Текст книги "Аратта. Книга 5. Зимняя жертва"

Глава 6
Снежный дракон

Высоко, очень высоко, почти на границе снегов, выше леса, там, где раскинулись лишь горные луга и каменистые пустоши, под отвесной каменной стеной горного лба пряталась маленькая бедная деревенька. Несколько домишек из обмазанных глиной камней, с плоскими крышами, напоминали не человеческие жилища, а скорее каменные норы. Между ними выше крыш поднимались рыжие стога запасенного на зиму сена, уже присыпанные первым снегом. Все, что можно, было обложено камнями, чтоб не унесли горные ветры; воздух пропитан запахом козьего и коровьего навоза.

Люди, которые здесь поселились в давние времена, почти все время проводили на пастбищах, лишь несколько раз в год спускаясь в долину. Да и что там делать, на полоске земли, стиснутой двумя стенами гор? То ли дело здесь, где раскинулся простор и на закат, и на восход. Вся долина оттуда была на виду. Глядя вниз, можно было легко разглядеть и заросшие лесом склоны, и белую извилистую нитку реки, и тянущуюся вдоль нее серую нитку дороги.

На завалинке у крайнего дома сидел бедно одетый старик с тощей седой косицей на затылке. Он поглядывал вдаль – туда, где солнце уже почти скрылось в синей дымке. Снизу, с пастбищ, доносилось глухое звяканье колокольчиков. Когда облака затягивали горы, в деревне было своей руки не разглядеть. Но нынешний вечер выдался прозрачным и ясным.

Перед стариком топтались двое малышей – грязные, лохматые, в измятой и порванной одежде. У мальчика было исцарапано лицо, у девочки распух нос, а под глазом наливался синяк. Оба смотрели на деда исподлобья, мрачно сопя.

Брови старика были грозно нахмурены, однако слова звучали ровно и спокойно. Всякий накх скорее убил бы ребенка, чем повысил на него голос.

– Бить слабого недостойно! – говорил он встрепанному мальчику. – Вот ты подбил глаз младшей сестре и вывозил ее в пыли. Понимаешь ли ты, что сделал?

– Наказал за наглость! – буркнул мальчик.

– Нет – ты унизил ее. Подумай, кем вырастет униженный человек? Разве станет он гордым и смелым? В нем могут появиться презренные черты: привычка затаивать обиду, мстить исподтишка… И самое страшное: когда сильный бьет маленького и беззащитного, он может заронить в его душу трусость. А трусу лучше и вовсе не рождаться на свет – рано или поздно он опозорит весь род…

– Я не трусиха! – возмутилась девочка.

Дед повернулся к ней и еще сильнее свел седые брови:

– А теперь о тебе. Ты зачем дразнила брата? Знаешь, как люди-то говорят? Женщину красят не шрамы, а сдержанность…

Девочка отвела взгляд в сторону… и вдруг воскликнула:

– Дед, смотри, что это там?

Все трое повернулись к западу.

– Огонь на башне! – воскликнул мальчик.

Старик щурился, пытаясь вглядываться, но тщетно – даль уже давно погрузилась для него в вечный туман.

– Да, огонь! – подтвердила внучка. – На самой высокой башне, в крепости нашего саара Аршага. Уж не пожар ли?

Дед поднялся на ноги.

– Нет, это не пожар, – медленно проговорил он. – Это добрая весть. Наконец-то!

На губах старого накха появилась хищная улыбка. Рассказывают, в былые времена огни на башнях зажигали чаще. Сам он видел этот знак лишь раз в жизни, в далекой молодости… И перед его глазами встали воспоминания: вот крепкие руки нажимают на колья, выдавливая опоры из-под шаткого нагромождения валунов; вот белоснежный склон весь сразу покрывается узором трещин и приходит в движение…

– Все-таки дожил, – пробормотал он. – Пришло и наше время. Бегите за отцом, за братьями! Смерть врагам рода Зериг!

