Текст книги "Багровая связь"
Автор книги: Марина Зенина
Жанр: Триллеры, Боевики
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
– Верно, – согласилась я, делая вид, что не заметила иронии. – И теперь, будьте так любезны, дайте мне уйти.
– Хм… Действительно считаешь, что любезность была свойственна доисторическим людям? – ухмыльнулся Шувалов и начал нежно поглаживать мою спину в районе поясницы.
Уловив легкие движения его ладоней на своей коже, я задергалась, испугавшись не на шутку.
– Что Вы… что это Вы там делаете?
– То, что я хочу делать, Бет.
– Не трогайте меня! Хватит! Это уже переходит все границы!
Наверное, в моем голосе прорезалась неподдельная паника, что и заставило его разжать руки. Выпав из тисков, я отошла на безопасное расстояние. Шувалов внимательно следил за мной, но по его взгляду можно было прочесть, что он уже очень далеко отсюда, углубился в свои мысли.
– Как Вы смеете, – у меня даже рот дергался, – позволять себе… У меня есть молодой человек, а Вы! Вы домогаетесь меня! С такой наглостью, что… что… – задохнулась я, не находя слов.
– Что будешь делать, Бет? – иронично поинтересовался мужчина. – Пожалуешься, не так ли?
Это его «не так ли» добило меня окончательно.
– Уйду отсюда немедленно, вот, что я сделаю, – ответила я, и его голос застал меня уже у двери.
– До скорой встречи, малышка Бет. До скорой встречи.
Он произнес это так многообещающе, что я все еще была покрыта мурашками, покидая территорию института. Мне казалось, что он следит за мной из окна, но я, конечно, не стала проверять. Слишком боялась, что так оно и есть, и тогда мой неосторожный взгляд обнадежит мужчину еще сильнее, чем прочие мои ошибки.
***
«Такие девушки, как Лайла, сложно переносят одиночество. Назвать ее самодостаточной нельзя. Лайле всегда нужен собеседник, друг, моральная поддержка, советчик… Но это не портило ее ни капли. Лайла нуждалась в надежном мужском плече. Странно, что у такой миловидной и скромной девушки до сих пор не было серьезных отношений.
Попивая кофе, молодой и старый офицеры запахнули форменные куртки поплотнее и вышли на мороз.
– Почему ты не пригласишь ее на свидание? – вдруг спросил старый полицейский.
Молодой полицейский посмотрел на старого и ничего не ответил. На его лице читалось выражение вины. Старый полицейский хорошо изучил манеры своего напарника. Он знал, что вопрос застал его врасплох, а это значит, Уолтер ответит на него не сразу.
– Боюсь, что я недостоин ее, – сказал молодой полицейский, когда они расположились в машине.
Старый полицейский завел двигатель и включил обогреватель. Затем достал с пояса рацию, снял перчатку и нажал на клавишу.
– База, прием. В секторе четырнадцать чисто. Начинаем объезд территории.
– Принято, – сухо отозвались из участка.
Старый полицейский положил рацию на приборную панель, чтобы она постоянно была под рукой. На своем веку он повидал достаточно случаев, когда очень не помешало бы, чтобы рация вовремя оказалась поблизости. Даже в такие безлюдные холодные ночи прямо на улице могли появиться отморозки, которым закон не писан. От этой жизни можно ожидать, чего угодно, парень. Отморозки обожают появляться неожиданно словно бы из ниоткуда. Это их общее свойство.
Старый полицейский повернул ключ зажигания и плавно нажал на педаль газа. Новенький «Chevrolet caprice classic» черно-белой окраски, с проблесковым маячком на крыше, плавно тронулся с места.
– Ветер усиливается, – заметил молодой полицейский.
– Надеюсь, бог позаботился о горожанах и запер их в своих квартирах, – отозвался старый полицейский.
– Надеюсь, бог позаботится и о тех, кто остался снаружи».
Эпизод 14
Я стою у крутого обрыва, море в десяти метрах подо мной бешено пенится, бурлит, озлобленно хлещет о скалы. На сиренево-синем горизонте я вижу несколько далеких черных воронок. Смерчи. Их вытянутые силуэты то и дело рассекают зеленые всполохи. Обезумевшая морская вода перекатывается высокими валами, пузыри бурой пены громко лопаются, волны ревут, как древний раненый ящер. Меня обдает влажным ветром и солеными брызгами. Столь несвойственный этой местности запах бензина и гари щекочет мне ноздри.
