Текст книги "Мне нравится, что Вы больны не мной. Лучшие стихи и биография"

Предсмертные записки Марины Цветаевой

Записка Асеевым

Дорогой Николай Николаевич!* Дорогие сестры Синяковы!* Умоляю вас взять Мура к себе в Чистополь – просто взять его в сыновья – и чтобы он учился. Я для него больше ничего не могу и только его гублю. У меня в сумке 450 р. и если постараться распродать все мои вещи. В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттисками прозы. Поручаю их вам. Берегите моего дорогого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите как сына – заслуживает*. А меня – простите. Не вынесла. МЦ. Не оставляйте его никогда*. Была бы безумно счастлива, если бы жил у вас. Уедете – увезите с собой. Не бросайте!

«Дорогой Николай Николаевич!»

Николай Николаевич Асеев (1889–1963). Начинал поэтом-футуристом, вместе с Маяковским и Пастернаком. Но к середине 1930-х годов освоил жанр соцреализма, активно писал гражданскую лирику. В советское время стихи Асеева наряду с произведениями Маяковского, Багрицкого входили в состав школьных хрестоматий в качестве образцов «революционной гражданской лирики». По одной из версий, именно Асеев, обладавший значительными связями и средствами, отказался помочь Марине Цветаевой перебраться из Елабуги в Чистополь. Ариадна Эфрон в своей переписке с Пастернаком напрямую его в этом обвиняла.

«Дорогие сестры Синяковы!»

Знакомые Марины Цветаевой по эвакуации, родственницы жены Николая Асеева, помогавшие ей.

«Любите как сына – заслуживает».

После переезда в Ташкент Георгий пользовался помощью многих эвакуированных туда писателей. Большинство из них через некоторое время прекращали с ним отношения. Анна Ахматова в открытую обвиняла Георгия не только в эгоизме, но и в смерти матери.

«Не оставляйте его никогда».

Николай Асеев хлопотал о том, чтобы устроить Георгия Эфрона в интернат для родственников писателей, затем – чтобы отправить его в Москву, позже – в Ташкент. Но об усыновлении речь не шла: Георгию было шестнадцать, он был практически совершеннолетний.

Записка эвакуированным, тем, кто прибыл вместе с ней в Елабугу

Дорогие товарищи! Не оставьте Мура. Умоляю того из вас, кто сможет, отвезти его в Чистополь к Н. Н. Асееву. Пароходы – страшные, умоляю не отправлять его одного*. Помогите ему с багажом – сложить и довезти. В Чистополе надеюсь на распродажу моих вещей. Я хочу, чтобы Мур жил и учился. Со мной он пропадет. Адр. Асеева на конверте. Не похороните живой! Хорошенько проверьте*.

«Пароходы – страшные, умоляю не отправлять его одного».

На пароходах перевозили мобилизованных, по дороге многие пили, очень сильно.

«Не похороните живой! Хорошенько проверьте».

Судя по воспоминаниям очевидцев, эта просьба была выполнена. Марину Цветаеву похоронили на елабужском городском кладбище. На ней был тот же самый фартук, в который она была одета, когда свела счеты с жизнью. В кармане фартука гробовщик обнаружил миниатюрный блокнот, который через много лет передал ее близким. В блокноте имелась одна запись – «Мордовия». Именно там находилась в тот момент Ариадна Эфрон.

Осенью 1941 года неподалеку от места захоронения Цветаевой были похоронены еще несколько скончавшихся в эвакуации писателей. Позже эта информация помогла установить ту сторону кладбища, где была ее могила. Но к концу 1941 года она была потеряна. В частности, переводчик Михаил Лозинский, тоже эвакуировавшийся с семьей в Елабугу, попытался по просьбе Бориса Пастернака разыскать это захоронение, но так и не смог, о чем и сообщил в письме.

Записка сыну

Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але – если увидишь – что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик.