Текст книги "Замуж за Черного Властелина, или Мужики везде одинаковы"
Автор книги: Марина Рыбицкая
Жанр: Попаданцы, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Карамболина, Карамболетта!
У ног твоих лежит блистательный Париж!
Бедные гости лишились аппетита и принялись зажимать уши. Опьяненную свалившимся успехом, меня это не беспокоило. Медленно, но неуклонно приближалась я к конечной цели путешествия. Жаба это тоже поняла и ощутила угрозу своему положению, потому что затрясла Кондрада и заголосила, показывая в мою сторону:
– Немедленно арестуйте ее за недостойное поведение!
– Счас! Как бы не так! А дипломатический скандал не хочешь? – парировала принцесса Лайе, ускоряясь. Когда Кондрад наконец соизволил отреагировать на крики своей склизкой милашки, я уже возвышалась на столе перед ним. Пока он заинтересованно разглядывал мои ножки, я недолго думая прыгнула ему на руки и сунула под нос кадило. И тут же одновременно произошло еще несколько событий…
Откуда-то нарисовались мои ребята во главе с Дерриком и кастри… извините, блокировали пути отхода лорду Вайдеру, псевдобрату леди Ангиалы, и еще пяти лордам. За спиной самой Жабы вырос Кайл. Он своими могучими ручищами поднял одуревшую от ужаса леди и запихал ее в дурно пахнущую помоями бочку, до этого плотно прикрытую крышкой.
– Как жаль, что вы наконец-то уходите, – проводила я ее взглядом, старательно окуривая Кондрада дымом. Глаза у Черного Властелина стали проясняться, он потряс головой и осведомился с изумлением:
– Что здесь происходит?
– Что-что, – ворчливо отозвалась я. – Спасаем мы тут тебя дружной компанией. А то пригрел, понимаешь, на своей груди… Ты вообще в курсе? – что на своей груди пригреешь, то всю жизнь шипеть и будет. Не знал? Пользуйся! Дарю!
И сползла с его колен, направляясь к двери и прихлебывая по дороге винишко. Что-то я очень устала за сегодняшний день.
– Почему ты в таком странном виде? – не нашел ничего лучшего, как спросить очевидную глупость Кондрад.
– По кочану! Жертвам парфюмерной промышленности я принципиально не отвечаю, – продолжала я двигаться к двери.
– Илона, ты опять дерзишь! Сколько можно мне в душу плевать? – вызверился Кондрад, морщась от неприятного запаха.
– Я? Тебе?! В душу?! Я туда не доплюну! – поведала я ему и скрылась за дверью.
Если вы думаете, что Илона с чистой совестью отправилась спать, то вы плохо меня знаете! До кондиции мне было еще далеко, и я, нимало не смущаясь, двинулась в направлении винного погреба, приплясывая и подпевая:
Пятнадцать человек на сундук мертвеца,
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Пей, и дьявол тебя доведет до конца.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!..
– Ваше высочество, вам помочь?
– Герцогиня, может, доставить вас в покои?
– Давайте я поддержу вас, миледи!
Ага! Фиг вам с добрыми глазами! Я бодро разгоняла по дороге всех слуг со скоростью, достойной душевнобольного. Они провожали меня расширенными от удивления глазами. Как я их понимаю! Если бы встретила подобное грязное, босое, взъерошенное, полуголое чудо на пути, точно бы покрутила у виска пальцем. Но я чудо, подобное себе, не встретила и обреталась в прекрасном настроении, стуча от всей души кубком по стенам, вазам, дверям, статуям, доспехам и прочему. Развлекалась я таким образом до тех пор, пока дорогу мне не заступила Ниала. Та гневно смотрела на меня уничтожающим взглядом, уперев руки в бока.
– Нам не страшен серый волк! – сообщила я и попыталась обойти преграду в ее лице, но была коварно схвачена. Оказавшись в капкане рук, вздохнула и поведала миру:
– «Приплыли! – сказала Красная Шапочка и почесала свою волосатую грудь».
На Ниалу мое выступление не произвело ни малейшего впечатления. Она лишь покрепче стиснула меня и куда-то потащила. Мне именно туда не хотелось, пришлось выкручиваться с применением силы, выкрикивая лозунг:
– Свободу Юрию Деточкину!
