Текст книги "«Мягкая сила» в мировой политике"

Нельзя не учитывать, что в современных условиях социокультурное воздействие на общественное сознание, причем как на макро-, так и на микроуровнях, заметно усиливается. Уже сейчас (и чем дальше, тем больше) возрастает практико-стратегическое значение культуры в разрешении или хотя бы смягчении конфликтогенных ситуаций, вызванных противоборством различных систем ценностей и особенно метастазным набуханием радикального национализма и исламского экстремизма.

И, конечно же, с культурой теснейшим образом связаны результаты экономики и всей внутренней политики страны. Весьма точно подмечено В. Сурковым, что реформы 1990-х “удавались лишь в той мере, в какой опознавались как свои, как приемлемые российской культурой”[123]123
  Сурков В. Русская политическая культура // Стратегия России. 2007. № 7. С. 12–13.


[Закрыть]. Всё несовместимое с жизнью нашей культуры, задевающее ее фундамент, всякий раз болезненно отторгалось. Более того, множество вариантов развития нашей страны ограничено генетической формулой национальной культуры. И, выбирая пути развития демократии и экономики России, необходимо думать, на каком из этих путей особенности нашего национального характера и культуры покажут себя с наилучшей стороны[124]124
  См. там же.


[Закрыть].

Перспективы инновационного развития России, обновления и обогащения ее цивилизационной парадигмы прямо связаны с культурой. В условиях национально-этнического и конфессионального многообразия страны культура выполняет объединительную функцию. Культурные механизмы в качестве стабилизаторов устойчивого развития страны становятся всё более значимыми. Как подчеркивается в аналитическом докладе “Стратегия XXI”, подготовленном Советом по внешней и оборонной политике, “все российские реформы упираются в незримую преграду культурной инерции и откатываются назад”[125]125
  См.: Стратегия XXI: версия для обсуждения [Электронный ресурс] // Совет по внешней и оборонной политике. 2014. 21 янв. С. 127. URL: http://svop.ru/wp-content/uploads/2014/02/strategy_2new.pdf


[Закрыть].

Предстоит преодолеть нынешнюю деформированную систему ценностей общества, в которой “Стратегия XXI” выделяет три определяющие черты:

1. Массовый патернализм, инфантильное иждивенчество, когда широкие слои населения остаются пассивными потребителями культуры, ожидающими предложений от государства как единственного распорядителя культурных благ, в то время как активное меньшинство вообще не видит в государстве партнера.

2. Рост индивидуализма под прикрытием коллективных лозунгов, неспособность к солидарному поведению и самоорганизации, социальному компромиссу, недоверие как норма выживания.

3. Извращенные формы сообществ – теневые, нелегальные практики, основанные на распаде традиционной морали, культуре бытового насилия и отрицании публичных норм[126]126
  См.: Стратегия XXI: версия для обсуждения. С. 127.


[Закрыть].

Без радикального повышения уровня культуры качественное управление экономическими и социальными процессами в стране, реализация оптимистического сценария и продвижения к поставленным целям невозможны. Сегодня, как, пожалуй, никогда ранее, велико значение интеллектуальной функции культуры. Осмысливая то, как А. Грамши воспринимал интеллектуальную функцию в широком социально-политическом контексте, философ М. Мамардашвили уточнял, что эта функция культуры обеспечивает связность и гомогенность общественной жизни, интеграцию индивида в существующие общественные отношения, в том числе и связность структуры класса, обеспечиваемую через организацию и воспитание сознания, через применение знаний и духовных образований, через специальную разработку идеологических отношений людей[127]127
  См.: Мамардавшвили М. Интеллигенция в современном искусстве // Стратегия России. 2007. № 12. С. 81.


[Закрыть].

Культура органично вписывается в фундаментальные процессы глобализации, занимая важное место в системе мировых координат, о чем свидетельствует, в частности, принятие в 2006 г.

Международной Конвенции ЮНЕСКО “Об охране нематериального культурного наследия”. Концепция внешней политики России выводит в разряд первоочередных международных приоритетов задачу предотвращения межцивилизационных разломов, наращивания усилий в интересах формирования партнерства культур, религий и цивилизаций с целью обеспечить гармоничное развитие человечества. Размывание оставшихся нам в наследство ценностных парадигм со всей остротой ставит задачу защиты культурно-исторических традиций, национальной идентичности, культурного суверенитета страны.

