Текст книги "Бедствие"

16

Через несколько минут после въезда в поместье Нейлсон почувствовал, что совершил ужасную ошибку. Было темно и страшно, и он так и не встретил ни одной машины на дороге, которая обычно бывает до отказа загружена транспортом. Но он не мог сейчас вернуться назад по той же причине, по которой не мог вернуться и раньше. Если он приедет в контору и расскажет начальнику о своем страхе, над ним будут смеяться и подшучивать всю оставшуюся жизнь. Дела на работе и так шли не блестяще, и он не мог подвергнуть себя подобной пытке.

Нейлсон увидел впереди огни городка и успокоился. По крайней мере он стоял на прежнем месте и не был стерт с лица земли. Он вспомнил, как однажды смотрел кино. Там целый город перенесли в другое место и время. Такие сцены больше всего разжигали его воображение.

Но поместье лежало перед ним, и это было так же очевидно как и то, что он к нему подъезжает. Возможно, полиция перекрыла дорогу – разыскивают преступника или что-нибудь в этом роде. Наверняка. Да, скорее всего так оно и есть.

Нейлсон улыбнулся, осознавая, что он сам выдумал все эти страшные подозрения, которые оказались совершенно беспочвенными. Конечно, дорога перекрыта. Но потом он подумал, что если дорогу перекрывают, машины все равно должны ехать дальше. Их осматривают, проверяют, нет ли внутри преступника, а потом они едут дальше. Так далеко от перекрытого участка машины должны уже ехать нормально.

«Да, это не перекрытая дорога. – Тогда, что же? размышлял он. – Может, все– таки не надо туда ехать? Может, правда, что-то случилось? Может, если я туда въеду, то уже не смогу выехать обратно?..»

Но смех начальника, такой ясный и отчетливый, почти слышимый, подтолкнул Нейлсона вперед, и он поехал в поместье.

Он ехал в полной тишине и проклинал слесарей, обслуживающих грузовики телефонной компании. Один из них стоял на капитальном ремонте, другому меняли шины, а у этого, единственного на ходу, не было радио! Так обычно у них и бывает – вечно что-нибудь испорчено или не так. «А что мы станем делать, если сегодня будет еще один серьезный вызов? – удивлялся он. – Чей они заменят грузовик?»

Но он знал, что местность эта еще недостаточно развита, и два грузовика никогда не бывают нужны одновременно. А тем более – три. Большую часть времени они простаивали во дворе. Да и второй-то грузовик они получили только тогда, когда было выстроено поместье.

Фары осветили группу бабочек, типичных для этой местности в такое время года. Нейлсон знал, что летом их станет больше. Он любил ездить сквозь группы бабочек, они напоминали ему снегопад. Конечно, пока не начинали разбиваться о ветровое стекло. Но сейчас их казалось слишком много и они стали врезаться в грузовик. Он сбавил скорость и уже медленнее поехал дальше.

Бабочки все сильнее заполняли воздух вокруг. Такого он раньше никогда не видел. Даже когда ему приходилось ездить летом по пустынным дорогам в полях, где они обычно водились, он ни разу не видел такого количества бабочек. Их расплющенные тела залепляли ветровое стекло и постепенно снижали видимость.

Нейлсон включил дворники и жал на кнопку, подающую воду. Дворники заработали, а воды не было.

«Проклятье, – подумал он. – Опять не заполнили омыватель, а теперь из-за них бабочки закрыли все стекло».

Он снизил скорость, всматриваясь в свободные места стекла, и стал ехать еще медленнее. Через минуту чистых мест на стекле не осталось. Нейлсон посмотрел на спидометр – пятнадцать миль в час. Потом на секунду глянул в боковое стекло.

Боже! Откуда они взялись?

Ладно, неважно. Через несколько секунд он выедет из этого места, а потом остановится и протрет стекло, чтобы можно было ехать дальше.

Но он уже не мог вести машину – через их тельца ничего не было видно. Нейлсон открыл окно и высунулся из кабины, чтобы посмотреть, куда его несет.