– Ты что творишь! – рассердилась старушка, поняв, что удержать меня не удастся.
– Я не творю, я вытворяю! – поправила ее невменяемая аристократка в моем лице, добавляя: – Можете топать к своему Кондраду, он уже в адеквате!
– Деточка моя, у тебя получилось! – умилилась пожилая женщина и собралась заново заключить меня в объятия. На нежности меня сегодня не тянуло, пакости были ближе моей душе. Отодвинувшись на приличное расстояние и зорко следя, чтобы оно не уменьшалось, предупредила:
– Но-но, без глупостей!
– Да что с тобой? – изумилась Ниала, следя за моими маневрами.
– Что со мной? – делано поразилась я. – Да сущая мелочь! Никто из вас даже не поинтересовался, каково мне. Вы лишь квохтали: «Ах, Кондраду плохо! Ах, его нужно срочно спасти! Иди, Илона, спасай Властелина!» И пихали меня на передовую. Никому из вас в голову не пришло спросить, как я себя чувствую, не скучаю ли по семье и что-нибудь еще. А поскольку меня не спросили, то придется ответить самой. Сообщаю. Мне все это до чертиков надоело! Я устала и желаю отдохнуть, пока вы меня еще куда-то не запихали и не потребовали очередного подвига. Оставьте меня в покое!
Высказавшись подобным образом, я гордо развернулась и пошлепала в сторону винного погреба под ошарашенным взглядом Ниалы, не забывая аккомпанировать себе стуком кубка по стенам и завывая:
Добравшись таким макаром до места назначения, я обозрела ряды бочек и принялась дегустировать вино. Где-то на седьмой или восьмой дегустации ноги отказались меня держать. Обругав предателей нехорошими словами, я плюхнулась рядом с бочкой, чтобы далеко не ходить за добавкой, и продолжала целеустремленно надираться. Зачем? Потому что я начинала киснуть. А чтоб не киснуть, надо квасить! Вот я и квасила от души в одну душу.
И надо вам сказать, неплохо так пошло. Вскоре все уже казалось в розовом цвете, и «белочка» подкрадывалась все ближе и ближе. Поскольку я уже допилась до той стадии, когда желателен собутыльник тире собеседник, то ее присутствию несказанно обрадовалась и пригласила:
– Присоединяйся! Тут всего много! – и обвела широким жестом погреб. От размахивания руками меня малость повело, и новая собутыльница резво поймала мое неустойчивое в пространстве тело. И тут я выяснила, что у белой горячки чрезвычайно знакомые зеленые глаза. Это показалось мне подозрительным, и я глубоко задумалась. Но это неблагодарное занятие мне быстро надоело. Помахав перед собой ладошкой и проверяя, не почудилось ли мне, я неуверенно спросила:
– Ты кто?
– По-моему, тебе хватит пить, любимая, – сообщил мне глюк мужским голосом и попытался отобрать кубок.
Счас! А я так и отдала! Размечтался, наивный.
– Это по-твоему – хватит, а по-моему – нет! – категорично отвергла я предложение и прижала посудину покрепче к груди. Ну ладно, к подобию груди, если честно. Но не будем о печальном. Я уж было собиралась взгрустнуть, как до меня дошло:
– Ты как меня обозвал? Может, хватит издеваться?
– Я не издеваюсь, в отличие от тебя, а говорю правду, – спокойно поведал мне Кондрад, все еще держа меня на руках.
– Да? – чрезвычайно удивилась я и начала вредничать: – А почему я тебе не верю?
– Совсем? – ласково поинтересовался мужчина и как-то крепко прижал меня к себе. Воздух из меня вышел, но обратно почему-то не зашел. Видимо, все было занято вином и алкогольными парами. Но без воздуха стало невмоготу, и я ущипнула Кондрада куда пришлось. А пришлось, видимо, на чувствительное место, так как он возмущенно выругался, но хватку ослабил.
