Текст книги "Zombie Fallout. Апокалипсис"

И, впервые за свою жизнь, Николь выполнила мою просьбу безо всяких споров и возражений. Увы, мне бы хотелось, чтобы это вошло в привычку в совершенно иных обстоятельствах. Но мне нужно было, чтобы что-то или кто-то помог мне спрыгнуть с этой сумасшедшей карусели. Запирая на замок дверь кабинета, я слышал удаляющиеся рыдания Трейси. Джастин, к счастью, не осознавал всего творящегося вокруг него безумия. Я вытащил из наплечной кобуры девятимиллиметровый глок. Глаза немедленно наполнились слезами. Мне так хотелось, чтобы все поскорее закончилось! Даже больше, чем когда мне было одиннадцать лет, и предстояло сделать устный разбор книги перед всем классом. В те времена я страдал от чудовищного страха перед публичными выступлениями, и целые недели дрожал в предчувствии рокового дня. Но сейчас все было намного, намного хуже.

Я решил, что если проведу несколько лишних минут с сыном, это никому не повредит, поэтому уселся в кресло в пяти футах от него. Так, глядя на его распухшее лицо, я просидел всю ночь до рассвета. Я проигрывал в голове все счастливые и не слишком счастливые минуты, которые мы, семья Тальботов, пережили и перетерпели за эти годы. И все же, когда солнце медленно, неуклонно начало подниматься над горизонтом, я понял, что ничуть не ближе к окончательному решению, чем в тот момент, когда выгнал всех из комнаты. Я уже давно отложил глок на стол, опасаясь, что многу нечаянно прострелить себе ногу, если задремлю. Но, хотя я и отчаянно устал, сон никак не приходил.

Джастин открыл глаза и посмотрел на меня. Что он видел: родного отца или аппетитный утренний перекус? Опухоль, кажется, чуть сошла с его лица, но глаза запали еще глубже. Его рот открылся. От верхнего неба до языка тянулись тонкие, липкие нити слюны. Не отводя взгляда от сына, я слепо потянулся к глоку, который отложил в сторону несколько часов назад.

«Господи, почему я не сделал этого, пока его глаза были закрыты?!»

Он по-прежнему был так похож на того самого мальчика, которого я учил кидать бейсбольный мяч много лет назад. Когда мои пальцы сомкнулись на холодной, равнодушной рукояти пистолета, глаза вновь защипало от слез. Лицо Джастина расплылось.

«Что ж, тем лучше», – подумал я.

Я смутно видел, как он садится. Руки задрожали. Джастин издал какой-то звук, больше напоминавший кваканье лягушки в болоте в жаркую летнюю ночь. Ничего человеческого в этом звуке не было. Сердце забилось прямо в горле. Я боялся, что сейчас потеряю сознание от недостатка кислорода. Я предпочел бы выстрелить в себя, лишь бы не убивать свое родное дитя – и я это наверняка заслужил. Я полностью провалил свою миссию. Ведь первостепенная задача отца – защищать порожденное им потомство. А Я НЕ СПРАВИЛСЯ! Расплатой за этот провал должна была быть смерть – но, если бы я покончил с собой, то переложил бы это бремя на кого-то другого, вдобавок подвергнув риску всех остальных. Я бы лишь усугубил свои ошибки этим трусливым поступком. Я все еще мысленно проклинал себя, когда Джастин что-то хрипло прокаркал.

– Я так проголодался, что съел бы…

Мой мозг чуть не взорвался – от всей души я взмолился богам, чтобы он не закончил фразу словом «мозги».

– … мамин мясной рулет, – договорил он.

И тут я кинулся к нему и обнял так, что кости захрустели. Даже совершенно отчаявшийся зомби не польстился бы на мясной рулет Трейси.

В объятиях Джастина я наконец-то разрыдался. Это мне следовало утешать его, а не наоборот, но от его рук на меня снизошел небывалый покой. Трейси, должно быть, в какой-то момент прокралась обратно в коридор, потому что ворвалась в комнату со всей решительностью целеустремленной мамочки. Как она пробилась сквозь запертую на замок дверь? Стоило жене увидеть, что ее сын еще жив и не дожевывает лицо собственного отца, как она присоединилась к нашим объятиям.

