Текст книги "Zombie Fallout. Апокалипсис"

Работы на стене велись с маниакальным упорством, и это еще слабо сказано. Что бы Джед и Алекс ни сказали своим труженикам, чтобы подстегнуть их, это сработало на ура. Алекс решил, что лучше начать реконструкцию стены с наиболее узкой стороны прямоугольника. Он обосновал это тем, что зомби для начала попытаются найти готовые лазейки. Разделив команду на две равные части, он отправил их по местам, а сам постоянно разъезжал из одного конца комплекса в другой, наблюдая за ходом работ. Идея Алекса была достаточно проста в применении и гениальна по сути. Проблема заключалась в материалах. В идеале, металлические листы дюймовой толщины (размером примерно четыре на восемь футов) крепились к стене. Их поддерживал каркас из железных балок толщиной с железнодорожные рельсы, причем один заостренный конец вгонялся в землю на фут. Опорные столбы располагались через каждые восемь футов. Однако железных листов и балок у Алекса хватало лишь на то, чтобы чередовать их с менее крепкими деревянными столбами, да и то только на тех сторонах стены, где были ворота. Длинные стороны на востоке и западе приходилось укреплять с помощью толстой фанеры и брусьев четыре на четыре – тоже неслабая защита, но выглядели они не столь внушительно, как их металлические кузены. Укрепить перевернутый трейлер оказалось сложнее – при малейшем давлении крыша начинала прогибаться. Это тревожило Алекса, но, учитывая объем работы и недостаток времени, приходилось отложить решение на потом.

Наиболее сложной задачей оказались ворота, и Алекс весь день бился над ней. Естественно, они были самыми слабыми точками в обороне – но давление жителей комплекса связывало инженеру руки. Что бы он ни установил там для защиты от зомби, это «что-то» пришлось бы быстро сдвигать в случае массового бегства людей. Чего мои соседи не понимали, так это того, что к тому моменту массовое бегство станет уже невозможным. Точно как песне: «Никто не уйдет отсюда живым». Это смахивало на ловушку для тараканов – если мертвецы проникают внутрь, живые не выходят наружу. Однако люди предпочитали держаться за последнюю надежду, какой бы наивной она ни была. Своим упрямством они лишь УВЕЛИЧИВАЛИ степень риска. Вот почему я так тщательно разрабатывал собственный план эвакуации.

Глава 18
Дневниковая запись 16

Я обнаружил Алекса на юго-восточном углу стены. Мы были знакомы с ним всего несколько дней, но я уже считал этого человека одним из лучших своих друзей. Кое к кому, кого я знал всю свою сознательную жизнь, я не пошел бы даже на свадьбу, если бы там не было бесплатного бара. Алекс и его семья произвели на меня такое впечатление, что в моем личном рейтинге он быстро поднялся до позиции «я готов принять за него пулю». Пафосно, я знаю, но морпехи иногда так думают.

– Привет, Алекс. Как дела? – спросил я, хлопнув его по плечу.

Он обернулся и смерил меня хмурым взглядом.

– Могли быть и получше, Тальбот. У меня могло бы быть больше рабочих, больше материалов и еще парочка инженеров – а в остальном чики-пуки.

Но затем его широкую физиономию расколола улыбка.

– Слышал, ты закончил ремонт?

Я так и застыл, разинув рот. То есть я знал, что новости разносятся быстро, особенно в замкнутых сообществах, но это уже было какое-то безумие. А затем я обнаружил виновника. Томми робко помахал мне, опуская на место двухсотфунтовую металлическую пластину с такой легкостью, словно это был ее фанерный собрат.

Алекс заметил, на кого я смотрю.

– Хотелось бы мне иметь полсотни таких, как он. Этот парнишка силен, как бык.

Я улыбнулся Томми в ответ. Парень придерживал пластину одной рукой, а другой рылся по карманам, пока не выудил из одного батончик «Три мушкетера».

– И работает за минимальный оклад, – рассмеялся Алекс.

– Алекс, – серьезно начал я, – отчасти поэтому я тебя и искал.

Следующие несколько минут я провел, излагая ему свой план отступления на тот случай, если все полетит к чертям. А также безрезультатно уговаривая его переселиться поближе ко мне.

