Текст книги "Багровая связь"

Эпизод 19

Я слышу женский крик. Она напугана, до смерти напугана. Я бегу по снегу босиком. Ноги окоченели и не слушаются. На мне накинут полушубок, больше ничего. В висках пульсирует, в боку колет, во рту все давно пересохло, язык превратился в наждак. Я бегу уже долго.

Вокруг меня – голый зимний лес. Белый снег и редкие черные деревья, на голых ветвях которых сидят птицы. Низкое темное небо дополняет скудный пейзаж. Я снова слышу истошный крик. Это кричу я. Эхо разносится по лесу. Мокрые от пота волосы лезут в глаза и в рот. На бегу я запахиваю на себе полушубок. Я знаю, что далеко мне не убежать. Знаю, что в эту глухую часть леса редко заглядывают охотники, значит, надежда на помощь крайне мала, почти невесома.

Я падаю в снег. Холод пронзает тело длинными ледяными иглами. Далекий выстрел заставляет стаи птиц покинуть деревья. Я засыпаю. Мне снится, что я – огромный паук вроде тарантула, только белый. Паук-альбинос. Белый, как снег, и мохнатый, как гусеница. Я плету причудливую сеть паутины между двумя деревьями. Это занятие успокаивает меня. Моя нить так прочна, что в ней может запутаться даже небольшая птица. Время от времени я вспоминаю, что когда-то была человеком. Осколки памяти заставляют меня ненадолго останавливаться и растерянно перебирать лапками. Мир такой большой, когда смотришь на него глазами паука. Быть насекомым не так уж плохо.

Я прихожу в себя. Тело болит, но не так сильно, как я ожидала. Похоже, Он нашел и выходил меня. Немного кружится голова. Не могу двинуться, привязана к стулу. Я в хижине среди леса, в его хижине, откуда бежала. Я снова здесь. Мои ноги заботливо укутаны в меха. Кажется, это лисья шкура. Боли нет. Вокруг тепло, легкий свет льется из камина. На столе несколько почти расплавившихся свечей.

Ворочаю запястьями, чтобы высвободить их из веревки. Щиколотки тоже тесно связаны. Я одета в теплую мужскую рубашку. В его рубашку. Она висит на мне, как мешок. Он нашел меня и вернул в тепло из белого ледяного плена, где я могла бы умереть. Ненавижу ли я его? Я не знаю. Но свобода для меня дороже. И я буду пытаться сбежать до тех пор, пока ему это не надоест и он не убьет меня.

Слух улавливает шум за пределами хижины. Это он! Сердцебиение сразу учащается. Кожа на запястьях стерлась в кровь от грубости бечевки. Не двигаюсь, задерживаю дыхание, чтобы слышать малейший звук. Хруст снега, скрип промерзших деревянных половиц, скрежет железной ручки. Дверь медленно открывается, и в облаке пара и блестящих снежинок в хижину входит большая мужская фигура. Свист вьюги проникает через открывшийся проем.

Мужчина закрывает дверь и топает на месте, чтобы стряхнуть с себя снежную пыль. В руках у него охотничье ружье и мешок с дичью. Все это он оставляет у входа и направляется ко мне. Белые волосы взъерошены ветром и усыпаны белой крупой, как и меховая накидка на широких плечах. Голубые глаза сияют лазурью на загорелом лице. Темная щетина больше напоминает небольшую бороду. На ней тоже не успели растаять снежинки.

– Хорошая попытка, – сипло произносит мужчина. – Но тебе она дорого обойдется.

Он имеет в виду мой неудавшийся побег. Почему-то мы оба улыбаемся. Я знаю, что так будет лучше. Хотя мне не хочется этого делать. Но я должна ему подыгрывать.

– Убей меня, – говорю я.

– Время еще не пришло.

– Я не хочу так жить.

– Кто тебя спрашивает.

– Отпусти или убей. Зачем я тебе?

– Заткнись, это не твое дело.

– Пожалуйста…

– Еще слово – и останешься без ужина.