* * *

Погруженный в глубокую задумчивость Ширам во главе своего отряда ехал по тракту, пересекающему владения рода Зериг с запада на восток. Пока дорога шла вдоль реки, изгибаясь вместе с ней, но скоро свернет к северу. Это была наезженная, удобная дорога, которая шла через предгорья, не забираясь на кручи. Там, несомненно, стояли заставы Аршага. Более того, дорога проходила неподалеку от главной крепости его рода. Словом, хуже пути, чтобы быстро и безопасно покинуть владения рода Зериг, и придумать было невозможно. Однако такой путь существовал…

При мысли о нем Ширам поднимал голову и смотрел вправо – на скалистый хребет, подобный каменной заснеженной стене, тянувшийся по ту сторону реки. Эта горная цепь была самой высокой в Накхаране. В северной части страны, где раскинулись владения рода Афайя, горы были лесистыми и невысокими. Здесь же острые заснеженные вершины словно скалились, предупреждая: «Не суйся сюда!» Где-то за ними таилась долина саконов, с ее горячими источниками, удивительно плодородной землей и бесчисленными месторождениями самых разных руд. Но Ширам не знал туда пути, да и беспокоило его совсем другое. Арза Эреди, Орлиная дорога, – самый высокий и опасный из перевалов в этой части Накхарана. Этот путь Шираму был знаком, он проходил им уже раза четыре в разное время года. Последний переход был самым опасным из всех. Лишь милость Матери Найи уберегла их от густых туманов, обычных на седловине в конце осени, и от страшного снегопада, накрывшего перевал днем позже. Если удастся пройти Орлиной дорогой еще раз, они срежут путь и скоро окажутся в безопасности. Если пройдут…

Быстро темнело. Зубчатая стена по правую руку алела в лучах заходящего солнца. В небе загорались первые звезды.

– Ширам… – послышался рядом голос Аюны. – Прости, что отвлекаю от дум…

Саарсан повернулся к невесте. Царевна, ехавшая верхом рядом с ним, должно быть, давно хотела заговорить. Всю дорогу она молчала, глядя перед собой неподвижным взглядом. Ширам покосился на застывшее лицо девушки, чувствуя легкое беспокойство. Как повела бы себя накхини, он знал – но солнцеликая царевна… С виду она неплохо держалась, хотя, казалось, все еще не осознала, что произошло возле башни Костей. Саарсан понятия не имел, что делать, если она вдруг начнет причитать, или биться в рыданиях, или еще что-нибудь, что обычно вытворяют столичные девицы, попадая в неприятности.

– Я слушаю, госпожа, – мягко сказал он.

– Как ты считаешь, Аршаг в самом деле хотел убить тебя?

Ширам украдкой перевел дух.

– Чем дольше я об этом думаю, тем меньше понимаю, что произошло, – признался он. – Аршаг, несомненно, что-то затевал. Я это знал, еще когда он прислал мне письмо с приглашением. А уж когда он затеял благословение у могилы Тридцати Двух Праведниц, все стало ясно… Я наблюдал за ним, мои люди были готовы ко всему. Но кажется, у башни Костей что-то пошло не так…

– Аршаг выглядел растерянным, – кивнула Аюна. – И напуганным… ну, насколько может быть напуган накх.

– Ошеломленным – так точнее. Я было заподозрил его саари, особенно когда она принялась во всем винить тебя. Аршаг, может, даже ничего и не знал – уж очень он убедительно все отрицал, взывая к моим братским чувствам. Впрочем, он хитрец, который может разыграть все, что угодно… Я даже на миг восхитился, как ловко это было задумано: я принимаю яд из твоих рук, род Зериг ни в чем не замешан, вина за мою гибель – на арьях…

– И убийство свершилось не под крышей Аршага, а значит, проклятие не падет на его дом, – добавила Аюна, вторя его мыслям.

– Так и есть. Но тут выскочила твоя служанка…

Ширам резко помрачнел, вспоминая маленькую вендку, на которую до того мига не обращал внимания. Нет, он точно уже смотрел в эти прозрачные зеленые глаза, но когда, где?

– Съела ложку отравленной каши и умерла… Это самое непонятное во всей истории. Откуда взялась служанка? Давно ли она с тобой?

– Янди сопровождала меня из самой столицы. Очень умелая, очень преданная. Мало таких… – Царевна прерывисто вздохнула.

– Янди? – озадаченно повторил Ширам.

Он долго прожил в столице, но не смог припомнить ни знатных женщин, ни простолюдинок с таким именем.