Он не мог даже представить себе, что их здесь окажется так много. Они стали попадать ему прямо в лицо. И хоть они и были маленькими, но удары получались довольно болезненные. Откуда, черт возьми, они появились?

Он притормозил, закрыл окно и решил переждать, пока они улетят. Но, выглянув в окно еще раз, он просто поразился тому, что увидел. Тысячи крошечных насекомых ползли по стеклу, и больше ничего не было видно. И так было повсюду вокруг. Он даже не мог разглядеть бокового зеркальца.

Вдруг резкая боль, как от укуса, обожгла его ногу, и Нейлсон вскрикнул от неожиданности. Он машинально хлопнул себя по ноге, а когда убрал руку, то увидел на ней раздавленную бабочку. «Но бабочки не кусаются!» – подумал он,

Еще укус, теперь в руку. Нейлсон удивился еще больше. Он хлопнул себя по руке, и боль стихла. Тогда он понял, что бабочки проникли в грузовик. Наверное, они залетели, когда он открыл окно, чтобы посмотреть, куда ехать.

Он повернулся спиной к дверце и осмотрел кабину. Их было не так уж и много. Еще укус, опять в ногу. Он раздавил и эту тоже, но в тот же момент почувствовал новый укус на шее.

Казалось, что бабочек стало больше. Но каким образом? Ведь все окна были закрыты! Вдруг он ощутил сразу несколько укусов, на щиколотках и лодыжках. Нейлсон нагнулся, и тогда они напали на его шею и лопатки. Он начал вертеться, впадая в панику и пытаясь раздавить их всех сразу. Но они уже кусали его и в поясницу, и в ноги, и в плечи, и он увидел даже несколько штук, направляющихся к лицу.

– Нет! – закричал он..

Но если даже бабочки слышали его и понимали, они все равно не послушались. Количество их постоянно увеличивалось, и он начал махать руками, беспорядочно хлопая ладонями по рукам, щитку в потолку кабины. Он боролся с ними изо всех сил, пытаясь понять, в чем дело, и не мог поверить, что все это происходит наяву.

Он был как во сне, в своих фантазиях, но теперь это был уже кошмар, который он никогда бы не смог себе вообразить. Боль заставляла его подпрыгивать на сиденье и кричать о помощи, о жалости и милосердии. Но бабочки не обращали на это внимания. Нейлсон перекатился на соседнее сиденье, потом опять на свое, топча их ногами.

А потом боль резко усилилась. Это было невыносимо. Она началась в одной точке и разлилась по всему телу, будто его подожгли и огонь побежал во все стороны. Он не мог вынести, не мог выдержать такого!

Нейлсон распахнул дверцу машины и понял, что все кончено.

В кабине бабочек было так мало по сравнению с той волной, которая ударилась об него, когда он открыл дверь. И он просто застыл на месте, потрясенный, не веря своим глазам и стараясь хоть что-нибудь понять. Он говорил им какие-то слова, затем в агонии стал кричать о своей боли, пока они плотным слоем обсаживали его лицо. Он инстинктивно подался назад, ретируясь вовнутрь машины, и уперся спиной в противоположную дверь. А они продолжали влетать...

Они стояли у ворот, усталые и голодные, но все еще живые. Гарри был сказочно рад тому, что все они дошли до аэропорта. Ведь это было путешествие из сущего ада, поход, который он больше всего хотел поскорее забыть, настоящий подвиг, которого ему уже никогда не повторить. Он знал, что выглядит сейчас так же ужасно, как и все остальные, и был счастлив, что поблизости нет зеркала. Под смятыми бабочками на лицах друзей он не мог разглядеть их выражения, но знал, что они улыбаются. Хотя улыбки эти были преждевременными.

Он чувствовал гордость так же, как и все, и ничуть этого не стеснялся. Пройти такое расстояние через столько преград было очень непросто. Даже при лучших условиях пройти столько мог только сильный и здоровый человек, особенно по тому маршруту, который выбрали они, а они прошли его. Гарри знал, что он не один ощущает сейчас приятное чувство безопасности и свободы. Они выбрались оттуда живыми.