Слезы катятся у меня из глаз. Я молчу, потому что он держит свои обещания. Снаружи раздаются выстрелы. Я вскидываю голову на звук, прислушиваюсь. Неужели в этот край забрели охотники? Может быть, они ищут меня? Перевожу взгляд на мужчину, и всякая надежда спастись сразу гаснет. Даже десятку человек не справиться с ним. Он умен, дьявольски хитер и опасен, жесток и беспощаден, и никто не встанет у него на пути. Меня не спасут. Только загубят свои жизни.

Высокий мужчина с широкими плечами и белыми волосами стоит у стола и методично перебирает мясницкие ножи. Наконец он вытаскивает из-под стола топор с длинной ручкой, улыбается мне, как Джек Николсон в «Сиянии», и произносит: «Волки сегодня будут сыты».

Пока у меня перед глазами плывут цветные пятна, а в ушах поднимается шум, мужчина уходит в соседнюю комнату. Я слышу запах собственного страха, он сочится из каждой моей поры. Я должна что-то сделать, должна предотвратить большую беду. Но я связана и даже не могу говорить.

Зловещая темнота наполняет помещение. Камин и свечи больше не излучают даже слабого света. Темнота осязаема. Она струится по моей коже смоляными потоками, обволакивает, хочет сделать частью себя. Я смертельно напугана. Кажется, что тело холодеет. Я умираю?

Дверь открывается, в полной темноте в помещение входит человек. Я не вижу его, но слышу, как он перемещается. Он ничего не говорит, чтобы не привлечь внимание моего похитителя. А может, он еще хуже? Но неожиданно запястья больше не скованы, я могу шевелить ими и нагинаюсь, чтобы развязать ноги.

«Все будет хорошо», – шепчут мне.

Я киваю, хотя кругом кромешная тьма, и смысла в этом жесте нет. Темнота отступает перед светом полной луны, льющимся из окна. Я замечаю тусклый металлический отблеск. Человек пришел с оружием. Возможно, меня спасут. Но надеяться на это не стоит. Хочу предупредить потенциального спасителя об опасности, но молчу. Знаю, что Он услышит, если я буду действовать против него. И мне придется за это поплатиться.

Человек уходит в соседнюю комнату, держа оружие наизготовку. Я полностью освободилась от пут, но мне некуда бежать. Нужно ждать развязки поединка. Я прекрасно понимаю, что вьюга не даст мне убежать и на двести метров. Забившись в угол, я прислушиваюсь к звукам в хижине. Несколько минут ничего не происходит. Раздается выстрел, а следом за ним – тупой удар и звук, будто человек чем-то подавился. Затем – грохот об пол. Не выдерживая, я иду туда.

На полу растеклась лужа темной крови. Две красные полосы тянутся к окну, где усажено тело с топором в животе. Больше в помещении никого нет. Окровавленные руки хватают меня со спины. Тяжелое дыхание с надрывом раздается над моей головой. Это Он. Мужчина толкает меня в темную лужу, я падаю и пачкаюсь в крови человека, который мог бы меня спасти. Осознание этого возбуждает. И, похоже, не меня одну.

Мужчина падает передо мной на колени, попутно сбрасывая с себя одежду. Я закусываю губу, наблюдая за ним, и не выдерживаю напора эмоций – бросаюсь к нему. Губы сливаются в один горячий цветок, пульсирующий от страсти. Раздеваю Его, а он – разрывает на мне свою же рубашку. Я люблю его, я хочу его. Он опрокидывает меня на пол и строптиво подминает под себя. Я с готовностью раздвигаю ноги и обхватываю его ими. Я жажду ощутить его внутри себя и дрожу от предвкушения. Он впивается в мою шею и в приступе безумия сжимает грудь.

– Бетти… – сквозь голос прорывается грудной рык.

– Шувалов, возьми меня, – умоляю я на взводе, почти завывая от возбуждения.

Мы оба испачканы в чужой крови, и это сносит крышу.