– Не могу я переехать, – пожаловался он. – Моя жена наконец-то почувствовала себя в безопасности. Она только-только перестала кричать во сне и завела друзей по соседству. Я знаю, что их присутствие ее успокаивает. Mi amigo[67]67
  Друг мой (исп.).


[Закрыть], я даже не уверен, что то, о чем ты говорил, сработает, хотя это неплохое начало. Лестницы, говоришь? Звучит так же надежно, как твои скользящие ступеньки.

– Думаешь, это сработает? – сказал я, указывая на его укрепления.

– На какое-то время, – мрачно ответил он.

– Весьма успокаивает, – язвительно произнес я.

Алекс пожал плечами.

– Что я могу тебе сказать? Стены устоят, если мы установим подпорки. Проблемой будут ворота. Не знаю, я бы вообще их заложил.

Он снова пожал плечами, обходя молчанием печальную истину.

– Тем более, ты должен либо переехать ко мне, либо, по крайней мере, поселиться рядом, – настойчиво повторил я.

Алекс не претендовал на мученический венец. Он вовсе не желал отправиться на дно вместе со всем судном – семья значила для него все. Когда до него наконец-то дошло, что его дело обречено, он решил заново все обдумать.

– Я поговорю с Мартой сегодня вечером.

В его болезненной улыбке не было и тени уверенности. Я снова положил руку ему на плечо.

– Алекс, тебе придется сделать больше, чем просто поговорить с ней. Тебе придется ее уговорить.

Его по-прежнему лицо оставалось бледным.

– Слушай, пусть ее друзья тоже переезжают. В самом худшем случае речь идет об одной десятой мили. Это же не переезд с побережья на побережье.

Однако мои аргументы его не убеждали. Он понимал, что было бы логично так поступить. Но оставалось убедить его лучшую половину, а Марта всегда жила сердцем, а не головой.

– Ладно, ладно, не буду настаивать. Пока. Просто скажи, что нам с Тревисом делать.

Его плечи чуть расслабились. Я понял, что Алекс поговорит с женой, просто не прямо сейчас.

День был морозным, а труд тяжелым. Ничего примечательного не случилось, не считая нескольких ударов молотком по пальцу – и нет, не только по моему, я проделал это всего дважды. Во второй раз у меня из глаз едва не брызнули слезы. Мы без особых происшествий покончили с опорными столбами на двух коротких сторонах и продвинулись почти до трети восточной стены – и тут все внезапно изменилось.

От северных ворот донесся вой тревожной сирены. Послышались крики. Я не слышал выстрелов, поэтому предположил, что все еще более или менее в норме. Как и прочие зеваки, я тут же побросал все дела, что, возможно, и к лучшему. Кажется, я имел все шансы на то, чтобы в третий раз врезать молотком по пульсирующему от боли пальцу, и сейчас слезы бы точно пролились. Это бы изрядно позабавило Тревиса. Кажется, парень был абсолютно убежден в том, что у меня отсутствуют слезные железы. Создатели рекламных роликов для канала Hallmark[68]68
  Hallmark Channel – кинокомпания и телевизионный канал, специализирующиеся на производстве и трансляции классических сериалов и фильмов, ориентированных для семейного просмотра.


[Закрыть] будут рады узнать, что на самом деле это не так, но эту тайну я унесу с собой в могилу.

К тому времени, когда я добрался до ворот, там уже столпилось человек шестьдесят-семьдесят. Добрая четверть всего населения комплекса. Странно, что сюда не сбежались все, но приятно было осознавать, что часовые на воротах и на сторожевых башнях не побросали своих постов. К тому же многие все еще не пришли в себя от первоначального шока. Некоторые были напуганы настолько, что не выходили даже за едой – провизию приходилось доставлять им на дом.

Я пробрался в первые ряды, пытаясь понять, что тут происходит. Ни зомби, ни живых захватчиков не наблюдалось. Мне даже подумалось, что кто-то случайно нажал на кнопку тревоги. Это был бы не первый случай. К счастью, до синдрома мальчика, кричащего «Волки!», мы еще не дошли. Пока.

