Текст книги "Седьмая луна"

Все эти годы на Фрэнсин давило неизбывное чувство вины перед Клайвом. Оставив приютившее их племя, они пешком отправились через всю территорию Борнео, а когда война закончилась, он решительно заявил, что хочет остаться с ней навсегда, но она отказала ему, что можно было расценить как предательство. Конечно, она злилась на него за то, что он уговорил ее оставить дочь среди чужих людей, но ведь он хотел как лучше. А она так и не смогла простить ему этого. Конечно, она любила его, но еще больше любила Рут. Впрочем, сейчас уже невозможно вспомнить, какие чувства она испытывала в тот момент.

В дверь постучали. Она подняла голову и, увидев на пороге Клэя Манро, быстро встала.

– Клэй?

– Я нашел ее! – радостно воскликнул он.

– Где она? – слабым голосом спросила Фрэнсин и вдруг увидела на его рубашке пятна крови. – Боже мой, что случилось, Клэй? Она жива? Ты ранен?

– Нет, – успокоил ее детектив. – Я цел и невредим, а она очень больна. Боюсь, у нее туберкулез.

Фрэнсин прижала руки к горлу.

– Туберкулез?

– Да, сначала она просто кашляла, а потом у нее пошла кровь горлом. Врачи сказали, что ее нужно немедленно госпитализировать, но я решил, что прежде вы должны с ней повидаться.

Фрэнсин сделала несколько глубоких вдохов.

– Где она?

– Спит в моей квартире. Врач дал ей что-то жаропонижающее, и она мгновенно уснула. Сейчас за ней присматривает одна из моих сестер. – Он пристально посмотрел на хозяйку. – Что с вами, миссис Лоуренс? Вам плохо?

– Нет, нет, – успокоила его Фрэнсин. – Ты можешь отвезти меня к ней? – едва слышно прошептала она.

– Разумеется, для этого я и приехал.

Пока они мчались по мокрым после дождя улицам, Фрэнсин молчала, собираясь с мыслями. Клэй вкратце пересказал ей историю поиска беглянки, подробно остановившись на описании того жуткого дома, в котором он обнаружил ее грязной, замерзшей, больной, но тем не менее готовой сражаться до конца. Он рассказал, как она угрожала ему ножом, как защищалась из последних сил и как рухнула на его руки, обливаясь хлынувшей из горла кровью. А потом, когда он вез ее к себе домой, она все время вспоминала в горячечном бреду Лаос, бомбы, американские самолеты, ядовитых змей, а чаще всего какого-то человека по имени Джей Хан, который хотел убить се и с этой целью послал за ней профессиональных убийц, которых она называла рэйбенами.

А когда появился врач, она затихла и не чинила ему никаких препятствий при обследовании. Он сказал, что у нее тяжелая форма туберкулеза, запущенная и очень опасная.

– Ты проделал огромную работу, Клэй, – рассеянно произнесла Фрэнсин. – Большое спасибо, я не забуду этого.

Через несколько минут они уже были в квартире Манро. Дверь открыла чернокожая девушка.

– Можете говорить спокойно, – сразу сказала она. – Доктор уверен, что она будет спать несколько часов.

Они молча приблизились к кровати. Сакура Уэда лежала на спине и тяжело дышала во сне. Черные волосы рассыпались по подушке, а на бледном лице поблескивали крупные капли пота. Фрэнсин подошла ближе, наклонилась и стала внимательно разглядывать ее.

Часть третья
ДОЖДЬ

1954 год

Саравак, Борнео

Зимние муссонные дожди наступили в этом году рано. Год еще не закончился, а хляби небесные разверзлись над всей территорией Юго-Восточной Азии – от Индонезии до Филиппин. Сезон дождей будет продолжаться несколько недель.

Клайв Нейпир укрылся под ржавой металлической крышей терминала аэропорта Кучинг и пристально наблюдал оттуда за взлетной полосой. А дождь в это время падал с неба сплошной стеной, сквозь которую разглядеть взлетную полосу было невозможно. Вода обрушивалась на крыши домов и растекалась грязными потоками во все стороны, унося с собой мусор и хлам, накопившийся здесь за последние месяцы.