Раздается короткий звонок, и я достаю сотовый, чтобы ответить. Но вместо телефона в руках у меня еле живая рыбина – она быстро дышит, широко открывая рот буквой «О», ее жабры подергиваются, чешуя отливает серебристо-зеленым, а покрытые белым налетом глаза смотрят прямо на меня со странным выражением. Я замахиваюсь и выбрасываю рыбину в море, в последний миг замечая, что у нее распорото брюхо от головы до хвоста, и часть внутренностей остается на моей ладони, а остальное на мгновение зависает в воздухе.
Когда рыба падает в воду, раздается пронзительный визг женщины, и эхо от него заполняет все окружающее пространство, заглушая даже рев моря. Мне больно, звук слишком громкий, кажется, что кровь идет у меня из ушей, течет по шее тонкими струйками. Я хочу вытереть ладонь об одежду, но ничего не выходит – серые склизкие следы рыбьих внутренностей остаются на коже. Хочу сесть на корточки, чтобы провести рукой по траве, но не могу двинуться – тело неуправляемо. Я словно памятник на краю обрыва.
Пытаюсь кричать – тщетно: голоса нет, раздается лишь хрип. Не могу обернуться, но знаю точно, что позади меня совсем иной пейзаж, нежели передо мной. А еще за спиной кто-то есть, чувствую интуитивно, затем слышу сиплое дыхание, оно приближается. Позади опасность, но мне не позволяют обернуться, остается только смотреть строго перед собой. На горизонте взрываются лиловые молнии, ветвистые, словно перевернутые кроны деревьев. Следом слышатся далекие громовые раскаты. Стихия явно не оставит живого места, если доберется сюда.
Моя спина словно покрывается коркой льда. Я опускаю глаза и вижу на себе ослепительно белое полупрозрачное ночное платье, хотя в начале сна на мне была другая одежда. Я боса, и ступни мерзнут в мокрой траве. Ветер в бессильной злобе швыряет из стороны в сторону как платье на мне, так и распущенные волосы. Наконец, некто сзади приближается почти вплотную, хрипло посмеиваясь. В следующий миг мою шею стискивают в районе позвонков, а перед лицом появляется кисть, держащая лезвие складной бритвы.
– Не двигайся лучше, малышка Бет, – советует мужской голос прямо мне на ухо.
Лезвие бритвы покачивается перед глазами, я пристально слежу за ним, стремясь увидеть в нем отражение. Мой рот приоткрыт, дыхание частое, мне страшно, словно меня настиг тот, кто очень долго догонял, чтобы убить.
– Ты доигра-алась, Бетти, добегалась, скажу я тебе. Ты же понимаешь, что мы оказались здесь только по твоей вине, не так ли, Бет? Все, что ты видишь, происходит исключительно из-за тебя. Я ведь много раз тебя предупреждал, я старался оставаться добрым дольше обычного, я хорошо к тебе относился, я был очень понимающим, разве нет, Бет? Я хороший человек, – бритва делает резкое движение и застывает у моей шеи, заставляя меня вздрогнуть. – Мне давно бы следовало тебя расчленить, но я настолько добр, что до сих пор жалел тебя. Между тем я с самого начала, с нашей первой встречи мечтаю выпотрошить тебя, девочка. Но я держал себя в руках, видит бог, держал! И чем ты мне отплатила, Бет? Не говори, я сам скажу: ты сбежала. Как это нагло, как это подло с твоей стороны. После всего, что я для тебя сделал, так ранить мое сердце. У меня ведь тоже есть чувства, крошка, и они задеты самым нахальным образом. Ты ведь понимаешь, что я собираюсь сделать, не так ли?
Рука, стискивающая мою шею, с силой встряхивает меня, лезвие опасно прижимается к горлу.
– Отвечай немедленно!
Я не могу произнести и слова, лишь нечленораздельные звуки выходят из моей глотки. Я рыдаю, зная, что смерть уже очень близко, и в этот раз он меня не пощадит. Я не понимаю, о чем он говорит, но я не могу ответить ни слова, как бы мне ни хотелось этого. Для меня это физически невозможно, но он не понимает и прирежет меня за молчание.