Практико-политическое значение культуры определяется и тем, что исторически в основе недоверия к нашей стране, негативного восприятия ее окружающим миром лежит комплекс проблем, определяемых в экспертном сообществе прежде всего как “конфликт архетипов”, “культурный диссонанс”.

В изменившемся мире существенно усиливается роль культурной дипломатии. Сегодня она призвана выполнять совершенно новые, несоизмеримо сложные, чем раньше, задачи, да и ее параметры совершенно другие. Преемственность, конечно, есть. Это прежде всего преемственность положительного потенциала, накопленного в течение многих десятилетий. Но не менее полезен и отрицательный опыт, позволяющий сегодня избегать прошлых просчетов, ошибок и издержек, многие из которых в иной эпохе, в иной стране таковыми, впрочем, не считались. Культурная дипломатия, как и вся страна, действовала по жесткому уставу идеологической “караульной службы”, будучи заложницей борьбы двух систем. В наши дни культурная дипломатия – это центральное звено обеспечения прямых и обратных связей со всеми слоями международной общественности, с представителями различных зарубежных элит.

Чрезвычайно важно, что государственная культурная политика признается неотъемлемой частью Стратегии национальной безопасности России. В доктринальной соотнесенности стратегической триады “мягкой силы” и национальной безопасности России за последние десять – пятнадцать лет произошли существенные изменения. Они особенно наглядны при сравнении основополагающих документов – Концепции национальной безопасности Российской Федерации, утвержденной в 1997 г. (с последующими изменениями в редакции 2000 г.), Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 г., утвержденной в 2009 г., и ее обновленной редакции 2015 г.

В Концепции-1997 культура – нечто вторичное, не входящее в базовые приоритеты государства. В ней культура выглядит неким кратким ритуально-обязательным приложением к основному тексту, к тому же структурно-размытым, разнесенным по разным разделам в виде отдельных декларативных пожеланий. Исходный посыл этой Концепции можно сформулировать кратко: ограниченные возможности страны – концептуальная минимизация целей и средств их достижения. Уже преамбула документа, где говорилось о ней как о совокупности официально принятых взглядах на цели и государственную стратегию в области обеспечения безопасности личности, общества и государстве от внешних и внутренних угроз, завершалась осторожной оговоркой: с учетом имеющихся ресурсов и возможностей. Этот концептуальный минимализм особенно конкретизировался в отношении культуры. Иного, впрочем, и не могло быть: страна переживала тяжелые времена.

По сути в отношении культуры в Концепции-1997 была зафиксирована скорее отстраненная позиция. И хотя отмечалось, что национальные интересы в области духовной жизни, культуры и науки во многом определяют ход реформ и их результат, а духовное возрождение общества, его нравственные ценности непосредственно влияют на уровень развития экономики и всех сфер жизни, документ конкретно ориентировал на проведение такой государственной политики, в ходе которой “исключается возможность нанесения ущерба российской культуре”. И только после этой “оборонительной” формулировки, вторым планом следовало: обеспечиваются сохранение и приумножение национальных ценностей и национального достояния страны, дальнейшее духовное и интеллектуальное развитие общества.

Негативная особенность Концепции-1997 – фактическое отсутствие в ней образовательного компонента, что серьезно ограничило ее потенциал. На качестве документа не могла не сказаться концептуально-логическая и соответственно содержательная нестыковка отдельных положений. Так, тезис о целенаправленном сознательном вмешательстве иностранных государств и международных организаций во внутреннюю жизнь народов России был почему-то увязан в одном пассаже, через запятую, с ослаблением роли русского языка как государственного языка страны.