Клайв смотрел на смутно виднеющиеся сквозь дождь высокие деревья. Многие из них лишились своих веток – и к сорвало ветром, и теперь они неслись в грязном потоке неведомо куда. А перед взлетной полосой суетилась группа людей в униформе, безуспешно пытаясь очистить бетон от мусора. Вряд ли стоит надеяться, что в таких условиях здесь сможет приземлиться даже самый маленький самолет.

И в этот момент, словно опровергая его грустные размышления, над джунглями показался силуэт небольшого частного самолета марки «бичкрафт». Он появился неожиданно и пролетел над лесом на высоте не более двухсот футов, помахивая крыльями и пытаясь сопротивляться натиску штормового ветра. Клайв с ужасом подумал, что еще минута – и он рухнет на землю, не выдержав очередного шквала. К счастью, этого не случилось. Самолет быстро развернулся и шлепнулся на мокрую от дождя взлетную полосу. Пробежав ее до конца, он остановился на покрытой травой земле и наклонился вперен, погрузившись колесами в размытую дождем почву.

Фрэнсин сидела ни жива ни мертва, сжавшись в комочек и наблюдая, как ее вещи посыпались на пол, образовав огромную кучу перед креслом пилота. Вцепившись в подлокотники побелевшими от напряжения пальцами, она смотрела на пилота, который из последних сил старался остановить самолет и облегченно вздохнул, когда тот уткнулся в землю тупым рылом. Еще несколько секунд – и он бы врезался в темную стену джунглей.

Смахнув со лба пот, летчик перевел дыхание, а потом осторожно вырулил на бетонную полосу и направил самолет к зданию терминала. Фрэнсин облегченно вздохнула и бросила быстрый взгляд на остальных пассажиров, которые заметно оживились, негромко заговорили и даже начали шутить по поводу столь необычного и крайне опасного полета. По всему было видно, что они уже и не надеялись на благополучное приземление.

Фрэнсин часто летала на самолетах, облетела практически нею Азию, но такого жуткого полета у нее еще не было. С самого Сингапура их сопровождали вспышки молний, яркие сполохи слепили глаза и вызывали животный страх. Даже раскаты грома пугали ее гораздо меньше, чем огненные стрелы молний. Порой ей казалось, что эти огненные чудовища вот-вот вцепятся своими когтями в самолет и мгновенно превратят его в кучу пепла. Самолет болтало так, что вещи посыпались с верхних полок, а пассажиры сидели с мертвенно-бледными лицами, цепляясь за металлические подлокотники кресел. А когда у их старенького «бичкрафта» вдруг заглох один двигатель, она подумала, что он похож на израненную птицу, которая вот-вот рухнет на землю и похоронит под собой несчастных пассажиров.

Самолет остановился в пятидесяти ярдах от терминала. Стюардесса открыла дверь и спустила металлический трап прямо на бетонку. Фрэнсин с трудом поднялась с сиденья и направилась к выходу на дрожащих от нервного напряжения ногах, отметив попутно, что пилот устало откинулся на спинку кресла и тупо смотрит на приборную доску, словно до сих пор не веря тому, что так удачно приземлился.

Возле самолета автобуса не оказалось, и им пришлось добираться до терминала по колено в воде. Дождь был холодным, а ветер швырял водяные струи в лицо пассажирам с таким остервенением, что, казалось, решил не пускать их на порог терминала. Фрэнсин согнулась в три погибели и быстро шагала к зданию, не обращая внимания на огромные лужи.

Перед самым входом она увидела, что к ней бежит человек с раскрытым зонтом.

– Клайв! – радостно закричала она.

Он налетел на нее, как хищная птица, в черном плаще и стал осыпать ее мокрое лицо поцелуями.

– Слава Богу, с тобой все в порядке! Добро пожаловать на Борнео, дорогая!

Они поспешили в здание терминала, прорываясь сквозь плотную пелену дождя, сопровождавшегося раскатами грома. В вестибюле они остановились. Прошло восемь месяцев с тех пор, как они расстались, и сейчас никак не могли насмотреться друг на друга.