– Лиза? Лиза! – врывается посторонний голос.

– Что? Что такое? – просыпаюсь я.

Надо мной растерянное лицо Кирилла.

– Что тебе снилось? – спросил он с нажимом в голосе.

– Что?

Я еще не совсем осознала, где сон, а где реальность, поэтому жестко тормозила.

– Не прикидывайся, Лиз, что это было??

– О чем ты, Кир?

Приподнявшись на локтях, я протерла глаза. В них как будто песка насыпали. Кирилл обвиняюще нахмурил брови.

– Лиза, что это было? Что тебе снилось?

– Что случилось? Я не понимаю. Что с тобой? Ты зол?

– Я очень зол, ты права. Кто такой Шувалов?

– Что-что? – переспросила я, расширив глаза и чувствуя, как кровь приливает к голове.

Неужели?.. О, нет!

– Я сказала «Шувалов» во сне?

– Ты не просто сказала «Шувалов», Лиз. Черт возьми! Ты сказала: «Возьми меня, Шувалов!» Вот, что ты сказала, блять!

– Не может этого быть.

– Кто он?

– Кирилл, ты подумал…

– Кто такой Шувалов, Лиз?! – закричал Кирилл. – И какого черта здесь происходит??

Он поднялся и отошел к окну, словно ему было противно оставаться со мной в одной постели. Происходящее выбило меня из колеи. В свете луны я увидела, как дергается его лицо. Мимика будто вышла из строя, выдавая эмоцию за эмоцией с бешеной скоростью. Для Кирилла это было верным признаком гнева. Отвернувшись от меня, он смотрел в окно, тяжело дыша, будто после долгого бега.

– Лиза. Ты… изменяешь… мне?..

Ему потребовалось все мужество, чтобы задать этот вопрос.

– Кирилл, да как ты можешь?!

– Как Я могу? – повернулся он. – А что еще мне остается думать, Лиз?! Сначала я замечаю у тебя на теле синяки и укусы, ты ведешь себя странно, придумывая нелепые отговорки! Когда я пытаюсь поговорить с тобой серьезно, ты избегаешь разговора, убеждая меня, что все как обычно, и ничего не изменилось между нами. Но я-то чувствую, что это не так, я вижу, что ты начала лгать мне. Значит, ты что-то скрываешь. Ты стала сама не своя. Но я списывал все на твой кризис, убеждал себя, что тебе тяжело, что это пройдет, терпел твои странности. Но теперь я среди ночи просыпаюсь из-за стонов своей любимой девушки и слышу, как она умоляет какого-то мужика взять ее… Я… Я требую объяснений.

– Что ты хочешь услышать?

– Для начала – кто он?

– Преподаватель. Но между нами ничего не было! Ни о какой измене не может быть и речи!

– Синяки на твоем теле оставляет он? Он трогает тебя?

У него сердце разорвется, если я скажу правду.

– Кир, ну конечно нет! Я бы давно уже тебе рассказала.

– Ладно. К этому мы еще вернемся. Тебе снился секс с ним?

А вот здесь, похоже, врать не получится. Ведь он все слышал.

– Да, – призналась я и вздохнула, обхватив голову.

Мне стало жаль себя.

– Чудесно.

– Кирилл, послушай…

– Тебе было приятно?

– Кирилл, ты же знаешь, мне не всегда снится то, что хочется увидеть и испытать… – паника овладела мной, и остановить поток лжи было невозможно. – Если бы я могла управлять своими снами, мне бы не снились все эти террористы, маньяки, преследования, смерти…

– Хочешь сказать, тебе не понравился этот сон?

– Конечно же, нет, – как можно более уверенно заявила я.

Это было трудно, потому что являлось ложью.

– Клянешься?

– Клянусь.

Кирилл вернулся в постель и с каменным лицом провел рукой у меня в промежности. Я сразу же поняла, зачем он это сделал. Он проверял мои слова. Ему хватило одного касания, чтобы понять, что я лгу.