Благодатный воздух все-таки в меня проник, и, отдышавшись, я гордо заверила его:
– Совсем! – И попыталась спастись бегством. Что занятие это бесперспективное, я поняла после десятой попытки спрыгнуть с его рук. Или одиннадцатой? Честно говоря, их было так много, этих попыток… я сбилась со счета. Когда, пыхтя от возмущения, девушка взяла тайм-аут и задумалась о своей дальнейшей судьбе, Кондрад спросил:
– Успокоилась?
– Нет! – не желала сдаваться горе-пьяница, тщетно поправляя слезшую на нос диадему.
Мужчина предпринял еще одну героическую попытку достигнуть консенсуса:
– Поговорить не хочешь?
– Я от тебя ваще ничего не хочу! – отвергла я его предложение мира, продолжая сражаться с диадемой.
– Почему?
– Потому что я тебе не верю.
– Да почему, черт тебя подери!
– Потому что не желаю иметь с тобой больше никаких общих дел.
– Гр-р-р! Илона, объясни, чем я тебя не устраиваю!
– Эт-то вс-сегда пожалуйста. Ты ненадежный, непостоянный, самоуверенный тип. Ты меня игнорируешь и постоянно обламываешь.
– Это все? – напряженным голосом поинтересовался Кондрад, когда я сделала передышку в перечислении его недостатков.
– Нет! – уведомила его я. – Сейчас вот скон… сконцентрируюсь и добавлю!
Ждать он не стал и закрыл мне рот поцелуем. И что я говорила?! Постоянно дразнит и обламывает! Такой произвол я вынести не могла и укусила его за губу, больно, до крови. А нечего себе воображать, будто я ему на шею буду кидаться при каждом удобном для него случае!
Кондрад отодвинулся от моего лица и, не вытирая сочащуюся тонкой струйкой кровь из прокушенной губы, прорычал:
– Ты сама напросилась! Я лишь хотел, чтобы все было по-людски!
И, снова сжав меня в охапку, куда-то потащил. И почему это все мне не нравится?
– Куда ты меня тащишь? Положь на место, – потребовала я, с трудом успокоив желудок от тряски.
– Туда, где я докажу тебе, что ты неправа!
Сказано это было таким тоном… дальше спрашивать я поостереглась из опасения за свои внешние и внутренние органы. Все равно куда-то дотащит, а там и узнаю, стоит лишь немного подождать. И я принялась ждать, сражаясь со сном. Но поскольку день у меня выдался тяжелый и алкоголя во мне плескалось тоже немало, то вскоре меня сморила дрема.
Сквозь сон я слышала чьи-то бубнящие голоса, еще какие-то шумы и прочие странные звуки. Завоняло сладковатым дымком, похоже, из того самого кадила. Опять: «Бу-бу-бу».
В тепле основательно разморило, тут меня требовательно потрясли и ласково сказали:
– Скажи «да» или кивни!
Я кивнула и только потом сонно поинтересовалась:
– А зачем?
– Затем, что ты только что дала согласие выйти за меня замуж, – поставил меня в известность Кондрад, и глаза у меня моментально открылись. Он не врал: я находилась в церкви и выходила замуж. О боже, какой кошмар! Пока я переваривала весь ужас происходящего, он поставил меня на пол, развернул лицом к себе и, надевая на палец кольцо, начал говорить:
– Я, Кондрад Дорсетский, клянусь в вечной верности Илоне, беру ее в законные жены и обязуюсь защищать ее ценой своей жизни и не оставлять в горе и радости…
Падали слова древней клятвы, привязывая ко мне Властелина, и мир подернулся пленкой, теряя очертания. Я возвращалась домой. Условие было выполнено: Кондрад женился… на мне и дал клятву верности.
Последнее, что я увидела, было растерянное лицо Кондрада, и тут же раздался его полный отчаяния крик:
– Не-э-эт!!!
Илона
Я стояла на том же самом месте, откуда переместилась на встречу с Форсетом. Мало того, на мне оказалась та же самая одежда, безвозвратно погибшая в мире Кондрада, и даже исчезнувшая там же сумка оттягивала плечо.
Мне все приснилось? Не может быть! Минувшие события слишком ярко отпечатались в памяти. Я четко помню практически каждую минуту пребывания в том мире. Или «тихо шифером шурша, крыша едет не спеша»?