– Ты по-прежнему прекрасна, – шепнул ей Клайв хриплым от волнения голосом.

– У меня есть еще один чемодан, – сказала она, делая вид, будто не расслышала его комплимента.

Клайв направился в дальний угол терминала, где уже громоздилась огромная куча вещей, и без труда отыскал большой чемодан из плотной ткани.

– В нем моя одежда, – продолжила она, с грустью оглядев свое промокшее насквозь платье.

Клайв осмотрел чемодан.

– Он выглядит неплохо, материя очень прочная и должна выдержать влагу. Ну ладно, пойдем, нас ждет такси.

Дорога в Кучинг больше напоминала мелководную речку, чем покрытое асфальтом шоссе. Местные власти немало сделали для улучшения жизни населения, но с муссонными дождями пока не научились справляться. Клайв пытался завести разговор, но Фрэнсин упрямо молчала, не реагируя на его слова.

– Фрэнсин, с тобой все в порядке? – наконец спросил он, обеспокоенный ее напряженным молчанием. Он прикоснулся к ее руке, чтобы придать своим словам большую убедительность.

– Да, – невозмутимо ответила она.

– Похоже, ты очень устала, – посочувствовал он, хотя и догадывался, что на самом деле причина совсем в другом.

Фрэнсин молча кивнула и уставилась в запотевшее окно автомобиля.

– Нам крупно не повезло с погодой, – продолжал говорить Клайв, глядя на нее. – Мне почему-то казалось, что до наступления муссонных дождей у нас еще остается как минимум две недели.

Ее так измучил тяжелый перелет, что разговаривать просто не было сил. Присутствие Клайва нервировало ее, а возвращение на Борнео отнимало последние силы. И если бы не чрезвычайные обстоятельства, она ни за что на свете не вернулась бы сюда.

– Кто эта женщина? – спросила она сдавленным голосом, даже не повернувшись к нему.

– Ах да, женщина, – вспомнил Клайв. – Я тебе уже сообщал, что ее зовут Анна. Она живет в деревне Кайан, но сама принадлежит к племени ибан. Мне говорили, что она из рода Нендака и хорошо помнит, что там произошло. Говорят также, что ее проткнул штыком японский солдат, но она каким-то чудом выжила, притворившись мертвой. А когда японцы ушли, она поползла к ближайшей деревне, где ей оказали необходимую помощь.

– Клайв, – устало произнесла Фрэнсин, медленно поворачивая к нему голову, – мы уже говорили со всеми людьми, которые выжили в этом аду. Нам уже тысячу раз повторяли, что никого в живых там не осталось.

– Я знаю, но нельзя упускать ни малейшей возможности проверить эту информацию. Если эта женщина действительно была там, то не исключено, что она что-то видела или слышала. Во всяком случае, для нас это последний шанс найти Рут.

Фрэнсин обхватила плечи руками, чтобы унять дрожь. Упоминание имени дочери всегда приводило ее в состояние крайнего отчаяния, но умом она понимала, что Клайв прав и надо использовать малейшую возможность узнать о ее судьбе. Даже если эта встреча ни к чему не приведет. В течение многих лет она чувствует себя рыбой, попавшей на крючок и выброшенной на берег. Ей было так больно, что у нее уже не было сил выносить эту боль. Да, действительно, надо использовать и эту возможность, хотя надежды практически не осталось, а слезы уже давно выплаканы.

Несмотря на сезон муссонных дождей, жизнь в городке текла своим чередом. Люди спешили по своим делам, а на городском рынке вовсю шла торговля. Повсюду виднелись горы свежих, вымытых дождем фруктов и овощей, а продавцы, не, обращая внимания на проливной дождь, назойливо зазывали к себе покупателей.

Сердце ее рвалось в Гонконг, где сейчас налаживалась ее личная жизнь и создавался ее бизнес.

– Думаю, у нее есть какие-то родственники среди жителей той деревни, где она нашла убежище, – высказал предположение Клайв. – Ведь не случайно же она остановилась в этой деревне в самых глухих, дебрях джунглей. Именно поэтому никто до сих пор не знал о ее существовании. Фрэнсин, не хочу тебя обнадеживать, но это действительно может пролить свет на события того периода.