Все это, конечно, приятно, но знал Гарри и другое – он с самого начала говорил себе, что добраться до аэропорта живыми, проделав такой долгий путь, будет трудно. И очень опасно. И все же самая опасная часть путешествия еще впереди. И удача или провал зависели теперь от него одного. Он был пилотом, это был его самолет, и по этим причинам все напряжение, которое несла в себе последняя часть похода, целиком ложилось на его плечи. И никто не мог разделить его с ним, как и не мог понять полностью всю меру опасности и ответственности. Но он и не обижался. Он ведь положился на их помощь по дороге в аэропорт, а теперь пусть они полностью доверятся ему как пилоту. И его способности и искусство должны их вызволить отсюда. В конце концов лететь на самолете предложил он сам.

Но насколько хороша была эта мысль?

Хороша или плоха, но все они уже были готовы к полету. И нравится это ему или нет, теперь он должен будет лететь с ними отсюда, и он поступит именно так.

Кивком головы Гарри указал, чтобы все следовали за ним и по бетонной дорожке пошел вперед к своему самолету. Постойте-ка! А почему к своему? Почему не к другому, побольше и помощнее, который без напряжения сможет поднять всю группу? Конечно, это будет воровством – в этом нет сомнения, – но заявит ли об этом владелец? Да и жив ли он сейчас? Жив ли хоть один человек, кроме них?

А полиции он все объяснит потом. Даже если его обвинят в краже, ни один суд не признает его виновным при таких обстоятельствах. В некоторых случаях и при некоторых обстоятельствах почти все становится возможным. Вы же не называете убийцей человека, который убивает в целях самозащиты. Не накажете же вы женщину, которая своровала еду для своих детей, умирающих от голода. Так или нет?

И Гарри зашагал к ангару, где держали более крупные самолеты. С тех пор, как они вышли из опасной зоны, Филлис все время шла рядом с ним, бок о бок.

В ангаре было темно, значит, внутри мало активных бабочек. Следовательно, входить в самолет будет безопасно. Гарри подошел к служебному входу и открыл его, потом выждал, пока подойдут остальные. С Фредом что-то случилось, видимо, он изнемог от усталости, и теперь тащился позади всех.

– Что с тобой? – спросил Гарри, когда Фред наконец подошел.

– Все в порядке.

Гарри кивнул. Хорошо, если у них все в порядке, следующий шаг – выбрать самолет. Они вошли в темный ангар.

Даже при тусклом свете взошедшей луны Гарри отчетливо различал контуры самолетов. Он подошел к самому первому из них и, увидев, что тот с легкостью поднимет всех пятерых, вскарабкался по крылу и открыл кабину. Включив приборную доску, он убедился в том, что самолет заправлен и все остальное у него тоже в порядке. Ну хорошо, тогда почему бы не выбрать его?

Гарри высунулся из кабины и сказал Джиму, чтобы тот открыл ворота, а потом велел кем влезать в самолет. Пока Джим распахивал тяжелые створки ворот и все занимали места в салоне, Гарри еще раз проверял приборы и стал готовить самолет к взлету. Так много всяких мелочей надо было проверить и перепроверить еще раз!.. Раньше он никогда не летал на таких самолетах. Но самолет есть самолет, думал он, неважно, два у него двигателя или один. Конечно же, все будет хорошо, уверял он себя. Но только все было не так-то просто. Была все-таки очень существенная разница между одномоторными и двухмоторными самолетами. Но, невзирая на то, был ли у него опыт полетов на двухмоторных машинах или нет, Гарри твердо решил лететь и вывезти их отсюда.

Джим забрался в кабину и нашел свободное место. Гарри закрыл за ним дверь и теперь, когда они уже были отрезаны от внешнего мира, начал яростно срывать обертку, покрывающую его голову.

– Что ты делаешь?! – закричал Джим.

– Снимаю этот проклятый скафандр, – спокойно ответил Гарри.

– Я вижу. Но почему?

– Послушай, Джим, мы уже в безопасности. Сейчас мы вырулим и взлетим. Нет больше смысла находиться в этом барахле.

