Текст книги "Багровая связь"

Эпизод 25

– Ой, смотрите! – крикнула Куприянова. – Рами с охоты возвращается!

Все сбежались в одну кучу, выискивая взглядом среди деревьев высокую фигуру Шувалова. Час назад он действительно взял охотничий нож, приманку, небольшой капкан, и ушел куда-то глубоко в лес, чтобы к ужину добыть нам свежего мяса. Разумеется, нам всем не верилось, что из этой затеи может выйти что-то удачное. Мы понятия не имели, какая живность вообще водится в этом лесу.

Но когда Шувалов подошел ближе, мы увидели то, что заставило меня содрогнуться, а остальных – восхищенно вздохнуть. Мужчина нес с собой большого дикого кролика, держа его за задние лапы. По обилию крови можно было понять, что животное мертво.

Студенты обступили Шувалова, рассматривая добычу. Я держалась в стороне, внимательно наблюдая и вслушиваясь. Мужчина сказал принести ему веревку, и пока кто-то бегал за ней в домик, разделся по пояс сверху. Получив веревку, он подвесил серую в бурых пятнах тушку на ближайшем суку и принялся разделывать ее своим огромным ножом. Когда я увидела, как еще теплая кровь струится по этим мощным, покрытым венами рукам, когда я заметила, какое удовольствие Шувалову приносит свежевание, я испытала настолько неконтролируемое влечение, что не могла стоять на месте. Сделав вид, что мне наскучило это зрелище, и мясо на ужин меня вовсе не интересует, я вернулась в домик, в свой маленький крайний домик, где ждала меня неоконченная рукопись. Я должна была дописать свои гениальные строки, которые уже на ходу зарождались и пылали в моей голове.

***

«Рэй мучил девушку не просто так. Он был тираном, маньяком, извергом и получал удовольствие от страданий своей жертвы. Рина была вовсе не первой в его коллекции. Каждую свою новую «подопечную» юноша измучивал до такой степени, чтобы добиться крайней степени ненависти к себе. Причиняя девушкам боль, Рэй испытывал сильное сексуальное возбуждение. Он понял это еще в одиннадцать лет, и этот психологический сдвиг определил его судьбу.

Месяц спустя, почти не помня себя от физического и морального истощения, Рина лежала на полу и ожидала, когда Рэй снова придет, чтобы задать ему свой последний вопрос и сделать последнее признание. Девушка ощущала приближение смерти. Ее тело, покрытое многочисленными мелкими ранениями, синяками и укусами, казалось, уже начало гнить, точно так же, как ногти, волосы и зубы. Жизнь молодой девушки была кончена. Когда Рэй вошел в помещение и присел у тела Рины, она устало подняла голову и спросила его:

– Зачем ты делаешь все это?.. Почему бы тебе просто не убить меня?

– Мне нужно, чтобы ты возненавидела меня.

– Но я не сумею…

– Почему?

– Ведь я все еще люблю тебя, Рэй.

Услышав это, юноша обхватил шею девушки руками.

– Любишь?

– Как и в первый день нашей встречи…

Рэй не нуждался в жертве, которая не сможет его ненавидеть, поэтому, недолго думая, он задушил Рину. Девушка не сопротивлялась, на это у нее не осталось никаких сил. Жизнь и так покидала ее, а сильные руки Рэя довели начатое до конца. После этого светловолосый молодой человек навсегда покинул загородный дом, оставив там тело девушки, прикованное к трубам. Через месяц, а может, и раньше, он найдет себе новую жертву».

***

Рядом с Кириллом я жила в рутинной бытовой жизни, с редкими и мелкими радостями, испытывая блеклое, размытое счастье. Рядом с Шуваловым я полностью оторвана от мира. Я словно живу на страницах книги, которую читаю и не могу остановиться. Рядом с ним все иначе. Я стала так близка к литературе, как никогда еще не была. У меня открылся третий глаз, и потоки вдохновение фонтанируют из меня днем и ночью. Я обожаю это ощущение и не хочу, чтобы оно кончалось. Шувалов усиливает мою эйфорию, наркотически продлевает ее действие.