– Обнадеживать? – с горечью переспросила она.

– Во всяком случае, это будет полезная встреча, насколько я могу судить.

«Сколько можно надеяться на чудо? – подумала она. – С меня достаточно всего того, что пришлось пережить. Хватит ворошить прошлое и раздирать душу тщетными надеждами Хватит, довольно, сколько можно!»

– Я полагаю, твой бизнес развивается успешно? – спросил Клайв, искоса поглядывая на нее. – Судя по одежде, деле у тебя идут прекрасно.

– Что? – не поняла она.

– Ты прекрасно выглядишь, – улыбнулся Клайв. – Из этого я делаю вывод, что твои дела идут успешно.

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожилась Фрэнсин, бросив на него быстрый взгляд.

– Ничего особенного, – ухмыльнулся он. – Не волнуйся, это просто любопытство человека, который тебя неплохо знает, не более того. Меня удивило, что даже в этих условиях не тебе модные итальянские туфли, французское платье и все такое прочее. – Он поправил спадающие на лоб черные волосы и пристально посмотрел на нее. – Кроме того, на тебе очень дорогие украшения, которых не было раньше. Это вообще, как мне кажется, не твой стиль.

– А что ты знаешь о моем стиле? – рассердилась она. – Только то, что я всегда одевалась в какие-то лохмотья и соломенную шляпу?

Он удивленно вскинул бровь:

– Ты выглядишь превосходно, дорогая, только и всего. Не сердись, я не хотел тебя обидеть.

– Меня возмущает твоя снисходительность, – продолжала злиться Фрэнсин. – Ты во всем стараешься быть выше окружающих и почему-то думаешь, что можешь говорить что угодно.

Он не стал спорить, стараясь не обращать внимания на ее враждебный тон.

– Ты просто устала, Фрэнсин.

– Как бы там ни было, – не унималась она, – это именно тот стиль, к которому мне придется привыкать. Поверь, я его не выбирала.

Он прикоснулся к ее руке.

– Ты неподражаема, – сказал он тихим голосом. – И еще раз прости, если я чем-то тебя обидел.

Фрэнсин демонстративно отвернулась к окну. Такси медленно пробивалось сквозь плотную массу машин к тому бунгало, которое они всегда снимали, когда приезжали сюда по делам. Это было тихое, спокойное место, расположенное на берегу реки, главной транспортной артерии в этом захолустье, что позволяло им без труда пробираться в самые потаенные уголки джунглей. Правда, с каждой такой поездкой Фрэнсин все больше убеждалась, что на самом деле они занимаются самоуничтожением.

С 1945 года, когда война закончилась, и в этом регионе установился относительный порядок, она много раз возвращалась в Саравак, проводила здесь недели напролет и все время безуспешно пыталась отыскать хоть какие-нибудь следы пропавшей дочери. Она осмотрела все деревни, все дома, все закоулки в этих необъятных джунглях и везде встречала один и тот же ответ: все люди рода Нендака погибли, включая даже маленьких детей. Ей самым подробным образом объяснили, что японцы пришли в деревню рано утром, согнали всех жителей, расстреляли их, а потом методично добивали уцелевших штыками. В живых осталось лишь несколько человек, которые находились в тот момент за пределами деревни. Она переговорила со всеми из них, но ничего путного так и не услышала. Более того, они подтвердили, что дети стали самой легкой добычей японцев, так как были еще глупы, доверчивы и запуганы до такой степени, что им даже в голову не пришло убежать в джунгли. Какое-то время они еще ползали среди трупов своих родителей, но потом японцы и их тоже добили штыками. Теперь Фрэнсин оставалось надеяться только на то, что Рут умерла от дизентерии, не дождавшись того страшного момента, когда в деревне появились японцы.