– Ты снова обманываешь. Все пальцы в смазке, Лиз. Ты возбудилась во сне. Тебе все понравилось. Ложь на лжи. Поверить не могу. Ты меня обманула. Я не мог представить, что наши отношения докатятся до такого.

– Кирилл, ты говоришь все это, будто я действительно изменила тебе. Будто я спала с ним в реальности.

– Ты потекла, когда он тебе приснился. Этот мужчина не безразличен тебе. Представляю, что творится с тобой, когда ты видишь его вживую.

– Кирилл!!! Не говори так! Это всего лишь сон! Никакой измены не было!

– Извини, Лиз, но я не буду спать с тобой этой ночью. Я пойду на диван. Мне надо подумать.

– Кирилл, о чем ты? Что за глупости?

– Спокойной ночи, Лиз.

Под моим недоуменным взором Кирилл забрал свою подушку и ушел. Сказанное им не могло иметь никаких апелляций. Он сделает так, как он решил. Я знала, что ему нужно время все хорошенько обдумать, чтобы понять, что он не прав. И сейчас мне лучше не лезть к нему. Да я и не собираюсь оправдываться перед ним за измену, которой не было.

Я сходила в душ и вернулась в постель, чувствуя себя разбитой. Но через несколько минут уснула, как младенец.

***

Вещи не такие, какими мы привыкли их видеть.

Мы наблюдаем дерево, но не видим его корней, а дерево – это его корни.

Мы наблюдаем человека, но не видим его мозг, а человек – это его мозг.

Мне кажется, мой мозг поврежден.

Но мне это может всего лишь казаться, не так ли, Бет?

Мое восприятие мира фрагментировано.

Я вижу все отдельными цветными кусками, которые не складываются в единый узор калейдоскопа.

Либо эти куски существуют параллельно друг другу, либо в моей голове отключился механизм, который мог бы их объединить.

***

«Когда девочке было десять лет, она подошла к матери и сказала:

– Мама, иногда я вижу треугольник там, где его на самом деле нет.

Разумеется, мать Рины, очень добродушная и любящая женщина, ничего не поняла в этой фразе, а потому посчитала ее за очередное проявление странностей детского воображения. Но через несколько дней девочка во время ужина снова заявила:

– Мама, у папы вместо головы зеленый треугольник.

Рина произнесла это испуганно и смущенно одновременно, и вся семья испугалась и смутилась вместе с ней.

– Что ты такое говоришь, Рина? – спросила ее мать, шестым чувством ощутив неладное.

– Я не вижу папиного лица. У него вместо головы – треугольник, мам. Мне страшно. Я хочу, чтобы он ушел. Я хочу увидеть папу.

Весь вечер девочку подробно расспрашивали, а наутро повели к офтальмологу. Врач тоже задавал много вопросов, но ответы на них заставляли его лишь хмуриться и спрашивать снова. Из путанных детских ответов выяснилось, что Рина временами видит различные геометрические фигуры, которые накладываются на изображение реального мира, но физически не присутствуют в нем.

Ребенок видит перед собой зеленый треугольник, но не может его потрогать. Чаще всего геометрические фигуры вытесняют объекты действительности и занимают их место. Выяснилось также, что все эти фигуры – плоские, и как бы заслоняют то, что за ними находится. Это может длиться час или день, но всегда проходит, и никакие симптомы не сопровождают этот процесс. Как утверждала девочка, она не испытывает головной боли, когда видит «фигурки». Офтальмолог сказал, что впервые о таком слышит, и, скорее всего, эта «болезнь» не в его компетенции».

***

По взгляду Шувалова я поняла, что он не собирается сегодня оставлять меня после занятия. Поэтому я решила удивить его и остаться по личному желанию. Сначала, убедившись в том, что мужчина провожает меня жадным взглядом, я сделала вид, что иду к выходу вместе со всеми студентами. Затем у самой двери замерла, испытывая странное и непреодолимое желание остаться и поиграть с ним. Да, после того случая, как он упал передо мной на колени, увидев мои ступни, я ощущала над Шуваловым некоторую власть. Это было упоительно. Я имела кое-что, позволяющее мне управлять этим большим непредсказуемым мужчиной. Я знала, что просто обязана эту власть использовать в своих целях, как бы гнусно это ни выглядело.