Я все еще сжимал глок в руке. Когда я отложил пистолет, он показался мне грязным. Мне так и хотелось поскорей отбросить его. Не прошло и минуты, как комната была вновь битком набита – и на сей раз по гораздо более счастливому поводу. Вполне возможно, мы могли бы пополнить запасы воды пролившимися потоками слез. Когда я, наконец, выбрался из ликующей толпы, на меня обрушилась дикая усталость. Мое лицо распухло, словно искусанное роем рассерженных пчел. Хотя, конечно, это сравнение не имеет смысла. Ведь если пчела вас кусает, то она, по определению, рассержена, верно? Как я и говорил, я был полностью вымотан. Оставив целый комплект родственников и друзей заботиться о нуждах Джастина, я, спотыкаясь, добрел до своей комнаты и рухнул лицом в подушку. Не буду врать и говорить, что заснул, прежде чем коснулся ее. Я просто потерял сознание прежде, чем ощутил боль от удара о мою супертонкую подушенцию.

Глава 16
Дневниковая запись 14

Я проснулся примерно через десять часов – больше от жуткой жажды, проникшей даже в мои сны, чем от громкого и непрерывного храпа, раздававшегося рядом со мной. Не поймите меня неправильно – после двадцати с чем-то лет брака мне было не впервой слышать, как Трейси задает храпака, но обычно это случалось нечасто, длилось недолго и имело прямое отношение к насморку или аллергии. А сейчас звуки были такие, словно Пол Баньян[66]66
  Гигантский дровосек, персонаж американского фольклора.


[Закрыть] решил побить рекорд по рубке деревьев. Я протянул руку, чтобы легонько встряхнуть жену, и был слегка удивлен, обнаружив под пальцами шерсть. Не знаю, что больше меня изумило: то, что собака весом в шестьдесят пять фунтов и ростом едва ли в фут ухитрилась запрыгнуть на кровать размера кинг-сайз, или то, что я не проснулся от такого прыжка. В ответ на похлопывание Генри чихнул мне в лицо. Не лучший способ побудки, и я поведал бульдогу об этом, легонько ущипнув его за щеку. Генри снова чихнул, но я уже поднимался. Он соскочил с кровати следом за мной. Я взялся за дверную ручку, стараясь не разбудить Трейси. Обрубок, заменявший Генри хвост, энергично завилял, когда я посулил ему печеньку. Конечно, если он не заснет, пока я спущусь вниз и принесу ее.

В доме было тихо – но то было не неестественное затишье перед взрывом, а мирная, спокойная тишина. Приятная перемена. Генри молча топал рядом со мной. Я спустился по лестнице и направился в кухню, чтобы добыть бисквит для пса и глоток воды для себя. Генри ничуть не удивило, когда я включил на кухне свет и обнаружил сидящего за столом Пола, приканчивающего, судя по всему, седьмую или восьмую банку пива. А я вот чуть не подскочил от неожиданности. Генри же волновал лишь обещанный бисквит.

Пол выглядел дерьмово, но лично меня гораздо больше обеспокоило то, как быстро он добивал мои запасы пива. Старый друг предложил мне банку пива из моих собственных закромов. «Почему бы и нет, оно же в основном состоит из воды», – подумал я, поблагодарил Пола и уселся за стол рядом с ним. Генри возмущенно гавкнул. Упс – я встал и кинул ему желанную печеньку. Пес уснул, прежде чем успел покончить с лакомством. Половинка бисквита упала на пол, следом опустилась голова Генри, а следом и все остальное тело.

– Слишком устал чтобы есть, да, Генри? – рассмеялся я. – Я думал, что ниже ты уже не падешь.

Пол как будто не слышал меня. Я снова сел рядом с ним.

– Чувак, мне так жаль, – чуть ли не всхлипнул он.

Мне захотелось одновременно отпинать его, обнять, сказать, что все в порядке и сообщить ему, что он идиот. Если бы мне каким-то образом удалось все это проделать, я так бы и поступил. Вместо этого я промолчал, потягивая свое пиво. Он еще не закончил говорить, а я не закончил слушать.