В первые послевоенные годы Клайв ничем не мог помочь Фрэнсин, и ей пришлось исследовать джунгли в одиночку. Разумеется, она часто нанимала специальных агентов, которые рыскали по всем окрестностям и выуживали все сведения, которые могли бы иметь хоть малейшее отношение к судьбе рода Нендака. Но и самой ей пришлось немало побродить по непроходимым джунглям в поисках ребенка. Причем она порой забиралась даже в те места, которые контролировали коммунисты. А в 1948 году в стране было введено чрезвычайное положение и свободно передвигаться по территории стало практически невозможно. Оставалось надеяться лишь на помощь Международного Красного Креста да еще на ряд организаций, занимавшихся поисками и регистрацией беженцев. Но вплоть до 1954 года никаких более или менее обнадеживающих сведений о Рут к ней не поступало.

«Я никогда больше не увижу Рут, – подумала она. – Я не найду ее, и пора примириться с этим, иначе я просто сойду с ума». Вероятно, последние слова она произнесла вслух, так как Клайв быстро повернулся к ней и прикоснулся к руке.

– Фрэнсин, с тобой все в порядке? Почему ты плачешь? – Он обнял ее и прижал к себе. – Успокойся, все будет хорошо. Во всем виноват этот ужасный рейс из Сингапура.

– Я больше не могу выносить этого, – прошептала она, вытирая слёзы. – Клайв, ведь прошло уже больше десяти лет!

– Ничего, будем надеяться, что на этот раз нам повезет, – пытался успокоить ее Клайв. – Не может быть, чтобы никто ничего не знал о судьбе девочки.

Она решительно отодвинулась от него.

– Клайв, не надо меня успокаивать. Нам уже говорили, что все жители деревни погибли, включая даже самых маленьких детей. Почему мы продолжаем как безумные рыскать по джунглям и допрашивать людей, которые ничем не могут нам помочь? Ради чего все это?

– Я никогда не оставлял надежды ее найти. – Он пристально посмотрел на нее. – Ты же знаешь, надежда умирает последней.

– Ты все еще надеешься увидеть ее живой?! – истерично выкрикнула она, сжав кулаки. – Надеешься, что она сбежала в джунгли, где ее вскормила какая-нибудь волчица? Думаешь, что в один прекрасный день она выйдет из леса с цветами в волосах и протянутыми к тебе руками?

– Не надо, Фрэнсин, – поморщился Клайв. – Ты убиваешь в себе последнюю надежду, а тем самым убиваешь и себя.

– Надежда – это нестерпимые муки ада, если хочешь знать! – Она снова отвернулась от него и погрузилась в невеселые мысли. – Ты никогда не поймешь этого, Клайв, – добавила она после продолжительной паузы. – Для тебя это просто забавное хобби, а для меня – настоящая пытка.

– Не думаю, что слово «хобби» больше всего подходит в данный момент, – упрекнул ее Клайв и обиженно поджал губы.

– С помощью этого трюка ты пытаешься поймать меня на крючок, – продолжала Фрэнсин.

– На крючок?

– Да, таким образом ты хочешь заставить меня остаться с тобой. Разве не так? – Она уставилась на него покрасневшими от слез глазами. – Ты делаешь все возможное, чтобы покрепче привязать меня к себе. При этом тебе наплевать, хочу я этого или нет. Но у тебя ничего не выйдет, Клайв, и ты это прекрасно знаешь. Прошлого не вернешь, как ни старайся.

– Значит, ты считаешь, что я выдумал эту историю и специально вытащил тебя из теплого офиса? – подозрительно тихо спросил он.

– Нет, я так не считаю, – смягчилась Фрэнсин, – но я по-прежнему думаю, что эти бесполезные и бессмысленные поиски надо прекратить. Всегда можно услышать какие-то обнадеживающие новости – слухи, сплетни, легенды, выдумки сумасшедших людей, догадки маразматических стариков, – но из этого вовсе не следует, что нужно бросать все дела и мчаться в джунгли сломя голову. Клайв, каждый год здесь появляются какие-то новые сплетни, а мы с тобой как сумасшедшие бросаемся в джунгли, хотя всем уже ясно, что ничего хорошего из этого не получится. А ты, между прочим, бессовестно пользуешься этим и всякий раз вызываешь меня, чтобы провести со мной хоть несколько дней. Я хочу раз и навсегда положить этому конец.

Его лицо перекосилось от боли.

– Фрэнсин, я никогда не думал, что в твоей голове могут появиться такие жуткие мысли.