– А ведь ты прав!

И все начали снимать с себя предохранительные оболочки. Гарри вздохнул с огромным облегчением, когда голова его очутилась на свежем воздухе. Наконец-то маска была снята и он мог нормально дышать! Остальную часть покрытия снимать было труднее, но он накинулся на нее с таким рвением, что через несколько минут уже полностью был свободен.

Вся его одежда насквозь промокла от пота, и от прохладного ночного воздуха он покрылся мурашками, но сейчас все это было очень даже приятно. Гарри ослепительно улыбнулся и повернулся к друзьям.

– Какое облегчение!

– И не говори. Я уж думала, что никогда больше не выберусь из оберток. Весь последний час я только и мечтала об этом, – ответила Филлис.

– Оо-оо! – простонал Фред. – Слушайте, как это все-таки здорово.

– А все же обертки нам помогли, не так ли? – гордо спросила Лиз.

– Конечно, дорогая, как ничто другое в мире не смогло бы помочь, – обнял ее Фред.

– Мы выбрались! – радостно воскликнул Джим.

– Придержи свое восхищение, – заворчал Гарри. – Мы еще далеко не выбрались. Мы выбрались только к самолету, а теперь он нас повезет дальше.

– Это ты нас повезешь, – сказал Джим, продолжая улыбаться.

– Надеюсь на это.

– Ты же частенько летал на этой штуковине и знаешь, как это делается. В чем сомнения? – удивился Фред.

Гарри посмотрел на Филлис.

– Это не наш самолет, – сказала она.

– Чей? – не понял Фред.

– Это не наш самолет, – повторила она... – И Гарри на таком раньше не летал.

– Это правда? – спросил Джим.

– Правда, – ответил Гарри.

– Но почему? Почему же мы сели не в твой самолет? – не унимался Джим.

– Особенно в такое время... – пробурчал Фред.

– Спокойно, – сказала Лиз. – У него наверняка есть причины. Гарри не делает глупостей, раз он так поступает, значит, у него есть на это серьезные причины. Правда, Гарри?

– И самая серьезная из них, – угрюмо ответил Гарри, – это то, что мой самолет не взлетит со столькими пассажирами на борту. Если бы мы сели в мой, то скорее всего, вообще не долетели бы. А в этом самолете у нас куда больше шансов.

– Что ты имеешь в виду? – настороженно спросила Лиз.

– А вот что: выбор такой, – или сесть в этот самолет, или оставить кого-то из вас здесь. Мой самолет слишком маленький, он не вместит пятерых. А этот может вместить и поднять гораздо больше людей, он более мощный, – сказал Гарри.

– Вот видите? Я же говорила, что он знает, что делает, успокоилась Лиз.

– Поэтому я и вышла за него замуж, – улыбнулась Филлис.

– Хорошо, тогда давайте поскорее выберемся отсюда, предложил Фред, – и у нас с Гарри будет по второму медовому месяцу.

Все рассмеялись, и Гарри завел моторы. Сначала они никак не хотели включаться, чихали и кашляли, но потом разошлись и заработали так громко, что у них чуть не лопнули барабанные перепонки. Гарри знал, что когда они выедут из ангара на открытую местность, шуму поубавится. А когда поднимутся в воздух, рев двигателей покажется и вовсе приятным бархатным рокотом, напоминающим о постоянном приближении к безопасности и свободе.

Он прибавил газу, чтобы самолет прогрелся, проверил руль направления, элероны, рули высоты, а затем снял тормоз, и они легко выкатились из ангара на бетонное поле.

– Не могу поверить, что сделали эти бабочки с бедными людьми, – вздохнула Лиз.

– Лучше уж с ними, чем с нами, – ответил Фред.

Никто не стал продолжать разговор. Об этом было страшно вспоминать, хотя все это и было правдой, и все они еще чувствовали этот страх, думали об этом и надеялись на скорое избавление.