– Я понял, что творится какая-то хрень, когда остановился на заправке по дороге домой. Я уже почти начал заливать бензин, когда заметил, как ко мне приближается какой-то бездомный. Все, что я мог предположить, что этот бомжик пьян или обдолбан в хлам. Он спотыкался, и от него разило так, что я чувствовал с расстояния в двадцать футов. Ну, я думал только о том, чтобы автомат уже принял наконец мою чертову кредитку. Мне не хотелось, чтобы этот парень подошел и начал выклянчивать мелочь. Если из пасти у него несло так же, как от одежды, меня бы просто вырвало. В общем, чувак все еще шаркал ко мне, и заправочный автомат наконец-то авторизовал мою карту, но я сказал «на хрен», запрыгнул в машину и убрался оттуда. Мне было плевать даже на то, что следующий парень сможет заправиться за мой счет, вот как этот бродяга меня напугал. Я был так счастлив избавиться от него, что решил – стоит мне захлопнуть дверцу машины, как он развернется и пойдет приставать к кому-то еще. Ни фига. Он врезался прямо в мою дверцу. Я уже готов был выскочить и хорошенько его обматерить, но… я не мог заставить себя выйти из машины. Этот нищий бомжара, стодвадцатифунтовая, насквозь промокшая туша, пугал меня до усрачки. Что-то с ним было не так. Он не просил денег, просто пялился мне прямо в глаза. Его губы шевелились, но я не слышал слов. И его… его кожа. Не знаю, в чем было дело – в наступивших сумерках или дерьмовом освещении на заправке, но она показалась мне синеватой и испещренной венами. Его глаза выглядели так, словно у нго одновременно лопнули все капилляры. Я никогда в жизни так быстро не вставлял ключа в зажигание.

– Когда я наконец стал убираться оттуда, он пошел за машиной, словно собирался преследовать меня. Меня все еще трясло, когда я добрался до дома. Эрин была в душе, так что у меня хватило времени на то, чтобы собрать волю в кулак и залить в себя немного жидкой смелости, то есть коньяку. К тому времени, когда Эрин вышла из ванной, высушила волосы и переоделась, все это уже казалось дурным кошмаром, быстро стирающимся из памяти. И ты же знаешь, что у нас дома нет телевизора.

(Здесь мне захотелось прервать его рассказ. Как это вообще возможно, он что, ни разу не слышал о спортивных каналах? Как можно обходится без телевизора в наше время? Это все равно, что человек каменного века без пещеры. Это просто неестественно, но, опять же, мне показалось, что не стоит сейчас его перебивать.)

– И поэтому мы не слушали новостей. Мы просто сидели в гостиной, делились впечатлениями дня и слушали один из моих дисков – и тут я услышал этот стук.

(Я представлял, о каком стуке идет речь.)

– Стучали не во входную дверь… а в окно гостиной. Поэтому я решил, что это какая-то птица врезалась в стекло, но насколько тупой должна быть птица, чтобы врезаться в окно с опущенными жалюзи? Наверное, поэтому говорят, что у людей птичьи мозги, – тут Пол выдал довольно жалкую улыбку.

– Но это была не птица, – договорил я за него.

Воспоминание явно было травматичным для Пола, и ему было сложно пересказать случившееся.

– Нет, – выдавил он. – Это был парень… или существо… с автозаправки, и в руках он держал то, что осталось от Ребела.

Ребел, бигль Пола и Эрин, был, наверное, самой дружелюбной собакой на свете, всегда готовой повилять хвостом и облизать первого встречного. Я сочувствовал потере Пола.

– За спиной я услышал крик Эрин – она смотрела туда же, куда и я. Поначалу я даже не понял, что у него в руках. Это выглядело просто как комок шерсти, окровавленной, с обломками костей. Наверное, это могло быть что угодно, – всхлипнул он.

Через пару минут Пол сумел продолжить.

