Текст книги "Как в индийском кино"

Но вот мое лицо приняло довольно привлекательный вид, и я вышла в кабинет. Завтрак уже подали, и я мысленно застонала – блинчики, и, судя по всему, с разнообразной начинкой. Нет, если я так начну питаться, то скоро поперек себя… Хотя… Работы мне предстоит непочатый край, и, когда доведется пообедать, никто не знает, так что ничего с моей фигурой не случится. Не знаю, как уж девушки умудрились так быстро не только костюм погладить, но и все остальное постирать и высушить, но принесли они все в таком виде, будто из упаковки вынули. Сапоги тоже были вычищены, дубленка выглядела как новая. Одевшись, я почувствовала, что готова к великим свершениям, а поскольку Красавчик еще не вернулся, я решила освежить в памяти свои вчерашние записи, дабы не ударить в грязь лицом перед Куратором.

Красавчик пришел за мной с точностью швейцарских часов, и я, пока мы шли, спросила у него:

– Вы случайно не знаете, кто такой А.Т., который живет на Садовой. Вадим Сергеевич к нему раньше часто ездил, и не там ли нашел пристанище?

– Это не он, а она, – объяснил Красавчик. – Алла Викторовна Туманова, бывшая любовница господина Смирнова, но они расстались три года назад.

С трудом удержавшись, чтобы не присвистнуть, я уточнила:

– А вы не знаете, кто был инициатором расставания?

– Вадим Сергеевич, – кратко ответил он.

– Нашел себе другую? Но о ней в деле ничего нет, – насторожилась я.

– Татьяна Александровна, я понимаю, что вы устали, бессонная ночь, внимание под утро уже не то… – мягко сказал Красавчик. – Просто у господина Смирнова после Аллы не было любовницы. Ему было не до женщин. Слишком много работы, кризис, его торопили… Кроме того, его мать очень плохо себя чувствовала, и он каждую свободную минуту проводил около нее.

– Но там же была сиделка, – возразила я.

– Ах, Татьяна Александровна, – вздохнул он. – Родной человек и чужой, работающий за деньги. Родные руки и чужие. Это чудо, что Валентина Дмитриевна, простите за выражение, столько протянула. Последние годы Вадим Сергеевич своей энергетикой, своей любовью ее поддерживал, буквально свою жизнь в нее вливал. Врачи, лекарства, больницы, постоянный диализ, консультации профессоров… Это ведь не только деньги, но еще и нервы… Какие уж тут женщины?

– Но почему же его мать завещала свою квартиру сиделке, а не сыну? – задала я мучивший меня вопрос.

– Ну, теперь спросить уже не у кого, – развел руками он.

– А Трифонова мне где найти? – спросила я. – Судя по всему, отношения у них сложились хорошие, хотя водила и стучал на него.

Пропустив мимо ушей слово «стучал» – ах, как же Красавчик умел пропускать неприятное! – он ответил:

– До определенного момента у них действительно были нормальные служебные отношения, но потом Трифонов решил уйти, потому что, как он выразился, не собирался рисковать своим здоровьем. Господин Смирнов частенько просил его помочь своей матери, отвезти ее куда-нибудь, перенести…

– В каком смысле? – удивилась я.

– В прямом – она не могла передвигаться самостоятельно, – объяснил Красавчик. – То есть по квартире Валентина Дмитриевна тогда еще худо-бедно ходила, но вот по лестнице… Да и жила она на четвертом этаже. Трифонов же, извините, не мальчик, а она – не пушинка. Одним словом, друзьями они не расстались. Видимо, Трифонов ожидал, что Вадим Сергеевич уговарит его остаться, пообещает прибавить зарплату, попробует как-то его задержать, а тот не стал, он просто купил матери квартиру на первом этаже и оборудовал лестницу специальным съездом для инвалидной коляски.

– То есть к нему Смирнов не обратился бы за помощью? – уточнила я.

– Вы полагаете, что Вадим Сергеевич где-то скрывается? – спросил он.

– Не исключаю, – уклончиво ответила я.

Красавчик подумал, а потом уверенно сказал:

– Нет! Не думаю!

Весь этот разговор мы вели в коридоре около двери в ту комнату, где меня ждал с отчетом Куратор, но если он и был недоволен задержкой, то виду не подал. Мой отчет, включая и услышанное от Твердохлебова, и план действий он выслушал молча и только спросил:

– Можно верить тому, что уголовники здесь ни при чем?

– Сомов дал слово вора, а такими вещами не шутят, – серьезно ответила я.

– Хорошо, действуйте и постоянно держите в курсе Михаила Ивановича, – приказал он.

Услышав такое, Красавчик вскочил со стула и чуть-чуть поклонился, а у меня от омерзения комок к горлу подкатил – ну можно ли быть таким подхалимом?

– Вы мне не доверяете? – удивилась я.

– Вы спросили, не подумав, – холодно заметил Куратор. – Будь иначе, вы бы здесь не сидели. Дело в том, что кто-то может просто не захотеть с вами общаться, а уговаривать этого кого-то у нас нет времени. Вот в этом случае Михаил Иванович проведет некоторую работу, и человек станет очень общительным.

– Понятно, – сказала я, хотя вопросы у меня остались.

– Кроме того, вам будет целесообразно все время расследования жить в апартаментах Вадима Сергеевича, думаю, он не обидится, – предложил-приказал Куратор.

– Спасибо, но дома мне удобнее, – попробовала возразить я.

– Я не сказал удобно, я сказал целесообразно, – ровным голосом поправил он меня.

Я поняла, что он уже все решил и мне остается только подчиниться. Не скажу, чтобы мне это понравилось, но деваться было некуда – банковал он. Потом я подумала и решила, что работы мне предстоит большой вагон и маленькая тележка, плюс необходимость отчитываться перед Куратором, плюс мне могла потребоваться помощь Красавчика. Так что лучше всего мне действительно временно переселиться в офис, да и кормят там отлично, а самой мне готовить некогда.

– Вы правы, господин Куратор, это действительно будет целесообразно, – согласилась я.

– Идите, – разрешил он.

Мы с Красавчиком вышли, и я с большим интересом спросила:

– Ну и что это за некоторая работа?

– Не то, что вы подумали, Татьяна Александровна, – невозмутимо ответил Красавчик. – Просто любой человек где-то работает и кому-то подчиняется. Если он не хочет с вами разговаривать, всегда можно обратиться к его руководству и попросить убедить своего подчиненного быть более откровенным. А поскольку в успехе вашей работы заинтересованы очень влиятельные лица, то и аргументы у них появятся весомые, но все в рамках закона.

На улице, куда Красавчик вызвался меня проводить, я с удивлением обнаружила свою начисто вымытую машину, но это ненадолго – погода-то не изменилась. То есть немного подмерзшая за ночь земля уже начала потихоньку опять расползаться в грязную кашу под колесами проезжавших машин и от мелкой мокрой гадости, которая сыпалась с неба. Сев в машину, я обнаружила, что бензобак заполнен под завязку. Это было уже слишком. Я высунулась из машины и сварливо спросила у не успевшего еще уйти Красавчика:

– Как я поняла, мою машину ночью на заправку гоняли?

– Ну что вы, Татьяна Александровна, – улыбнулся он. – На свете существуют еще и канистры.

Мне стало стыдно, что до такой простой вещи я не додумалась сама, и, нехотя буркнув извинения, отъехала, одновременно решая, куда сначала направиться. Милиция, конечно, хорошо, но мы и сами с усами, так что нужно навестить Венчика. Этот очень общительный бомж-философ (причем бомж по убеждению и образу мыслей, ничуть не тяготившийся своим положением) в данном случае был незаменим. Он шнырял по всему городу, имел массу полезных – в том числе и для меня – знакомств и пользовался среди своих коллег определенным авторитетом как человек, способный поддержать любой разговор. Память, в том числе и зрительную, Венчик имел феноменальную, что делало его порой просто бесценным. Главное – застать его дома, то есть в своем подвале, потому что искать еще и его по всему городу мне было некогда. Хотя, с другой стороны, ну какой вменяемый человек добровольно выйдет на улицу в такую дрянную погоду?

Венчик оказался на месте и, как всегда, весел и радостно оживлен – я вообще ни разу не видела его унылым или подавленным.

– Ой, гости какие! – радушно приветствовал он меня. – Здравствуй, матушка Татьяна Александровна! Проходи, садись!

– Венчик! Только без притч! – с ходу сказала я, потому что он был ходячим сборником всевозможных историй, которые охотно рассказывал к месту и не очень. – И садиться я тоже не буду!

– Ой, вижу, дел у тебя невпроворот! – заохал он. – А я вот тебе сейчас расскажу…

– Венчик! – грозно сказала я, и он виновато развел руками. – Я к тебе за помощью.

– Всегда рад! – с готовностью откликнулся он.

– Вот посмотри! – я протянула ему фотографию Смирнова и сопроводиловку. – Этот человек пропал в пятницу вечером, ушел из дома – и с концами. Настроение у него было – хуже некуда! Мог и глупость какую-нибудь сотворить. Уголовники его искали, да не нашли, сейчас ищет милиция, и я его ищу.

– Чего это вдруг? – удивился Венчик.

– Родственники у него влиятельные, – отмахнулась я. – Одним словом, поговори со своими, фото покажи, вдруг кто-то его видел. Человек в таком состоянии в любую компанию попасть мог: увидел, например, что люди выпивают, и подсел к ним. Деньги у него с собой имелись, так что и угостить мог.

– По-разному случается, – согласился Венчик и, подойдя к лампе, принялся рассматривать фотографию. – А ведь я его где-то видел, – подумав, сказал он.

– Венчик! – почти простонала я. – Вспоминай! Когда? В эти выходные? Где?

– Погоди, матушка! – покачал головой он. – То, что не в эти выходные, это точно, но и не так чтобы очень давно.

Он шмыгал носом, крутил головой, чесал затылок, а потом решительно сказал:

– Нет, матушка! Вот так сразу не скажу! Подумать надо! С людьми поговорить!

– Ты уж вспоминай скорей, – попросила я и протянула ему тысячу рублей, а потом добавила еще одну. – Это тебе на расходы – угощать ведь придется, – объяснила я. – А окончательный расчет потом.

– Много! – покачал головой он.

– Еще и мало покажется! – возразила я. – Уж если мы его всем миром найти не в состоянии, то работы тебе будет непочатый край! Только ты уж меня не подведи!

– Татьяна Александровна! – всплеснул руками Венчик. – Да разве ж когда такое случалось? – обиженно спросил он.

– Вот, дай бог, чтобы и сейчас такого не произошло, – с надеждой сказала я. – Если хоть что-то узнаешь, то немедленно звони, в любое время.

– Всенепременно, – заверил он меня, и я вышла.

От подвала Венчика до экономического института было ближе, чем до дома Смирнова, и я поехала туда. Название факультета я знала, год поступления тоже, а остальное являлось уже делом техники, тем более что кто-то из группы вполне мог остаться преподавать в институте, и следовало только найти его и разговорить. Врать без лишней необходимости я не люблю, поэтому говорила секретарше декана чистую правду: Смирнов поругался с женой и ушел из дома, вот я и ищу его однокашников, а вдруг он у друга своей молодости отсиживается?

Не знаю уж, что романтичного видят молоденькие девочки в профессии частного детектива – горький у нас хлеб, грязный и трудный, – но глазки у секретарши заблестели, а на мордочке появилось заговорщицкое выражение. Покопавшись в бумагах, она сообщила мне, что Ирина Витальевна закончила институт в тот год, когда его должен был закончить сам Смирнов, если бы продолжал учиться на дневном отделении. Получив координаты искомой Ирины, я отправилась ее ловить, в чем и преуспела, перехватив в коридоре после лекции. Кратко сообщив ей, в чем дело, я поразилась ее реакции.

– Значит, Вадим все-таки ушел от Лорки, – с горечью сказала она. – Ну что ж, лучше поздно, чем никогда.

– Я так понимаю, что у них уже давно не все ладно в семье? – осторожно спросила я.

– Семья? – она невесело рассмеялась. – Это настолько мерзкая история, что… – у нее не хватало слов, и она только горестно махнула рукой.

– Ирина Витальевна… – начала я, но она поправила меня:

– Просто Ира. И если вас действительно интересует вся эта грязь, то приходите после занятий, я вам все расскажу, – предложила она.

– Ира! У меня нет времени, – просительно сказала я. – Дорога каждая минута. Перерыв между лекциями пятнадцать минут? – спросила я, и она кивнула. – Вы уложитесь?

– Постараюсь, – неуверенно пообещала она.

Мы с ней отошли к дальнему окну, и она, печально вздохнув, начала рассказывать:

– Вадима я прекрасно помню. Высокий, симпатичный, прекрасно играл в шахматы и баскетбол, довольно общительный, но… Одет он был, – она поморщилась.

– Они жили на пенсию матери-инвалида, ну и за погибшего в Афганистане отца он тоже что-то получал, но я думаю, что все это уходило ей на лекарства, – объяснила я.

– Тогда понятно. Он говорил, что у него мама болеет, но мы не знали, что настолько серьезно. Теперь ясно, почему он компаний сторонился – мы же вскладчину праздники отмечали, а у него денег не было. Но голова у него! – восхищенно сказала она. – Ему с первого курса блестящее будущее прочили.

– Пожалуйста, ближе к делу, – попросила я.

– Хорошо. Вместе с нами училась Лорка Шмакова, у нее отец начальником Тарасовского отделения Центробанка был.

«Вот оно что! – поняла я. – Действительно, фигура для Тарасова такая крупная, что крупнее и некуда!»

– Вся из себя понтовая, как теперь говорят, – продолжала Ирина. – Красивая была, но в упор никого из нас не видела. А случилось все в конце декабря на втором курсе. Вдруг ни с того ни с сего она приглашает нас всех к себе на дачу Новый год встречать. Мол, там и столы накроют – домработница все приготовит, и спиртное… Наши, конечно, загорелись – халява! Вадим сразу отказался – у меня мама больная, да и праздник семейный. А Лорка условие поставила: или едет вся группа, или не едет никто. Ну тут все на Вадима и навалились. Короче, согласился он, хотя видно было, что ему это ножом по сердцу. А у нас в группе Светка была, страшная, как чума, и умная, как бес. А уж язык – как бритва. Не любили ее у нас. А вот она в Вадима влюбилась, как кошка, и изо всех сил старалась этого не показать.

– И доставалось ему от нее больше, чем другим, – догадалась я.

– Точно. Психологи бы нашли этому объяснение, но мы же не они, – Ира пожала плечами. – Одним словом, приехали мы на дачу, а там и правда стол ломится, а уж выпивки – хоть залейся. Мальчишки на нее и навалились, а Вадим пил только шампанское, да и то немного – ребята над ним тогда еще смеялись. Только я заметила, как Лорка ему в шампанское щедрой рукой коньяк подливала, когда он не видел. Я еще подумала тогда, что это у нее шутка такая злая, но вмешиваться не стала, о чем теперь жалею, может, и не случилось бы ничего. Набрались все тогда крепко, а под утро разбрелись кто куда и кто с кем. А потом я слышу, как Светка бушует, пошла посмотреть, чего это она, а она, оказывается Вадима искала… Ну и нашла! В постели с Лоркой. Как Светка его только не обзывала! А он глаза таращит, ничего понять не может! Лорка хохочет, прямо-таки ржет-заливается. Уж не знаю, насколько он был голый, но без рубашки точно, а Лорка точно голая была, потому что она вскочила с кровати и нас выталкивать начала.

– Короче, Лорка его окрутила, – поняла я. – Что дальше?

– Они как-то очень быстро поженились. Лорка приглашала всех на свадьбу – в ресторан, не куда-нибудь, но Светка к тому времени так всех накрутила, что не пошел почти никто. А те, кто туда попал, говорили, что вид у Вадима был подавленный, да и на свадебных фотографиях, что Лорка потом показывала, Вадим выглядел так, что краше в гроб кладут. А Светка Вадиму просто ад на земле устроила. Говорила я ей, что он ни в чем не виноват, а она ничего слышать не хотела. С ее легкой руки его и стали называть в глаза и за глаза Зятек. Не выдержал он такого и после сессии на заочное перевелся, а Лорка потом хвалилась, будто он у ее папы работает, и тот на него не нарадуется.

