего не случилось. В противном случае, меня наделили полномочиями предложить князю военный союз против литиайцев или радоргов, если Ваннаана захочет, наконец, избавиться от захватчиков.