– Я просто выпустил его погулять. Он… он упрямо рвался наружу. Я решил, что ему надо пописать, и выпустил его. Даже в тот момент, когда Эрин кричала, а я начал осознавать, что это тварь держит в руках, я все еще был достаточно вменяем, чтобы заметить шесть или семь других тварей, бродивших по моему заднему двору.

– У меня просто кровь в жилах вскипела. Я хотел выскочить наружу и хорошенько проучить их битой, чтобы выгнать с нашего двора, но тут Парень с Заправки взял и вырвал зубами кусок из спины Ребела. Он просто жрал Ребела, словно это был початок вареной кукурузы.

Пол на секунду прервался и снова всхлипнул, но затем собрался с силами, чтобы закончить рассказ.

– Чувак, ЧТОБ МНЕ СДОХНУТЬ – я реально слышал, как он разгрызает позвоночник Реба. Он выдирал шматы мяса из его спины. У меня кровь в жилах застыла. Я так сильно дернул жалюзи, что сорвал их с карниза. Парень с Заправки смотрел прямо на меня. Эрин выбежала за своим пистолетом. Затем она вернулась в комнату, дико размахивая этой штукой, словно пистолет горел, а она пыталась его потушить. Пришлось мне схватить ее за руку, прежде чем она всадила бы пулю мне в задницу. Эрин плакала и кричала, что она должна спасти Реба. Но поезд уже давно ушел.

– Чувак, я не представлял, что мне делать. Я весь дрожал, как осиновый лист. Я выключил свет на нижнем этаже и почти на руках втащил Эрин наверх. Тут я наконец отпустил ее руку, потому что понял, что в спешке она даже не вставила обойму в эту чертову штуку. В общем, где-то полчаса мы просидели в темноте на кровати, просто обнимая друг друга. Каждые несколько минут я вспоминал о том, что нам надо выбираться и ехать к тебе.

Тут он с жалкой улыбкой взглянул на меня.

– Но, чувак, всякий раз, когда я думал, что надо ехать, моя следующая мысль была о том, что придется открыть дверь, а там этот Парень с Заправки. Остаться дома казалось намного проще и безопасней, – неохотно признался он.

– Через некоторое время стук стал сильнее и чаще – в какой-то момент дом весь затрясся от ударов. Когда внизу начали разбиваться стекла, уезжать было уже слишком поздно. Я взял Эрин и спустил лестницу на чердак, и там мы сидели с тех пор, как я позвонил.

Это уже было что-то новенькое.

– Ты звонил?

– Да. Я решил, что мне не удалось дозвониться, я пробовал по меньшей мере двести раз. На индикаторе заряда оставалось последнее деление, когда наконец-то раздался гудок.

– Когда?! – недоверчиво спросил я.

– Черт. Наверное, вчера утром, – ответил Пол.

– Как раз, когда я ездил на склад, – заключил я, больше для себя, чем для него.

– Когда… когда я увидел мальчиков на противоположной стороне улицы, то решил, что кавалерия прибыла. Но когда понял, что тебя с ними нет, мне захотелось, чтобы они уехали… правда. Но еще я хотел жить. Хотел защитить Эрин. Ты ведь знаешь, как это, да? В смысле, пытаться защитить того, кто тебе дорог, – сказал он, поднимая взгляд от своей банки с пивом.

Я кивнул. Мне слишком хорошо было знакомо это чувство – и еще я знал, что чувствуешь, когда тебе кажется, что ты не справился. Я не мог винить друга за то, что он позвал на помощь. Однако я изрядно разозлился на своих парней, которые решили, что поехать спасать его – это отличная идея. Пол встал и чуть пошатнулся. Он выглядел так, словно нуждался в крепком объятии, и я с радостью выполнил это его желание. Я сказал ему, что все равно его люблю, и что ему надо пойти и проспаться, не потому, что он нажрался вдрызг, а для того, чтобы он наконец-то перестал лакать мое чертово пиво. Чувствуя себя прощенным, Пол, запинаясь, направился к дивану. Когда мой старый приятель натянул одеяло и погрузился в блаженный сон, не омраченный стуком мертвой плоти по стенам его убежища, на его лице расплылась слабая улыбка.

Я прикончил свою банку пива и следом еще три за размышлениями о том, что случится, когда зомби прорвутся сквозь нашу оборону. А то, что это рано или поздно произойдет, не вызывало у меня сомнений. Как подготовиться к этому – другой вопрос. У меня не было ни малейшего желания умирать от холода или голода на неотремонтированном чердаке, пока стая гнойных уродов рыщет по моему дому. Была пара идеек, которые мне бы хотелось немедленно воплотитьь, однако громкий и энергичный храп Генри напомнил о том, что сейчас не самое подходящее время для реноваций. Однако оставалась еще одна вещь. Я снова поднялся наверх и взял куртку, фонарик, лом и винтовку.

Вообще-то засыпать одетым оказалось довольно удобно – уходило намного меньше времени на сборы. На морозе мое легкое опьянение почти прошло. Почти. На самом деле ощущение оказалось гораздо приятней – я наконец-то полностью проснулся, однако алкоголь продолжал бродить в крови. Может, следовало взять это на заметку, вдруг мир когда-нибудь вновь станет нормальным. «Пейте пиво «Арктический взрыв» и оставайтесь совершенно трезвы, когда ляпнете какую-нибудь глупость!». И тут показывают какого-нибудь типа, широко улыбающегося на камеру и показывающий большой палец после того, как привлекательная юная дама дала ему пощечину. ««Арктический взрыв» – для тех случаев, когда вам надо знать, что вы сморозили глупость! Запомните каждое оскорбительное замечание! Каждую дурацкую выходку! Каждое “Я люблю тебя, чувак!”».

Ладно, может, мир был еще не готов к пиву «Арктический взрыв» – удару холода с каждой открученной крышкой!

Глава 17
Дневниковая запись 15

Я знал, куда хочу пойти, просто не знал, стоит ли овчинка выделки. Не слишком ли много приготовлений для того, чтобы прошагать жалкие пятнадцать футов? Почти у самой входной двери, посреди лужайки у меня был ливневый сток. Знаю, что вы думаете – о, как удобно! Ну, это было не слишком удобно, когда мы играли в футбол с мальчишками. Однажды я отправился к врачу после того, как налетел на чертову штуку и растянул колено. Какой дурак втиснул ливневый сток на лужайку? Я ни разу не открывал его и не видел открытым за все то время, что мы жили здесь.

Основательно поработав ломом, я наконец-то убедил корку инея расстаться с ее добычей. Крышка поднялась с громким лязгом. На секунду я даже почувствовал укол вины и оглянулся, чтобы проверить, не видел ли кто, что я тут вытворяю. Однако сегодня явно никто не собирался звонить в 911. Крышка отлетела в сторону, и звон от ее падения быстро стих в морозном воздухе. Я вытащил фонарик и направил луч света в дыру, хотя особой пользы в этом не было никакой. Если бы я внимательно осмотрел эту хрень в тот день, когда об нее споткнулся, то понял бы, что это не ливневый сток. Наверное, я всегда просто предполагал, что это ливневка, но предполагать не значит располагать. Это был кабелепровод, что, конечно, объясняло, каким образом он очутился на лужайке перед домом. Проблема состояла в том, что он был диаметром не больше двадцати четырех дюймов, и большую часть его внутреннего пространства занимали, подождите-ка… да, вы угадали верно, электрические кабели. Ну что ж, вот вам и весь План Бегства «А». Чем дольше я пялился в эту дыру, тем отчетливее мне казалось, что мы в ловушке. Мы не столько удерживали зомби снаружи, сколько себя – внутри. Черт, да больше всего мы напоминали скот в загоне в ожидании отправки на бойню. Боюсь, в этих словах было слишком много правды.

Если бы я не позволил дурацкой логике возобладать над животным инстинктом, то в ту же ночь собрал бы семью и уехал. Ох, как бы мне хотелось, чтобы все пошло по этому сценарию.

Я вернулся в дом, взял еще пива и присел рядом с Полом в гостиной. Он помалкивал, наверное, потому что все еще спал. Я сидел в темноте и мрачных раздумьях. Благодушие было смерти подобно. Мой мозг лихорадочно создавал планы спасения и тут же их отбрасывал. У меня имелось несколько жизнеспособных идей по поводу укрепления дома, и я собирался осуществить их утром, но, убей меня Бог, я никак не мог придумать надежного плана эвакуации на тот случай, КОГДА он понадобится.

Трейси разбудила меня через несколько часов. Я заснул в кресле, все еще держа в руке полупустую банку с пивом. Я ничего не пролил, но все равно не стал допивать – оно нагрелось до приятной температуры тела, а во рту стоял вкус жженого сыра, так что нетушки, хватило мне в жизни пьяных вечеринок!

Пол на кухне как раз набирал в стакан воды, когда я вошел и вылил остатки пива в раковину.

– Как я вижу, с колледжа ничего не изменилось, – чуть хмыкнул он.

Я еще недостаточно проснулся, чтобы ответить на остроту.

Между тем Пол продолжил:

– Так какие планы на сегодня?

– В жопу, – ответил я – до меня наконец-то дошел смысл его первой фразы.

Теперь уже он растерялся.

– Не пойми меня неправильно, друг, я всегда готов весело провести время, но сейчас, кажется, не самый подходящий момент, – выдал он.

Поначалу я вообще не понял, о чем он. И нам предстоял очень долгий день, если мы так и будем вести разговор с отставанием в одно предложение. Я замолчал на секунду, прикидывая, не стоит ли начать беседу заново. Однако это выглядело не слишком разумным, поэтому я просто сменил тему.

– Ну, Алекс собирается использовать всех дееспособных индивидов, которых ему удастся найти, на постройке новых оборонительных сооружений.

Пол ошарашенно уставился на меня, так что пришлось пересказать ему все то, что случилось днем раньше, в том числе и про сборище зомби.

Кажется, моего друга это не слишком встревожило, но, опять же, он умел ловко скрывать свои истинные чувства. Вот почему я никогда не играл с ним в покер. Я честно собирался прихватить Пола и парней и отправиться помогать Алексу, но для начала мне требовалось несколько часов, чтобы разобраться кое с чем дома.

Выслушав мои предложения, жена побледнела, а потом заставила меня изменить несколько самых, э-э, «кардинальных» идей. Однако начнем по порядку – сперва я послал Тревиса на поиски нескольких стремянок. Я отправил бы с ним и Джастина, но тот все еще был очень слаб после того, что ему пришлось перенести. Мне нужна была пара лестниц, легких и прочных. Двух самых длинных вполне хватило бы для моих целей. Я собрал немного еды и воды и сложил в свой джип, а затем велел Брендону следовать за мной в его фургоне за пределы комплекса. Когда примерно через десять минут мы вернулись пешком, часовой посмотрел на нас так, словно хотел спросить, что это мы задумали, но затем просто покачал головой и пропустил нас внутрь.

Следующее, что я сделал, было самой бессмысленной тратой тридцати минут моей жизни – хуже был бы разве что просмотр «Снимите это немедленно». Я укрепил ворота на заднем дворе так, что их не смог бы снести и атакующий носорог. Если честно, мои усилия совершенно не оправдались. Мне хотелось бы думать, что я не пропустил бреши в своих линиях обороны, но в тот момент я был слишком поглощен тем, что нахваливал себя за предусмотрительность.

Следующий пункт в моем списке заставил Трейси орать на весь дом, что я окончательно спятил. Не знаю, мне-то казалось, что это одна из моих лучших идей. Я был полностью убежден, что мой дом теперь совершенно неприступен – и совершенно зря. Ну да, в этом и состоит вся прелесть паранойи… то есть состояния постоянной готовности… всегда есть что-то еще, что ты можешь сделать. Трейси разозлило то, что мои нововведения грозили уменьшить рыночную стоимость нашего жилья. А я искренне не понимал, о чем она говорит. Во-первых, я не думал, что нам светит провести здесь беззаботные пенсионные денечки. И, во-вторых, СЕРЬЕЗНО? Рыночная цена? И кто же покупатель? Не думаю, что дальше по улице жила семейка зомби, крайне нуждавшаяся в дополнительной спальне. Конечно, я мог ошибаться, как это обычно и бывало, но в тот момент я так не думал. Поэтому я продолжил действовать по плану. И где-то на середине действа Трейси, кажется, отправилась в клуб поглядеть, нет ли там рома, чтобы добавить в ее «колу».