– Говори же, сука! – голос в высшей степени озлоблен.
Снова встряска, затем раскатистый смех.
– Ха-ха-х-ха, я понял, Бет, я понял. Ладно, молчи, ты всегда была такая упертая, и мне так это нравилось в тебе: упертая и гордая, да. Хорошо, поговорим иначе. Стой смирно, не то, клянусь, я столкну тебя в море, но прежде полосну тебя как следует, детка.
Он убирает руку с моей шеи и ведет ладонью по ребрам, ощупывая их, затем обхватывает левую грудь прямо через платье.
– Умница, Бет. Что это у нас тут такое соблазнительно округлое? Ох, девочка, не будь я так зол, я бы спрятал лезвие в карман и сделал второй рукой то же самое, да только, боюсь, ты вновь улизнешь, отвлекши мое внимание своими женскими штуками.
Мужская рука нежно мнет мою грудь, а тело прижимается ко мне вплотную.
– Сорвал бы с тебя это тонкое платьице, Бет, веришь? Ты всегда была такая сладкая, как жаль, что ведешь себя плохо. Не слушаешься, сбегаешь, злишь меня, делаешь все, чтобы я от тебя избавился. Разве тебе со мной так плохо? Зачем тебе эта свобода? Я выгуливаю тебя, кормлю, трахаю каждый день по несколько раз. Я бы и сейчас не прочь поразвлечься с тобой, но ты меня вынуждаешь поступать иначе, а мне бы очень не хотелось делать тебе больно, Бет. Ах, девочка, мне жаль тебя лишаться, я обожал твое тело, но мое терпение лопнуло, и ты сама в этом виновата.
Пока он говорит, слезы ужаса льются ручьями по моему лицу, часть из них капает на его руку, которой он продолжает играть с левой грудью. Беспросветный страх окутывает мое сознание, я понимаю, что смерть уже неотвратима, а я бессильна, чтобы спастись. И эти последние минуты моей испорченной жизни я выслушиваю бред этого больного психопата, от руки которого я и погибну.
– Вы посмотрите, у кого-то сосочек встал, ну и ну! Неугомонная Бет, даже перед смертью не можешь не течь рядом со мной, как последняя шлюха. По правде говоря, можно бы устроить прощальный раз, как считаешь? Кому это повредит, не так ли? Тебе перед смертью вообще все равно, а я, наконец, смогу проявить всю свою жестокость в процессе, не опасаясь повредить тебя слишком сильно. Ты ведь все равно труп. Последний раз оттрахать тебя перед тем, как прирежу и сброшу на корм рыбам, а что, неплохая идея.
Я набираю в легкие воздуха и изо всех сил выкрикиваю:
– НЕ-Е-ЕТ!!!
– А я решил, ты онемела, Бет. Не буду я ничего с тобой делать, не переживай, просто прирежу. Но сначала я должен кое-что сказать тебе на прощание, малышка.
– Нет-нет-нет-нет-нет! – рыдаю я, махая головой.
– Вот, что я скажу тебе, Бет: твой дружок уже давно дожидается тебя на дне.
Я не успеваю понять смысл его слов, как он, вцепившись мне в волосы, откидывает мою голову назад, чтобы кожа на шее натянулась, и с сильным нажимом проводит по ней лезвием.
Эту боль не сравнить ни с чем. Я опускаю расширенные до предела глаза и вижу, как кровь хлещет мне на грудь, быстро окрашивая белое платье, и вместе с ней из меня вытекает жизнь. Не могу дышать, не могу кричать – перерезанное горло клокочет и мокро булькает. Хватаюсь за шею обеими руками, чтобы остановить поток крови, но резкий удар коленом в спину сталкивает меня с обрыва, заставляя по инерции раскинуть руки в стороны. Лечу вниз головой, пропитавшееся кровью платье трепещет от встречного ветра, артерия продолжает фонтанировать, и маленькие капли слегка опережают мое падение, я вижу их перед лицом.