В некотором роде он и есть мое вдохновение, тот заряд извне, который спровоцировал в моей голове вспышку, подобную взрыву сверхновой. Свет от нее будет озарять меня еще много сотен лет. Но, так как люди столько не живут, скорее всего, мой талант передастся нескольким поколениям моих потомков.

С приходом Шувалова в мою жизнь с меня насильно сорвали оковы быта, апатии, депрессии, неверия в себя. Цепи успели врасти в кожу, и было больно избавляться от них. Больно не только мне, но и моим близким. Однако я счастлива, что их с мясом вырвали из моего тела. Я другой человек. Моя жизнь и мировидение еще никогда не были наполнены такими красками. Только такой мужчина, как Шувалов, устрашающе огромный блондин с голубыми глазами, мог подарить мне этот дивный новый мир, открыв его внутри меня.

Уверена, мужчина просто притворяется обычным человеком. Но я-то вижу в нем жестокость, и это страшно возбуждает. Почему? Откуда во мне эта тяга? Шувалов – воплощение харизмы, простого агрессивного поведения. Дикарь, из которого ключом бьет первобытность. Я сумела рассмотреть много тьмы внутри него. Я чувствую такие вещи. Особенно сейчас, когда он оказался один на один с дикой природой. Тестостерон так и забурлил в его крови. Я понимала, что продала бы душу за ночь с ним. И уже ничто меня не останавливало. Это жгучее чувство неудовлетворенности из-за собственных моральных установок уже невозможно было терпеть. Я забыла о Кирилле и обо всех, кто когда-либо мне нравился. Это чудовище, этот хищник своей фигурой затмевал всех. У меня отключался разум, едва я вновь прокручивала в памяти момент, когда он разделывал тушу дикого кролика, и кровь текла по рукам до самых локтей, и его выражение лица, этот оскаленный рот… Все это было так похоже на мои сны. Все это было невыносимо.

Так кто же он?.. Неужели всего лишь инженер, всего лишь преподаватель?.. Неужели он не пасынок самого дьявола, не принадлежит тьме или потустороннему миру? Мне кажется, что он лишь плод моей фантазии. И я боюсь однажды проснуться в психушке и выяснить, что никакого Шувалова не существовало, как и нескольких еще людей, которых я сама себе придумала и долгое время питала их образы силой своего воображения.

Я боюсь оказаться сумасшедшей, потерять эту реальность, настолько происходящее со мной кажется мне неправдоподобным. Особенно он. Этот человек, поведение которого невозможно воспринимать обычно. Он, чье существование кажется мне выдумкой. И я до жути боюсь лишиться этой выдумки. Если все происходящее – фантазия, то я хочу и дальше жить в ней.

***

«Старый полицейский замолчал и посмотрел на молодого. За окном их новенького «Chevrolet caprice classic» вьюга уже успела успокоиться, ночь все еще была темна и глубока. Пока старый полицейский рассказывал, патрулирование территории закончилось, и теперь они стояли во втором квадрате, припарковавшись у закрытой закусочной, и пытались отогреть руки с помощью небольшой автомобильной печки.

Молодой полицейский выглядел удрученно и потерянно. Когда Гленн Миллер сказал, что такие истории лучше не рассказывать по ночам, Уолтер не придал этим словам особого значения. Молодой полицейский подумал, что Гленн всего лишь хочет запугать его. У старого полицейского всегда был веселый нрав. Однако история действительно оказалась ужасающей. И звездная морозная ночь лишь укрепила впечатление Уолтера Ллойда. Один вопрос не давал покоя молодому полицейскому.

– Одно мне неясно, Гленн. Откуда тебе известны такие подробности? О рождении, детстве этой девушки, о многом прочем?..

– Это еще не вся история, парень, – усмехнулся старый полицейский.

– В таком случае, я слушаю.