Я спустился до середины подвальной лестницы и срезал большую часть гипсокартонных панелей у меня над головой, пока не обнажились ступени, ведущие на второй этаж. Затем я поднялся наверх и убрал ковер и покрытие (они в любом случае были старыми – по крайней мере, так я сказал Трейси, когда пытался ее успокоить). С помощью пятифунтового молотка и лома я выломал четыре ступени, оставив посреди лестницы зияющую дыру размером три на четыре фута. Весь этот шум заставил Николь выскочить из ванной, она как раз принимала душ и даже не успела закончить. Когда она увидела меня и то, что осталось от лестницы, на лице ее отразилось глубочайшее непонимание.

– А мама знает? – озабоченно спросила она.

Не получив немедленного ответа, дочь поинтересовалась:

– Ты же понимаешь, что она тебя укокошит?

Николь была посвящена в некоторые из моих самых безумных (или просто неумных) замыслов. В большинстве случаев ее мать умела заставить меня натянуть удила, прежде чем лошади понесут окончательно, однако не всегда. К примеру, тот случай с Королевской конной полицией в Канаде. Он почти перерос в международный конфликт, но то было в давние времена, и мне так и не предъявили обвинений.

– Я знаю, что делаю, – раздраженно ответил я, немного разозленный тем, что мне пытались испортить весь праздник.

Теперь, взглянув на дело рук своих, я внезапно понял, что упустил одну маленькую деталь – наш дом все еще оставался жилым. Не стоило рассчитывать на то, что все станут перепрыгивать через эту дыру. Если бы кто-то проснулся ночью, забыв о моих нововведениях, он бы в мгновение ока очутился в подвале.

Тогда я взялся за циркулярную пилу и модернизировал косоуры лестницы. Это такие штуки, прикрепленные к стене, поддерживающие полотно и ступени. Они идут вверх вдоль всей лестницы. Если коротко, то они – та рама, на которой держатся ступени. Поэтому я просто взял пилу и отпилил с каждой стороны по четыре треугольника, оставив стену совершенно плоской.

Следующего пункта из моего списка в доме не оказалось. Я отправил Тревиса в еще одну мародерскую экспедицию. Оставалось лишь молиться о том, что Трейси будет не просто найти ром. Если бы Трейси вернулась домой сейчас, когда в ее лестнице зияла гигантская дыра, единственное, что оставалось бы мне – это взлететь на другую сторону проема и надеяться, что жена не сумеет преодолеть его. К счастью, Тревис успел прежде своей матери. Я бы купил ему мороженое, если бы у меня было время и если бы кто-то по-прежнему торговал мороженым. Он не сумел найти в точности то, о чем я просил, но дареному коню в зубы не смотрят. Тревис приволок кухонную столешницу из одного из заброшенных домов. Размеры доски были примерно два с половиной фута на шесть. Я отпилил примерно фут, а затем перевернул так, что огнеупорное покрытие оказалось снизу. После этого я приколотил к столешнице четыре деревянных планки шириной в два с половиной дюйма, так что образовалось что-то типа упора для ног. Конечно, жилищную комиссию моя конструкция никогда бы не прошла, но сейчас это волновало меня меньше всего.

Завершая работу над этим хитроумным приспособлением, я укрепил два крюка с проушинами на той части столешницы, которая была направлена к верхней площадке. Такие же крюки я вбил на верхней площадке – один как можно ближе к стене, а второй – к перилам.

Следующей задачей было надежно привязать эту хреновину. Надо было протянуть веревку от «новых» ступеней к крюкам на площадке. Хотелось бы мне сказать, что я умею вязать все эти хитрые узлы, которые развязываются по щелчку пальцев – но, увы, нет. Связав веревки четырьмя бабскими узлами, я решил, что немного осторожности никогда не помешает, и вбил в стену пятый и последний крюк. Затем я взял обрывок бечевки и привязал к крюку канцелярский нож. В случае нужды любой мог схватиться за нож и, перерезав оба конца веревки, скинуть «фальшивые» ступеньки вниз. Теперь, когда я почти закончил, оставалось лишь одно – а именно, испытать мое изобретение. В теории мой трап был довольно крепким.