– Да. Она иногда была дерзкой, слишком много себе позволяла, порой даже спорила со мной. Но сколько раз она спасала мне жизнь! Только когда теряешь верных людей, понимаешь, чего они стоили…

Тут Аюна вспомнила Аоранга и надолго погрузилась в печальные воспоминания.

Ширам тоже ехал молча, задумавшись о своем. Непонятным образом раздумья о зеленоглазой служанке пробудили в нем знакомое и очень неприятное чувство пристального взгляда в спину. Это чувство никогда его не обманывало. Сейчас, впрочем, смотреть на Ширама было просто некому – наметанный взгляд говорил, что тихая долина совершенно безлюдна. Но саарсан нутром чуял, что охота на него вовсе не закончена и опасность не миновала. Ему вдруг вспомнилась поговорка деда: «Тебя съест не тот горный лев, которого ты видишь». Ясно уже было, что горный лев – вовсе не Аршаг. Но кто?

Где-то вдалеке, за снежными горами, прокатился глухой рокот, похожий на гром далекой грозы. Вскоре один из воинов издал резкий возглас, указывая рукой на седловину меж двух зубцов по ту сторону реки, над которыми медленно росло белое облако.

– Где-то сошла лавина!

Ширам быстро оглядел поросшие лесом склоны.

– Далеко, – сказал он наконец. – Опасности нет.

Всадники снова растянулись вереницей по дороге, все же поглядывая вправо. Облако над горой клубилось, становясь все больше и больше. Глухой грохот также нарастал. Внезапно седловина будто провалилась внутрь себя, и в долину ворвался снежный вал.

Он был одновременно и бурлящим облаком, и мощным потоком, багрово вспыхивающим в закатных лучах солнца. Ледяные глыбы текли в нем, то переливаясь плоскостями, то сверкая гранями, словно чешуя огромного дракона. Лучинами мелькали стволы вырванных с корнями деревьев…

Люди зачарованно наблюдали, как снежный дракон рушится с гор, то взмывая в воздух, то со страшным ревом падая на лес. Ширам увидел, как гнутся и ломаются огромные ели, попадающие под брюхо дракона. И тогда он понял, что это смерть – и она сейчас будет здесь.

Он обернулся к своим людям и замахал рукой, стараясь перекричать накатывающий грохот. Перепуганные кони, не дожидаясь приказов, понесли во весь опор. Грохот становился непереносимым. Клубящееся облако снега росло и ширилось, заполоняя землю и небо.

Когда лавина достигла дна долины, на дорогу обрушился страшный порыв ветра, сбивая всадников наземь, снося их вместе с конями. В воздухе летели ветви, камни, куски льда. Вал из снега и грязи пропахал реку, не заметив ее, и ударил в дальнюю стену ущелья, похоронив под собой людей и животных.

Когда грохот затих и снежное облако стало оседать, Шираму удалось остановить обезумевшего коня. В голове у него гудело, горы плясали перед глазами. Его закидало снегом и оглушило ударом ветра, но он остался невредим и теперь медленно осознавал случившееся. Позади слышались голоса и мелькали чьи-то тени, но ни дороги, ни отряда больше не было. Тихая зимняя долина обратилась в месиво из снега, поломанных деревьев, огромных льдин и камней. И где-то под ним остались его люди.

В этот миг солнце зашло, последний раз уколов вспышкой глаза, и долина погрузилась в глубокую тень.

Ширам стиснул зубы, развернул коня и поскакал назад, скликая уцелевших.

Их набралось не больше десятка – тех, кто ехал сразу за ним и успел ускакать от снежного дракона. Больше спасти не удалось никого – обратный путь перегораживали завалы снега и льда в человеческий рост высотой. Родичи – те, кто был способен держаться на ногах, – тут же поспешили туда, выкрикивая имена пропавших, надеясь, что кого-то снежный поток выкинул на поверхность…

– Святое Солнце, да как же это… – послышался рядом с ним дрожащий голос Аюны.

Ширам вдруг почувствовал, что ноги его не держат. Долина пошла кругом перед глазами, желудок подскочил к горлу. Тогда он опустился на землю и сжал голову руками, думая, что делать дальше.