Если в Концепции-1997 не наблюдалось сколько-нибудь внятного доктринального целеполагания в отношении культуры, которой отводилось удручающе мало места, то в Стратегии-2009 этот пробел был восполнен весьма основательно. Появился ряд новых моментов. Укрупнена доктринальная конструкция документа, переформатированного в Стратегию. Принципиальное изменение претерпела внутренняя структура, появились отдельные блоки, посвященные культуре, образованию и науке. Тем самым соблюдена отсутствовавшая ранее соразмерность базовых приоритетов национальной безопасности. Существенно обогатилось содержательное наполнение документа, в котором наконец-то появился пульсирующий нерв культуры. Культуроохранная сфера стала органической частью стратегии национальной безопасности. Укрепление духовных, ценностных, мировоззренческих опор, обеспечение культурно-интеллектуального воспроизводства нации, активизация культурных ресурсов общества, продуктивная социокультурная политика в целом рассматривались не только как фактор стабильности внутриполитической жизни, но и важнейшее условие поступательного развития страны.

Конкретизировалась задача сформировать эффективные механизмы взаимодействия органов государственной власти с гражданским обществом, в частности, в целях реализации гражданами России права на доступное образование и культурное развитие. Национальные интересы страны на долгосрочную перспективу увязывались с развитием демократии и гражданского общества. Поставлена задача достижения экономического роста прежде всего путем развития национальной инновационной системы и, главное, инвестиций в человеческий капитал.

Вместе с тем чрезмерно оптимистично выглядел ряд исходных тезисов и положений: явно завышенными оказались оценки далеких еще от завершения процессов в стране и обществе. Так уж ли адекватна реальной действительности, например, оценочная формулировка, согласно которой “силы обеспечения национальной безопасности во взаимодействии с институтами гражданского общества осуществляют гражданское воспитание новых поколений в традициях престижа труда ученого или педагога”?

Существенно расширились и концептуально обогатились разделы, посвященные указанным выше компонентам “мягкой силы” в обновленной Стратегии национальной безопасности Российской Федерации, которая утверждена Указом Президента РФ 31 декабря 2015 г. В ней нашли отражение новейшие тенденции в развитии мирополитических процессов, новые риски и угрозы для нашей страны. В Стратегии-2015 сделан акцент на повышение качества общего, профессионально и высшего образования, его доступности для всех категорий граждан; обеспечение лидирующих позиций России в области фундаментального математического образования, физики, химии, биологии, технических наук, гуманитарных и социальных наук; повышение роли школы в воспитании молодежи как ответственных граждан России на основе традиционных российских духовно-нравственных и культурно-исторических ценностей, а также в профилактике экстремизма и радикальной идеологии; развитие системы поддержки талантливых детей.

Весьма перспективным компонентом “мягкой силы” является положение Стратегии, ориентирующей на активное развитие международных связей в области науки и образования, наращивание экспорта качественных образовательных услуг, прежде всего в государства – участники СНГ, повышение привлекательности образования на русском языке на мировом рынке образовательных услуг.

В обновленной Стратегии появились принципиально важные пункты о комплексном развитии научного потенциала страны, о создании благоприятных условий для научной деятельности и повышении качества подготовки научных работников, о формировании системы фундаментальных и прикладных научных исследований и ее государственная поддержка в интересах организационно-научного обеспечения реализации стратегических национальных приоритетов. Особое внимание уделено развитию перспективных высоких технологий (генная инженерия, робототехника, биологические, информационные и коммуникационные, когнитивные технологии, нанотехнологии, природоподобные конвергентные технологии).

Значительно дополнен, обновлен и актуализирован в Стратегии-2015 раздел о культуре. По-новому сформулировано положение об угрозах национальной безопасности в области культуры. Наиболее важные среди них – размывание традиционных российских духовно-нравственных ценностей и ослабление единства многонационального народа Российской Федерации путем внешней культурной и информационной экспансии (включая распространение низкокачественной продукции массовой культуры), пропаганда вседозволенности и насилия, расовой, национальной и религиозной нетерпимости, а также снижение роли русского языка в мире, качества его преподавания в России и за рубежом, попытки фальсификации российской и мировой истории, противоправные посягательства на объекты культуры.