Гарри вырулил к началу взлетной полосы. Бетонка была прямая и чистая, никаких помех на ней не было видно. Он поставил самолет на тормоз и еще раз проверил моторы, убеждаясь, что они исправны, прежде чем доверить им свою жизнь! и жизнь своих товарищей. Гарри внимательно изучил показания приборов – все казалось нормальным. Все, кроме давления в левом масляном коллекторе. Оно было низковато, но все же в пределах нормы. Гарри посмотрел из окна на крылья, на вращающиеся винты, улыбнулся, мысленно перекрестился и снял тормоз. Все затаили дыхание.

Самолет быстро набирал скорость и, прежде чем они успели опомниться, Гарри потянул штурвал на себя и колеса оторвались от бетона. Машина мягко поднялась в воздух легко, плавно и величественно.

Он развернул самолет на юг, к маленькому городку, где им могли оказать помощь. И тут стрелка манометра, указывающая давление в левом коллекторе, стала дергаться и вертеться.

Почувствовались рывки, и самолет начал нырять, уставившись носом в землю. Гарри делал все, чтобы только выровнять машину. Ему удалось немного приподнять нос, но тут он услышал, как левый мотор чихнул и стал затихать.

Скорость резко упала. Самолет уже не слушался рулей, как полагается. Гарри знал, что у него нет опыта полетов на двухмоторных самолетах с одним работающим двигателем. Ну почему из всех машин он выбрал именно эту? Почему именно с испорченным мотором?

Он взялся за сектор газа, надеясь, что большая мощность справа компенсирует недостаточную тягу левого двигателя, и попытался выровнять самолет.

Но все было безуспешно.

Они были уже слишком низко и продолжали терять высоту.

Казалась, что все в самолете поняли свою судьбу.

Гарри увидел, как навстречу стремительно несется река, и в этот момент он думал только об одном: «Все мы прошли долгий путь. И пришли в никуда...»

17

Джек вышел на улицу, но их горькие всхлипывания продолжали эхом доноситься до него. С каждым шагом, отделяющим его от Дианы и Робби, он все больше чувствовал, что предает их, оставляя одних встречать страшную смерть. В голове у него звучали их умоляющие голоса. Робби говорил ему, что он не вернется, что их отец тоже обещал вернуться, но так и не пришел. Обвинения, шедшие из уст детей, были куда страшнее тех, которые, могли бы представить взрослые. В них была только правда, чистая правда без всякого сочувствия, приукрас и мнимого понимания, которые приходят с возрастом.

И все же он знал, что у него нет выбора. Он ничего не мог придумать, чтобы взять их с собой. Если бы он их забрал, то они наверняка погибли бы. Сейчас же по крайней мере у него была возможность пойти за помощью и привести сюда спасателей, которые помогут немногим выжившим, догадавшимся спрятаться в укромном месте и ждать.

По крайней мере это что-то реальное.

Хорошо уже, что он попытался помочь.

Стоул подождет. Визит к нему теперь откладывался, в этом не было сомнений. Зато люди, которые ждали Джека с помощью, стали уже не абстрактными понятиями – это была живые люди из плоти и крови, такие же, как Робби и Диана.

Неважно, как сильно хотелось ему сжать пальцы на горле Стоула, Стоулу придется подождать. «Сначала самое главное, – додумал Джек. – Да поможет мне Бог спасти этих людей, а удовольствия будут потом».

Иметь дело со Стоулом представлялось ему крайне приятным.

Шагая вперед, он встречал на пути тело за телом, аварию за аварией, я все это постоянно напоминало ему об ужасной реальности, жестокости происходящего, и его решимость росла вместе с ненавистью. Ничто теперь уже не могло остановить, никакие нападения бабочек не были ему страшны. Он был защищен и знал кое-что о них. Джек чувствовал, как что-то подталкивает его вперед, но он еще не осознал полностью того, что его толкала необходимость вернуться, помочь, спасти людей, которые физически были не в состоянии спастись сами.

Когда он покинул дом Монро, ему показалось, что ночь стала не такой уж страшной и таинственной. Светила луна, бабочки порхали на лужайках возле мертвых тел вокруг фонарей, но это больше не казалось ему сверхъестественным и невозможным. Просто на город напали насекомые в огромном, неисчислимом количестве. Это страшно, это ужасно, но в этом нет ничего колдовского и ничего сверхъестественного.