– В начале истории я сказал тебе, что в то время был немногим старше тебя, и только заступил на службу в убойный отдел в Прово. Мне тогда казалось, что Прово – лучший город во всем штате, да что там, во всей стране. Ведь я родился и вырос там. В Прово я встретил свою будущую жену, стал отцом, и лишь затем переехал в Солт-Лейк-Сити по долгу службы. Но в Прово со мной случилась самая ужасная история, которую я буду вспоминать всю оставшуюся жизнь. Эта история потрясла меня до самых глубин, парень. Больше ни разу за всю свою службу я не сталкивался с подобным.

Старый полицейский замолчал, углубившись в воспоминания и задумавшись, как лучше сформулировать концовку истории, чтобы молодой полицейский был так же потрясен, как и он сам много лет тому назад. Финал этой леденящей кровь истории заслуживал быть описанным в какой-нибудь книге или хотя бы кинохронике. Но нигде, кроме полицейских архивов и истории болезни в психиатрической клинике он не был зафиксирован.

– Я хорошо помню тот день, – заговорил старый полицейский, глядя поверх руля. – Я и мой напарник пришли на службу. Всем было очень весело, потому что накануне мы поймали одного крайне удачливого вора, взяли прямо с поличным. Шериф был доволен нами. Прямо с утра кто-то уже принес пончики. Гарри, мой напарник, взял себе с глазурью, а я взял с сахарной пудрой. Мы также взяли в руки по стаканчику капучино, и тут поступил звонок. На расстоянии двух метров я слышал, как женщина кричала в трубку нашего диспетчера. «Здесь труп, здесь труп, приезжайте скорее, господи Иисусе, помилуй нас!», – кричала она и плакала. Мы отложили кофе и пончики и бросились по машинам. Кажется, дело было серьезное, но никаких деталей мы не знали. Нам было сказано, что найден труп девушки где-то за городом, в заброшенном доме. И мы отправились туда.

Судмедэксперты уже были на месте, мы быстро поздоровались и вошли в дом. Тело оставили в том же положении, что и обнаружили. Светловолосая девушка выглядела, словно ее только что вытащили из могилы, где она пролежала уже как минимум месяц. Пока я, ошеломленный, рассматривал ее покрытое ссадинами, ранами, трупными язвами тело, один из экспертов сказал мне, что девушка повесилась, вероятно, неделю тому назад. Запах стоял соответствующий, и тело выглядело ужасно. Пару человек вырвало.

– Погоди, – медленно произнес молодой полицейский, – как это – повесилась?

– Имейте терпение, молодой человек, и все узнаете, – спокойно ответил старый полицейский, – позволь же мне продолжить и не перебивай меня. На подоконнике мы обнаружили толстую тетрадь и исписанную ручку. Перед тем, как повеситься, девушка написала художественный текст о том, что с ней происходило перед смертью. Весь мой рассказ – это то, что мы прочли в той тетради. Это один из источников, откуда я знаю столько подробностей дела. Установив личность девушки, мы поняли, что это дочь убитых недавно родителей.

Мать закололи ножом, а на отца упал «минивен», сорвавшись с троса. Посчитали за ЧП на производстве. К тому же, вскоре выяснилось, что самоубийца была пациентом психиатрической лечебницы, наблюдалась там с самого детства. Чем она болела, ты уже знаешь, но это не все. Помимо видений геометрических фигур в истории болезни девушки значилось диссоциативное расстройство идентичности. Думаю, тебе должно быть известно, что это такое, Уолтер. Но девушке этого известно не было. Врачи и родители скрыли это от нее. На самом деле никакого Рэя никогда не существовало. В реальности такого человека не было. Рэй был второй личностью Рины. И когда сознание Рэя подавляло сознание Рины, девушка выпада из реальности в мир геометрических фигур.

– Я не понимаю, – заторможенно сказал молодой полицейский, – кто же тогда убил ее родителей?