– Как я понимаю, дочь не его? – спросила я.

– Ну конечно, – подтвердила Ира. – А Лорка, как ушла в академ, так больше в институт и не вернулась.

– Это все? – спросила я.

– Да нет, продолжение было, – неожиданно сказала она. – Мы со Светкой в институте остались, кафедры разные, но общались постоянно. А случилось это лет девять назад… Или около того… Точно уже не помню, но зимой. Прибегает ко мне Светка, а глаза у нее квадратные. Оказывается, ей Андрюха позвонил – однокашник наш бывший. Не знаю уж, каким ветром его в Мурманск занесло, только встретил он там Вадима, разодетого, как английский принц. Попытался к нему подойти, так его охрана не пустила. Ну он издалека понаблюдал, а у Вадима личный транспорт с водителем, все с ним носятся, в глазки заглядывают… А главное, девушка молоденькая с ним… Разодетая в пух и прах… Шуба на ней такая, что словами не описать… А сама такая красавица, что хоть сейчас на обложку или конкурс «Мисс мира». Вернулся Андрюха в Тарасов и все это Светке вывалил. Видели бы вы, как она бурлила!

– Шаг от любви до ненависти! – вздохнула я.

– Да! – кивнула Ирина. – Она ведь так и не вышла замуж, что при ее характере совсем неудивительно. Зато кандидатскую написала быстро, над докторской работала, когда все это случилось.

– И чем это закончилось? – с интересом спросила я.

– А Светка Лорке позвонила и все ей рассказала, – сообщила Ира.

– Вообще-то это подло, – не удержалась я.

– Кто бы спорил, – согласилась она. – Я не знаю, что уж там произошло между Вадимом и Лоркой, но где-то через неделю вызвал ректор Светку, положил перед ней лист бумаги с ручкой и внятно сказал, чтобы писала заявление по собственному желанию, а не то уволят по такой статье, что ее уборщицей в школу не возьмут. Светка заартачилась: за что, мол? Тут ей ректор и объяснил, что нечего было в чужую семью лезть и своим грязным языком сплетни распускать об очень уважаемых и очень приличных людях. Тут и сказочке конец. Да и перерыв заканчивается, – сказала Ира, глянув на часы.

– Она уволилась? – спросила я, и Ира кивнула. – А где она сейчас?

– Представления не имею. Она сначала мне домой звонила и говорила, что до Страсбургского суда дойдет, но, как видите, прошло столько лет и… – она развела руками.

Поблагодарив ее за рассказ и распрощавшись, я вышла на улицу. Чувства во мне бурлили самые разные, но превалировало сочувствие к Вадиму. Это надо же было так вляпаться по молодости и столько лет терпеть? Нет, стоит все же посмотреть, что представляет собой эта Лорка. Да и с домработницей поговорить не помешает – уж она-то, как водится, о своих хозяевах знает куда больше, чем они сами о себе.

Сталинка на Пирогова хоть и была выстроена бог весть когда, но выглядела прекрасно, да и камера наблюдения над входом говорила о том, что люди здесь живут солидные и материальных трудностей не испытывающие. Кроме домофона наличествовал еще и обыкновенный звонок, который я и нажала, решив, что для начала неплохо бы поговорить с консьержкой. Эти люди тоже отличаются особой наблюдательностью. Войдя, я увидела за застекленной конторкой женщину лет шестидесяти, в строгом костюме и светлой блузке, с аккуратным пучком волос за затылке. При виде меня она положила на стол текстом вниз карманного формата книжку в мягком переплете и посмотрела на меня внимательным строгим взглядом – дама была явно с характером. Подойдя к ней поближе, я увидела, что это насмерть зачитанный детектив, потому что на его обложке в смертельной схватке сплелись мужественного вида милиционер и самого непотребного вида мужчина, естественно преступник. «Ну все, – поняла я. – Договориться с ней будет несложно».