С точки зрения эффективности и перспектив использования “мягкой силы” России наиболее важными представляются следующие положения Стратегии-2015:

– признание первостепенной роли культуры в сохранении и приумножении традиционных российских духовно-нравственных и культурных ценностей, укреплении единства многонационального народа Российской Федерации;

– обеспечение культурного суверенитета Российской Федерации посредством принятия мер по защите российского общества от внешней идейно-ценностной экспансии и деструктивного информационно-психологического воздействия, осуществление контроля в информационной сфере и недопущение распространения продукции экстремистского содержания, пропаганды насилия, расовой, религиозной и межнациональной нетерпимости;

– создание системы духовно-нравственного и патриотического воспитания граждан, внедрение принципов духовно-нравственного развития в систему образования, молодежную и национальную политику, расширение культурно-просветительской деятельности.

В концептуальные рамки “мягкой силы” органично вписались положения о развитии общей гуманитарной и информационно-телекоммуникационной среды на территориях государств – участников СНГ и в сопредельных регионах, а также об использовании культурного потенциала России в интересах многостороннего международного сотрудничества.

Какова же приземленная реальность, как отстает она от доктринальных установлений национальной безопасности? На практике во многих властных структурах до сих пор нет целостного, глобального осознания того, что без стратегической триады “мягкой силы” нельзя стать передовой державой и полноценно конкурировать в мировой политике. “И нет понимания, – констатировал В. Сурков, всесторонне осведомленный о положении дел в стране, – что не существуют отдельно, сами по себе политические, экономические, военные преимущества. Они всегда часть и следствие культурного превосходства”[128]128
  Сурков В. Указ. соч. С. 39.


[Закрыть].

Важнейшая задача государства, прямо соотносящаяся с потребностями национальной безопасности, – обеспечение постоянного воспроизводства культурно-интеллектуального потенциала общества, необходимого для поддержания его на должном уровне. Статусное закрепление на всех уровнях стратегической триады “культура – образование – наука” как базового условия обеспечения национальной безопасности, геополитического ресурса страны – категорический императив внутренней и внешней политики Российской Федерации.

В условиях глобализации всё большее практическое значение приобретает международно-политический аспект образования. Сегодня общее количество получающих образование за рубежом значительно превышает 4 млн человек. Дж. Най приводит такой красноречивый пример: 46 действующих и 165 бывших глав правительственных учреждений разных стран – выпускники вузов США. Не все из 750 тыс. студентов, ежегодно приезжающих на учебу в США, становятся приверженцами этой страны, но “большинство становится”, констатирует он[129]129
  См.: Най Дж. С. Будущее власти. Как стратегия умной силы меняет XXI век. С. 171.


[Закрыть].

Это наглядно свидетельствует о том, что человеческий ресурс выходит на первый план, обусловливая экономическое развитие. Тем самым образование неизбежно становится политикообразующим фактором мировой политики, то есть фактором, задающим направление мировому политическому развитию. Так, на примере Болонского процесса эксперты прослеживают формирование многосторонней (участие многих государств) и многоуровневой (участие государств и других транснациональных акторов) схемы взаимодействия на международной арене. И они ведут речь “о возможных принципах новой политической системы мира, которая придет на смену Вестфальской системе”[130]130
  Лебедева М. М. Политикообразующая функция высшего образования в современном мире // Мировая экономика и международные отношения. 2006. № 10. С. 72.


[Закрыть].

Только совокупное, жестко координируемое усиление всех компонентов стратегической триады “мягкой силы” создаст реальные условия для модернизационного и инновационного рывка нашей страны. Только их системная целостность образует полноценную основу стратегии динамичного развития России с учетом долгосрочных интересов ее национальной безопасности. Выделение, зачастую спонтанное, одной из этих сфер в качестве приоритетной, ее реформирование, даже разумное, без комплексной, стратегически продуманной увязки с другими, как это показывает наша жизненная практика, мало что дает.

“Утечка мозгов” – это как раз тот случай, когда отсутствие сбалансированной сопряженности ключевых компонентов указанной стратегической триады является одновременно и следствием, и причиной опасного для национальной безопасности страны явления. Ведомственная разобщенность и обособленность, разрозненность действий, стремление профильных чиновников показать свою нужность (по Паркинсону – “бюрократический эквивалент сотрясания воздуха”) приводит к тому, что столь необходимые стыковочные сопряжения отдельных компонентов этой триады обеспечивается скорее формально, в силу существующих регламентов административного согласования, а в концептуальном плане фактически совсем не обеспечиваются.