Протолкавшись в первый ряд, я сжал звенья проволочной сетки. Когда я наконец понял, что взволновало аборигенов, моя хватка стала судорожной. В поле, напротив нашего маленького убежища стояло то, что я мог назвать не иначе как Вестником Рока. Оно олицетворяло все те кошмары, что обрушились на наш мир в последние дни. Это было воплощение самой смерти. Четверо всадников апокалипсиса в одной упаковке. Передо мной стояла та самая зомби-дева, что убила Сплиндера. Когда-то она была папиной маленькой принцессой со смешными хвостиками, в нарядном платьице. Из конфет и пирожных, из сластей всевозможных, с кукольным домиком Барби и Кена. А теперь стала средоточием вселенского зла.

Она стояла в поле, в двух сотнях ярдов от меня, и все же от ее близости леденело сердце. Ее рваные лохмотья развевались на несуществующем ветру, как будто она была центром сверхъестественного урагана. Толпа, поначалу тревожно шумевшая и гомонившая, затихла, как и я сам. Всех нас ужаснуло дыхание надвигающегося рока. Единственным звуком был шорох одежды – каждый пытался протиснуться вперед, чтобы получше разглядеть происходящее. Некоторым, впрочем, увиденного хватило. Они отделялись от толпы, возможно, для того, чтобы рассказать остальным, что Бугимен реален, и что это не «он», а «она». Часовой на воротах поднял ружье, чтобы пристрелить монстра, но отчего-то застыл в нерешительности. Похоже было на то, что он не прочь сбежать с остальными, и я не мог его за это винить.

Когда зомби подняла руку и указала на нас, у меня перехватило дыхание. Я ощутил такой холод, словно в грудь мне вонзили заиндевевший ледоруб. От этой фантомной раны по телу растекалась ледяная кровь. Меня не покидало ощущение, что она указывает на меня, но разве для зомби все люди не выглядят одинаково? В смысле, я же не отличу одну корову от другой. По мне, они все хороши на вкус. Не хочу сказать, что все мы скоты, но ведь для зомби так и есть, верно? Я обнаружил, что медленно, почти неосознанно смещаюсь назад и вправо. Конечно, мы встречались с этой тварью в прошлом, но это не значит, что мне хотелось будущих встреч. По крайней мере с ней… с этим… чем бы оно ни было. Даже с такого расстояния ее рука, с прямым, словно стрела, указательным пальцем отслеживала мое замаскированное отступление. И, мать вашу растак, к моему большому сожалению, это не прошло незамеченным. Проклятый часовой, который должен был сразу пристрелить ходячий кошмар, проследил за тем, куда нацелен палец зомби.

– Тальбот? – сказал он, разворачиваясь и глядя на меня. – Кажется, она указывает на тебя.

На секунду я застыл на месте, надеясь, что она опустит указующий перст. Но не тут-то было. Часовой схватил меня за руку и снова вытащил вперед. Я трясся и потел одновременно. Крайне неприятное ощущение.

– Это ведь зомби, так? – спросил караульный.

Голос все еще не вернулся ко мне – он затерялся где-то между шоком и благоговейным ужасом.

– Но как это возможно? Ради всего святого, она же показывает, а зомби не умеют показывать. Верно? Но я отсюда чувствую ее вонь. И то, как она движется – люди так не ходят.

Не знаю, к кому он обращался. Я даже не понимал, существует ли он. Все мое внимание было сосредоточено на ней… на этом. Сосредоточено настолько, что я и по сей день не понял, было ли это игрой света или какой-то ворожбой. О том, что произошло дальше, я могу сказать лишь, что мое сознание внезапно дернули так сильно, что я оказался в нескольких футах от зомби. Указующий жест превратился в призывный, «иди сюда» – и я мог сказать, что для нее это было сложным маневром, поскольку тело зомби-девы было сковано трупным окоченением. Усилие, необходимое для того, чтобы согнуть и разогнуть палец, заставило ее морщиться от напряжения. Ее губы шевельнулись, сложившись в слово: «Приди». Я был рад и тому, что там присутствовало лишь мое сознание, а не тело. Я видел ее дыхание, и оно не имело ни малейшего отношения к холоду. Все инстинкты приказывали мне бежать, но странное притяжение, заставляющее идти к ней, было еще сильнее.

– Открой ворота, – сказал я часовому.