– Саарсан… – раздался рядом угрюмый голос Даргаша. – Кто мы, чтобы спорить с богами или сетовать на их волю? Наших родичей ждет новое рождение. Но мы можем решать за себя, пока живы…

Ширам поднял голову. С того мига, как умерла Янди, следопыт и звука не проронил. Всю дорогу он ехал отдельно от прочих. Аюна, которая было захотела ему посочувствовать, заглянув Даргашу в лицо, не отважилась к нему приблизиться. Но теперь несчастье словно разбудило его.

– У нас девять человек, включая царевну. Одного ветром бросило на скалу, сломало ноги и спину – его я отправил к Найе… Все прочие успели проскочить вперед. Они невредимы и сохранили коней. Что теперь, саарсан? Куда дальше?

Ширам встал и бросил взгляд на горные вершины. Те уже не пылали закатным огнем, а призрачно светились во тьме.

– Едем на Арза Эреди. Больше некуда. Там на перевале есть охотничий домик – попытаемся до него добраться…

* * *

На них напали в поросшем лесом ущелье, когда луна поднялась уже высоко, заливая светом заснеженные склоны и превращая голый лес в безумное переплетение теней. К тому времени остатки отряда Ширама уже закончили напрасные поиски, ушли с тракта и ехали по каменистой тропе в сторону перевала Арза Эреди. Хотя люди были измучены, Ширам принял решение не останавливаться на ночевку в лесу, а ехать прямо на перевал. Внутренний голос настойчиво подсказывал как можно быстрее покинуть земли рода Зериг. Не будь саарсан так подавлен гибелью родичей, он прислушался бы к нему еще внимательнее и не повел бы людей в тихую, застывшую в ночи теснину.

Когда отряд въехал под тень вздыбленных скал и правая стена ущелья поднялась почти отвесно, Ширам как раз подумал, какое прекрасное место здесь для засады. И вдруг чувство опасности полыхнуло: враг уже здесь!

В тот же миг в темноте засвистели стрелы.

– Спешиться! – приказал Ширам. – Укрыться за лошадьми!

Конь под саарсаном вдруг заржал, взвился на дыбы и завалился на бок. Ширам успел соскочить и припал к земле, пытаясь понять, откуда стреляют.

Как только большинство накхов оказалось на земле, стрелы сразу полетели кучнее. На дороге слышались крики боли, лязг железа, удары падающих тел. Черные стрелы летели спереди и сзади, разя коней и всадников. Несколько воинов кинулись вверх по склону, пытаясь добраться до леса, но не добежал ни один. Уцелевшие накхи вжались в землю, прячась за телами убитых коней, вглядываясь в заросли на склоне.

– Пусть только спустятся, твари… – прошипел кто-то.

– Они не станут, – раздался тихий голос Аюны.

В отличие от накхов, она толком ничего не видела во тьме – лишь озаренную луной полосу горной тропы и непроглядно-черный лес, из которого летели стрелы. Зато очень хорошо понимала, что происходит. «Мазилы, – невольно подумалось ей. – Арьи расправились бы со всеми за один залп…»

Не поднимая головы, она повернулась к Шираму и прошептала:

– Стреляют оттуда, с горы… И оттуда… – Она указала назад. – Пропустили нас, чтобы стрелять в спину…

– Ублюдки! – прошипел Даргаш. – Не посмели вступить в честный бой! Да постигнет их участь трусов, да не удостоятся они перерождения!

«Значит, вот как», – думал Ширам, еле справляясь с охватившим его бешенством. Не ножи, которые обычно кидали накхи, прежде чем сойтись в поединке лицом к лицу, а стрелы, с которыми охотятся на зверей и рабов. «Похоже, Аршаг решил, что после позора с отравлением ему терять уже нечего…»

Усилием воли Ширам подавил вспышку гибельной ярости. Глубоко вздохнул, изгоняя намеки на любые чувства, пока внутри не осталось ничего, кроме спокойного, безжалостного холода. Лес вокруг внезапно словно озарился белым светом, наполнился шорохами, причудливо искаженными эхом. Стал виден каждый сухой лист, каждая застывшая капля воды на древесной коре. Время замедлилось. Теперь саарсан отчетливо видел, как по краю ущелья, во мраке среди деревьев бесшумно крадутся тени-невидимки. Много теней.

«Да их раз в десять больше, чем нас! И подходят все новые!»

– Я их отвлеку, а ты попробуй увести царевну, – шепотом приказал он Даргашу, вставая на ноги. – Бегите в лес…

Саарсан с тихим шорохом вытащил из-за спины свои парные мечи, готовясь к бою – вероятно, последнему.