Одобренная Государственным советом РФ в 2011 г. концепция модернизации российского образования ставила целью практическую отработку модели “перспективного эффективного образования” как первооснову обеспечения нового качества не только экономики, но и российского общества в целом. Среди стратегических приоритетов выделялось повышение качественного уровня образования, усиление эффективности использования материальных и интеллектуальных ресурсов, разработка и осуществление целевых инновационных программ, развитие государственно-общественных форм управления, существенное наращивание экспорта образовательных услуг.

Практическая значимость качественного образования и научных достижений обусловлена глобализационными процессами, которые неограниченно расширяют доступ к международным рынкам идей, капитала, технологий, усиливают круговорот “мозгов” в мире. Потенциал и перспективы совокупного инновационного компонента “мягкой силы”, взаимоотношение инновационных процессов и внешней политики наглядно раскрываются в исследовании И. В. Данилина[131]131
  См.: Данилин И. В. Дипломатия и инновации: сначала Идея // Россия в глобальной политике. 2012. Т. 10. № 3. С. 120–132.


[Закрыть] (рис. 3.1).

Между тем многие положения инновационной концепции образования остались благими пожеланиями. Неизбежно срабатывает закон того же Паркинсона: “Действие расширяется, чтобы заполнить пустоту, созданную нашими промахами”. Универсальность этого закона подтвердил Д. Медведев в бытность президентом России. Выступая 24 марта 2009 г. на заседании Совета безопасности по вопросу “О Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года и комплексе мер по ее реализации”, он заявил, что в нашей стране часто доминируют ведомственные подходы, с которыми ведется борьба, хотя далеко не всегда успешно: “И вот как раз подобная раздробленность мешает двигаться вперед”. Кстати говоря, инновационная формула “5 И”: развитие институтов, инвестиций, инфраструктуры, инноваций и интеллекта, – о которой так много говорилось в период его президентства, благополучно канула в Лету. Комментируя итоги встречи В. Путина с учеными РАН в феврале 2014 г., где обсуждалась стратегия мобилизации ресурсов, направленных на ускорение экономического роста, директор Института социологии академик М. Горшков привел весьма впечатляющие данные: на 20–25 % рост экономики зависит от так называемых неэкономических факторов – самочувствия людей, социально-культурной сферы, морально-психологического климата в обществе. Не в этом ли одна из причин оттока профессиональных кадров, “утечки мозгов”, которая наносит огромный ущерб государству. Никто сегодня не в состоянии, хотя бы с относительной точностью, оценить – количественно и качественно – ее отдаленные стратегические последствия. Эта проблема имеет самое прямое отношение к национальной безопасности страны, поддержанию ее способности к саморазвитию, обеспечению ее независимости от внешних воздействий, особенно сегодня, в обстановке резкого обострения конфликтных ситуаций в мире. И хотя в условиях глобализации транснациональная перекачка успешных молодых “мозгов” – процесс объективный, естественный, тем не менее главной проблемой для России остается болезненно резкий перекос пропорций “туда и обратно”.

Рис. 3.1. Взаимоотношения инновационных процессов и внешней политики

Выезд только одного специалиста за рубеж, по приблизительным подсчетам, наносит России ущерб в 200–250 тыс. долларов. Комплексное определение условий, необходимых для решения проблемы возвращения части молодой интеллектуальной элиты России, постоянно проживающей, обучающейся и работающей за рубежом, становится первоочередной задачей государства и общества. Это прежде всего выявление базовых мотиваций – экономической, социальной, творческой, психологической, которые могут повлиять на решение о возвращении в Россию.

Весьма важным представляется определение основных факторов развития управленческих механизмов, способных привлечь новые кадры, молодых интеллектуалов из диаспорального сообщества. Настало время перевести в практическую плоскость решение вопросов, связанных с государственным обеспечением адаптационного периода процесса возвращения молодых ученых.

Удержанию молодежи в науке может содействовать широкое введение в действие проектного принципа рекрутирования, в соответствии с которым молодого исследователя берут не столько на определенную должность, сколько на конкретную, хорошо оплачиваемую, “под него”, роль в утвержденном научном проекте. Этот принцип привлекателен для научной молодежи тем, что объективно “работает” на ускоренный карьерный рост.