Он понимал, что стоит не против неведомой силы. Он стоял против насекомых, против бабочек. Против созданий, которых можно убивать и нужно убивать. Он видел, что они могут умирать, а поведение их можно предугадать. Насекомые – вот кто они. Ни больше, ни меньше.

Эти размышления, конечно, не делали бабочек менее опасными, но они развеивали зловещее впечатление от происходящего, сложившееся в его голове. Теперь они не были больше таинственными и неземными существами – это просто голодные плотоядные насекомые, активно питающиеся и размножающиеся.

Наверное, найдутся способы остановить их, хотя ему лично эти способы были неведомы. Должны же быть какие-то химикаты, безопасные для людей, но смертельные для бабочек, которые можно распылять с вертолета. Можно привлечь и национальную гвардию, и тогда солдаты, полностью защищенные, войдут в поместье и произведут очистку. Но никто не придет, если он не выберется отсюда и не попадет в город.

С этими мыслями Джек направился к озеру. Акваланг сейчас казался ему еще тяжелее, чем когда-либо раньше. Он шел, немного согнувшись, продев большие пальцы под ремни на груди. До озера уже было недалеко, а он знал, что в воде акваланг станет невесомым, и это придавало ему сил.

Вдруг шум самолета прорезался в ночи, и Джек остановился как вкопанный. Он прислушивался к мотору, будто это был самый сладкий звук, и широки улыбался. Надежда вспыхнула в его груди. Ведь это могло быть ответом на все вопросы! Кто бы там ни был, в этом самолете, он прилетит в ближайший город и расскажет там обо всем, что случилось, и пришлет сюда помощь. И тогда ему не придется совершать такое далекое путешествие самому, не придется рисковать своей жизнью в воде и лесах.

Для самолета город, находящийся к югу от поместья, был всего в нескольких минутах лета, а значит, через час или два помощь придет. До восхода пока далеко, и бабочки еще долго будут спокойными. Он может вернуться в дом Монро к детям и пробыть с ними всю ночь, успокаивая их и ухаживая за ними. Если он поможет им хотя бы так, ему уже станет легче, и он не будет чувствовать себя виноватым, бросив их одних.

Звук мотора нарастал, и Джек понял, что самолет сейчас взлетит. Он повернулся к югу, надеясь увидеть, как тот поднимается из аэропорта, а потом, вдруг по непонятному импульсу закрыл глаза и начал молиться". Но долго он не мог стоять с закрытыми глазами. Самолет взревел, и Джек открыл глаза – он должен был видеть самолет в его нормальном состоянии – уже в полете.

Вот он!

В призрачном лунном свете Джек разглядел, как самолет быстро поднялся над землей и взял курс на юг, по направлению к городу. Сердце его запело от радости, и он почувствовал, как усталость в мышцах на глазах исчезает. Он стоял и улыбался вовсю, как мальчишка, наблюдающий за взлетом ракеты. Он почувствовал себя молодым и возбужденным, будто это он был сейчас в самолете рядом с летчиком. Желание полета, желание находиться в воздухе вспыхнуло в его мозгу... и тут же погасло – Джек с ужасом увидел крошечный взрыв на левом крыле.

Все возбуждение, энергию и надежду будто смыло волной. «Этого не может быть, – подумал он. – Этого не может быть...»

Но самолет начал падать, направив нос в землю. Услышав грохот упавшего самолета, Джек почувствовал, что часть его самого умерла вместе с пилотом.

А потом его разочарование переросло в страшный гнев, в абстрактный гнев, ни на кого не направленный.

– Проклятье!! – закричал он. – Почему пилот не смог долететь? Почему?

Он почувствовал себя, как футбольный защитник, которого на несколько минут сняли с поля в самом разгаре игры. Напряжение покинуло его, но только на несколько коротких минут. Но вот его опять посылают играть.