– Я к Смирновым, – с самым скорбным видом сказала я и добавила: – Несчастье-то какое! Как же теперь Лариса Ивановна с Жанной жить-то будут? – вздохнула я.

– Нашли? – испуганным шепотом спросила консьержка. – Неужели убили Вадима?

– Ищем, но… – И я снова вздохнула.

– А вы кто будете? – насторожилась она.

– Я частный детектив, но ведь я еще и женщина. Как же можно не посочувствовать брошенной жене и дочке. Столько лет вместе прожили, а тут!.. – Я махнула рукой. – Наверное, к молоденькой сбежал, там и отсиживается, а жена места себе не находит.

Консьержка удивленно вытаращилась на меня, а потом строгим голосом попросила:

– Покажите мне свои документы.

– Да-да, конечно, – с прежним скорбным видом ответила я и достала удостоверение, которое она самым внимательным образом прочитала.

Вернув мне его, она усмехнулась и, покачав головой, решительно заявила:

– Татьяна Александровна, вы нашли себе совершенно неподходящую работу.

– Почему? – сделала вид, что обиделась, я.

– Шаблонно мыслите: муж – подлец, а жена святая, – усмехнулась она, а потом спросила: – Вас кто нанял?

– Иван Степанович Шмаков, – честно ответила я – ведь все так сначала и было.

– Ну-у-у… Этот вам наплел! – покачала головой она.

– Ну зачем вы так? – Я сделала вид, что обиделась за Шмакова. – Он мне объяснил, что Вадим с Ларисой еще студентами поженились по большой любви…

– Да-да! – рассмеялась консьержка. – Мне Аглая рассказывала, какая там любовь была!

– А это кто? – спросила я, хотя уже поняла, что это домработница.

– Домработница их бывшая! Уволилась давно. Накопила она за время работы на Шмаковых порядочно, вот и не стала больше Лоркины капризы терпеть. Да и Жанка – стерва не хуже матери выросла, – презрительно сказала она и объяснила: – Аглаю Вадим пригласил за своей матерью ухаживать.

– Да быть такого не может! – тихонько воскликнула я. – Мне же Иван Степанович совсем другое говорил… – начала было я, но она перебила меня, решительно заявив:

– А теперь послушайте, что я вам скажу! Женили Вадима силой! Лорка с матерью на юге отдыхали, вот девчонка там и забеременела от какого-то джигита. Надо было грех покрыть, да только Шмаков абы кого в зятья не хотел, сказал, что если уж дочь дура, так хоть зять пусть толковым будет. Он же специально выяснил, кто в экономическом институте поумнее и перспективнее, а это Вадим оказался. Ну а дальше мать с дочкой все и устроили! А куда было Вадиму против них? Посадили бы за изнасилование! Вадим же сначала развестись хотел после рождения ребенка – мол, фамилию дал, чего еще? А Шмаков его уговорил остаться! Ценил он Вадима, говорил, что у того голова светлая, обещал помочь карьеру сделать! Да тут еще и мать-инвалид! А ей и лекарства, и врачи… Да не те, которые только по названию, а знающие! И больницы! Ну как бы мальчишка-студент это все потянул?

– Значит, помогал ему Иван Степанович? – уточнила я.

– Да, тем и держал! Только Вадим с Лоркой в одной постели ни одной ночи не спал! – уверенно заявила она. – Квартира у Шмаковых пятикомнатная, вот он на диване в гостиной и жил. Не знаю уж, на что сама Лорка надеялась, но тут Вадим скалой стоял: нет, и все! Ну она и пустилась во все тяжкие, по материным стопам пошла, та тоже всю жизнь от мужа гуляла. Вот они на пару и куролесили.

– И Шмаков все это терпел? – удивилась я.

– А он сам этот путь прошел, – презрительно выговорила она. – Только женился в свое время сознательно, по расчету. Квартиру же эту тесть его получил, он был ректором экономического института, членом-корреспондентом Академии наук.

– То есть Лариса не дочь Ивана Степановича? – уточнила я.

– Да! Так что понимал он Вадима, как никто другой, а еще ценил, говорил, что смену себе готовит, а на Лорку он давно рукой махнул. Она вся в мать пошла, такая же беспутная! – консьержка горестно махнула рукой.