С плеском падаю в шумную волну и иду ко дну, оставляя за собой багровый след. Удивительно, что я все еще жива. Здесь неглубоко, и едва мои ноги касаются дна, я замечаю нечто овальное. Задерживаю на предмете взгляд, мутнеющий с каждой секундой. Водяной поток переворачивает предмет на бок, и он оказывается отрезанной головой Кирилла.
Я подскочила от пронзительного звука собственного крика. Это был даже не крик, а ор, и орала я исступленно. Похоже, на этот раз было действительно слишком громко. Бедный Кирилл от испуга свалился с кровати, но тут же вскочил на ноги и включил лампу на тумбочке.
– Лиза! Что с тобой?! Почему ты держишься за горло?
– Посмотри, нет ли там крови, быстро направь сюда лампу и посмотри! – кричала я, задыхаясь и кашляя. – Есть кровь? Есть?
– Нет там ничего, Лиз! Дай сюда руки, смотри – ладони чистые, ничего нет! Успокойся! Крови нет!
– Кирилл, я… послушай, в этот раз было…
– Как же ты меня напугала!
– Все было так…
Я все еще не могла прийти в себя, не могла связать слова в предложения, трясла головой, терла шею и глаза. Сердце бешено колотилось. В дверь настойчиво постучали, затем зычный голос нашей соседки развеял остатки ночного кошмара.
– Эй, молодые! Эй! Что это вы там верещите среди ночи, али режут кого, а-а?
– Сейчас вернусь, – сказал Кирилл и пошел к двери в одних трусах, как был.
Я взяла с тумбочки сотовый, чтобы посмотреть время. Без семи минут три. Пока Кирилл успокаивал соседку, я рассматривала свою заставку на телефоне. Это помогало мне прийти в себя, окунуться в границы настоящей реальности, где я жива и никто не покушается на мою жизнь. На экране у меня сейчас красовался черный Торнадо образца 1966 года. Восхитительный по дизайну автомобиль, на котором ездил один из литературных героев Стивена Кинга. Кроме Торнадо на экране были виджеты быстрого доступа: Вконтакте, Заметки, WatsApp, Браузер, сообщения, вызовы, CoolReader. Последнее приложение я когда-то использовала для чтения электронных книг, но так и не удалила, когда начала читать в основном бумажные. Я нажала на иконку-книжечку – открылась заключительная страница текста, который я последним читала на телефоне. Машинально мои глаза побежали по строчкам:
«Всему свое время. Время разрушать и время строить. Время молчать и время говорить».
– Нет, Зинаида Павловна, все у нас хорошо, хотите, сами проверьте, – вклинился голос Кирилла.
Глаза резало, но я продолжала читать. Я знала, что сейчас мне это очень нужно.
«Да, это так. Но что еще? Есть еще что-то, еще что-то, что надо сказать…»
– Никто никого не режет, просто Лизе приснился плохой сон, понимаете? Нет, полиции не надо, это уж точно.
«… И по ту, и по другую сторону реки древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее каждый месяц плод свой и листья древа – для исцеления народов».
– Извините, что разбудили. Ну, если не верите, посмотрите – вон она, живая и невредимая. Неужели я вам врать буду?
«Да, думал Монтэг, вот что я скажу им в полдень. В полдень… Когда мы подойдем к городу».
– Говорю же, просто кошмар, да. Ну, спокойной ночи, Зинаида Пална. Извините еще раз, – смех. – Да, надеюсь, не повторится.
Дверь хлопнула, замок повернулся.
Почему у этого приложения нет такого режима, чтобы каждый раз, когда я его открываю, мне выпадали рандомные тексты и страницы? Как в музыкальном проигрывателе с песнями, только с электронными книгами. Очень жаль, что до этого не додумались. Было бы очень забавно. Последние строки бессмертного романа Бредбэри магическим образом успокоили меня и окончательно вернули в этот мир, вырвав из щупалец кошмара.
Я заблокировала телефон и положила обратно.
– Еле отделался от бабки, – сообщил Кирилл, возвратившись.
Сев рядом, он обнял меня и погладил по волосам.
– Успокоилась, дорогая? Не плачешь? Ну, вот и хорошо. Лучше расскажи мне, что тебе такого могло присниться? У бабы Зины чуть инфаркт не случился, если верить ее клятвам, и, по правде говоря, у меня тоже. Скорее всего, весь дом слышал твой крик. Наверное, все решили, что кого-то зарезали этой ночью.