Я не узнал собственный голос, таким тихим и далеким он мне показался. Караульный даже взглянул на меня, проверяя, вправду ли это я заговорил. Или, может, он слышал отчетливо, но решил, что у меня поехала крыша?

– Открой ворота, – чуть настойчивее произнес я, но это все равно прозвучало едва ли громче шепота.

Теперь, по крайней мере, я знал, что часовой услышал меня, потому что он ответил:

– Ни за какие коврижки, чувак.

«Чудесно, – подумал я. – Похоже, мне все же не придется выходить наружу, чтобы встретиться с собственным кошмаром наяву».

Мне даже захотелось расцеловать часового, хотя он явно был не в моем вкусе.

– Папа, куда ты идешь? – с тревогой спросил Тревис.

Но я был способен отвечать ему так же, как и контролировать собственные движения. Зачем я вскарабкался на изгородь? Что со мной не так? Неужели два десятка лет общения с травкой не прошли бесследно? Следовало внимательней прислушиваться к тому, что говорилось в фильмах о съехавших с катушек торчках. В тот момент они показались мне актуальными как никогда. И почему этот придурок-часовой не пытается стащить меня с изгороди? Чудак на букву «Эм»!

К счастью – или, наоборот, к несчастью – колючей ленты не хватило на то, чтобы обнести ею ворота. Мы компенсировали это большим количеством вооруженных людей, но этот факт вряд ли мог остановить меня. На секунду я задержался на изгороди – относительно безопасный приют нормальности с одной стороны, безумное, чудовищное и бессмертное воплощение всего порочного и мерзкого – с другой.

– Я сейчас позову маму! – выкрикнул Тревис в надежде, что эта старая угроза вырвет меня из когтей одержимости.

Как бы не так.

Если бы не холодные и острые навершия решетки, грозившие пронзить мои любимые неназываемые органы, я мог бы задержаться там и подольше. Однако я слез вниз. Когда я зашагал по полю, часовой швырнул сквозь решетку небольшой «Смит-Вессон» тридцать восьмого калибра.

– Возьми это, – умоляюще прокричал он.

– Не думаю, что от этого будет какой-то прок, – сказал я и уставился прямо ему в глаза, все еще надеясь, что он найдет какой-нибудь способ остановить меня.

Чертовы предательские ноги – еще никогда ни одна из частей тела настолько не подводила меня… не считая того случая в колледже (но это совсем другая история). Я медленно, тяжело пошагал к зомби-деве. Она наконец-то опустила руку. От улыбки, появившейся на ее лице, каждый волосок на моем теле встал дыбом. Я выглядел так, словно в меня ударила молния. Нельзя сказать, что страх прокрался в мою душу, нет, он властвовал там безраздельно. Она не принадлежала этому миру, по крайней мере, его надземной части.

Как это было возможно, что мои конечности двигались не по моей воле? Что могло ЗАСТАВИТЬ меня добровольно подойти к ней? Разум работал на холостых оборотах, в то время как ноги упрямо шагали вперед. Со стороны я, вероятно, и двигался как зомби.

«Зомбаки в ночи мне строят глазки»… «Зомбаки в ночи» на мотив «Странников в ночи» Синатры. Не то чтобы я не уважал Фрэнки, но именно это крутилось у меня в голове.

Болезнь не была милосердна к нашей гостье. Подойдя ближе, я ясно увидел оккупировавших ее тело разнообразных паразитов. Караван личинок следовал из дыры в ее левой щеке к макушке наполовину оскальпированного черепа. Мороз почти не скрывал омерзительного запаха ее плоти. Темные глаза стали почти неразличимы, ввалившись в черные дыры глазниц. В том, что я видел, не было ни крупицы милосердия. Глубины этих глаз вели лишь в одно место, и там было намного холодней, чем в здешних краях.

Это было безумием. Зачем я шел к ней? Под гипнозом? Из любопытства? Или, может, меня подспудно одолевало желание умереть? Я использовал все силы своего существа, чтобы остановить предательские шаги. Это было ужасно трудно. Улыбка зомби померкла. Этого напугало меня даже больше, чем все остальное и у меня намертво сжалось очко. Эй, слушайте, описывая все это, я испытываю не больше гордости, чем вы – удовольствия при чтении. То, что прежде казалось лишь холодным змеиным взглядом хищника, заприметившего добычу, теперь наполнилось злобой. Словно в душу мне разом заглянули все призраки преисподней. Хорошо еще, что мою задницу надежно замкнуло, а не то я вполне бы мог посоперничать ароматом с зомби. Повторяю, я этим не горжусь.