Кондрад выполнил условия бога, и я вернулась домой, куда так стремилась. Почему же мне сейчас настолько плохо и больно? Может, потому что впервые услышала от него единственно важные слова, те, которые подсознательно ждала, но уже не надеялась услышать? Зачем, зачем он сказал слова, разбередившие душу? Ведь почти же себя уговорила, что ловить мне там нечего и нужно возвращаться домой, забыв о нем, как о несбыточной мечте. Мне было бы намного легче, не знай я его настоящих чувств. И настоящих ли? Гадай теперь на ромашке: «Любит – не любит!» Или все же мне привиделись мои приключения? Как разобраться и понять? А надо ли? Слишком болезненны воспоминания… слишком. Да, я знаю, что время лечит, но время – лучший доктор и плохой косметолог.
Судьба сыграла со мной злую шутку. Даже если окажется, что это все мой сон и глюки, то как мне забыть Кондрада? Как начать новую жизнь без него? Я же в каждом теперь буду искать его глаза, улыбку, сильные руки. Получится ли нормально жить без него дальше? Да не знаю я! Глаза невольно увлажнились.
Пока я стояла в недоумении и в размышлениях, раздался топот. Из-за поворота показались мои братья. Все трое пребывали по какой-то причине в очень взволнованном состоянии. Увидев одиноко стоявшую сестрицу, Денис заорал:
– Илонка, ты что здесь торчишь?
– А она у моря погоды ждет, – ехидно заметил Тарас.
– Да нет, – усомнился Егор. – Девушка раздумывает, в какую сторону ей крышу двинуть, пока родные с ума сходят.
– Откуда вы взялись? Дома что-то стряслось? – отмерла я и вдруг поняла, как сильно по ним соскучилась. Чувство было настолько пронзительным… я утонула в любви к этим трем зайцам! Наплевав на все, что могу сейчас услышать в свой адрес, я немедленно полезла обниматься с братьями, бросив сумку на асфальт.
– Ты че, с дуба рухнула? – удивилась дружная троица телячьим нежностям, но благосклонно приняла столь редкие знаки внимания.
– Мама занервничала и послала нас тебе навстречу, – объяснил Денис. – Ты уже три часа как должна вернуться, а тебя все нет и нет, и телефон не берешь. Что случилось-то?
– Да разрядился, наверное, – махнула я правой рукой и заметила на безымянном пальце кольцо.
Значит, все было на самом деле! Я замужем за Кондрадом, и мы в разных мирах. С ума сойти! Вот у меня семейная жизнь обалденная! Я тут, он там, и сплошной целибат. Как жить-то дальше?
У меня началась самая настоящая истерика: для начала я зашлась в гомерическом хохоте, заставив братьев недоуменно переглянуться.
– Наша Илона громко плачет, громко ржет и снова плачет. Плачет, ржет и снова плачет. Да, гормоны много значат! – пожал плечами Тарас.
Не обратив на его привычный выпад никакого внимания, Егор сжал мои ладони, которыми я прикрыла лицо, и отвел их в стороны. И тут они испугались по-настоящему: по моим щекам ручьем текли горючие слезы. Подобного зрелища они не видели лет эдак тринадцать. Взрослея в окружении мальчишек, которые были меня старше и исповедовали истинно мужские представления о жизни и поведении, мне пришлось научиться не лить слезы, избегая дразнилок и насмешек, а справляться с обидчиками самой, давая сдачи.
Но иногда, как сейчас, не хватало ни сил, ни нервов, ни воли удержать извержение слезного водопада. Поверьте, я бы с большим удовольствием напинала кому-нибудь зад или намылила шею. Только возникает небольшая проблемка с определением кандидата на сию незавидную роль. К сожалению, некому было высказывать и показывать свои претензии.
Но я что-то очень увлеклась переживаниями и не познакомила вас с братьями, чтоб вы поняли, с какими индивидами мне приходится существовать вот уже восемнадцать лет. Итак, приступим…
С Денисом вы уже знакомы.