Когда я повернулась и пошла обратно, он сидел за столом и доставал из футляра очки. Но он сразу же заметил меня, повернул голову и приподнял бровь.

– Что такое, Бет? Наши отношения вышли на новый уровень?

Жегловский голос звучал очень удивленно.

– Роман Григорьевич, – сказала я и подошла к столу, – я должна Вам кое-что сказать.

Пустив в ход все свои актерские данные, я выглядела очень убедительно. По крайней мере, даже проницательный Шувалов принял мою фразу серьезно.

– Что случилось, Бет? Ты прежде никогда не оставалась сама.

В его тоне даже проскочило волнение. Может быть, он подумал, что у меня проблемы, и я собираюсь просить у него помощи. В тот момент это умилило меня и растрогало.

Я сделала очень обеспокоенное лицо, играя из себя девушку, которой трудно рассказать, что с ней не так. Кажется, Шувалов купился.

– Бет? – нахмурился он, заглядывая мне в глаза.

Его рука потянулась к моему локтю, но не коснулась.

– Тебя кто-то обидел?

Он спросил это спокойно, но так выговорил каждое слово, что было ясно: если меня кто-нибудь обидел, этому человеку крупно не поздоровится.

Но тут Шувалов отодвинулся на стуле назад, чтобы подняться, и я решила воспользоваться моментом. Не прошло и двух секунд, как я сидела у него на коленях, ласково обхватив за шею, и лукаво улыбалась. Его огромные плечи были так близко, что я могла прислониться к одному из них щекой.

– Бет, ты ведешь себя не так, как обычно. Ты что-то задумала, не так ли? – спросил Шувалов, улыбаясь.

Глядя в прищуренные голубые глаза, и нежно коснулась его груди и перевела касание в поглаживание.

– Задумала, Роман Григорьевич.

Сидеть у него на руках было так уютно и уже привычно.

– Подменили мою Бетти, – сказал мужчина и перехватил инициативу, для верности обняв меня за талию обеими руками.

Сегодня он был в темных брюках и серо-зеленой рубашке с рукавом три четверти. Слегка вздувшиеся вены перекатывались под загорелой кожей, и это выглядело очень мужественно. Никогда раньше вены не привлекали меня. Я опустила руку и нежно провела по животу мужчины, отчего он сжал меня до хруста в позвоночнике.

– Что же ты делаешь, Бет… – прошипел Шувалов.

Его голос наливался от возбуждения, как спеющий фрукт.

– Не нравится? – кокетливо спросила я и коснулась губами его уха.

– Если ты не прекратишь, клянусь, Бет, я не сдержусь, и к черту увольнение.

Он был на взводе, и я прошептала ему на ухо:

– Сейчас я закрою дверь и выслушаю все Ваши предложения на этот счет…

Мой шепот был так влажен и горяч, что мужчина с готовностью отпустил меня. Полностью свободная, оказавшись у выхода, я тут же юркнула за дверь и понеслась по коридору, не в силах сдерживать гомерический хохот.

Я чувствовала себя так, словно только что положила голову в пасть аллигатора и вытащила ее оттуда за миг до того, как пасть захлопнулась. Мне было очень весело и радостно. Я даже гордость за себя ощущала, будто приручила дикое животное. Я сумела обвести вокруг пальца самого проницательного человека, которого встречала. Понадобилось всего лишь обратить против него его же мужской инстинкт.

Упоительное чувство почти всемогущества заставляло меня весь оставшийся день беспричинно (в глазах Кирилла) улыбаться. Но мое счастье улетучилось, едва я поняла, что за этот поступок Шувалов наверняка устроит мне изощренную месть.