Я мог остановить свое продвижение вперед. Способность развернуться на сто восемьдесят градусов, однако, по-прежнему ускользала от меня. Зомби-дева внимательно наблюдала за тем, как я пытался восстановить контроль над собственным телом. Ее рука вновь поднялась. И снова палец куда-то указывал, но на этот раз не на меня. На сей раз он развернулся в направлении гор. Какого черта это значило? Ее рука медленно навелась на меня, а затем снова повернулась к вершинам.

– Что? Я? – спросил я, как всегда, показывая себя блестящим собеседником. – Ты хочешь, чтобы я шел к горам?

А затем это произошло. Безжизненный голос мертвых, призрачное, чуть слышное стенание вырвалось из провала ее рта.

– Иди, – прошипело существо.

Это больше смахивало на ядовитые испарения, вырвавшееся из глухо запечатанного склепа, чем на человеческую речь.

– Ты хочешь, чтобы я ушел? Ушел куда? Отсюда? – зачастил я.

Думаю, я задавал столько вопросов потому, что не хотел слышать ее ответное сипение. Скрип сухих ногтей по меловой доске был неизмеримо приятней, чем еще один звук из уст этого чудовища.

– Могу я взять с собой семью?

Но ее рука по-прежнему указывала на запад.

– Могу я взять с собой друзей?

Да ладно, даже я понимал, что это бесполезно. Она пришла сюда не за первосортной недвижимостью. Она явилась за первосортным мясом. И по какой-то причине, которую я даже вообразить себе не мог, она давала мне уйти. Кто знает, может, она считала, что я окажусь слишком жилистым или, что более вероятно, с душком. У меня не было ни тени сомнения, что это разовая акция, и что она распространяется только на меня. Если я развернусь и пойду обратно к комплексу, никаких сделок больше не будет.

– Но почему я?

В моем голосе прорезались нотки мольбы. Ее молчание лишь усилило мое замешательство.

– Я не могу.

Слабый призрак того, что могло бы сойти за улыбку, исчез. Когда ее рука опустилась, я почувствовал, что предложение больше недействительно. Женщина медленно приблизилась. Я отказался от свободы, превратившись в кусок мяса. Разум отчаянно призывал меня к бегству, абсолютно игнорируя ту часть, где говорилось про сражение. Это не было поединком воль – я ощущал себя совершенно беспомощным. Словно замерший от страха сурок, я ждал, когда орел с криком спикирует с неба и вонзит когти в мою плоть. Мне не хватало сил даже на то, чтобы закрыть глаза. С возрастающим ужасом я наблюдал за ее приближением. Быстрой смерти ждать не стоило. Мой мочевой пузырь вопил во весь голос, мечтая опорожниться. Но даже в последнем праве на публичный конфуз мне было отказано. В ноздрю зомби заползла муха. Она обратила на это не больше внимания, чем на вшей, копошившихся в ее грязных спутанных волосах. Из небольшой ранки на шее выполз жук, волочивший крохотный ошметок мяса – неизвестно откуда добытый трофей. Единственное, что еще исправно работало в моем теле – обонятельные рецепторы. Наверное, так и было задумано. Содержимое желудка тщетно стремилось покинуть свою обитель и выплеснуться наружу. Запах гниения стал почти осязаемым – я мог видеть его, я чувствовал его вкус. Подобно непротертым супам «Кемпбеллс», он был настолько густым, что я мог бы есть его вилкой. Да, способность к сарказму она мне тоже оставила.

Тонкие полоски плоти, что прежде были губами, раздвинулись, обнажив черные искрошенные зубы с застрявшими между ними волокнами гнилого мяса. Ее пепельно-серый язык высунулся и прошелся по зубам, пытаясь подцепить самые лакомые кусочки. Она стояла лицом к лицу со мной – между нами не было и шести дюймов. С меня градом лился пот. Я трясся от бессилия, но затем и это прошло. Что ж, я не умру в бою, но хотя бы умру стоя. Слабое утешение. Все равно, что выиграть утешительный приз за участие в матче Малой бейсбольной лиги. Всем наплевать.