“Утечка мозгов”, среди прочих причин, сказывается, естественно, на положении дел в экономике страны. Разорванность триады “культура – образование – наука” (наряду с другими, разумеется, факторами и причинами) привела к тому, что на мировом рынке наукоемкой продукции Россия представлена минимально, в долях статистической погрешности – 0,3 %, в то время как США – 39 %, Япония – 30 %, Германия – 16 %. Энергозатратность российской экономики несоизмеримо выше по сравнению с наиболее развитыми странами: в 6 раз по сравнению с Японией и в 3 раза – с США. Между тем в Стратегии национальной безопасности 2015 г. подчеркивается, что отставание в развитии передовых технологических укладов, повышающее стратегические риски в зависимости от изменения внешних факторов, входит в число угроз национальной безопасности. По оценке международного бизнес-сообщества (конец 2013 г.), наша страна занимает 52-е место по качеству образования, 85-е – по уровню инновационности и 110-е (!) место по профессионализму менеджеров.

Некомпетентность, промахи и ошибки в управленческой культуре на разных уровнях подготовки и принятия решений проявляются всё чаще. Многие из них прямо связаны с выхолащиванием просветительской и образовательной функций культуры, с качеством образования. Подчеркивая практическое значение в современном мире профессионального образования, которое содействует, с одной стороны, развитию общества в целом через социализацию каждой отдельной личности, с другой – развитию диверсифицированной экономики через подготовку кадров, генеральный секретарь Российского союза ректоров О. Каширина констатирует: “Обе эти задачи чрезвычайно актуальны для России, однако попытка решать их несогласованно приводит к тому, что достижение успехов лишь на втором направлении нейтрализуется неудачами на первом”[132]132
  Каширина О. В. Studio ergo sum. Учусь – следовательно существую: образование – основа завтрашней реальности // Независимая газета. 2012. 16 мая.


[Закрыть]. И как бы ни хотелось ерничать по этому серьезнейшему поводу, из головы не идет насмешливый (так ли уж анекдотический?) парафраз известного большевистского лозунга: “Каждая кухарка может научиться управлять государством, лишь бы не стоять у плиты”. Неожиданные и многообъясняющие данные приводит проректор МГИМО МИД России А. Подберезкин в своей статье “Из заочников сразу в начальники” с тревожным подзаголовком “Никакой бюджет не восполнит дефицит знаний, убеждений и морали”. Автор констатирует: в российской элите масса людей – с провинциальным, очень часто – заочным образованием, а в региональных элитах более 50 % – это заочники[133]133
  См.: Независимая газета. 2013. 24 дек.


[Закрыть].

Критерии отбора, пополнения элиты, восхождения по иерархической лестнице смазаны настолько, что само понятие “социальный лифт” воспринимается зачастую сквозь призму имеющихся служебных связей, родства, личной преданности начальнику и т. д. Было бы нечестно замалчивать и тот факт, что значительная часть российской элиты ориентируется (открыто или никак это не афишируя) на западные ценности и образ жизни и одновременно пропагандирует по долгу службы необходимость сохранения и защиты ценностей национально-самобытных, зачастую с антизападным подтекстом. В июне 2014 г. возглавляемый А. Кудриным Комитет гражданских инициатив представил доклад “О молодежной политике как национальной системе воспитания и подготовки провинциальных кадров”, в котором жестко и безоговорочно утверждалось, будто сложившаяся среда производит для России не трудолюбивых рабочих и увлеченных интеллектуалов, а амбициозных приживал, мечтающих о теплом месте в муниципальной или государственной системе, оправдывающих собственный профессиональный примитивизм лояльностью[134]134
  Эксперты комитета Кудрина бьют тревогу: России угрожает подрастающее поколение “амбициозных приживал” [Электронный ресурс] // NEWSru.com. 2014. 23 июня. URL: http://www.newsru.com/ russia/23jun2014/ygrek.html


[Закрыть].

Было бы неправомерно, на наш взгляд, оперировать столь категорическими обобщениями, из оценочной матрицы которых выпадает значительная часть молодежи, активно стремящейся к интеллектуальному росту и профессиональному самосовершенствованию. Тем не менее эта опасная для общества тенденция, чреватая серьезнейшими последствиями для поступательного развития страны, реально существует.