– Неужели?

– Даю тебе честное слово, что до сих пор искренне надеюсь, что рано или поздно нам удастся выяснить всю правду о судьбе Рут. Я всегда считал, что ты думаешь точно так же.

Фрэнсин отвернулась от него, и он схватил ее за руку.

– Я люблю тебя, Фрэнсин, и всегда буду любить. Но ты ошибаешься, если думаешь, что я специально вытаскиваю тебя на Борнео, чтобы навязать свое общество и возродить былые отношения. Если ты не хочешь меня больше видеть…

– Клайв, – нетерпеливо перебила она его, – неужели ты не понимаешь, что это единственное, что нас связывает? Это единственное место, где мы еще можем встретиться с тобой.

Он молчал, вспоминая свой прошлогодний визит в Гонконг, когда целых полтора часа просидел в офисе, безуспешно пытаясь попасть к ней на прием. Тогда секретарша сказала ему, что Фрэнсин очень занята и, к сожалению, не сможет принять его в ближайшее время. А когда он позвонил ей домой, ему ответили, что она куда-то уехала и приедет не скоро… На следующий день в офисе ему деликатно объяснили, что она уехала по срочным делам в Бангкок и вернется лишь через несколько дней. Сполна испив горькую чашу унижения, Клайв вернулся в Австралию и с тех пор не предпринимал никаких попыток с ней связаться.

– Ну что ж, горькая правда всегда лучше сладкой лжи, – грустно пробурчал он после продолжительной паузы. – Надо было давно сказать мне правду. Почему ты не сделала этого раньше?

– Клайв, я говорю тебе это много лет подряд, но ты не слушаешь меня.

Он тяжело вздохнул и отвернулся.

– Мне было не до этого. Ты ведь видела, в каком состоянии я пребывал все это время.

– А я? – не выдержала она, вытирая платком слезы. – Обо мне ты подумал? У меня такое чувство, что меня разорвали на две части, и я никак не могу соединить их в единое целое. И во многом это происходит из-за тебя. – Она внимательно посмотрела на него, словно желая понять, дошли до него ее слова или нет.

– Вот мы и приехали, – сказал Клайв, глядя в окно.

Дом был довольно живописным, хотя построили его еще в колониальные времена, когда здесь правили так называемые «белые раджи». Он стоял почти посреди площади и выходил окнами на небольшую пристань, возле которой на волнах колыхались грубо выделанные лодки туземцев. Внутри он выглядел неухоженным, и по всему было видно, что муссонные дожди не пощадили это строение. Облезлый потолок покрывала зеленоватая плесень, а в затхлом воздухе плавал едкий запах гниющей древесины и мокрой штукатурки.

Войдя в помещение, Фрэнсин прикрыла рукой нос и вдруг вспомнила те давние времена, когда она волею судьбы оказалась в этих местах. Тряхнув головой, чтобы отогнать непрошеные воспоминания, она попыталась найти спальню. В последние годы она всегда спала отдельно от Клайва, и тот не предпринимал никаких попыток изменить положение вещей. Так получалось, что она устраивалась в лучшей комнате с видом на джунгли или реку, а Клайву доставалась самая неудобная. Впрочем, его это нисколько не расстраивало. Ему было на все наплевать.

Распаковав вещи, она умылась, смыла косметику и надела легкое платье из тонкого хлопка. Жара была просто невообразимой, и уже через пару минут ее тело покрылось крупными каплями пота. Обед подали в большой столовой, в дальнем углу которой, несмотря на невероятную жару, в камине весело потрескивал огонь. – К счастью, ей совсем не хотелось есть, и она не стала терзать себя этой пыткой и вскоре покинула столовую. Все равно говорить с Клайвом ей было не о чем. Они ели молча, лишь изредка перебрасываясь короткими, ничего не значащими фразами.

После обеда они встретились в гостиной, которая оказалась самым прохладным местом в этом огромном доме. Высокие окна из венецианского стекла надежно защищали помещение от нестерпимой жары, а украшенные старой лепниной потолки придавали интерьеру вид старинной декорации для съемок фильма в стиле ретро.