Следующий по старшинству Егор. Он ленивый, безалаберный, но жутко добрый, хотя и выбрал себе профессию спецназовца. Обаятельный белобрысый пакостник с голубыми глазами, обожающий шутки и розыгрыши. Самый высокий в семействе. Этакий добродушный шкаф с бездной неописуемого мужского шарма. Девушки пищат от восторга, но долго встречаться с одной и той же красавой Егор неспособен в принципе. Мама постоянно ругается, мол, ему в двадцать пять лет давно пора стать немного серьезнее и остепениться. Ага. Думаю, это несбыточная мечта. У нашего подъезда постоянно тусуются девчонки в надежде на встречу с ним. И ведь, гад такой, никому не отказывает, умеет находить нужные слова и драк и разборок не допускает.
Впрочем, со всеми остальными Егор может быть совсем иным – жестким, даже жестоким, собранным и строгим. Хорошо, что я его на работе почти не видела.
Последний из братьев – Тарас. Тарасик. Рысь. Он радикально отличается от двух других братьев: рыжий, мелкий и вертлявый. А еще вредный и смешливый, веснушчатый и белокожий. Мой сероглазый Рысенок учится в универе на физико-математическом факультете. В двадцать один год Рысь выглядит на восемнадцать и очень гордится этим обстоятельством, но в жизни в этом не признается. Увлечения самые разнообразные: от литературы до компьютера. К девушкам пока относится индифферентно, объясняя тем, что они скучные, правда, я сильно подозреваю, что дело не в этом, но молчу из опасения стать «врагом номер один» и принять на себя весь боезапас изощренных пакостей и гадостей, как устных, так и телесных. И это несмотря на то, что из всех братьев он меня сильнее всех любит, хоть и под пыткой не сознается. Основная черта характера: не давать спуску окружающим, если обидели его или кого-то из нас.
Ну и, естественно, наши родители. Мама – Ирина Александровна, миниатюрная, худенькая, рыжеволосая и синеглазая. Глядя на нее, никогда не подумаешь, что она дала жизнь четверым детям. Мама закончила исторический факультет и мечтала стать археологом. Но, встретив нашего папу, Гаврилу Семеновича Острожникова, тоненькая изящная девушка с мечтой распрощалась и принялась мотаться с ним по военным гарнизонам. Оседлыми мы стали лишь семь лет назад, и с тех самых пор мама работает искусствоведом в историческом музее. Несмотря на свою изящность и миниатюрность, мама умудряется держать всех нас в ежовых рукавицах, но, проявляя незаурядные способности стратега и полководца, позволяет папе считать себя главой семьи.
Что можно сказать о папе? Он большой, красивый и… прямолинейный, как рельсы. Светлый шатен с серыми глазами, много лет назад он мгновенно покорил сердце молоденькой студентки. Потомственный военный, сейчас уже в чине полковника. Невзирая на подкатывающий полтинник, папа все еще красив, лишь немного располнел от маминых вкусностей. Я у него хожу в любимицах, но и достается мне на орехи сильнее остальных, ибо, по его мнению, мне, как единственной дочери и к тому же похожей на него, надлежит быть ангелом на земле. А я все как-то больше по складу характера соответствую чертенку. Да вы уже в этом сами убедились.
Вот краткое описание нашей большой, дружной и весьма беспокойной семейки.
В общем, возвращаясь к себе домой, рыдала я громко, качественно и со вкусом. Выплакивая накопившиеся чувства – боль, горечь и обиду. Только мальчишки об этом не знали и жутко перепугались. Они принялись меня успокаивать, лихорадочно оглядываясь в поисках обидчиков и наверняка мечтая начистить им физиономии. Насчет множественного числа братья не сомневались, поскольку по обрывкам фраз стало понятно, что искали они как минимум парочку двухметровых громил, ведь с остальными, по их мнению, я и сама могла легко справиться. Объяснить, почему рыдаю, не представлялось возможным. Допускаю, в дурку меня, как родную кровь, не отправят, но коситься будут долго. А оно мне надо?
Отрыдавшись и добросовестно намочив по очереди пакет носовых платков, рубашку Дениса, майку Егора и футболку Тараса, я все же пришла в себя и сообщила:
– Ладно… харэ сырость разводить. Потопали домой.