– Аршаг, иди сюда! – закричал он. – Тебе сегодня не везет! Отравить меня не вышло! Лавина и та мимо прошла! Что ж ты меня так боишься? Ты саар или вендский грязеед?

– Ты недостоин того, чтобы тебя убили мечом! – послышалось с горы. – Ты губишь Накхаран, ты продался арьям! Ты больше не накх, Ширам! А значит, и честной смерти не заслужил. Стреляйте!

Ширам легко отбил свистнувшую стрелу. Вторую, третью… Четвертая стрела ударила ему прямо в грудь и отскочила.

– Да ты сам трус! – раздался сверху глумливый хохот. – Пошел в святое место, надев кольчугу!

– Так знал, к кому ехал! – выкрикнул саарсан, отбивая шестую стрелу. – Ты ведь тоже на обряде был в кольчуге, признайся!

– Конечно! Стреляйте! Убейте его!

Стрелы летели то справа, то слева. Седьмая, восьмая, девятая…

Ширам вскрикнул и согнулся, зашипев от боли. Сразу две стрелы вонзились в его тело: в бедро над коленом и в плечо пониже кольчуги. Даргаш, увидев, что саарсан ранен, развернулся и кинулся ему на помощь.

В тот же миг стрела воткнулась ему прямо в раненую ключицу. Даргаш упал на колено, схватился за шею и взвыл – сперва от боли, но почти сразу его вой стал совершенно нечеловеческим. Ночной воздух, только что прозрачный, как родниковая вода, помутнел. В глазах уцелевших зарябило, словно внезапно поднялась метель, да только снег все так же лежал на ветвях и склонах. А в гуще этой метели на месте коленопреклоненного накха возник косматый черный зверь.

– Волколак! – после первых мгновений заминки раздались вопли из леса. – Оборотень!

Огромный волк встряхнулся, оскалился и большими скачками понесся вверх по склону. Горный лес наполнился пронзительными криками, хрипом, хрустом хрящей и жутким рычанием. Ширам успел заметить, как ближайший к нему стрелок увернулся от прыжка волка и мигом всадил стрелу ему в холку. Но оборотень даже не заметил раны. Он метался темной молнией среди врагов, в полете выдирая куски мяса, стараясь отыскать предводителя…

– Бежим! – Пальцы Аюны вцепились саарсану в запястье. – Пока они бьются с Даргашем…

Ширам быстро огляделся. Его воины, утыканные стрелами, неподвижно лежали среди трупов лошадей на почерневшем от крови снегу. Волколак был поистине страшен – но он был один, а накхов на горе много, и убивать вендских оборотней им уже доводилось… Ширам поискал взглядом уцелевших лошадей. Нескольких подстрелили, другие отбежали в сторону. Одни хромали, наступив на «репейник», но другие казались невредимыми. По ним лучники Аршага стрелять не стали, видимо собираясь потом забрать их себе, – и это давало надежду вырваться.

– Если Даргаш выживет, он догонит нас, – торопливо говорила Аюна.

– За мной! – Ширам схватил ее за руку и кинулся к лошадям.

Вслед беглецам полетело несколько стрел, но все прошли мимо. И вскоре саарсан с невестой уже уносились прочь по знакомой Аюне горной тропе в охотничьи угодья Аршага, на заснеженные пустоши.

Глава 7
Орлиная дорога

Возле развилки, отмеченной сложенным из камней путевым знаком, Ширам свернул на боковую тропу и пустил лошадей шагом, чтобы дать им отдохнуть.

– Куда ты нас ведешь? – с тревогой спросила царевна. – Ты знаешь дорогу?

– Да, мы прибыли этим путем во владения рода Зериг. Мы сейчас пойдем на Арза Эреди. Надеюсь, люди Аршага туда не полезут.

Вскоре лес начал редеть, а затем и вовсе остался внизу, сменившись зарослями колючего кустарника. Потом пропали и они. Теперь саарсан с невестой ехали через безжизненное каменистое плоскогорье. Где-то здесь совсем недавно и состоялась охота на мархура. Так же нависали над длинными пологими склонами два пика, а в седловине между ними лежало тяжелое облако. Ширам прищурился: там, где Аюна видела лишь заснеженный склон, он старался рассмотреть тропу, что тянулась вверх, исчезая в этом самом облаке.