– Она сама, – ответил старый полицейский. – У Рины началось обострение, и она воплотила свою вторую личность, придумав себе маньяка, который якобы следит за ней. Когда ее родные заметили, что у девушки проявились симптомы, о которых давно предупреждали врачи, они собирались положить ее в клинику, под наблюдение. Чтобы никто не пострадал, особенно сама Рина. Но они не успели. Девушка убила их, уверенная в том, что это делал Рэй. Были свидетели, которые видели, как Рина убегает из дома с кровью одежде. И в автомастерской видели, как она дернула рычаг. Никто не видел никакого светловолосого парня рядом с ней. Никогда. И да, тот прохожий. Его тоже убила Рина.

– То есть, выходит, каждый раз, когда она убивала, она видела фигуры? И воображала себе, что все это делал тот парень?

– Именно так. Но никакого парня не было. Все это была она.

– Черт возьми, Гленн. Черт возьми! У меня мозги почти сломались. Я все еще не понимаю и половины этой истории.

– История, которую я поведал тебе – это то, как видела происходящее сама Рина. Плюс то, что мы нашли в ее истории болезни и истории наблюдений за ней. И еще то, что было в ее многочисленных дневниках. Вот, откуда я знаю все эти подробности, парень.

– Постой. Значит, она все же вела дневники и хотела стать писателем?

– Да, все это так и было. Писателем она, конечно, не стала, хоть и была достаточно не в себе для этого дела. Ты ведь знаешь, писатели, они все не от мира сего, – Уолтер понимающе закивал. – Но, в некотором роде, книгу она написала. И я пересказал тебе сюжет этой книги. И самое невероятное в том, что она искренне хотела помочь следствию.

– Как же все запутано, Гленн, – сказал молодой полицейский. – Но как она могла похитить сама себя?

– Две личности боролись за одно тело. После убийства родителей девушка сама уехала за город, нашла брошенный дом, истязала себя и морила голодом. Точнее, это делал Рэй, ее вторая личность. Вражда за тело шла с переменным успехом. Параллельно этому Рина делала записи в тетради, представляя все так, словно ее похитили и держат в плену. Точнее, ей все именно так и казалось, понимаешь, Уолтер? Она дописала свою «книгу» и покончила с собой. Рэй убил Рину. У нее в тетради так и было записано: он задушил меня и уехал отсюда, искать себе новую жертву. Что-то в этом роде. Сначала она записала свое убийство, затем совершила самоубийство. И, умирая от удушья, она была уверена в том, что Рэй задушил ее.

– Но на самом деле никакого Рэя не существовало, – задумчиво повторил молодой полицейский. – В это трудно поверить. Это действительно произошло с тобой?

– Это действительно произошло, но не со мной, слава господу нашему милосердному, а в моей полицейской практике. Это была самая кровавая и психически нездоровая головоломка в истории работы нашего отдела. Ты не представляешь, как тяжело нам пришлось, когда мы разбирали это дело, раскладывали по полочкам каждый факт, отделяя реальность от вымысла. Нам порой и самим казалось, что мы сошли с ума.

– Поехали к Лайле, Гленн. Мне нужно выпить кофе.

– Поехали, парень, я тоже не откажусь.

– Знаешь, сегодня я позову ее на свидание, – признался молодой полицейский.

Старый полицейский ничего не ответил. Он хмыкнул и завел двигатель».

***

Моя история была окончена. Точка была поставлена ближе к ночи, когда многие уже укладывались спать. На душе у меня разлилось сладкое чувство удовлетворения своей самореализацией. Третий глаз не закрылся, и опустошение не пришло ко мне, как раньше, когда я заканчивала истории. Этот текст казался мне самым гениальным моим творением. Но я создам и лучше, разумеется, теперь в этом нет сомнений. Я написала свой лучший текст. Я талантлива. У меня есть третий глаз. Я писатель. Я счастлива. Счастлива. Наконец-то моя жизнь обрела смысл.

Эйфория после окончания рукописи позволила мне любить весь мир. Даже своих убогих одногруппников, чей маленький мирок замыкался только на них самих. Я словно потеряла ощущение реальности, точнее, реальность потеряла меня. Свет все еще пронизывал меня, разливаясь вокруг, а Тьма отныне больше не могла до меня дотянуться.

– Бет?