– Так все и было, – горько усмехнулась я.
– Лиза, ну что с тобой творится?
– Если бы я знала! Эти кошмары… им нет конца. Все ТАК реалистично, Кирилл, все будто на самом деле! Я вижу и переживаю ужасные вещи, как наяву. Мне до сих пор не верится, что все это – только приснилось.
– Ты все еще слишком взволнована. Я принесу тебе молока, после все обсудим.
Когда стакан с теплой белой жидкостью оказался у меня, выяснилось, что меня мучает дикая жажда. Все стало совсем окей еще и после того, как я сходила в туалет.
– Итак, слушаю. Что было на этот раз? – спросил Кирилл, когда я легла в постель.
– Зарезали.
– Кто?
– Не знаю, какой-то маньяк. Перерезал мне горло и столкнул прямо с обрыва в море.
– Это был тот же самый человек?
– Не уверена, – солгала я.
– Он говорил что-нибудь?
– Угрожал мне, и… все это смутно.
– Тебе было больно?
– Да, Кирилл, еще как. Я же сказала, все было как по правде.
– Говорят, во сне нельзя ощущать боль.
– С радостью плюну прямо в лицо тому, кто это говорит. Поверь, мне будто в реальности перерезали горло, я в самых ярких ощущениях пережила, как умирает человек.
– Но это всего лишь сон.
– Кир, как ты можешь! Ты не понимаешь!
– Просто очень реалистичный сон. Твое писательское воображение представило все слишком живо, и мозг, поверив в происходящее, заставил убедиться в этом и нервные окончания. Поэтому ты ощущала боль там, где в реальности нет раны. Но ты цела, Лиз, и это только сон. Во всем виновата лишь сила твоего воображения.
– Меня зарезали, как скот на жертвоприношении. И пусть мое воображение слишком живо, но я не горела желанием представлять весь этот ужас. Почему именно такое? То, что ты говоришь, не очень-то успокаивает, когда несколько минут назад я полагала, что умираю, и кровь лилась по моим рукам. Пережил бы ты то, что я пережила.
Я всегда злилась, когда люди не придавали значения моим снам, относились к ним, как к дурацкой выдумке. Для меня это была вторая реальность, в которой все существовало так же неоспоримо, как и здесь. И все, что со мной происходило там, происходило по-настоящему и записывалось в мой личный опыт ощущений.
– Что еще ты видела?
– Когда я упала в море и начала тонуть… там, на дне, – я вздохнула, не договорив.
– Что?
– Там была твоя голова, отрезанная, и такие жуткие глаза…
– Лиза, дальше так не может продолжаться. Разве ты сама не устала от этого?
– Что ты предлагаешь?
– Может, имеет смысл сходить к врачу? Описать свою проблему, пусть тебе просто выпишут успокоительное или что-то в этом роде, необязательно ведь сразу идти к психологу, проходить все эти тесты… Это наверняка просто стресс, переживания, вызванные… сама знаешь, чем.
– Ни в какие больницы я не пойду.
– Ладно, тогда давай просто купим тебе успокоительного, будешь пить по вечерам, перед сном.
– Не думаю, что это поможет. И вообще, давай лучше на свежую голову это обсудим.
– Я переживаю за тебя, милая, – вздохнул Кирилл, прежде чем выключить свет.
«Всему свое время. Время разрушать и время строить. Время молчать и время говорить. Да, это так. Но что еще? Есть еще что-то, еще что-то, что надо сказать…
… И по ту, и по другую сторону реки древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее каждый месяц плод свой и листья древа – для исцеления народов.
Да, думал Монтэг, вот что я скажу им в полдень. В полдень… Когда мы подойдем к городу».
Меня не оставляло странное чувство, что Кирилл начал сомневаться в моей адекватности и психическом здоровье. Это было крайне неприятно, но что я могла сказать в свою защиту? Может быть, со мной действительно что-то не так. Черт возьми, со мной действительно что-то происходит, но это не ново для меня, я ведь всю жизнь живу с очень богатым воображением. А таких людей действительно можно считать немного больными.