– Святое Солнце, нам что, туда?! – воскликнула Аюна, осознав, куда он смотрит. – Но там же огромная туча!

– Вот и хорошо – нас в ней не найдут.

– Мне не нравится эта дорога. Даже если мы не заблудимся в туче – посмотри, какой крутой подъем и сколько снега! А если опять сойдет лавина?

– Другой дороги нет, – кратко ответил Ширам.

Когда прошла горячка боя, начали все сильнее болеть раны, которых саарсан в ущелье почти не заметил. Рана в бедре отдавалась при каждом шаге, хотя стрелу из нее он выдернул еще внизу. А в плече стрела так и торчала, покачиваясь, пока Ширам не обломил ее, зарычав от боли.

Стылая каменистая пустошь, исчерченная бессчетными ледяными ручьями, шла все круче вверх. Вначале снег едва припорошил камни, потом сменился жестким, слежавшимся настом, какой не тает и летом. Облака клубились вокруг, будто пар над кипящим молоком. Аюне порой казалось, что она вот-вот услышит в тумане позвякивание колокольчиков пасущихся овец, да вот только никакие овцы не стали бы забираться так высоко.

Царевне было совершенно непонятно, по каким приметам Ширам находит тропу, но возникающие время от времени в тумане каменные вешки, торчащие из снега, указывали, что они все еще на верном пути.

Охотничьи пустоши остались внизу. Теперь устрашающая седловина, затянутая густым облаком, нависала прямо над головой. Вдобавок в воздухе начали кружиться снежинки. Аюна поглубже нахлобучила на голову куколь мехового плаща.

– Ширам, снег пошел! Мы точно не заблудимся?

– Не должны. – Ширам поглядел наверх. До брюха тучи, казалось, можно дотронуться вытянутой рукой. – Снег – не страшно, лишь бы не метель…

Над самым склоном вдруг змеей пронеслась поземка. Раздался глухой треск, и большой кусок наста вперемешку с мелкими булыжниками вдруг пополз вниз прямо из-под ног коня царевны. Ее буланый конек испуганно заржал, шарахнулся в сторону. Не ожидавшая такого царевна вылетела из седла и свалилась в снег. А конь умчался вниз и вскоре исчез в снегопаде.

Ширам натянул поводья, спрыгнул на землю, кинулся к царевне, подхватил ее и оттащил с опасного места. Аюна, в снегу с ног до головы, вцепилась в Ширама, словно он спас ее, утопающую, из реки. Холод проникал ей в рукава и за ворот, но она сидела неподвижно, глядя, как уползает вниз кусок склона. «Мы только что там были! – стучало у нее в мыслях. – Мы могли тоже…»

– Ты цела? – вырвал ее из оцепенения голос саарсана.

– Да…

– Тогда идем дальше. Нечего тут рассиживать. Похоже, скоро начнется метель. Прежде снегопада надо добраться до убежища.

Он помог Аюне взобраться на своего коня и, прихрамывая, повел его в поводу наверх, прямо в снежную круговерть.

– Я помню дорогу, – беззвучно шептал он то ли царевне, то ли себе. – Мы пройдем…

Прозрачное кружево летящих снежинок превращалось в колышущуюся белую завесу. Вскоре Аюне начало казаться, что на свете нет ничего, кроме снега. Воздух был сухим и холодным. Каждый вздох давался с трудом. Голову царевны будто стянули железным обручем. В ушах у девушки зазвучали странные, нездешние голоса. Она то и дело оглядывалась, думая, что ее кто-то окликает из снегопада, но никого не видела. Потом она смотрела на черную голову Ширама, который мерно шагал, ведя лошадь вперед, и голоса отступали. Но от тревожных мыслей избавиться было куда сложнее.

«Куда мы идем? Может, мы давно заблудились?! Может, мы идем в обратную сторону и сейчас попадем прямо в руки Аршага!»

Впрочем, теперь Аюне даже казалось, что это было бы не так плохо по сравнению с тем, что творилось вокруг. В лесном ущелье в них летели стрелы – а здесь убийцами стали сами горы, снег, мороз и ветер.