– А?

В проходе стоял Шувалов. В руках он держал небольшую миску. Если бы не беспроводные фонари, которые мы принесли с собой и установили в каждом домике вместо лампы, я бы ничего не увидела.

– Почему ты не пришла на ужин? Я жарил кролика.

– Я знаю, просто…

– Ты писала, не так ли?

– Да. Да, это так.

– Ты выглядишь очень счастливой, Бет. Я рад это видеть.

– Спасибо.

– Я принес тебе мяса. Оставил для тебя. Это твое. Все остальные поели.

– Вы тоже?

– Нет. Это моя порция.

– Ну, тогда ешьте. У меня есть галеты.

– Бет, я хочу, чтобы ты съела это. Пожалуйста.

Он сказал это слишком настойчиво, зная наперед, что я буду отпираться, и постарался пресечь любые попытки отказа.

– Ладно. Оставьте на столе.

Шувалов подошел к столу и поставил миску. Почему он не уходит, подумала я.

– Это все?

– Да, Бет, это все.

– Тогда идите.

– Куда же мне идти?

– В каком смысле куда? Туда, где Вы будете ночевать.

– Но я ночую здесь, Бетти-Бет.

– Это невозможно, потому что здесь ночую я. Я заняла этот домик, как только мы пришли, к тому же, здесь только одно спальное место.

– Да, одно. Но оно большое, неужели ты не видишь? В тех двух домиках все места заняты.

– Значит, расположитесь на полу.

– Спешу тебя огорчить, этого не будет. Я ночую здесь. А ты можешь идти к своим одногруппникам и спать на полу.

– Какая наглость.

– То же самое можно сказать и о тебе, малышка Бет. Ведь ты предлагаешь мне то же самое. Пойми, места больше нет. В этом домике поместятся двое. Остальные домики не примут больше, чем там уже вместилось.

Я посмотрела на горизонтальный деревянный срез, который представлял собой широкий лежак. Там действительно могли поместиться два человека. Но если этими двумя будут я и Шувалов, то…

– Одно условие. Кто-то из нас спит на полу.

– Не волнуйся, я лягу на пол, Бет.

Пока Шувалов ходил за чем-нибудь вроде покрывала, чтобы постелить себе на пол, я съела мясо, которое он приготовил. Изумительный вкус, но количество не могло утолить мой пробудившийся голод. Оказывается, пока я заканчивала рукопись, успело убежать так много времени…

– Спасибо, очень вкусно, Роман Григорьевич, – сказала я, когда он вернулся.

– На здоровье, Бетти.

Мы оба вели себя так, словно днем, у ручья, между нами ничего не было. Словно между нами вообще ничего никогда не было. Особенно странно было наблюдать такое поведение со стороны Шувалова. Я так привыкла к тому, что он всячески обманывает и домогается меня, что стало слегка не по себе, когда он это прекратил. Мне было неуютно.

Мужчина расположился на полу, а я застелила свой лежак. Здесь действительно было слишком много места для одного человека, особенно моего телосложения, и я ощутила укол совести.

– Роман Григорьевич, мне нужно переодеться. Пожалуйста, выйдите на пару минут.

Шувалов поднялся и молча вышел. Его лицо не выражало никаких эмоций. Переодеваясь в ночное платье, я догадалась, почему он ведет себя так прилично. Да ведь под боком целая куча моих одногруппников! Естественно, он не будет приставать ко мне. Ведь я могу закричать. Все встало на свои места, и мне полегчало от этого.

Шувалов дал мне достаточно времени. Когда он вернулся, я уже залезла под тонкое одеяло и положила ладонь под голову, приняв свою любимую позу для сна. На самом деле, прежде чем уснуть, я меняю около десяти разных поз, и только в одной из них засыпаю. Каждый раз это какое-то новое положение.

– Спокойной ночи, Бет.

– Спокойной ночи, Роман Григорьевич.