– Эй, Трев! – крикнул я.

Тревис поднялся из подвала, где они с Томми сражались с Генри. Бульдог унюхал секретную заначку «Поп-тартов», принадлежащую Томми, и твердо вознамерился не уходить без добычи.

– Да, папа? – спросил Тревис, появляясь у подножия лестницы.

Он молод и, если что-то пойдет не так, поправится гораздо быстрее…

– Вот черт, – проворчал я себе под нос.

Меня одолевали муки совести.

– Я хочу, чтобы ты постоял там и, если что-то со мной случится, позвал на помощь.

Тревис взглянул на меня так, словно сомневался в моей вменяемости, но тут я указал ему на свой самодельный «подъемный мост». Тревису было не впервой сопровождать меня в больницу. У парня даже хватило присутствия духа отступить от подножия лестницы в прихожую на тот случай, если я покачусь кубарем. Вцепившись мертвой хваткой в перила, я поставил ногу на то, что теперь заменяло ступени. Не так уж и плохо. Лишь когда я поставил туда же вторую, вся конструкция начала раскачиваться. В общем, учитывая, что «ступени» держались только на веревке, да с каждой стороны имели по три дюйма люфта, мое первое выступление на этом домашнем аттракционе прошло довольно успешно. Тревис расхохотался, когда мое лицо стало одного цвета с костяшками пальцев. Короче, к этому надо было привыкнуть. Николь появилась на верхней площадке как раз вовремя, чтобы наблюдать за моими трюками.

– Ты помнишь Канаду? – с каменным лицом спросила она и удалилась, чтобы вернуться к прерванным занятиям.

Стрела попала в цель. После того случая Трейси не разговаривала со мной целый месяц, но сейчас я мог побить даже тот памятный рекорд. Когда я добрался до нижней перекладины своей конструкции, все сооружение покосилось вправо. Я отчаянно вцепился в перила, рядом со мной зияла пропасть шести дюймов в ширину, на глубине которой отлично просматривались подвальные ступени. Эта штука была нефункциональна. Если кому-то придется подниматься или спускаться по лестнице, неся что-то в одной руке, то тут все прольется к чертям собачьим. В красках представляя свое падение вниз, я задумался о том, не стоит ли восстановить все в изначальном виде? В ту секунду я был вполне на это готов. Однако загвоздка состояла в том, что я обрезал косоуры, и, убей меня Бог, не мог представить, как вернуть все обратно – по крайней мере, в рабочем виде. Шалтай-Болтай отдыхает. Должен был найтись способ стабилизировать этот шатающийся кошмар. Весь смысл моего «потайного люка» состоял в том, что его можно было быстро убрать. Я спроектировал его (ладно, может, «спроектировал» – это слишком громко сказано), чтобы удерживать неприятелей внизу, если когда-либо возникнет такая необходимость. Но овчинка явно не стоила выделки, если всем живым в этом доме придется сращивать переломы.

Кончилось тем, что я приколотил к обеим сторонам мостика по доске и, настроив себя на решительный лад, отважился вновь пересечь бездну. Большую часть пути доска почти не раскачивалась. В какой-то момент я даже отпустил перила, ощутив себя невероятным храбрецом. И все же я не пустил бы никого на эту штуку без предварительной подготовки.

В качестве следующего смелого шага я заклеил скотчем оба выключателя, на нижней и на верхней площадке лестницы, так, чтобы свет был включен двадцать четыре часа в сутки. Это тоже вряд ли добавило мне баллов в глазах жены, но, по крайней мере, так я мог заметить ее приближение, когда она задумает спихнуть меня с трапа. Прихватив Тревиса, я быстро покинул место преступления. Лучше уж меня не будет дома, когда Трейси решит покончить со мной.