В какой-то миг царевна ощутила, что ей нечем дышать. Она глотала воздух, как вытащенная из воды рыба, и все равно задыхалась. Снег теперь летел то сбоку, то снизу; она не понимала, едет ли она, летит или давно уже умерла. Потом вдруг Аюна осознала, что лежит в снегу, хотя думала, что едет верхом. Конь куда-то пропал; Ширам пытался поднять ее, а она лишь улыбалась ему под вой пурги, проваливаясь в сон…

– Осталось недалеко, вставай, царевна! Надо выйти к охотничьей хижине на перевале, и мы спасены…

– Я иду, – закрывая глаза, отвечала Аюна.

Ей казалось, что ее тело стало легким как перышко, что она летит вместе со снежинками…

Жесткая рука Ширама вытащила ее из этого сладкого забытья, резко встряхнула. Аюна нехотя открыла глаза… и увиденное мгновенно вернуло ее в явь. А может, и в ночной кошмар.

Что делает саарсан?! Конь, который принес их в эти гиблые места, неподвижно лежал на боку с разрезанным горлом. Под головой его уже натекла лужа крови, над раной склонил голову Ширам. Зачем он прижимает лицо к конской шее? Ширам поднял голову, повернулся, и Аюна вскрикнула от ужаса – лицо и руки саарсана были испачканы в крови.

– Иди сюда, царевна, – сказал Ширам, утирая кровь, стекающую по подбородку. – Надо напиться конской крови, иначе мы умрем здесь. Это наша единственная надежда добраться до убежища.

– Нет! Я не буду!

Саарсан схватил царевну за шиворот, поднял и ткнул лицом в еще горячую конскую шею:

– Пей! Не заставляй меня думать, что я убил его напрасно!

Бешеная ярость в его голосе заставила послушаться. Аюна приникла к ране и принялась глотать горячую соленую кровь. Ей казалось, что ее вот-вот стошнит. Но как ни удивительно, вместо этого Аюна вдруг ощутила небывалый прилив сил. Она вскочила на ноги:

– Идем!

– Хорошо, – выдохнул Ширам. Он схватил ее за руку, увлекая за собой. – Продержись еще немного, царевна, уже недалеко…

Он сделал шаг, резко побледнел, выпустил ее руку и свалился ничком в снег. Аюна стояла над ним и над мертвым конем, чувствуя себя так, словно осталась одним-единственным живым существом на всем белом свете в этом жестоком, ненавидящем ее мире.

Ветер прекратился, и холодное слепое облако опустилось на перевал. Снегопад прекратился, но с каждым мгновением становилось все холоднее. Аюна не понимала, то ли это перевал выпивает из нее силы, то ли рана Ширама, которая шаг за шагом высасывала из него жизнь, так действовала на нее. Они медленно брели дальше в густом ледяном тумане. Куда, в какую сторону – теперь было совсем непонятно. Аюна лишь старалась идти вверх. Теперь уже не Ширам поддерживал ее, а она сама тащила вождя накхов, закинув его руку себе на плечо. Тот лишь скрипел зубами, наступая на раненую ногу, и с каждым шагом как будто становился все тяжелее.

– Давай, Ширам, – твердила царевна. – Сам же сказал: если догонят, убьют. Нельзя останавливаться!

Она волокла саарсана сквозь туман, думая лишь о том, чтобы не упасть в сугроб. «Проклятый накх! – с ненавистью думала она. – Такой мелкий – и такой тяжелый! Как он посмел дать себя ранить! Это он должен нести меня на руках в убежище, а не я его!» А в следующий миг ее начинала разбирать злость на себя и терзало чувство вины. Почему она не заметила, что Ширам хромает? Как только позволила ему отдать ей коня и идти пешком с раненой ногой?