– Какая же вы наблюдательная! – восхитилась я.

Она тихонько рассмеялась и объяснила:

– Просто я в этом доме с детства живу, – и в ответ на мой удивленный взгляд, добавила: – Квартиру получил мой отец, он был начальником военного училища. Так что жизнь всех этих людей прошла у меня на глазах. А сама я всю жизнь в школе проработала – учительница, завуч, директор, а там без наблюдательности пропадешь.

– Да, а у меня такого опыта нет, – грустно вздохнула я и спросила: – Почему же вы здесь? – я кивнула на стол.

– У детей давно своя жизнь, и я не хочу быть им обузой, а так хоть на коммунальные платежи заработаю – разве на мою пенсию такую квартиру можно содержать? А переезжать не хочу – новое место, новые люди… – объяснила она.

– Ну и как же бедный Вадим Сергеевич жил? – поинтересовалась я.

– Несладко приходилось, – вздохнула она. – А когда Лорка уж очень сильно скандалила, то он к матери уходил, бывало, по нескольку месяцев там жил. Потом возвращался, конечно! Куда же ему деваться-то было? Он человек подневольный!

– Ну и дела! – потрясенно сказала я и ничуть при этом не лукавила – бедный Вадим! – А дальше что?

– Потом все резко изменилось. Шмаков с работы ушел, фирму создал и Вадима с собой забрал. И ведь не прогадал – жить-то они намного лучше стали. В материальном смысле. А так, как скандалила Лорка, так и продолжала. А лет девять тому назад Вадим вообще из дома ушел, совсем! Скандал тогда у них случился, да такой, какого еще не было, – до битья посуды дело дошло, – покачала головой она. – Но вот из-за чего поругались так страшно, я не поняла, и Аглая мне ничего толком не сказала, только, как всегда, на стороне Вадима была. Странно, – пожала плечами консьержка. – Аглая обычно делилась со мной их семейными тайнами, когда за книгами приходила.

– Она много читала? – удивилась я.

– Она, конечно, из деревни, образование соответствующее, восемь классов всего, но со временем, простите за выражение, пообтесалась, приобрела вполне пристойный вид и стала выглядеть, как любая коренная горожанка, – сообщила она, но какой же снобизм прозвучал в ее голосе.

– И что же Вадим Сергеевич? – вернула я ее к прерванному разговору.

– А он с тех пор тут появлялся только иногда, самое большее – раз в месяц, а то и реже, но никогда не оставался ночевать, – подчеркнула она. – Иван же, как овдовел, так женился на молодой, дом за городом выстроил и туда съехал.

– Но в пятницу-то Вадим Сергеевич пришел, – напомнила я.

– Да, явился, но сугубо по делу. Мне их новая домработница сказала, что Жанка замуж собирается и родители жениха прийти должны, вот и Вадима заставили появиться, чтобы приличия были соблюдены. Так что шел он в квартиру с видом самым безрадостным.

– По нему было видно, что он сильно выпил? – спросила я.

– Запах я почувствовать не могла, потому что он мне только кивнул, но… – она задумалась. – Вы знаете, как ходят пьяные, когда они изо всех сил стараются выглядеть трезвыми?

– Конечно, – кивнула я.

– Вот именно так он и шел, – подтвердила она. – Да, невеселый у него был вид, – повторила консьержка. – Видимо, предчувствовал, что ничем хорошим этот визит не кончится. Так и произошло. Ой, как она ему вслед орала! Он мимо меня уже пулей пролетел, за ним уже и дверь закрылась, тут она и начала вопить: «Вы меня все пьянкой попрекаете, а сам-то! Нажрался, как скотина! Руки распускаешь!» Ну и все в этом духе. Родня-то их будущая такого никак не ожидала и быстренько ушла.

– Простите, Лариса пьет? – удивилась я.