На самом же деле он сейчас сам был целой командой, он единств°нный оставшийся защитник. Джек вздохнул, ощутив, что напряжение снова охватывает его. Опять он стал единственным, кто может привести помощь. Его собственная судьба и судьба всех выживших снова были в его руках, и только в его. И никто не появится, как в сказке, чтобы спасти их: Он сам должен спасать себя, а сделав это, спасет и остальных. Джек понял теперь, что сколько бы самолетов он ни увидел, сколько бы других спасшихся ни встретилось ему на пути и сколько бы автомобилей ни ехало по дороге, его жизнь зависела только от одного-единственного человека – от него самого...

Он поправил акваланг в направился к озеру, немного постаревший и еще более уставший.

Увидев перед собой озеро у подножия холма, он немного воспрянул духом. Только сейчас озеро выглядело совсем не так, как он предполагал. Видны были лишь маленькие лоскутки воды, сверкающие в лунном свете, там, где над водой не зависали стаи бабочек: Бабочки закрывали собой всю поверхность озера, словно живые льдины, плотными слоями летая в нескольких дюймах над самой водой.

Не меньше их плавало уже и в воде. Джек еще раз порадовался, что взял с собой акваланг, а воздуха в нем было пока достаточно.

«Но что так привлекло их к воде? – удивился он. – Зачем насекомым летать в таких количествах у самой поверхности озера? Они же не едят рыб...» Наверное, поверхностное натяжение воды не давало им погрузиться. Он сам не раз видел, как комары сидят на воде, но ведь рыбу они так не смогут достать.

Хотя было совсем неважно, что они там делают. Абсолютно неважно. У него была другая цель – добраться до города и вызвать помощь – вот и все. А об этом пусть думают ученые. Пускай они потом раздумывают над поведением этих жутких тварей. Он ясно представил себе одного из них, какого-нибудь профессора из университета, держащего пинцетом бабочку. Брови у него поднимутся от удивления, когда он рассмотрит бабочку под лупой, как это делал Джек, и через каждую минуту с его губ будут срываться возгласы крайнего удивления и сильного беспокойства. И он долго еще будет переворачивать бабочку в разные стороны, не веря своим глазам.

Джек спустился по холму, наслаждаясь картинами, встающими перед его мысленным взором. Репортеры обступают профессора, как рой бабочек, забрасывают его вопросами, но профессор не обращает на них внимания, и это вызывает все новые и новые вопросы...

Приблизившись к воде, он остановился, чтобы сиять ботинки, защищающие резиновые тапочки – часть его водолазного костюма. Однако когда он нагнулся, бабочки рванулись в его сторону, и он тут же понял, что сможет снять их, только когда полностью погрузится в воду.

Джек быстро вошел в воду. Бабочки тут же окружили его ноги и туловище, потом голову, маску я даже акваланг. Он заторопился и вот уже был в воде, полностью защищенный от нападения бабочек.

Шнурки ботинок намокли и разбухли, я развязать их было нелегко, но он возился с ними до тех пор, пока не справился. Акваланг обеспечивал его воздухом, и он не спешил, не паниковал, и наконец ботинки соскользнули с ног и погрузились в темную воду. Надеть ласты на резиновые тапочки было уже пустяком.

Он не ожидал, что вода окажется такой мутной и темной. Мысленно он представлял себе, что его путешествие будет похоже на то, как он раньше нырял в озеро. Но тут он понял, что тогда дело было днем, и солнечные лучи глубоко проникали под воду. А лунный свет помогал очень слабо, да еще бабочки зависли над водой, преграждая путь даже этому тусклому свету.

Джек проклинал себя за то, что не догадался захватить с собой подводный фонарь. В подвале у него лежал такой – он отчетливо представил себе фонарь в пластиковом корпусе, который спокойно лежит на деревянной лавке с новенькими батарейками. Сейчас бы он ему здорово пригодился. Но ни за что на свете он не вернулся бы сейчас за ним. Лучше уж он поплывет в кромешной тьме, в этой страшной чернильной воде" чем выберется на свет и пойдет за фонарем.