Ширам оступился и упал на колено. Аюна застонала от злости и отчаяния – она вовсе не была уверена, что сможет поднять его. А останавливаться нельзя – это она очень хорошо понимала. Смерть витала рядом, меняя обличья. Та смерть, что гналась за ними с воинами Аршага, была быстрой и жестокой. Та, что сторожила их на перевале, беззвучно летела рядом, глядя синими глазами и улыбаясь. Она была тихой, медленной и, пожалуй, даже приятной…

Аюне вдруг почудилось позади в метели ржание лошадей, и от ужаса ее окатило волной то ли мороза, то ли жара – она и сама не поняла. Что будет с ней и саарсаном, если их поймают? Ширама, разумеется, убьют – и повезет, если быстро. Аюне вспомнилось, как венды срезали кожу с пленных… Она была уверена, что накхи способны и на худшее. «Они – не люди, а всего лишь двуногие змеи…»

Ну а она, солнечная царевна, дочь Исвархи на земле, – ничто, пустое место для змеепоклонников. Злобные сестры Найи, пожалуй, будут рады отдать ее жизнь в жертву их ядовитой Матери. Или Аршаг оставит ее среди своих женщин исключительно ради того, чтобы хвастаться другим саарам новой рабыней – сестрой государя Аратты… Какой позор!

– Вставай! – зашипела она, дергая саарсана за руку. – Не время отдыхать!

Ширам, хоть и едва понимая, что происходит, услышал ее. Упрямо склонив голову, он приподнялся, вставая на ноги. Аюна, за плечо которой он при этом с силой ухватился, чуть не упала под ломающей спину тяжестью. Какой-то миг ей казалось, что Ширам не поднимется, но она недооценивала его силу и упорство. Саарсан отпустил ее плечо и зашагал в белое облачное марево с таким видом, будто твердо знал, куда идти. Царевна поспешила за ним. «А если он умрет? – промелькнула у нее мысль. – Отец Исварха, что будет со мной?!»

Тишину не нарушало ничего, кроме скрипа снега под их ногами. В то же время начали редеть окутывавшие перевал облака. Сплошной мутно-белый сумрак сменился вихрем стремительно летящих куда-то клочьев. Налетел порыв ветра – и последние остатки облаков сдуло прочь, а перевал залил ослепительный свет луны. Аюна и Ширам стояли в снегу под усыпанным звездами небом. Со всех сторон понимались к небу заснеженные горные пики. Никто прежде не осмеливался подниматься на Арза Эреди в начале зимы.

Ширам повернулся к царевне и поднял руку, куда-то указывая.

– Там… – едва выговорил он.

Совсем недалеко от них, чуть выше, напротив сияющего россыпями звезд неба, темнел силуэт приземистой, похожей на каменный склеп хижины с плоской крышей. Аюне бы обрадоваться – но царевна не ощутила ничего, кроме невероятной усталости.

* * *

Казалось, до убежища было рукой подать, но путь до него через снежную целину показался царевне бесконечным. Она даже не подозревала, что можно так уставать. Мертвенный, пустой воздух как будто вовсе не годился для дыхания. Наконец они достигли неведомо кем сложенного домишки без окон. На крыше лежал огромный сугроб, низкую дверь пришлось откапывать. Аюна с трудом разгребла снег у входа и, дергая дверь, сумела открыть ее настолько, чтобы можно было протиснуться внутрь. Святое Солнце! Внутри было, кажется, еще холоднее, чем снаружи! Но по крайней мере, тут не было ветра.

– Дрова и огниво, – послышался шепот накха.

– Ширам, я никогда…

Больше саарсан не сказал ни слова – упал ничком на земляной пол и потерял сознание, а может, и умер. Сколько ни тормошила его Аюна – не отзывался. Пришлось ей оттащить безвольное тело в угол, на подобие лежанки, еле заметной в темноте, и самой разводить занемевшими руками огонь в обмазанной глиной печке. Это заняло куда больше времени, чем она надеялась. К счастью, кто-то оставил в хижине запас дров, как это было принято у пастухов и охотников. Правда, дрова больше напоминали обледеневшие бруски и не желали разгораться. Искры напрасно сыпались из-под кресала на мох, который от тепла не загорался, а лишь оттаивал и размокал. Слезы отчаяния сочились из глаз царевны, и только одна мысль понуждала ее не оставлять попыток: если она не разожжет огонь, то они точно не переживут эту ночь.

Наконец язычки пламени перестали гаснуть, едва родившись, и дрова неохотно начали тлеть. По стенам побежали отблески пламени, темнота расступилась. Аюна опустилась на колени у печки и замерла, протягивая ладони к огню. В окоченевшие пальцы медленно возвращалась кровь, обжигая болью, но это было знаком, что руки оживают. Она долго сидела, почти обняв печку, пропитываясь теплом. Она сидела так, пока не ощутила, что засыпает.