Он выключил беспроводной фонарь и лег на покрывало. И все. Тишина глубокого леса. Мужское дыхание. Мое дыхание. Мне не верилось в происходящее. Неужели он так и не притронется ко мне? Даже не начнет говорить о чем-то? Я ощутила разочарование. Наверняка это просто очередная уловка, но я еще не распознала ее сути. Шувалов лежал смирно, на спине, а я все время ворочалась. Во мне нарастало беспокойство. Казалось, что все происходит не так, как надо. Что-то пошло в разрез с обычным ходом событий. Это заставляло меня тревожиться, несмотря на просветление, которое я испытывала от завершения своего текста.

Одержимость. Рина написала свой самый главный текст. Я написала свой текст. Должен быть кто-то еще, разве нет? кто-то еще сейчас пишет своей текст. И скоро закончит его. Мир – это текст. Я – это текст. Но я – реальность, а не чья-то выдумка. Ведь так?

– Черт, – произнес Шувалов ничуть не сонным голосом.

А я была уверена, что он уже спит, пока я пустилась в псевдофилософские рассуждения.

– Вы не спите?

– Здесь, наверное, клопы или что-то вроде того.

– Меня никто не кусает.

– Но ведь ты и не на полу.

Я помолчала.

– Роман Григорьевич, забирайтесь ко мне.

– С чего ты так добра?

– Учусь доверять Вам.

– Похвально, – усмехнулся Шувалов и поднялся.

Мы разместились на лежаке спинами друг к другу, дабы не вводил лукавый нас во искушение. Места действительно хватало, мы даже почти не соприкасались телами. У меня в голове, как назло, стали прокручиваться все сны с участием Шувалова. Особенно тот, самый любимый, с кровью на полу. Удивительно, что я помнила их все так же детально, как старый полицейский в моей истории помнил дело своей молодости.

Роман Григорьевич сопел, и в этом сопении мне слышалось то ли недовольство, то ли откровенная злоба. Хорошо, что он не мог видеть моего лица, потому что я искусала себе все губы, успев представить в голове столько, сколько еще никогда не представляла. Между ног все сжалось и горело, но я терпела. Вдруг Шувалов перевернулся и лег лицом к моей спине. Я сделала вид, что сплю.

– Что-то мне жарко, Бетти-Бет, – прогудел он своим баритоном и прочистил пересохшее горло. – Нужно открыть окно.

О, да, я его прекрасно понимала. Ведь мне тоже было жарко. И никакое окно бы здесь не помогло. Я почувствовала тяжесть на бедре, так как лежала на боку, и скосила глаза. Это была мужская рука с красивыми длинными пальцами. Шувалов просто положил ладонь мне на бедро. Словно так и нужно. Решил, что я сплю, и теперь он может коснуться меня. Находясь на грани возбуждения, я перевернулась к мужчине лицом, тем самым заставив его убрать руку.

– Бет, – прошептал он, и в следующий миг я забралась на него.

Шувалов не медлил ни секунды. Едва я нашла его глаза, он уже впился в меня губами, а затем его руки забрались мне под ночное платье.

– Да ты без трусиков, Бет… – выдохнул он. – Ах ты маленькая шлюха.

Мужчина оказался сверху, и долго никто не церемонился. Мы раздели друг друга очень быстро. Сбившееся горячее дыхание, протяжные стоны, легкие шорохи наполнили домик. Запах секса разливался вокруг нас – запах наших выделений, запах общего возбуждения. Шувалов рычал и клокотал, двигаясь во мне. Еще бы, он так долго об этом мечтал, так долго к этому стремился.

Чтобы в соседних домиках меня не услышали, мужчина крепко зажимал мне рот, но при сильных укусах и особо грубых толчках это не помогало. Крики вырывались из меня сами собой. В тот миг нас это вовсе не беспокоило, а возбуждало еще сильнее. До самого утра мы никак не могли пресытиться друг другом, пока полностью не выбились из сил. Уходя в отключку от усталости под утро, я успела подумать о том, что теперь моя жизнь полностью налажена. Я хочу и могу стать писателем, и я нашла мужчину, которого ни за что не хочу потерять. Большего для счастья мне не требовалось.