Эпизод 15
Дождь лил отвесной стеной. Временами он ослабевал на несколько минут, словно заканчивался, но затем начинался с новой силой. Вечер тонул в водяных струях, из-за которых я не видела и дальше десяти метров. Интересный факт: метеорологи не считают нас за людей. Почему? Я отвечу. Потому что, мать вашу, я ни в одном прогнозе на сегодня не видела гребаных капелек, я видела там гребаные лучики, гребаные облачка и гребаные +28, но никаких капелек, предвещающих хотя бы слабенький дождь. Это значит, что метеорологи либо не умеют делать свою работу, либо любят прикалываться.
Я не ношу зонты из принципа – не люблю балласт. Кроме того, здешние ветра за считанные минуты выломают спицы даже у самого прочного зонтика. Вы спросите, почему я тогда так злюсь на неверный прогноз погоды, если все равно бы не взяла с собой зонт? Я не знаю, просто меня бесит, что я до нитки промокла, а все вокруг ходят с капюшонами и зонтами, как будто знали, что такой апокалипсис начнется. Одна тетка вообще прошла в дождевом плаще, да вы издеваетесь?
Больше всего раздражало, что промокли ноги. Учитывая то, что моя мочеполовая система живет своей непонятной жизнью, неподвластной законам медицины, скорее всего, эта прогулка под ливнем обернется для меня циститом. А я даже врагу не пожелаю острой формы этого заболевания, которое уже не раз перенесла. Обувь пока не расклеилась, это радовало. Будет чудесно, если рюкзак сохранит невредимым все, что внутри него. Минут десять назад я переложила в него телефон с наушниками, не рискнув оставлять в кармане, и не прогадала – одежда на мне быстро промокла насквозь.
Нет, ну что вы, я бы никогда не сказала, что дождь мне не нравится. Я люблю дождь, я обожаю дождь, он кажется мне таким таинственным и романтичным, когда я сижу дома и смотрю на него из окна. Я даже могу набросать пару строк на ближайшем листе бумаги, вдохновившись водяными потоками, столь эстетично струящимися по стеклу снаружи. И я просто обожаю гулять после дождя: ощущать запах озона и прибитой пыли, вдыхать очищенный воздух, убегать от крупных капель, падающих с ветки, которую трясет над моей головой заботливый Кирилл, предлагая мне немного освежиться…
Но рано или поздно под любым дождем человеку становится все равно, вот и мне стало. Перестав злиться на весь мир, я брела по тротуару в сторону своего дома, и редкие прохожие огибали меня, спеша по своим делам, чтобы скорее оказаться под крышей. Дождь ослабил напор, стало не так шумно. С неохотой передвигая ноги (куда спешить, если я все равно уже вымокла?), я услышала, как один из автомобилей снизил скорость и медленно поехал рядом со мной.
– Леди, Вас подвезти?
Я повернула голову. Тот, кто видел хоть одну серию «Фарго», поймет, какой тип автомобиля я увидела прямо перед собой. Американские ретро кары 70-80-х годов – самая совершенная по дизайну ветка автопрома, как по мне. Каждая машина из этой эпохи обладает своим неповторимым характером, и это видно с первого же взгляда на ее дизайн.
Длинный и плоский кузов, стремительные линии, строгие углы, вытянутый передний и укороченный задний бампер, радиаторная решетка особого типа, короче, ретро в самом лучшем своем проявлении. Я будто бы на мгновение оказалась в семидесятых годах где-нибудь в Миннесоте, и погода сыграла свою роль. Передо мной был старый черный «Chrysler New Yorker» 1966 года, и я ставлю свою печень, что вы уже догадались, кто находился за рулем этого автомобиля. Хотя я бы не удивилась, если бы он ездил на черном олдсмобиле «Toronado» того же года с наклейкой «высокомерный сукин сын», ведь от этого человека я ожидала чего угодно, настолько он казался не принадлежащим этой реальности.
– Не нужно, разве не видите? У меня все отлично.
Роман Григорьевич издал краткую усмешку, с улыбкой глядя на меня. Я знала, что так просто он не отстанет, а мой юмор расценит как поощрение к развитию беседы. Ну что ж, пускай. Хоть какое-то развлечение по пути. Я не так уж часто вижу столь прекрасные ретро автомобили, хотя являюсь большим ценителем.