Он опробовал ласты – сначала тихо, потом более уверенно. Вытянув руки по швам, Джек решил продвигаться вперед, работая одними ногами. Эту технику он долго не мог освоить, что и явилось одной из причин того, что он забросил подводное плавание. Сейчас он презирал себя за то, что бросил заниматься, за то, что сдался: и эту технику, и многое другое можно освоить, если тренироваться немножко упорнее. И Джек решил для себя, что если он выберется отсюда живым, то все в его жизни в корне изменится. Он никогда больше не будет бросать начатое дело только потому, что оно кажется ему трудным. Он будет продолжать его до тех пор, пока не освоит как следует.

А пока ему придется работать руками и ногами, чтобы продвигаться вперед.

Вода оказалась холодной, он ощущал это теми частями лица, которые были защищены только пластиковыми пакетами. Однако под гидрокостюмом было тепло. Наконец-то акваланг потерял свой вес и стал как бы естественным продолжением его тела, поддерживаемого водой.

Джек плыл вперед и не чувствовал, как движется время. Под водой он окончательно потерял ему счет. Казалось, оно остановилось для него, и было трудно ощутить разницу между половиной минуты и десятью минутами. Расстояние тоже было трудно определить, и он не знал, сколько успел проплыть, И когда он понял, ЧТО ему придется сделать, чтобы определять расстояние, он содрогнулся. Но нравилось ему это или нет, другого способа не было.

Он вынырнул на поверхность.

Как только его голова показалась над водой, ее тут же облепили бабочки. Он взмахнул руками, чтобы отогнать назойливых насекомых, затем сильно оттолкнулся ногами в ластах и прорвался сквозь нависший над ним рой. Прием сработал. За короткую секунду он успел увидеть, что движется в правильном направлении. Горизонт впереди был темным, а это означало, что он плывет прочь от освещенного поместья.

Сейчас бы ему очень пригодился подводный компас.

«Да-да, – подумал он. – И чуть побольше опыта в плавании...»

Джек сильно отталкивался ногами и взмахивал руками, почти как при стиле кроль, переваливаясь из стороны в сторону, но при этом верно двигался вперед в темной воде. Со всеми своими недостатками, не будучи хорошим пловцом, не имея при себе ни фонаря, ни компаса, он тем не менее успешно продвигался вперед и был этим страшно доволен. Он уже сделал гораздо больше того, на что смел надеяться, особенно после всего, что он видел на улицах городка.

Вода была тихой, и когда он останавливался передохнуть и переставал работать руками и ногами, то не мог определить течения. Джек был уверен, что оно должно быть, ведь из озера выходила протока, соединяющая его с рекой, но как он ни прислушивался, так ничего и не почувствовал. Возможно, он уловит течение, когда проплывет еще немного и приблизится к системе отводящих каналов.

Ему нужно было обязательно найти нужный канал. Если он поплывет по другому, то просто потратит несколько часов впустую, делая полукруги возвращаясь обратно в озеро вместо того чтобы попасть в реку. Он медленно старался представить себе схему каналов, но они все перемешались у него в голове, и казалось, все вели назад к озеру. Как-то они ездили на каноэ с Кэти и Аланом, но беда в том, что тогда они не обращали внимания на то, куда плывут. Он просто наслаждался отдыхом в кругу семьи и не очень-то запоминал схему каналов. А Кэти была так красива в тот день – в облегающем костюме, загорелая, совсем бронзовая. Ее длинные волосы сверкали в солнечном свете, и она не переставала улыбаться. Когда Алан хохотал, она тоже хохотала вместе с ним, щекотала его, весело с ним играла и этим делала тот счастливый день еще счастливее. Алан вел себя очень хорошо, он гладил ладонью поверхность воды и кричал «Акула», а потом, заливаясь смехом, выдергивал руку из воды, будто какая-то таинственная рыба успела откусить от нее кусок. У них не было тогда забот, и Джек, казалось, сросся с этим озером, со своей семьей, а каналы просто существовали рядом, вот и все. Они были одни во всем мире, и еще каноэ, которое помогало им путешествовать.