Братья оглядели свои промокшие вещи: у кого на груди, у кого на плече, а у кого и поближе к животу, и согласились. Сегодняшнюю пропажу благоразумно не решились комментировать во избежание рецидива. Егор предложил:
– Пиво будешь?
Думала, до такого не доживу. Заявление можно приравнять к предложению сдать для меня кровь. Дело мое совсем худо, если он добровольно согласился расстаться с обожаемым напитком. Пришлось натужно изображать полный ажур и ступать поскорей домой, по дороге уворачиваясь от расспросов и требований объяснить причину моего буйного и необычного поведения. Представляю себе их реакцию, если я им правду выложу. Хи-хи и ха-ха! Лучше помолчу. Авось за умную сойду… хоть и ненадолго. Лишь бы в буйные не записали.
Дома я попала в мамины руки и с трудом выдавила из себя причину долгого отсутствия. Что я там несла, помню смутно, но думаю, она мне не поверила. Слишком уж пристально мама меня разглядывала, но настаивать не стала, лишь предложила поужинать. Есть мне не хотелось. Я отказалась, нехотя поплелась в ванную комнату и там обнаружила…
Представляете? Шрамы от стрел на плече и бедре никуда не делись! И как я это окружающим объясню? А купальник летом как носить? Их даже в закрытом купальнике видно будет! Ешкин кот! Я крупно влипла. Идей в голове абсолютно никаких. Вообще никаких! Не врать же мне, дескать, случайно в лесу поцарапалась. Ага, шикарные царапины: щепка толщиной в палец проткнула меня насквозь, причем в двух местах. И было это… судя по рубцам, год назад. М-дя, иногда счастье сваливается так неожиданно, что не успеваешь отскочить в сторону… Вот и мне такое счастье привалило, не знаешь с кем поделиться, чтоб не придавило. Что делать-то? Не придумав правдоподобных версий, переоделась в пижаму и, смурная, потащилась спать.
Благодаря папиным заслугам и выслугам мы получили четырехкомнатную квартиру, а благодаря деньгам Деньки купили соседнюю трехкомнатную. Таким образом, мы шиковали каждый в своей комнате, что в данном ракурсе не могло не радовать.
Забравшись в родную кровать и закутавшись в одеяло, я еще немного пострадала и забылась неспокойным сном. И, естественно, мне приснился Кондрад…
Он сидел в кресле у стола. На столе лежал мой кончар, стоял хрустальный графин, наполненный красным игристым вином, и бокал. Мой теперь уже муж выглядел не слишком довольным жизнью. Как необычно было называть его мужем… Честно говоря, я вообще не ассоциировала себя со словом «жена», а его «муж». И все же этот шикарный во всех смыслах мужчина был моим мужем. Глядя на его осунувшееся от усталости лицо, я испытала щемящее чувство разъединения и потерянности.
Какое странное создание человек… Рядом с ним меня неудержимо тянуло домой, а теперь, когда мое желание сбылось, все мое существо рвалось обратно. Спрашивается, как совместить несовместимое… Так, опять утонула в философии. Прекратив «саратовские страдания», я продолжила изучение мужа, привыкая к этому слову и с удовольствием повторяя снова и снова. Вот чтоб тебя! Опять отвлеклась!
Кондрад куда-то безучастно смотрел, поглаживая оружие кончиками пальцев, как будто ласкал женщину. У меня аж мурашки по спине побежали, так захотелось поменяться с кончаром местами, хотя я, наверно, глупо бы выглядела, развалившись на столе. Представив себе эту картинку, почему-то разозлилась и прошипела:
– Извращенец!
Кондрад повернул голову и спросил:
– Илона? Ты здесь? – И добавил, обращаясь к кому-то невидимому: – Она может меня слышать?
– Я не глухая! – пришлось проинформировать мужа, который начал крутить головой во все стороны. Что он там ищет или кого? После моей фразы он повернулся на звук голоса и, нахмурив брови, сообщил:
– Ты не глухая, ты безумная!
– Вот те номер! – немедленно возмутилась я. – Это так ты меня любишь? Сдуреть! С такой любовью и ненависти не надо!