Прежние видимые и высоко ценимые преимущества нашего образования в целом, которыми так гордилась страна, во многом утрачены или в стадии исчезновения. В условиях нарастающего конкурентного соперничества на мировой арене образование всё больше становится стратегическим фактором, базовой опорой самой системы национальной безопасности. В США, например, приняты федеральные законы, названия которых весьма показательны: “Об образовании в целях национальной обороны”, “Об образовании в целях укрепления экономической безопасности” и ряд других.

Между тем в нашем обществе стремительно распространяется явление, которое В. В. Розанов, искренне болевший за судьбы России, называл “передовым невежеством”. Оно (особенно в идеологизированном обличии) имеет в нашей стране давнюю историю, которая изобилует самыми экстравагантными примерами. Так, в начальный советский период в городе Свияжске был установлен памятник Иуде, по словам Л. Троцкого, “первому революционному атеисту”, как символ борьбы с религией. Не происходит ли сейчас на наших глазах прямо противоположное, но вписывающееся в ту же большевистскую логику, когда в самом центре столицы светского – по Конституции – государства на сцену МХТ им. Чехова во время театрального действия врываются некие активисты (?!) православия, громогласно, к изумлению оторопевшей публики, требующие запретить “кощунственные” спектакли “Идеальный муж” и “Братья Карамазовы” и отлучить от театрального искусства артистов, занятых в них, а затем – в письме на высочайшее государственное имя – отправить в отставку худрука МХТ О. Табакова.

Не спровоцирует ли это радикальных приверженцев других конфессий, например ислама, на агрессивное повторение подобных акций? Их опасность в том, что они усиливают напряженность в обществе, в котором уровень толерантности тяготеет к нулю, ослабляя те духовные, культурно-цивилизационные связи, сохранение и развитие которых – одна из приоритетных задач национальной безопасности.

Обескультуривание родственно опошлению Веры в самом широком экзистенциальном смысле. Парадоксально тонкое суждение по поводу истинной веры высказал писатель Д. Гранин: “Верующий, как правило, просит – я не скажу, что его вера корыстна, но она во многом зависит от внешних обстоятельств. Атеист обращается к Богу только в крайние, предельные минуты, когда ничто больше не спасает; в последнем отчаянии”[135]135
  Быков Д., Муратов Д., Петлянова Н. Даниил Гранин: “Остервенение и русский Бог” // Новая газета. 2014. 14 фев.


[Закрыть].

В этой связи особую практическую значимость приобретает важнейшее положение, сформулированное еще в Стратегии-2009: “Для противодействия угрозам в сфере культуры силы обеспечения национальной безопасности во взаимодействии с институтами гражданского общества обеспечивают эффективность государственно-правового регулирования поддержки и развития разнообразных национальных культур, толерантности и самоуважения…”.

В укрупненном формате эта проблема жестко поставлена в обновленной Стратегии-2015, которая расценивает “противоправные посягательства на объекты культуры” как одну из угроз национальной безопасности страны.

После распада СССР и турбулентной трансформации страны интерес государства и общества к интеллекту, всесторонней капитализации человекоресурса редуцировался до минимальных значений. В результате согласно классификация ООН по индексу человеческого развития среди 186 стран мира Россия занимает 56-е место – перед Румынией. Интеллектуально-инновационную энергетику глушит недостаточное, с точки зрения объективных потребностей, финансирование указанной выше триады, хотя оно и постоянно возрастает. При том что в абсолютных значениях общие расходы на культуру выросли с 2000 по 2014 г. почти в 14,5 раза (с 28,5 млрд до 410 млрд рублей), по показателям расходов на культуру в расчете на душу населения для России характерно явное отставание от европейских стран.

Незадолго до введения Западом экономических санкций против нашей страны, где подушевой расход на культуру составил 57 евро на человека в год, среди европейских стран – членов Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) она обогнала только Португалию, Румынию, Болгарию и Грецию, отстав, например, от Норвегии почти в 8 (!) раз (647 евро), от Франции – более чем в 4 раза (252 евро) и Германии – в 2,5 раза (145 евро).