«Chrysler New Yorker» на минимальной скорости ехал вдоль кромки тротуара, пользуясь тем, что на этом участке нельзя было парковаться, и путь был свободен. Передние окна автомобиля были опущены, несмотря на дождь. Водитель сделал это для того, чтобы поговорить со мной.
– Не лома-айся, Бет, садись, я тебе ничего не сделаю.
Ну, коне-е-е-ечно, подумала я и даже улыбнулась такому наглому вранью. Конечно же, ты мне ничего не сделаешь, Иисусе, разве этот человек хоть раз что-то делал против моей воли, скажи, милостивый господь?
– Я не в настроении поддерживать разговор.
За рулем «Крайслера» Шувалов выглядел на своем месте, как деталь пазла. Автомобиль был наверняка подержанный, потому что не подержанные ретро кары сейчас стоят больших денег, но это не лишало его великолепия. Внешний вид этого авто мистически гармонировал с характером своего владельца. Не думала, что Роман Григорьевич – ценитель старины, однако могу сказать точно, что ни одна машина в мире не подошла бы ему так идеально, как эта. Формы ретро кара словно пропитались харизмой и брутальностью водителя, за счет чего, не побоюсь признаться, Шувалов был просто неотразим.
– Можешь не разговаривать, просто сядь в машину.
– Вы же знаете, что я этого не сделаю.
Я еще не выжила из ума, сукин ты сын, додумала я про себя. Если я к тебе сяду, ты отвезешь меня вовсе не домой, и мы оба это знаем. Это все равно, что собственноручно подписать себе приговор. Уж лучше я промокну под стеной ливня, который, кстати говоря, превращался в назойливый затяжной дождь.
Шувалов ехал со скоростью моего шага, что позволяло нам перекидываться фразочками, и редкие прохожие в недоумении озирались на это представление. Я вспомнила про свой сногсшибательный внешний вид и разозлилась, что Роман Григорьевич застал меня именно такой – промокшей насквозь, с размазанной по лицу косметикой, слипшимися прядями волос, которые начали мелко завиваться от воды.
Тем временем Шувалов закурил. Пижон, – подумала я. Зато это хотя бы залог того, что из машины он выходить не собирается – сигарета мгновенно промокнет и развалится у него в руках, едва попадет под стену воды.
– Крошка Бет совсем промокла, но все равно отвергает помощь. Кажется, она хочет прокатиться у меня в багажнике?
Вопрос прозвучал риторически, и это напугало. Меня вдруг осенила неприятная догадка.
– Вы ведь не собираетесь ехать за мной до самого дома?
– Бет не хочет, чтобы этот псих узнал, где она живет, – усмехнулся он, как всегда дьявольски проницательный. – Бет боится, что в один погожий денек он подкараулит и похитит ее, и никто не поможет ей. Не так ли, Бет?
Я молчала, немного ускоряя шаг.
– Может быть, ты думаешь, я буду пытать тебя, отрезать по лоскутку кожи каждый день, чтобы насладиться видом твоей крови? Или отрежу что-нибудь от тела сладкой Бет. Буду есть сырое мясо у нее на глазах…
– Хватит, – я повысила голос, потому что сказанное им слишком напоминало мне мои сны.
– Кажется, ты ускорила шаг, я прав? Но ведь это не поможет.
Он действительно собрался ехать за мной до самого дома. Это очень, очень плохо, не так ли, Бет? Как заставить его уехать?
– Пожалуйста, уезжайте.
– Так позвони ему. Звякни своему парню, Бет, – не унимался Шувалов. – Что тебя останавливает? Пусть явится и вырвет тебя из лап негодяя. Ну же, пусть злодей будет наказан.
Неужели он следует за мной только ради того, чтобы познакомиться с Кириллом? А если он ему что-то сделает?
– Я не хочу, чтобы вы с ним хоть раз встретились.
– Приревнует?
– Было бы к чему.
Шувалов запрокинул голову и инфернально расхохотался. Я смотрела на него. Этот смех говорил мне, что Кириллу очень даже стоит беспокоиться и ревновать, если он не последний дурак, конечно.
– Я предложил это не ради того, чтобы оценить конкуренцию. По правде говоря, я вообще не вижу никакой конкуренции.
– Напрасно.
– Отчего же?