– А как мне тебя еще называть! – заорал в ответ Кондрад. – Почему ты мне ничего не сказала об условии возвращения?
– А что бы изменилось? – начала закипать я. – Ты бы на мне не женился? Так я и так не очень-то стремилась за тебя замуж, если ты помнишь!
– Да я бы нашел какое-то решение, и ты была бы рядом! – не желал успокаиваться Кондрад. И тут до него дошла вторая часть фразы. Он сощурил глаза и прошипел:
– Не стремилась, значит? Поздно! Ты моя жена и останешься ею, чего бы мне это ни стоило!
– Я тебе не собака! Рядом, Тузик, рядом! – выщерилась я в ответ.
– Ну хорошо, я не так сказал, – сразу пошел на попятный Кондрад. – Мы были бы вместе. Такая формулировка тебя больше устраивает?
– Немного лучше, – милостиво согласилась я и стала смотреть на него гораздо благосклоннее, испытывая, правда, болезненную тоску и неодолимое желание прикоснуться.
– Ваше величество, прекратите спорить и выяснять отношения! Лучше скажите то, ради чего вы затеяли этот разговор. Проход может закрыться в любую минуту, – раздался откуда-то голос. Говорящего я не видела, и голос мне был одновременно знаком и не знаком. Чудно все это.
Выслушав упрек, Кондрад согласно кивнул и обратился ко мне:
– Илона, ради всего святого… Прошу, нет – заклинаю тебя, не снимай кольцо, держи его всегда при себе. Это очень важно! Оно поможет…
И тут сон прервался. Я провалилась в темноту и больше никаких снов в эту ночь не видела. Проснувшись утром, долго сидела на постели и не могла прийти в себя, гадая, был ли разговор на самом деле или мне действительно с горя привиделось. Так ничего и не решив для себя, я принялась рассматривать обручальное кольцо, которое мне следовало носить не снимая для непонятных целей Кондрада.
Кольцо было весьма необычным. Сделанное из белого металла, оно представляло собой две руки, тянущиеся друг к другу и поддерживающие белый камень. Сами же руки украшала россыпь синих камей. Внутри кольца по всему ободку тянулась вязью надпись. Что она означала, мне было неведомо, читать на их языке я так и не научилась.
Покрутив кольцо в пальцах и надев обратно, с тяжелым вздохом сползла с кровати и потопала налаживать свою разбитую на мелкие осколки жизнь. А что мне еще оставалось делать, как не стараться забыть приключения и научиться жить без Кондрада? Жевать розовые сопли я никогда не любила и другим не советовала. Да, случилось. Да, больно. Тоскливо. Но жизнь продолжалась, и я не единственная девушка, потерявшая любимого человека. Если другие выживают после такого, то и мне это по силам. К тому же Кондрад, слава богу, не умер. А что не со мной… много хотеть вредно. Главное, пусть живет.
Потянулись тоскливые дни летних каникул. Не спасали даже книги и любимые тренировки. Я постоянно пребывала в мыслях о том мире и Кондраде, который мне больше не снился. Часто вспоминала и прокручивала в памяти все наши общие мгновения. Вспоминала, понимая, что так дальше нельзя. Нужно прекратить сводящее с ума наваждение, оборвать безумную тягу к несбыточному. Тем не менее удавалось мне это из рук вон плохо. В голове глубоко засел его образ, и как я ни старалась от него избавиться, ничего не получалось. Блин, прямо Пенелопа в ожидании. Вспомнилась смешная песенка из старого кинофильма «Ангел в тюбетейке»:
Ага, вот и я батрачила на даче, мысленно роняя слезы. Моя нелепая придурь вызывала недоуменные взгляды родителей и насмешливое подтрунивание братьев, когда я щеголяла в длинной футболке с рукавами и шортах при одуряющей жаре. Увы, раздеться до купальника при них я не могла, пришлось бы родичам на полном серьезе объяснять, откуда взялись шрамы. Вот и парилась в одежде, отказываясь от походов на пляж и купания.