Интересно, каково это, когда тебе зубами раздирают лицо? Почувствую ли я боль? Вряд ли. Мало что можно было прочесть по ее почти застывшему лицу, но, тем не менее, я чувствовал, что происходящее доставляет ей некое извращенное удовольствие. Она придвинулась еще ближе – и будь у меня мятная жвачка, я бы обязательно ее угостил. Зомби по-прежнему держала мои глаза открытыми, но придвинулась уже так близко, что ее черты размылись. На мое глазное яблоко села муха. Это было самое отвратительное, что случалось со мной за всю мою жизнь. Однако зомби-дева тут же побила рекорд: она поцеловала меня.

Внутри меня все взвыло от протеста, желудок скрутило, словно в стиралке на режиме отжима. Казалось, если мне не разрешат открыть клапаны и спустить пар, все это вырвется у меня из груди, как Чужой из Рипли. Поцелуй оказался очень холодным, что, в принципе, не удивительно – но еще (что как раз удивительно) очень нежным. Это был, в буквальном смысле, поцелуй смерти, полученный от мертвой. Куда уж ироничней, правда? Губка для мытья посуды, обернутая наждачкой и вращающаяся со скоростью сто девяносто оборотов в минуту под струей кипятка не поможет бы мне вновь ощутить себя чистым. Срань Господня, я был по-настоящему осквернен. Меня целует зомби! Она что, не читала моей биографии? Да я почетный член клуба гермафобов! Когда мертвая отстранилась, между нами осталась слабая связь в виде нити темной и вязкой жидкости.

Муха наконец-то слетела с моего глаза и приземлилась на этот хрупкий мост. Язык зомбачки, невероятно длинный, выстрелил изо рта и затащил насекомое в щель между резцами. Клянусь, я услышал чуть уловимый хруст тонкого экзоскелета. Отжим в моей внутренней стиралке работал вовсю. Изо рта мертвой повело воздухом, пахнущим покойницкой. Она смеялась – она полностью осознавала, что сделала, и находила в этом темное удовольствие. Зомби-дева отошла еще на фут и «отпустила» меня.

Забившись в ужасных судорогах, я рухнул на землю. Обхватив себя руками, я свернулся в позе эмбриона. Везувий наконец-то прорвало. Горячая рвота исходила паром на ледяной земле. Тихий свист воздуха, сопровождавший веселье зомбачки, продолжался. Что ж, рад был ее позабавить. Долгие минуты я попеременно то опорожнял желудок, то судорожно втягивал большие глотки морозного воздуха. Не знаю, как долго это длилось. Боль постепенно утихала, потихоньку, по доле градуса. Каждый новый вдох давался легче, чем предыдущий, но разница была едва ощутима. Может, это длилось минуты или целые дни – я потерял всякое представление о времени, хотя щека, прижимавшаяся к земле, быстро замерзала, а от лужи блевотины перестал подниматься пар.

– Майк?

Слабый, как комариный писк, голос пытался пробиться сквозь паралич безумия, постепенно охватывающий мой разум.

– Майк?

И снова этот бестелесный голос, произносящий лишенное смысла слово.

– Берись за ноги, я возьму его голову.

Я почувствовал, как меня поднимают – а затем благословенная темнота отняла у меня способность мыслить. Я парил в белой пустоте. Но я больше не боялся – я был свободен, свободен от бремени, от греха, от ответственности… а потом, кажется, меня снова вырвало. Не то чтобы я это ощутил, просто услышал крик отвращения, вырвавшийся у одного из несущих меня людей. Это показалось мне смешным, примерно так же, как сумасшедшему кажется забавным размазывать дерьмо по стенам. Да и велика ли разница? Я подошел слишком близко к краю, может, даже сделал один рискованный шаг за грань, и теперь оказался во власти гравитации. Меня затаскивало прямо в бездну. Еще не было изобретено такого лекарства, которое спасло бы этот тонущий корабль. Я по спирали несся вниз. Белизна стала чернотой, а связная мысль – пустой иллюзией.