– Да все просто. Я люблю его, а не Вас.
– Уверена? – усмехнулся мужчина.
– Абсолютно.
– Напрасно, Бет, напрасно. Знаешь, почему? Любой металл можно прогнуть, но сначала его нужно нагреть. Именно этим я сейчас и занимаюсь.
– Не понимаю, о чем Вы, – упиралась я.
– Все ты понимаешь очень хорошо, Бет. Когда я действительно захочу увезти тебя с собой, я так и сделаю. И тебе не поможет не то что твой парень, а даже отряд спецназа, понимаешь, о чем я говорю, Бет?
Я даже приостановилась от наглости, которой сочилось каждое его слово.
– Тогда почему не прямо сейчас, а? – выкрикнула я с вызовом. – Что же Вы, вот она я, одна, без защиты, не упускайте свой шанс, только сегодня вы можете приобрести товар по столь выгодной цене, звоните прямо сейчас!
– Ты не знаешь, на что напрашиваешься.
– Я знаю, что мне стоит держаться от Вас подальше.
– Можешь пытаться, но вряд ли получится.
– Что же Вам от меня нужно, в конце концов?!
– Скоро сама все увидишь, Бетти, не гони лошадей.
– Я не понимаю Вас! Вы не можете просто отстать от меня? к чему все это? Вы меня бесите! Уезжайте немедленно!
– Какая ты горячая, когда злишься. Мне следует чаще выводить тебя из себя. Бетти, я столь же нетерпелив, как и ты, но если бы я от тебя отстал, это было бы слишком скучно, ты так не считаешь?
– Я считаю, это было бы просто великолепно, если бы Вы от меня отвалили раз и навсегда. Это лучшее, что Вы можете для меня сделать.
Он от души засмеялся в своем черном плоском автомобиле, будто я сказала невесть какую веселую вещь.
– Я припомню тебе эти слова.
– Звучит как угроза.
– Расценивай, как хочешь, Бет.
– Послушайте, – я остановилась и повернулась к авто. – Я устала от Вас и от этого преследования. Вы можете просто уехать прямо сейчас?
Я старалась, чтобы мой голос звучал как можно более умоляюще. Вдруг моя искренность подействует на него?
– Разумеется, – ответил он удивленно. – Сядь в машину, и я тут же уеду отсюда.
Я горько усмехнулась, сглотнула слюну и продолжила идти. Крупные дождевые капли стекали по лицу, и приходилось щуриться, чтобы они не попали в глаза. Вода струилась по бровям, огибая глазные впадины, щекотала щеки. До дома оставалось не так уж много, но я не хотела, чтобы Шувалов действительно узнал, где я живу.
– Иисусе, почему именно я…
– Детка, я бы все тебе охотно объяснил, но не словами.
Мне от него ни за что не отделаться.
Оставшуюся часть пути он наблюдал за мной, выкуривая сигарету за сигаретой и уже не пытаясь заманить меня в машину. Он подолгу внимательно меня рассматривал, так серьезно, словно анализировал каждое мое движение, обдумывал нечто в отношении меня, а затем вдруг мог снисходительно улыбнуться. В этой улыбке много было эмоций: позволение, злорадство, чувство собственного превосходства и силы. Глядя на него в такие моменты, я понимала, о чем он думает. Он планировал что-то, и сам его взгляд говорил мне: «Ладно, ладно, гуляй, Бетти-Бет, время еще не настало. Так и быть, я разрешаю тебе провести беззаботно еще некоторое время, но твой срок ограничен, ты ведь знаешь, Бет. Я позволю тебе еще немного насладиться жизнью, но после – возьму свое. Еще увидим, кто кого, Бетти. А пока будь спокойна».
У подъезда я остановилась, не зная, как лучше поступить. «Chrysler New Yorker» замер, но Шувалов остался внутри. Как ни странно, но дождь не закончился сразу же, как я подошла к дому.
– На чай не пригласишь?
– Обойдетесь.
– Что, вот так и уйдешь, даже не поцелуешь меня, Бетти?
– Вы с ума сошли.
– Давай хотя бы руки пожмем на прощание.
– Если бы Вы так этого хотели, Вы бы уже давно вышли из машины. Вы просто боитесь промокнуть, а строите из себя крутого парня!
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