Все мои благие намерения о начале новой жизни пошли прахом и отправили меня прямиком в личный ад, где я благополучно и пребывала. Скоро с меня там начнут квартплату требовать за постой. Самое отвратительное, поделиться мне было не с кем. Такое положение дел продолжалось до тех пор, пока однажды, примерно месяц спустя после моего возвращения, ко мне в комнату не ввалилась мама, сжимая в руке половник. Сдвинув брови, она сказала:
– Илона, нам нужно поговорить. Мне кажется, у тебя серьезные проблемы, которые ты от меня скрываешь.
– Мам, ты о чем? – попыталась я отвертеться от разговора и тут же слегка получила половником по макушке.
– Например, о твоем кольце, которое ты носишь не снимая и на которое постоянно пялишься, когда думаешь, что тебя никто не видит. И не вздумай мне врать, Илона Гавриловна Острожникова, что это дешевая безделушка! Не забывай, я искусствовед и прекрасно знаю, что стоимость подобной «безделушки» исчисляется сотнями тысяч евро. Так что давай выкладывай, откуда у тебя такая дорогая вещь и во что на этот раз ты нас втравила!
– Мам, если я скажу правду, ты не поверишь, – промямлила я и подняла на нее несчастные глаза.
– А ты попробуй, – парировала она и уставилась на меня в ожидании рассказа.
Пожевав в раздумье губу и решив «была – не была», я рассказала все как было и продемонстрировала полученные шрамы, тут же детально осмотренные и ощупанные. Маму сильно взволновали полученные увечья, и она немедленно вознамерилась тащить меня в лазарет, чтобы посмотрел опытный врач. Мало ли какие могут быть последствия глубоких и опасных ранений! Мои уговоры, что все в порядке и ничего не болит, действовали плохо, и мама заявила:
– Прекрати меня успокаивать! У моего ребенка два сквозных ранения, и я желаю знать, чем они могут грозить тебе в будущем!
– Мама! – попыталась прервать я ее. – Это все, что тебя волнует? А то, что я замуж вышла и в другом мире побывала, и муж черт знает где, это как?
– Да, пока это все, что меня волнует, – спокойно ответила мама и разъяснила мне свою точку зрения: – Замуж ты бы раньше или позже все равно вышла, а вот зятю я бы с превеликим удовольствием уши надрала!
– Зачем? – обалдела я.
– Затем, что плохо за тобой смотрел и допустил подобное. Вот ведь мужики какие, постоянно думают не о том и пропускают самое важное!
Я слушала маму и не могла поверить своим ушам. На всякий случай все же решилась осторожно поинтересоваться:
– Ты мне веришь?
Мама внимательно на меня посмотрела и, пожав плечами, ответила:
– А не надо? Ты мне никогда не лгала, и у меня нет поводов тебе не доверять, да и еще при такой куче вещественных доказательств. И вообще, говорю тебе как историк… чего только не бывает на свете! Ты, главное, папе и братьям пока ничего не рассказывай, не стоит их волновать попусту.
От всего происходящего у меня начался ступор, и я чуть заикаться не начала:
– Что значит «попусту»?
– То и значит! Вот появится твой Кондрад, тогда и расскажем.
– Мам, ты издеваешься? Как он здесь появится?
Мама пожала плечами и сообщила:
– Если настоящий мужчина, то появится. А если нет, то и жалеть не о чем.
– Ик… ты еще скажи, что настоящий мужчина должен вырастить сына, посадить дерево и построить дом.
– И что в этом неправильного? – ехидно посмотрела на меня мама и добила: – Хотя, зная твой характер, ты этот дом развалишь по кирпичику, дерево обязательно спилишь, чтоб горизонт не загораживало, и назло всем принципам осчастливишь его дочерью.
– Ну ма-а-а-м!
– Что «ма-а-а-м», – передразнила она меня. – Кто в первом классе наловил лягушек и выпустил их гулять на уроке чтения? Не ты? Или, может, не ты взорвала кабинет химии, пытаясь получить динамит? Или не ты механизировала скелет и довела бедную учительницу до сердечного приступа, когда он попытался поцеловать ей руку? А кто спер первомайские лозунги и, сшив из них парашют, спустил кошку со школьной крыши? Несчастное животное орало дурниной, пока летело к земле под надписью «Свободу трудящимся всех стран!». Скажешь, тоже не ты?
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