– Как ты себя чувствуешь? – наконец нарушил затянувшееся молчание Клайв.

Правда, по тону было видно, что он до сих пор не может забыть те обидные слова, которые его бывшая жена говорила ему в такси.

– Спасибо, хорошо. – Она вяло откинулась на спинку видавшего виды дивана.

Белое платье плотно облегало ее стройную фигуру, подчеркивая все прелести, до боли знакомые ему с давних лет.

Фрэнсин потерла рукой лоб, а потом медленно повернулась к нему.

– Как далеко отсюда до той деревни? – спросила она, заметив, что он пристально изучает разложенную на коленях карту.

– Если я не ошибся, – задумчиво произнес он, – то мы сможем добраться до нужного места примерно за пару дней. Нам придется подняться вверх по реке, а там рукой подать до деревни, если, конечно, повезет с погодой и со всем прочим. Эта деревушка называется Румах-Булан.

– А кто там живет?

– Небольшое племя с таким же названием. Эти люди предпочитают не вступать в контакт с другими племенами, а тем более с белыми людьми.

– А ты уверен, что мы туда доберемся? – продолжала допытываться Фрэнсин. – Ведь после таких дождей здешние реки становятся очень бурными.

– Мне говорили, что большая часть пути вполне безопасна, – постарался успокоить ее Клайв, хотя сам не был уверен в этом. – Тебе не хочется туда ехать?

– Да, не хочется, – призналась Фрэнсин и закрыла лицо руками.

– Ты просто устала, – тихо сказал он, словно это был благовидный предлог для отказа. – Фрэнсин, мне кажется, ты слишком много работаешь.

– Нет, нет, – отмахнулась она и легла на диван, уставившись в потолок.

По старой штукатурке ползали какие-то крохотные экзотические букашки. Высоко в небе прогрохотал очередной раскат грома.

– Знаешь, Фрэнсин, я был поражен сегодня, когда увидел тебя в аэропорту. Мне показалось, что я вижу совершенно незнакомую женщину. Ты очень изменилась в последнее время.

– Я просто раскисла под этим жутким дождем, – нехотя проговорила она.

– Нет, дело не в этом. Дело вовсе не в твоей мокрой одежде или усталом виде. Ты двигалась как-то не так, а на лице у тебя появилось какое-то странное выражение отчуждения, чего никогда не было раньше. Ты стала более целеустремленной, более жесткой и… более холодной. Словом, ты научилась смотреть сквозь людей и обращать внимание только на тех, кто по каким-то причинам тебе интересен. Ты стала чужой, Фрэнсин, – подытожил Клайв, искоса взглянув на нее.

– Нет, Клайв, я смотрю не сквозь людей, а в будущее. Все мои помыслы сейчас обращены в будущее, потому что прошлое доставляет мне одни страдания. В прошлом, к сожалению, нет ничего, что могло бы порадовать истерзанную душу.

– Понятно, – протянул он, не поворачивая к ней головы. – К сожалению, в твоем будущем для меня нет места, о чем ты так откровенно заявила сегодня утром.

В его голосе было, нечто такое, что невольно вызвало у нее чувство жалости.

– Нет, Клайв, ты навсегда останешься частью моей жизни.

– Твоей прошлой жизни, – уточнил он.

– Да, ты прав, – согласилась она, встретившись с ним взглядом. – Частью моей прошлой жизни.

Фрэнсин вспомнились его слова о том, что она при встрече показалась ему чужим человеком, и она вдруг подумала, что сейчас он тоже кажется чужим и каким-то отстраненным, отрешенным от реальной жизни. Этот процесс отчуждения начался уже давно, продолжался все последние годы, а сегодня, похоже, подошел к логическому завершению. Он все еще считает ее неопытной, несмышленой, глупой девчонкой из городка Ипо, невежественной и необразованной, которой такое сложное дело не по зубам. Он не способен оценить те перемены, которые произошли в ней за послевоенные годы. Даже если она сейчас врежет ему кулаком по лицу, он, скорее всего, снисходительно ухмыльнется: ну что взять с азиатов!

Клайв о чем-то напряженно размышлял, задумчиво глядя в окно.