– О-о-о! Еще как! – покачала головой она. – Пока мать была жива, она Лорку как-то сдерживала, а после ее смерти, особенно когда сам Шмаков съехал и они с дочкой вдвоем остались… Тут такие гульбища были! Мы милицию вызывали! Уж не знаю, что Шмаков сделал, но гостей с тех пор она не водила, но как пила, так и пьет. При Мише она, правда, немного присмирела, а потом… Уж как он уговаривал ее пить бросить! Видать, серьезные у него намерения были. Только выгнала она его, со скандалом, с криком, чтобы он ее жизни не учил, что она живет, как ей нравится, ну и все такое.

– А что это за Михаил? Откуда он взялся? – насторожилась я, потому что в голове сама собой возникла мысль: а не причастен ли он к исчезновению Вадима? А что? Если у него имелись какие-то планы в отношении Ларисы, либо квартиры, либо он хотел свое положение поправить с помощью ее отца… Да мало ли какие появляются мотивы?

– Миша? – переспросила консьержка. – Так Лорка с ним где-то на отдыхе познакомилась, вот он следом за ней сюда и приехал. Она ведь по-прежнему красива, хотя вид у нее теперь… – она замялась.

– Потасканный? – спросила я.

– Потрепанный, – более интеллигентно выразилась консьержка и продолжила: – Ничего не скажу, Михаил красивый мужчина, вежливый, воспитанный… Поначалу-то у них все хорошо было, она его к отцу на работу устроила, а потом сорвалась! – она махнула рукой. – Ну если человек алкоголик, а ему пить не дают, долго он такое терпеть будет? Пошлет куда подальше! Вот и она его послала! Он сначала еще приезжал сюда, пытался с ней помириться, да куда там! Она за все время, что трезвой была, отрывалась. С лестницы его спустила не хуже, чем Вадима в ту пятницу, и вслед ему, не стесняясь, высказалась.

– А его имя вы полностью не знаете? – осторожно, как бы между прочим, поинтересовалась я.

– Михаил Иванович Васильев, – ответила ничего не подозревавшая консьержка.

«Ах ты гнида! – мысленно воскликнула я. – Через бабскую кровать карьеру делать! Ну ты и подонок!» Вслух я этого говорить, естественно, ничего не стала и только спросила:

– И он больше так и не появлялся?

– Ну почему же? Вчера вместе со Шмаковым приезжал выяснять, куда Вадим делся, – сообщила она.

– Вы и вчера работали? – сочувственно спросила я.

– Нет, – усмехнулась она. – Мы работаем сутки через трое, но я живу в соседней с ними квартире, а стены… Сталинка сталинкой, а слышимость прекрасная. Крик стоял страшный, Лорка вопила как ненормальная… Впрочем, я подозреваю, что она не совсем адекватна.

– Кажется, мне предстоит очень тяжелый разговор, – сказала я, поднимаясь.

– Боюсь, что он вообще не состоится, – предупредила меня консьержка.

– Она ушла? – спросила я.

– Думаю, Лариса уже не в состоянии связно излагать мысли, – интеллигентно сформулировала она.

– Так ведь еще и двенадцати нет, – удивилась я.

– У нее свой режим дня, – заметила консьержка.

– А домработница дома? – спросила я.

– Сегодня еще не выходила, – ответила она.

– Ну тогда хоть с ней поговорю, – сказала я.

Направляясь наверх, я тихонько мурлыкала себе под нос: «На дурака не нужен нож, ему с три короба наврешь, и делай с ним, что хошь», потому что разговаривать с такого рода людьми, как эта консьержка, давно уже научилась. Чувствуя некоторую приниженность своего положения, они изо всех сил стараются показать собственную значительность, то, что они умнее других. И, стоит притвориться наивной дурочкой, как они демонстрируя свое превосходство, преподнесут всю информацию на блюдечке. Да и привычка постоянно поучать и воспитывать кого-нибудь у этой консьержки тоже сыграла мне на руку. А вот вздумай я разговаривать с ней иначе, никакой полезной информации не получила бы.

На мой звонок дверь открыла разбитная бабенка лет тридцати, и я поняла, что это и есть домработница.

– Лариса Ивановна дома? – спросила я.

– Приболела и не принимает, – заученно ответила она.

– Тогда я с вами поговорю, – сказала я, входя в квартиру.