– Может быть, – наконец сказал он тихо, – я чего-то не понимаю. Но зато я совершенно точно знаю, что по-прежнему люблю тебя. Мне всегда почему-то казалось, что этого вполне достаточно для полного счастья.

– Нет, Клайв, недостаточно.

Он ничего не ответил и склонился над картой, а Фрэнсин, лежа на диване, запрокинула голову и даже не вздрогнула от очередного раската грома, поглощенная ужасным ощущением окружающей ее пустоты.

После обеда они встретились с человеком по имени Бата, который должен был сопровождать их вверх по реке на небольшом катере. Это был невысокий мужчина лет пятидесяти из племени кайан, все тело которого было покрыто замысловатой татуировкой. Теперь успех их предприятия зависел только от него. Он обязался доставить их к той деревне, а по пути оберегать от всех напастей, провести сквозь водовороты и водопады, и к тому же на него возлагалась задача по обеспечению их пищей. Правда, они взяли с собой немного риса и соли, но этого было явно недостаточно, чтобы продержаться до конца пути. Разумеется, как и все туземцы, он был неисправимым оптимистом, доказывал, что ничего страшного в таком путешествии нет, что вода поднялась не настолько высоко, чтобы это было опасно для плавания, а уж еды в джунглях хватит на всех. А когда Клайв показал ему карту местности, абориген снисходительно хмыкнул, сказав, что знает эти места лучше всякого картографа.

Всю вторую половину дня дождь лил как из ведра, поэтому им пришлось коротать время в доме. После ужина они разошлись по своим комнатам, чтобы подготовиться к завтрашнему, походу. После долгих раздумий Фрэнсин решила оставить все драгоценности и городскую одежду в гостинице, совершенно не опасаясь, что ее могут украсть. Воровство среди местных племен считалось неслыханным и просто невозможным поступком. В небольшую кожаную сумку она положила три хлопчатобумажных платья, нижнее белье, аптечку и еще несколько мелочей, которые могут пригодиться в пути.

Когда сборы подходили к концу, в дверь постучали.

– Войдите! – крикнула она и не удивилась, увидев на пороге Клайва с большим пакетом в руке.

– Ты не забыла про хинин? – заботливо спросил он.

– Про хинин? Конечно же, забыла.

– Я принес его тебе. Возьми. Думаю, он не помешает.

Кивнув в знак благодарности, она пошла в ванную, достала таблетку, проглотила ее, запив холодной водой. Тропическая малярия представляла собой самую грозную опасность в местных джунглях, но Фрэнсин всегда забывала принять нужную дозу хинина.

Клайв подошел к ванной и посмотрел на нее через стеклянную дверь.

– Не стоит отчаиваться, – тихо сказал он, не отрывая от нее глаз. – Человек не должен расставаться с надеждой, даже если она причиняет невыносимые страдания, как ты говоришь. – Его голос был мягким и нежным, словно он извинялся за какие-то старые грехи.

– Это моя дочь, Клайв, – спокойно сказала она. – Ты никогда не поймешь те страдания, которые мне пришлось пережить. Впрочем, это вполне естественно. Во-первых, ты мужчина, а во-вторых, это не твоя дочь.

– Нет, Фрэнсин, я любил ее не меньше, чем ты, – грустно вздохнул Клайв. – Для меня она такая же дочь, как и для тебя.

Фрэнсин решительно покачала головой:

– Для тебя это просто привычный оборот речи, не более того.

– Нет, Фрэнсин! – почти закричал он. – Это не просто слова, я любил ее больше жизни, я готов был умереть ради нее. Умереть в любую минуту, ты понимаешь это?

– Да, я знаю, – устало ответила она, закрывая глаза. – Я не подвергаю сомнению твои искренние чувства к Рут и ко мне – во время войны. Но сейчас совсем другое дело. Для тебя ее смерть – событие печальное, даже трагическое, но с тех пор у тебя была своя жизнь и свои заботы, а для меня это гораздо больше, чем просто трагедия. Это катастрофа, ежедневно убивающая меня своей безысходностью, лишающая меня покоя и не позволяющая смириться с тяжелой потерей.